Текст книги "Время любить"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Ронсеваль
Начиная от полуразрушенных укреплений Сен-Жан-Пье-де-Пор, древняя римская дорога взбиралась вверх и так – восемь добрых миль, до перевала Бентарте. Дорога оказалась узкой, трудной. Древние каменные плиты были покрыты тоненькой корочкой льда. Катрин и ее спутники по совету земского судьи Сен-Жана предпочли пойти именно по верхней дороге, а не по той, что шла через Валь Карлос. Знатный господин тех мест и одновременно разбойник Вивьен д'Эгремон захватил дорогу через долину и действовал там вместе со своими дикими бандами. Конечно, солдаты-бургундцы, сопровождавшие мадам де Шатовиллен, соединившись теперь с теми, что служили охраной Яну ван Эйку, были хорошо вооружены, но первобытная дикость людей Вивьена д'Эгремона заставляла быть осмотрительными.
По мере того как они забирались все выше в горы, становилось все холоднее. По отрогам Пиренеев постоянно дул злой ветер, то прогоняя туман, то опять нанося его длинные ледяные лоскуты, которые сгущались вокруг них, иногда скрывая даже самые близкие скалы. Они вынуждены были спешиться и вести лошадей под уздцы, постоянно опасаясь свалиться. Катрин слышала, как бурчала и бранилась Эрменгарда: она с трудом шла вперед, и с обеих сторон ее поддерживали Жилетта де Вошель и Марго.
– Дрянь погода и дрянь страна! Стоило пойти по нижней дороге, где когда-то прошел император Карл Великий! Разбойники, мне кажется, менее опасны, чем эта дорога. Здесь хорошо только козам. В моем возрасте таскаться по скалам как старая ведьма!
Катрин не могла удержать улыбки. Повернувшись, она бросила:
– Ну-ну, Эрменгарда! Не ругайтесь! Вы же сами этого хотели!
С самого утра она шла молча, снедаемая грустными мыслями, от которых никак не могла отделаться, с любопытством разглядывая головокружительные пейзажи с пропастями и белыми вершинами гор. Где-то здесь исчез Готье. Борясь с трудной дорогой, таща за собой лошадь, Катрин не переставала думать о Готье. Иногда казалось, что из тумана вдруг возникала массивная фигура ее товарища, воскресала его доверчивая улыбка… Тогда горло у Катрин сжималось, и она вынуждена была на миг прикрывать глаза, чтобы сморгнуть набегающие слезы. Потом тень добряка-гиганта сменялась воспоминаниями об Арно, и сердце Катрин разрывалось от боли. В какой-то момент муки ее стали такими жестокими, что она захотела лечь на ледяные камни и ждать смерти… Только гордость и воля, которые были сильнее отчаяния, заставляли ее идти вперед.
Когда они оказались на перевале Бентарте, день начал склоняться к ночи. Ветер дул такими сильными порывами, что путники продвигались вперед согнувшись. Подъем кончился, но теперь нужно было идти по гребню. Небо нависало так низко, что казалось, протяни руку, и вот оно уже рядом.
В этом пустынном месте стояли сотни примитивных деревянных крестиков, оставленных паломниками. Катрин посмотрела на них с ужасом: ей показалось, что она стояла посреди кладбища! Усталость сковала ее, ноги болели, и вся она дрожала от холода. Да, очень твердо нужно было верить в чудо встречи с Арно, чтобы переносить столько мучений.
Дорога до приюта в Ронсевале показалась ей бесконечной. Когда наконец они увидели знаменитый монастырь, залитый лунным светом, Катрин не поверила своим глазам. Она увидела только фонари. Их несли человеческие руки, и эти фонари означали жизнь, тепло… Сжав зубы, она сделала последнее усилие, чтобы добраться до приюта; но, оказавшись там, рухнула в полном изнеможении.
