Текст книги "Искатели приключений: откровения истории"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
– Поэтому оно не покинет меня, разве что попадет в самые надежные руки. Один из наших братьев завтра едет во Францию с официальной миссией, которая освобождает его от досмотра багажа. Он обещал захватить письмо. Завтра я ему его передам нашим обычным способом…
Лоренца все слышала: она спряталась за платьями в шкафу, стоящем в малой гостиной. Сердце ее ушло в пятки, ведь она до сих пор так и не смогла узнать, как Джузеппе передает свои секретные послания своим соратникам.
– Что вы будете делать до этого времени? – спросил отец Рулэн.
– Письмо постоянно будет при мне. Этой ночью я хочу поработать в лаборатории и не буду ложиться спать.
– Если я вам больше не нужен, я хотел бы уйти. Мне нужно навестить некоторых больных, я не могу пренебрегать этим. Затем я могу вернуться.
– Это излишне… Спокойной ночи, мой друг, думайте о будущем. Скоро мы будем абсолютно свободны, и вы, и я, и счастливо заживем в свободной стране…
Лоренца услышала, как мужчины спустились по лестнице, ведущей к выходу, затем она быстро выбралась из шкафа. Ей было жарко, несмотря на то, что из-за прохладной погоды в камине пришлось зажечь огонь, она чувствовала себя страшно усталой, почти больной. Во рту у нее был привкус горечи. Ей нужно было любой ценой завладеть письмом, которое муж положил к себе в карман. Но как, если он не собирался спать, а времени оставалось так мало?
Все ее страхи, суеверные тревоги выкристаллизировались в это письмо, в этот клочок бумаги, означавший для нее возвращение в страну, которую она ненавидела, окончательный разрыв с тем, что она только начинала обретать, безвозвратный отход от церкви. Ее ограниченный ум был помрачен страхами, внушениями исповедником. Она пришла в полную растерянность и потеряла здравомыслие. Только одна мысль владела ею: заполучить письмо. Но как?
На лестнице она столкнулась с Джузеппе. На голове у него была шляпа.
– Я сейчас должен уйти, – сказал он, – мне нужно зайти к аптекарю Камиоди Фиори, но я долго не задержусь. Я поднимаюсь за плащом, на улице становится очень свежо.
– Ты прав, – машинально ответила она. – Оденься потеплее.
Когда дверь за ним закрылась, Лоренца еще долго стояла внизу лестницы, не зная, что предпринять. В этот момент из кухни вышла служанка.
– У меня закончились свечи, дона Лоренца. Я хочу пойти к торговцу, но нет денег.
Порывшись в кошельке, Лоренца протянула девушке деньги. Перед уходом служанка сказала:
– Не могла бы, госпожа графиня, немного побыть на кухне. Я открыла вино и все приготовила к ужину, но мне бы не хотелось, чтобы поросенок подгорел на вертеле.
– Я послежу, не волнуйся.
Как только служанка ушла, Лоренца быстро оглядела кухню. Затем она зажгла огарок свечи и спустилась в подвал по винтовой лестнице.
Через несколько мгновений она уже вновь была на кухне. Погасив свечу, Лоренца подошла к столу, где Джулия, так звали служанку, приготовила все для ужина. Она в нерешительности замерла, но тут ее взгляд упал на церковную репродукцию на стене, изображавшую ангела, разившего грешников своих огненным мечом. Она быстро вылила в графин с вином содержимое маленького флакончика, который держала в руке. Она потрясла графин. Вино слегка помутнело, затем вновь обрело прозрачность. Лоренца осторожно его попробовала и, не почувствовав никакого привкуса, поставила на место. Хлопнула входная дверь.
Когда Джулия вернулась от лавочника, она застала хозяйку за приготовлением мяса к ужину.
Полночь уже давно миновала, когда Лоренца, накинув на ночную рубашку плащ, осторожно спустилась по лестнице. Ночь была темна, но она не взяла свечи, чтобы служанка не заметила света. Подойдя к двери, ведущей в подвал, она осторожно открыла ее и долго прислушивалась. Снизу не доносилось ни звука, лишь слабый свет освещал винтовую лестницу. Взяв в руки башмаки, она спустилась на одну ступеньку, потом еще на одну. Ее босые ноги неслышно ступали по холодному камню. На середине лестницы до нее донесся раскатистый храп, и она быстро спустилась вниз.
