Текст книги "Детектив Франции. Выпуск 5"

Автор книги: Жерар де Вилье

Соавторы: Шарль Эксбрайя,Ален Паж
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Глава 7

Шифровальная Служба

Место отправления: Берлин

Отправитель: 00041ЖШ–АД–26

«Тело Анена найдено в Берлине в Шпрее. Согласно первым результатам расследования у Анена произошла в ночном клубе ссора с двумя моряками. Они выпили вместе. Разыскиваются как виновные. Несмотря на то что на теле Анена обнаружены следы ножевых ранений, смерть наступила в результате длительного пребывания под водой.

Очень обеспокоен».

Кост в ярости швырнул бумагу на стол. «Очень обеспокоен». Есть отчего, Эрбах! А разве он, Кост, был меньше обеспокоен здесь, в Париже, сидя в своем кабинете в полной безопасности?

Он позвонил Полетте, которая тотчас же вошла в кабинет.

Выражение лица Коста было замкнутым и суровым, и сейчас ничто в нем не говорило о его рафинированности и утонченном вкусе. Он взглянул на стоявшую неподвижно, так много знавшую и понимающую его без слов Полетту и улыбнулся ей. Но глаза его оставались суровыми. Полетта ответила ему улыбкой.

– Отправьте инструкцию Эрбаху. Закодируйте ее.

– Хорошо.

– Сообщите немедленно о положении агента, прибывшего под именем Вернера Бузенберга. Пароль: «Можно ли считать Вагнера лучшим оперным композитором?» Ответ: «Я отдаю предпочтение Верди».

Кост закурил сигарету и задумался. Полетта молча ждала.

Наконец он поднял голову и сказал:

– Это все, Полетта.

Глава 8

Человек лежал на кровати, все в той же камере. Только вместо угнетающей, мигающей лампы теперь висела обыкновенная, из матового стекла.

Человек с тревогой спрашивал себя: «Кто я?» Он не забыл еще некоторые, теперь такие далекие эпизоды прошлой жизни, когда его звали Максимом Каланом.

Постепенно он стал ощущать себя человеком, но теперь это был уже другой человек. Теперь он мог бриться, мыться, ему вернули ремень.

Он пока еще колебался в выборе одного из двух путей.

Когда ему удавалось не думать, он чувствовал себя хорошо. Тогда все казалось ему простым и естественным, а любые вопросы излишними. Причем в самой глубине души он сознавал, что состояние это ненормальное, даже опасное. Временами возникало впечатление, что у него одно тело и две души.

В коридоре послышались шаги, и дверь открылась. В комнату вошел высокий худой человек в белом халате, которого все называли доктором. Он сделал знак человеку на кровати следовать за ним. Вооруженных охранников больше не было.

Они вошли в безупречно чистую операционную, в которой располагалось несколько застекленных шкафов с различными медицинскими инструментами и необычное кресло, вызвавшее в человеке рефлекс страха.

Шлем, электроды, ремни… Доктор усадил человека в кресло… Электроток. Тело внезапно напряглось, сердце готово было выскочить из грудной клетки, на теле выступил едкий пот, и, когда доктор прекратил подачу тока, в кресле сидело уже лишь слабое подобие человека…

Сколько сеансов, сколько часов? Ощущение бесконечной пытки, вечного ада. Острой боли не было: боль была тупая, назойливая, гнетущая. Казалось, она никогда не кончится.

Это продолжалось часами, затем наступало отдохновение. Он погружался в какое–то новое для него состояние, в полузабытье…

Сейчас человек сидел на стуле возле стола. Доктор приветливо улыбался. Мягким голосом он говорил совершенно очевидные вещи, но как хотелось ему верить, верить во всем, со всем соглашаться…

Инсулин был прекрасным наркотиком, разрушающим необходимую мозговым центрам восприятия глюкозу. После электрошока, уничтожающего желание сопротивляться, он помогал делать из человека все, что угодно, вплоть до моделирования новой личности.

Затем начинались вопросы.

– Как вас зовут?

