Текст книги "Илья Николаевич Ульянов"

Автор книги: Жорес Трофимов

Соавторы: Жан Миндубаев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Планы и надежды

Государственные средства на народное образование отпускались мизерные. А между тем все большее число людей понимало, что пора приступать к массовому просвещению народа. Где же брать деньги на это?

В свое время Н. Г. Чернышевский, выступая за всеобщее бесплатное обучение, называл источник финансирования: обложение населения подоходным налогом на нужды народной школы.

Земства некоторых губерний тоже поднимали этот вопрос. В 1867 году правительство пообещало, что оно займется этой проблемой. Пока власть «думала», передовая общественность использовала каждую возможность для обсуждения и популяризации идеи. На съезде «Общества сельских хозяев» в 1870 году Д. И. Менделеев доказывал, что массовое начальное образование поможет России стать промышленной державой. Знаменитый химик, как и Чернышевский, предлагал учредить специальный наляг для этой цели, который бы платили представители «высших или более образованных классов…».

Мысль, как говорится, носилась в воздухе. Но только 4 сентября 1876 года министр народного просвещения Д. А. Толстой специальным циркуляром предписал директорам народных училищ губерний высказать свое суждение о введении обязательного начального обучения. Предстояло ответить на 34 вопроса. Поступил этот вопросник и в Симбирскую дирекцию народных училищ. Следовало показать картину начального образования в Симбирской губернии, высказать свои соображения о путях его развития.

Директор училищ не стал скрывать истинного положения дел, приукрашивать действительность. Написал, что в губернии лишь 29 из ста мальчиков умеют читать и писать, а среди девочек положение и того хуже: лишь трое из ста знакомы с основами грамотности. Пояснил: «Числа эти выведены не теоретически, а получены в 1876 году из каждой населенной местности». Картина была безотрадной, хотя и не более мрачной, чем в соседних поволжских губерниях.

Министра интересовало, насколько можно увеличить число учащихся в уже существующих классах. Ответ был прямым и честным: «…рассчитывая по два квадратных аршина на каждого ученика, более числа учащихся нельзя поместить». Илья Николаевич охарактеризовал сельские школы: в каждой третьей требовались значительные исправления и приспособления; сорок две находились в наемных крестьянских избах, а восемьдесят все еще помещались в церковных караулках.

На вопрос, можно ли организовать двухсменное обучение, Ульянов ответил, что в Сызранском уезде оно практикуется, но в этом случае приходится иметь помощников учителей, а средств не хватает. Кроме того, в течение двух месяцев – с 20 ноября по 20 января – короткий зимний день не позволяет заниматься в две смены.

Для Ильи Николаевича принципиально важным был вопрос о минимуме знаний, получаемых ребенком за годы учения. Его коллеги – директора народных училищ Самарской и Казанской губерний – полагали, что в основе начального обучения должно быть лишь обучение закону божию, чтению, письму и арифметике. А он считал, что надо знакомить учеников с главными событиями отечественной истории, с географией России; девочек следует обучать рукоделию.

Запрос министерства позволил высказаться еще по одной, давно тревожившей его проблеме. Речь шла об использовании детского труда на фабриках и промыслах. Да, многие дети лишены возможности учиться. Единственный из директоров народных училищ России, он привел конкретные данные о применении детского труда на 15 суконных фабриках Симбирской губернии. Илья Николаевич писал: во многих селах дети работают на фабриках начиная с семи лет круглый год, получая за это от рубля до трех в месяц. Эти примеры были, по существу, обвинительным актом предпринимателям. Он заявил, что необходимо обязать владельцев фабрик иметь для работающих детей школы и содержать их за свой счет.

Как разъяснить народу пользу обязательного обучения? – интересовался министр. Кое-кто полагал, что такую пропаганду следует возложить на духовенство. Иные считали, что достаточно одного царского слова, и свершится то, «что его воля желает». Илья Николаевич полагал, что нет нужды доказывать необходимость и пользу обязательного обучения. Он подчеркнул, что в «настоящее время в Симбирской губернии большая часть крестьянских обществ сознает необходимость грамотности». И добавил: «Так как в Симбирской губернии главный источник содержания на школы заключается в сборе с сельских обществ… то при более значительных пособиях со стороны правительства и земства не встретится препятствий обязательному обучению».