В центре лаборатории, рядом с догоравшей печью сидел Джузеппе. Он глубоко спал, облокотившись на руку. Эта картина окончательно вернула Лоренце смелость. Она подошла к мужу, быстро обыскала его карманы. На груди она нашла то, что искала… большое письмо, адресованное президенту Учредительной ассамблеи. С радостным возгласом она положила его в корсаж бегом поднялась по лестнице и хотела было выйти из дома. Но затем она направилась на кухню, нашла графин, в котором после джина еще оставалось немного вина. Джулия, наверняка, попробовала эти остатки. Опустошенный и тщательно вымытый графин был водружен на место.
Окончательно успокоившись и не боясь быть услышанной, Лоренца низко опустила капюшон, завернулась в плащ и вышла из дому…
Когда Калиостро очнулся от тяжелого сна, он не сразу понял, где находится. Поднеся руку к карману, он понял, что письма там больше нет, и его охватил страх. Его пронзила мысль о том, что кто-то проник сюда ночью, и со всех ног он бросился в спальню жены узнать, не слышала ли она что-нибудь. Но Лоренца, положив голову на руки, спала так хорошо, что он не решился ее разбудить. Ему даже не пришло в голову, что во всем виновата его жена.
27 декабря именем Его Святейшества Пия VI папская полиция арестовала Калиостро у себя дома и сопроводила его в замок Сен-Аиж. Маркизе Вивальди, находившейся в тот момент у Калиостро, удалось ускользнуть. Лоренца также была арестована, но отправлена в монастырь для того, чтобы окончательно вернуться на путь благочестия и добродетели.
Калиостро поочередно оглядел трех судей, одетых в черное. Он внимательно следил за бумагой, которую держал в руках верховный судья.
– Это письмо? Да, его диктовал я. Но как оно попало в ваши руки? Он говорил с трудом, отупев от многомесячного заключения в камере, куда не поступали ни воздух, ни свет, и которую заливали воды Тибра в период дождей, так как она находилась ниже уровня реки. Трудно было узнать в этом оборванном, исхудавшем, с лихорадочно горящими глазами узнике блистательного чудотворца с улицы Сен-Клод. Теперь это был жалкий, затравленный человек… Губы верховного судьи чуть заметно дрогнули, в его тусклых глазах вспыхнули отблески горящих свечей.
– Нам его передала ваша жена. Вашу жену возмущали ваши дела, и она хотела спасти свою душу…
– Моя жена?
Казалось, что он потерял способность понимать что-либо, он беспрерывно повторял это слово, словно хотел понять его смысл. Неожиданно Калиостро разразился громким, сумасшедшим смехом. Этот смех никак не кончался, наводя на стражников ледяной ужас…
Смертная казнь, к которой был приговорен Калиостро, была заменена на пожизненное заключение. Узника поместили в папскую крепость Сан Лео, недалеко от Витерба. Это была жуткая тюрьма, настоящее огромное гнездо, расположенное на скалистом пике, камеры которой кишели насекомыми. Крестьяне в страхе далеко обходили это место.
Поздней ночью припозднившийся крестьянин, проходя у подножия замка, мог слышать крики, рычание, неистовый смех, который сменяли рыдания. Иногда в этих звуках можно было с трудом различить женское имя. Надвинув шапку на уши и опустив глаза, крестьянин прибавлял шаг и быстро крестился. Придя домой, он шептал жене, чтобы не слышали дети.
– Я опять слышал крики этого сумасшедшего колдуна…
Перекрестившись, в свою очередь, жена замечала:
– Святая мадонна! Когда же он кончит кричать? Крики смолкли летней ночью 23 августа 1795 года.
Калиостро маг, колдун, якобы познавший секрет вечной жизни и молодости, умер.
