Текст книги "Охота на человека в Перу"

Автор книги: Жерар де Вилье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Глава 9

Малко очнулся, но острая боль в левой половине головы заставила его снова закрыть глаза. Кровь бешено стучала в висках, тошнило. Ему потребовалось еще несколько минут, чтобы окончательно прийти в себя и осмотреться. Он лежал на полу в крошечной квадратной камере без всякой мебели; от вида грязно-зеленоватых стен его затошнило еще сильнее. Тусклая лампочка под самым потолком освещала помещение; свет пробивался также сквозь маленькое зарешеченное окошко, откуда доносились голоса и смех – видимо, оно выходило во двор. Попытавшись подняться, он обнаружил, что руки его скованы за спиной наручниками.

Ему с трудом удалось встать на ноги. Все тело болело, словно его измолотили палками. Правый карман был оторван: так грубо его обыскивали.

Он был в руках перуанской полиции!

Прислонившись к стене, он восстановил в памяти картину молниеносного нападения у ворот университетского городка. Где теперь Моника Перес? Страшно ему не было, он был зол и растерян. Что означал этот арест, больше смахивающий на похищение?

Страшно хотелось пить. Он принялся колотить ногой в дверь. Минут через пять дверь приоткрылась и появился толстяк в штатском, с кольтом за поясом. Он смерил Малко взглядом своих поросячьих глазок и спросил:

– Чего надо?

– Позовите вашего начальника, – сказал Малко по-испански.

Тот, казалось, не понял.

– Позовите начальника, – повторил Малко, – и дайте мне воды. Я не перуанец. Я иностранный ученый.

Охранник ухмыльнулся, покачал головой, смачно сплюнул на пол и захлопнул дверь, так и не сказав ни слова. Слова узника явно не произвели на него никакого впечатления. Малко сел на пол, опершись спиной о стену, и задумался. Кроме генерала Сан-Мартина и Фелипе Манчаи, никто в Лиме не знает, что он работает на ЦРУ. Надо попытаться выбраться отсюда своими силами, не прибегая к помощи властей, чтобы не провалить свою легенду, а заодно и все задание. Интересно, удалось ли Монике Перес убежать? Вряд ли.

Прошло еще минут двадцать, потом в замке повернулся ключ. Дверь открылась, и вошел тот же самый охранник. На этот раз он, казалось, был настроен более дружелюбно. В руках у него был глиняный кувшин, который он поставил перед Малко.

– Начальник сейчас придет, – сказал он. – А пока он велел дать тебе попить.

Это был добрый знак. Охранник ушел, заперев за собой дверь, и Малко склонился над кувшином. Руки были скованы; ничего не поделаешь, придется лакать. Он нагнулся еще ниже и в ужасе замер. В воде что-то плавало.

Руки. Две сморщенные кисти человеческих рук, отрубленные чуть выше запястий, желтоватые, словно руки мумии.

Это были женские руки – на одной еще сохранилось тонкое серебряное колечко, врезавшееся в распухший палец. Должно быть, они были отрублены давно: вода была прозрачной, без малейших следов крови.

Малко отпрянул к стене, скорчившись в приступе тошноты.

К чему эта зловещая демонстрация?

Он все еще не мог опомниться, когда дверь камеры вновь открылась и показалась ухмыляющаяся физиономия охранника. Вслед за ним вошел, пожевывая обгоревшую спичку, еще один человек – высокий, смуглый, широкоплечий, со зверским лицом. На поясе у него висел пистолет в потертой кобуре; в руках он держал черное полотнище.

– Что, амиго, не пьется? – хохотнул охранник. – Ты ведь, кажется, просил водички. Или предпочтешь выпить с полковником, а? Пошли.

Малко поднялся. В ту же минуту второй человек набросил ему на голову принесенное полотнище – черное, плотное, совершенно непроницаемое. Шею Малко сдавила веревочная петля, что-то холодное и твердое уперлось в затылок.

– Если попытаешься бежать, амиго, – услышал он голос первого охранника, – прострелю тебе башку...

Он с силой толкнул Малко в спину, и тот, ничего не видя, стукнулся головой о косяк двери. Оба охранника расхохотались:

– Перебрал, что ли?

