Текст книги "Краткая история попы"
Автор книги: Жан-Люк Энниг
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
ГЛАВА 30. Открытки
Первый альбом скабрезных снимков составили многочисленные дагерротипы, созданные в 1850-х годах для узкого круга ценителей. Изображенные на них женщины небрежно держали в тонких пальчиках рюмки абсента. Их зады были заметно отретушированы, особенно высветленная щель между полушариями. Позировали, как правило, проститутки (они же были натурщицами Энгра, Курбе и Дега), но им вполне удавалась роль неприступных, чуточку легкомысленных, изящных, гладкокожих созданий. Исключение составляла «Мона Лиза в гареме», продававшаяся за 120 франков: она в простоте душевной выставляла напоказ свои прелести, но повесить такую картинку можно было разве что в палатке кочевника. Животное начало читалось в темных зарослях подмышек или в струящейся по спине темной гриве волос, ласкающих ягодицы. Эти создания источали сладкую похоть, они со слабой улыбкой на устах грезили о чем-то далеком, гордо отставив попу, одной рукой лаская грудь, а другой прикрывая заветную глубину своего естества. И все-таки это была настоящая живая плоть, а не жалкая мазня. Натурщицы были так неуклюжи и покорны, что любой легко опознал бы в них обычных живых женщин. На некоторых снимках они смущенно отводят глаза, на других их грудь выглядит обвисшей и тяжелой – такую не встретишь на картинах. Эти груди невозможно отретушировать: они слишком вытянуты, крупные соски смотрят вниз (специалисты по характеру считают это признаком апатичной и туповатой натуры).
Веком позже, в 1950-1970-е годы, в большой моде были так называемые girlie magazines– легкомысленные журнальчики наподобие «Пари Фру-Фру», «Пари Табу» и «Пари-Голливуд». Оформление основанного в 1947 году фривольнейшего «Пари-Голливуд» трудно было назвать разнузданным, но во избежание скандала его продавали обернутым в «Мируар-Спринт». Фотографии на разворотах были окрашены в тона сепии – у читателей возникало забавное ощущение, что при перелистывании грим красоток остается на пальцах. Главной темой таких журналов была грудь – Очень Большая Грудь, Роскошная Грудь, – ну и, конечно, задница. Категорически исключалось наличие волос в любых местах. Совершенно гладкая нимфетка выглядела беломраморной статуей, щель вагины отсутствовала, и в голову порой приходила диковатая мысль: «Она затянулась!» Редакционный ретушер распылял краску, маскируя даже ягодичную щель. Так что мечты читателей «Пари-Голливуд» блуждали в тумане. Когда в 1974 году моральные запреты рухнули и цензура была отменена, всеобщее изумление оказалось таким сильным, что фантазию нужно было постоянно подталкивать. Женщину во всей полноте ее образа пришлось изобретать заново. Волосы на теле – редкий случай «цензуры наоборот»! – вернулись из ссылки, их даже стали специально отращивать. Но поезд уже ушел.
В журнале были представлены женские формы и размеры на любой вкус. Типажи тоже были самые разнообразные – задорные домохозяйки, присевшие на корточки перед холодильником, парижанки на каникулах, оседлавшие ствол дерева, прелестные вдовушки в кружевных штанишках с выразительным разрезом на скорбящей попке. Профессиональных моделей не было. Соблазнительные девушки, позировавшие для журнала, работали секретаршами и манекенщицами в «Майоль», танцевали в «Крейзи Хорс» и позировали в своем собственном белье (корсеты, подвязки, чулки – кружевные и в сеточку, босоножки на высоких каблуках, обтягивающие штанишки), но они с блеском исполняли роли очаровательных дурочек и дрянных девчонок. Одна бросается в объятия медведя («Как кружится голова, – уверяет подпись под этим снимком, – не знаю, что со мной»); «прелестница Сильви», стоя коленками на стуле и покусывая ожерелье, с тревогой вопрошает себя, сработал ли затвор фотоаппарата; «бесстрашная малышка» сосет пальчик, а другая, сидя под абажуром, шепчет, смежив веки: «Посмотри на меня, милый!» В «Сумасбродках» (часть вторая) лейка душа протискивается между ляжек маленькой бесстыдницы, скользит взад-вперед; Сильви с триумфом возвращается на страницы журнала: «не в силах дожидаться мужа с работы», она демонстрирует нам свою пухленькую попку, приоткрытые губки и лихо заломленную шляпку.
