Текст книги "Узник в маске"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Иными словами, собираетесь мчаться в Фонтенбло? Я с вами! По крайней мере, будет кому засвидетельствовать ваш уход, если вас там же возьмут под стражу. Поезжайте с нами, аббат, ведь вы – свидетель похищения.
С этими словами Персеваль де Рагнель поспешил за саквояжем, который он, как человек предусмотрительный, всегда держал наготове.
Глава 6
Франсуа
Подав руку королеве, король вышел из часовни, где чета слушала мессу, и прошествовал между двумя рядами почтительно склонившихся придворных. Внезапно перед ним выросла бледная красавица в трауре, без всяких украшений. Низко поклонившись, женщина обратилась к королю достаточно громко, чтобы ее услышали все присутствующие:
– Требую перед богом справедливости короля! Один он в силах принудить похитителей вернуть мне сына!
Людовик XIV скривился, прищурился, но тут же выпустил руку королевы, чтобы помочь Сильви подняться. Придворные восхищенно зашептались.
– Что вы такое говорите, герцогиня? Ваш сын похищен?
– Да, государь, вчера, в родовом имении Фонсомов, на глазах у его наставника аббата Резини, присутствующего здесь.
– Откуда вам известно, кто совершил эту подлость? Обычно такие люди не страдают хвастливостью.
– Эти не видели необходимости таиться. Их главарь назвался другом господина Кольбера, наказывающего сторонницу господина Фуке.
Лицо короля окаменело, взгляд сделался жестким, губы неприязненно сжались.
– Вот как! – только и вымолвил он. После длительной паузы последовали слова: – Я веду королеву в ее покои. Ступайте в мой кабинет. И вы, аббат!
– И я, если будет позволено вашим величеством. – Раздвинув толпу могучим плечом, Франсуа де Бофор встал рядом с Сильви.
Король гневно сверкнул глазами.
– Господин де Бофор? При чем тут вы, соблаговолите объяснить? Если по праву детской дружбы, то этого слишком мало...
– Госпожа де Фонсом, как вашему величеству известно, меня ненавидит, но я убил на дуэли отца похищенного мальчика и считаю себя вправе помогать ему, раз из-за меня он лишен самого сильного защитника.
– Что ж, это справедливо. Но только если не возражает герцогиня.
Сильви не колебалась ни секунды. Как ни велико было ее горе, она почувствовала воодушевление: ведь за сына вступился родной отец! Конечно, это заступничество небезопасно: будучи другом Фуке, Бофор мог выглядеть в глазах Людовика XIV виновным. Присоединяясь к ней в наступлении на Кольбера, он рисковал своей свободой.
– Я согласна, государь.
– Тогда ступайте. Вашу руку, мадам, – обратился король к супруге, ничего не понявшей, но взволнованной трауром Сильви.
Франсуа не посмел подать руку женщине, которую продолжал любить без всякой надежды на взаимность, однако его взгляд успокоил ее, и они молча зашагали бок о бок следом за сине-золотым шлейфом Марии-Терезии.
При пересечении просторного и роскошного бального зала Генриха II, откуда путь лежал в покои королевы, а дальше – короля, чуть было не случилось не предусмотренное протоколом событие: узнав каким-то неведомым способом о происходящем – а при дворе любые новости распространяются молниеносно, – Мари, преследуемая по пятам Атенаис, хотела было броситься на шею матери. Ее перехватил буквально на лету Персеваль, который, смешавшись по праву дворянина с придворными, вовремя заметил ее появление.
– Полегче, милая! Ты никому здесь не нужна, а матери – меньше всего.
– Зачем ей господин де Бофор?
– Он вызвался помогать в розысках твоего брата, похищенного вчера незнакомыми людьми. Твоя мать обратилась за помощью к королю. Похоже, главарь похитителей – человек знатный. Теперь тебе известно ровно столько, сколько и мне. Мадемуазель, – обратился он к Тоней-Шарант, – будьте так добры, отведите ее к Мадам. А ты, Мари, изволь сохранять спокойствие. Обещаю, что первая узнаешь новости.