Они подхватили его под руки и повели куда-то по длинному коридору, потом вверх по лестнице – этаж, второй, третий... Навстречу попадались какие-то люди, весело здоровались. Слышались и мужские, и женские голоса.

Наконец раздался скрип открываемой двери, и голос охранника объявил:

– Еще посылочка для полковника Ферреро.

Девичий голос что-то проворковал в ответ, и Малко провели в следующую комнату. Щелкнул замок наручников; он почувствовал, что правую руку освободили, а левую потянули вверх. Снова щелчок. Наконец с него сняли полотнище.

Он был в довольно большом кабинете. Под высоким потолком со скрипом вращался старенький вентилятор. Одна стена была полностью задернута занавеской, остальные три, голые, выкрашенные в зеленоватый цвет, украшала единственная картина, изображавшая офицера в форме, увешанного наградами. На заваленном бумагами письменном столе стояло несколько телефонов. Сидевший за ним человек пристально смотрел на Малко, попыхивая сигаретой в мундштуке. Он был почти совсем лысый, с длинным оливкового цвета лицом и умными черными глазами. Перед ним было разложено все содержимое карманов Малко – деньги, документы, ключи от машины, кредитные карточки и револьвер Фелипе Манчаи.

По его знаку двое охранников ретировались, закрыв за собой дверь. Малко не представлял для хозяина кабинета никакой опасности: прикованный наручниками к трубе центрального отопления, он не мог отойти от стены больше, чем на десять сантиметров.

С тщательно рассчитанной медлительностью лысый человек поднялся и подошел к Малко, не выпуская изо рта сигареты.

– Говорите по-испански?

– Да, – кивнул Малко.

– Ну что, сеньор Линге, с подпольщиками знаемся?

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – с достоинством сказал Малко. – Меня похитили какие-то неизвестные. Я иностранец и...

У него вырвался отчаянный вопль – стоявший перед ним человек ткнул его сигаретой в грудь.

– Надо говорить «сеньор полковник», – наставительно произнес он, не повышая голоса. – Продолжайте.

Ярость душила Малко. Нечеловеческим усилием воли он заставил себя сдержаться: вступать в пререкания с таким типом было бесполезно и опасно.

– Сеньор полковник, – произнес он ледяным тоном, – мне кажется, речь идет о чудовищной ошибке ваших подчиненных. Я ученый, социолог, приехал в Перу для сбора материалов. Я не понимаю, почему меня задержали.

Ожог на груди болел невыносимо, но Малко, собравшись с силами, поведал всю свою «историю», обильно пересыпая ее научными терминами, и рассказал, как он познакомился на вечеринке с Моникой Перес и попросил ее стать его переводчиком и гидом. Облокотившись о стол, полковник слушал его с непроницаемым лицом. Когда Малко умолк, он кивнул и сказал, перейдя на «ты»:

– Ну, ну! Стало быть, ты не имеешь ничего общего с подпольщиками?

– Ничего, сеньор полковник.

Полковник снова одобрительно кивнул и сказал мягче:

– Это меняет дело. Знаешь, где ты находишься?

– Нет, сеньор полковник.

– В «Диркоте». Наша работа – бороться с террористами. Так что сам понимаешь...

Его добродушие после недавней злобы насторожило Малко. Полковник обошел стол и резким движением отдернул занавеску. За ней громоздились глиняные кувшины – такие же, как тот, что приносили в камеру Малко. Их было больше сотни. На каждом висела табличка с номером и фамилией. Полковник, широко улыбаясь, повернулся к Малко.

– Смотри, это мои архивы. Предположим, я арестовал подпольщика. Он мне не верит, что его дружки уже у нас в руках, и лжет. Тогда я показываю ему такой кувшин – и он перестает отпираться. У нас нет места, чтобы хранить тела, но и рук вполне достаточно.

Малко снова охватил ужас. Он молчал, борясь с бешеным желанием плюнуть в оливковую физиономию полковника. Тот задернул занавеску, не спеша вернулся к столу, взял паспорт Малко и принялся его листать.

– Ты приехал недавно, – заметил он. – Понравилось тебе в Лиме?

– Да, сеньор полковник, – ответил Малко, – но мне бы хотелось, чтобы это досадное недоразумение было устранено как можно скорее.

