Текст книги "Изабель"

Автор книги: Жан Фрестье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Правда, что вы всегда дразните женщин, чтобы узнать, что у них на уме?

– Да, я такой.

– Должно быть, вас забавляет это. Вы даже не видите, что Изабель расстроена? Вы разочаровали ее.

– Увы, это известно мне. И потому я чувствую себя весьма скверно.

– Возьмите себя в руки.

Она протянула ему свои ладони. Так их и застала Изабель, спустившаяся вниз с транзистором, откуда доносилась нежная мелодия. Она и бровью не повела.

– Предлагаю тост за вашу любовь.

– «Мисс кока-кола» начинает задаваться, – язвительным тоном произнес Поль.

– Я задаюсь? Откуда ты взял? Пойдем потанцуем.

– У нас будет глупый вид.

– Ничего. Так идем же.

Он встал, слегка пошатываясь. Ему показалось, что на него обрушилась свинцовая тяжесть. Куда ему тягаться за молодежью! Старик, поднимай свой отяжелевший зад. Попробуй держаться прямо. Когда Изабель обвила руками его шею, он уже не чувствовал усталости. Она целовала его в шею легкими прикосновениями губ. Он узнавал запах ее волос, контуры ее тела. Но ему казалось, что ее лицо было скрыто под маской. Он подумал, что женщинам часто надоедает обыденность и они воображают себя то наложницами султана, то императрицами, то любовницами американского секретного агента. Он не находил в этом ничего предосудительного. Его волновало лишь то, что он не имел ничего общего с ФБР и был не индийским магараджой. Он чувствовал себя таким неуклюжим, как слон в посудной лавке. Короче говоря, комплексовал по любому поводу. Как это случалось с ним всегда, когда ему нравился кто-то.

С Маривонной все обстояло совсем по-другому. Совсем новые, не испытанные ранее ощущения придавали ему больше уверенности в себе. Он едва ли не чувствовал себя султаном в гареме.

– Налей-ка нам, султанша, – крикнул он, неожиданно потеряв самоконтроль.

Ему и в голову не приходило, с кем он имел дело. Маривонна быстро наполнила шампанским стаканы из-под виски. Она так торопилась, что пролила янтарные капли себе на грудь. Изабель, казалось, полностью погрузилась в мир звуков. Она полулежала в кресле с транзистором на животе и думала о чем-то своем.

Посреди аккуратно застеленной кровати лежала записка.

«Прости, что уезжаю, не попрощавшись. Мне придется жить с мамой и потому надо поскорее помириться с ней. Рано утром за мной заедет мой приятель, чтобы отвезти в Сент-Трофим, чтобы не гонять тебя туда-обратно еще раз. Ты был великолепен весь этот месяц. Я никогда не забуду тебя. И чтобы ты не очень грустил, я оставляю Маривонну с тобой. Мне она нравится, а тебя я очень люблю. Твоя дочь. Целую крепко-крепко».

Он дважды перечитал письмо, а затем положил в карман своей пижамы. И поскольку он встал, чтобы справить малую нужду, то использовал для этой цели умывальник в ванной комнате. Вернувшись в спальню, он заметил, что день уже давно наступил. Было не меньше одиннадцати часов. Маривонна спала, лежа на боку. Ее спина была целиком обнажена, поскольку, вставая, он отбросил в сторону простыню. Склонившись над постелью, Поль увидел перед собой почти детское личико и юную грудь. И невольно залюбовался этой восхитительной картиной. И тут же вспомнил о прошедшей ночи. Похоже, что она удалась. Затем, присев на стул, он заплакал. Решив, что глоток белого вина ему не повредит, он вытер слезы рукавом пижамы и вновь прочитал записку Изабель. Теперь он уже улыбался. Разве поймешь этих современных девиц?