– Не беспокойтесь, я за ней пригляжу, – заверила Персеваля Атенаис. – Никуда она не денется! Но мне придется все рассказать Монтале – самой проворной из наших шпионок.
Атенаис захохотала, показывая белые зубки, и уже взяла упирающуюся Мари за руку, чтобы увести, как вдруг в их беседу бесцеремонно вмешался еще один участник.
– Будь ваша Монтале хоть волшебницей, ей все равно не сравниться с умелым придворным, особенно когда речь идет о происходящем в покоях короля. Мадемуазель де Фонсом, позвольте мне быть вашим преданным рыцарем! Ведь я и так ваш преданный поклонник...
– Что за дерзости, Пеглен?! – набросилась на него Атенаис. – Вы состоите верным рыцарем при таком количестве дам, что немудрено и запутаться. Оставьте нашу Мари в покое и возвращайтесь к своим делам. Уверена, вас разыскивает мадемуазель де Валентинуа...
– Подумаешь! Она у Мадам, а мы именно туда и отправляемся. Идемте, мадемуазель, – обратился он к Мари, предлагая ей опереться на его кулак и глядя на нее обольстительным взглядом.
– Минуточку! – одернул их Персеваль, даже не пытаясь выглядеть суровым. – Перед вами опекун мадемуазель де Фонсом. Не имею чести быть с вами знакомым.
– Я тоже с вами незнаком, – нагло ответил юноша, – что же с того? Я – Антонин Номпар де Комон, маркиз Пигильгем и...
– Племянник маршала Грамона, – подхватила Тоней-Шарант, закатив глаза. – Командир Первой дворянской роты крючконосов, и мой крюк загнут больше, чем у других, в знак моего начальственного положения! Дорогу, маркиз! Ваше место – у двери короля. Ведь вы – любитель подслушивать!
– Я не подслушиваю у дверей, мадемуазель, я добываю сведения более изысканным способом. А главное, мне хочется лучше познакомиться с вашей подругой...
– Скоро она все о вас узнает! Идем, Мари.
– Вот тупица! Посмотрим, как она запоет, когда я приду к вам, господин опекун, просить руки вашей воспитанницы.
– Вы хотите жениться на Мари?! Между прочим, я – шевалье Персеваль де Рагнель. Вам полезно знать мое имя.
– Вы правы, это может пригодиться. Почему бы мне не взять ее в жены? Она очаровательна и прекрасно мне подойдет.
– Подойдете ли вы ей – вот в чем вопрос!
Молодой человек улыбнулся, состроив смешную гримасу. Улыбка очень ему шла.
– Ответ на него не так прост. Мой отец, граф де Лозен, богат скорее предками, чем дукатами... Но я многого добьюсь, можете быть уверены! Меня любит король: я его забавляю.
– Я полагал, что вы собирались жениться на одной из дочерей госпожи де Немур...
– Тут есть непреодолимое препятствие: если я женюсь на одной из них, другая выцарапает глаза и мне, и счастливой избраннице. К тому же эти две сумасшедшие отправились вместе со своей матушкой свирепствовать в Савойю. Надеюсь, что больше о них не услышу. А сейчас, господин шевалье, я отправляюсь на поиск новостей.
В кабинете короля пошел нешуточный разговор. Людовик уселся за стол, заваленный папками и бумагами, так как рабочим кабинетом это помещение звалось не зря. Сильви, Бофор и аббат стояли до тех пор, пока король не предложил им сесть.
– Расскажите мне о случившемся, – распорядился он, устраиваясь поудобнее в обитом кожей высоком дубовом кресле.
Рассказ господина де Разини был удивительно четким, чему можно было только удивляться, учитывая его волнение. По его словам, дети увлеклись сбором орехов, как вдруг появились всадники, настолько уверенные в себе, что даже не позаботились прикрыть лица масками. Схватив малолетнего герцога, один из них произнес знаменательную фразу, которую наставник, несмотря на испуг, запомнил дословно.
Когда он закончил, король, немного помолчав, спросил:
– Этот человек упомянул «друзей Кольбера»... Кого он имел в виду? У вас есть какие-нибудь подозрения, герцогиня?