* * *
Сидя на огромном камне возле очага, обернув ноги в козью шкуру, а в руках зажав миску с горячим супом, Катрин мало-помалу приходила в себя. Среди этой усталой и молчаливой толпы паломников скользили черные сутаны монахов. Они раздавали хлеб и суп, не делая различия между изящным посланцем Великого Герцога Запада и самым жалким из наваррских крестьян. Вдруг распахнулась дверь и в нее ворвался холодный ветер. Вошли два монаха в коротких мантиях с низко надвинутыми капюшонами. Они несли носилки с телом, обернутым в одеяло. Несколько голов поднялись при их появлении, но скоро опять опустились: больной или раненый, может, и мертвый – это так обычно в здешних местах. Монахи проложили себе дорогу к очагу.
– Мы нашли его у Прохода Роланда, – сказал один из них приору, который подошел к ним.
– Мертвый?
– Нет. Но очень слаб! В плачевном состоянии! Видно, на него напали разбойники, обчистили его и избили.
Говоря это, монахи поставили носилки перед камином. Чтобы дать им место, Катрин прижалась к Эрменгарде, машинально бросив взгляд на раненого. Вдруг она вздрогнула, встала и наклонилась над бесчувственным человеком, вглядываясь в исхудавшее лицо.
– Фортюна! – прошептала она сдавленным голосом. – Фортюна, Бог мой!
Это был первый луч надежды, появившийся из мрака. Ведь этот человек знал, где Арно. И вдруг он вот-вот умрет и ничего так ей и не скажет!
Один из монахов посмотрел на нее с любопытством.
– Вы знаете этого человека, сестра моя?
– Да… Я не могу поверить своим глазам! Это оруженосец моего супруга… Что же случилось с его хозяином?
– Вам нужно обождать немного и потом его расспросить. Мы сначала дадим ему лекарства для поддержки сердца, обогреем и дадим поесть. Дайте-ка нам заняться всем этим.
С сожалением Катрин отошла и опять заняла свое место у очага. Ян ван Эйк, который следил за развернувшейся сценой, подошел к ней и взял ее за руку. Рука была ледяной… Художник почувствовал, что молодая женщина дрожит.
– Вам холодно?
Она отрицательно покачала головой. Катрин не могла оторвать взгляда от этого худого и неподвижного тела, которое монахи растирали, а в это время приор подносил маленький флакончик к его бледным губам.
Энергичное растирание и лекарство начинали действовать. Чуть окрасились щеки цвета пепла, губы зашевелились; вскоре он открыл глаза и уставился на тех, кто ухаживал за ним. Приор улыбнулся:
– Вам лучше?
– Да… лучше! Я вернулся издалека, так ведь?
– Да, надо сказать! Думаю, разбойники напали на вас и потом оставили, приняв за мертвого.
Фортюна попытался приподняться.
– Эти скоты избили меня. Думал, что переломали все кости…
– Это пройдет. Снадобье успокоит ваши боли…
Приор выпрямился, и его взгляд встретился со взглядом Катрин. Она подумала, что прочла в нем сигнал к действию, и, не в состоянии более сдерживать себя, устремилась вперед. Приор склонился над Фортюна.
– Сын мой, здесь есть некто, желающий поговорить с вами.
– Кто?
Гасконец повернул голову в ее сторону. Вдруг он узнал Катрин и снова попытался приподняться.
– Вы!.. Это вы? Это невозможно!
Молодая женщина бросилась на колени у носилок.
– Фортюна! Вы живы, хвала Господу, но где же мессир Арно?
Она сжала руку оруженосца, но тот грубым движением вырвал ее, а худое, обросшее бородой лицо его исказилось ненавистью.
– Вам так уж хочется это знать? Что вам до этого? Не все ли равно вам, что случилось с мессиром Арно? Вы предали его, бросили. Что вы здесь делаете? Вы что, уже надоели своему новому супругу, и вам приходится бегать по дорогам в поисках приключений?
