Текст книги "А если это был Он?"
Автор книги: Жеральд Мессадье
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Жеральд Мессадье
А если это был Он?
XXI век будет религиозным, или его вообще не будет.
Пророчество, приписываемое Андре Мальро, который хоть никогда его и не высказывая, тем не менее никогда не опровергал
Без Бога нам из этого не выпутаться.
Высказывание Мартина Хайдеггера в конце жизни, посвященной, помимо прочего, определению разницы между бытием и существованием
Первая часть
Незнакомец из Карачи
1
«Вы нам обещали десять, по пять тысяч долларов за штуку. А теперь предлагаете только восемь, по шесть тысяч. Выходит, почти за ту же цену мы получаем на две меньше! Вы нарушили свое слово!»
Возмущенный голос яростно метался под высоким потолком склада. Человеку, которому он принадлежал, было, наверное, лет пятьдесят. Массивное лицо, очень коротко остриженные волосы, густая борода, просторная рубаха поверх бесформенных штанов и длинный черноватый плащ, ниспадающий до грубых солдатских башмаков прежней советской армии.
На урду он изъяснялся свободно, но с более гортанным выговором, чем уроженцы Пакистана.
Он призвал в свидетели маленькую группу своих соратников, стоявших напротив продавцов спорного товара – ракет «земля – воздух» SA-7, одна из которых была уже распакована и лежала меж блоков из полистирена: темно-зеленый цилиндр длиной с руку и едва ли толще. Семь остальных еще покоились в заколоченных ящиках с этикетками на русском, английском и урду у ног десяти разновозрастных, но одинаково одетых человек. Все были в просторном и темном.
Неоновые трубки заливали помещение призрачным светом, искажающим все цвета.
Воздух сотряс гудок отплывающего парохода. Через приоткрытую дверь склада донесся металлический скрежет и грохот. Дрогнула земля: мимо по рельсам прокатилась вагонетка, которую с уханьем и гиканьем толкали два человека. Влажный теплый ветер обрушил на склад волну запахов с набережной Карачи: гниющей воды, отработанного машинного масла, мазута, рыбы – и скрипнул створкой незапертой двери.
Десять часов вечера: мультимиллионеры из роскошного восточного предместья Клифтон сидят за столом в своих покоях с кондиционированным воздухом. Лакомятся, например, заливным из цыпленка с соусом карри, шедевром повара с жалованьем министра (правда, без учета взяток), потягивая «Пулиньи-монтарше» и обмениваясь самыми свежими впечатлениями о Лондоне или Нью-Йорке, а также сплетнями о последних подвигах Имрат Хана. И все это под «Мустт-Мустт» – классику наиярчайшей звезды, Нусрат Фатех Али Хана, величайшего (и наитолстейшего) тенора мира.
В кинотеатрах на Сарвар-Шахид-роуд или Зебун-Низа-стрит элегантная и, как всегда, недовольная молодежь уже поглощена сладковато-приторными приключениями героев очередного болливудского[1]1
Болливуд – прочно устоявшееся название индийской кинопромышленности, введенное в обиход одной из бомбейских газет в конце семидесятых годов. (Примечания в тексте, кроме особо оговоренных, принадлежат переводчику.)
[Закрыть] фильма. И парни, и девушки закончат вечер в ночном клубе.
Иметь в Карачи двадцать лет и богатых родителей!
Город окутывал рыжий туман, порожденный самым естественным образом испарениями двенадцати миллионов живых существ – не считая крыс, по одной на жителя, – и субтропической жарой, искрящейся веселыми неоновыми огнями между небоскребами, зданием «Метрополитен-отеля & Фо Сизенс» и викторианскими массами Карачи-девелопмент-билдинг.
Какой-то человек в простонародной одежде – длинной рубахе с широкими рукавами, в сандалиях на босу ногу и в когда-то белой шапочке – заглянул снаружи на склад. Никто не обратил на него внимания. Город кишел нищими, пролезавшими повсюду даже ночью в надежде на подачку к ужину.