Часть вторая

Казалось, что не будет конца этой малоосвещенной улице в 15-м округе. Ветхие здания, по всей видимости, должны быть вот-вот снесены, о чем свидетельствовали встречавшиеся то тут, то там строительные площадки. Поль пожалел, что рано отпустил такси. У него была странная привычка не называть шоферу точного адреса. Обычно он говорил: «Остановитесь вон там, на углу». И вот теперь, шагая к дому номер 241, он был вынужден придерживать развевавшиеся под порывами ветра полы своего не по сезону легкого пальто. Ему хотелось найти себе какое-то веское оправдание. Было время, когда он не мог куда-то пойти или с кем-то увидеться без того, чтобы заранее не опрокинуть за галстук пару бокалов вина. Как известно, несмотря на обилие бистро, в Париже нелегко найти приличную забегаловку посреди улицы, чего никак не скажешь о перекрестках.

Перед встречей с Андре Ламбером ему не надо было предварительно взбадриваться. Поль знал, что в доме литературного критика и своего давнего друга он найдет все, что ему нужно.

У дома номер 241 был весьма заурядный фасад. Поль вошел в узкий проход с обшарпанными стенами. Андре говорил ему, что сначала надо обойти все здание со стороны улицы, и только после этого он выйдет к его дому. Наконец Поль увидел особнячок, не самый роскошный, но довольно изысканный, каких еще немало осталось в Париже. Он нажал на кнопку звонка, расположенного справа от входной двери, и тут же услышал голос Андре.

– Сейчас, сейчас, иду.

В коридоре было темно.

– Пойдем на второй этаж, – сказал Андре, пожимая руку, которую протянул Поль. – Первый этаж у нас не используется.

Они вошли в теплую, хорошо освещенную большую комнату. Она была обставлена дорогой и красивой мебелью. И повсюду стояли вазы с цветами.

– Николь сожалеет, что не смогла встретить тебя, но она скоро придет. Садись вот в это кресло.

Они поглядели друг на друга. «Вот тебе раз, – подумал Поль, – если и у него сложилось такое же впечатление, как у меня, то я вас поздравляю!» Он нашел своего друга постаревшим.

– Выпьешь немного портвейна?

– Охотно.

И все же Андре, хотя и постарел, но был по-прежнему хорош собой. Это был высокий, грузный мужчина с густой копной седых волос и грубоватыми, словно вырубленными топором чертами полнокровного лица.

– Ах ты старый негодяй! За семь лет от тебя не было ни единого слова. И чем ты там только занимался в своем медвежьем углу? Наконец-то мы сможем вдоволь наговориться.

Усевшись рядом с Полем, он отпил большой глоток вина и прищелкнул языком.

– Ну и давненько же мы не виделись! Немало воды утекло за семь лет. И ты наверняка жалеешь себя и думаешь, что жизнь прошла мимо. Не так ли?

– Немного. А ты?

– Я? Ничего подобного.

И Андре залился каким-то звонким и почти невеселым смехом.

– Когда отдаешь предпочтение левым, то поневоле будешь чувствовать себя несчастным. Это вовсе не мой случай.

– Да, – сказал с улыбкой Поль, – оптимизм правых сохраняет здоровье. Скажи мне, ради бога, почему же тогда твое лицо приобрело окраску национального флага? Позволь напомнить тебе, что это вовсе не твои цвета.

Андре пропустил шутку мимо ушей:

– У каждого такое лицо, которого он заслуживает. А ты вот похож на старого серого одинокого волка. Ну, будет… По крайней мере ты написал хотя бы одну хорошую книгу. Что и говорить, твое «Солнце на стене» мне нравится. И я говорю об этом, где только можно.

– Знаю. И весьма признателен тебе. И все же эту книгу не назовешь слишком оптимистичной.

Андре пожал плечами:

– Не делай из меня большего идиота, чем я есть на самом деле. Несмотря на то что твой герой одинок и несчастлив, книга получилась хорошая. Над чем ты работаешь сейчас?

Поль рассказал, что последние два года занимался журналистикой, на что, собственно, и жил. Он продолжал вести свои записи, которые составили целую книгу, правда, еще незаконченную. Речь шла о новеллах, которые он хотел бы пристроить в журналы, где лучше платят.

– Пришли. Если они понравятся мне, то можешь ни о чем больше не беспокоиться. Ну, скажи наконец как ты живешь? С кем? Что значит твое отшельничество?