– Сын мой, вы забываетесь! Что это за разговор? – вскричал приор.
– Этот человек обезумел! – вторил ему Ян ван Эйк. – Я заставлю его проглотить наглые слова!
Катрин удержала Яна, который уже выхватывал кинжал из-за пояса.
– Оставьте, – сказала она твердо. – Это касается только меня! Не вмешивайтесь.
Но насмешливый взгляд Фортюна остановился на побелевшем от гнева художнике.
– Вот и еще один услужливый рыцарь, как вижу! Ваш новый любовник, мадам Катрин?
– Прекратите оскорбления! – произнесла она резко. – Отец мой, и вы, мессир ван Эйк, будьте любезны отойти. Повторяю, это касается только меня одной!
В ней нарастала ярость, но она унимала ее ценой страшного усилия воли. Она вернулась к носилкам и встала, скрестив руки.
– Вы ненавидите меня, Фортюна? Это новость!
– Вы думаете? – произнес он. – Для меня это вовсе не новость! Я вас ненавижу с того самого проклятого дня, когда вы дали ему уйти с монахом, вашему супругу, которого вы любили, как сами же утверждали.
– Я подчинилась его приказу. Он так хотел!
– Если бы вы его любили, вы оставили бы его силой! Если бы вы его любили, вы бы увезли его в какое-нибудь имение, ухаживали бы за ним и умерли сами от его болезни…
– Не вам судить о моем поведении! У меня был сын, и его отец потребовал, чтобы я осталась при нем!
– Может быть, тоже из послушания вашему мужу вы утешились в объятиях господина де Брезе и отправили его разбить сердце мадам Изабелле… и сердце мессира Арно, а потом еще вышли за него замуж?
– Это же ложь! Я остаюсь мадам де Монсальви и запрещаю кому бы то ни было в этом сомневаться! Мессир де Брезе принял свои помыслы и желания за реальность. У вас есть еще что-нибудь, в чем вы могли бы меня упрекнуть?
Они забыли об осторожности, и их голоса звучали все громче. Приор решил вмешаться:
– Дочь моя! Может быть, вы предпочтете закончить этот спор в спокойной обстановке? Я прикажу отвести вас в капитульский зал вместе с этим человеком…
Но она отказалась.
– Бесполезно, отец мой! Все, что я могу сказать, может слышать весь мир, ибо мне не в чем себя упрекнуть! Ну что, Фортюна, – опять заговорила она, – я жду! У вас еще есть что мне сказать?
Глухим и тихим голосом, с едва сдерживаемой ненавистью оруженосец Арно бросил:
– И что же только он вытерпел из-за вас! Знаете ли вы, какую пытку он вынес со дня, когда вы его бросили? Дни без надежды, ночи без сна, с чудовищной мыслью, что он заживо гниет! Он был моим хозяином, самым смелым и благородным из рыцарей!
– Вы что, собираетесь рассказать мне о добродетелях человека, которого я люблю?
– Которого вы любите? – усмехнулся Фортюна. – Рассказывайте это другим!
– А почему же я здесь? Вы разве не поняли, что я ищу его?
Фортюна посмотрел Катрин прямо в лицо и внезапно рассмеялся. Этот смех был оскорбительнее ругательств, он показал полную меру ненависти, которую питал к ней гасконец.
– Ну что же, ищите, прекрасная дама! Он потерян для вас… потерян навсегда! Слышите: потерян!
Он прокричал слово, словно боялся, что Катрин не почувствует всего безысходного его значения.
– Он… умер! – произнесла она бесцветным голосом.
Но Фортюна опять разразился смехом.
– Умер? Ошибаетесь, мадам Катрин! Он выздоровел…
– Выздоровел?Боже правый! Святой Иаков совершил чудо!
Ее переполняла радость, но гасконец поспешил опровергнуть ее мысль.
– Никакого чуда не было; я чту монсеньора святого Иакова, но должен признать, что он не внял молитвам мессира Арно. Зачем ему было это делать, впрочем? Мессир Арно не был болен проказой!
