Текст книги "Ожерелье для дьявола"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
Она, казалось, сошла с полотен Гейнсборо или Лоуренса, но ее взгляд, скептические складки у рта говорили, что туалет был девическим не по возрасту. Эта женщина могла казаться юной девушкой, но конечно же таковой не была.
Она была знаменитостью. Золотая молодежь Парижа рассыпалась перед ней в комплиментах, но королевский дом ее не принимал. Это была баронесса Аглая Унольштейн, без всякого сомнения, одна из красивейших женщин Франции, но и в то же время одна из самых хулимых и порицаемых. Высокое положение ее отца маркиза де Барбантона, посла Франции при великом герцоге Тосканском, а также ее матери, гувернантки принцессы Луизы-Батильды Орлеанской, не могли более спасать ее репутацию. Госпожа де Барбантон должна была удовольствоваться вежливым отказом, когда она предложила свою старшую дочь на должность фрейлины в свиту герцогини Бурбонской.
Это вовсе не огорчило прекрасную Аглаю. Должность фрейлины в свите герцогини была для нее слишком тяжелой и утомительной, а она стремилась к независимости. Дочь солнечного Прованса, она несла в своем сердце все обжигающее солнце своего края, любовникам ее не было числа.
Так и Лафайет, давно уже питавший к ней нежные чувства, нашел в ее объятиях все почести и награды, достойные героя, так почитаемого народом.
Тем не менее он не стал первым среди этой прекрасной коллекции любовников. Ее венцом и украшением стал тот, кто сопровождал ее в этот день. Это был герцог Филипп Шартрский. И именно его присутствующие в зале так горячо приветствовали.
Конечно, каждый из них уступил бы ему свое место, но герцог, окинув взглядом присутствующих, остановился на двух офицерах, которые, занятые своими креветками, не обратили никакого внимания на его приход.
Именно к ним он и обратился.
– Пусть никто не беспокоится! – воскликнул он монотонным и чувственным голосом. Он любил принимать такой тон, когда проделывал свои злые шутки. – Чтобы я лишил места своих друзей, когда здесь есть добрые слуги моего кузена Людовика. Я полагаю, что они почтут за счастье уступить место принцу крови. Эй, господа из королевского дома, я к вам обращаюсь! Вы что, не слышите?
Молодые люди оторвались от своих креветок.
Винклерид сделал это с большим сожалением.
Турнемин повернулся на своем стуле.
– Это вы к нам, сударь?
– Следует обращаться «монсеньер», – прошептал им их ближайший сосед. – Это же герцог Шартрский.
– Ах, да? Благодарю вас.
Турнемин вежливо поднялся со стула, поприветствовал.
– Прошу вас извинить меня, монсеньер, я не имел чести знать вашу светлость.
– Это же очевидно, – издевательски вскричал Филипп, – но теперь, когда вы меня знаете, уступите же ваш стол. Мы ужасно голодны!
Презрительный тон был более оскорбительным, . – нежели агрессивным. Бретонец быстро обвел взглядом окружающих, увидел выжидающие, уже готовые обрадоваться лица. Было совершенно очевидно, что здесь собрались друзья герцога, и они заранее радовались публичному оскорблению, нанесенному двум слугам короля. Сейчас же на их лицах было то выражение ожидания и жестокости, которое он видел на арене Плаца Майор в Мадриде. Однако Жиль отнюдь не был расположен играть роль быка. Эти фрондирующие принцы стали уже действовать ему на нервы.
– В этом я ни минуты не сомневаюсь, – ответил он весело. – Но могу ли я спросить вашу светлость, вам ли принадлежит этот ресторан?
– Естественно, нет! Вы что, принимаете меня за босяка?
– В таком случае, монсеньер, вам придется пострадать, пока мы спокойно закончим свой обед.
Холодные креветки ничего не стоят. Да мы тоже, впрочем, ужасно голодны. Вашей светлости ничего не стоит найти целый десяток более удобных и приятных столов, нежели наш. Он же расположен в самом углу, здесь чувствуешь себя, как будто в чем-то раскаиваешься.