СВАДЬБА ЦЕЗАРЯ БОРДЖИА
Заходящее солнце отражалось в водах Вьенки тысячью огней и окрашивало серые стены замка Шенои рыжеватыми бликами. Внизу под замком ярко рыжела черепица городских крыш. То был один из первых погожих дней мая 1499 года; солнце щедро дарило свое тепло отвыкшей от него земле, природе и людям, которые наслаждались в его лучах. По реке бесшумно скользили лодки рыболовов, а там наверху, в замке, который казался спящим, тишину нарушало лишь постукивание алебарды стражника по помосту Стены. Порою прощальный солнечный луч высвечивал каску лучника, застывшего у проема бойницы. Словом, в воздухе было разлито спокойствие.
Однако, запершись в своих апартаментах в башне Буасси, неподалеку от той часовни, где в свое время молилась Жанна д'Арк, Цезарь Борджиа испытывал полнейшее безразличие к царящим вокруг красоте и покою. Как обычно, он был одет в костюм из черного бархата и в настоящий момент под испуганными взглядами своих приближенных, не произнося ни слова, мерил комнату нервными шагами. В пальцах он раздраженно вертел маленький золотой шарик с благовониями, с которым он никогда не расставался… В те же моменты, когда им овладевало раздражение, он начинал буквально жонглировать этим шариком, отчего его пальцы пропитались неистребимым запахом благовоний.
В комнате находились люди из его свиты – мажордом Рамиро де Лорка, секретарь Агапито и два дворянина: Жан Журдан Орсини и Бартоломео Капраника – все они с тревогой ожидали неизбежного взрыва гнева своего господина. Они прекрасно знали, что скоро он схватит первую попавшуюся под руки вещь и растопчет ее ногами. Молчание становилось гнетущим.
Цезарь уже приготовился к срыву, он подошел к столу, одним духом опрокинул бокал вина и поискал глазами обо что бы ему этот бокал разбить, но в этот момент в массивную дубовую дверь комнаты постучали. Затем, не дожидаясь разрешения, в нее вбежал человек, упавший перед Цезарем на колени.
– Прибыл гонец из Наварры, монсеньер, – воскликнул он. – Он привез согласие на ваш брак.
Цезарь пощадил бокал, поставив его на место, но лицо его оставалось суровым.
– Каким образом ты узнал, что именно он привез?
Мигель Корелло, которого называли еще Микелетто, поднялся с колен и улыбнулся. То была кровожадная улыбка, впрочем, весьма характерная для этого мастера черных дел. Все знали, что Микелетто исполняет самые темные и грязные поручения Цезаря Борджиа, а за счет этого пользуется его особым доверием.
– Довольно просто заставить человека рассказать все, что требуется от него узнать. Достаточно остановить его в укромном месте и хорошенько тряхнуть…
– Ты что, рехнулся? Что ты натворил? Не забывай, что здесь не Рим и что у нас и так неважная репутация!
Микелетто непринужденно и даже несколько вызывающе пожал плечами.
– Он в полном порядке, монсеньер. Я всего лишь вежливо поговорил с ним, уперев кончик своего кинжала в его горло, спросил его, какие новости он везет сюда. Вроде бы новости хорошие, и скоро состоится свадьба. Конечно, гонец здорово перепугался. Зато теперь ему стыдно, и он никому не расскажет о случившемся.
На лице новоявленного герцога Валентинуа наконец-то заиграла долгожданная улыбка. Вернувшись к столу, он опустошил подряд несколько кубков, а затем, подняв еще один, подошел к своим приближенным с сияющим видом:
– Ну что ж, друзья мои, кажется, дело сделано. Скоро вы все хорошенько выпьете на свадьбе вашего господина с девицей д'Альбре – самой красивой девушкой Франции.
Цезарь Борджиа имел для радости все основания. Полученное им согласие на брак стало итогом долгой запутанной игры, целой интриги, к которой подключились высшие политические интересы. Вся афера со сватовством началась менее года назад.
Впрочем, напомним вкратце о жизненной карьере самого жениха.