Он твердо решил придерживаться своей легенды до последней возможности, чтобы не провалить задание.

– Разумеется, – кивнул полковник, – раз ты не имеешь ничего общего с подпольщиками.

– Ничего, сеньор пол... А-а-а-а!

Его крик разнесся, должно быть, по всему этажу: с неожиданной яростью перуанец изо всех сил ударил его ногой в низ живота. Стоя вплотную к Малко, с перекошенным от злости лицом, он выкрикнул:

– Врешь! Террорист дерьмовый. Я заставлю тебя признаться, за каким чертом ты приехал в нашу страну. А будешь молчать – подохнешь здесь!

Он обошел стол и нажал на кнопку звонка. Дверь открылась, и появился толстяк в штатском с пистолетом за поясом.

– Приведи девятый номер! – рявкнул полковник.

– Сию минуту, сеньор полковник!

Полковник достал новую сигарету и молча закурил.

Малко с трудом переводил дыхание. За дверью послышались шаги, звон наручников, и вошел охранник, таща за собой человека с закрытым черным лицом. Он пинком подтолкнул его к стене и пристегнул к другой отопительной трубе. Затем жестом фокусника сорвал черное покрывало, и глазам Малко открылось ужасающее зрелище. Распухшее лицо представляло собой сплошной кровоподтек, из разбитых губ сочилась кровь, несколько зубов было выбито. Голая грудь была усеяна коричневыми пятнами – свежими ожогами от сигарет. Малко похолодел. Это был старый аптекарь, тот самый, что передал ему пакет с лекарствами! Взяв со стола какую-то карточку, полковник подошел к вновь прибывшему.

– Тебя зовут Хорхе Луис Салем?

– Да, сеньор полковник, – пробормотал тот едва слышно.

– Говори громче, скотина, пусть твой дружок тебя слышит! Это ты украл редкое лекарство у своего хозяина?

– Да, сеньор полковник, – ответил несчастный чуть громче.

– И что ты с ним сделал?

Гнетущее молчание показалось Малко бесконечным. Охранник принялся не спеша закручивать цепь наручников старика. Тот опустил голову и с трудом разлепил окровавленные губы:

– Я передал... вот этому кабальеро.

– Ты видел его раньше?

– Нет, сеньор полковник. Мне позвонила женщина и сказала, что он придет. Ее я тоже не знаю.

– Тебе известно, для кого оно предназначено?

– Нет, сеньор полковник.

Снова наступила тишина, только тихонько поскрипывал вентилятор под потолком, перегоняя тяжелый, словно липкий воздух. Полковник спросил помягче:

– Зачем же ты обокрал своего хозяина, Хорхе Луис?

Старик опустил голову еще ниже и забормотал монотонным голосом, словно отвечая хорошо заученный урок:

– Они меня заставили, сеньор полковник. Они сказали, что если я этого не делаю, они убьют моего сына. Он у меня учится в университете Сан-Маркос. Ему пришлось бы все бросить и скрыться в Сьерре. Я не хотел...

Малко слушал, и в нем поднимался глухой гнев. Для «чуло» отдать сына в университет было немыслимым счастьем. Террористы из «Сендеро Луминосо» шантажировали старика, не заботясь о его дальнейшей судьбе... Теперь его смелет полицейская мясорубка. Полковник с грустью покачал головой.

– Вот видишь, Хорхе Луис, твой сын не будет гордиться тобой. Поскольку ты сознался, допрашивать тебя больше не будут, но тебе придется провести много лет в тюрьме.

И все из-за таких людей, как этот иностранец, который явился в нашу страну сеять несчастье.

Щелкнули наручники, и охранник увел старика на цепочке, словно животное. По лицу Малко струился пот. Он отдал бы все на свете, чтобы почесать ожог на груди. Полковник повернулся к нему и сунул ему под нос несколько фотографий. На снимках Малко узнал себя и старого аптекаря, передающего ему пакет.

– Для подпольщика ты не слишком осторожен, – хмыкнул полковник. – За этим человеком следили, а телефон твоей подружки Моники Перес прослушивается. Зря вы все стараетесь. Мы уже арестовали две тысячи террористов в одной только Лиме.

– Но я вовсе не подпольщик! – запротестовал Малко.