– Николя Калон.

Тест, позволявший выявить степень податливости объекта.

– Вы знаете Максима Калана?

Короткое колебание, и правильный ответ.

– Нет.

Доктор поднялся и похлопал человека по плечу.

– Идите, – сказал он и посторонился, пропуская того, кто пока еще не стал окончательно Николя Калоном, но больше уже не был Максимом Каланом.

Глава 9

Кост сосредоточенно читал рапорт. Теперь все принимало масштабы катастрофы.

Неподвижно стоя возле стола, Полетта не осмеливалась вымолвить ни слова. Никогда еще в Службе не случалось ничего подобного. Никогда еще провал не был столь резким, столь мучительным. Рапорт сообщал следующее:

Шифровальная Служба

Место отправления: Берлин

Отправитель: 00041Ж.Ш–АД–26

(телеграмма)

«Вернер Бузенберг погиб. Выбросился из окна номера в отеле. Полиция установила самоубийство. Очень обеспокоен».

– Четверо, – подвел Кост трагический итог. – Четверо человек из одной миссии. Это тяжело, Полетта.

– Вы не могли поступить иначе, господин Кост. Более того, вы вынуждены продолжать.

Кост ограничился кивком головы. Он смял телеграмму и машинальным жестом прикурил сигарету. Удовольствия от нее он не получил, но курение отвлекало его.

– Отправить еще одного человека? А имею ли я на это право? Бывают дни, когда начинаешь сомневаться, имеет ли все это смысл. Погибли четыре человека. Есть ли польза от их смерти?

– Они знали об опасности, – заметила Полетта.

– Это не снимает с меня ответственности.

Полетта молчала. Шеф переживал кризис. Так было всегда после тяжелого провала или гибели агента, которого он особенно ценил. Кост продолжал:

– Стоит ли посылать еще одного, с которым тоже может произойти несчастный случай? Анен и Домон были опытными и осторожными, и что же?

– Вы думаете, Эрбах причастен к их смерти? – спросила Полетта.

Этот вопрос мучил Коста. Его людей убирали методично, с поразительным постоянством. Один Эрбах знал об их присутствии там. Но Кост не полагался на слишком легкую дедукцию. Кроме того, если бы Эрбах был предателем, то была бы ликвидирована уже вся сеть. Внезапно Кост напрягся. А разве у него есть доказательства того, что сеть по–прежнему существует? Кто сказал ему об этом? Эрбах… Но для того, чтобы Эрбах предал, кто–то должен был его выдать. Кто? Шлайден? Невозможно. Если бы он это сделал, он бы либо бесследно исчез, либо, продолжая двойную игру, остался бы на месте.

– Мне нужен человек, – задумчиво сказал Кост, – непохожий на других…

Полетта хотела что–то сказать, но в этот момент над дверью загорелась красная лампочка. Кост нажал на кнопку внутреннего телефона, связывающего его с охраной ведущего к кабинетам коридора.

– Слушаю, – сказал Кост.

– Полковник Эрлангер, – сказал металлический голос.

– Проходите.

Полетта машинально поправила юбку и спросила:

– Я вам больше не нужна?

– Пока нет.

Полковник Эрлангер служил во Второй Канцелярии, но он был военным, поэтому Кост недолюбливал его. Он считал, что полковник использует устаревшие методы, которые, по его мнению, не могли быть эффективными.

Полковник не отрицал пользы возглавляемого Костом специального отдела Разведслужбы, получавшего конкретные результаты там, где у Второй Канцелярии были связаны руки.

– Мужчины обменялись рукопожатиями. Кост с любопытством смотрел на полковника: невысокого, с небольшим животиком. Лицо его, несмотря на крупные черты, было довольно породистым. Он, как всегда, был безупречен, четок и точен.

– Новое щекотливое дело, – вздохнул Эрлангер. – Вы знаете, откуда я приехал?

Кост молча ждал. Полковник продолжал:

– С совещания представителей трех стран.

– Англии и Америки?