Это было очень существенное замечание – о потребности увеличить правительственные средства на народное образование. Кто-кто, а он-то знал, как тяжело дается крестьянину каждый рубль и как медленно будут расти школы в деревнях России, если уповать только на крестьянские гроши. Необходимость увеличения государственных затрат была ему очевидна.

Не все думали так. Директор народных училищ Самарской губернии предлагал следующее решение проблемы: в устав о воинской повинности ввести «дополнение, что неграмотные, при каких бы то ни было условиях, не могут пользоваться никакими льготами при исполнении воинской повинности и должны, кроме того, нести на себе исполнение этой повинности взамен тех грамотных, на которых пал очередной жребий (идти в рекруты. – Авт.)…».И тогда, мол, крестьянские общества тут же начнут создавать школы, причем «без обременения казны». Без лишних хлопот правительства открылись бы и новые учительские семинарии. Не придется создавать комитеты грамотности, ибо воинские присутствия сами сумеют проверять новобранцев: «…неграмотные, поступившие в военную службу, по истечении незначительного времени делались бы грамотными, поучившись в школах, заведенных при полках». Самарский «просветитель» забывал об одной существенной детали: неграмотных хватало отнюдь не потому, что народ ленился учиться или не понимал необходимости образования. Ведь сплошь и рядом учиться было и негде, и не на что. Да и учить-то подчас было некому.

Илья Николаевич был уверен, что постепенное, по крайней мере в течение четырех пятилетий, введение обязательного обучения возможно только в том случае, если будут увеличены затраты правительства и земства на сельские училища. Он предлагал реальные шаги: централизовать сбор от сельских обществ, все суммы сосредоточить в уездных училищных советах; расходы земства на просвещение сделать из необязательных обязательными. Он мечтал о создании таких начальных училищ, выпускники которых могли бы идти в гимназии, а после и в университеты. Таким образом, полагал он, это способствовало бы росту интеллигенции из низов.

Успех дела Ульянов связывал с улучшением оплаты труда народных учителей: через каждые пять лет надо им прибавлять жалованье – «подобно тому, как это существует для межевых и лесных нижних чинов»; назначить пенсию за 25-летнюю службу. Все эти меры, уверен он, обязательно помогут сдвинуть всеобщее начальное образование с мертвой точки.

Илья Николаевич в отличие от тех, кто надеялся лишь на местные возможности и средства, на самодеятельность уездов и земств, на то, что вопрос как-нибудь со временем сам решится, смотрел в корень, видел реальные возможности, предлагал осуществимые планы. Он был убежден, что нет неодолимых препятствий для того, чтобы уже в ближайшие годы миллионы детей смогли прийти в школы, сесть за парты, познакомиться хотя бы с основами грамотности.

К сожалению, его надеждам не суждено было сбыться в силу многих условий того времени. К тому же вскоре произошли события, резко изменившие привычную жизнь: в 1877 году началась русско-турецкая война.

Она ежедневно напоминала о себе в Симбирске. На Покровскую улицу, недалеко от дома, где жили Ульяновы, в двухэтажное каменное здание губернской земской управы шли с заявлениями о помощи женщины, оставшиеся без кормильцев. В расположенный неподалеку приемный пункт горожане несли для отправки в армию белье, бинты, мыло, табак, свечи, холст, иконки. Многие участвовали в сборе средств для Общества Красного Креста, помогали родственникам мобилизованных солдат. Доктор Иван Сидорович Покровский, например, бесплатно консультировал раненых.

Илья Николаевич возглавил сбор пожертвований среди учителей и учащихся. В иные дни сразу несколько десятков школ вносили деньги в фонд Красного Креста, отправляли подарки солдатам.

Война оказалась тяжелой. Жить стало труднее. Появились новые налоги, выросли цены на продукты. Как на беду, следовали один за другим неурожаи. В Симбирском уезде более двух тысяч человек, в основном семьи мобилизованных солдат, оказались на грани нищеты. Крестьяне ели хлеб с мякиной, целые семьи уходили просить милостыню. И в то же время находились дельцы, наживавшие состояние на поставках армии.

Военное положение сказалось и на народном образовании. Учащихся стало меньше, пять школ в губернии было закрыто.

Накануне нового, 1878 года стало известно, что русские войска вступили в Софию при общем ликовании болгар.

Радостно и торжественно отмечали симбиряне подписание условий о перемирии с представителями Османской империи. Наконец был заключен мир в Сан-Стефано.