Поклонившись, он уже хотел снова занять свое место. Вопли возмущения и негодования раздались в зале. В одно мгновение все посетители повскакивали со своих мест, отовсюду неслись бранные выкрики, некоторые грозили кулаками этим наглецам. Были и такие, кто повыхватывал из ножен шпаги. Бедный испуганный мэтр Ю бегал от одних к другим, стараясь успокоить и тех и других, но это ему не удавалось.
Герцог Шартрский с побагровевшим лицом, не сдерживая бешенства, бросился к молодому человеку, намереваясь ударить его. Тогда Жиль хладнокровно обнажил шпагу и протянул ее рукоять герцогу, сдерживая его всей длиной шпаги.
– Я дворянин, монсеньер. Убейте меня этим, но не прикасайтесь ко мне рукой. Да пусть я буду разодран на части четверкой лошадей на Гревской площади и сам буду сожалеть о моем поступке, но я, к сожалению, отвечу вам тем же.
– Прошу вас, сударь.
Это госпожа Унольштейн поспешила встать между ними. Она уже не улыбалась, беспокойство на ее лице не было притворным.
– Вы же не сознаете, ни один, ни другой, что вы делаете. Вы, монсеньер, слишком импульсивны и всегда ищете ссоры с теми, кто виноват лишь в том, что служит тому, кого вы не любите. А что до вас, сударь, я вас не знаю, но надо было бы напомнить вам, что принц крови имеет право на большее уважение, нежели то, которое вы ему оказываете.
– Имеешь то уважение, которого заслуживаешь, – тихо проговорил сзади Винклерид. Он тоже обнажил шпагу, готовый оказать помощь своему соседу по столу.
Установилась тишина, первое возмущение стихло при словах женщины. Все хотели слышать все до последнего слова, что ответит герцог. Бретонец первым нарушил тишину. Он вложил шпагу в ножны и учтиво поклонился:
– Я никогда себе не прощу, сударыня, что заставил опечалить ваши такие прекрасные глаза, и сдаюсь на вашу милость. Конечно же, этот стол ваш. Мы были бы счастливы предложить его вам и сожалеем, что все так печально обернулось.
– Конечно! – одобрил его швейцарец.
Герцог тоже успокоился. Лицо его постепенно принимало обыкновенный цвет. Голубые же, видимо, слегка близорукие глаза различили золотого орла, прикрепленного на груди своего соперника.
– Не стоит беспокоиться, господа, мы уходим.
Я вижу, вы были на войне в Америке?
– Да, монсеньер.
– Поэтому, и только поэтому вы имеете право на мое уважение. Да, впрочем, как вас зовут обоих?
Турнемин представил своего соседа и представился сам. При этом он не мог не задуматься о том, что же герцог сделает с ними. Но герцог удовольствовался легким кивком и подобием улыбки.
– Хорошо! Я благодарю вас! Пойдем же, дорогая, – сказал он, беря под руку баронессу. – Будем довольствоваться обыкновенным обедом в Пале-Рояле. Вечером мы придем сюда на ужин, и я приглашаю всех сидящих здесь.
Эти последние слова утихомирили протесты окружающих и вернули улыбку на лицо мэтра Ю, который уже полагал, что он впал в немилость, а теперь сложился вдвое и проводил герцога и его даму до кареты.
Инцидент был исчерпан. Жиль протянул руку Ульриху фон Винклериду.
– Благодарю вас! Будем друзьями!
– Конечно! Вы мне нравитесь.
– Вы мне тоже. Ну что же будем делать?
Швейцарец улыбнулся, обнажив широкие, похожие на клавиши клавесина, зубы.
– Давайте закончим обед. Я еще хочу есть.
– И я тоже. Эй, мэтр Ю, несите нам ваших угрей!
Но не суждено было на этот раз королевским гвардейцам закончить свой обед. Они уже поднимали бокалы за дружбу, как среди обычного гула разговоров до них донесся резкий голос, заставивший обоих тотчас же вскочить.
– Я полагаю, что война в Америке – это еще не все. Герцог был не прав. Если бы он нам позволил, мы бы хорошенько проучили слуг этой толстой свиньи. Возмутительно, что в своей стране принц крови не имеет возможности…
Грубиян не успел закончить свою фразу. Турнемину не представляло особого труда распознать его среди обедающих. Один прыжок, и он был уже около него. Он сорвал его с упавшего с громким треском стула и крепко ухватил за галстук.