Церковные нравы того времени, мягко говоря, не отличались строгостью. Второй сын Папы Александра VI – Цезарь вступил на жизненное поприще, став священником. Излишне объяснять, почему его восхождение по ступеням церковной иерархии было стремительным: в пятнадцать лет он стал епископом Памплоны, в шестнадцать – архиепископом Валенсии, а в семнадцать – кардиналом римской курии.
Однако церковная жизнь, даже в роли римского кардинала, свободная, полная роскоши и запретных удовольствий, не удовлетворяла Цезаря. Он мечтал о завоевательных походах, военной славе, о положении правителя государства. Вот почему он откровенно ненавидел своего старшего брата Хуана, которого Папа сделал главнокомандующим армией Святого престола, присвоив ему титул герцога Кандиа и найдя ему великолепную брачную партию в Испании. Но он еще и презирал брата, считая его слабаком, человеком, который не может взять от судьбы всего того, что, казалось бы, само идет ему в руки.
Злые языки шепотом передавали, что ненависть братьев друг к другу питала еще их любовь к сестре Лукреции. Впрочем, Рим уже начал привыкать к взаимной вражде двух папских сыновей, когда наступила трагическая развязка. Однажды утром в водах Тибра был найден труп Хуана с девятью кинжальными ранами. Разумеется, вся Италия дружно решила, что за спиной убийц стоит кардинал Цезарь.
Несмотря на искреннее горе Папы, расследование скоро было прекращено, не приведя ни к какому результату. Вскоре Цезарь сбросил с себя кардинальскую сутану, вынудив отца предоставить ему простор для мирской карьеры. Он твердо решил стать королем. Но для этого ему надо было жениться на богатой наследнице.
Как раз в этот момент скончался король Франции Карл VIII, с разбегу врезавшийся лбом в притолоку низкой лестницы. Его жена, прекрасная герцогиня Анна Бретанская, осталась вдовой. Корона перешла к герцогу Орлеанскому, который стал Людовиком XII. Тот еще несколько лет ранее женился на Жанне Французской – добродетельной, но уродливой дочери Людовика XI.
Став королем, Людовик XII, уже давно влюбленный в королеву Анну, стал настаивать, чтобы Папа расторг его брак с Жанной. Александр VI никогда не руководствовался моральными соображениями. Теперь же он и его сын Цезарь сочли, что у них есть возможность для заключения удачной сделки. Папа расторгнет брак короля и хромой Жанны, но в обмен он просит «для своего возлюбленного сына Цезаря» герцогство Валансьен во Франции и руку одной из принцесс королевского дома.
Ради того, чтобы жениться на Анне, Людовик готов был заложить душу дьяволу. Он принял условия сделки, а вскоре во Францию с роскошной свитой отбыл Цезарь, который вез с собой папскую буллу о расторжении брака.
Цезарь прибыл в Шенои, где обретался король, пока в его замке в Блуа шли ремонтные работы. Встреча их состоялась накануне Рождества. А в начале января следующего года Людовик XII, поспешно упрятав Жанну в монастырь, женился в Нанте на Анне Бретанской. Оставалось выполнить по отношению к Цезарю, уже ставшему герцогом Валансьенским и графом Дье, вторую часть договора, подыскав ему невесту королевских кровей. Тут все оказалось сложнее. Ни одна из французских принцесс и слышать не желала о браке с кардиналом-расстригой, подозревавшемся в убийстве собственного брата и сожительстве со своей сестрой!
Однако решающее слово вновь осталось за политикой. Получив несколько отказов, Цезарь наконец договорился с регентом Наварры Аленом д'Альбре. Разумеется, дочь последнего Шарлотта должна была стать женою Цезаря в обмен на целый ряд политических выгод, которые извлекал для себя из этого брака регент.
В то время, когда Цезарь обмывал свою предстоящую женитьбу в ходе ночной попойки, которую он устроил в компании своих римских и испанских сеньоров, гонец, соскочив с коня у ворот монастыря Аннунциации в Бурже, резко постучал в его ворота. Час был поздний, и на стук долго не реагировали. Наконец в воротах открылось небольшое окошечко, и за его решеткой показалось испуганное лицо разбуженной монахини. Не давая ей раскрыть рот, гонец объявил:
– Срочная депеша от его Величества к ее Королевскому высочеству герцогине де Берри.