– Да. Впрочем, наши партнеры не спешат с нами консультироваться, хотя все мы заинтересованы в равной степени. Кроме того, это касается Германии.

Кост насторожился.

– Продолжайте, – сказал он.

– Вам хорошо известны отношения, существующие между двумя немецкими государствами. Отношения, прямо скажем, натянутые. По крайней мере, так до недавнего считали наблюдатели. Неожиданно мы столкнулись со случаями невероятного саботажа.

– Что вы имеете в виду? – спросил Кост.

– Рост количества покушений на солдат оккупационной армии, промышленный саботаж на заводах, «спонтанные манифестации» против режима и союзников. Заметьте, что эти инциденты составляют часть обширной программы, затрагивающей все три зоны.

– Что думают об этом в Бонне?

– Делают вид, будто ничего не происходит. Хотя Западная Германия и входит в НАТО, страна устала от милитаризации и мечтает только о мире.

– Весь мир о нем мечтает, – усмехнулся Кост.

– В этом и таится опасность. Я говорю не о возможности нацизма, а о пассивном сопротивлении, которое выражается в желании немцев, чтобы их оставили в покое. Они считают, что сами разберутся между собой.

– Нейтралитет? – спросил Кост.

– Именно. Опыт показал, как опасна на Западе страна, провозгласившая нейтралитет. Это хуже, чем открытый враг. Даже американцам это понятно.

– Они поняли, что в девяти случаях из десяти за этим стоит Москва?

– Да. План продуман тщательно: одновременная операция по всей территории ФРГ.

– Мне непонятна одна вещь, – сказал Кост. – Пусть немецкое население сдержанно относится к союзникам, но ведь Боннское правительство настроено иначе?

– Вы думаете? – спросил Эрлангер. – К сожалению, мы получили подтверждение тому, что Боннское правительство недавно имело контакты с правительством ГДР.

– И вы думаете, что в Бонне…

– Ну, разумеется, нет, – перебил его полковник. – Федеральное правительство прекрасно понимает, кто мажет масло на его хлеб. Но правительство знает о настроении народа, враждебного к соглашениям с Западом. А выборы у западных немцев, увы, свободные.

– Чего вы хотите, полковник? – спросил Кост.

– Две вещи. Во–первых, я бы хотел знать, не обнаружили ли вы со своей стороны что–нибудь такое, что могло бы пролить свет на это дело.

Кост забыл о мучивших его угрызениях совести. Он снова превратился в большого ловкого кота, желающего хитростью поймать мышь.

– Точно не могу сказать. Но четверо моих агентов, отправленных на выполнение одной и той же миссии в Восточную Германию, погибли.

– Черт возьми! – вырвалось у Эрлангера.

– Любопытное дело, – пояснил Кост. – Сначала в результате несчастного случая погиб один местный агент. Чтобы выяснить, в чем дело, я послал туда другого. С ним тоже произошел несчастный случай. Двух остальных постигла та же судьба.

– Гангренозная сеть?

– Я прихожу к этой мысли. А ваш второй вопрос?

Полковник замялся. Вторая Канцелярия не очень любила обращаться за помощью к людям Коста.

– Видите ли, наша позиция в Восточной Германии слишком официальна, чтобы мы могли пойти на риск. Принимая во внимание качества ваших людей…

Кост знал, что последнее замечание в устах полковника не было комплиментом. Он улыбнулся: полковнику еще очень мало известно!… Эрлангер продолжал:

– Я не вижу прямой связи между вашим делом и делом, интересующим меня.

– Я тоже, и это досадно. Мой местный агент напал, кажется, на что–то важное. На что? Пока трудно говорить о связи между нашими делами.

Он посмотрел на полковника своими непроницаемыми глазами:

– У меня сейчас не хватает людей. Я должен бороться не только с врагом, сокращающим мои штаты, но с моими собственными людьми. Я не думаю, что смогу вам помочь. Мои люди бывают эффективны, когда действие локализовано, даже индивидуально. Для вашего же дела мне понадобятся десятки людей, которых у меня нет.