Поль ответил, что вначале хотел решить свои материальные проблемы. Ему надоело влачить жалкое существование в Париже. Было время, когда он даже подумывал вернуться к преподавательской деятельности. Затем понял, что в провинции можно прожить и на небольшие деньги.

– А что с Соней? Как она?

– Она здесь, в Париже.

Поль не рассердился на друга за то, что тот первым произнес вслух имя Сони. Ему многое и раньше приходило в голову. И он почувствовал, как дрогнул его голос.

– Кстати, я давно хотел задать тебе один вопрос. Возможно, он покажется тебе довольно странным. Ты познакомился с Соней почти одновременно со мной. Ты был ее любовником?

В ответ он услышал громкий смех приятеля.

– Ты пришел ко мне сводить старые счеты?

– Да нет. Я сейчас все объясню. Ты знаешь, что у Сони есть дочь?

– Да, конечно. Должно быть, она уже взрослая.

– Ей семнадцать лет. Вся проблема в том, что я не знаю, могу ли я считать себя ее отцом.

Андре поднялся во весь свой огромный рост:

– Что за глупый вопрос! Она твоя дочь по определению. Ты имел глупость признать свое отцовство и жениться на ее матери.

– Да, но в действительности…

– Несчастный! Тут ничего уже не поделаешь. Это правовой вопрос. Как зовут девочку?

– Изабель.

– Хорошо. Может, ты помнишь, как за несколько лет до рождения Изабель я попал в такую же историю. Но я сказал себе, что подобный номер не пройдет со мной. Речь шла также о дочери. У нее могло быть по меньшей мере четыре или пять предполагаемых отцов; какого черта мне отдуваться за всех? И я заявил, что признаю себя отцом только в том случае, если мать откажется от всех прав на нее. Тут я не придумал ничего нового. Сад достаточно осветил эту тему в своей «Евгении Франваль». И все же в моей шутке была и доля правды. Я был готов заняться воспитанием дочери. Разумеется, мать девочки не согласилась с моим предложением. Мои требования заставили призадуматься. Жизнь шла своим чередом, и я вскоре забыл эту историю.

– Да, я припоминаю что-то. Со мной дело обстоит еще хуже. Я влюбился в Изабель. И уверен, она ответила бы мне взаимностью, если только мне удалось бы предъявить достаточно веские доказательства, что не прихожусь ей отцом.

Андре, нисколько не смутившись, потянулся за бутылкой.

– Давай-ка лучше выпьем. Такие серьезные вещи нельзя обсуждать на трезвую голову.

Он наполнил бокалы:

– Расскажи, что в действительности произошло у тебя с Изабель?

И Поль выложил все начистоту. Андре слушал его с большим вниманием, не перебивая. Когда его друг наконец закончил свой рассказ, он еще несколько секунд молчал.

– Прости, но я думаю, что это какой-то бред. Тебе надо взять себя в руки. И вот почему: с одной стороны, ты утверждаешь, что Изабель, стоило тебе только захотеть, отдалась бы тебе, невзирая на твое реальное или мнимое отцовство. С другой стороны, от одной только мысли, что она твоя дочь, ты не способен любить ее. Тебе надо было договориться с ней.

– Она пыталась, но потом отступилась. Вот и все.

– Допустим, что мы находимся на правильном пути. Теперь остается выяснить, к чему могла бы привести такая связь. Не следует забывать и о разнице в возрасте. Конечно, ты хоть сейчас можешь снять шестнадцатилетнюю девчонку. Но учти, что это только на один вечер. У таких встреч нет будущего.

– Изабель сильно изменилась, – сказал Поль. – За три дня, что я нахожусь в Париже, мне так и не удалось повидаться с ней. Она так занята, что не находит времени, чтобы встретиться со мной. В действительности ее отношение ко мне изменилось с того момента, когда я отказался действовать так, как мы договорились.

– Не преувеличивай! Она образумилась лишь после того, как ты дал понять ей, что она исполняет провокационную роль. Ей стало немного стыдно за свое поведение. И если изменила свое отношение к тебе, то все объясняется юным возрастом. У семнадцатилетних девчонок семь пятниц на неделе.

– Возможно, – сказал Поль, – но вернемся к Соне.