Стали возвращаться фронтовики. 19 июля прибыл пароходом первый эшелон расквартированного в Симбирске пехотного полка. Ульяновы радовались, что славяне с помощью русских войск сбросили наконец-то чужеземное иго; гордились тем, что Илья Николаевич участвовал во всенародном движении в поддержку славянских братьев, помогал семьям фронтовиков и был награжден почетным знаком Красного Креста.

…В страну вернулся мир. Снова можно было сосредоточиться на народной школе.

Илья Николаевич не ограничивал свою деятельность только вопросами педагогического процесса. Он понимал обязанности инспекции, а затем дирекции народных училищ значительно шире. Предметом его постоянных забот были школьные библиотеки и книжные склады, литературные вечера, концерты, спектакли, которые готовились в начальных училищах.

В первые же годы инспекторства были обследованы фонды школьных библиотек. Проверка дала весьма неутешительные результаты: на первый взгляд книг было достаточно, но большая их часть оказалась неинтересной для детей. Да и далеко не все учителя осознавали важность библиотечной работы, умели вести каталоги, знали технику выдачи книг. На все это обратил их внимание инспектор. В его ежегодных отчетах всегда большое место было отведено состоянию училищных библиотек, о них шла речь на съездах учителей.

К школьным библиотекам, книжным складам Ульянов старался – и небезуспешно – привлечь внимание земств. С помощью инспектора был открыт склад книг и учебных пособий при Алатырской уездной земской управе. Затем такие склады открылись еще в нескольких уездах. Через склады можно было своевременно и без лишних затрат снабжать училища необходимыми книгами.

Илья Николаевич считал, что библиотеками при училищах должны пользоваться и взрослые. Ведь училище – единственный, как бы мы сказали сейчас, очаг культуры, очаг просвещения в деревне или в небольшом уездном городе. Значит, его библиотека должна быть доступна всем. Исходя из этого, он и рекомендовал книги в школьные библиотеки. Это русская и зарубежная классика, книги научно-популярные, по сельскому хозяйству, естествознанию, гигиене.

К концу 70-х годов при содействии Ульянова уже было открыто около 400 школьных библиотек.

Чтобы ознакомить будущих учителей с библиотечной работой, при Симбирских педагогических курсах Илья Николаевич создал «Педагогическую библиотеку». Он составил список книг и учебных пособий для нее. Там были книги по истории педагогики, работы Ушинского, Корфа, Водовозова, Семенова, разного рода справочники. Для библиотеки выписывались лучшие научные, педагогические, детские журналы.

Очень важно было с работой учителей, умело распространяющих книги среди крестьян, ознакомить широкие слои населения. И Илья Николаевич использовал для этого местные газеты. Он помог учителю Калашникову подготовить статью для «Симбирской земской газеты» «О препятствиях и средствах школьного влияния на народ», в которой учитель на основании личного опыта рассказывал, как привлечь крестьян в библиотеку, как помочь им выписывать книги из магазинов и книжных складов, как организовать воскресные и праздничные чтения.

Для того чтобы крестьяне имели возможность приобретать книги, Илья Николаевич рекомендует создавать при библиотеках школ и училищ запасные книжные склады. Постоянно в поле зрения Ульянова были и публичные библиотеки и читальни, принадлежавшие земству, городским и сельским обществам. При его содействии начала работать бесплатная библиотека в Курмы-ше, его советами пользовалась сызранская библиотека, открытая в 1878 году по инициативе местной интеллигенции.

Гражданскими настроениями, идеями революционных демократов и передовых русских педагогов была пронизана вся деятельность Ильи Николаевича Ульянова. И далеко не всегда эта деятельность встречала одобрение губернского и ведомственного начальства. Порой она вызывала и явное неудовольствие. Попечитель Казанского учебного округа и симбирский губернатор требовали более внимательно просматривать списки книг для библиотек. Министерство сочло необходимым заменить рекомендуемую Ульяновым книгу Корфа «Наш друг» «какою-либо другою, более полезной и занятной для детей».

Годами приходилось биться над решением некоторых проблем. По-прежнему не двигалось дело с пенсионным обеспечением учителей, их бесплатным лечением. Как и раньше, школа не давала права поступления в гимназию.

