Текст книги "Казак М.С. Краснов пленник за службу Чили"

Автор книги: Жизела Сильва Энсина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

А у местных альпийских жителей страх перед казаками ушел и сменился дружбой. «Казаки – повествует Арриго – в общении и быту были добры, скромны и просты. Они являли собой лучшие образцы русской души. Но в боях неожиданно перевоплощались, как будто у них было ещё одно лицо для войны».

В своей книге (Pier Arrigo, LArmata Cosacca in Italia, Milan, 1966) он пересказывает некоторые показательные эпизоды, которые позволяют нам понять душу не только казаков, но и итальянских горцев.

В районе одной из самых высоких местных вершин – Пани – в одиночестве жил старик, очень уважаемый среди пастухов и лесорубов области. Его имя было Антонио Занелла, но более он был известен под прозвищем «Панийский Медведь». Старик был очень добр и в студёную военную зиму любой страждущий, кто бы не обратился к нему, не возвращался с пустыми руками – кусок хлеба, сыр из его сыроварни, даже козлёнок из его стада облегчал голод нуждающихся.

Но этой помощью пользовались и партизаны-коммунисты, а это считалось тяжелым преступлением. Как вражеский пособник, по закону военного времени он был приговорён к смертной казни. Казаки, которым поручили привести приговор в исполнение, взобрались на одинокую и пустынную горную вершину. Там они нашли «Медведя» и, увидев его, замерли от удивления: это была библейская фигура – очень высокий, бедно одетый, он имел длинные белые волосы и патриархальную бороду. Когда казаки объявили ему о своей грустной миссии, тот впился в них магнетическим взглядом своих голубых глаз и не произнес ни одного слова.

Казаки почувствовали себя обескураженными – этот человек неопределенного возраста, как бы появившийся из глубины веков – не был ли он отшельником? И может быть даже святым?

А если он и давал пищу злостным красным партизанам – то так ли уж он был виновен в этом?

Если бы отказался, его бы скорее всего просто-напросто убили… К тому же, даже внешне его фигура была для них очень знакома – он очень походил на кулака.

И вот они пришли убить его, точно также как это делают коммунисты? Казаки решили не выполнять приказ и оставить ему жизнь.

Простой степной человек и простой человек гор поняли друг друга и разобрались между собой независимо от войны и сопровождавших её жестокостей.

Через неделю казаки снова поднялись на вершину повидать старого «Медведя». Принесли ему в подарок белую барашковую папаху, как знак дружбы.

В один из дней в казачьих полках начали ходить слухи о прибытии атамана Петра Николаевича Краснова. Уж только одно его имя воодушевляло казаков. Большинству он представлялся фигурой абсолютно легендарной – героем из эпоса былых времен.

Вечером 27 февраля 1945 года в поселке Версегнис, что неподалеку от Удине, появилась многочисленная групп военных. Атаман прибыл под охраной казаков бывшей Императорской лейб-гвардии, вместе с ним – генералы и старшие офицеры, среди которых находился генерал-майор Семён Краснов, его наиболее близкий и верный соратник. Вместе с атаманом была его жена Лидия Фёдоровна, которая всегда сопровождала его и, несмотря на свои годы, поражала всех своей благородной красотой.

Гости вышли из экипажа в котором приехали, но не сразу вошли в приготовленный для них пансион. Масса казаков окружила их. Приветствуя, они преклонили колени, при этом раздался громкий лязг от удара шашек о землю. Незамедлительно приблизились три казака и преподнесли атаману хлеб-соль. Он, перекрестившись и поклонившись, поцеловал дар.

Эта сцена вызывала любопытство местных жителей. Естественно, им было очень нелегко даже приблизиться атаману, который постоянно находился в окружении свои верных людей. Пётр Николаевич обычно в подобных случаях не тратил время на удовлетворение такого рода любопытства, которое он, видимо, считал абсолютно праздным, но в поселке Версегнис сделал исключение – нанес визит местному священнику Дону Грациано Бориа, с которым имел продолжительную беседу. На прощание атаман вручил ему свою книгу – роман «Ненависть» с дарственной надписью на отличном итальянском: «Духовному отцу Дону Бориа, в память о нежданном гостеприимстве».