– Садык, – ответил вожак продавцов своему недовольному покупателю, – ты же сам знаешь, что мы всего лишь посредники. Не мы устанавливаем цены. С нас запросили шесть тысяч долларов, вот я и передаю их требования.
– Я знаю также, Мурад, что свои пятьсот долларов комиссионных ты берешь с цены. На десяти ракетах ты заработал бы пять тысяч. На восьми заработаешь четыре восемьсот. Видимо, для тебя это почти не составляет разницы.
– Я ведь должен платить своим людям. И за доставку. И еще тем, другим, про которых ты знаешь. SA-7 не простое оружие. Если бы ты заказал АК-47 – никаких проблем. Но ракеты, про которые каждый знает, что они для сбивания самолетов… По нынешним временам это очень ходкий товар.
Садык сделал шаг вперед.
– Мурад, это же не холодильники. И не вентиляторы. Это священное оружие для наших братьев. Для ислама! Ты не можешь вести себя как простой купец. Иначе будешь отступником! Нарушителем долга! Мы не богаты. У нас каждый доллар на счету.
Услышав обвинение в отступничестве, одно из самых позорных для мусульманина, Мурад вздрогнул. Его люди нахмурились и вытянули шеи. С губ уже готовы были сорваться гневные речи. Один из них воскликнул:
– Ты нас всех оскорбляешь!
– Да, всех, потому что он вам платит! Вы все отправитесь в ад!
Один из обиженных выступил вперед.
– Возьми свои слова назад.
– Ничего я назад не возьму.
Человек схватил Садыка за грудки. Тот сунул руку в карман. Раздались крики. Блеснуло лезвие ножа.
Тогда незнакомец, все это время наблюдавший за сценой, приблизился.
– Терпение! – крикнул он.
Стычка на мгновение прервалась. Все уставились на непрошеного гостя. Лет сорок, темная борода и проницательный взгляд.
– «Терпение – благо!» – повторил незнакомец.
Он произнес это по-арабски: «Еl sabr taïeb». Слова самого пророка требовали уважения, пусть хоть на миг.
– Ты кто такой? – сердито спросил Мурад. – Чего тебе тут надо? Вышвырните его прочь!
Двое из его людей схватили чужака за руки. Но любопытство оказалось сильнее. Что он хотел сказать своим «терпением»?
– Для чего это оружие? – спросил тот, кивнув на ящики.
– А тебе какое дело? – воскликнул Мурад, выведенный из себя, но заинтригованный этим властным тоном.
– Не отвечай ему, он наверняка шпион! – крикнул кто-то.
Садык все же ответил:
– Это оружие, болван неотесанный, предназначено для защиты ислама!
– И кто же на него нападает?
Садык пожал плечами.
– Ему угрожают отовсюду, и люди из Москвы, и американцы.
– Этим оружием сбивают гражданские самолеты! – заявил незнакомец с горячностью, – Вы нарушаете заповедь пророка. Он же сказал: «Не нападайте первыми». Воистину Бог ненавидит нападающих!
Подручные Садыка и Мурада озадаченно, если не растерянно, уставились на незнакомца.
– Вы хотите защищать ислам, нарушая его заповеди? Вы будете прокляты.
– Где это сказано?
– Во второй суре Корана,[2]2
Отсыл к суре «Корова», стих 186 (190): «И сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается с вами, но не преступайте, – поистине, Аллах не любит преступающих!» (Перевод академика И. Ю. Крачковского.)
[Закрыть] невежда.
Садык сграбастал незнакомца за ворот рубахи и угрожающе прорычал:
– Тебе-то какое дело, птица несчастья?
– Это мне доказывает, что ты безбожник, Садык.
– Откуда ты знаешь мое имя?
– Я же говорю, это шпион! – повторил его подручный.
– Садык, – ответил незнакомец, – ты ссылаешься на ислам, чтобы нападать первым. Так будет же проклято это оружие!