Полковник кивнул головой:

– Я понимаю вас. В данном случае речь как раз и идет о локальном действии. Вот как в двух словах обстоит дело: в Западном Берлине мы напали на след одного типа из подпольной организации. Сначала мы его просто подозревали, но вскоре случилось нечто подтвердившее наши подозрения. Он торговец, и, помимо устной информации, вылавливаемой в среде наших клиентов, мы сами установили его ответственность за уничтожение военных грузовиков с боеприпасами. Несколько человек погибли. Газеты писали об этом случае, подвергая нападкам обоснованность нашего присутствия на немецкой земле.

– Вы можете его похитить.

– А что потом? Он скажет лишь то, что знает, а это немного. Организация будет продолжать свою деятельность.

– Вы кого–нибудь отправили на место?

– За нашим коммерсантом наблюдает агент из Парижа. Он ничего не обнаружил.

– Почему вы думаете, что моему агенту повезет больше?

Эрлангер взглянул на Коста.

– У вас развязаны руки. Ваши люди меньше рискуют при большей свободе действий.

Кост задумался, затем ответил:

– Я собирался отправить в Восточный Берлин одного агента. Он свяжется сначала с вашим агентом в Западном Берлине и поможет ему обнаружить хоть что–нибудь, что могло бы стать отправным моментом дальнейших поисков. Его вмешательство, независимо от результата, будет ограничено во времени.

Кост вздохнул.

– Учитывая специфику деятельности моей Службы, я не могу предоставить моего человека в ваше распоряжение на неограниченное время. Я только что потерял трех «мобильных» агентов.

Эрлангер знал, что подразумевал Кост под «спецификой». Служба Коста имела такое же отношение ко Второй Канцелярии, как парашютный десант к пехоте. Полковник улыбнулся: он выиграл. Он был удовлетворен не столько тем, что агент Коста задействован в этом деле, сколько тем, что будет задействована его организация, которая была гораздо мощнее, чем об этом говорилось вслух.

Они обсудили некоторые второстепенные детали, и полковник Эрлангер ушел. Кос»снял трубку:

– Это Кост. Как дела?… Неважно?… Проводите его ко мне.

Дверь в кабинет открылась, однако Кост не сразу поднял голову. Впервые в жизни ему было не по себе. Он чувствовал на себе взгляды вошедшего человека и Полетты. Не поднимая глаз, он промолвил:

– Вы можете идти, Полетта.

Он услышал, как закрылась дверь, и закурил сигарету.

Наконец Кост поднял голову. Шока не было, хотя он опасался именно его. Было лишь смущение.

Человек спокойно смотрел на него сквозь полузакрытые веки. Он стоял, держа руки в карманах. В его облике было что–то небрежное, но вместе с тем от него исходила сдерживаемая сила. Он похудел, нос его был скошен, застывший взгляд сбивал с толку. Кост почувствовал, что стоящий перед ним человек, несмотря на спокойную внешность, был очень опасен.

– Значит, это были вы? – спросил тот, кого звали теперь Николя Калоном.

– Садитесь, – предложил Кост.

Сам он встал и прошелся по кабинету. Чтобы не видеть Калона, не встречаться с ним взглядом, он встал за его спиной.

– Я надеюсь, что вы все поняли, – сказал он.

– Промывание мозгов?

– Да, – признался Кост. – Максим Калан уже не мог быть хорошим агентом. Ему оставалось лишь разделить участь своих неудачливых коллег. В связи с многочисленными потерями мне пришлось пересмотреть кадровый вопрос и кадровую политику. Одни бессмысленно отдали свои жизни, другие оказались нестойкими и раскрыли наши секреты. Я не мог больше рисковать.

Калон неподвижно сидел в кресле. Кост предложил ему сигарету:

– Я использовал технику по промыванию мозгов. Целью этого метода является не только укрепление сопротивляемости человека, но и формирование сильной и неразрушимой личности.