– Вот это да! Так это вы, господин д'Антрэг, – с удивлением сказал он, узнав покрасневшее от вина лицо. – Когда вы не выплескиваете ваш яд на королеву, вы оскорбляете короля. Мой друг барон де Баз уже преподал вам однажды урок и очень вам рекомендовал следить за своим языком.
– Отпустите меня! – хрипел тот. – Вы меня душите.
– Правда? Если это единственный способ вас заставить замолчать, так почему же вы хотите, чтобы я вас отпустил?
Три человека, сидевшие за столом графа, попытались освободить своего друга, но Винклерид пришел на помощь. Ничто не могло его удержать. Двоих он просто оттолкнул, и они уже валялись где-то под камином, а третий вертелся, как кукла, в его мощной руке.
– Продолжайте, шевалье, – сказал он весело. – Вам хватит места?
– Бесполезно, мой дорогой барон. Мы выясним наши отношения с этим господином на улице. Это, я полагаю, больше ему подходит.
Полунеся, полуволоча д'Антрэга, Жиль вышел среди полного молчания присутствующих. За ним последовал и Винклерид. Он тоже не отпустил своего соперника.
– Идемте, идемте, мы будем служить свидетелями этим господам, – ласково говорил он.
Все посетители ресторана устремились к окнам, чтобы ничего не пропустить из этой сцены.
Выйдя на улицу. Жиль резко отбросил д'Антрэга, и тот, покатившись кубарем, наткнулся на колесо кареты. Затем он вынул из ножен шпагу.
– Ну же, защищайтесь. Я знаю, что вы умеете держать в руках оружие, и надеюсь, что сейчас преподам вам урок, которого вы не забудете никогда.
Запыхавшийся от гнева граф попытался встать, но не смог и тяжело рухнул на землю со стонами.
– Я не могу! Проклятый грубиян! Вы же мне сломали ногу.
– Правда? Посмотрим.
– Не трогайте меня. Запрещаю вам. Ко мне!
Слуги! Есть кто-нибудь? Но не вы!
– Позвольте мне! – выступил вперед швейцарец. Он склонился над ним. – Переломы – это нам известно. В горах это бывает.
С удивительной для его толстых пальцев ловкостью он ощупал больную ногу.
– Никакого сомнения. Перелом. Надо звать врача.
– В этом случае, – сказал Турнемин, вкладывая шпагу обратно в ножны, – я удовлетворен. Урок преподан.
– Вы – может быть, а я вовсе нет. Я вас отыщу, клянусь вам, я отыщу вас обязательно.
– Никаких возражений. Да и не нужно для этого далеко ходить. Я лейтенант роты шотландцев королевской гвардии. Вы можете без особого труда меня найти в Версале. До удовольствия снова видеть вас, сударь. Но поверьте мне и прислушайтесь к совету моего друга де База: придержите ваш язык. Если же вы этого не сделаете, то он сыграет с вами еще не одну злую шутку.
Не обращая больше никакого внимания на своего поверженного противника, который продолжал изливать на него поток брани. Жиль вынул золотую монету и бросил ее мэтру Ю, приближавшемуся со своими слугами, чтобы забрать раненого.
– Держите, мой друг. Видно, не суждено мне отведать сегодня ваших угрей в винном соусе. Но я приду в другой день. Вы идете, барон? Я предлагаю завершить наш обед в более спокойной обстановке, там, где мы сможем найти достойный обод и посетителей, занятых только своей трапезой.
– Охотно! У меня есть знакомый, мой соотечественник. У него можно очень хорошо пообедать.
И спокойно!
И двое новых друзей спокойно вышли и отправились на поиски десерта.