Он протянул руку к распакованной SA-7, и ракета вдруг потускнела, почернела и съежилась. А через мгновение из ящика выскочила большущая крыса с испуганными глазами и опрометью бросилась в глубь склада.
Все завопили, кроме Садыка, который побледнел и разжал пальцы. Все в слезах упали на колени и стали молиться.
– Теперь у вас только крысы, – сказал незнакомец с презрением.
В самом деле, из ящиков доносились писк и возня.
Те двое, которым было поручено держать незнакомца, тоже упали на колени и лихорадочно лобызали край его плаща.
– Кто ты? – спросил Садык хрипло.
– Какая тебе разница?
Вдруг Садык напрягся.
– Откройте ящики! Мурад, прикажи открыть ящики!
Тот взглянул на него, внезапно побледнев.
– Ты хочешь еще больше прогневить небо, Садык? Ты что, не видел крысу?
– Прикажи открыть ящики!
Наконец Мурад отдал приказ. Два человека, упавшие к ногам незнакомца, испуганно прижались к нему. Стоя в нескольких шагах, Садык наблюдал за двумя другими, которые взламывали ящик ломом. Отскочила одна доска. Садык поднял ее. Из ящика выскользнула черная крыса и укусила его за руку. Он вскрикнул.
Люди побежали прочь с воплями ужаса, даже те, что жались к ногам незнакомца.
Когда они скрылись, неизвестный тоже вышел и растворился в толпе на причале № 3.
2
Подполковник Ияд Абу-Бакр, начальник отдела портов и аэропортов ISI–Inter Services Intelligence (собственно пакистанских секретных служб), смотрел на стакан чая, стоявший на его письменном столе. Офис отдела располагался на четвертом этаже современного здания на углу Мирза-Адам-Хан-роуд. За окнами цвели сады азалий по берегам реки Лиари. Но полковнику было не до красот. Он поднял полуприкрытые веками глаза на своего посетителя, перепуганного человека лет тридцати. Казалось, страх засасывал того откуда-то изнутри.
– Принял что-нибудь?
– Принял?
– Опиум?
– Клянусь пророком, ваше превосходительство, только большой стакан чаю.
Абу-Бакр протянул руку к собственному стакану и отхлебнул глоток темной жидкости. Он знал своего человека: Ради Зуль'Анзар парень серьезный, никогда не прикасался к спиртному и уж тем более к наркотикам, в избытке встречающимся на улицах города. Он использовал этого агента уже два года и всегда оставался им доволен: скромный, пунктуальный, ловкий. Он устроил его к торговцу оружием Мураду Танзилю, разумеется, через подставных лиц, чтобы быть в курсе сделок, заключавшихся в стране. Поскольку Танзиль, деливший свое время между Пешаваром, центром подпольной торговли оружием в Пакистане, и Карачи, огромным перевалочным пунктом, был одним из крупнейших коммерсантов в этой области. И отлично знал, какое оружие пользовалось спросом, какие и где готовились операции. Доверенный человек Танзиля в Кандагаре, по ту сторону гор, вел дел не меньше, чем солидная торговая фирма. Без единой бумаги и, разумеется, не платя ни гроша каких бы то ни было налогов.
Абу-Бакр был недоволен продажей SA-7. Что-то уж слишком часто стали попадаться эти ракеты, использовавшиеся против гражданских самолетов всех мастей, а также против русских вертолетов в Чечне, американских – в Ираке, индийских – в Кашмире и даже пакистанских – в самом Пакистане, когда государственные службы, боровшиеся с наркодельцами, излишне тех допекали. Никогда не узнаешь наверняка, в чьих руках они в итоге окажутся, да и американцы уже начали вопить, что Пакистан – гнездо подпольных торговцев, снюхавшихся с «Аль-Каедой». Министр внутренних дел приказал проявить особую бдительность в этом вопросе. Товар, о котором шла речь, был наверняка из бывшей Югославии. Ракеты, якобы пропавшие, пропали отнюдь не для всех. Он уже собирался отдать приказ таможенникам, чтобы те усилили контроль на всех пограничных постах востока и севера страны.