– Не был болен… проказой? – пролепетала Катрин. – Но…
– Вы просто ошиблись, как и все прочие… Когда мы ушли из Компостела, мессир Арно считал себя прокаженным. Он потерял надежду… Хотел умереть, но не хотел умереть просто так. «Мавры все еще не оставили Гранады, и кастильские рыцари сражаются с ними, – сказал он мне. – Вот туда я и пойду! Бог отказал мне в излечении, но он, конечно, позволит мне умереть в схватке с неверными!» Тогда мы отправились к югу. Мы прошли горы, засушливые земли, пустыни… и прибыли в город, который называется Толедо… Там все и случилось!..
Фортюна подождал немного, наслаждаясь нетерпением Катрин.
– Что случилось? – спросила она сухо. – Ну давай! Говори!
– А, вам не терпится узнать? Однако, клянусь, с этим вам не стоит спешить. Так вот, когда мы прибыли в город на холме, мы застали там шествие посла Гранады, возвращавшегося к себе в страну после встречи с королем Хуаном Кастильским.
– Боже мой! Мой супруг попался в руки неверных! И ты смеешь радоваться?
– Есть разные способы попасть в плен, – заметил Фортюна с хитрым видом. – Тот, что выпал на долю мессира Арно, не заключает в себе ничего неприятного…
Вдруг гасконец сел и вскинул на Катрин горящий взгляд, а потом произнес с победным видом:
– Послом была женщина, мадам Катрин, принцесса, родная сестра правителя Гранады… И она прекраснее светлого дня! Никогда мои глаза не любовались на такое ослепительное создание! Впрочем, и глаза мессира Арно тоже!
– Что ты хочешь сказать? – спросила Катрин, и внезапно у нее пересохло в горле.
– Вы не понимаете? Зачем же мессиру Арно отказываться от любви самой прекрасной из принцесс, когда его собственная жена бросила его ради другого? Он был волен любить, тем более что благодарность примешивалась у него к восхищению.
– Благодарность?
– Врачу принцессы понадобилось всего три дня, чтобы вылечить мессира Арно! У него не было проказы, я уже вам сказал, у него была другая болезнь, легко излечимая, дикарское название которой я забыл! Но теперь мессир Арно вылечился, он счастлив… а вы потеряли его навсегда!
Наступила тишина, ужасная, полная, словно все люди, из которых большая часть ее вовсе не знали, прислушивались к биению сердца Катрин. А она тоже прислушивалась к тому, как медленно и исподволь в ее сердце прокладывали себе дорогу мука и ревность… У нее возникло впечатление, что ее опутали скользкие, омерзительные путы, от которых никак нельзя отделаться. В мозгу возникло невыносимое видение: Арно в объятиях другой!.. Ей вдруг захотелось кричать, выть, чтобы как-то облегчить жестокую муку ревности. Она хотела закрыть глаза, но из гордости удержалась от этого. Вперив в гасконца горящий взгляд, Катрин прорычала:
– Ты лжешь!.. Не надейся, что я поверю тебе! Мой супруг христианин, рыцарь… Никогда он не отречется от веры, от своей страны, своего короля из-за какой-то неверной! А я просто глупа, что слушаю тебя, гнусный лжец!
Ей хотелось ударить искаженное ненавистью лицо гасконца, который с презрением и вызовом смотрел на нее…
– Я лгу?.. Вы осмеливаетесь говорить, что я лгу?.. – Уставившись на нее маленькими черными глазками, гасконец вытянул вверх руку и торжественно произнес: – Клянусь спасением моей бессмертной души, в настоящий час мессир Арно познает любовь и радость во дворце Гранады. Клянусь, что…
– Довольно! – прервал его громкий голос Эрменгарды. – Бог не любит, когда клятва приносит страдания людям! Однако скажи мне еще одну вещь: как же это получилось, что ты оказался здесь, ты, верный слуга? Почему же ты не остался рядом с хозяином и не разделил его радостей?