Косту не нравилось молчание сидящего в кресле человека. В действительности этот эксперимент ставил перед ним серьезные проблемы: практическую – будет ли результат позитивным – и моральную – имеет ли кто–нибудь право посягать на личность человека, разрушать ее и заменять другой личностью? Во время войны в Корее американцы использовали этот метод, чтобы повысить сопротивляемость солдат на тот случай, если те попадут в руки китайцев. Русские использовали этот метод для промывания мозгов тем людям, которых они ставили затем на ключевые посты в странах социалистического лагеря.

Кост думал о том, что с пистолетом в атаку на танк не ходят, и именно поэтому решился на эксперимент. Заключив сделку со своей совестью, он решил, что Максим Калан будет в данном случае идеальным объектом. Максим обладал блестящими физическими ресурсами, но, утрачивая бдительность, становится опасным.

Эксперимент был тщательно подготовлен. Калану предоставили отпуск, то есть некоторую передышку, отдых. Хорошо подобранная женщина обеспечивала создание у него состояния эйфории, так необходимого для того, чтобы в момент ареста он испытал шок. Затем последовал период полной изоляции в камере, создание непривычной, абсурдной и унизительной обстановки.

Еще один шок ожидал пациента на следующем этапе обработки, после периода тревоги и упадка духа: допросы и грубые избиения способствовали возникновению рефлекса страха. «Усталый» мозг был подготовлен для следующей стадии: стадии воспитания веры, доверия, когда потерянный, раздавленный, уничтоженный человек цепляется за все, что угодно; даже за дружелюбный тон и даже при смутном сомнении в его искренности. Наконец, следовала чисто медицинская стадия, разрушающая последнее сопротивление человека. С нее и начиналось моделирование новой личности. Инсулин, электрошок…

Почему в прежние времена бывших каторжников использовали на галерах в качестве надсмотрщиков? Потому что ежедневно повторяющаяся пытка, если окончательно не сламывает человека, закаляет его.

Кост думал о том, что человек в кресле имел полное право обижаться на него. О чем он думал в действительности?

Сейчас он был пока еще незнакомцем. Только будущее покажет, кем стал Николя Калон: сильной личностью или марионеткой.

– Мне нужен такой человек, как вы…

– Я слушаю вас, – сказал Калон.

Глава 10

Несмотря на все признаки возобновления холодной войны, внешне жизнь в Западном Берлине казалась спокойной. Эта искусственная, наигранная веселость, которую афишировал ампутированный город, была очень тревожной. Смех звучал громко, толпа была слишком оживленной, витрины ярко освещены и богато украшены. Казалось, за красивыми фасадами скрывались болезненные язвы.

Калон бродил по улицам. Он видел разницу между вчерашними победителями и сегодняшними побежденными, прилетев сегодня утром во французскую зону из Гамбурга.

Чувствуя себя одновременно и свободным человеком, и пленником, Калон вечером поужинал в пивной и решил отправиться на встречу с агентом Второй Канцелярии, лейтенантом Лезажем.

Он ощущал совершенно чужим не только город, но и все, что с ним происходило и произойдет. Что–то в нем навсегда сломалось, было навсегда утрачено…

Подозреваемым был мясник, лавка которого находилась на тихой улице. Торговец был женат, имел семью. Во время войны ни к одной политической партии не принадлежал и не выражал симпатии ни одной из них, в подозрительных связях не замечен, связей с иностранцами не имел. Обыкновенный человек с обычным именем Мюллер.

Конспиративная квартира Лезажа находилась в доме напротив колбасной лавки, за которой он безрезультатно наблюдал уже в течение четырех дней.

Калон был спокоен. Он не испытывал ни малейшего страха и ни малейшего любопытства. У него было лишь ощущение человека, выздоравливающего после долгой болезни.

Уже давно наступила ночь, и только отдельные витрины освещали безлюдную улицу. Не заметив ничего подозрительного, Калон вошел в дом, где его должен был ждать живший на третьем этаже Лезаж.