И вот эти SA-7 превратились в крыс! Совершенно невероятная история.
Однако на этом складе и впрямь произошло что-то странное. Ради всегда соблюдал уговор не появляться в здании ISI. Чтобы он его нарушил, у него должна была появиться весьма настоятельная причина.
– Ладно, – сказал Абу-Бакр, поднимаясь. – Едем.
Ради вопросительно посмотрел на него.
– Куда, ваше превосходительство?
– На склад.
– Ваше превосходительство, у меня дети, я…
– Поедешь со мной, – заявил ему Абу-Бакр тоном, не терпящим возражений.
Он легко поднял свое массивное, но спортивное тело с кресла, снял телефонную трубку, потребовал двух вооруженных человек для сопровождения и велел приготовить свою машину. Потом пропустил Ради вперед и направился к лифту, ведущему прямо в гараж. Через десять минут на пандус вылетела черная «тойота» с тонированными стеклами и помчалась к набережным. Ради указал склад на причале № 3. Водитель затормозил, и все пятеро вышли из машины. Абу-Бакр осмотрел стены, надпись по трафарету «Агназар корпорейшн» на двух языках, урду и английском. Старая уловка: Танзиль выставлял на белый свет легальный бизнес, одно из своих многочисленных предприятий, расположенное в двух шагах от «Пэкистан нэшнл шиппинг корпорейшн билдинг», дабы показать, что занимает видное положение и убедить власти, что ему нечего скрывать.
На двери болтался висячий замок. Наверняка кто-то из людей Танзиля нарочно пришел потом, чтобы запереть склад. Абу-Бакр не стал сбивать замок выстрелом из пистолета, опасаясь привлечь внимание. Он и его люди обогнули здание. Как и предполагалось, сзади тоже нашлась дверь. Несколько ударов плечом, и она уступила. Один из военных нашарил выключатель. Зловещий свет залил помещение.
Первая странность, которую увидел Абу-Бакр, была в том, что все ящики оставались на месте. Два открытых: первый – еще до появления незнакомца, а второй – по приказу Садыка. Он внимательно их осмотрел, поднял упаковочный блок из литого полистирена и изучил этикетки на остальных, нетронутых ящиках, по-прежнему сложенных штабелем.
Наклонился пониже и узнал крысиный помет.
Ради дрожал всем телом.
– Откройте один из этих, – указал Абу-Бакр на закрытые ящики.
– Ваше превосходительство… – взмолился Ради.
Водитель принес монтировку из багажника машины.
Открыв шестой ящик, военный отскочил назад. Оттуда выскочила крыса. Ради вскрикнул и бросился к двери. У военного, державшего ломик, вырвалось ругательство. Он повернулся к Абу-Бакру. Подполковник закусил губу. Потом достал из кармана cheroot[3]3
Длинная беловатая сигара, свернутая из листа бетеля, чей фильтр, состоящий из смеси трав, придает дыму сладковатый привкус. (Примеч. авт.)
[Закрыть] и закурил.
– Ладно, – сказал он. – Уходим.
Он нашел Ради за дверью, в слезах.
Все сели в машину.
В остальных ящиках так и остались крысы.
Подполковнику Абу-Бакру надлежало доложить о странном деле министру. Это было вопросом дисциплины и не обсуждалось: иначе он рисковал своей должностью. Так что он занялся поисками Мурада Танзиля, который, конечно, и посадил крыс в ящики из-под SA-7 – единственное объяснение чуда, описанного Ради. Видимо, с помощью какого-то ловкого трюка вынутую из ящика ракету подменили крысой, хотя подполковник с трудом мог себе представить, как такое возможно, особенно со вторым ящиком.