Сегодня в моде не похабная, а виртуальная попа. Синтетическая попа. Киберсексуальная попа. Ее нельзя потрогать, но можно рассматривать и даже заставить двигаться, но следует помнить, что у нее нередки перепады настроения. Виртуальная задница выглядит на экране плоской, и это, конечно, полный абсурд: она не может быть плоской по определению, так что удовольствия от нее ноль.
Игровой CD-Rom знакомит вас с Виртуальной Валери. Эта девица не любит нерешительных мужчин: если ей не нравится ответ на какой-нибудь вопрос, она отвергает вас, отключая ваш компьютер. Когда развалившаяся на диване Валери просит: «Дорогой, сними с меня лифчик, он так давит!» – вы должны реагировать мгновенно. Тогда она продемонстрирует вам свои кибернетические прелести и даже позволит с ними поиграть – при помощи клавиатуры и мышки. Интересны также интерактивные приключения Сеймура Задса. Вы его не видите, но можете с успехом заменить. Например, в ситуации, когда у хорошенькой калифорнийки посреди улицы неожиданно ломается машина. По тому же принципу «просьба – реакция» вы либо продвигаетесь в игре дальше, либо вас отключают. Цифровые картинки, видеомультики создают полную иллюзию реальности. Милая виртуальная девушка совсем как живая, она может, например, к вящему удовольствию игрока, выставить напоказ свою загорелую попу. На вас нисходит сомнамбулическое затмение, вы впадаете в эйфорию, испытывая легкое помрачение. Впрочем, полагать, что эти игры сродни вуайеризму, было бы грубой ошибкой. Вуайеризм исключает запрограммированность, наоборот, в его основе – спонтанность. А на экране компьютера мелькают все те же «девушки месяца» из журналов, разве только анимированные. Они не дадут вам изведать райских наслаждений, но зуд желания утолят.
ГЛАВА 31. Содомиты
В XVIII столетии именно распутники, и в первую очередь де Сад, позволили содомии наконец выйти из подполья и превратили ее в философский аргумент. Та эпоха создала культ зада, не избежал ягодичного фетишизма и знаменитый маркиз. «Опуститесь перед ним на колени, – говорит Сен-Фон Жюльетте, – поклоняйтесь ему, радуйтесь чести, которую я вам оказываю, позволив воздать ему почести, ведь так хотел бы поступить весь мир...»
Стриптиза в романах де Сада нет. Звучит короткий, резкий окрик: «Задерите юбку!» – так распутник приказывает заду занять позицию, в которой им можно будет восхищаться. Исключение составляет визит юной Розы к Сен-Фону, когда он велит Жюльетте: «Раздень ее, задери рубашку на бедра, и пусть штанишки упадут к ее ногам; я до безумия люблю эту манеру преподносить свой зад». Зад мгновенно выставляется на всеобщее обозрение. «Вот моя задница: берите ее, вы все!» – вскричала шлюха. Это чудесное явление (порой весьма театральное) не отбивает у присутствующих охоту рассмотреть предмет со всем возможным вниманием. Во всех произведениях де Сада мы находим описания многочисленных осмотров, досмотров и проверок задниц. Именно глаза начинают этот процесс, они благословляют преступление. «О, какой прекрасный зад, Жюльетта! – восклицает Нуарсей, приходя в экстаз от вида ее ягодиц. – Как сладко будет проникать в него, терзая плоть!» В Риме инспекторами задницназывали судей, следивших за чистотой нравов. Распутник со всей силой страсти совершает прямо противоположное действие: он также наносит визиты задницам – только с целью развратить их. В «120 днях Содома» описан приемный экзамен в общество распутников в Силлинге: действительные члены проверяют, содержались ли зады неофитов в предписанном им состоянии, а юноши и девушки устраивают состязание подобно христианским поэтам в Византии и выясняют, чей зад красивее и совершеннее по форме (тут требуется немало проб). Кстати, распутник всегда стремится окружить себя сонмом дивных попок, для чего частенько прибегает к помощи зеркал, приумножая изображения любимой части тела.