…И ВЕЧЕР, ТОЖЕ НЕ МЕНЕЕ ЗАНЯТНЫЙ
Дом Бегмера и Бассанжа, ювелиров королевы, расположенный в доме номер два по улице Вандом, поблизости от зала игры в мяч и крепости Тампль, принадлежавший графу д'Артуа, отчасти походил на жилище буржуа, отчасти – на складское помещение, а во многом он напоминал крепость. Различные помещения окружали обширный двор, где кареты богатых клиентов могли свободно развернуться, похожие на тюремные, обитые железом двери способны были выдержать любой штурм, а защищавшие окна железные решетки могли обескуражить злоумышленника с любым напильником. Но чтобы скрасить этот суровый и неприступный вид и удовлетворить буколический характер мадам Бегмер, по стенам вился нежный плющ, в теплые летние вечера он придавал дому более ласковый вид и доносил дивный аромат.
Именно перед этим убежищем, самым тщательным образом реставрированным, и остановились Турнемин и его новый друг Ульрих-Август. Было около пяти часов пополудни. Швейцарец вызвался проводить бретонца, еще новичка в Париже, в надежде быть ему чем-либо полезным.
Он был знаком с одним из этих компаньонов, Шарлем Августом Бегмером, немцем по происхождению, бывшим ювелиром короля Польши.
На службе польского короля в течение нескольких лет пребывал его отец барон Ульрих-старший.
Благодаря этому посланник герцогини д'Альба имел честь быть принятым без всякого ожидания в качестве особо почетного гостя.
Появившийся в окошке двери слуга действительно начал им объяснять, что «господа заняты переговорами с важными лицами» и что они приказали ему сказать, что «они больше никого не примут».
Было очевидно, что этот человек не был французом, но он был молод, и Винклерид его еще никогда не видел. На всякий случай он ему пролаял на ухо какие-то фразы по-немецки, и это произвело чудо: молодой слуга склонился в низком поклоне, а затем исчез.
Через мгновение он возвратился, открыл все засовы и пропустил обоих всадников во двор, где уже стоял элегантный экипаж, запряженный парой породистых лошадей. Этот экипаж и заставил бретонца нахмурить брови. Экипаж был зеленого цвета, но на дверцах были нарисованы гербы Испании. То важное лицо, с которым сейчас велись переговоры, вполне мог быть шевалье д'Окаризом или же самим послом.
– Не угодно ли господам последовать за мной! – попросил слуга, бросив поводья лошадей подбежавшему конюху. – Мне доверена честь проводить вас в малый салон. Господин Бегмер выражает свое сожаление и просит вас подождать, пока он не закончит дела с клиентом.
– Но не очень долго! – резковато промолвил Винклерид. – Я еще должен вернуться в Версаль.
Ожидание было совсем недолгим. Пока молодые люди поднимались по роскошной каменной лестнице за слугой, ювелиры уже провожали своего посетителя, в котором Жиль без всякого труда узнал испанского консула.
Обе группы повстречались на этой лестнице.
Бегмер дружески приветствовал швейцарского офицера.
– Я в вашем распоряжении через несколько минут, господин барон!
– Не торопитесь! – ответил Ульрих-Август, а Жиль тем временем старался не смотреть в сторону испанца и принял совершенно безразличный вид.
– Вы знаете этого человека? – прошептал ему швейцарец.
– Кого? Этого иностранца? Ей-богу, нет, но, судя по чертам кареты и по его лицу, я могу предположить, что это испанец. А почему вы меня об этом спрашиваете?
– Да потому, что этот человек очень пристально на вас смотрел.
– Ну, может быть, мы встречались при дворе Карла Третьего, но я об этом совсем не помню, – схитрил Жиль.
Их ввели в прекрасно убранный салон с роскошной мебелью. Главным его убранством были витрины с ювелирными и золотыми изделиями, стиль которых, может быть, был и тяжеловат, но очень мил. Ульрих принялся изучать их с видом большого знатока.
– Вы понимаете в драгоценностях, мой дорогой барон? – спросил Жиль, с интересом глядя на своего нового друга, который вынул маленькую лупу и водрузил ее на правый глаз.
– Я разбираюсь во всем прекрасном и добротном: в винах, в лошадях… в женщинах. А что до драгоценностей, то это правда, я здесь кое-что понимаю. Баронесса, моя мама, их имела довольно много, и очень хороших.
Очень скоро Бегмер, одетый в бархат цвета ржавчины, обтягивающий его круглый животик, вбежал в салон, устремился к Винклериду с протянутыми руками.
– Господин барон! Какая радость вас снова видеть. Мне кажется, мы уже век не виделись.