Отыскать торговца оружием оказалось нелегко. Тот словно сквозь землю провалился. Но на исходе четвертого дня агенты сообщили, что он в Пешаваре. Абу-Бакр лично отправился в этот город-базар на Инде, место встречи недовольных, повстанцев и революционеров со всей Евразии. Чеченцы, узбеки, уйгуры, афганцы покупали здесь всевозможное оружие: от кинжалов до стингеров и даже атомных боеголовок. Советских боеголовок. Ха! Они же все о них мечтали, об этом сказочном плоде с древа науки. Но ISI была начеку.
Как раз в Пешаваре Танзиль и сколотил свое состояние.
– Он в мечети, – ответили ему слуги роскошного дома на берегу реки.
– В которой?
– Сунехри.
Подполковник вернулся в город и направился в мечеть на Сунехри Масджид-роуд. Разувшись, пошел по толстым коврам, расстеленным под широкими изразцовыми сводами в красных и зеленых тонах, высматривая того, кто ему был нужен. Наконец обнаружил Танзиля возле колонны. Тот сидел на корточках, обратив лицо к небу. Абу-Бакр встал перед ним.
Мурад Танзиль сощурился.
– Кто ты такой, чтобы становиться между мной и небом? Отойди или сядь рядом.
Абу-Бакр сел.
– Мурад, я – Ияд.
Этого было достаточно. Все знали это наводящее страх имя.
– Что случилось на складе?
Танзиль закрыл глаза.
– Небо послало мне суровое предупреждение. Я был нечестивцем. С этим покончено. Никогда и никому я больше не продам оружие.
Подполковник ISI никак не мог поверить в то, что Мурад Танзиль отказывается от самого доходного промысла в стране, где оружие продается, как плитки шоколада в Лондоне или «Доритос»[4]4
Чипсы с острым сыром, популярные в США среди молодежи возрастом до 20 лет. (Примеч. ред.)
[Закрыть] в Америке! Выходит, и впрямь что-то случилось. Но что?
– Я спрашиваю тебя, что произошло, а не в каких ты отношениях с небом.
– Явился посланец Всевышнего. Он напомнил нам слова пророка о том, что Бог ненавидит нападающих. И разгневался, потому что эти ракеты убили бы невинных. А потом превратил их в крыс. По своей бесконечной доброте Всевышний послал мне этого человека.
– Как можно превратить ракеты в крыс?
– Уходи, темный человек. Если ты не веришь в могущество Господа, ты тут не к месту.
Подполковник был озадачен: Танзиль слово в слово повторил рассказ Ради.
– Последний вопрос, Мурад. Ты уверен, что в ящиках были ракеты?
– Мы их проверили, когда взяли на хранение. В том, который открыли, точно была ракета, мы ее осмотрели, не вынимая из ящика. Я ведь не сумасшедший, Ияд. А теперь уходи. Или же моли Всемогущего, Всемилостивого, чтобы Он дал тебе случай искупить твое безбожие, покуда ты жив, чтобы адское пламя не пожирало тебя вечно.
Абу-Бакр встал еще более озадаченный.
Танзиль не нажил бы состояния, веря в байки о колдовстве.
Как бы там ни было, он, Ияд Абу-Бакр, не станет докладывать об этом министру.
Лучше все забыть. Впрочем, это не первая странная история, о которой министр не узнает…
3
Площадь Леа-маркет в старой части Карачи с ее Луговым рынком, раскинувшимся на углу Напьер-роуд и Ага-Хан-роуд, в пространстве, окруженном старыми административными зданиями, построенными англичанами в прошлом веке, кишела народом – как и всегда по субботам. Но на сей раз у лотков, ручных тележек с товаром и лавок было пусто. Толпа теснилась вокруг какого-то человека, взобравшегося на запряженную осликом арбу.
Лет под сорок, темная борода и пронзительный взгляд. Он говорил уже около получаса. Даже полицейские слушали его.