– Просто приятельница попросила меня забрать в аптеке лекарства для бедняков.

Сильный удар коленом в живот напомнил ему о том, что он забыл прибавить «сеньор полковник»... Когда он отдышался, перуанец потряс перед его лицом бело-голубой коробочкой – такой же, как те, что он получил от аптекаря и передал Монике.

– Это, по-твоему, что такое? – рявкнул полковник. – Аспирин? Это «Лазиликс». Почечное. Для этого подонка, этого убийцы Мануэля Гусмана! Мы так и знали, что он получает помощь из-за границы.

– Это не так, сеньор полковник! – воскликнул Малко.

– Я даже не знал, что в этом пакете.

Перуанец подошел ближе и широко улыбнулся. Два передних зуба у него были насквозь гнилые.

– Послушай, – сказал он, – лично ты меня не интересуешь. Мне нужен «товарищ Гонсало». Помоги мне найти его, и твои неприятности кончатся.

В иных обстоятельствах Малко оценил бы иронию судьбы: ведь он сам разыскивал Гусмана.

– Кстати, – продолжал полковник, – нам известно, что этот пакет с лекарствами ты передал Монике Перес. А что она с ним сделала потом?

– Отдала его какому-то студенту.

– Ах, студенту! Эта Моника Перес, мы хорошо знаем, кто она такая, – проворчал полковник. – Террористка, подпольщица, как и ты... Ну ничего, на этот раз она у нас в руках, и уж мы с ней поработаем, пока у нее дерьмо не полезет из глаз! Если ты не скажешь мне, где прячется Гусман, скажет она.

Он побелел от ярости. Малко понял: дело принимает серьезный оборот. Если не раскрыть, кто он на самом деле, он очень и очень сильно рискует...

– Сеньор полковник, – повторил он, – я не террорист и не подпольщик. Позвоните, пожалуйста, генералу Пепе Сан-Мартину. Я с ним лично знаком, и он может за меня поручиться.

Полковник едва не задохнулся от возмущения.

– Пепе Сан-Мартин! Ты думаешь, я стану беспокоить такую важную персону из-за мрази вроде тебя? Лучше мы пошлем ему твои руки. Ему это доставит удовольствие. Ты хоть знаешь, кто был его отец? Один из основателей Перу. Ты недостоин произносить его имя!

Брызгая слюной, он яростно надавил на кнопку звонка. В дверях появилась аппетитная брюнетка. Она смотрела на Малко с нескрываемым отвращением.

– Скажи Луису, пусть отведет его в «Кирофано», – распорядился полковник. – Я сейчас туда позвоню.

– Хорошо, сеньор полковник. А что мне сказать, если позвонят насчет сегодняшнего обеда?

– Все в силе. В девять.

Секретарша вышла. Меньше чем через минуту в кабинете появился первый охранник. Отцепив Малко от трубы, он потащил его к дверям. Упираясь, Малко продолжал взывать к полковнику.

– Сеньор полковник! Убедительно прошу вас, позвоните генералу Сан-Мартину!

– Генерал Сан-Мартин в отставке, – сухо бросил перуанец. – Я не собираюсь морочить ему голову твоими бреднями.

Дверь захлопнулась. Малко оказался в коридоре с голыми бетонными стенами. За окошком вырисовывалась серая башня «Шератона». Он был в самом центре Лимы. В огромном недостроенном здании.

Охранник приветливо улыбнулся какой-то девушке, видимо, секретарше, которая кокетливо вильнула бедром в ответ.

– Привет, Олива!

– Привет, Луис, как дела?

Пройдя метров тридцать, они остановились. Прибыли.

Охранник толкнул дверь. В нос Малко ударил едкий кислый запах пота, крови и испражнений. Запах человеческого страдания... Мрачная, голая комната, стол, металлические козлы, на стене – крюки, как в мясной лавке, с подвешенными к ним цепями. Из радиоприемника доносилась испанская мелодия.

В комнате были трое мужчин в форме. Малко бросился в глаза один из них – высокий, с правильными чертами лица и пышными, аккуратно подстриженными усами – настоящий латиноамериканский плейбой. Не вязался с обликом только кинжал за поясом. При виде Малко он поставил на стол банку с пивом и радостно воскликнул с широкой улыбкой:

– Привет, кабальеро!