Итак, едва завидев задницу, распутник воспламеняется. Сад всякий раз испытывает мгновенный восторг при виде великолепной плоти, а расправившись с ней, не скупится на похвалы. «Я наконец увижу его, этот божественный, драгоценный зад, который я так пылко желаю! – восклицает Дольмансе. – Черт возьми! Как он свеж, каким здоровьем пышет, сколько в нем блеска и изящества!» В других случаях комплимент звучит много лаконичнее: «Ах, черт побери, дивная задница!» Распутник умеет оценить предмет своего обожания. Говоря о заднице, он предпочитает превосходную степень. Осмотр подразумевает тактильный контакт: распутник щупает, раздвигает и пощипывает полушария, иногда даже пускает в ход губы (но это случается редко). Порой ему приходит в голову идея поместить зад на подушки, «дабы маленькая дырочка явила себя во всем блеске». Вид этого «райского входа» может побудить распутника ввести в анус палец и слегка пощекотать стенки или даже потереться об него кончиком носа. Затем настает черед языка.
Процедура эта напоминает, если хотите, птичье поклевывание. Губы увлажняют дырочку, язык проникает внутрь и вращается там в разных направлениях так искусно, что пережившей это приключение Дюкло даже показалось, будто он «достал ей до печенок». Распутник постепенно засовывает внутрь весь язык целиком и сосет земляничку, словно хочет ее проглотить. Именно с ануса, по утверждению Сада, начинается эротический каннибализм. Нос, рот, язык – все как будто работает одновременно. На этом этапе инспекции распутник не соблюдает никаких правил: он вдыхает аромат, кусает, пожирает, постепенно впадая в безумие. «Язык, – говорит Дюкло, – заставляет меня пукать, он вторгается в самую глубину прохода, нарочно провоцирует ветры, словно хочет, чтобы я ему наддала, он сходит с ума, забыв обо всем на свете». Распутник жаждет, чтобы ему в рот извергли содержимое молочного клистира или ликера, введенного большим шприцем. Фурнье наваливается своим толстым задом на рот партнера, тужится, распутник пьет и опрокидывается навзничь, мертвецки пьяный. Наконец показываются экскременты, и он ими насыщается, сосет, смакует, жует и вот уже глотает кусочек размером с небольшое яйцо.
И начинается вакханалия. Смертоносное буйство. Распутник жаждет нанести природе последнее оскорбление. Он обескровит, распалит, истерзает этот прелестный зад, а в самом конце выпотрошит его. Это желание толкает его порой на ужасные преступления: он способен, к примеру, разрезать жертву на куски, чтобы остался только объект его поклонения. В «Жюльетте» именно так поступил Сен-Фон: он распиливает тела трех своих жертв, оставив лишь части от поясницы до бедер. «Ах, ах, – приговаривает он, целуя обрубки, – как приятно вновь увидеть задницы, подарившие мне такое наслаждение». Наслаждение это, надо признать, было особого свойства: отделяя головы от тел, Сен-Фон одновременно осквернял зады. «Нет ничего сладострастнее того, что я только что совершил, – говорит он, расчленяя труп. – Вы и вообразить себе не можете, как сильно сжимается анус, когда перерезаешь шею, ломая позвонки». Главное для распутника – не повредить зад перед последней пыткой. «Содомитский акт у Сада, – пишет Пьер Клоссовски [122]122
Пьер Клоссовски (1905—2001) – французский писатель, основатель научно-художественного объединения «Коллеж социологии».
[Закрыть], – есть ключевое звено любого извращения». Это величайшее оскорбление, идеальный способ нарушения всех норм. Самый адекватный, по разумению Сада, способ обмануть Бога, общество, мораль и закон человеческого естества. Содомия насмехается над половым актом, имитируя его. «Какое превосходство, – говорит Клервиль, – приобретаем мы над людьми, разрушая все, что их поддерживает, нарушая их законы, попирая их жалкого Бога, пренебрегая ужасными природными заветами, следование которым они почитают своим первейшим долгом!» Распутник считает себя извращенцем, преступником, подлецом, но никак не развратником. Такого слова у Сада просто нет, он оперирует терминами моральной психологии. Именно философы и вольнодумцы XVIII века подвергали самым жестоким нападкам и осмеянию идею Фомы Аквинского о преступлении против природы. Это преступление, заключавшееся в том, что человек грешит с самим собой, с мужчинами и животными, просто перестает существовать для Буайе д'Аржанса («Тереза-философ», 1748) и для де Сада («Философия в будуаре», 1795). «Исходите из того, Эжени, – говорит Дольмансе, – что в распутстве нет ничего ужасного, потому что все, на что оно вас вдохновляет, велит совершать и природа».