– У тебя это уже навязчивая идея! Ну хорошо, если хочешь знать, я никогда не спал с Соней! Более того, в те времена, когда ты крутил с ней роман, у нее было еще несколько связей, одна из которых была постоянной. Вот почему я предостерегал тебя в свое время от этого опрометчивого шага, каким стал брак с Соней. Короче говоря, именно я – тот единственный мужчина, принадлежащий к белой расе (надеюсь, что Изабель не мулатка и не узкоглазая), кто может с полной уверенностью утверждать, что не является отцом твоей дочери. Ты разочарован?

– Нисколько. Что касается дочерей моих друзей, то я чувствую себя точно так же.

– Не надо преувеличивать. Любовь должна расти на нейтральной почве. Молодых девчонок хоть пруд пруди. Однако стоп! Мы с тобой достаточно старые люди, чтобы пускаться во все тяжкие. Прихвати с собой в Тарде какую-нибудь бабенку средних лет, чтобы не скучать в одиночестве. И за работу! Пиши наконец. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. В наши годы только идиот может предаваться любовным мечтам. Вспомни тот день в колледже, когда ты предпочел отсидеть в карцере, чем вернуться домой после того, как провел ночь где-то на стороне. Вот это мне кажется куда интереснее.

Они поговорили о том давно забытом случае. Поль вспомнил, а может быть, и выдумал, какие-то новые смешные подробности. Они долго смеялись. «Как забавно, – подумал Поль, – никакая идеология не может разлучить старых друзей. Мы с Андре такие же разные, как ночь и день. Наши мнения разделяются даже в литературе. У нас совершенно разное мировосприятие. И все же несмотря ни на что нас объединяет такая крепкая дружба, что в сравнении с ней любые идеи кажутся бесполезным балластом».

Его размышления прервал приход Николь. Она вошла в комнату в меховом манто. Поль был едва знаком с ней. Зато в последние годы он много слышал о ней от их общих друзей. Эта довольно полная, приветливая и достаточно уверенная в себе женщина, казалось, придала Андре какую-то новую для него солидность. Поль уважал ее за то, что она посвятила свою жизнь весьма благородной цели. Он знал отнюдь не понаслышке о том, что каждый писатель нуждается в сестре милосердия.

Николь сняла шубу. С первого взгляда она поняла, что застала друзей за доверительной беседой. К тому же и вино в бутылке было на самом донышке.

– Вижу, что вы тут не скучали без меня.

– Может, теперь мы поедим? – предложил Андре.

– Представь себе, я уже подумала об этом. И принесла с собой отличные отбивные. Надеюсь, Поль не против?

Поль из приличия начал было отказываться. Но друзья для того и существуют, чтобы, войдя к ним в дом, не хотеть выходить из него.

– Принеси нам что-нибудь выпить, – попросил Андре.

И добавил, обращаясь к другу:

– Что еще можно делать в этой жизни, как не пить, есть, говорить, писать, спать и изредка заниматься любовью? Последнее, несомненно, имеет куда меньшее значение, чем все другие занятия.

– Что ты говоришь! – воскликнул Поль. – Хорошо еще, что наши читатели не знают, как пренебрежительно авторы романов относятся к любви.

– Вот удивились бы эти сволочи! Любовь должна проходить через голову, а все остальное – чистый вздор. Что и подтверждает твой случай. Ты разрешишь рассказать Николь?

– Конечно, не стоит пренебрегать мнением женщины.

Николь вышла из кухни. Она уже повязала вокруг талии фартук в клеточку.

– Представь себе, этот негодяй желает заняться любовью с собственной дочерью.

– Ты шутишь?

Она улыбнулась, словно ожидала услышать новый анекдот. Андре в нескольких словах посвятил ее в суть дела.

– А почему бы и нет? – сказала она.

Во время обеда они несколько раз возвращались к этой теме. В конце концов они сошлись во мнении, что из подобной затеи не выйдет ничего путного.

– Не мучайте себя вопросами, на которые не может быть ответа, – посоветовала Николь. – Надо лишь научиться управлять своими страстями.

– Ты права. Я знаю Поля. Он верит в судьбу. К тому же он любит страдать. Если не остановить его вовремя, он может заживо себя похоронить.