Здесь были и другие встречи, одна другой дружественней и доверительней. Во время одной из них атаман сказал: «Мои казаки добры, но загрубели в бесконечных и опасных походах». Дон Бориа был человек сообразительный и очень откровенный. Поэтому он воспользовался случаем, чтобы рассказать атаману о произволе, исходящим от некоторых подразделений, сформированных из представителей северокавказских народов, находившихся среди казачьих отрядов. Эта просьба священнослужителя была атаманом принята близко к сердцу и с тех пор уменьшились случаи покушений на собственность местных горцев уже и так достаточно обедневших от войны и зимы.

Но, между тем, война неумолимо приближалась к своему финалу. Немецкие войска отступали по всем фронтам. Казачьи начальники совещались, обсуждая неизбежное прекращение военных действий. Их полки дислоцировались в разных местах, но находились сравнительно недалеко друг от друга, поэтому было нетрудно встречаться друг с другом. Краснов, фон Паннвиц, Шкуро и даже Доманов, единственный среди них бывший советский гражданин сошлись во мнении, что наиболее подходящим было бы направиться в зону оккупации, находящуюся под контролем англичан. Для этого необходимо было, перевалив горы, спуститься с другой стороны и достичь Австрии, оккупированной британскими подразделениями. Кроме того, Краснов доверял фельдмаршалу Александеру, которого лично знал, и считал человеком чести. А именно он обладал высшей военной властью в этой зоне.

В ходе этих секретных переговоров генерал-майору Семёну Краснову была поручена миссия поддержания связи со штабом генерала Власова и координации общих действий. Власов был бывшим советским генералом, пленённым летом 1942 года и перешедшим на сторону немцев. Он принял решение воевать вместе с ними против коммунизма.

В результате, весной 1945 года появился приказ, предписывающий всем казачьим подразделениям покинуть альпийскую Италию и направиться в австрийские долины, где все они должны были сконцентрироваться.

Но за их спиной оставались бригады коммунистов, хотя понесшие от казаков большие потери, но представлявшие по-прежнему серьезную угрозу. Тем более, что они жаждали мести. Естественно, новость об отходе казаков дошла и до них.

Полагая, что казаки при отступлении должны будут находиться в деморализованном состоянии, партизаны разработали план мести – неожиданно напасть на колонны казаков на марше и в гарнизоне Оваро окружить их, отрезав пути отхода.

Неожиданное нападение на некоторые колонны привело к серьезным потерям убитыми и ранеными. Реакция казаков была яростной. Спуск в долину был отменен и со всех сторон казаки пришли на помощь своим товарищам. Запланированное нападение превратилось в настоящее побоище, длившееся с утра до вечера 2 мая.

Партизаны-коммунисты были полностью разгромлены. Местечко Оваро стало последней победой казаков в их долгом пути на полях сражений Второй мировой войны.

На следующий день марш возобновился. В плохую погоду и по плохим дорогам спуск с перевала был очень тяжелым. Но, в конце концов, с передового дозора послышались радостные возгласы:

– Австрия! Австрия!

Одно за одним казачьи подразделения, ведомые своими командирами, выходили из Италии и Югославии, спускались с гор и располагались на всем протяжении долины реки Драва, в окрестностях Лиенца, Обердраубурга, Фелдкирхена и других соседних поселений.

Сколько их было? Историки сходятся во мнении, что приблизительное число офицеров и солдат составляло около пятидесяти тысяч человек, не считая следующих за ними семей. Из командования здесь был атаман Пётр Николаевич Краснов (со своими родными), генералы фон Паннвиц, Шкуро, Доманов и генерал Султан-Гирей Клыч, командир 4.000 кавказцев – таких же врагов коммунизма, как и казаки.

ЛИЕНЦ: ИСТОРИЯ ОДНОГО ПРЕДАТЕЛЬСТВА

На пороге победы над Германией лидеры союзников провели трехстороннюю конференцию. Она началась 5 февраля 1945 года в Ялте, в Крыму. В ней принимали участие Сталин, Черчилль и Рузвельт – «Большая тройка», как их называла пресса тех лет, а также большие группы министров и советников. Среди последних находился министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден, который сыграл зловещую роль в последующих событиях.

Темой переговоров в основном был раздел зон влияния, подконтрольных каждой из союзных стран после победы над Германией. Сегодня уже ни для кого не секрет, что в этом разделе Советский Союз отхватил львиную долю. Но, в ходе решения этого вопроса, Сталин попутно двинул своим западным партнерам очень конкретное требование – сразу по окончании войны, в Советский Союз должны быть отправлены все советские граждане из Европы, независимо от того, были ли они военнослужащими немецкой армии, пленными или просто гражданскими лицами.