На стене за его спиной Малко увидел написанную масляной краской надпись большими буквами:

– "Aqui se tortura"[16]16
  Здесь пытают (исп.).


[Закрыть].

Что ж, они, по крайней мере, объявляли масть... Луис что-то прошептал на ухо усатому и удалился, передав конец цепи наручников Малко одному из мужчин. Тот грубо подтащил его к столу. Усатый «плейбой» пристально посмотрел на Малко.

– Отлично, – сказал он. – Я – лейтенант Франциско Каррас. Уверен, что мы поладим. Ты подпольщик, а я просто обожаю подпольщиков. – За его спиной раздались подобострастные смешки, и он тут же поправился: – Вернее, я обожаю поболтать с подпольщиками... Особенно когда им есть что рассказать, вот как тебе.

– Я не подпольщик, я...

Лейтенант прервал его.

– Знаю, знаю. Все вы сначала говорите одно и то же...

Он помолчал немного и продолжал:

– Я давненько ищу Мануэля Гусмана. За его поимку назначено большое вознаграждение. Очень кстати, мне как раз нужны десять миллионов солей на новую машину.

– Я ничего не знаю, – твердо сказал Малко, – и прошу позвонить гене...

Он осекся. Молниеносным движением лейтенант Кар-рас выхватил из ножен кинжал с длинной рукояткой и приставил острие к шее Малко.

– Терпеть не могу, когда подпольщики лгут, – произнес он своим вкрадчивым голосом. – Так и хочется перерезать тебе глотку, но это было бы слишком глупо. Лучше я отрежу тебе яйца. Говорить-то ты и без них сможешь, верно?

Двое его подчиненных снова подобострастно захихикали. Малко казалось, будто ему снится кошмарный сон. Впрочем, разве он не знал о звериной жестокости латиноамериканцев? Успокоенный его молчанием, лейтенант опустил кинжал. Он поднес рукоятку к глазам Малко и спросил:

– Видишь эти зарубки?

Их было восемь или девять...

– Да, – кивнул Малко.

– Каждая из них – это подпольщик, которого я кастрировал своими руками. Потому что они не захотели поболтать со мной.

Прочтя в глазах Малко недоверие, он усмехнулся:

– Не веришь? Энрико, приведи наших друзей!

Через минуту в комнату вошли трое – судя по виду, крестьяне, худые, как скелеты, с пустыми глазами, даже не связанные. Они встали в ряд перед лейтенантом Каррасом, опустив головы.

– Снимите штаны, – приказал офицер.

Одновременно, как автоматы, они расстегнули свои полотняные штаны, которые соскользнули к их ногам.

Малко похолодел, увидев вздутые лиловые шрамы...

– А теперь убирайтесь, – скомандовал усатый лейтенант.

Все трое послушно натянули штаны. Перуанец, поигрывая кинжалом, смотрел на Малко.

– Ну вот, кабальеро, – сказал он наконец. – У тебя есть выбор. Или ты мне скажешь, где прячется Мануэль Гусман, или станешь, как они. Для меня это будет сущим удовольствием. Даю тебе одну минуту.

Глава 10

Малко пытался не поддаться панике. Где здесь правда, а где блеф? Троих несчастных явно держали под рукой, чтобы нагнать страху на допрашиваемых. Тем не менее, все, что он до сих пор видел, оптимизма не внушало.

– Я прошу поставить в известность генерала Пепе Сан-Мартина, – повторил он. – Я его друг.

Лейтенант Каррас от души расхохотался.

– Зачем он тебе? Хочешь продать ему свои яйца? Все еще смеясь, он с силой ткнул Малко рукояткой кинжала в низ живота. Тут же последовал еще один удар, в печень. Согнувшись пополам в приступе тошноты, Малко не смог сдержаться, и его вырвало прямо на новенькую форму лейтенанта.

– Скотина! – взревел перуанец. – Ну-ка, проучите эту свинью хорошенько!

Двое его помощников набросились на Малко и принялись осыпать его ударами. Они остервенело колотили его кулаками и ногами до тех пор, пока он не перестал подавать признаков жизни. Лейтенант Каррас с брезгливой миной направился к двери, пробормотав себе под нос:

– Когда вернусь, позабавимся по-настоящему.