Тем временем окруженный вниманием Поль, съев сочный антрекот с хрустящим жареным картофелем, с наслаждением потягивал бордо. «Как хорошо страдать!» – думал он. Он ушел от друзей далеко за полночь.

Андре проводил его до двери:

– Ты действительно не хочешь, чтобы я вызвал такси?

– Мне хочется пройтись пешком.

Ночь выдалась холодной и неприветливой. Если бы все шло так, как он хотел, то в этот час он находился бы у себя в Провансе. Изабель спала бы в нескольких метрах от него, зарывшись головой в подушку. Он долго смотрел бы на нее. «Ах! – вздохнул он, – как все-таки хорошо любить кого-то!» Ему вдруг стало грустно на душе от того, что он поделился с другими своим секретом. Более того, он неправильно изложил суть дела и свел все к банальной постели, в то время как главным для него оставалось желание. Желать – значит понимать. Испытывать влечение именно к данному телу, а не к какому-то другому. В этом что-то есть. И ничего больше в жизни не нужно ему, лишь бы только каждую ночь иметь возможность смотреть на спящую Изабель.

Он подумал о Маривонне. Да, она доставила ему удовольствие. И надо сказать, весьма большое. Маривонна не могла не понравиться ему. Он был признателен ей, но она не задела его чувств. И он с легкостью вернул ей свободу. Она была совсем не та птичка, которую он хотел бы упрятать в клетку. В то же время даже мысль о том, что Изабель разгуливает на свободе, казалась ему чудовищной.

Он вдруг услышал, как громко стучат его каблуки в предрассветной тишине улицы. И ему в голову пришла мрачная и достаточно нелепая мысль: «Однажды вот так же здесь прозвучат другие шаги, но отнюдь не мои. Вот еще один повод, чтобы пожалеть самого себя. Надо как-нибудь рассказать Изабель об этом. Вот мы топчем и топчем эту землю, а потом все кончается».

Слишком бодрым для умирающего шагом он перешел на другой берег Сены. Теперь он уже твердо знал, куда лежал его путь. Он захватит птичку в ее же гнездышке. Следует признать, что эта мысль родилась в его голове еще в тот момент, когда Изабель внезапно уехала от него. Маривонна провела у него целых три дня. Затем целый месяц он тосковал в полном одиночестве. Время от времени, как истинный фетишист, он нюхал старый свитер Изабель, висевший на вешалке под лестницей, запускал пальцы в старые тапочки, в которых она бегала по деревне. Он без конца мысленно анализировал каждую подробность своего несостоявшегося романа и уже не мог отделить правду от вымысла. Наконец он не выдержал и взял билет на поезд. Приехав в Париж, он звонил ей дважды в день, чтобы назначить свидание. Но всякий раз она ссылалась на то, что была слишком занята. Ему уже казалось, что он звонит издателю, который приказал своей секретарше изо дня в день отвечать одно и то же: начальник на совещании. Совещание Изабель длилось вот уже целых три дня. Возможно, она обсуждала вопрос о приумножении капитала или же о слиянии с другой фирмой? И поскольку друзья выставили его за дверь в столь ранний час, он воспользуется этим случаем для того, чтобы застать в постели своего трудягу-издателя и сунуть свою рукопись ему в нос.

Он поднялся на холм Шайо. К чему спешить теперь? Уже появились первые автобусы, и шальные водители нажимали больше на газ, чем на тормоза. Поль шел знакомыми улицами. Стены номеров крошечных гостиниц близ Трокадеро хранили воспоминания о многих женщинах. И далеко не все эти воспоминания были из разряда пристойных. По улице Марсо Поль поднялся к площади Этуаль. Он уже собрался было зайти в бистро, расположенное в двух шагах от дома, где жила Соня, но тут же отбросил эту мысль, рассудив, что семь часов утра было самым подходящим временем, чтобы навестить женщину, которая когда-то называлась его женой. В холле было пустынно. Консьержка, по-видимому, еще не проснулась. По характерному скрипу кабины лифта он понял, что был первым пассажиром. Прикрывая за собой дверцу, Поль почувствовал, что зевает. Выйдя на площадку, он позвонил в дверь. И звонок был словно какой-то сонный.