В скупом свете луны монашенка разглядела на груди незнакомца знаки отличия королевского гонца. Она тут же распахнула ворота и побежала предупредить мать-настоятельницу, мадам Жанну Французскую, которой ее бывший супруг дал титул герцогини де Берри. Минутой позже, гонец, встав на колени перед отвергнутой королевой, протягивал ей пергаментный свиток, на конце которого красовалась красная сургучная печать короля.
Не произнося ни слова, принцесса прочла письмо, после чего окинула гонца пристальным взглядом.
– Хорошо! – сказала она наконец. – Я последую воле короля. Потом, повернувшись к монахине, которая привела к ней гонца, добавила:
– Позаботьтесь о том, чтобы этого человека хорошенько накормили, и предупредите мою кузину Шарлотту, что я ее ожидаю.
Отвесив глубокий поклон, гонец удалился в сопровождении монахини, а Жанна осталась одна. Теперь она позволила себе бессильно откинуть голову на спинку высокого кресла. Ее глаза, покрасневшие от ночных бдений и слез, искали на каменной стене крест. То, что ей предстоит сообщить Шарлотте, станет еще одной ступенью страданий на ее мучительном жизненном пути.
Легкий стук в дверь вывел ее из глубокой задумчивости. На пороге появилась высокая девушка с густыми каштановыми волосами, спадавшими до ее поясницы. Жанна Французская протянула к ней руку и голосом исполненным нежности сказала:
– Подойдите сюда, дитя мое! Я только что получила известия, имеющие для вас большую важность. Ваш отец, регент Наварры, дал наконец согласие на ваш брак с герцогом Валентинуа. Вам следует без промедления вернуться в Шинон, где вас ожидает королева.
Услышав эти слова, девушка без промедления упала на колени.
– Мадам, разрешите мне остаться рядом с вами. Передайте королю, что я хочу посвятить свою жизнь Богу, что я хочу стать монашенкой. Скажите ему что угодно, лишь бы избавить меня от необходимости вступить в этот брак.
Слезы заливали ее лицо, а в голосе звучала мука. Она обняла руками колени Жанны, глядя на нее с надеждой, однако бывшая королева лишь покачала головой:
– Вам следует подчиниться, Шарлотта. Этого хочет король, и ваш отец согласен. Вы не можете противиться их воле.
– Но это невозможно, мадам, совершенно невозможно! Как может король хотеть, чтобы я поженилась с этим человеком, который убил своего родного брата и стал причиною вашего несчастья.
– Не преувеличивайте! Монсеньер де Борджиа всего лишь привез буллу Святого престола. Если бы не он, это сделал бы кто-нибудь другой. Вам не следует держать на него обиду за это.
– Как может Святой престол столь несправедливо распоряжаться судьбой королевы Франции? – с горечью воскликнула Шарлотта.
– То была воля Божья, дочь моя. И та же воля побуждает вас выйти замуж за сеньора де Валентинуа.
Шарлотта поднялась с колен и впилась своими прекрасными серыми глазами в лицо Жанны. Она от всего сердца любила бывшую королеву, рядом с которой всегда чувствовала себя защищенной и обнадеженной с тех самых пор, как отец отослал ее приобщаться к утонченным манерам французского двора. И хотя ее удочерила сама королева Анна, ее всегда куда больше привлекало общество Жанны, чье здравомыслие уравновешивало ее мистические порывы. И вот теперь вся ее наваррская кровь клокотала от возмущения, и только воспаленные красные глаза добродетельной Жанны не позволяли гневу Шарлотты вырваться наружу. С каким наслаждением она перегрызла бы горло королю Людовику, королеве Анне, самому Папе, – ведь они стали причиной ее несчастья!
– Но почему я должна склониться перед их волей! – воскликнула она – Моя подруга Шарлотта Арагонская отказалась ведь от брака с этим Цезарем… да еще продемонстрировала ему свое отвращение. Она повсюду повторяла, что не хочет быть «кардинальшей». И я тоже не желаю, чтобы меня так называли.
Легкая улыбка пробежала по измученному лицу Жанны.