В большинстве советские граждане вовсе не желали возвращаться. Во избежание затруднений для Запада, единственным выходом являлась насильственная репатриация.

Черчилль и Рузвельт согласились выполнить это требование Сталина и даже с тем, чтобы это решение было засекречено.

Сталин хотел, чтобы его будущие жертвы до поры до времени ни о чем не догадывались. А для Черчилля и Рузвельта тоже было предпочтительно это умолчание, по той причине, что общественное мнение их стран не стало бы с одобрением смотреть на насильственную передачу людей коммунистическому режиму.

Западные лидеры, предвкушая выгоды от заключенных соглашений, легко пошли на такие шаги – их нисколько не смущало то, что тем самым они растоптали основные принципы западных свобод, одним из которых является право на убежище. Но единственное, что их волновало в тот момент, был разгром Германии и ублажение Сталина, который увязывал решение ряда политических проблем, важных для Запада, с выполнением своего требования.

Таким образом, соглашение «Большой тройки» о насильственном возвращении всех советских граждан в СССР к моменту окончания войны оставалось в секрете. Но с другими пунктами было не так – установленные границы зон оккупации были известны.

Выгоды, полученные Сталиным на Ялтинской конференции, были столь внушительными, что лишили наиболее осведомлённых людей (и на Западе и в Германии) иллюзий насчёт возможного скорого разрыва отношений демократических наций с советской тиранией. Но, тем не менее, на это возлагали надежды очень и очень многие.

Побеждённая Германия подписала акт о капитуляции 8 мая 1945 года. Война в Европе была окончена.

Главным представителем военной власти в той части Австрии, куда направились и где остановились казаки, являлся фельдмаршал Александер, главнокомандующий силами союзников в регионе.

Казаки, находившиеся под охраной английских солдат и офицеров, довольно спокойно ожидали решения своей судьбы. Ведь они боролись против коммунизма в защиту свободы и за демократию (в своём, казачьем понимании). Таким образом, их конечные цели фактически совпадали с целями тех, кто их охранял.

Казалось, англичане не могли не осознавать этого. Кроме того, было очевидно, что альянс Запада со Сталиным не мог быть продолжительным. Поэтому многим представлялось, что вскоре победоносные союзники войдут в прямое столкновение с Советским Союзом, чьи территориальные и властные амбиции были ненасытны и чья тирания была полной противоположностью демократии и свободам, которые проповедовал Запад. При таком развитии событий, казаки, которые имели большой опыт борьбы против коммунистической диктатуры, естественным образом влились бы в ряды антикоммунистических вооружённых сил.

В силу своей прямоты и открытости, казаки никогда не могли понять изгибы западной «диалектики». Для них казалось все ясным и потому они пребывали в совершенной уверенности, что западные победители будут в силах все правильно понять.

К тому же, казачий оптимизм англичане поддерживали своим поведением.

Они были очень любезны со своим пленниками, предоставляли хорошее питание и тем самым подкрепляли казачьи надежды на не очень ясные, но светлые перспективы в будущем.

Распространялись слухи, что новая война начнется скоро, и тогда казаки станут авангардом союзных войск, которые, в конце концов, свергнут коммунизм. А если её начало задержится на некоторое время, то, в этом случае, казаки будут отправлены в Австралию или какую-нибудь другую британскую колонию, где будут жить вместе со своими семьями, но в состоянии постоянной боевой готовности, до момента выступления в поход за освобождение Родины.

Вскоре между казачьими офицерами и англичанами, назначенными на их охрану, завелась дружба. Существовала определенная свобода, например, казаки организовывали конные представления, которыми англичане очень восхищались. Проходили мероприятия с казачьими танцами, красивейшими хоровыми песнями и со всеми другими проявлениями культуры этого народа, который имеет особый дар в завоевании симпатий иностранцев.

Английские офицеры признавались в своём расположении к пленным казакам. Кроме всего прочего, видимо и потому, что те же представления разрешали нелегкую проблему свободного времени солдат их отрядов, уже уставших от постоянного ожидания начала массовой демобилизации.

Познакомимся с воспоминаниями некоторых очевидцев: казаков и англичан, которые собрал английский историк лорд Бетелл (Nicholas Bethell, Le dernier secret, Paris, 1971) – один из первых, кто поднял тему трагедии жертв насильственных выдач.