– Кто там? – спросила Соня.

И он не нашел ничего, как ответить:

– Это я.

– Кто это?

– Поль.

– Ах, это ты? Сейчас открою.

Сейчас – это громко сказано. Целая система цепочек, засовов и замков защищала Соню от всех опасностей внешнего мира. Она всегда запиралась на все засовы, словно в городе было осадное положение. Наконец она справилась со всеми замками. Почти не удивившись столь раннему визиту, Соня попросила говорить потише, чтобы не разбудить Изабель.

– Я задержался у друзей до утра. Не покормишь ли ты меня завтраком?

– Конечно, я как раз варю кофе.

Они прошли в небольшую, тщательно прибранную кухню. Стоявший на буфете будильник громко тикал. Этим звукам вторил кофе, стекавший каплями в коричневый керамический кувшин. Поль зевнул.

– Изабель вернулась очень поздно, – сказала Соня, – пусть поспит.

– И конечно, она задержалась на совещании?

– Какое еще совещание? У нее была репетиция Представь себе, друзья решили дать ей роль в пьесе, которую ставят. Я прочитала ее. И должна тебе сказать, что эта роль вполне подходит для амплуа Изабель.

– Мы снова вернулись в театр?

– А почему бы и нет? Что не нравится тебе?

– Ничего, но я хотел бы, чтобы она продолжала учиться. Одно другому не мешает.

– Я тоже думаю так.

Обрадовавшись, что хотя бы в чем-то Поль согласился с ней, Соня принялась намазывать маслом тосты, только что вынутые из гриля.

– Изабель сожалеет, что не смогла до сих пор встретиться с тобой.

– И я тоже, – произнес он, опуская сухарик в кофе.

Между ними установилось какое-то негласное временное перемирие. Одержав победу в недавнем споре, Соня была готова проявить снисходительность к побежденному. Что же касается Поля, то помимо усталости он испытывал после бессонной ночи блаженство в предвкушении скорой встречи с Изабель.

– И ты действительно любишь ее? – спросила Соня. В ее голосе неожиданно прозвучала материнская гордость.

– Да, люблю.

– Как настоящий отец?

– Пойми же меня, – сказал Поль. – Моя жизнь сложилась так, что я увидел неожиданно не ребенка, а взрослую девицу. И мне не понять, какие чувства должен испытывать настоящий отец. К прошлому вернуться нельзя, поскольку его попросту нет. Мне дорого лишь настоящее, что вовсе не оправдывает твои оскорбительные подозрения.

– Я погорячилась. Вспомни, ты ведь тоже за словом в карман не полез. Речь шла о серьезном шаге. Наши точки зрения не совпали. И что же, я должна была набрать в рот воды?

– Мы всегда слишком много говорим, – сказал Поль.

Он замолчал. Ему в голову пришла мысль, что Соня вовсе не такая, какой он представлял ее на протяжении многих лет. Возможно, она поступала так, как ей казалось лучше. Он был уже готов простить все ее меркантильные связи, действительные или воображаемые. Возможно, он был не прав. И что, собственно, он знал о ней? Можно оправдать любое вранье, если это ложь во спасение. «Вот, представьте себе, – рассуждал он, – молодая женщина без всяких средств к существованию „залетает“. Как можно осуждать ее за то, что она пытается найти отца своему ребенку?» Если рассуждать таким образом, то становится понятным многое в поведении Сони, когда она вводила его в заблуждение. Она шла напролом, пытаясь сохранить самое дорогое, что было у нее, а именно Изабель. Соня проиграет в любом случае, поскольку Изабель вовсе не ее собственность. В конечном счете Соня останется у разбитого корыта. Это старо как мир.

Неожиданно для самого себя Поль положил руку на плечо Сони. Она улыбнулась. «Изабель спит в своей комнате, а мы тут на кухне говорим вполголоса, чтобы не разбудить ее. Вот где проходит демаркационная линия!» От этой мысли Полю захотелось плакать. Он зажег сигарету и почувствовал, что у него кружится голова. Он потер лоб левой рукой.