– Но у ее отца, короля Фредерика, были все основания, чтобы отказаться от подобной чести. Ведь королевство Неаполитанское, находящееся под его скипетром, граничит с владеньями Папы. Такой брак стал бы для него опасным. Так что отказ исходил не от Шарлотты, а от ее отца. К тому же она вряд ли была бы столь неприступной, если бы не ее любовь к молодому Ги де Лавалю. Ведь сеньор Борджиа очень красив. Вспомните, как великолепно он смотрелся при своем въезде в Шинон. А какая роскошь его окружала! Кое-кто даже подумал, что прибыло посольство самого турецкого султана. Никогда еще на одном человеке не было стольких драгоценных камней.
– Их было даже слишком много! Это говорит о нем, как о выскочке. Вспомните, ваше Высочество, всех этих мулов, нагруженных роскошными одеждами и утварью, всех его слуг, менестрелей, тамбуринистов, трубачей, конюхов и псарей, пажей, одетых в золотые одежды. Ну а сам Цезарь сверкал, как рождественская елка.
На этот раз Жанна не выдержала и рассмеялась.
– Будьте снисходительны, Шарлотта! Я признаю, что герцог, на наш французский вкус, переобременил себя золотом, но таким образом он выказал свое уважение к королю. И вам не следует так строго судить вашего будущего супруга. Вы ведь даже не разговаривали с ним.
Неожиданно Шарлотта покраснела до корней волос и отвела глаза. Она схватила подсвечник и переставила его подальше от Жанны, чтобы та не смогла заметить, что с нею происходит. Не могла же она рассказать чистой, набожной, почти святой королеве, что произошло одним февральским вечером в замке Лош, между церковью Сент-Ур и покоями короля…
На тот момент Анна Бретанская, вот уже месяц как снова королева Франции, деятельно принялась перестраивать королевские покои замка Лош. Шарлотта без всякого энтузиазма стала камеристкой новой королевы. Красивая и все еще молодая королева отличалась строгостью и жестко контролировала поведение своих камеристок. Тем разрешалось покидать королевские покои лишь для того, чтобы отправиться в церковь, причем ходили они туда под бдительным присмотром старших по возрасту дам.
В тот вечер Шарлотта задержалась после конца службы в церковном пределе. Она любила оставаться там одна, ожидая наступления ночи, поскольку тогда все внутри храма становилось таинственным, исполненным высокого и непостижимого смысла. Все остальные камеристки и придворные дамы уже покинули церковь, оставив Шарлотту в одиночестве, коленопреклоненной на ступенях алтаря.
Шарлотта молилась сосредоточенно, потеряв счет времени. Когда церковный сторож собрался запирать двери храма, он заметил молящуюся Шарлотту и тронул ее за плечо.
– Уже поздно, мадмуазель… Я должен закрывать церковь.
– Я ухожу. Прошу меня извинить.
Она тут же поднялась, натянула на голову капюшон и покинула церковь. Ночь была беззвездной, буквально черной, и в порывах ветра пламя единственного факела, освещавшего ей дорогу, то вспыхивало, то почти угасало. Дорога казалась совершенно пустынной, только вдалеке у ворот королевской резиденции позвякивали доспехи стражников. Закутавшись поплотнее в свою шубку, Шарлотта ускорила шаг, а затем побежала. Она беспокоилась о том, чтобы не вызвать своим опозданием гнева королевы, и не заметила, что ей навстречу идут два человека в масках. Столкнувшись в темноте с одним из них, она издала пронзительный крик и уже готова была упасть, но тут незнакомец сильной рукой поддержал ее.
– Что с вами, красавица? Куда это вы бежите так быстро?
Голос был властным, но в нем явно присутствовал иностранный акцент, какой именно, Шарлотта не могла определить. Человек был высоким, плотным, и от него исходил странный пряный запах. Он не отпускал ее, напротив, крепче обхватил своими руками.
– Отпустите меня, мессир! Я – камеристка королевы, и моя служба требует срочно быть у нее. Я и так опаздываю.
Она попыталась освободиться, но не тут-то было.