Внушительный силуэт вдовствующей графини, ее властная манера говорить охладили пыл темпераментного гасконца. Он опустил голову.
– Мессир Арно отправил меня к своей матери, так как знал, что она страдает. Я должен известить ее о его выздоровлении, сказать ей…
– Что ее сын, капитан короля, христианин, забыл свой долг и свою клятву ради прекрасных глаз какой-то гурии! Отличная новость для благородной дамы! Если де Монсальви такая, какой я себе ее представляю, этим-то и можно ее сразу убить!
– Мадам Изабелла умерла, – хмуро произнесла Катрин. – Ничто более не может ее огорчить! А миссия твоя выполнена, Фортюна!.. Ты можешь вернуться во Францию, а можешь поехать к своему хозяину…
Выражение жестокого любопытства появилось на худом лице гасконца.
– А вы-то, мадам Катрин, – спросил он со злорадством, – что вы теперь будете делать? Думаю, у вас не возникнет мысли идти и требовать супруга? Вам даже не добраться до него… Женщины-христианки там считаются рабынями и трудятся под кнутом, или же их отдают солдатам на потребу… если только их не подвергают страшным пыткам! Для вас, поверьте, лучшее – это хороший монастырь и…
Фраза прервалась ужасным хрипом: мощная рука Эрменгарды схватила его за горло.
– Я велела тебе замолчать! – взревела вдовствующая графиня. – А я никогда не повторяю два раза одно и то же.
Катрин обвела мутным взглядом любопытные лица, потом медленно направилась к двери, а черные складки ее платья мели солому, рассыпанную по плитам. Ян ван Эйк окликнул ее:
– Катрин! Куда же вы?
Она обернулась к нему и слабо улыбнулась.
– Мне необходимо побыть одной, друг мой… Оставьте меня!
Она хотела направиться в маленькую часовню святого Иакова. Перед ужином ей показали большую монастырскую церковь, но ей хотелось побыть в спокойном месте, оказаться наедине со своей болью и Богом. Часовня с низким склепом, где хоронили умиравших в дороге путников, показалась ей подходящим местом. Там было холодно, сыро, но Катрин лишилась телесных ощущений. Вдруг у нее возникло впечатление, что она умерла… Раз Арно изменил ей, ее сердцу более не оставалось надобности биться!.. Ради чужой женщины человек, которого она любила больше жизни, одним ударом разорвал нити, которые их связывали друг с другом. И Катрин почувствовала, что умерла ее частичка, главная, которая вела ее по жизни. Она одинока среди бесконечной пустыни. Руки ее были пусты, сердце пусто, жизнь уничтожена! Тяжело она опустилась на холодный камень, закрыла лицо дрожавшими руками.
– Почему? – прошептала она. – Почему?..
Долго она оставалась отрешенной от всего, что ее окружало, даже не молилась, не думала, не чувствовала холода. У нее не было слез. В черной и ледяной часовне она оказалась как в могиле и не желала больше из нее выходить. После того как Арно поклялся любить ее до последнего вздоха, он раскрыл объятия другой женщине…
Она была так убита горем, что едва почувствовала, как чьи-то руки заставили ее подняться, потом заботливо накинули ей на вздрагивавшие плечи плащ.
– Пойдемте, Катрин, – произнес голос Яна ван Эйка. – Не оставайтесь здесь! Вы подхватите простуду!
Она посмотрела на него бессмысленным взглядом.
– Ну и что?.. Ян, я уже мертва!.. Меня убили!
– Не говорите глупостей! Пойдемте!
Он заставил ее выйти из часовни, но она вырвалась из рук, которые ее поддерживали, и прислонилась спиной к стене. Порыв ветра взметнул ей волосы и привел ее в чувство.
– Оставьте меня, Ян, мне… мне трудно дышать!..