Офицером-посредником в Лиенце был майор Дэвис. Ему достаточно было нескольких дней, чтобы почувствовать уважение и восхищение по отношению к казакам. Вскоре все они знали его имя, в особенности дети, постоянно ходившие за ним по пятам, пока Дэвис не останавливался и не распределял среди них шоколад и леденцы. Этот офицер даже нажимал на своих товарищей, чтобы они отдавали ему часть выдававшегося шоколада, который он потом разламывал на кусочки, чтобы все дети получили свою порцию. «Чувствовал я себя, – говорил он много лет спустя в беседе с Бетеллом, – как бы играющим роль Деда Мороза».

Другой офицер – по имени Дэннис, ответственный за охрану казаков генерала Шкуро, тоже оставил своё свидетельство: «В круг моих обязанностей входила организация жизни казаков в лагере, где они были размещены, и я ежедневно проводил многие часы в их компании. При посредничестве одной венгерской переводчицы, я установил отличные отношения с этими замечательными людьми. По вечерам они предлагали нам замечательные конные спектакли. Эта идиллическая ситуация длилась две или три недели после капитуляции».

Ещё один очевидец – казак Александр Шпаренго, вспоминает, в какой форме англичане поддерживали их иллюзии: «Мы узнали из абсолютно «достоверных» источников, что британцы содержат нас на этом месте, чтобы защитить от большевиков. Мы останемся здесь до того дня, когда будут иметься в распоряжении корабли для нашей переброски на «черный континент», где мы войдем в состав английских гарнизонов. Другие источники сообщали, что нас направят воевать против Японии».

Казакам не оставалось ничего больше, как только верить в такие, распространяемые повсюду, слухи. Были разговоры об отзыве персонала английского и американского посольств из Москвы, и что это означало преддверие новой войны. Для казаков это было лучшим, что могло бы случиться. Как союзники Запада, подтвердив свою высокую военную репутацию в боях, после достижения победы, в вознаграждение, они смогли бы получить земли своих отцов.

Пока подразделения наивно верили в эти иллюзорные проекты, казачьи командиры не оставались в бездействии.

9 мая генерал фон Паннвиц отправил одного из своих офицеров с письмом для вручения британским военным властям. В нем он прямо указывал, что «передача казаков в распоряжение Красной Армии будет иметь для них страшные последствия, так как советское правительство ранее выступало с угрозами их тотального уничтожения как рода».

Англичане приняли посланника фон Паннвица очень заносчиво и не дали никакого ответа.

Но через несколько дней английский генерал Мюррей имел откровенный разговор с фон Паннвицем и его офицерами, в ходе которого сообщил им, что передача все казаков в СССР «есть действительность более чем явная». Перед лицом надвигающейся катастрофы, фон Паннвиц сказал своим офицерам, что они свободны принимать наиболее подходящее для них решение, но сам он останется на своём посту. Он считал своим долгом опекать казаков, находящихся под его командованием и избравших его атаманом, и был готов разделить с ними их участь. Таков был моральный уровень человека, который, будучи немцем, смог завоевать сердца казачьего народа.

Между тем, атаман Краснов написал два письма фельдмаршалу Александеру, с которым он ранее был знаком. Но тоже не получил никакого ответа. Кроме того, писал он на имя короля Георга VI, католического Папы, а также королю Югославии Петру, по той причине, что многие покинувшие Россию после гражданской войны казаки имели югославское гражданство. Никто из них ему не ответил. Николай Толстой, в своём исследовании «Секретная Война Сталина» (Nikolai Tolstoy, Stalin's Secret War, London, 1981), раскрыл подробности деятельности британских властей тех времен. Он указывает на то, что все письма атамана Краснова были перехвачены, и ни одно из них не дошло до адресата.

Правда, фельдмаршал Александер тоже оставил своё мнение по этому поводу. 18 мая он обратился в штаб-квартиру британской армии, запрашивая инструкции. В письме он указывает на свою озабоченность «в связи с участью, которая ожидает казаков у них на Родине».

В конце концов, 26 мая к фельдмаршалу Александеру прибыл генерал Кейтли, с приказом от командования союзников, «что все казаки без исключений, и в особенности их офицеры, должны быть переданы советским оккупационным властям». Много лет спустя, этот генерал, в разговоре с лордом Бетеллом, сказал следующее: «Приказ о начале репатриации казаков шел из очень высоких сфер. Скорее всего, из Вестминстера и, возможно, лично от Уинстона Черчилля».