– Камеристка? Как интересно! Все камеристки королевы очень красивы, а некоторые просто восхитительны. Итак, откуда же вы идете и где же вы так задержались?
– Я возвращаюсь из церкви. А теперь, ради всего святого, отпустите меня…
– Ну, ну! Не стоит быть такой нетерпеливой. Если вы и так задержались, какая разница, вернетесь вы сейчас или чуть позже… Королева очень уважает церковь, а что касается меня…
– Чего вы хотите в конце концов? – воскликнула Шарлотта, теряя терпение.
– Почти ничего! Увидеть ваше лицо! Судя по вашему голосу, оно просто восхитительно, а я никогда не пропускаю женщины, если небеса посылают ее прямо в мои объятья, как, например, сейчас. Микелетто принесет мне факел, и я смогу тогда…
– Да как вы смеете!
От ярости она чуть не задохнулась. Теперь она поняла, с кем имеет дело. Имя Микелетто, которого весь Двор считал дьяволом во плоти, говорило само за себя.
Негодяй тем временем сбегал к крыльцу, рядом с которым горел искрящийся факел, и вернулся с ним к своему господину. Цезарь схватил факел одной рукой, другой не отпуская Шарлотты. Она вскрикнула, так крепко, до боли, впились его пальцы в ее руку. Несколько секунд он молча рассматривал восхитительное покрасневшее лицо девушки, глаза которой горели гневом.
– Я оказался прав! – сказал он, нарушая молчание. – Вы действительно очень красивы. Такое лицо, как ваше, забыть невозможно.
А теперь, когда вы в этом убедились, отпустите меня, сеньор, я вас заклинаю.
Она глядела ему прямо в глаза, гордо подняв голову и пересиливая гневом страх. Однако он покачал головой и ослепительно улыбнулся, продемонстрировав два ряда крупных, хищных зубов.
– Не так скоро. Вам придется заплатить за свою свободу, красавица. Думаю, что один поцелуй не будет слишком дорогой платой. Это такой пустяк.
– Но не для принцессы королевской крови, мессир. Вы переходите все границы. Я приказываю вам удалиться. Вы слышите, это приказ!
Смех Цезаря был резким, сардоническим.
– Принцесса королевской крови! Клянусь мадонной, вот это удача! Кем же вы будете, ваше величество?
Микелетто склонился к уху своего господина и что-то ему прошептал.
– Так, так! – сказал Цезарь, и в глазах его вспыхнул хищный огонек. – Значит, вы и есть та девушка, которую зовут самой красивой невестой Франции? Признаю, что действительность превосходит все, что можно себе вообразить. Поэтому я еще более страстно хочу этого поцелуя. Право же, вы себя не уроните, если согласитесь на него. Ведь я…
– Я знаю, кто вы такой, – бросила Шарлотта в бешенстве. – Вы считаетесь принцем, поскольку вы сын Папы, но в моих глазах вы внебрачный сын и проходимец. Я скорее умру, чем соглашусь на этот поцелуй.
Ей показалось, что сейчас Цезарь сломает ей руку, но тут он ее отпустил. Резким жестом он сорвал маску со своего лица, и перед ней предстали его правильные, властные черты. Он был очень бледен, глаза под густыми бровями горели гневом.
– А теперь послушайте, что я вам сейчас скажу, принцесса, – сказал он медленно, тщательно выговаривая каждое слово. – Вы оскорбили меня и отказали мне в поцелуе. Но я клянусь, что очень скоро вы поцелуете меня по доброй воле, и не раз. Я клянусь, что вы станете моею, на меньшее я не соглашусь. Я заполучу вас всю, ибо я – Цезарь Борджиа.
Отойдя на пару шагов, он скинул свою шапочку с павлиньим пером и изящным жестом раскланялся.
– Не забудьте о моих словах, Шарлотта д'Альбре. Скоро вы станете моею.
Затем, сделав жест Микелетто, он удалился к воротам замка, оставив девушку в полном замешательстве и несколько испуганной.