– Катрин, я догадываюсь, как вы мучаетесь, но запрещаю вам говорить, что вы мертвы, что ваша жизнь кончена! Все мужчины так просто не забывают свою любовь. Есть и такие, что умеют любить больше, чем вы думаете.
– Если Арно смог меня забыть, кто же сумеет остаться постоянным?
Не отвечая, художник развязал ворот кафтана, извлек сложенный пергамент с печатью и протянул его молодой женщине.
– Читайте! Я думаю, час пришел для исполнения моей миссии! Факел освещает вполне достаточно. Ну же, читайте!
Он вложил пергамент в заледеневшие пальцы молодой женщины. Письмо было запечатано черным воском, и на нем был отпечаток простого цветка лилии.
Она наклонилась, чтобы разобрать несколько слов, написанных в послании, на самом деле очень кратком.
«Тоска по тебе не дает мне ни отдыха, ни передышки! Вернись, моя нежная любовь, и я попрошу прощения!.. Филипп…»
Катрин подняла голову и встретилась со взглядом Яна. Низким голосом, с пылкой убедительностью он прошептал:
– Этот не забыл, Катрин… Вы оставили его, бросили, обманули и оскорбили! А он только и думает о вас! Если знать его безграничную гордость, можно понять цену этого письма, не так ли? Вернемся вместе со мной, Катрин! Дайте мне отвезти вас к нему. У него столько любви, что он заставит вас забыть все ваши боли и беды! Опять вы будете королевой… и более того! Поедем!
Он старался увлечь ее, но Катрин сопротивлялась. Мягко она покачала головой:
– Нет, Ян! Вы говорите, я буду королевой? Вы разве забыли герцогиню?
– Монсеньор любит только вас. Герцогиня, родив ему сына, выполнила свой долг. Он более у нее ничего не просит.
– Моя гордость попросит большего! Каковы бы ни были ошибки мессира Арно, я все еще ношу его имя и не могу тащить это имя, как пленник, ко двору врага. К тому же у меня есть сын. Я должна вырастить его в соответствии с его рангом. Он не увидит свою мать признанной любовницей герцога Филиппа.
– Вы еще сейчас находитесь в шоке. Отдохните хоть немного, Катрин. Утро вечера мудренее, и завтра вы лучше разберетесь в себе. У вас будут независимые земли: ваш сын будет могущественнее, чем вы об этом когда-либо мечтали… Слушайте меня! Верьте мне! Герцог любит вас больше, чем когда-либо!..
Молодая женщина зажала уши.
– Молчите, Ян! Я больше ничего не хочу слышать! Я вернусь… посплю немного, если смогу. Простите меня… Вы не можете понять.
Она поспешила в большой зал. Там царила полутьма. Только догоравший огонь в очаге освещал лежавшие повсюду тела, там, где сон захватил путников. Только Эрменгарда, сидевшая чуть дальше, еще бодрствовала…
Она встала при виде Катрин, но молодая женщина сделала ей знак не двигаться. Более чем когда-либо она испытывала необходимость побыть одной. Не для того, чтобы думать о письме, которое она только что бросила себе под ноги, и не для того, чтобы еще и еще жаловаться на свою судьбу. На сей раз она хотела поразмышлять, постараться все ясно себе представить… В этот поздний час монастырь был пуст. Запахнув плащ, Катрин толкнула низкую дверь, ведшую в крытую галерею, и устремилась под тяжелые своды, разделенные мощными подпорками. Яркий лунный свет подчеркивал суровую архитектуру монастыря на белесом фоне зимнего сада.