«Вся чудовищность идей Сада заключается в том, – продолжает Клоссовски, – что он в корне меняет специфические функции полов». Содомия по природе своей равнодушна к объекту соития. «Примем за данность, что нам очень легко насладиться женщиной тем или другим способом и что нам совершенно безразлично, кем наслаждаться—девушкой или юношей» («Философия в будуаре»). Таково кредо распутника. Распутник поклоняется заду, вот почему ему так просто смешивать удовольствия, переходя от одного пола к другому. Как писал Панкук [123]123
Андре Жозеф Панкук (1700-1753) – французский литератор, книготорговец и издатель.
[Закрыть]в своем «Большом словаре французского языка», содомия – это «преступление против природы, заключающееся в использовании мужчины, как если бы это была женщина, или женщины, как если бы она была мужчиной». Так в каком же случае преступление страшнее? Не имеет значения, совершается оно с мужчиной или с женщиной, хотя кое-кто скажет, что в последнем случае нарушение серьезнее, ибо только женщина предоставляет нам два отверстия для проникновения. Следовательно, мы сознательно грешим, выбирая «неправильное» (что позволяет заодно обесчестить девственницу, не дефлорируя ее, и, следовательно, лишний раз обмануть природу). Дольмансе поясняет, что юноша дарит распутнику двойное наслаждение, позволяя быть одновременно любовником и любовницей, тогда как с девицей тот может испытать всего одно. Кстати, закон различает два вида содомии: неполную (когда акт совершается с девушкой, но в «незаконный сосуд») и полную (при акте с юношей). В действительности, заявляет де Сад, любивший предаваться эротической казуистике, важен не столько объект, сколько власть над ним: главное, чтобы жертва была целиком и полностью подчинена. «Возбуждает лишь зло», – категорично заключает герцог в «120 днях Содома».
Ощущает ли себя распутник поочередно – а может быть, одновременно? – то мужем, то женой? Ответ прост: все дело в позе или в роли. Пол каждого участника превращается в непостоянную величину. «Полупьяный герцог упал в объятия Зефира и целый час сосал его губы, а Эркюль, воспользовавшись ситуацией, загонял свой огромный снаряд ему в анус. Бланжи не протестовал и, полностью отдавшись поцелую, сам того не заметив, переменил пол».Главное для Сада – оскорбить природу, какого бы пола она ни была. Нет больше ни высокого, ни низкого, ни души и ни тела, ни возвышенного, ни непристойного, ни чистого, ни грязного: тело – сосуд, который можно раскупорить со всех сторон сразу. Все связи дозволены, любое тело доступно всем и каждому. «Ничто не забавляет меня больше, – говорит Дольмансе, – чем начать в одной заднице, а закончить в другой». Подобный эротический изыск принимает порой самые неожиданные формы: можно выстроить в ряд четырех девиц и «прозондировать» – поочередно и стремительно – их зады. Такое упражнение называется ветряной мельницей.Содомия для Сада – поношение, оскорбление Бога, святотатство. Иногда развратники проталкивают языком облатку в задний проход партнера, а Жюльетта даже отдается папе Пию VI в алтаре базилики Святого Петра в Риме: «О, друзья мои, какое это наслаждение, когда папа уестествляет тебя сзади. Когда ощущаешь в заднице тело христово! Мне казалось, что я познала величайшее блаженство...»
Это еретическое восприятие содомии просуществовало недолго. В начале XVII века авторы многих научных трудов еще именовали ее «противоестественным пороком» (судебная медицина тогда уже появилась). После законодательной реформы 1791 года за содомию перестали привлекать к судебной ответственности, а определение «гнусное преступление» было забыто. Но только не судебными медиками, продолжавшими, подобно Касперу [124]124
Иоганн Людвиг Каспер (1796-1864) – немецкий врач. Известен своими трудами по судебной медицине и медицинской статистике.
[Закрыть]и Тардье [125]125
Амбруаз Тардье (1818-1879) – французский судебный эксперт.