– Да, государь. Некий Фульжен де Сен-Реми, приплывший некоторое время назад с острова Сен-Кристоф, выдавал себя за старшего брата моего покойного мужа, требовал части наследства, но доказательств не представил...
– Старший брат? Разве маршал Фонсом был женат дважды?
– Нет, но якобы, уезжая на войну, письменно обязался жениться на девушке, если она родит сына. Отец девушки, прочивший ее замуж за совсем другого человека, заметив, что дочь беременна, со зла заточил ее в монастырь, откуда она сбежала, чтобы спасти дитя и последовать за своим любимым. Они отправились на Острова, и упомянутый Сен-Реми якобы появился на свет на борту корабля. Он утверждал, что располагает обязательством жениться на его матери, подписанным моим тестем, и что ему покровительствует господин Кольбер.
– Как вы отнеслись к его притязаниям?
– Он был так жалок, что я дала ему денег...
– Грубый просчет! Таких субъектов следует без разговоров вышвыривать вон.
– Конечно, государь, но, признаться, он сильно меня напугал, когда намекнул, что в случае, если что-то случится с моим сыном, последним герцогом, он бросится со своими претензиями в парламент и к королевскому судье. И вот теперь мой сын похищен...
– Следует установить наблюдение, мадам! Или этому человеку есть, чем вас шантажировать? Мне это нелегко представить, учитывая, что ваша жизнь прошла у меня перед глазами, но шантажисты – люди с воображением...
Сильви вздрогнула: Бофор несильно, но властно положил руку ей на плечо, словно призывая к осторожности. Это горячее прикосновение оказало на нее удивительное успокаивающее действие: оно означало его готовность на все ради спасения своего родного сына, даже если для этого ему пришлось бы столкнуться с этим молодым человеком в короне, которого у него тоже были основания любить.
– Не могу припомнить ничего такого, государь. Возможно, следовало бы спросить господина Кольбера, чем я перед ним провинилась и почему он обрушивается на меня с такой беспощадной силой...
– Не думаю, чтобы у него были малейшие основания сводить с вами счеты, герцогиня, или в чем-то вас упрекать, не считая вашей дружбы с недавно арестованным нами Фуке. Но чтобы на этом основании предпринимать такие серьезные действия...
– Друзья господина Фуке подвергаются в последнее время дурному обращению: ссылка, тюрьма и так далее. Господин Кольбер дает волю своей ненависти, позволяя себе, пренебрегая законом, самолично рыться в личных бумагах бывшего суперинтенданта, в том числе в письмах женщин. Я, впрочем, с господином Фуке никогда не переписывалась, поэтому моих писем там оказаться не могло...
– Подождите, мадам! Как я погляжу, вы пользуетесь этой возможностью, чтобы обвинять в различных грехах человека, которого я ценю. Не исключено, что он превышает свои полномочия, но только из рвения лучше послужить короне, а не из ненависти, о которой вы говорите!
– Государь! – вмешался Бофор. – Неужели ваше величество считает, что кто-то способен в это поверить? Всем известно, что Кольбер ненавидит Фуке, однако король не предоставляет нам чести обсуждать с нами эту тему. А ведь это находится в связи с судьбой невинного ребенка, сына подданной, преданной ему еще больше, чем Кольбер...
Взгляд короля стал угрожающим.
– На вашем месте, господин герцог, я бы поостерегся напоминать о вашей дружбе с заключенным!
– Мы трудились вместе на благо обороне морских рубежей Франции и совершенствованию ее флота, то есть на ваше величество, но дело не только в этом. Вы, государь, давно знаете госпожу герцогиню де Фонсом, как и меня. Вам известно, что мы с ней обладаем схожим недостатком: подружившись с человеком, мы сохраняем преданность ему, даже когда от него отворачивается удача, что в данном случае превращает нас в заговорщиков. Справедливость короля ценна нам не менее, чем его персона.
Людовик XIV переводил взгляд с этой неотразимой женщины, полной достоинства, на герцога, словно вышедшего из романа, которого он сотни раз проклинал во времена Фронды, но которым не мог не восхищаться.