Она принялась медленно шагать взад-вперед. Движение оказало благотворное действие. Ей показалось, что она вновь взяла себя в руки, по мере того как обжигающая боль, которую она только что испытала, мало-помалу уступала место гневу… Через каких-нибудь четверть часа Катрин обнаружила в себе яростное желание отплатить за себя! Фортюна подумал, что уничтожил ее, разрисовав ей супруга, сгоравшего от любви у ног другой! Он подумал испугать ее, описав, что ждало христианских женщин в мавританской стране! Но он ее не знал! Этот несчастный не знал, что она готова на все для достижения цели, которую себе наметила, на любые опасности, даже на смерть, если придется, она может и продать себя, если не представится способа поступить по-другому!
Нет, она не оставит своего супруга этой женщине! Слишком дорогой ценой она добилась права стать его женой! Чего стоили на весах судьбы улыбки и поцелуи этой неверной по сравнению с весом и ценой ее слез и ее мук? И если Арно подумал, что отделался от нее навсегда, он ошибался! Он думал, что она вышла замуж, конечно, но это не причина для того, чтобы оставить ее в неизвестности о своем выздоровлении. Он ушел и с легкостью отдал свою любовь первой встречной…
– Даже если мне придется стать рабыней или выдержать пытку, я отправлюсь туда, найду его!.. Скажу, что у меня нет другого хозяина и господина, кроме него… Что я все так же его жена. И мы еще посмотрим, кто перетянет его к себе, я или эта черномазая!
По мере того как мысли ее становились более определенными, шаг Катрин убыстрялся. Она носилась по галерее, словно весь предыдущий день не пришлось карабкаться по горам. Плащ летал за ней, походя на черное знамя.
– Пойду туда! Дойду до Гранады! – бросила она в ночь громким голосом. – И хотела бы знать, кто может мне в этом помешать!
– Тсс! Мадам Катрин! – произнес чей-то голос. – Если вы хотите туда идти, не нужно об этом кричать… Надо вам поспешить.
Приложив палец к губам, Жосс Роллар возник рядом с ней. У него под рукой был сверток, он то и дело оглядывался. Катрин посмотрела на него с удивлением.
– Я думала, вы спите! – сказала она.
– Другие тоже так думали! И мадам Эрменгарда, и ваш друг, господин художник! Они меня не остерегались! Они там шептались между собой, а я все слышал.
– Что они говорили?
– Что когда все и вся заснет в монастыре, они просто украдут вас и отвезут в Бургундию!
– Что? – прошептала пораженная Катрин. – Они хотят меня насильно увезти?.. Силой? Но это же чудовищно!
– Нет, – произнес Жосс со странной улыбкой на сжатых губах. – Если подумать хорошенько, это скорее дружеская услуга! Прежде всего я подумал, что у них плохие намерения… что они хотели, может быть, вас и убить, и чуть не услышал из их разговора гораздо больше, чем там было на самом деле. Но оказалось вовсе не то: они попросту хотят вас выкрасть, чтобы вас же и спасти, от вас самой. Они вас хорошо знают и боятся, что вы решите идти прямо в Гранаду, где, по их мнению, вас ждет только ужасная смерть. Если вам это не по душе, надо бежать…
Какой-то миг Катрин с недоверием рассматривала лицо своего слуги. Ей никак не удавалось поверить в рассказанную им историю. Она без обиняков открыла ему свои мысли:
– На каком основании я стану вам верить? Они – мои друзья, старые и верные друзья, тогда как…
– Тогда как я – не кто иной, как вор с большой дороги, ничтожный парижский нищий, бродяга, который дорого не стоит, не так ли? Послушайте, мадам Катрин. Если бы не вы, я бы сейчас гнил на виселице у аббата Фижака. Во Дворце Чудес такие вещи не забываются. У нас есть своя честь и совесть…
Катрин не сразу ответила. Жосс не мог догадаться о тех воспоминаниях, которые его слова разбудили в ней, да и о том, что однажды уже она была обязана жизнью и безопасностью тому же самому Дворцу Чудес, о котором он говорил… Наконец она сказала:
– Вы хотите уплатить долг и поэтому предлагаете мне поехать с вами в Гранаду?