[Закрыть], изучать то, что они отныне называли чудовищным отклонением от нормы. Если распутник всего лишь оскорблял природу, то грязный содомит, чей порок впечатывался в его плоть, опускался, по мнению врачей, до уровня животного. Судебные медики были уверены, что исступленные оргии и ненасытимая жажда удовольствий совершенно разрушали тело человека. Маркиз де Сад признавал, что мужчины со склонностью к содомии имеют особое сложение: ягодицы у них более белые и пухлые. «Ни один волосок, – говорит Дольмансе, – не затеняет алтарь наслаждений, чья внутренность, устланная нежнейшей, чувственной и чувствительной оболочкой, очень похожа на женскую вагину». Но маркиз не видит в подобном устройстве ничего чудовищного, для него оно не более чем врожденная особенность, в крайнем случае – ошибка, недосмотр природы. А вот Амбруаз Тардье («Медико-судебное исследование покушений на нравы», 1857) полагал, что порок содомитов отпечатывался в этой части их тела и выражался в стремлении отдаваться на женский манер. По его мнению, ягодицы выдают всю гнусность таких особ. Подобно инквизитору, обнаружившему на коже ведьмы доказательство ее одержимости, непогрешимый доктор заявлял, что может предоставить анатомические свидетельства извращенных влечений.
«Как правило, – пишет он, – у тех, кто занимается гомосексуальной проституцией, зады чрезмерно развиты, широки, выпуклы, иногда просто огромны и имеют совершенно женскую форму». Он сообщает, что даже видел у одного педераста «очень странный и безусловно исключительный зад со сросшимися полушариями». Помимо описания этих чудовищных ягодиц, Тардье подробно останавливается на описании пениса – «очень тонкого и заостренного, как палец в перчатке», головки, «вытянутой, как собачья морда», и ануса в форме воронки (infudibulum),что является, по его мнению, «подлинным свидетельством педерастических наклонностей». Однажды Тардье осматривал арестованного – сорокалетнего сапожника с пенисом, как у собаки. Раздвинув его мясистые ягодицы, он обнаружил «длинную глубокую каверну, в центре которой находилось анальное отверстие – очень широкое и чашеобразное». Он пишет, что наблюдал у некоторых педерастов кривой рот, очень короткие зубы и пухлые, вывернутые, деформированные их мерзким пристрастием губы.
Содомит, по определению Жан-Поля Арона [126]126
Жан-Поль Арон (1925-1988)—французский писатель.
[Закрыть]и Роже Кемпфа [127]127
Роже Кемпф – современный французский писатель, критик и биограф.
[Закрыть], есть не что иное, как «реинкарнация зверя в чистом виде».
Несмотря на всю тщательность и подробный характер исследований доктора Тардье, его выводы были очень скоро преданы забвению. Довольно долго судебную медицину волновали только физические последствия сексуальной активности, но уже в 1880-х годах медики обратились к психологической стороне извращений. Один венгр (Бен– керт) придумал термин «гомосексуалист», обозначавший особый вид человеческого существа. Гомосексуальность объявили симптомом психического заболевания и социальным злом. Фундаментальным справочным исследованием в этой новой науке стала «Сексуальная психопатия» фон Крафт-Эбинга [128]128
В Рихард фон Крафт-Эбинг (1840-1902) – немецкий психиатр, известный работами в области сексуальной психопатологии.
[Закрыть]. А педерастическая задница, пережив свой золотой век, превратилась в мало кому интересный маргинальный феномен. В начале XX века она предпочла с головой окунуться в светскую жизнь.
ГЛАВА 32. Отверстие
Ну что можно сказать о дырке? По правде говоря, эту тему долго предпочитали обходить стороной. Слово anusлатинского происхождения, Плотий и Варрон используют его в значении «кольцо», но уже Цицерон считал, что речь идет об особом кольце на крупе человека и не нужно стыдиться так его называть. К счастью, благодаря жаргонным выражениям, мы узнаем о предмете гораздо больше. Сначала его называли задним проходом.«Двумя пальцами, большим и указательным, – советует Бероальд де Вервиль (1612), – раскройте проход, раздвинув ягодицы». Духовенство в те времена не чуралось подобных вольностей. А вот мольеровские жеманницы, презиравшие «грязные слоги, которые позорят самые прекрасные слова», изгнали из языка слово «зад», заменив его изящными эвфемизмами вроде «лицо великого турка» или «нижний хитрец». Кто их за это осудит? В конце концов, де Сад говорил о «недрах Ириды» (то есть о своде ягодиц), а Верлен – «о престоле бесстыдства» (Femmes).Отверстие, расположенное между полушариями, имеет круглую форму – в отличие от вытянутой вульвы. «Черт возьми! – говорит Дольмансе («Философия в будуаре»). – Если бы она [природа] не хотела, чтобы мы посещали зады, разве сотворила бы отверстие круглым? Только противник здравого смысла может полагать, что овальное отверстие сотворено природой для круглых членов! Ее намерения ясно читаются в этом несовпадении форм».