– Господин де Гевр! – позвал он.
Перед ним тотчас предстал капитан гвардейцев.
– Господин Кольбер в замке?
– Да, государь. Думаю, что да...
– Пусть немедленно пожалует сюда!
Король поднялся и подошел к одному из окон кабинета, выходившему на сад Дианы. Там горела желтизной осенняя листва; цветы, которым оставалось жить считанные дни, выглядели еще прекраснее, чем в разгар лета, под безмятежными голубыми небесами. В кабинете стояла мертвая тишина. Ей тоже не суждено было долго продержаться: Кольбер, пронюхавший о событиях, которыми завершилась месса, уже подкрался совсем близко, и маркизу де Гевру не пришлось его долго разыскивать. Прошло всего несколько минут, и он явился на царственный зов, держа по обыкновению под мышкой портфель. Казалось, он не в состоянии расстаться с этим предметом, подчеркивающим его служебное рвение и придающим ему солидности. Портфель нередко бывал набит бумагами...
Жану-Батисту Кольберу исполнилось к тому времени 42 года, он был высок ростом и не худ. Все в нем – крупные черты лица, глаза, усы и коротко подстриженные черные волосы – не внушало приязни, а скорее вызывало неосознанный страх, ибо в нем угадывалась грозная натура, отмеченная, как до него у Ришелье, неумолимостью. Однако, сильно смахивая на корявый валун, Кольбер на самом деле обладал острым умом, который мог бы претендовать даже на гениальность, если бы не недостаток чувствительности и тонкости. Сжигаемый честолюбием, жаждой власти и богатства, он открыто демонстрировал свою решительность, способную сметать любые преграды, и удовлетворение, которое ему доставила жестокая победа над Фуке.
Войдя, он приветствовал по всем правилам короля, герцогиню и двух других дворян. При виде Бофора его глаза недобро сверкнули.
– Господин Кольбер, – обратился к нему Людовик XIV, – я вызвал вас, чтобы вы выслушали странный рассказ присутствующего здесь господина аббата Резини. Для пущей ясности добавлю, что аббат является наставником молодого герцога де Фонсома.
Бедняге аббату пришлось снова излагать все, что он видел и слышал. Сильви опасалась, как бы он совсем не стушевался под испепеляющим взглядом черных глаз Кольбера, однако маленький аббат, знакомый с сильными мира сего только по сочинениям Тита Ливия и не привыкший к встрече с живыми королями и министрами, с большим достоинством исполнил свою миссию и снова воспроизвел изобличающую реплику похитителей.
– Как вы все это объясните, господин Кольбер? – спросил король с деланной небрежностью.
– Никак, государь. Мы с госпожой герцогиней де Фонсом незнакомы, она не причиняла мне никакого зла, а у меня нет привычки мучить детей.
– С каких же это пор? – взорвался Бофор с плохо скрываемой ненавистью. – Если бы не господин де Бранка, который спас именем ее величества королевы-матери детей вашего бывшего патрона, вы бы собственноручно утопили их, как щенков!
– Повторяю, оставьте господина Фуке там, где он находится! – прикрикнул король, стукнув по столу кулаком. Глянув на запись, сделанную несколькими минутами раньше, он продолжил: – Среди ваших друзей, Кольбер, фигурирует некий... Сен-Реми. Он предъявляет права на наследство покойного маршала, герцога де Фонсома...
– Действительно, некоторое время назад, вскоре после бракосочетания вашего величества, я принял этого господина. Он прибыл с одного из Островов – Сен-Кристоф, если не ошибаюсь. Разговор был коротким, и речь в нем не заходила ни о каких претензиях на какой-либо титул.
– Зачем же было его принимать?
– Вашему величеству известно о моем интересе к дальним землям, в особенности к Карибским островам, ввиду возможности развития торговли. Неудивительно, что я счел полезным выслушать человека, приплывшего с острова Сен-Кристоф.
– Чего он хотел?
– Находясь в стесненных обстоятельствах, он искал места – возможно, на другом судне. К тому же за него замолвила словечко дама, делающая мне честь своей дружбой.