– Тогда, если вам придется умереть, я умру прежде вас! Время не ждет, решайтесь! Я немного знаю Испанию, я уже здесь бывал, я знаю язык. Могу служить вам проводником!
– Вы могли бы так же служить мне в Бургундии. Это, конечно, было бы приятнее!
– Не думаю. Эти люди, что хотят вас спасти от вас самой, плохо вас знают. Вы же не сможете быть счастливы, не сделав того, что хотели сделать! Я же предпочитаю увидеть, как вы будете подвергать себя опасностям, и делить их с вами, потому что вы такая же, как я сам: вы никогда не отказываетесь, не отрекаетесь. Я прекрасно знаю, чем мы с вами будем рисковать, но думаю, приключение стоит того. Вы, возможно, обретете вашего супруга, а я, может быть, найду себе свою фортуну, которая до сих пор мне еще не улыбнулась. Ну, что?.. Едем? Лошади уже взнузданы и ждут нас на дороге!
Неопределенная надежда взволновала сердце Катрин! Этот парень, единственный, сумел сказать те слова, которые ей необходимо было услышать. Нет! Она не будет ждать, когда ее выдадут, как красивенький, обвязанный золотой ленточкой сверток, Филиппу Бургундскому, только потому, что два безумца с добрыми благими намерениями думали, что это – наилучший способ обеспечить ей счастье! Она подняла на Жосса засиявшие глаза:
– Едем! Я готова…
– Одну минуту! – сказал он, протягивая ей сверток. – Вот мужская одежда, которую я выкрал у одного из солдат. Так вас труднее будет преследовать!
Катрин схватила одежду и, приказав Жоссу посторожить, не заботясь о холоде, отошла в сторону и переоделась. С того момента, как она решила бороться, кровь побежала быстрее, усталости и уныния как не бывало!
И вдруг ей показалось, что она услышала, как из глубин времен, со дна ее памяти тихий голос прошептал ей: «Если в один прекрасный день ты больше не будешь знать, что делать и куда идти, приходи ко мне… Ты будешь моей сестрой, и я научу тебя мудрости Ислама…»
Впечатление было столь четким, что Катрин воочию увидела, как перед ней в свете луны встала хрупкая фигура молодого человека в широком голубом одеянии, со смешной белой бородой и огромным оранжевым тюрбаном в форме тыквы… Его имя совершенно естественно возникло у нее на губах:
– Абу!.. Абу-аль-Хайр!.. Абу-врачеватель!
Абу, ее старый друг, он же жил в Гранаде! Он был врачом, другом султана! Он-то знает, что нужно делать, поможет ей, она была в этом уверена!
Охваченная внезапной радостью, Катрин наскоро закончила переодевание, скатала собственную одежду в сверток, засунула его под мышку и побежала к Жоссу.
– Едем! – воскликнула она. – Едем скорее!
Он посмотрел на нее с изумлением, заметив, какая перемена с ней произошла.
Медленно беглецы добрались до двери. Жосс осторожно ее приоткрыл. Но легкий шум, который возник от этого, все равно покрывался звучным храпом спящих. Катрин выскользнула наружу, и Жосс прошел вслед за ней…
– Спасены! – прошептал он. – Пойдем быстрее!
Он ухватил ее за руку, увлек из здания приюта. На дороге их ждали две лошади, взнузданные, оседланные, а копыта их были обвязаны тряпками. Жосс протянул руку, показывая на небо, где собирались облака.
– Смотрите! Небо и то с нами! В путь, но остерегайтесь: дорога крутая и опасная!
– Менее опасная, чем люди вообще и друзья в частности! – возразила Катрин.
Мгновением позже Катрин и ее спутник устремились по дороге на Памплону. Жестом, в котором заключался вызов, молодая женщина приветствовала на ходу гигантскую скалу, которую, по легенде, рассек сверху донизу мечом Доблестный Роланд. Он разрубил гору. А Катрин способна на большее!..
