Текст книги "В конечном счете"

Автор книги: Жорж Коншон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Нельзя ли узнать, почему?

– Я думаю, что выражаю мнение господина Женера. Меня сильно удивило бы, если б он разрешил вам выступить в таком возбужденном состоянии.

– Извините, – сказал Марк, придвинув к себе телефон, стоящий на одном из низких столиков, – мне хотелось бы самому в этом убедиться.

Он снял трубку и набрал номер Женера. Ответил женский голос.

– Алло, – сказал Марк, – говорит Марк Этьен.

– О Марк! Как ваши дела? Хорошо?

– Прекрасно! Можно…

– Да, да, передаю ему трубку.

– Алло! – сказал Женер.

– Алло, – ответил Марк. – Господин Брюннер и я хотели бы узнать ваше мнение. До сих пор они не давали мне выступить…

– Я знаю. Господин Брюннер мне только что звонил.

– Понятно… Но сейчас обстоятельства сложились так, что некоторые члены совета будут склонны предоставить мне слово, хотя бы на пять минут. А господин Брюннер запрещает мне выступать. Что вы думаете по этому поводу?

– Не знаю, что вам сказать, Марк. В таких случаях к советам Брюннера стоит прислушаться.

Брюннер взял отводную трубку.

– …Кроме того, чтобы принять решение, следовало бы знать, кто именно готов вас выслушать, какая часть совета…

– Это не имеет значения. Я хотел бы знать ваше мнение в принципе.

– Я боюсь ловушки. Я всегда остерегался ловушек. Мне бы не хотелось, чтобы вы сломали себе шею из-за вещей, которые того не стоят.

– Для меня они того стоят.

– Как? Что может стоить того, чтобы вы?..

– Вам это отлично известно.

– Нет, я как раз думал об этом. Вас ожидает хорошая карьера. Вы знаете, что в этом вы всецело можете рассчитывать на мою помощь. Но одно ваше необдуманное слово может мне в этом серьезно помешать. Взвесьте все как следует. В конце концов это пустяковый инцидент. Через полгода мы с вами об этом и думать забудем.

– Я не знаю, что я буду думать через полгода, но я прекрасно знаю, что я сейчас думаю.

– Я вас понимаю, Марк. Помните только, что не следует смешивать запальчивость с сознанием своей правоты. Вы уже приняли решение, не так ли? Я полагаюсь на вас. Вы достойный человек, и я уверен, что вы и будете вести себя, как достойный человек.

Брюннер улыбался.

– Не знаю, – сказал Марк. – Я уже давно перестал понимать, что значит быть достойным человеком.

Заседание возобновляется в 11 часов 45 минут.

Господин Льеже-Лебо излагает причины, побудившие его снять свою резолюцию. Если кое-кто из присутствующих решил уничтожить господина Этьена, уничтожить любой ценой, то он, Льеже-Лебо, их, конечно, не одобряет. Его резолюция имела то достоинство, что в ней соблюдались интересы обеих сторон. Однако совет зашел слишком далеко, желая использовать свои преимущества. Обсуждение приняло весьма странный характер.

(С мест раздаются возгласы протеста.)

Разве может не шокировать попытка отказать господину Этьену в каких бы то ни было заслугах? Разве может она не вызвать недоумение у честных и беспристрастных людей?

Председатель. Вы же сами сказали, что обсуждение этого вопроса абсурдно и не представляет никакого интереса.

Господин Льеже-Лебо. Да, я это сказал. Но целью моей резолюции и – я надеялся, что вы это поймете, – было свести на нет возникший конфликт. Вы этого не поняли. Весьма сожалею.

Председатель. Нам не очень-то по душе всякие ухищрения.

Господин Льеже-Лебо. Мне тоже, господин председатель… Но иногда приходится прибегать к ним, даже если их и не любишь. А ваше упорство в этом вопросе способно лишь вызвать подозрение «Интересно, чего ж это так боятся услышать?» – спросил я себя. «Что стараются скрыть, так усердно зажимая рот господину Этьену?»

Господин Ласери. Этого требует устав!