Мы уже знаем, что английский премьер-министр подписал секретное Ялтинское соглашение. К тому же, наиболее убежденным поклонником Сталина в английском правительстве являлся английский министр иностранных дел сэр Энтони Идеи. Он утверждал, что «Сталин – человек, который никогда не нарушит своего слова» и чтобы ублажить его, готов был сдать столько людей, сколько будет возможно.

Ещё до получения официального приказа о выдаче – неожиданно, без предварительного объявления, лагеря объехал грузовик с вооруженными людьми, который увез все сбережения казаков и их семей: приблизительно 6 миллионов немецких марок и ещё некоторая сумма в фунтах стерлингов. Это был первый сигнал, чрезвычайно озадачивший казаков.

Сам приказ о выдаче казаков пришел от военных властей с большими предосторожностями. Например, когда полковник Малколм, командир майора Дэвиса, проинформировал последнего о его содержании, тот не мог сдержать своей реакции: «Я буквально упал», – признавался он позднее лорду Бетеллу. «Это шло вразрез со всем тем, что мы всё это время говорили казакам. Я объяснил моему начальнику, что все эти недели я был другом для казаков, служил для них своеобразным гидом и советником, отвечал на их вопросы, успокаивал, развеивал сомнения и уверял их, что никто не думает репатриировать их насильно. И теперь, перед очевидностью врученного мне приказа, я считаю моим долгом подать в отставку. Я потерял свой авторитет».

Полковник Малколм холодно ответил ему, что это не подходящий момент для подачи в отставку. Он, и только он, должен будет зачитать приказ казакам. Он же будет нести ответственность за выполнение всей операции. Все это как раз потому, что он завоевал доверие казаков, и нет никого другого, кто смог бы заменить его в этой ситуации. По мнению Малколма, необходимо было сохранять спокойствие среди казаков до последнего момента, даже если для этого нужно будет прибегнуть к обману. Таков был приказ.

Первым обманом стало объявление о приглашении всех казачьих офицеров на совещание с фельдмаршалом Александером, запланированное на 28 мая неподалеку от лагерей – в Обердраубурге. Было сказано, что все они возвратятся вечером того же дня.

Некоторые офицеры были удивлены массовостью этой встречи – их было более 2.000 человек, – но их уверили в непременной необходимости поездки. На следующий день большинство офицеров, одетых по парадному, ожидало прибытия грузовиков. Те из них, кого провожали семьи, уверяли своих родных, что возвратятся к вечеру. Здесь были и все Красновы, так как в Лиенце находились и Лидия Федоровна – жена атамана Петра Николаевича Краснова, так и Дина – девушка, недавно вышедшая замуж за генерал-майора Семёна Краснова. Самый младший в семействе – Николай Николаевич, стараясь казаться спокойным, сказал своей жене: «Я вернусь сегодня вечером и ты приготовишь мне яичницу». Он стремился её убедить в том, что все в порядке, но, скорее всего, одновременно убеждал в этом и себя.

Никто из них не вернулся. Только несколько офицеров, недоверие которых оказалось сильнее обмана, не только не поехали на встречу, но и вообще бежали из лагеря, тем самым, спася свои жизни.

Весь казачий офицерский состав, включая главных командиров, был вывезен в Шпитталь, где их сопроводили в окруженный колючей проволокой лагерь для военнопленных. Там английский бригадир Мессон холодным тоном очень кратко информировал их, что все казаки будут переданы в советские руки в ближайшей подконтрольной им оккупационной зоне. Эта операция будет проведена как можно более быстро и они – офицеры, будут переданы уже на следующий день.

Последовавшее за этим можно назвать хаосом. Люди пребывали в состоянии гнева, паники и отчаяния до тех пор, пока совершенно побледневший атаман Краснов не возвысил свой голос и не напомнил всем о необходимости сохранять достоинство в любой ситуации.

Атаман немедленно потребовал разрешения на отправку телеграммы командованию союзников, что было ему позволено. Сразу же продиктовал по-французски короткое письмо, в котором разъяснил причины, по которым казачество взяло в руки оружие, и указал, что он сам несет главную личную ответственность за участие казаков в боевых действиях. Вследствие чего хочет лично предстать перед военным судом, но при этом его люди должны быть освобождены, а гражданские беженцы должны быть оставлены в покое. Не надо забывать, что к тому времени он имел под своим началом не только казаков, но и их многочисленные семьи – стариков, женщин и детей, которые бежали от коммунизма.