– Ты совсем спишь, – сказала Соня. – Может, отдохнешь немного в моей комнате? Я приведу себя в порядок, а затем уйду по своим делам.

Он позволил ей проводить его в знакомую до боли комнату, куда сквозь занавески проникал молочный свет зимнего утра. Он вытянулся на кровати поверх покрывала.

– Если Изабель проснется в мое отсутствие, то в холодильнике найдешь для нее апельсиновый сок и йогурт. В кофейнике остался кофе. Я поставлю его на плиту. Тебе останется лишь зажечь газ.

Апельсиновый сок, апельсиновый сок… Эти слова вызвали в его памяти рекламный щит, на котором был изображен огромный апельсин. И тут сон окончательно сморил его.

Она услышала, как хлопнула входная дверь. И как ни старалась Соня, Изабель всякий раз прислушивалась к этому звуку, служившему сигналом, что она свободна. С давних пор в отсутствие матери по утрам она могла вдоволь наговориться по телефону. И вовсе не потому, что речь шла о каких-то секретных звонках, хотя и такое случалось. Пока мать ходила за покупками, она болтала с подругами, назначала свидания, договаривалась о надежном алиби. И даже без этих звонков Изабель любила побыть дома в одиночестве: она могла, не стыдясь, ласкать себя, если возникало такое желание, пользоваться туалетом, не прикрывая двери, рыться в ящиках или вытянуть из денежной пачки какую-либо мелкую купюру. Хорошо было и просто бить баклуши и зевать от души в этой закрытой коробке, которая зовется квартирой.

Она натянула пижаму, которую снимала на ночь и тихонько приоткрыла дверь, ведущую в соседнюю комнату. Да, она не ошиблась, когда сквозь сон услышала утром какие-то голоса. Она нерешительно остановилась на пороге. Конечно, это осложнит ее жизнь. Но что тут поделать? Раз решение принято, не стоит отступать. И она в радостном порыве бросилась на кровать.

– Проснись! Проснись!

Поль раскрыл объятия. И, прижавшись друг к другу, они покатились клубком по кровати. Вдруг она отпрянула от него:

– Боже мой! Какой же ты колючий! Ты так плохо побрился?

– Да я и вовсе не брился.

Он схватил ее за руки:

– Ах ты маленькая мерзавка! Вот как ты отплатила за мое гостеприимство! Удрала от меня, оставив записку, словно неверная жена.

– Ну вот, уже начались упреки!

– Нет, это еще не все. Отправляйся-ка лучше на кухню. Надо, чтобы ты выпила апельсиновый сок и съела йогурт.

Он прошел вслед за ней на кухню и зажег газ под кофейником. Он смотрел, как маленькими глотками она пила сок из стакана. Что же изменилось в ней? Ничего. Он нашел, что она побледнела. Конечно, за окном зима. Любовь и ревность не были ему хорошими советчиками. И он тут же подумал, что она ведет беспорядочный образ жизни и потому утром выглядит не такой свежей, как прежде. Перехватив подозрительный взгляд Поля, она перешла в наступление:

– Ты виделся с Маривонной?

– Нет.

– А она ждет тебя.

И, опустив ложку в стаканчик с йогуртом, она усмехнулась.

– Имей в виду, что она не очень-то откровенничала со мной. Но я-то знаю, что она надеется с тобой встретиться еще раз. Разве ты не находишь ее хорошенькой?

– Она просто красавица.

– Мне кажется, что Маривонна намного красивее меня.

– Ну это еще как сказать, – произнес Поль с улыбкой. – Я всегда питал слабость к тебе. Тут и сравнивать нечего.

И они рассмеялись. И только в этот момент он понял, как ловко она польстила ему. Упоминание имени Маривонны было лишь предлогом, чтобы перевести его из ранга усталых от жизни взрослых мужчин в категорию еще молодых людей. Она же оставалась дочерью ловеласа, который увел лучшую подругу. Он достаточно быстро разгадал ее хитрый ход и потому не удивился, когда она вновь двинула пешку на шахматном поле.

– Как жаль, что я не смогу пообедать с тобой!