– Кто она?
– Госпожа де Ла Базиньер.
Сильви тихонько вскрикнула. Все дружно посмотрели на нее.
– Вы знакомы с этой особой? – спросил король.
– О да, государь. Мы одновременно были фрейлинами королевы, матери вашего величества. Она могла бы рассказать о ней больше, чем я. В те времена она звалась мадемуазель де Шемеро. У меня остались о ней дурные воспоминания, которыми я не хотела бы обременять ваше величество.
– Вот как? И она способна украсть вашего сына?
– Она способна на все! – заверил короля Бофор. – Что касается меня, я сделал свой выбор. Остается лишь принести соболезнования господину Кольберу, покровительством которого воспользовались темные личности. Если ваше величество позволит, я возьму это дело на себя.
Король, остававшийся до этой минуты хмур, просиял. Его порадовало, что его бесценный Кольбер так легко выпутался из этой истории. Франсуа очень ловко сошел с опасного пути, избежав превращения в заклятого врага министра. Последний был поставлен перед необходимостью перестать покровительствовать опасной особе, поскольку в происходящее оказался посвящен сам король. В противном случае было бы поставлено под вопрос его блестящее будущее.
– Это в первую очередь касается нашего судьи по гражданским делам, – молвил Людовик XIV. – Господин Дре д'Обре получит соответствующие указания...
– Умоляю, ваше величество, не делайте этого! – взмолилась Сильви. – Если мой сын оказался у нее – а я подозреваю, что так оно и есть, – то госпожа де Ла Базиньер успеет от него избавиться. Я не хочу подвергать его жизнь угрозе. Если он, конечно, еще жив... – закончила она с рыданием.
Король встал и подошел к ней. Наклонившись, он взял ее за руки.
– Вы опасаетесь, что она зайдет так далеко? Этого нельзя допустить!
– Для этого она не должна догадаться, что ее разоблачили! – вскричал Бофор, выразительно глядя на Кольбера. – Развяжите мне руки, государь! Обращаюсь к вам во имя наших с вами родственных уз.
– Вы об этих узах нередко забываете.
– За это я не перестаю себя казнить. Как известно вашему величеству, теперь мое желание состоит только в том, чтобы всеми силами служить вам.
– Его величество не сомневается в этом, – вмешался Кольбер таким ласковым голосом, что все застыли в удивлении. – Его уверенность настолько крепка, что уже сегодня я подам ему на подпись ваше назначение. Ваша обязанность будет состоять в том, чтобы привести корабли из Бреста в Ла-Рошель для подготовки к будущей весенней кампании.
Он открыл свой портфель и извлек оттуда пространный документ. Король занес над бумагой руку, поглядывая на кузена.
– Полагаю, вы удовлетворены, дорогой герцог? Знаю, вы мечтаете о большом и сильном французском флоте. До этого еще далеко, но вам будет оказана вся необходимая помощь.[10]10
19 кораблей, из которых всего 11 были в состоянии выйти в море, и дюжина галер – вот все, чем обладала в то время Франция. – Ж. Депра. Бастарды Генриха IV.
[Закрыть]
Бофор сначала покраснел, потом побледнел. Его синие глаза загорелись восторгом. Он низко поклонился, шепотом произнес слова благодарности, потом, выпрямившись, спросил:
– Когда я отбываю в Брест?
– Чем раньше, тем лучше, – ответил Кольбер. – На восьми кораблях должны быть произведены плотницкие работы, затем необходима парусная оснастка. Вас ожидает господин Дюкен.
– Государь, – молвил Бофор, – вы претворяете в действительность самую заветную мою мечту. Однако...
– Вас что-то смущает? – высокомерно бросил король.
– Я не смогу спокойно отбыть на службу, пока госпожа де Фонсом не вернет своего сына.
– Много ли времени это займет? – ворчливо спросил Кольбер.
Бофор пригвоздил его к месту гневным взглядом.
– Если этим займусь я, то немного.