Копии этой телеграммы были отправлены королю Георгу VI, премьер-министру Уинстону Черчиллю, в Организацию Объединенных Наций, Архиепископу Кентерберийскому и в Международный Красный Крест. Это все, что можно было сделать. Ответа не пришло ни от кого, но атаман до последнего момента пытался выполнить свой долг перед подчиненными.

В оставшиеся короткие часы атаман написал прощальное письмо своей жене Лидии Федоровне, с которой он расстался накануне и которую больше не увидел. Она была его верным товарищем в этой долгой жизни, полной страданий – поражение, чужбина и эта последняя, прерванная судьбой, надежда на осуществление мечты об освобождении казачества. Он хотел своими прощальными словами успокоить её, прежде чем она в одиночестве узнает об ожидавшей его участи. (Лидия Краснова осталась практически без средств к существованию. О ней позаботилась семья фон Меден (Von Meden) со старым немецким офицером во главе, который был большим другом её мужа. Она скончалась в 1949 году и была похоронена в селении Вальхен (Walchensee).

Единственной просьбой всех этих людей, находившихся в подавленном состоянии, было присутствие священника. На это было дано соответствующее разрешение, и на следующий день был организован молебен.

Естественно, все казачьи офицеры были без оружия, когда их арестовали англичане. Возможно, были единичные исключения, когда кто-либо мог спрятать пистолет или нож. В любом случае, английская охрана обыскала помещения, предназначенные для ночлега арестованных, с целью изъятия любого режущего или тяжелого предмета. Несмотря на эти меры, некоторые офицеры (их точное число так и не стало известно) покончили жизнь самоубийством уже до рассвета.

Молебен начался в 6 часов утра. Предоставим слово одному из немногих выживших: «Две тысячи человек – генералы и казачьи офицеры, которых британцы готовились насильно передать советским властям, стояли на коленях на голой земле, многие плакали. Английские стволы были нацелены на них все время, пока они обращались со своими молитвами к Богу. Импровизированный хор объединил голоса мужчин, которых британцы приговорили к смерти. На коленях, прижатые к колючей проволоке, они пели традиционные молитвы – «Отче Наш» и «Господи, храни народ твой». Казачий священник окропил их святой водой и, как мог, успокоил их страдающие души».

Когда молебен подошел к концу, для казачьих офицеров наступил момент погрузки в ожидавшие их грузовики. Казаки воспротивились, и английские солдаты прибегли к насилию. Осыпая градом ударов прикладов и штыков, людей тащили к автомобилям. Многие были заброшены в кузов уже без сознания. Это было последнее отчаянное сопротивление.

В какой-то момент англичане заметили атамана Краснова у входа в свой барак и хотели наброситься на него, но их опередила группа молодых казаков, которые встали вокруг атамана и потребовали от британских солдат вести себя с ним почтительно. Им разрешили сопроводить своего любимого командира до грузовика, где добились, чтобы он мог ехать, сидя в кабине. Его двоюродный внучатый племянник Николай, которому мы обязаны этими воспоминаниями, видел, как тот медленно крестился и говорил: «Господи, укороти наши мучения…».

В точно таких же условиях в этот день были переданы генерал-майор Семён Краснов и генералы Шкуро, Доманов и Султан-Гирей Клыч.

Генерал фон Паннвиц ранее уже был отделен от казаков и его содержали одного без какой-либо информации. Четыре английских офицера посадили его в машину и повезли в неизвестном направлении. Фон Паннвиц ничего не спрашивал. Когда автомобиль остановился в Юденбурге и ему приказали выйти из машины, он увидел перед собой проволочные заграждения, разделяющие зоны, и развевающийся поблизости флаг с серпом и молотом.

Все взгляды сосредоточились на нем. Было очевидно, что англичане хотели стать свидетелями его протестов и его унижения. В конце концов, он был немец, и Ялтинский договор на него не распространялся абсолютно.

Но фон Паннвиц, не удостоив взглядом англичан, медленно направился к заграждениям, пересек их и был встречен советскими офицерами.

В последующем он разделил трагическую судьбу всех своих товарищей из казачьего командования.