* * *

Малко пришел в себя, лежа на бетонном полу в крошечной каморке без окон, отделенной от камеры пыток железной дверью. Даже через толстую стену до него доносились стоны и вопли. Он попытался встать, но тщетно. Живот болел так, что он едва мог шевельнуться. Вот теперь ему стало по-настоящему страшно. Эти звери просто-напросто убьют его. А ему даже не в чем сознаться – он ведь действительно практически ничего не знает...

Он с ужасом думал о Монике Перес. Что же эти чудовища сделали с ней? Теперь он был уверен, что молодая женщина связана с «Сендеро Луминосо» и может вывести на Гусмана. Увы, похоже, информация достанется перуанцам.

От боли и напряжения последних часов он погрузился в какое-то оцепенение. Наступала ночь; крики за стеной вскоре стихли. Неужели генерал Сан-Мартин не обеспокоен его исчезновением? В большом здании наступила тишина. Палачи не работали сверхурочно... В конце концов Малко уснул. Проснулся он очень рано; боль во всем теле еще усилилась. Дверь открылась, незнакомый охранник принес ему чашку крепкого чая и кусок черствого хлеба. Потом все так же на цепи его отвели в туалет, и он смог наконец облегчиться. При малейшем движении живот пронзала острая боль. Результат «беседы» с полковником «Диркоте»... Что-то принесет ему новый день! В открытую форточку туалета он видел кусочек ослепительно-голубого неба. Охранник, совсем молодой парень с наивной физиономией крестьянина, предложил ему сигарету; Малко не стал отказываться, чтобы не раздражать его.

– Не делай глупостей, – шепнул парень ему на ухо. – Лейтенант Каррас – настоящий псих. У него на допросах часами напролет кричат и харкают кровью. Это же садист... Или он заставляет бедолаг выброситься в окно во двор. А потом говорит, будто они хотели бежать. Так что не дури, скажи им все, что они хотят.

В голосе охранника Малко услышал искреннее сочувствие. Это навело его на мысль.

– Послушай, – тихо сказал он, – я не подпольщик. Ты слышал о генерале Сан-Мартине?

– Еще бы!

– Можешь ему позвонить? Ты скажешь ему просто, что его друг-иностранец здесь, вот и все. Когда он придет, я тебя отблагодарю.

Они уже почти дошли до камеры пыток. Малко чувствовал, что охранник колеблется.

– Я не знаю его телефона, – нерешительно пробормотал он.

– 65845, – сказал Малко, медленно выговаривая каждую цифру. – Тебе не придется об этом пожалеть. Никто не посмеет упрекнуть тебя, если ты позвонишь такому человеку, как генерал Сан-Мартин... И не обязательно называть себя. Просто скажи ему, где я...

К удивлению Малко, охранник тем временем провел его мимо уже знакомой камеры пыток и остановился перед какой-то другой дверью. Он постучал; дверь приоткрылась и показались пышные усы лейтенанта Франциско Карраса! Перуанец широко ухмыльнулся и склонился в издевательском поклоне.

– О, кого я вижу! Кабальеро, только вас мы и ждали!

Его помощник втолкнул Малко в комнату.

Это тоже была камера пыток, но побольше первой. Всю ее середину занимали три металлических сооружения наподобие козел; электрические провода тянулись от них к столу, на котором были аккуратно разложены устрашающие инструменты. На стуле напротив письменного стола был установлен огромный прожектор типа юпитера. На стене – неизменные крюки с цепями. Повсюду коричневатые пятна засохшей крови. Кислый запах стоял в камере, несмотря на открытые окна, выходившие все в тот же внутренний двор. Но Малко видел в этой большой комнате только одно...

На металлических козлах были распростерты три совершенно голые женщины, прикованные за руки и за ноги наручниками к стойкам. Двух он не знал. Третьей была Моника Перес. Волосы у нее слиплись от пота, безжизненный взгляд блуждал, лицо было все в синяках и кровоподтеках, бронзовая кожа усеяна ожогами от сигарет. Лейтенант подтащил Малко к козлам.

– Узнаешь ее?

– Конечно, – кивнул Малко. – Она была со мной, когда меня похитили.