– Конечно, театральная жизнь требует жертв, – заметил он.

– Мама все объяснила тебе? Что ты думаешь?

– Твоя жизнь принадлежит только тебе. Надеюсь, что ты добьешься большого успеха. Мне только жаль, что ты не будешь дальше учиться.

– Я запишусь на заочные курсы.

– Это все же лучше, чем ничего.

Она допила свой кофе:

– Мне пора собираться. В полдень у меня встреча. Пойдем в ванную комнату. Я дам тебе все необходимое, чтобы ты побрился.

Он последовал за ней. Она открыла форточку, а затем и кран, чтобы наполнить ванну водой.

– Вот моя бритва для подмышек. Для тебя я заправлю новое лезвие. Где-то здесь должен быть помазок и мыло.

Он пошел за очками, лежавшими в кармане пиджака. Когда он вернулся, Изабель уже стояла голая в ванной и намыливала длинные ноги. Немного раздосадованный, он сделал вид, что не замечает ее наготы. «Погляди-ка, игра продолжается», – с некоторым раздражением подумал он. Теперь Поль был уже уверен, что это была лишь игра. Он позволил себе заблуждаться на сей счет лишь в тот счастливый и беззаботный период, когда на исходе лета они жили под одной крышей в Тарде.

– Вообще-то я ничуть не хуже Маривонны.

– Конечно.

Опустив ворот рубашки, он брился перед умывальником.

– Лезвие острое?

– Да, все нормально. Ты будешь свободна в четверг вечером? Я иду на коктейль. Ты могла бы составить мне компанию.

– Может быть.

– У меня много знакомых, – как бы невзначай произнес он, – среди тех, кто мог бы помочь тебе сделать карьеру в той области, которую ты выбрала.

– Надо поговорить с мамой.

Он повернулся к ней с бритвой в руке. Лежа в воде, она намыливала себе плечи и грудь.

– Ты что, смеешься надо мной? – сказал он. – Мама сделает все, что ты только захочешь.

Она не настаивала. Он вновь принялся за бритье. И почувствовал, как по его спине пробежал холодок от одной только мысли, что Изабель клюнула на его предложение. «Появившись под руку с такой роскошной девицей, я произведу сенсацию. И у меня тотчас уведут ее». Поль не любил привлекать к себе внимание, но, с другой стороны, ему не терпелось похвалиться перед друзьями. Да, нескучный будет вечерок! Но отступать уже было поздно. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Он успокаивал себя лишь тем, что Изабель, возможно, останется равнодушной к мужской лести.

Закончив бриться, он плеснул себе в лицо пригоршню холодной воды.

– Ты не потрешь мне спину?

Он подошел к ванне:

– И чем же?

– Губкой и мылом.

Он принялся за работу. И в этот момент на пороге ванной комнаты появилась Соня.

– Какая трогательная сцена!

– Да, вот я делаю твою работу, – сказал Поль. – Похоже, что Изабель торопится. У нее в полдень назначено свидание.

– А я уже купила курицу.

– Я съем ее с тобой, если ты меня пригласишь.

– С удовольствием.

«Отличная семейка! – подумал Поль. – Еще немного, и я второй раз женюсь на Соне. И вместе мы будем переживать все перипетии личной жизни Изабель. А эту принцессу придется мыть, сушить, одевать, переворачивать весь дом, чтобы только она не опоздала на свое чертово свидание. В конце концов могла бы хотя бы ванну после себя помыть! Мне тоже надо бы помыться». И он вновь открыл краны. Он слышал по-прежнему скрипучий голос Сони, доносившийся из глубины квартиры: «Надень бежевые туфли. Подожди, я застегну тебе застежку». Эта девчонка – настоящее стихийное бедствие. По квартире словно вихрь пронесся. Еще каких-то пять минут, и ее след простынет. Он стоял в дверях ванной комнаты.

– Ну как, ты готова?

Она чмокнула его в щеку.

– О! Какая у тебя гладкая кожа! – воскликнула она.

Она вытянула его за собой на площадку. Там она тихонько шепнула ему на ухо:

– Если случайно я встречусь с Маривонной, что передать ей?

– Вот что, – ответил он.