– В таком случае я даю вам недельную отсрочку, – молвил король. – После этого вы отбудете в Брест. Госпожа де Фонсом, королева будет лишена ваших услуг до тех пор, пока ваше спокойствие не будет восстановлено. Не забывайте сообщать мне о продвижении дела, которое я принимаю близко к сердцу, ибо остаюсь вашим другом. Вы научили сына играть на гитаре? – спросил король запросто.
– Не его, а дочь, государь. Филипп занимается только тем, что сажает себе шишки. Его ждет дорожка отца и деда...
– Тем лучше! Найдите его побыстрее. Я не могу разбрасываться своими будущими солдатами.
– Опять эта Шемеро! – простонала Сильви, направляясь в карете из Фонтенбло в Париж в обществе Персеваля. – Неужели она никогда не оставит меня в покое?
– Она не вспоминала о нас целых десять лет! А теперь решила, наверное, что настало время, – отозвался Персеваль. – Если говорить серьезно, то я считаю, что она воспользовалась освобождением Сен-Реми из Бастилии как удобной возможностью для возобновления козней. Представляете, что произошло бы, если бы ее протеже добился выполнения своих требований? Кто знает, она могла бы даже превратиться в герцогиню де Фонсом – ведь сейчас она вдова!
– Да вы с ума сошли! Чтобы этот авантюрист заделался герцогом де Фонсомом после того, как его стараниями пропал мой сын? Король этого не допустил бы!
– Я того же мнения, и вы правильно поступили, что пожаловались ему. Даже если этот Сен-Реми извлечет на свет свое пресловутое «обязательство», суд с ним не посчитается, если на то не будет высочайшего благоволения. Поверьте мне, после ареста суперинтенданта многие трепещут перед молодым полновластным правителем, жаждущим самоутверждения.
– Без всякого сомнения. Только это не вернет мне сына. Ах, крестный, мне страшно! Знали бы вы...
Он покровительственно обнял Сильви за плечи и привлек к себе.
– Знаю, моя малышка! Поплачьте, если это принесет вам облегчение. Только пускай вместе со слезами вас не покинет надежда... Я уверен, что Филипп жив и что вскоре мы получим требование выкупа.
Та же мысль не покидала Бофора, скакавшего в Париж в обществе своего верного оруженосца Пьера де Гансевиля. Они опередили карету Сильви на несколько лье, потому что очень спешили. Ведь ему отвели всего-навсего неделю на спасение сына и посрамление негодяев-похитителей! Срок очень короткий, однако Бофору предстояло в него уложиться, ибо он не смог бы зажить жизнью, о которой всегда мечтал, зная о несчастье Сильви. Его любовь разгорелась по прошествии времени с новой силой. Он боготворил ее, как мадонну, и жаждал как женщину из плоти с неукротимой яростью, которую напрасно пытался охладить в объятиях то одной, то другой любовницы. Тревожась за мальчика, который был ему дорог не меньше, чем матери, он одновременно испытывал тайную радость: ведь это похищение позволило ему снова превратиться в ее рыцаря, снова вступить ради нее в бой и наконец снова с ней сблизиться...
Подъехав к своему маленькому особняку неподалеку от ворот Ришелье, он спешился, бросил поводья слуге и вошел вместе с Гансевилем в дом. За долгие годы двух этих людей связала крепкая дружба, переросшая обычные отношения господина и оруженосца. Когда Жак де Брие, другой оруженосец Бофора, выразил желание постричься в монахи, к чему имел давнюю склонность, герцог почтил своим присутствием обряд посвящения в монастыре капуцинов, сделал щедрый взнос в монастырскую кассу и не стал подбирать Брие замену, так как высоко ценил дружбу с Гансевилем. Этот говорливый нормандец, любитель увеселений, отличный товарищ, прямой, как клинок, дамский угодник, знаток изысканных блюд, поклонник опасных приключений и драк, сделался еще более ценен Бофору, когда его стало не с кем сравнивать.
Коротко посвятив Гансевиля в курс дела, герцог с удовольствием отметил, как зажглись у того глаза при упоминании предстоящего отъезда в Брест. Славный малый стремился к тому же, к чему и сам Бофор, и не меньше его обожал море.