– Тебе известно, что это опасная террористка... Это ей ты передал лекарство для Гусмана. Она уверяет, будто ничего не знает. Ну-ка, освежи ей память.

Моника Перес медленно повернула голову и посмотрела на Малко пустыми глазами. Один из подручных лейтенанта тут же набросил ей на лицо грязную тряпку.

– Отвяжите ее, – потребовал Малко, – это гнусно. Я ничего о ней не знаю. Не позорьте свою форму...

– А что ты скажешь о крестьянах из Аякучо, которых твои дружки заживо изрезали на кусочки?

– Я только передал ей пакет, – сказал Малко, – и понятия не имею, как она живет и чем занимается.

– Ну, ну, – хмыкнул лейтенант. – Ладно, прежде чем пощекотать тебе яйца, я постараюсь сам вернуть ей память. Представляешь, она забыла даже имя парня, которому нужен «Лазиликс». Странно, правда?

Он взял со стола один из инструментов. Это был металлический стержень с деревянной ручкой, от которой тянулся провод. Лейтенант подошел к радиоприемнику и прибавил звук. Несколько голосов пели на мотив испанской песни:

Мы – студенты,

Мы – адвокаты,

Мы – врачи,

Мы – перуанцы.

– Подходяще, а? – усмехнулся Каррас.

Он подошел к Монике Перес, снял тряпку, закрывавшую ее лицо, и провел концом стержня по сомкнутым векам молодой женщины.

Из груди Моники вырвался душераздирающий крик, тело судорожно дернулось от электрического разряда. Нечто подобное Малко уже довелось видеть в Уругвае, там это называлось «пикката» ... Он рванулся к лейтенанту и едва не напоролся на острие кинжала, готового перерезать ему горло.

– Терпение, – ласково сказал лейтенант Каррас, – придет и твоя очередь. Еще до захода солнца тебе нечем будет трахать эту сучку. Я сам с ней побалуюсь, а потом она у меня выпрыгнет в окошко.

Он опустил орудие пытки ниже, стержень коснулся груди. С садистским удовольствием лейтенант медленно водил металлическим кончиком вокруг сосков. Тело Моники сотрясалось, она отчаянно кричала, обливаясь потом. Палач склонился над ней.

– Скажешь ты мне наконец, где твой дружок Гусман?

Закатив глаза, она плюнула ему в лицо.

Малко бросился вперед и оттолкнул лейтенанта. Один из подручных мстнулся ему наперерез и ударил по голове рукояткой пистолета. В глазах у Малко потемнело, и он рухнул на пол.

* * *

Нечеловеческий вопль привел его в себя. Он приподнялся. Склонившись над Моникой со сладострастным выражением на лице, лейтенант вводил металлический стержень ей во влагалище.

Крик молодой женщины, казалось, сотряс стены, тело выгнулось дугой. Ее мучитель засовывал свое страшное орудие все глубже. Вопли не стихали несколько бесконечно долгих секунд, потом Моника потеряла сознание. Со вздохом сожаления лейтенант отложил стержень и повернулся к Малко, которого его подручные между тем поставили на ноги.

– Видел? – спросил он. – Лучше раскалывайся, а то твою девку ждет еще не такое. В следующий раз я займусь ее задницей... Ну-ка, потренируемся пока с этой.

Он бросил отрывистый приказ. Двое его подручных устремились к соседке Моники и, несмотря на ее отчаянное сопротивление, перевернули на живот. Это была совсем молоденькая женщина с широким лицом метиски. У нее были маленькие груди, округлые ягодицы и красивый изгиб бедер. Малко с ужасом увидел, как один из палачей расстегнул пряжку ремня, спустил брюки, затем трусы. Он улегся на прикованную стальными наручниками женщину и принялся тереться об нее с довольным урчанием.

Моника Перес открыла глаза и смотрела на происходящее, шепча своей подруге по несчастью слова ободрения.

Мужчина, придя в надлежащее возбуждение, приподнялся и вопросительно посмотрел на своего начальника.

– Давай! – приказал тот. – Пусть эта сука знает, как швырять камни в наших людей!