Господин Льеже-Лебо. Ах, оставьте! Ни одно заседание совета не обходилось без выступлений господина Этьена. Почему же вы тогда не вспоминали об уставе? Вы говорите: «Господин Этьен – служащий, а служащие не выступают на совете». А вот для меня служащий тоже человек! Когда я вижу, что вокруг господина Этьена сгущаются тучи, что его заставляют молчать, что над ним тяготеют какие-то обвинения, причем никто не осмеливается прямо высказать их, когда я вижу, с одной стороны, такой произвол, а с другой – доводящую до отчаяния невозможность выступить, чтобы защитить себя, сердце и совесть заставляют меня сказать: «Тут что-то не в порядке».

Председатель. Перестаньте разыгрывать из себя оскорбленную добродетель, Льеже-Лебо! Это уже старо.

Господин Льеже-Лебо отвечает, что если выбирать между ролями, то он предпочитает свою. Ведь каждому ясно, кто здесь разыгрывает комедию. Здесь есть обвиняемый.

(Протесты с мест.)

Да, здесь есть человек, который находится в положении обвиняемого.

Господин Оэттли. Да нет же!

Господин Льеже-Лебо. Не нет, а да! И в доказательство достаточно сослаться на статью из «Банк д’Ожурдюи».

Председатель. Об этой статье мы еще поговорим.

Господин Льеже-Лебо. Но это не все. Есть обвинения и более серьезные.

Господин Ласери. Какие, например?

Господин Льеже-Лебо. Вот это я и хочу узнать. Я хочу, чтобы мне объяснили, в чем дело, хочу судить обо всем на основании фактов. Зрелище обвиняемого, лишенного законного права защиты, всегда было мне невыносимо.

Председатель. Обвиняемый сам поставил себя в такое положение. Если бы он не отверг посредничество господина Брюннера, он бы не нуждался в вашей поддержке.

Господин Льеже-Лебо. А вас я разве не поддерживал в свое время?

Председатель. Вы меня потопили – вот что вы сделали!

Господин Оэттли. Эти ссылки на прошлое совершенно неуместны.

Господин Льеже-Лебо говорит, что он тоже так думает. Однако, продолжает он, создается впечатление, что господина Драпье неотступно преследуют воспоминания о некоторых событиях недавнего прошлого. Но нельзя допускать, чтобы прошлое господина Драпье, или, вернее, воспоминания об этом прошлом, могли вредить высшим интересам банка…

Председатель. Полегче на поворотах, Льеже-Лебо!

Господин Льеже-Лебо. Вот почему в целях более плодотворного обсуждения данного вопроса я предлагаю совету в виде исключения выслушать господина Этьена, предоставив ему, впрочем, всего лишь пять минут.

(Бурные протесты с мест.)

Господин Ласери. Началось!

Господин Льеже-Лебо. Да, господа, началось!

Председатель. И не рассчитывайте на это, Льеже-Лебо.

Господин Льеже-Лебо. А я тем не менее рассчитываю, ибо в противном случае нам пришлось бы пересмотреть свою позицию по отношению к этому банку.

Господин Ласери. Кому это «нам»? Группе Мабори?

Господин Льеже-Лебо. Быть может. И, быть может, не только этой группе. Что думает по этому поводу господин Брюннер?

Господин Брюннер. Группы Женера больше не существует, если вы на это намекаете. Да, не существует, и я хочу, чтобы это все знали.

Господин Льеже-Лебо. Я попросил вас только высказать ваше личное мнение.

Господин Брюннер. Мы еще не определили своей позиции в этом вопросе.

Господин Ласко. Горячие приверженцы остывают!

Господин Оэттли. Не могу понять, почему вы придаете такое значение этому вопросу.

Господин Льеже-Лебо. Голосуйте за мое предложение, и вы узнаете. Я требую тайного голосования.

Председатель. Будет ли оно тайным или открытым, все равно ваше предложение провалится.

Господин Льеже-Лебо. Могу вам только этого пожелать.

Большинством голосов (8 против 6) совет решает выслушать господина Этьена. Председатель встает и покидает зал заседания. Заседание прерывается в 12 часов дня.

Заседание возобновляется в 12 часов 5 минут под председательством господина Сопена, старейшины совета.

Господин Ласери. Это государственный переворот. Вы не имеете права…

Господин Льеже-Лебо. Совет принял решение и должен его выполнить. Мы взяли на себя обязательство выслушать господина Этьена.

Господин Оэттли. Совет не может заседать без председателя.