В XVII веке проповедники называли анальное отверстие незаконным сосудом, противопоставляя его сосуду законному.Речь ведь действительно шла о сосуде, чаше, если хотите, или бонбоньерке, то есть о емкости. Проповедники называли сосуд проклятым, потому что он становился причиной гнусного греха – настолько гнусного, что его нельзя было даже называть вслух, такого ужасного, что дьявол, искусив человека, исчезал, чтобы не видеть, как тот совершит грех. Лишь в конце XIX века (нравы меняются!) идиоматические выражения несколько смягчились. Короче говоря, как писал в XVII веке «Сатирический Парнас»:
Бог создал член, снаряд огромный,
Для христиан, для христиан...
Оставив зад, сей куль без формы,
Язычникам и дикарям.
У этого кольца, которое еще называли кружком, конфеткойи земляничкой, имелись и другие особенности. Оно могло быть слоистым, как лук-шарлот или репчатый лук, присборенным, как гвоздика или актиния (Гренвиль пишет о бронзовых складкахануса), и даже плиссированным. Жене в «Похоронном бюро» уточняет, что у ануса тридцать две складки – как тридцать два румба розы ветров, – и очень забавно видеть, как пугается Эрик, подумав, что складки не восстановятся, если анус случайно повредить.
Вагина, как известно, нема, рот – болтлив, а к заду – в соответствии с его акустическими особенностями – присовокупляют эпитет «звучный». Про зад говорят, что он пускает ветры, его называют свистуноми тромбоном.Уильям Берроуз в «Голом завтраке» рассказывает, что знал одного маленького араба, занимавшегося проституцией в Тимбукту и умевшего играть попкой на флейте, и не только на флейте: он мог сыграть мелодию на штучкеклиента, пощипывая самые чувствительные, самые эрогенные струны, а они, как всем известно, у каждого свои. У каждого любовника была собственная, особая мелодия, завершавшаяся ферматой оргазма.
Воспринимая задний проход как нечто шумное и довольно развязное, не стоит забывать, что когда-то анус считали адскими вратами. Анри Этьен [129]129
Анри Этьен (1528-1598) – французский писатель и филолог-эллинист.
[Закрыть]в «Апологии Геродота» (1566) рассказывает историю проповедника из лотарингской деревни, грозившего грешникам адом, если они не раскаются. «Что такое, по-вашему, ад? Видите эту дырку? Она воняет, но вход в ад воняет еще ужасней!» – кричал проповедник пастве, указывая на зад сельского звонаря, согласившегося поучаствовать в представлении. Впрочем, смешного тут было мало. Решив, что адские врата имеют форму ануса, люди принялись обследовать гроты, пещеры, пропасти и даже кратеры вулканов в поисках ануса Земли.К вящему недоумению исследователей, таковых было найдено немало. Пещеру в департаменте Верхняя Гаронна, в Гурге, куда можно добраться только на мулах, местные жители называют Goueil di her (Адское око), а в Сен-Геноле (Финистер) море выгрызло в скалах адскую дыру, которую окрестили пещерой Владычицы Ночи. Пейцер [130]130
Каспар Пейцер (1525-1602) – немецкий врач и ученый, профессор Виттенбергского университета, видный деятель Реформации.
[Закрыть]утверждал, что неподалеку от Геклы, вулкана в Исландии, почти всегда окутанного густым туманом, можно слышать стоны обреченных на вечные муки грешников.