Впрочем, правительство разрешило преобразовать некоторые уездные училища в так называемые городские, выпускники которых могли идти в гимназии. Однако денег выделялось мало, городские общества с трудом содержали за свой счет даже обычные начальные школы. Где уж тут создавать более совершенные – значит, и более дорогостоящие! Подчас вроде бы можно было все-таки изыскать деньги, но другая беда: наиболее влиятельные гласные из купцов и дворян, чьи дети имели возможность учиться в гимназиях, выступали против.А иные и просто боялись роста «умственного пролетариата».

Летом 1878 года удалось-таки в Симбирской губернии преобразовать Курмышское уездное училище в двухклассное городское, выпускник которого отныне мог стать гимназистом.

Торжественно открывали новое учебное заведение 7 августа. Илья Николаевич выступил с большой речью. Он сообщил, что вновь открывающееся училище будет давать «больше реальных знаний, а именно: геометрия будет проходиться применительно к жизни, дети будут ознакомлены с природою и ее явлениями; исторические и географические сведения будут сообщены ученикам обширнее, полнее и основательнее… Сверх упомянутых предметов, – говорил он, – по желанию городского общества и на его счет, ученики могут быть в неклассное время обучаемы ремеслам, а для взрослых можно устраивать воскресные и вечерние курсы, в которых преподают учителя этих училищ за особое вознаграждение». Оратор с удовлетворением отметил, что ученики, успешно завершившие курс первых четырех лет (окончившие первый класс. – Авт.)городского училища, могут поступать без экзаменов в первый класс гимназий и реальных училищ. Без экзаменов! Это означало – детям курмышской бедноты путь к среднему и высшему образованию открыт.

Илья Николаевич назвал открытие училища важным событием, «первым актом реформы, полное осуществление которой принадлежит ближайшему будущему». Через два года открылись еще три подобных учебных заведения – Симбирское, Сызранское и Алатырское. Каждое из них было дорого директору, о каждом он неустанно заботился. Но особенно близким было для него Симбирское. Оно считалось лучшим в губернии. Илья Николаевич частенько посещал занятия, знал почти каждого воспитанника, присутствовал на приемных, годовых и выпускных экзаменах, поощрял отличившихся, освобождал бедных от платы за учение. Канцелярия дирекции народных училищ помещалась в одной из комнат училища.

…В январе 1877 года количество инспекторов дирекции было увеличено до трех. Третьим стал Иван Владимирович Ишерский. До переезда в Симбирск он преподавал в Вятской духовной семинарии.

К тому времени уже не работал в дирекции училищ инспектор Зимницкий. Его место занял Владимир Игнатьевич Фармаковский – он был переведен в Поволжье тоже из Вятки.

В августе 1878 года из Казанского учебного округа прислали четвертого инспектора – Алексея Алексеевича Красева. Он был самым молодым из помощников Ильи Николаевича.

С начала 1879 года в штат дирекции ввели пятого инспектора, Сергея Яковлевича Предтеченского. То ли по флегматичности характера, то ли по нездоровью он не проявлял особой энергии и инициативы на новом поприще. И уже в конце 1879/80 учебного года «по прошению» вышел на пенсию.

Вместо него в августе 1880 года был назначен, на этот раз по просьбе самого Ильи Николаевича, Константин Михайлович Аммосов. Он с успехом преподавал в Вятской духовной семинарии. И мог бы сделать там себе карьеру. Однако Аммосов не захотел оставаться в Вятке, где похоронил грудного сына и молодую жену, которую сгубила скоротечная чахотка. Деликатный, мягкий характером, Константин Михайлович прибыл в Симбирск еще не оправившимся от большого горя.

Таким сложился штат Симбирской дирекции народных училищ к началу 80-х годов – самых сложных и трудных в жизни Ульяновых.

Родной дом

В августе 1878 года в жизни семьи произошло важное событие – Ульяновы переехали в собственный дом.

Почти девять лет они жили по частным квартирам. Меняли жилье шесть раз. Казенной квартиры директору народных училищ не полагалось. Ульяновы давно хотели обзавестись своим домом, но не было средств. Семья росла, вместе с ней росли и расходы, а жили на одно лишь жалованье Ильи Николаевича. Только благодаря бережливости, аккуратности, хозяйственности Марии Александровны нужды Ульяновы не знали.

Долгие годы откладывали деньги. И вот присмотрели дом на Московской. Улица считалась благоустроенной, с деревянными тротуарами, была вымощена, освещена керосиновыми фонарями.

Улица спускалась к Свияге, за мостом через которую начинался Московский тракт.