Господин Льеже-Лебо. А почему бы и нет? Подобные прецеденты бывали. В таких случаях отсутствующего председателя заменяет старейший из членов совета.

Господин Сопен говорит, что он умывает руки. Пусть совет решает. Он к его услугам.

Господин Оэттли. Я требую тайного голосования.

Большинством голосов (8 против 5) совет решает, что имеет право продолжать заседание.

Господин Ласери встает и покидает зал.

Господин Сопен. Слово предоставляется господину Этьену.

Господин Оэттли. На пять минут!

Господин Этьен. Поскольку, ни в чем не обвиняя меня, вы разрешаете мне защищаться, я вынужден прежде всего сформулировать обвинения, которые против меня выдвигаются. Конечно, я предпочел бы, чтобы здесь были повторены некоторые высказывания. Это было бы честнее и проще и внесло бы полную ясность. Вместо того чтобы спрашивать у господина Брюннера, согласен ли он меня защищать, вашему председателю следовало бы поручить господину Ласери меня обвинять.

Господин Ласко. Почему господину Ласери?

Господин Этьен. Потому что сам он, судя по всему, был не расположен взять это на себя.

Господин Оэттли. А почему? Как вы считаете?

Господин Этьен. Понятия не имею. На предъявляемые мне обвинения я отвечу пункт за пунктом, но сперва я должен их высказать.

Господин Ласко. Таким образом, вы сможете плести нам все, что вам заблагорассудится?

Господин Этьен поясняет, что он ограничится перечнем тех обвинений, которые были брошены ему в лицо. Быть может, есть и другие, но он будет говорить только о тех, которые сам слышал. Впрочем, он не думает, что сможет сообщить совету что-либо новое. Обвинения эти двух родов…

Господин Ласко. Расскажите нам о вашем друге Эдуарде Мореле!

Господин Этьен. Я о нем скажу. Но поскольку я располагаю лишь пятью минутами, я был бы вам очень благодарен, если бы вы меня больше не перебивали. Меня обвиняют прежде всего в том, что я противодействую политике, проводимой господином Драпье, в частности в деле предприятия Массип.

Господин Оэттли. Любопытно! Любопытно, что вы, простой служащий, мните себя способным противодействовать политике, определяемой исключительно советом банка.

Господин Этьен. Я весьма благодарен вам за то, что вы признали всю абсурдность этого предположения. Я не мог влиять на политику банка, и тем не менее меня обвиняют в том, что я получал за это взятки.

Господин Оэттли. Меня удивляет, что вы считаете необходимым защищаться против подобного обвинения. Это же просто бред.

Господин Этьен. Я вам отвечу на это несколько позже. Во-вторых, меня обвиняют в шпионаже…

Председатель и господин Ласери возвращаются в зал заседания.

Господин Этьен. …якобы я продавал секретные сведения господину Женеру.

Господин Брюннер. Тоже бред! Вы все знаете господина Женера. Я не считаю нужным углубляться в этот вопрос.

Господин Ласко. В самом деле, лучше не углубляться.

Господин Этьен. Я расскажу о своих отношениях с господином Женером.

Господин Льеже-Лебо. Хорошо. А кто еще пользовался вашими услугами?

Господин Этьен. Господин Дандело…

Господин Эрекар. Не могу этому поверить.

Господин Ласко. Почему?

Господин Эрекар. У меня создается впечатление, что здесь строят козни против господина Дандело.

Господин Этьен. …и господин Мабори.

Господин Льеже-Лебо. Дело принимает серьезный оборот. Боюсь, что теперь нам придется все выяснить до конца.

Господин Эрекар. Да, это весьма серьезное обвинение. Я требую, чтобы был пролит свет на все это дело. Уверен ли господин Этьен в том, что утверждает?

Господин Этьен. Я отвечаю за каждое слово, которое произнес. Все эти обвинения господин Драпье бросил мне в лицо.

Председатель. Это ложь! Он лжет!

Господин Этьен. Этот разговор происходил в среду двадцать девятого февраля в вашем кабинете. Не думаю, чтобы вы его забыли.

Председатель. Я предупреждаю совет, что он имеет дело с лжецом. Мы потеряли массу времени из-за лжеца.

Господин Льеже-Лебо. Вы хотите сказать, что никогда этого не говорили?

Председатель. Никогда!