Подойдя к двери, он, как это было условлено, нажал на звонок. Никто не открыл. Калон с силой нажал на ручку и дверь легко отворилась. Прислонившись к стене темной передней, он достал из кармана небольшой фонарик, вынул плоский и надежный пистолет и повернул выключатель.

Обои были старыми, выцветшими. Калон медленно шел по коридору. Первая дверь налево вела в кухню. Он приоткрыл ее и увидел белый деревянный стол, два соломенных стула и несколько консервных банок возле раковины. На столе стояли недопитый стакан с пивом и пустая бутылка. Пены в стакане не было.

Калон открыл дверь в комнату, прислушался, осторожно подошел к окну и задернул занавес. После этого он зажег свет.

Возле двери лежало тело какого–то мужчины. Сгусток запекшейся крови на затылке, высохшая кровь на воротничке сорочки: с ним все было ясно.

Калон потрогал труп. Он был холодным. Широко открытые глаза выражали удивление.

Калон проверил карманы. Он нашел удостоверение личности на имя Лезажа и пистолет со снятым предохранителем. По всей видимости, Лезаж был убит по крайней мере сутки назад.

Калон тщательно осмотрел комнату. Он нашел бинокль, лежащий прямо на полу возле окна, упаковку пленки «кодак» и множество окурков в тарелке. На кухне не было ничего, кроме двухдневного запаса продуктов.

Калон достал пиво, погасил свет и вернулся в комнату. Он раздвинул шторы, сел на кровать, выпил пиво прямо из бутылки и поставил ее на пол.

Кост сказал ему, что в случае необходимости он должен помочь Лезажу.

Можно ли рассматривать смерть Лезажа как случай, требующий его вмешательства?

Присутствие трупа не смущало Калона. Он попытался вспомнить, что при подобных обстоятельствах испытывал раньше.

Сняв с кровати, которая могла оказаться для него смертельным ложем, одеяло, он пошел на кухню.

Закутанный в одеяло Калон проснулся от холода. Он встал и решил сварить себе кофе. Выпив две чашки обжигающего напитка, закурил сигарету и прошел в комнату. Окно оставалось приоткрытым: Калон не стал закрывать его, чтобы не вызвать подозрений.

Он сосредоточенно смотрел на улицу, по которой, ежась, пробегали редкие прохожие. К тому моменту, когда герр Мюллер открыл лавку, прошел почти час.

Этот самый Мюллер был крупным мужчиной с заспанным лицом. Трудно было представить его взрывающим военный грузовик, но еще труднее – сообразить, что бы могло вывести его из постоянной спячки, вырвать из бюргерского комфорта.

Калон придвинул стул к окну. С улицы его не было видно, и он мог спокойно наблюдать за происходящим.

В девять часов появилась первая клиентка. К десяти часам улица оживилась. Люди входили и выходили из магазинчика: в основном это были женщины. Калон видел их сквозь витрину магазина, но ничего подозрительного не заметил.

В одиннадцать часов в нескольких метрах от магазина остановился бежевый «опель». В нем не было ничего необычного, кроме того, что водитель почему–то не вышел из машины, а, оставшись за рулем, стал читать газету.

Прошло еще полчаса. Человек за рулем по–прежнему читал. Калон настроил бинокль и рассмотрел номерной знак.

Неожиданно из магазина вышел мужчина. Калон насторожился: мужчина этот сегодня не входил в торговое заведение Мюллера.

Калон внимательно смотрел в бинокль. Обычный мужчина, в бежевом габардиновом пальто и коричневой шляпе. Лицо худое, довольно приятное. Старше сорока. В руках – кожаный портфель.

Мужчина подошел к «опелю». Водитель сложил газету и открыл дверцу. Как только мужчина сел, машина тронулась. А торговец продолжал обслуживать клиентов. Все казалось нормальным, ничто не изменилось в замедленном ритме жизни улицы.

Только вот человек, вышедший из магазина, не входил в него.

Калон был уверен, что подобная же безделица послужила причиной смерти Лезажа, допустившего неосторожность. Лезажа, который мог привлечь внимание либо фотографируя кого–нибудь, либо уже одним своим присутствием на этой тихой улочке.