Дом был деревянный, одноэтажный с фасада и с антресолями со стороны двора. Двор большой, поросший травой. Вдоль заборов росли деревья, кусты бузины, три вяза высились в дальнем углу. Стояли хозяйственные постройки: дровяник, сарай, конюшня, два погреба. Над сараем и конюшней – сеновал.

Был еще во дворе бревенчатый флигель в три комнатки. Возле мазанка, там размещалась летняя кухня, и колодец с деревянной помпой и желобом, по которому вода стекала в деревянный чан.

Ко двору примыкал большой фруктовый сад. Он был молодым, восьмилетним, яблони еще только-только начинали плодоносить. Крыжовник, вишня, малина, сирень. А в конце тенистой аллеи, тянувшейся посредине сада, выросла одинокая осинка. Был в саду и цветник. Неподалеку от него уютно примостилась тесовая беседка с железной крышей. Четыре узенькие аллеи обрамляли сад вдоль заборов, обсаженных кустами акации.

К тому времени семья Ульяновых насчитывала уже восемь человек.

Четыре года исполнилось в те дни младшему из сыновей, Мите, родившемуся в августе 1874-го. А за полгода до переезда, в феврале 1878-го, родилась последняя дочь – Маняша.

С 1870 года жила с Ульяновыми няня, Варвара Григорьевна Сарбатова. До этого всегда приходилось тесниться. Теперь свои комнатки получили старшие, няня, малыши – детскую. И всем вместе есть где собраться: в доме гостиная и столовая. Комнаты Мария Александровна распределила так: мужу – рядом с гостиной и столовой; детям – наверху, в мезонине, куда вели две деревянные лестницы; няне – внизу. Себе она выбрала самую неудобную, проходную – рядом с кабинетом Ильи Николаевича.

Радовал родителей большой зеленый двор и, конечно, сад. Будет где резвиться малышам, есть чем заняться в саду и огороде старшим. Да и сама Мария Александровна увлекалась садоводством, привыкла еще с кокушкинских времен ухаживать за деревьями, грядками и цветами.

…И вот наступил наконец долгожданный и радостный день переезда. На подводах перевозили мебель: мелкие вещи, одежду, утварь переносили на руках, ведь сад нового дома выходил на Покровскую, где была старая квартира. Взад-вперед носились взволнованные дети, то и дело роняя свои игрушки и книжки. Это был незабываемый день.

Теперь Мария Александровна почувствовала себя настоящей хозяйкой.

Заходили друзья, поздравляли с покупкой. Мало кого знали Ульяновы девять лет назад, когда только-только прибыли в Симбирск. А сейчас сколько славных людей полюбили их! Своим человеком в доме стал Арсений Федорович Белокрысенко – крестный отец Володи и Маняши. Человек редкой доброты и такта, близкий друг Ильи Николаевича; они жили душа в душу. Даже обычай завелся: каждую субботу встречаться за шахматами. Оба очень увлекались ими, играли на равных и, когда сходились, забывали порой об ужине.

По-прежнему дружил с Ульяновыми Валериан Никанорович Назарьев. Приезжая в Симбирск из своей Назарьевки, заглядывал к старым знакомым. Илья Николаевич чувствовал, что его сторонник и помощник потихоньку начинает остывать к народной школе. Но в вину ему это не ставил, своих взглядов и убеждений давнему знакомому не навязывал. У каждого свой путь, свои заботы. Спасибо и за то, что не забывает, готов помочь.

Частенько навещал Ульяновых доктор Иван Сидорович Покровский. Он стал добрым приятелем. Характер у него был открытый, полный дружелюбия и расположения. Искренне сочувствовал он Илье Николаевичу в многотрудных хлопотах и заботах. Илья Николаевич любил вспоминать с доктором Казань, университет – оба учились там на разных факультетах. Иван Сидорович, «незаконнорожденный» сын известного музыковеда Улыбышева и крепостной крестьянки, приехав одновременно с Ульяновым в Симбирск, быстро приобрел репутацию лучшего детского врача, бесплатно лечил учащихся, близко сошелся с интеллигенцией города. По рукам ходили написанные им эпиграммы, памфлеты и статьи, в которых обличал он неблаговидные деяния «отцов города», за что и бывал иногда без службы. Свои жизненные принципы, которых рекомендовал придерживаться каждому, Покровский формулировал достаточно четко: «Не воруй, не блуди, не пьянствуй, не мошенничай, не лги, не ленись и делай дело по мере сил – при отсутствии этих пороков будешь человек первого сорта».