Господин Оэттли. Отлично. Пусть совет примет это к сведению. Для меня инцидент исчерпан.

Господин Льеже-Лебо. Извините, но для меня нет.

Господин Эрекар. Для меня тоже.

Председатель. Эрекар, я не привык, чтобы мои слова ставили под сомнение.

Господин Этьен. К несчастью, мы были не одни. При этом разговоре присутствовала ваша секретарша. Я думаю, она сможет подтвердить, что вы это говорили.

Председатель. Ни черта она не подтвердит. Вы гнусный лжец!

Господин Этьен. Здесь, в моей папке…

Председатель. Знаю я, что там у вас в папке. Я изучил ваши бумажки от доски до доски. Все это сплошная ложь. Просто чудовищно, что вы там городите про мои отношения с Массипом!

Господин Этьен. Меня удивляет, что вы могли ознакомиться с содержимым моей папки.

Председатель. Я принял меры предосторожности.

(Движение в зале.)

Я умею защищаться от всяких морелей! Здесь они не будут хозяйничать!

Господин Брюннер. Все же было бы небезынтересно выслушать мадемуазель Ламбер.

Председатель. А вот и другой пошел в атаку!

Господин Льеже-Лебо. Выслушать мадемуазель Ламбер совершенно необходимо. Я предлагаю решить этот вопрос тайным голосованием.

Господин Сопен. Ставлю это предложение на голосование.

Председатель. Замолчите, господин Сопен! И прошу вас, сядьте на свое место. Кто здесь председательствует?

Господин Драпье сменяет господина Сопена на председательском месте.

Председатель. Давайте разберемся. Выходит, для вас недостаточно моего слова? Вы не верите своему председателю? Вы это хотите сказать? И притом тайно, путем закрытого голосования? Побольше мужества, господа! Пусть поднимут руку те из вас, кто не верит своему председателю.

Господин Брюннер. Речь идет только о том, чтобы выслушать мадемуазель Ламбер.

Большинством голосов (10 против 4) совет решает выслушать мадемуазель Ламбер.

Господин Льеже-Лебо. Пусть ее вызовут.

Председатель. Не спешите! Совет еще не решил, когда он ее выслушает. Я предлагаю завтра.

Господин Эрекар. С тем же успехом это можно отложить до будущего года.

Господин Оэттли. Уже первый час, господа.

Господин Льеже-Лебо. Я настаиваю, чтобы ее выслушали немедленно.

(Голоса с мест: «Уже первый час!»)

Председатель. Скажите прямо: вы подозреваете меня в том, что я хочу оказать давление на свидетельницу.

Господин Льеже-Лебо. Я предпочитаю, чтобы с этим делом было покончено немедленно. Предлагаю продолжать заседание!

(Голоса с мест: «Уже первый час!»)

Господин Дус. Значит, мы останемся без обеда?

В тоне господина Дуса прозвучало неподдельное отчаяние. Он опасался не только того, что пропустит обед. Он опасался, что будет нарушено все его душевное равновесие, что его выведут из того летаргического сна, в который медленно погружаются большинство людей с помощью сложной системы привычек. Он произнес решающее слово, самое человечное за все заседание. И Марк знал, что перед этим словом все аргументы окажутся бессильными.

Был объявлен перерыв до 16 часов.

5

Марк спустился на свой этаж. Выйдя из лифта, он увидел Эрекара, который сидел в коридоре на красной банкетке. Марк быстро прошел мимо него.

– Этьен! – окликнул его Эрекар.

– Да?

Эрекар встал. Он улыбался очень приветливо и хотел было взять Марка под руку, но Марк слегка отстранился.

– Этьен, вы говорили… Вы упомянули господина Дандело? Уверены ли вы, что господин Драпье…

– Я уже ответил на этот вопрос.

– Конечно, но…

– Вам не кажется, что это просто смешно? – спросил Марк. – Важно только одно: действительно ли я продаю сведения господину Дандело. Я полагаю, что на этот вопрос вы сами можете ответить не хуже меня.

– Конечно, такой человек, как господин Дандело, не станет покупать секретные сведения.

– Даже если бы я был способен их ему продать?

– Я этого не говорю. Но господина Дандело я знаю лучше, чем вас. Вот уж скоро тридцать лет, как я с ним сотрудничаю. Вы, наверно, знаете, что я ему многим обязан.