Но садитесь же, прошу вас! Я надеюсь, что вы не заходили сюда в последние дни. Нас не было в это время, мы с компаньоном уезжали по делам. Чем могу вам служить?
– Мне – ничем, – сказал спокойным голосом швейцарец. – А вот моему другу – многим. Он хочет купить ваше проклятое колье.
– Колье! Какое колье? Не то ли?
– Да, да, именно то.
– Вы, конечно, понимаете, что я не покупаю его для себя! – вступил в разговор Жиль, раздраженный растерянным выражением лица ювелира. – Я выступаю перед вами лишь как посланник одной из знатнейших дам нашего времени. Это ее светлость герцогиня д'Альба, и вот ее письмо, – произнес он спокойно, вынимая бумагу, врученную ему Диего. – Добавлю, что необходимые средства для этого уже переведены в банк Лекульте, и достаточно лишь нашего распоряжения, чтобы они были вручены вам. Но читайте же письмо.
Бегмер водрузил очки, неспешно прочитал письмо, снял очки, вытер пот со лба, с глубоким вздохом вернул письмо молодому человеку.
– Да, да, я понимаю. К несчастью, я вынужден, к моему глубокому сожалению, поверьте, отказать вам. Колье больше не продается.
– Как это «больше не продается»? Его же чрезвычайно трудно продать.
Нужен был художник, чтобы запечатлеть выражение лица Бегмера.
– Но тем не менее оно продано. Я дал слово, и я…
– Но позвольте, – прервал его шевалье, – это тому человеку, который вышел отсюда, вы дали ваше слово?
– Да, увы, ему. Он представляет принцессу, которая…
– Принцессу Астурийскую, я знаю, и вы дали слово? Окончательно?
– Не совсем, несмотря ни на что. Вы понимаете, что я не могу, чтобы это изделие покинуло пределы Франции до того, как королева, для которой предназначалось это колье, не даст нам своего окончательного отказа от его приобретения. Для этого я и мой компаньон должны завтра же отправиться в Версаль.
Жиль какое-то время помолчал, чтобы дать возможность Бегмеру полюбоваться печатями с пышными гербами дома д'Альба, от которых тот не мог оторвать глаз.
– Цена колье сто шестьдесят тысяч ливров, не так ли? – спросил он тихо.
– Да.
– И как раз эту цену и заплатит испанское посольство?
Ювелир внезапно покраснел. Жиль понял, что он затронул самую чувствительную струну.
– Да-а!
– Наверное, это не совсем так. Вам, вероятно, сообщили о трудностях, с которыми вы столкнетесь при продаже этого колье, учитывая огромную сумму, и о той чести, которой вы удостаиваетесь, если колье будет частью королевских драгоценностей. Вас, вероятно, попросили о какой-то отсрочке платежа.
– Но это же весьма распространено.
– Ну что вы! Не совсем так, когда речь идет о будущей королеве Испании, имеющей в своем распоряжении все золото Америки. Его Величество король вам бы все заплатил наличными, если бы королева не отказалась от такого подарка. А я, от имени ее светлости герцогини д'Альба, я вам заявляю следующее: окажите нам предпочтение, и тогда вы не только получите ваши деньги в день совершения сделки, но мы вам заплатим на пятьдесят тысяч ливров больше.
Бегмер теперь потел еще больше. Он вытащил платок и вытер лоб, щеки, шею.
– Вы истинный дьявол! Я уже сказал. Я же дал слово.
– Не совсем. Вы же сами сказали. Не можете ли вы сказать этому господину, что Ее Величество королева желает подумать некоторое время, чтобы вынести окончательное решение.
– Это трудно, очень трудно. Рано или поздно испанский посланник узнает.
– Совсем нет! Или, по крайней мере, он ничего не сможет сделать, если мы с умом возьмемся за это дело. Да, кстати, можете ли вы показать мне это чудо? Это даст вам возможность еще какое-то время поразмыслить, да и проконсультироваться с вашим компаньоном.
– Это мысль! – воскликнул Винклерид. – Покажите же ему эту штуку, господин Бегмер.
– Сию минуту. Я пойду за Бассанжем. У нас один ключ от сейфа, где оно лежит.