Разговор продолжился за паштетом, каплуном и двумя бутылками вина из Бона, которые Бофор велел подать прямо к себе в спальню. Гансевиль предложил начать поиски Сен-Реми с обхода кабачков, притонов и прочих злачных мест. Персеваль де Рагнель подробно описал им внешность этого человека и даже набросал рисунок, однако Бофор рассудил, что слоняться по кабакам значило бы понапрасну терять время. Вместо этого правильнее сразу ударить по сердцевине заговора, то есть по самой госпоже де Ла Базиньер.
– Я нанесу ей визит, – решил он, – и как следует напугаю, чтобы она отказалась от своих козней.
– Плохая идея. На особу вроде нее трудно произвести желаемое впечатление, к тому же она способна на любую подлость. Припомните, уже в пятнадцать лет она была платной осведомительницей Ришелье...
– Я не собираюсь обходиться с ней как со знатной дамой. С подобным ничтожеством нечего церемониться!
– Толк выйдет только в том случае, если вы поднажмете. Впрочем, бывшая мадемуазель де Шемеро, будучи уже не первой молодости, все равно заботится о своей внешности, которая пока что ее не подводит. Не так давно я видел ее на прогулке и...
– Только не говори, что она тебя заинтересовала! Впрочем, раз так, ты должен знать, где она сейчас живет. Мне известно, что она покинула набережную Королевы Маргариты, где жила в прелестном домике, выстроенном ее покойным мужем вскоре после свадьбы. Кажется, она не ладила с пасынком?
– Это целый роман! Говорят, он так в нее влюбился, что не прочь был жениться, но старый Ла Базиньер оставил ему такое неплохое наследство, что он в конце концов предпочел свободу и девиц свободных нравов... Кажется, он купил мачехе дом, только не помню где...
– Прискорбный провал в памяти! Нам очень не хватает аббата Фуке! Вот кто знал все и обо всех!
– Верно. Зато у нас есть госпожа д'Олон. Разве вы забыли, что она тоже все знает и очень к вам привязана?
– Да уж, больше, чем я к ней... Однако ты прав: все женщины легкого поведения друг с другом знакомы, их связывает взаимная ненависть и зависть. Иду к ней!
Замысел оправдался. Женщина, прозванная «гетерой века», носила полученную от мужа фамилию де Ла Тремуй. Она оказалась, как и подобает в ее положении, отлично осведомленной о делах всех тех, кто мог хотя бы попытаться ее затмить. Вращаясь в литературных кругах, мадам д'Олон черпала оттуда же любовников. Бофор в отличие от прочих оказался ей особенно дорог. В связи с этим она не торопилась утолить его любопытство. Пришлось ему торжественно поклясться, что все его планы в отношении госпожи де Ла Базиньер отличаются сугубой злонамеренностью.
– Я считаю ее повинной в похищении ребенка. Этого ребенка я обязан найти!
Сказано это было настолько серьезно, что у красотки пропало желание сердиться и даже смеяться. Ее очаровательное личико – она была неотразима, разве что обладала слишком пышными формами на взгляд любителя изящных фигурок – погрустнело.
– Я о ней невысокого мнения, однако не сочла бы ее способной на столь низкий поступок. Она живет на улице Нев-Сен-Поль, в особняке с декоративными масками на окнах, построенном для нее после смерти мужа. Напротив нее проживает сам королевский судья по гражданским делам господин Дре д'Обре.
Последняя подробность вызвала у Бофора смех.
– Именно ему король поручит расследование, если ребенок не будет найден. Что ж, по крайней мере ему не придется далеко ходить, чтобы проводить допросы. Благодарю тебя от всего сердца, прекрасная подруга! Я знаю, на тебя всегда можно положиться. Один поцелуй – и я ухожу.
– Так скоро?
– Мне нельзя терять времени. Я буду сообщать тебе новости.