– Конечно, – сказал Марк. – Хотя вы весьма любезно заявили, что я не блещу умом, я тем не менее это заметил.

– Мне бы хотелось, чтобы вы забыли мои слова, Этьен. Я ведь ввязался в этот спор, можно сказать, вслепую. Мне не нужно объяснять вам, что такое совет. Существует большинство и меньшинство, это в порядке вещей, не так ли? И когда принадлежишь к большинству, приходится поддерживать председателя. Вполне естественно, я пытался вас потопить. Служащие приходят и уходят, а председатель остается…

– Председатели тоже приходят и уходят.

Эрекар кивнул головой, как бы уступая ему из любезности.

– Собственно говоря, – сказал он, – я вовсе не считаю себя обязанным оправдываться перед вами за свою позицию на заседании. Я хотел бы, чтобы дело приняло другой оборот, но теперь мне нужны некоторые гарантии. Вы вполне уверены в этой Ламбер?

– Я, как вы изволили заметить на заседании совета, всего лишь служащий, а служащий никогда ни в ком не может быть уверен. Мадемуазель Ламбер вольна поступить, как ей заблагорассудится. У меня нет возможности заставить ее говорить правду.

– Она очень дорожит своим местом у Драпье? Много ей платят?

– Не знаю.

– У меня есть к вам предложение, Этьен. Не могли бы мы сейчас пообедать вместе, втроем. Мы условимся, в какой ресторан пойти, и я буду вас ждать там. А вы ее предупредите по секрету. Все это можно проделать без огласки.

– Не думаю, чтобы это было необходимо, – сказал Марк. – Я ей доверяю.

– Тем лучше для вас, мой дорогой. Я умываю руки. Имейте в виду, я ничего не имею против того, чтобы она вас опровергла.

– Я знаю, – сказал Марк.

* * *

Марк рассказал Полетте, что произошло на заседании. Полетта заметила, что эта девица не внушает ей доверия и что он не должен на нее надеяться. Но Марк понимал, чего стоит эта оценка. Кристина Ламбер относилась, по его мнению, к тому типу женщин, которых решительно не выносят другие женщины.

После беседы с Кристиной в те дни, когда на нее пало подозрение Шава, он не искал больше случая заговорить с ней. Марк считал Кристину очень одиноким существом – ведь ей надо было противостоять не только неприязни, которую она внушала женщинам, но и влечению, которое испытывали к ней мужчины. Он тоже был одинок, а одинокий человек всегда узнает одинокого. Он был уверен, что не ошибся. И дело здесь было не в тех или иных подмеченных им деталях, а во всем ее душевном складе.

Марк испытывал к ней уважение. Он считал, что Кристина поступила мужественно, так прямо и откровенно объяснившись с ним насчет бойкота, которому решил ее подвергнуть Шав. Она пришла не жаловаться. Ее слова настолько отличались от того, что он ожидал услышать, так не походили на то, к чему он привык, настолько противоречили всем его представлениям об отношениях с подчиненными, что он даже не очень хорошо понял цель ее прихода. Чего она, собственно говоря, от него хотела? Он не догадывался, что Кристина пришла просто для того, чтобы заявить ему: «Это сделала не я. Я не могу доказать, но это сделала не я, и я была бы счастлива, если бы вы мне поверили». Она произвела на него очень хорошее впечатление.

– Я знаю, – сказала Полетта. – Она произвела на вас прекрасное впечатление. И в этом все дело. Но еще не известно, были ли обоснованы падавшие на нее подозрения. Вы так и не пожелали выяснить это до конца.

– А зачем? Если бы доносчицей была она, это и так выяснилось бы. Уж вы сумели бы это доказать.

– Кто это мы?

– Почтенная, всемогущая корпорация женщин.

– Вы находите это остроумным?

– Нет, нет, – сказал Марк.

Он сел и положил свою папку на стол.

– Какой идиотизм, – проговорил, он. – Я всецело завишу от мадемуазель Ламбер. – Он спокойно закурил. – Просто идиотизм. Но раз так, уж лучше верить в нее. Вы не находите?

– Если все произойдет, как вам хочется, вы сможете остаться здесь?

– Нет. Все же не смогу.

Он посмотрел на свою папку.

– Вы не печатали мои материалы в двух экземплярах?