Отвергнув идею инфернального ануса, Лотреамон в «Песнях Мальдорора» создал образ гигантского космического ануса – точную противоположность сферы Парменида. «О, если бы весь мир был не огромным адом, а гигантским задом, я знал бы, как мне поступить: я бы вонзил свой член в кровоточащее отверстие и исступленными рывками сокрушил все кости таза! И скорбь не ослепила бы меня, не застлала бы взор сыпучими дюнами, я отыскал бы в недрах земных убежище спящей истины, и реки скользкой спермы устремились бы в бездонный океан!» [131]131
«Песни Мальдорора», перевод Н. Мавлевич.
[Закрыть]
Сартр – хвала Небесам! – имел другое представление об отношениях ануса и мира, отверстие очень его интриговало. Он неоднократно писал о нем, в том числе в своем главном философском труде «Бытие и ничто» (1943) и еще раньше, в «Дневниках странной войны» (1939).
Фрейд утверждал, что для ребенка все отверстия символизируют анус и именно это сходство его и привлекает, но Сартр задается вопросом, не является ли анус объектом вожделения для ребенка именно потому, что он– дырка. Что такое ягодичное отверстие, если не «самая живая из всех дырок, страстная дырка, которая хмурится, как бровь, корчится, как раненое животное, и в конце концов распахивается, признав поражение, готовая раскрыть все свои секреты»? Дальше следуют пространные рассуждения, в которых Сартр пытается доказать, что дыра привлекательнее ануса, что она универсальна и сопровождает нас повсюду. Мир – это царство дырок. Мы, как зачарованные, не можем оторвать взгляда от дыры, ибо она сулит уничтожение. Ничтодыры, добавляет Сартр, не бесцветно, оно окрашено в черный цвет, это небытие ночи. Вот что делает природу дырки темной, двусмысленной и сакральной одновременно.
Человек всегда сопротивлялся небытию. Проникнуть в дыру, взломав ее, – это насилие, но это же и возможность заткнуть ее снова. Если верить Сартру, все отверстия смут– но желают, чтобы их заполнили. Он описывает, какой жуткий страх испытала Симона де Бовуар, читая книгу «Бегущий по джунглям». Двое заключенных обнаруживают подземный ход, узкий и темный, и бегут, передвигаясь по нему на четвереньках. Вскоре галерея становится совсем узкой, и тот из беглецов, что полз первым – веселый симпатичный здоровяк, не может двинуться ни вперед, ни назад. Через некоторое время появляется огромный питон и пожирает несчастного, несмотря на его отчаянные вопли. Второй беглец – он-то и рассказывает эту историю – наблюдает за гибелью товарища, не в силах ничего предпринять. Весь ужас истории, говорит Сартр, был для Симоны связан именно с тем, что действие происходило в дыре. В конечном итоге, продолжает он, «я не уверен, что на самом дне ужаса моей жены не таилось смутное наслаждение: в том, как силы тьмы заглатывают и переваривают человека целиком, есть нечто неотразимое для ума и сердца».
Как бы то ни было, лучший способ закрыть дыру ануса – это зашить его. Подобную операцию неоднократно проделывают в сочинениях де Сада. Дюкло в «120 днях Содома» рассказывает историю одного распутника, который целых пять лет надоедал ей просьбой «зашить ему дырку. Он ложился на живот, я садилась у него между ног и, вооружившись иглой и толстой навощенной нитью, зашивала ему анус по кругу». Эта деликатная работа не имеет ничего общего с грубым замуровыванием по Сартру. Речь, кстати, не всегда идет об удовольствии. В «Философии в будуаре» де Сада госпожа де Мистиваль вряд ли сильно радуется, когда дочь старательно зашивает ей задницу и влагалище, чтобы жестокий сифилис, которым намеренно заразил ее лакей, не мог вырваться наружу и не разъел бы ей все кости.
Кое-кто скажет, что подобная процедура сродни освящению. «Обряд» совершают, перестав воспринимать ягодицы как монастырских привратниц или сфинксов, сторожащих пирамиды (они ведь всего лишь прячут от всего света анус, как волосы на лобке – вход во влагалище), и вспоминая об их роскошном целомудрии, беломраморной чистоте и безмолвном сиянии. Многим идея штопки не нравится – она кажется им попросту глупой. Потому что попа без дырки – это уже не попа, а стена. Патрик Гренвиль категоричен. «Именно анус, – пишет он, – наделяет самый чистый зад тайной жизненной силой, от него веет загадкой, он наделен рассудком, он источает мускус, в нем заключена дьявольская притягательность. Храни нас Господь от задов без дырки!»