Бегмер появился через минуту в компании с человеком моложе его, с приятным лицом. Это и был Поль Бассанж, его компаньон. Он держал в руках огромный футляр из красной кожи с подвешенной большой этикеткой, на которой крупными цифрами была обозначена цена.
Компаньон с улыбкой приветствовал Винклерида, а с Жилем поздоровался с выражением удивленного восхищения.
– Этот господин желает приобрести наше колье?
– Для герцогини д'Альба, мой друг. Откройте футляр.
Бассанж поставил футляр на стол, освещаемый лучами солнца, открыл запор и поднял крышку.
– Вот! – сказал он просто.
Оба офицера не могли сдержать возгласов восхищения. Открытый футляр наполнился блеском. На черном бархате струился поток лучистого блеска, отражаемого тысячами граней, и блеск наполнил всю большую комнату.
– Шестьсот сорок семь алмазов, – пояснил Бегмер.
– Две тысячи восемьсот каратов, – отозвался, как эхо, Бассанж.
Винклерид почтительно потрогал ряд из семнадцати камней величиной с орех, образующих первый ряд ожерелья.
– Великолепно! – выдохнул он внезапно охрипшим голосом. – Поистине восхитительно. Надеюсь, что принцесса Астурийская красива. В противном случае было бы очень жаль…
– Ну, ей до этого далеко! – пробормотал Жиль.
И б этот момент он ясно представил себе страстное лицо Каэтаны над этим сказочным колье, с блеском и сверканием расстилающимся по ее плечам и ниспадающим на грудь. – Госпожа д'Альба – самая пленительная женщина, которую я когда-либо знал.
– Лучше всех это колье подойдет королеве Марии-Антуанетте! – воскликнул Бегмер с каким-то отчаянием. – Оно было сделано для блондинки.
Мы бы были счастливы, если бы она его купила.
Если бы мы до такой степени не нуждались в деньгах, мы бы никогда не согласились, чтобы оно покинуло пределы Франции. Но у нас множество кредиторов, и большая часть того, что у нас было, поглощено этим колье.
– Тогда у вас будет, по крайней мере, удовлетворение, что это ожерелье будет находиться в одном из самых великолепных королевств Европы. Поезжайте, господа, завтра в Версаль, но не давайте никакого ответа вашему покупателю, не повидав меня.
Оба ювелира переглянулись. Ответил Бассанж:
– Если вы нас увидите в самое ближайшее время, то мы согласны. Но что же вы намерены делать?
– Я тоже увижу королеву и попрошу ее сказать вам, что если она еще раз откажется окончательно, то она предпочла бы видеть это колье у герцогини д'Альба, но не у своей кузины. Я не думаю, чтобы она испытывала к ней особо нежные чувства. Если вы, конечно, сами не примете какое-то решение уже вечером. В этом случае вы меня найдете в отеле «Йорк» на улице Коломбье.
Слуга, который провожал их сюда, делал отчаянные знаки своим хозяевам.
– Что такое, Вернер? – спросил с некоторой досадой Бегмер. – Ты снова кого-нибудь впустил сюда? Я слышал стук в дверь.
– Дело в том, что на этот раз это принц. Монсеньер граф Прованский.
– Что? Боже мой! Господа, обязательно нужно, чтобы вы удалились. Его ни в коем случае нельзя заставить ждать ни секунды. Это же принц крови и…
Жиль взял шляпу, которую он положил на стул.
– Не волнуйтесь, господин Бегмер, мы уходим. Сегодня, впрочем, нам уже нечего сказать.
Но подумайте над моим предложением.
Он торопился сейчас выйти в надежде увидеть человека, на которого, как он полагал, он напал предыдущей ночью. На лестнице уже слышались шаги, Бассанж преградил им дорогу к двери.
– Не сюда! Иначе встретитесь с принцем. Вы же не хотите, чтобы вас видели, как я полагаю.
– Я бы это предпочел, тем более что принц меня не знает.
– Но он может задать вам неприятные вопросы. Это очень любопытный человек. Идите сюда.
Он открыл дверь, скрытую подставкой для Зеркала. Открылся длинный коридор, и Бассанж ввел их туда, в то время как Бегмер устремился навстречу знатному гостю.