– Нет. Я вам уже говорила. Почему вы спрашиваете?

– Просто так, чтобы быть в этом уверенным.

– Почему вы мне задаете все один и тот же вопрос? У вас что, создалось впечатление, что он знает ваши материалы?

– Как он может их знать, раз вы печатали их в одном экземпляре?

– Но он все же их знает? Да?

– Нет.

– Нет – нет или нет – да?

Полетта старалась поймать взгляд Марка.

– Послушайте, – сказал он. – Вы же знаете, что…

Она пожала плечами.

– Который час? – спросила она.

– Без четверти час.

– Вы не могли бы отвезти меня домой?

– Разве вы завтракаете не в столовой?

– Сегодня – нет.

– Меня ждет Женер, но…

– Очень жаль, – сказала она.

– Ну конечно, мой мальчик, – ответил Женер, – это неважно, приходите, когда сможете, не торопитесь. Сделайте все, что вам нужно. В котором часу вы думаете быть у меня?

– Около половины второго.

– Очень хорошо.

– До скорой встречи, господин Женер.

– Алло… Марк… Что это за история с Морелем?

– Я вам объясню, – сказал Марк.

Он вспомнил вечер, когда Дениза так поносила Ансело, что ему казалось это почти неприличным. Марк подумал тогда, что Дениза ругает Ансело, чтобы оправдать себя за то, что она его бросила.

– Впрочем, нет, – поспешно добавил он. – Мне нечего вам объяснять. Я полагаю, господин Брюннер уже у вас?

– Да, он уже здесь. И мы не спеша будем пить «порто», поджидая вас.

– Договорились, – сказал Марк.

Они проехали через площадь Согласия как раз в то время, когда начался ливень. Полетта молчала. Она сидела прямо, в неестественно-напряженной позе и, казалось, ничего не видела перед собой. Когда они, переехав на тот берег Сены, миновали дом Инвалидов, ливень уже стих. Ветер трепал зеленоватый брезент палаток, неизвестно зачем поставленных здесь.

Марк гнал машину, радуясь, что может быстрой ездой успокоить взвинченные нервы. Затянувшееся заседание совета измотало его меньше, чем он ожидал. Когда он вышел на улицу, у него слегка закружилась голова и зарябило в глазах, но и только. Лучше всего было бы идти и идти, без оглядки, без цели, чтобы устать и забыть обо всем. Ему не хотелось думать о вечернем заседании совета. Быть может, он внутренне уже покончил все свои счеты с банком. Ему был неприятен предстоящий разговор с кузенами.

– Полетта, – сказал он, – знаете, чего мне сейчас хочется больше всего? Чтобы на этом все кончилось. У меня нет никакого желания узнать конец этой истории. Вы меня понимаете?

– Да, – ответила она.

Но Марк даже не был уверен, что Полетта слышала его слова. Когда он взглянул на нее, она машинально улыбнулась.

– Странно, – снова начал Марк. – Но, пожалуй, все это было даже как-то слишком легко.

– Пока…

– Конечно, пока.

Она закурила, сделала три затяжки и загасила сигарету. Вообще курить она не умела и курила мало.

– Это трудный момент, – сказала она. – Надо, чтобы у вас было желание продолжать борьбу. Надо найти в себе это мужество. Вы еще не выиграли сражения.

– Да, – сказал он. – Я этого и не думаю. Я не думаю даже, что мне есть что выигрывать.

– Предположим на минуту, что мадемуазель Ламбер опровергнет ваши слова…

– Но предположим обратное, предположим, что она скажет правду…

– Тогда все кончится для вас хорошо.

– Нет, – сказал он. – Именно тогда-то все и обернется плохо. Они сейчас обдумывают сложившуюся ситуацию. Они не очень-то мужественны, но все же не оставят в беде своего дорогого председателя. Можете быть уверены, что они сейчас разрабатывают план действий на случай, если она скажет правду.

– И они найдут выход, – сказала Полетта. – Как вы думаете, они с той же легкостью читают мысли, что и чужие секретные материалы?

– Не знаю. Собственно говоря, мне это безразлично. Я больше ни о чем не думаю.