Палач руками раздвинул ягодицы своей жертвы, сделал несколько вращательных движений и, найдя цель, одним махом вошел в нее. Женщина дико закричала, дрожа всем телом. Ее мучитель не спешил, то приподнимаясь, то погружаясь как можно глубже. Воспользовавшись тем, что все палачи, как завороженные, следили за гнусным зрелищем, Малко одним прыжком оказался у козел. Он изо всех сил толкнул мужчину, и тот скатился на пол, но мигом вскочил на ноги и выхватил пистолет. Двое подручных уже спешили ему на помощь. Они схватили Малко и, осыпая ударами, поволокли к стене. На его запястьях защелкнулись стальные браслеты, присоединенные к цепям, и он оказался распятым на стене. Лейтенант Каррас подошел к нему, нахмурившись. В руках у него было что-то вроде шлема с наушниками.

– Какой ты, однако, чувствительный, амиго, – сочувственно произнес перуанец. – Ну что ж, тебе больше не придется слушать, как голосит твоя подружка.

Он надел шлем на голову Малко. Сначала ощущение показалось почти приятным. Но негромкий шорох вскоре перешел в жужжание, затем в пронзительный визг на немыслимо высокой ноте.

Это было невыносимо. Малко тоже закричал, широко раскрыв рот, не слыша собственного голоса. Пытка превосходила все, что он перенес до сих пор... Ему казалось, что его мозг кипит и череп вот-вот лопнет. Сбросить шлем он не мог – руки были прикованы к стене. От неудобной позы ныли плечи. Как сквозь туман, он увидел, что палачи перевернули Монику Перес на живот и лейтенант снова поднес к ней металлический стержень. Словно играя, он принялся водить им по ягодицам молодой женщины.

Она снова принялась извиваться, как уж, но высвободиться не могла.

Должно быть, она кричала: лейтенант на минуту прервался и прибавил громкость радио. Затем он вернулся к своей жертве и решительно всадил свое орудие между ее ягодиц.

Малко чувствовал, что вот-вот сойдет с ума. Если бы только он знал убежище Гусмана! Это был настоящий ад. И где – в самом центре города! Но отзвуки этого кошмара слышались только во внутреннем дворе...

Вдруг лейтенант Каррас с брезгливой миной вытащил стержень: тело Моники, судорожно дернувшись в последний раз, застыло.

Одновременно смолк визг в наушниках Малко – должно быть, это была магнитофонная пленка. Словно сквозь вату он услышал голос мучителя:

– Сними ее! Позови врача!

Двое подручных отвязали безжизненное тело Моники Перес и выволокли ее из камеры в крошечную смежную каморку.

Лейтенант Каррас подошел к Малко, вынул из ножен кинжал и взглянул на часы.

– Ну, довольно! Я сыт по горло вашими кривляньями. Через двадцать минут начнется футбольный матч, не хватало мне его пропустить. Или ты скажешь мне, где Гусман, или я отрежу тебе яйца.

Футбол в Перу – это было священно...

Малко сглотнул слюну. Он был уже не в состоянии думать. Сквозь ткань брюк он почувствовал укол. Завороженно глядя на острие кинжала, он даже не заметил, как открылась дверь камеры пыток и вошел еще один офицер. Вновь прибывший что-то шепнул на ухо лейтенанту Каррасу, и тот удивленно посмотрел на Малко, опустив руку с кинжалом.

Последовал негромкий, но, очевидно, жаркий спор, и лейтенант наконец вложил кинжал в ножны. Его помощник отвязал Малко и повел его к двери.

Едва они оказались в коридоре, офицер снял с него наручники. Он казался растерянным и смущенно смотрел в пол. Пройдя метров сто, они вошли в какой-то кабинет, дверь которого охраняли двое часовых в штатском с автоматами. В глубине, возле письменного стола, Малко увидел невысокого худощавого человека. Это был генерал Пепе Сан-Мартин.

* * *

Несмотря на крепкий кофе, горячий душ, чистое белье и успокоительный укол, Малко никак не мог прийти в себя после ужаса последних часов. Пронзительный визг все еще стоял у него в ушах. Его отвели на первый этаж, в санитарную часть «Диркоте», где его осмотрел врач и заверил, что серьезных повреждений нет. Тем не менее, у Малко было такое чувство, будто его пропустили через мясорубку. Все тело было в синяках, лицо тоже; он едва мог повернуть голову.