Приятно было видеть в новом доме и веселую говорунью Анну Дмитриевну Ильину, которую весь город звал «старшей повивальной бабкой». Она принимала всех новорожденных в семье Ульяновых, была в доверительных отношениях с Марией Александровной.

В числе тех, с кем Ульяновы поддерживали знакомство и дружбу, были люди, связанные с Ильей Николаевичем общей работой. Все они были достаточно близки Ульяновым, но особенно сердечные отношения складывались с Владимиром Михайловичем Стржалковским и Владимиром Игнатьевичем Фармаковским.

Человеком энергичным, увлекающимся, принципиальным и смелым был Фармаковский. Он приехал в Симбирск всего полтора года назад, в начале 1877 года. Прежде преподавал в Вятке историю и русскую словесность, служил там мировым судьей. Как-то в Вятке дело дошло до того, что он, будучи мировым судьей, два раза вызывал к себе в присутствие не кого-нибудь, а самого вице-губернатора, управляющего в то время губернией, – настоял на том, чтобы он как свидетель давал показания стоя. Вятские управители стали преследовать Фармаковского, обвинили в принадлежности к некоему противозаконному кружку, девизом которого якобы была заповедь: «Все, что от правительства или от дворянства, осуждать». В конце концов Фармаковскому пришлось уехать. Он с удовольствием стал работать под началом Ильи Николаевича, ценил отношения, сложившиеся в дирекции училищ. Ему нравились простота и дружелюбие начальника, его интеллигентность и увлеченность делом. И тот высоко ценил Фармаковского как знающего специалиста, автора интересных трудов: «Школьная диэтика», «Управление детьми» и других. Владимир Игнатьевич бывал иногда порывист, горяч – его охлаждала основательность и неспешность Ульянова, к которому он вскоре искренне привязался.

Очень симпатичной оказалась и его супруга Клавдия Арсеньевна. Их дети – Борис, Мстислав, Маргарита – были ровесниками Владимира, Дмитрия и Ольги Ульяновых, с которыми быстро подружились.

С каждым годом крепла дружба Ильи Николаевича с Иваном Яковлевичем Яковлевым. После окончания университета, с 1875 года, тот работал окружным инспектором чувашских школ. Деятельный, энергичный, настойчивый, инспектор не раз обращался за поддержкой и помощью к очень уважаемому им директору народных училищ, советовался с ним по самым разным вопросам и всегда находил взаимопонимание и искреннее участие в делах. Взаимная симпатия связывала и семьи Ульяновых и Яковлевых.

Не было, пожалуй, дня, когда не заглядывали в дом на Московской улице народные учителя и учительницы. Кроме Василия Андреевича Калашникова, уже несколько лет работавшего учителем приходской школы, за советом и помощью, а то и просто так, на огонек, заходили многие другие преподаватели. Они неизменно встречали здесь радушный прием. Илья Николаевич, простой и открытый в общении, мог часами обсуждать со своими подчиненными разнообразные школьные проблемы. Эти домашние встречи и беседы многое давали народным учителям.

Особенно сдружилась с семьей директора училищ молодая преподавательница Вера Васильевна Кашкадамова. После окончания Высших женских курсов ей предложили место преподавателя математики в гимназии. Но она приняла приглашение Ильи Николаевича, пошла работать в женское начальное училище и оказалась весьма умелым преподавателем. Илья Николаевич, всегда питавший к толковым и усердным работникам особое пристрастие, частенько навещал училище, помогал ей, поддерживал, наставлял.

…Налаживался быт семьи. Есть свой дом, есть собственный сад. Но главное, конечно, не в этом, главное, что спустя пятнадцать лет после замужества пришло к Марии Александровне ощущение устроенности, надежности существования. Она чувствовала это острее и полнее мужа. Сказывались не только житейская опытность и практический склад ума, не только постоянное живущее в ней стремление к ясности, определенности – говорил инстинкт женщины, матери, призванной самой природой свить надежное и уютное гнездо.

Мария Александровна была счастлива.

Благодаря стараниям матери Владимир и Ольга к пяти годам уже умели читать. Очень любили детские книги и журналы, заучивали наизусть стихи, увлекались рассказами из русской истории. Мать учила их немецкому и французскому, игре на рояле, пению. Аккуратность, умение чередовать труд с отдыхом, сдержанность и одновременно жизнелюбие – эти черты ее характера невольно перенимались детьми.