Авеню д’Орлеан была забита грузовиками. Марк вдруг представил себе, как хорошо было бы больше ни о чем не думать до четырех часов. Спать. Или ходить по улицам. Или долго гнать машину, как сейчас, чтобы нужно было так же часто переключать скорости и чтобы не было никаких забот, кроме привычной мысли о сцеплении, которое с рождества заедало. Они подъехали к дому Полетты.

– Не могу же я в конце концов желать, чтобы она солгала! – воскликнул Марк и улыбнулся.

– На вашем месте, – сказала Полетта, – я бы ничего не желала. Я бы спокойно ждала четырех часов.

– Так я и поступлю, – ответил Марк. – До свидания.

– Мне бы хотелось, чтобы вы зашли к нам выпить рюмку аперитива.

– Не могу. Меня ждет Женер.

– Я прошу вас, – сказала она. – Я вас не часто о чем-нибудь прошу. Зайдите хоть на минуту.

Полетта быстро поднялась по лестнице. Марк едва поспевал за ней. Рей открыл им дверь. Он все еще был в своем боксерском халате. Должно быть, после ухода Полетты он снова завалился спать – волосы у него были растрепаны. Сейчас он завтракал. Он снова сел за стол. Под его прибором была расстелена салфетка. Он ел сырой бифштекс, посыпанный сверху мелко нарубленным репчатым луком. Он придумал это блюдо в дни своей спортивной славы. «При такой жратве хоть кто станет чемпионом», – говорил он. За три дня до его матча с Бобби Дэем какой-то репортер сфотографировал его перед прилавком, заваленным луком.

– Ну как, – сказал Рей, – все уже кончилось? Да?

– Нет еще.

– Рей, – спросила Полетта, выходя из кухни с бутылкой «мартини» в руке, – где дети?

– В школе.

– Как, уже ушли?

– Они завтракают в школьной столовой.

– А я считала, что они едят дома, с тобой.

– Ну да, так оно и было до последних дней. Я сперва им не разрешал, но они так настаивали, прямо не знаю, что на них нашло с этой проклятой столовой…

– Ты мог бы мне об этом сказать.

– Я тебе говорил.

– Нет.

– Я ведь пошел на это, – сказал Рей, – только чтобы доставить им удовольствие.

Он нарезал свой бифштекс тоненькими ломтиками.

– Ты не можешь подождать немного? – спросила Полетта.

– Охотно! Тем более, – добавил он со смехом, – что моя еда не остынет. Извините меня, господин Этьен. За ваше здоровье!

– За ваше! – сказал Марк.

Полетта села за стол напротив мужа и закурила. Затем поднялась, выключила радио и снова села.

– Рей, – сказала она.

– Да?

– Что бы ты сказал, если бы узнал, что Драпье стали известны заметки господина Этьена?

– Я бы сказал, что Драпье подлец, но меня это не очень удивило бы. Я уже давно думаю, что ваш банк прогнил. А вы так не считаете?

– Пойми меня правильно, Рей. Речь идет о тех материалах, которые, как ты видел, я печатала здесь на этих днях.

– Ну, тогда это совершенно невозможно. Наверно, это просто блеф!

– Да, – сказал Марк, – только так это и можно объяснить. Извините меня, я должен идти.

– Подождите минуточку, – сказала Полетта.

– Послушай, – остановил ее Рей, – чего ты задерживаешь господина Этьена? У него, наверно, еще куча дел.

– Скажи, Рей, как у тебя сейчас обстоит дело с деньгами?

– Спасибо, не так уж плохо. Правда, не блестяще, но могло быть и хуже.

Полетта порылась в своей сумке.

– Вот твой бумажник, – сказала она, – возьми его.

– Ты что, теперь уже шаришь по моим карманам?

– Откуда у тебя эти деньги?

– Не будь идиоткой. Мне их дал тот парень за кетч. Понимаешь? Он ведь мне еще не заплатил за последнее выступление в Амьене.

– Тот парень не дал тебе ни гроша. Ты и так остался ему должен сто пятьдесят тысяч франков аванса.

– Да речь идет совсем о другом. Ты ничего не понимаешь в этих делах!

– Когда ты перепечатал эти бумаги?

– Какие бумаги? Господин Этьен, надеюсь, вы ей не верите?

– Конечно, нет, Рей.

Марк встал. Полетта тоже встала. Рей посмотрел на них с печальной улыбкой.

– Может, еще рюмочку, господин Этьен? – сказал он.