Весь последующий вечер Шарлотта, прислуживая королеве, была столь рассеянна, что та сделала ей несколько суровых замечаний. Потом всю ночь она не могла заснуть. И в ушах у нее то и дело раздавались зловещие слова:
– Вы станете моей…
С каким жаром это было сказано! На следующий день она попросила отпустить ее на несколько недель в монастырь принцессы Жанны и получила согласие.
Всего через несколько дней после прибытия гонца в монастырь Аннунциации, утром 12-го мая в Блуа пышно справлялась свадьба между Шарлоттой д'Альбре и Цезарем Борджиа. Двор как раз переехал в замок, ремонтные работы в котором закончились, и брачные торжества как бы знаменовали собой начало сезона.
Праздник был обставлен с подобающей помпой. Король лично повел невесту к алтарю. А Шарлотта была необыкновенно хороша: ее облегало белое сатиновое платье, по которому располагался причудливый золотой узор, на плечах ее покоилась накидка из соболей. Бриллианты, изумруды и жемчуга сверкали и переливались на ее шее и запястьях рук. Она была настолько бледна, что ее кожа как бы сливалась с белым цветом платья, и совсем не смотрела на своего жениха, который был весьма хорош собой, представителен и, как всегда, без меры разукрашен золотом и драгоценными камнями. Бриллиант, крепивший белое перо к его шапочке, был настолько крупным, что никто не мог оторвать от него изумленных взглядов.
Кардинал Амбуаза, бывший одновременно Великим Канцлером Франции, собственноручно соединил молодоженов в часовне королевского замка, где было невыносимо душно от сотен зажженных свечей. А затем, в заново отделанных залах, где еще немного пахло известкой, началось веселое пиршество. Но пока вокруг веселились и танцевали сотни приглашенных, молодожены сидели молча, стараясь даже не глядеть друг на друга.
Наконец королева Анна во главе кортежа церемонных дам отправилась сопровождать Шарлотту в ее спальню новобрачной. Здесь ей помогли раздеться и уложили в огромную постель, сопровождая все это тысячью пикантных шуток и взрывами смеха. Затем две дамы с поклоном распахнули дверь перед другим кортежем во главе с королем, который лично ввел в спальню ее супруга. После этого все удалились, оставив их наедине друг с другом.
Скрестив руки на коленях и потупив глаза, Шарлотта сидела в середине своей необъятной постели и молча ждала, когда заговорит ее супруг. Закрыв двери за уходившим кортежем, Цезарь неподвижно стоял, прислонившись к стене, и созерцая свою жену, которая все больше краснела под его пристальным взглядом. Краска заливала не только лицо, но и грудь, открытую низким декольте ее ночной рубашки. По учащенному биению пульса на ее горле он мог судить о ее замешательстве и испуге. Наконец он прервал молчание и очень мягким голосом сказал:
– Позвольте мне приблизиться к вам.
Вместо ответа она кивнула головой, но при этом покраснела еще больше. Цезарь подошел к кровати и уселся на самый краешек, обхватив рукой одну из опор полога. Вдруг он принялся смеяться, и смех его был столь непринужденно весел, что удивленная Шарлотта невольно вскинула глаза.
– Душа моя… Вы так напуганы, словно вы птичка, которую словил ястреб. Неужели я внушаю вам такой страх? Или тот ужас, который вы прежде передо мною испытывали, все еще силен.
Она широко распахнула глаза и впилась взглядом в лицо своего мужа.
– Всегда лучше говорить правду. Да, вы внушаете мне страх, монсеньер.
– Но почему? Неужели… в этом повинна моя репутация? Уверяю вас, молва преувеличивает, я вовсе не такое чудовище, как обо мне говорят. Просто я знаю, чего хочу, и не останавливаюсь ни перед чем, чтобы добиться своего. В наши времена я вовсе не одинок, исповедуя такого рода… добродетель.
– Я знаю, что вы умеете добиваться своего…
– И вы порицаете меня за это? Очень странно, если это так. Поймите, Шарлотта, я хочу, чтобы вы перестали быть испуганной птичкой. Поймите, вам это не идет. Вы больше нравились мне в тот вечер в саду замка Лош. Вы горды и высокомерны, как и подобает быть жене Цезаря.