– Теперь вы знаете секреты дома, – сказал улыбаясь Бассанж. – Но вы стали очень крупным клиентом. Идите по этому коридору. В конце вы увидите маленькую лестницу и выйдете прямо во двор. Извините, что не смогу вас проводить.
– Но здесь же ничего не видно! – воскликнул Винклерид.
– Да нет же. Позвольте мне только закрыть дверь. До свиданья, господа.
И действительно, как только дверь закрылась, Жиль заметил, что было видно так же, как и при закрытой, благодаря зеркалу без оловянной амальгамы.
– Теперь я понимаю! – прошептал Ульрих. – Ну что же, пойдем.
– Секунду! Одну секунду!
Через зеркало он видел обоих ювелиров с двумя мужчинами, вошедшими в салон. Один из них был похож на короля.
Схожий профиль, высокий умный лоб, чуть меньше ростом, чем король, граф Прованский был значительно полнее короля. Из-за неумеренного пристрастия к вкусному столу и обильному употреблению вина его тело, затянутое в голубую тафту со странными цветами на серебряном фоне, несмотря на молодость, было грузным. Короткие ноги с трудом носили его.
– Ну что? Вы идете? – прошептал Ульрих.
– Еще секунду, прошу вас! – ответил Жиль, прильнув глазами к зеркалу.
При виде этого улыбающегося человека с любезным лицом, источающим вокруг себя удовлетворенные взгляды, его охватило сомнение. Тот ли это был человек, которого он оставил без сознания на лужайке Трианона прошлой ночью? Тот, как ему казалось, был более высокого роста, менее плотен. Но принц заговорил, и все сомнения исчезли. Да, это был он.
– Господа, – сказал граф Прованский, – я пришел к вам как парижский зевака полюбоваться вашими сокровищами. Мне так много говорили о вашем знаменитом колье, что меня обуяла жажда взглянуть на него. Покажите же его мне.
– Ничего нет легче, монсеньер. Мы только что доставали его из сейфа, чтобы посмотреть одну из застежек. Нам кажется, что на ней слегка подпортилась эмаль. Вашему королевскому Высочеству не надо будет ожидать. Вот оно.
Как бы ни стремился Турнемин остаться еще на какое-то время, чтобы послушать разговор, он все-таки должен был уйти, чтобы не оказаться шпионом в глазах Винклерида.
На цыпочках, не производя ни малейшего шума, они проследовали по коридору, который, к счастью, был устлан коврами, спустились по маленькой лестнице, открыли маленькую дверцу, очутились в маленькой темной прихожей и через другую дверь вышли во двор.
– Вы меня поправите, если я ошибаюсь, – сказал Винклерид, взгромоздившись на своего мощного макленбуржского жеребца, – но у меня сложилось впечатление, что вы не очень любите графа Прованского.
– Что же заставило вас предположить подобное?
– Выражение вашего лица, когда вы на него смотрели. И затем чувство симпатии к вам. Господин Месмер, человек с чаном…
– С чаном?
– Да, с чаном… большим ушатом, вокруг которого он сажает людей, чтобы их вылечить. Вы никогда не слышали о докторе Месмере?
– Никогда!
– Я вам расскажу. Великий человек. Так этот доктор Месмер заявляет, что если испытываешь к кому-то чувство симпатии, то понимаешь и испытываешь все, что он чувствует.
– Ну а при чем здесь граф Прованский?
– Очень просто. Это человек лживый и скрытный. И если я правильно угадал, вы его не любите.
Жиль рассмеялся.
– Винклерид, мой хороший товарищ, у меня сложилось впечатление, что мы станем большими друзьями. Я уже многим вам обязан.
– Ничем. Вы возвращаетесь со мной в Версаль?
– Не сегодня. У меня еще дела в Париже, именно сегодня вечером.
– Тогда я вас оставляю. А где вы живете в Версале?
Турнемин объяснил ему, что временно он поселен в гостиницу гвардии, но поручил своему слуге подыскать подходящее жилье, которое соответствовало бы его положению в свете и его скромному жалованью.