Вся эта операция со лже-конференцией с участием фельдмаршала Александера, с помощью которой были захвачены казачьи офицеры, проводилась в соответствии с задуманным англичанами планом. Они считали, что после этого остальные казаки, без своих командиров, сдадутся как беспомощные ягнята.

Нужно было лучше знать казаков. Когда к вечеру того же дня они увидели, что их увезенные командиры не возвращаются, волнение охватило все лагеря.

На следующий день, в этой бурлящей обстановке британские власти допустили серьезную ошибку – зачитали перед подразделениями декларацию, в которой обвиняли отсутствующих казачьих офицеров в том, что они «обманывали и вели казаков по ложному пути». Якобы по этой причине все они были взяты под арест. И теперь казаки могли спокойно, в обязательном порядке, возвращаться к себе на Родину (!).

Гнев и отчаяние этих мужчин и женщин превзошел все пределы. Никто не поверил в бредовые обвинения в адрес своих командиров а, наоборот, теперь все поняли, что будут насильно переданы в руки своих старых врагов – коммунистов. Они знали, что будут убиты или отправлены на смерть в лагерях.

Здесь невозможно пересказать все то, что произошло во всех лагерях – везде без исключения англичане должны были прибегать к насилию для погрузки в грузовики своих жертв, многих кидали в машины уже ранеными и без сознания.

В одном месте англичане проявили более «изобретательный» подход – в 5-м Донском казачьем полку, расквартированном в Клайн-Санкт-Пауле, один из английских офицеров приказал командиру полка Борисову, чтобы тот собрал всех своих людей для отправки в место сбора, откуда затем казаки смогут выехать в Канаду. Все казаки с радостью прибыли на отправку и все до одного попали в советские руки.

Вернемся в Лиенц, где всё ещё находились члены семьи Красновых. В Лиенце майор Дэвис лично объявил о запланированной на следующий день передаче казаков советским властям. Когда гнев и ужас, вызванные этой новостью, казалось затихли, казаки попросили организовать на следующий день молебен силами своих полевых священнослужителей, что было разрешено. Последующий день прошел в горьких прощаниях – все знали, что как только они будут переданы коммунистам, то их семьи будут разлучены, жёны и мужья никогда больше не увидятся, а их дети будут отправлены в государственные интернаты и будут потеряны навсегда.

В то же время, многие из них все-таки сохраняли надежду. Всегда искренние в своих чувствах, казаки пошли на хитрость, которая могла бы, по их мнению, отодвинуть нависшую над ними угрозу. По окончании молебна, они решили остаться молиться на весь день. Предполагалось, что англичане не станут набрасываться с оружием на молящихся людей. Но как раз это и произошло. Когда британским властям надоели молитвы, оттягивающие исполнение приказа, в ход пошли приклады и штыки.

Но на этот случай у казаков был приготовлен другой прием – их было примерно 20.000 человек. Казаки поставили в центре женщин, стариков и детей, а сами сформировали вокруг кольцо охранения, встав плечом к плечу и крепко взявшись за руки. То, что последовало, было настоящей бойней. Английские солдаты били прикладами и палками казаков, пытаясь разбить живую цепь. Таким образом, они смогли вырвать некоторых и забросить в грузовые машины. Толпа, опасно колыхаясь, начала отступать, но не разъединяясь между собой.

Вскоре, затоптанными, стали падать женщины и дети, в какой-то момент паника стала всеохватывающей. Англичане удвоили свои усилия. Приклады зверски обрушивались на мужчин, женщин, детей, стариков и священников. Казачьих священнослужителей, в рясах и с иконами, тащили по земле.

Одна из выживших женщин, пересказала Толстому некоторые из своих трагических воспоминаний – до сих дней слышатся крики и мольба из толпы: «Господи, спаси нас! Изыди, сатана!». Она видела, как один солдат выхватил ребенка из объятий матери, чтобы бросить его в кузов грузовика. Мать держала за ногу своего ребенка и оба тянули его в разные стороны. В конце концов, мать упала в изнеможении и ребенка швырнули в грузовик, ударив о кузов. Когда человеческая цепь была полностью порвана штыками и прикладами, а английские солдаты стали тащить людей к грузовым машинам, началась настоящая свалка. Но теперь бедные люди уже понимали, что не смогут устоять или бежать. Куда не глянь – везде были англичане.