Калона удивляло то обстоятельство, что был убит агент Второй Канцелярии, а это подтверждало подозрения относительно Мюллера.

Квартира, в которой было оставлено тело, превращалась в своего рода ловушку. Калон сознавал, что попал в центр какой–то нечистой игры, в которой мог все проиграть, ничего не выиграв.

Сейчас проблема заключалась в том, известно ли им о его присутствии в этой комнате.

Кост предупредил Калона: действовать осмотрительно, без ненужного риска. Если его присутствие не обнаружено, он мог постараться незаметно уйти, доложить об обстановке и дальше заниматься своей миссией. Но если он обнаружен, это было опасно. Он решил еще немного подождать.

Торговец закрыл свою лавку и Калон пошел на кухню открыть консервную банку. Выпив несколько чашек кофе, он прилег на кровать.

Наблюдать за магазином больше не имело смысла. Если что–нибудь должно произойти, то здесь, в квартире. В четыре часа у него оставалось всего три сигареты.

Время от времени Калон вставал, прохаживался по комнате, варил себе кофе. Ему хотелось курить, но он экономил сигареты. Неизвестно, сколько еще времени ему придется просидеть здесь.

В шесть часов затрезвонил дверной звонок. Калон бесшумно подошел к двери и застыл, держа руку в кармане.

Свет на лестничной клетке освещал силуэт. Сначала показалась одна голова, затем в переднюю вошел человек.

Одним прыжком Калон оказался возле незнакомца и, закрыв дверь ногой, ткнул ему в ребро пистолет.

Это был молодой парень с круглым и глупым лицом. На нем был надетый поверх куртки серый халат.

– Руки вверх, – коротко приказал Калон.

Парень от страха икнул. Он был смешон и жалок.

– Что тебе здесь нужно? – спокойно спросил Калон.

– Я принес… принес… Я ошибся…

– Что принес? Может быть, колбасу?

Парень дрожал от страха. Калон подумал, что он либо полный идиот, либо прекрасный актер.

– Повернись, – приказал Калон, – упрись руками в стенку, ноги отодвинь на пятьдесят сантиметров.

Калон вывернул его карманы. Он нашел бумажник, блокнот с заявками в бакалейной лавке, сигареты, нож, мелочь, веревку и автомобильную свечу.

– Где товар? – спросил Калон.

– На… на лестнице, – ответил парень дрожащим голосом, указывая на дверь.

Не спуская с него глаз, Калон приоткрыл дверь и увидел коробку с консервами, пивом и хлебом в целлофановой упаковке.

– Кто заказывал?

– Господин Ульрих…

Лезаж снял квартиру на имя Ульриха. Калон показал на комнату.

– Проходи.

– Что я сделал? Я не понимаю…

– Включи свет, – приказал Калон.

Парень нажал на выключатель и в ужасе застыл. Затем он медленно повернул голову к Калону.

– Это вы его убили? – еле слышно спросил он.

Казалось, что парень был действительно тем, за кого себя выдавал, но Калон хотел уберечь себя от малейшего риска.

– Давай, заходи, – сказал Калон.

Парень неохотно сделал несколько шагов, прижимаясь к стене.

Калон оглушил его, и парень рухнул на пол без единого вздоха. Калон оттащил его в кухню, связал веревкой, а рот заткнул салфеткой. Затем усадил его на полу, прислонив спиной к стене.

Выпив одну из бутылок пива, принесенных посыльным, Калон более внимательно осмотрел содержимое бумажника. Ничего интересного.

В семь часов снова позвонили и Калон погасил свет в коридоре. Дверь открылась.

– Господин Ульрих? – послышался голос.

Калон резко включил свет.

Мужчина застыл в дверях, затем сказал:

– Извините, я увидел свет и позволил себе…

Он был высоким, крупным, с испачканным сажей лицом. На нем был американский рабочий костюм, на голове фуражка.

– Меня послал управляющий, – сказал он, – проверить трубы. Можно войти?

– Входите, – пригласил Калон.