– Вы позволили нечестивым торговцам, которые даже воду и огонь продают, заразить себя… Всевышний создал вас полноценными людьми, а вы превратились в скотов, которые только и знают, что покупать да продавать. Слова, которые архангел Джабраил открыл пророку в его двадцать три года, завяли в ваших душах. Вы забыли, что они были даром Создателя, предназначенным направлять вас. Ваш новый бог – деньги. Имея тысячу рупий, вы хотите две тысячи. Имея две тысячи, хотите четыре. И так без конца. Если вы не богаты, то горечь разъедает вам сердце днем и ночью. Если же разбогатели, набив кубышку при помощи лихоимства или тайного воровства, то уже не можете спать из страха быть ограбленными. Но вор рискует своей жизнью, чтобы урвать частицу вашего добра, вы же тратите свою на бесконечное приумножение…
– Ты что, воров восхваляешь? – бросил какой-то торговец, раздосадованный тем, что на его корзины с дынями и огурцами никто не обращает внимания.
– Нет, купец, я пытаюсь втолковать тебе, что есть кое-что и похуже, чем быть обокраденным: это необходимость воровать самому.
Толпу, уже близкую к тысяче человек, ответ незнакомца позабавил – люди весело зашушукались. Заколыхалось море объемистых белых тюрбанов с мелким черным узором и женских покрывал.
Все же то тут, то там виднелось и несколько непокрытых голов. Одна из них принадлежала итальянскому туристу, снимавшему сцену видеокамерой. Он ни слова не понимал из речи незнакомца, но происходящее показалось ему в высшей степени живописным, к тому же этот проповедник был довольно представителен. По-своему он был даже красив.
– Когда вы богаты, – продолжал незнакомец, – ваши дети радуются вашим болезням, надеясь, что какая-нибудь из них окажется последней и тогда они смогут завладеть всеми денежками. А когда бедны, они досадуют, что придется оплачивать кади[5]5
Судья, духовное лицо.
[Закрыть] и ваши похороны. Вот я и говорю, что вы – всего лишь торгаши. Вы бы и огрызки ваших ногтей продали, если бы на них кто-то польстился.
Толпа засмеялась. Красноречие этого человека лилось, словно вода из щедрого источника. Сразу видно было, что эта речь не заучена, а идет прямо из сердца. И выражался он доходчиво да к тому же властно. Никто не знал, кто он такой, но наверняка блестяще учился в медресе, как вся эта обеспеченная городская молодежь, хотя ни разу не сбился на ученый язык, который наверняка усыпил бы слушателей.
– Да и люди ли вы еще? Неужто вы в самом деле думаете, что Всевышний сотворил Адама и Еву, чтобы вы докатились до такого? Стали помесью ходячей утробы и кассового аппарата? Какое место занимает Бог в ваших мыслях между пробуждением и засыпанием?..
– Ты что – мулла? – раздраженно оборвал его другой торговец.
По одежде было видно, что он человек зажиточный.
– А ты думаешь, человече, что только муллы несут слово Божие?
– Тогда не нужны нам твои проповеди! Только работать мешаешь!
– Ну вот, что я вам говорил? Этот человек богат, взгляните на его платье. Слыша слово Божье, он раздражается. Оно ему мешает! Он и дальше хочет делать деньги.
Соседи богача стали осыпать его упреками. Тот начал огрызаться, и упреки сменились насмешками. В конце концов брюзгу вытолкали из толпы вон, велев помалкивать.
Меж тем какой-то мулла внимательно слушал проповедника.
– Как тебя зовут? – спросил он. – Я хочу, чтобы в пятницу ты пришел проповедовать в мечети.
– Мулла, – ответил тот, – я слышал тебя в мечети Мемон. Твое красноречие и ученость безупречны. Но что с того проку? Придя в мечеть, эти люди слушают только одним ухом, а выйдя оттуда, все забывают. Чтобы они услышали, нужно отвлечь их от дел.
Мулла кивнул.
Его вмешательство было равноценно фирману.[6]6
Указ султана, шаха и т. п.
[Закрыть] Если он при всем честном народе просил незнакомца произнести проповедь в мечети, это означало, что услышанное им в полном согласии с вероучением.