– Нет, спасибо.

Рей подошел к Марку и пожал ему руку. Хотя теперь он и мало тренировался, он все еще был в хорошей спортивной форме.

– Простите ее. Мне кажется, что из-за всех ваших неприятностей она просто рехнулась.

– Господин Этьен, вам все-таки лучше остаться, – сказала Полетта, удерживая Марка за руку. – Сейчас нам Рей расскажет по-хорошему, как все это произошло. Кто к тебе приходил?

– Никто ко мне не приходил. Все это ложь, от начала до конца.

– Он тебе сразу дал деньги или только после того, как ты отдал ему бумаги?

– Господи! – воскликнул Рей.

– Ты сейчас же нам все расскажешь, – сказала Полетта и схватила Рея за отвороты халата. – Слышишь!

Он резким движением высвободился, и тогда она дала ему пощечину, одну-единственную, тыльной стороной руки. Ее кольцо стукнуло о зубы, и, когда Рей вновь открыл рот, Марк заметил, что верхняя губа кровоточит.

– Господи! – снова воскликнул Рей. – Ты что, совсем сошла с ума! Это он внушает тебе такие мысли?

– Он здесь ни при чем. Я знаю тебя десять лет. Мне не пришлось долго ломать себе голову. Я сразу поняла, кто это сделал. Я ожидала, что это случится, что это сделаешь ты. А теперь я знаю еще и то, что бесполезно просить тебя вернуть эти деньги. Но ты их все же вернешь! Ты пойдешь к ним, вернешь деньги и скажешь…

– Я сделал это не ради денег! Вовсе не ради денег!

– Какой подлец! Значит, это все-таки сделал ты, – прошептала Полетта.

– Да, – сказал Рей, – но не ради денег.

Он спокойно смотрел на них. Его взгляд перебегал с Полетты на Марка, словно они были в его власти.

Верхняя губа Рея начала опухать, и это придавало его лицу веселое и задорное выражение.

– И я сделал это не потому, что ты мне не доверяешь. – Рей двинулся на Марка. – Да, не поэтому, господин Этьен! – Он отошел, открыл дверь в спальню и на пороге обернулся. – Ты ведь прятала от меня свои бумаги, ты нашла хороший тайник. Но не это заставило меня так поступить.

– Да, ты сделал это ради денег, – сказала Полетта.

– Ты хочешь, чтобы я сказал, почему я это сделал? Ты в самом деле хочешь, чтобы я сказал это при нем?

– Убирайся вон! – крикнула она.

Он посмотрел на них, на этот раз с ликующим видом, и это выражение появилось на его лице не из-за опухшей губы.

– Дорогая моя кошечка, – сказал он. – Неужели ты думаешь, я не заметил, что ты влюблена в этого типа?

Он захлопнул за собой дверь. Полетта повернулась к Марку. Она не плакала, и тяжелый взгляд ее сухих глаз был устремлен не на Марка (он это понял), а на ее собственную жизнь. Он тихонько погладил ее по щеке. Она еле слышно засмеялась. Марку захотелось обнять ее, утешить, но он не мог этого сделать сейчас, как, впрочем, не мог никогда, с того самого дня, когда Полетта вошла в его кабинет с тем решительным видом, который его сразу же покорил.

– Пойдемте, – сказал Марк и, так как Полетта не двинулась с места, добавил: – Так будет лучше, во всяком случае, сейчас. Вы не думаете?

– Да, да.

На улице ветер толкнул их друг к другу. Марк сказал ей, что позвонит Женеру, чтобы предупредить его, и они вместе позавтракают, он и она. Полетта отказалась. Она хотела вернуться в банк, в свой кабинет и решила поехать на метро, уверяя, что это ее успокоит.

– До скорой встречи, господин Этьен, – сказала Полетта.

Они пожали друг другу руки.

С большим трудом Марку удалось разыскать цветочный магазин, открытый в этот час. Бетти Женер обожала розы. Но те, что ему предложили, имели на редкость жалкий вид, и ему пришлось остановить свой выбор на тюльпанах, впрочем тоже не очень свежих, да к тому же еще какого-то дурацкого фиолетового цвета.

– Это сущее безумие! – воскликнула Бетти Женер. – Сколько времени вы потратили, чтобы найти эти цветы?