Мужчина прошел по коридору и сделал шаг в комнату. Он неожиданно обернулся, в руке у него был нож. Все произошло очень быстро. Однако Калон опередил его. Одним прыжком он оказался рядом, ткнув ему в ребро дуло своего пистолета.

– Брось, – приказал он.

Мужчина неохотно расстался со своим оружием, которое Калон отбросил ногой.

– Входи.

Несмотря на холод, непрошенный гость вспотел. Он вошел в комнату, избегая смотреть в сторону трупа. Калон задернул шторы.

– Так будет спокойнее, – пояснил он.

Подойдя к мужчине, Калон ударил его рукояткой по губам. Появилась кровь, но мужчина не дрогнул. В его глазах не было ни ненависти, ни страха, только удивление тому, что он так глупо влип. Он не подозревал, что Калон уже знал его. Он видел его утром за рулем бежевого «опеля».

– Поговорим немного, – предложил Калон. – Ты убил Ульриха?

– Да.

– Почему?

– За нездоровое любопытство.

– Что же он обнаружил?

– Он просто фотографировал.

Калон взглянул на труп Лезажа. Его убили неожиданно, не заставляя говорить. Почему? Калон спросил это у мужчины. Тот пожал плечами.

– Зачем? Нам было известно, кто он.

Это было серьезно и подтверждало мысль о ловушке. След обрывался здесь. Конечно, Лезажа убили не для того, чтобы уберечь Мюллера. Мужчина говорил о фотографиях, на которых было что–то для них важное, возможно снимок какого–то человека.

Калон находился в положении дичи, попавшей в западню, но заманившей туда же и охотника. У него было преимущество… при условии, что поблизости не было другого охотника.

– Почему Мюллер неожиданно начал саботировать?

Пленник не отвечал, и у Кал она возникло подозрение, что он чего–то ждет.

– Отвечай быстро, – сказал Калон.

В этот момент кто–то вырубил электричество. Тишина. Калон отскочил в сторону окна, раздвинул шторы, и в комнату стал проникать слабый свет. Калон затаился в самом темном углу.

Пленник подошел к двери комнаты и позвал:

– Сюда, Герман.

Никто не отзывался.

– Герман!

Раздались два выстрела, и мужчина упал на пол возле двери. Он попытался подняться, но руки его бессильно скользнули по стене, он застонал.

Калон не шевелился. Прошло несколько минут. Калон осторожно подошел к лежащему человеку: тот был мертв.

Калон достал фонарик и осветил коридор. Пусто.

Оставалась кухня, дверь в которую была приоткрыта. Калон осветил ее фанарем. Никого. Посыльный смотрел на него застывшими глазами. Из его груди торчал нож.

Калон облокотился о стену, закурил сигарету. Кто–то, не желая рисковать, любой ценой обрывал любой след.

Калон вернулся к «трубочисту» и обыскал его. Он нашел документы на имя Нойса, представителя фирмы по продаже рейнских вин. Водительские права, техпаспорт с номером «опеля». Больше ничего, кроме крупной суммы марок, частью в западной валюте, частью – в восточной.

Калон сунул все в свой карман. Ему здесь больше нечего было делать. Он погасил свет и вышел. «Почему его не убили? Но он ничего не знал… Незнакомец не захотел рисковать своей жизнью».

Калон уже собирался выйти из дома, когда услышал сирену полицейской машины. Он увидел, как из подъехавшего автомобиля вышли два человека. В этот момент подъехала скорая помощь. Один из полицейский вошел в лавку, и Калон увидел шедшую навстречу заплаканную женщину.

Возле магазина остановились несколько зевак, и Калон рискнул выйти из подъезда. Через стеклянную витрину он увидел лежащего на полу Мюллера с ножом в груди и в луже крови.

Калон быстро зашагал прочь. Метрах в десяти от лавки стоял «опель». Ему придется стоять здесь до тех пор, пока не будут обнаружены трупы в квартире.

След внезапно обрывался, как и эта часть миссии Калона.