Проповедник продолжил:
– Ваша алчность наживается даже на смерти! Этот город, как и Пешавар, стал крупнейшим в Азии рынком, где продают и покупают самое смертоносное оружие, какое только создано для убийства. Люди прикрываются своей верой, чтобы торговать им и убивать невинных! Тех, кто не совершил никакого преступления! Эти торгаши отвратительны в глазах Господа, ибо, как сказал пророк: Бог ненавидит нападающих!
Широкий ропот пробежал по толпе.
– Бог есть мир, милосердие! Ему ненавистно смертоносное оружие, убивающее не тех, кто виноват, но невинных! Ибо виноватые хитры, они-то никогда не покидают своих укрытий. А жертвой нападающих становятся одни невинные, которые страшатся лишь гнева Божьего. Как по-вашему, сколько виновных убьет одна атомная бомба, сброшенная на коварного врага? Миллион невинных и ни одного виновного!
Раздались крики:
– Он правду говорит! Слушайте его!
– Это оружие Сатаны! – добавил человек.
Слово «шайтан» эхом разнеслось над широкой площадью, вызвав некоторую тревогу и даже ужас у этих людей, оболваненных телевидением и слащавыми песенками.
Торговец, изгнанный из толпы, теперь о чем-то переговаривался с полицейскими. Сунул им монету. В самом деле, полицейские Карачи превосходили попрошаек только в одном: они-то всегда получали свои подачки. В итоге пара держиморд направилась к арбе, на которой стоял человек, и один из них крикнул:
– Слезай, проповедник, ты мешаешь торговле! Люди работать хотят.
Раздались протесты.
Турист по-прежнему снимал, все больше увлекаясь. Он и сам взобрался на повозку ради более широкого обзора.
– В кои-то веки мы слышим проповедь, которая нам понятна! – резко бросила жандарму какая-то женщина. – Дай человеку договорить!
– Я же сказал, пускай слезает. Не то мы сами его стащим.
Недовольный гул поднялся в толпе, выросшей еще больше. И стал угрожающим, когда один из полицейских полез на арбу. Незнакомец бросил на непрошеного гостя пронзительный взгляд черных глаз, от которого тому стало не по себе.
– Добро пожаловать, полицейский, – сказал незнакомец. – Вижу печаль на твоем лице. Один из твоих сыновей болен, так ведь?
Полицейский был явно сбит с толку.
– Верно. И что дальше?
– А то, что мальчик неповинен в твоих грехах, полицейский. И сейчас он по воле Всевышнего выздоровел.
– Врачи сказали, что ему осталось жить несколько недель, – возразил тот. – Плетешь тут небылицы. Ну-ка давай слезай!
Он схватил человека за руку.
По людскому морю прокатилась волна. Какая-то женщина, крича и размахивая руками, пыталась протолкаться сквозь толпу.
– Эмад! Эмад! – кричала она.
Полицейский нахмурился. Это было его имя. Он посмотрел на женщину и отпустил незнакомца.
Женщина была его женой.
– Эмад! – кричала жена. – Наш сын выздоровел!
Толпа начала смутно понимать, что происходит, и расступилась, чтобы пропустить женщину, тащившую за собой мальчика. Мальчуган был напуган, но шел.
Полицейский опустился на корточки, вгляделся в ребенка. Это и точно был его сын, еще вчера еле дышавший в своей кроватке. Сглотнув слюну, он обернулся к незнакомцу, по-прежнему стоявшему на арбе. Тот улыбался ему.
– Маловер, – сказал он. – И ты не верил во всемогущество Господа.
Оцепеневшая толпа внезапно умолкла, а три сослуживца полицейского вдруг увидели, как тот опустился еще ниже, чтобы поцеловать ноги проповедника. Потом поднял к нему залитое слезами лицо.
Раздался невероятный гам. Люди выпрягли осла и сами потащили арбу с проповедником. Давешний мулла повел их к мечети.
Чудом исцеленный мальчуган, его мать и полицейский тоже сидели на арбе сзади, целуя плащ проповедника.
В тот день весь Карачи был в возбуждении.