– У меня есть как раз то, что вам надо, я так думаю. Как раз напротив меня есть приятный особнячок, а в нем есть свободная квартира. Если вы хотите, я займусь этим.
– С радостью. Мы будем соседями. Я вам еще раз обязан.
Вынув из кармана маленький блокнотик, барон написал несколько строк, вырвал листок и протянул его Жилю. Тот прочитал: «Особняк Маржон, улица Ноай в Пти-Монтрей». Хоть у барона и было плохое произношение, но писал он хорошо.
– Вы пригласите меня на обед! – сказал он с приятной улыбкой.
– Хорошо! Обещаю вам креветок!
Швейцарец и бретонец по-английски обменялись рукопожатием и расстались. Первый направился к бульвару Сен-Мартен, а второй поехал по улице Вандом, чтобы выехать на улицу Нев-Сен-Жиль в Маре, где жила графиня де Ла Мотт-Валуа, осмелившаяся так походить на Жюдит.
Это была узкая улочка, плохо вымощенная, но спокойная и пустынная. На углу стояла статуя Святого Жиля, что могло стать добрым предзнаменованием для молодого человека. Три или четыре особняка с массивными дверьми, возвышавшиеся позади стены монастыря Миним, лавочка сапожника – вот все, из чего состояла эта короткая улочка, выходящая на засаженный деревьями бульвар на месте бывших укреплений короля Людовика XIII.
Медленным шагом проехал Жиль вдоль этой улицы, нашел дом под номером десять, высокий, приятный, скорее буржуазного, нежели аристократического вида. В высоких его окнах он смог разглядеть большие голубого шелка шторы и отражение хрустальной люстры в зеркале.
Всадник едва проехал мимо дома, когда с противоположной стороны подъехал наемный экипаж и остановился именно у этого дома. Молодой человек повернулся в седле с безразличным видом юноши в поисках удачи и увидел прелестную ножку в шелковых туфельках цвета «блошиного животика», затем щиколотку, обтянутую ажурным чулком, затем подол платья цвета пармских фиалок. Наконец из экипажа вышла элегантная молодая женщина в экстравагантной шляпе, в которой он без труда узнал лже-Жюдит.
При свете дня и без парика схожести было значительно меньше. Он почувствовал некоторое удовлетворение тем, что прелести его возлюбленной ни с чем не находили сходства. Ее роскошная рыжая шевелюра придавала Жюдит тот блеск, которого вовсе не было у этой женщины. Кроме того, у графини были голубые глаза, а у Жюдит они были черными с алмазными проблесками. А затем…
В то время как он составлял перечень различий, графиня заплатила кучеру и хотела уже войти в дом, но, заметив статного всадника, который как бы с сожалением удалялся, она одарила его улыбкой, которая легко бы могла быть понятой как приглашение.
«Не знаю, действительно ли она имеет право называться Валуа, – подумал молодой человек, слегка шокированный, – но уж очень у нее странные для светской дамы манеры.»
У него появилось желание заговорить с ней, но, подумав, что будет лучше не входить так быстро с ней в контакт, он удовольствовался на этот раз тем, что снял шляпу и, улыбкой отблагодарив, проследовал дальше. Дама вошла в дом.
Он не отъехал далеко. Немного не доходя до Бульвара, улица Сен-Жиль раздваивалась, образуя вторую маленькую улочку, тоже выходившую на Бульвар. Он спешился там, привязал Мерлина и остался наблюдать, решив присмотреть некоторое время за домом.
Довольно долго ничего не происходило: вышел мальчонка, подпрыгивая на одной ноге, пробежал мимо Жиля, бросив ему на ходу:
– Хорошее местечко для подкарауливания.
Здесь много хороших девчонок.
– И мальчишек, которые суют свой нос не в свое дело, тоже хватает. Беги отсюда, если не хочешь, чтобы я дал тебе хорошего пинка.
– Я просто так сказал. Приятного вечера, офицер!
Также Жиль увидел, как прошла старая женщина с требником, в черной вуали. Она украдкой посмотрела на него и пошла своей дорогой. Он уже подумал, что напрасно теряет время и рискует быть замеченным, и хотел уже сесть в седло, как послышался звук приближающегося экипажа со стороны Бульвара. Экипаж остановился перед домом за номером десять.