После мимолетного поцелуя Франсуа ретировался, оставив молодую женщину тоскливо прислушиваться к удаляющемуся галопу коня, понесшего его прочь по улице Кок-Эрон. То, что он наведался к ней верхом, уже служило доказательством спешки, поскольку жили они неподалеку друг от друга. Франсуа не задержался дома: захватив с собой Гансевиля, он направился на улицу Нев-Сен-Поль, застроенную красивыми зданиями. Пожелтевшие сады вокруг домов еще хранили память о стоявшем здесь прежде королевском дворце Сен-Поль...
Темная улица освещалась только окнами домов да еще тусклой масляной лампой перед статуей святого. Тем не менее найти дом, указанный госпожой д'Олон, оказалось несложно. Стоило Гансевилю объявить имя и титул своего господина дворецкому, прибежавшему на стук, как беднягу, не привыкшего к визитам принцев, разбил настоящий паралич. Придя в себя, он поспешил доложить о гостях. Бофор устремился за ним, не желая ослаблять эффект неожиданности. Гансевиль расположился в прихожей с видом человека, к которому лучше не приближаться.
Преследуя дворецкого, Бофор пересек просторную гостиную, обильно украшенную позолотой, после чего оказался в помещении поменьше и поскромнее, с затянутыми желтой парчой стенами, с желтыми же креслами, где беседовали две женщины, сидя друг напротив друга за столом с книгами, письменным прибором и осенними маргаритками в вазе. При появлении гостя обе поднялись и дружно присели в реверансе. Он ответил галантным поклоном, помахав шляпой с перьями; если бы хозяйка оказалась одна, он воздержался бы от жестов вежливости. Пришлось даже извиниться за внезапность визита, прервавшего женскую беседу. Однако он подчеркнул, что разговор с госпожой де Ла Базиньер не терпит отлагательства.
– Не беспокойтесь, монсеньор, я уже собиралась уходить, – сказала ему с улыбкой, способной свести с ума и святого, незнакомая дама – маленькая, но привлекательная, с красивыми темными волосами и большими небесно-голубыми глазами, смотревшими весело и задиристо.
От хозяйки дома Бофор узнал, что застал ее в обществе соседки, дочери королевского судьи Дре д'Обре, супруги некоего Бринвилье, только что произведенного в маркизы. Было заметно, что маленькая маркиза сгорает от любопытства и ретируется не без сожаления. И немудрено: кому не интересно узнать, что привело знаменитого герцога де Бофора, прозванного некогда Королем нищих, в дом поблекшей красавицы?
– Боюсь, ее, бедняжку, ждет нынче бессонная ночь, если только ее не отвлечет любовник, – прошипела бывшая мадемуазель де Шемеро и засмеялась недобрым смехом.
– Я полагал, вы с ней дружны, но, как вижу, ошибся...
– Никакой ошибки, монсеньор, мы действительно дружны, если только с женщинами такого сорта можно дружить.
– А чем, собственно, она плоха? Насколько я понял, она маркиза – в отличие от вас, всего лишь вдовы откупщика налогов.
Его пренебрежительный тон оскорбил самолюбие бывшей Франсуазы де Базиньер де Шемеро. Она не любила, когда ей напоминали о том, что можно было назвать только изменой громкому родовому имени, которую ей так и не простила семья. Она встала во весь рост, выгнула и без того прямую спину и попыталась испепелить взглядом своих прекрасных глаз герцога, явившегося говорить ей гадости.
– Вы пришли ко мне в дом только для того, чтобы задеть хозяйку, монсеньор? Прежде вы были галантнее...
– Вы говорите о тех временах, когда были фрейлиной королевы, которой походя изменили? Но не будем о мелочах. Карты на стол: я пришел не с целью вам льстить, совсем наоборот.
– В таком случае соблаговолите удалиться, если не хотите, чтобы я велела своим лакеям выставить вас за дверь, невзирая на то, что вы – родня короля!
Вместо того чтобы направиться к двери, Франсуа уселся в кресло, сохранившее тепло госпожи де Бринвилье.
– Не советовал бы вам так поступать, ибо стоит мне переступить ваш порог – и я, перейдя через улицу, постучусь в дом королевского судьи, отца вашей подруги, для которой вы не нашли доброго слова, и потребую от него помощи в согласии с полученным вчера вечером дозволением короля.