Старался побольше времени проводить с малышами и отец. Он умел веселиться, играть с ними, умел вести и серьезные беседы. Ребята любили слушать его рассказы о временах года, грозах и дождях, странах и морях, он знакомил их с мерами веса, единицами измерения времени и пространства, с географическими картами.

Володя к семи-восьми годам уже немало знал, по для поступления в гимназию необходима была специальная подготовка. Старший брат надолго запомнил, каким мучением были для него казарменные нравы в приготовительном классе. Поэтому решительно заявил, что Володю следует готовить в гимназию дома. Родители прислушались к мнению старшего сына, и Володя две зимы занимался с домашними учителями.

Снова был приглашен Василий Андреевич Калашников. Но он давал уроки недолго: в последнее время Калашников болел. А жил он далеко, в Подгорье, почти у самой волжской пристани, и взбираться на крутую гору было ему трудновато. Его заменила в семье Ульяновых учительница Вера Павловна Ушакова. Она работала в женском приходском училище на Панской улице.

Владимир бегал на занятия к ней домой, благо она жила неподалеку, во флигеле при училище. Веселая, улыбчивая, с ласковыми глазами, в строгом платье, с аккуратно уложенной на голове длиннющей косой, она всегда была приветлива. Ее доброта и обаяние, умение пошутить и быть строгой в час занятий привлекали детей.

Учительствовать Вера Павловна стала после гимназии, которую окончила с золотой медалью, и была прекрасным педагогом. Преподавала немецкий и французский, музыку, пение. Очень любила театр, ставила ученические спектакли.

Занятия с Володей доставляли учительнице истинное удовольствие: ему все давалось легко. К лету 1879 года будущий первоклассник был готов к вступительным экзаменам: знал важнейшие события «священной истории Ветхого и Нового завета», умел читать по-церковнославянски. Не страшил Володю экзамен по русскому языку, включавший в себя диктант, анализ простого предложения, чтение наизусть басен и стихов. Не вызывала опасения и арифметика, где требовались умение считать, знание четырех действий, решение задач в уме.

В начале августа Илья Николаевич представил директору гимназии официальное прошение – заявление с просьбой допустить сына к испытаниям. 11 августа 1879 года Володя Ульянов успешно сдал экзамены и решением педагогического совета был принят в первый класс.

Сложные и противоречивые чувства испытывали родители, проводив сына в это учебное заведение. Слишком уж живой, непосредственный характер был у него, чересчур обостренное чувство честности и справедливости. Сумеет ли он сохранить самобытность своей натуры в полуказарменной обстановке гимназии?

Нравы в гимназии не отличались мягкостью и деликатностью, дисциплина была строжайшей. Даже самовольные посещения театра и вечерние прогулки в городском саду расценивались как серьезные проступки. Уезжая на каникулы, воспитанники получали в канцелярии гимназии отпускной билет. Возвращаясь, они сдавали этот документ с отметкой полиции о поведении и справку священника о выполнении религиозных обрядов.

«Для Саши гимназия была бурсой, – вспоминала Анна Ильинична, – с грустью и возмущением рассказывал он мне о некоторых грубых проделках товарищей, о солдатском грубом и часто несправедливом отношении учителей». За все «время прохождения курса он не видел в гимназии ничего положительного, а смотрел на нее только как на необходимый мост в университет».

Гимназия считалась одной из худших в Поволжье. Преподаватели древних языков не были в достаточной степени квалифицированными. Словесность также преподавалась кое-как. Начало ученья Володи совпало с назначением в Симбирскую гимназию нового директора – Керенского, сменившего ханжу и казнокрада Вишневского. Новый директор взялся за дело круто, он решил во что бы то ни стало «подтянуть» учебное заведение. Было приглашено несколько новых преподавателей – выпускников Казанского университета. Но почти все педагоги, как старые, так и новые, по сути были чиновниками, они дорожили службой и старательно выполняли официальные циркуляры и требования в надежде на чины, ордена, звания. Напичкать учеников разными сведениями – вот чего почти все они за редким исключением добивались главным образом. И уж меньше всего их интересовали внутренний мир воспитанников, их надежды и чаяния. «Оригинальность мальчика, – вспоминал один из выпускников, – считалась чем-то предосудительным, сильная любознательность – неуважением к старшему. Учителя, сами люди бесправные, были орудием проведения в школе принципа, что высшая добродетель – послушание».