Текст книги "Изабель"
Автор книги: Жан Фрестье
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Ее слова были для них холодным душем. И они тут же торопливо заговорили, перебивая друг друга.
– От Пернеля.
– Настоящий кашемир.
– Легкий и в то же время теплый.
Все с той же улыбкой Соня продолжила свой обзор.
– Изабель, как здорово ты загорела. Спасибо, Поль, ты хорошо за ней присматривал. А что за простуда была позавчера?
– Легкая ангина, – ответил Поль. – Ничего серьезного.
– Тем лучше. Дорогая, не приготовишь ли ты нам по аперитиву?
– Возьми большие бокалы, – сказал Поль, – твоя мать любит виски.
– Как? Ты хочешь меня напоить?! – игривым тоном воскликнула Соня и пригрозила пальцем. – Либо ты в чем-то виноват, либо хочешь что-то просить.
Он пожал плечами:
– Я слишком хорошо знаю тебя. Это в твоем духе.
«Кто бы говорил!» – подумал он, окинув взглядом плюшевые игрушки и прочие безделушки, ровными рядами выстроившиеся на этажерке перед книгами. Какой кошмар! Мурашки пробежали у него по спине.
Изабель вошла в комнату с тяжелым подносом в руках. Поставив его на низкий столик, она наполнила бокалы вином.
– Вот видишь, – заметил Поль, – она справляется со всем. Я долго недооценивал Изабель. Она казалась мне полной неумехой. Теперь же понял, что ошибался.
– О чем я твердила тебе не раз, – торжествующим тоном заметила Соня. – Ты не верил мне, а теперь убедился.
Сидя на диване рядом с матерью, Изабель молча слушала их разговор. Она уже давно привыкла к перепалкам между родителями. Они, в свою очередь, в пылу спора забывали о ее присутствии. Со времени последней семейной ссоры не прошло еще и двух месяцев, но она вдруг почувствовала, что изменилась: ей уже не хотелось мириться с ролью стороннего наблюдателя. Она походила на любителя игры в белот, с равнодушным видом прохаживавшегося вокруг карточного стола в маленьком провинциальном кафе, который давно усвоил правила игры и сделал ставку на победителя.
По предложению Сони он снял пиджак, после чего залпом осушил свой бокал.
– Не торопись, – заметила Соня, – мы ждем еще одну гостью, но она может задержаться.
– Какую такую гостью?
– Да. Я подумала, что Изабель будет приятно повидаться с Маривонной. Не правда ли, милая?
– Странная мысль, – пробурчала недовольным тоном Изабель. – Мне казалось, что сегодня…
– Вот ты и увидишься с Маривонной, – произнес Поль нарочито веселым голосом. И скажи спасибо, что твоя мать не пригласила еще и этого молодца Клода, которому я бы с радостью набил морду.
– Ну, будет вам, – примирительным тоном сказала Соня. – Что вы имеете против Маривонны?
– Ничего, – призналась Изабель.
– И мне также все равно, – поддержал ее Поль. – Только мы договорились обсудить вопрос, предназначенный отнюдь не для посторонних ушей.
– На это у нас еще будет время.
– О! Я понял. Мы отправим девчонок в кино, а сами, как говорится, тет-а-тет примем решение о дальнейшей судьбе Изабель. Может быть, Изабель имеет все-таки право голоса?
– Пусть говорит.
– Вот я и говорю: мне хочется провести эту зиму вместе с папой в Тарде.
– Прекрасно, дорогая. Из этого следует, что этой зимой я останусь в Париже в полном одиночестве. Раз ты приняла такое решение, мне ничего не остается, как согласиться.
«Боже! Если бы это оказалось правдой! – подумал Поль. – Не стоит обольщаться. До победы еще далеко. Падая на одно колено, она лишь обретает второе дыхание. На счете десять, она уже поднимается и продолжает соревнование».
Звонок в дверь прервал паузу, возникшую после того, как Соня вроде бы с грустью согласилась. Изабель пошла открывать. И первое, что Поль увидел со своего места, был огромный букет роз. «А вот и цветочки пожаловали», – произнес он про себя. Сквозь прозрачную упаковку с цветами можно было разглядеть высокую брюнетку с короткой стрижкой. Гостья была такой же хорошенькой, как Изабель, только казалась чуть-чуть постарше. Он почувствовал, как учащенно забилось его сердце. Он вовсе не ожидал, что лучшая подруга дочери окажется столь привлекательной девушкой. Невольно смутившись от того, что ему предстояло сыграть роль отца именно в тот момент, когда в нем проснулся основной мужской инстинкт, Поль поднялся с кресла. Как жаль, что Маривонна не его дочь. Было бы хорошо, если бы они оказались сестрами-близнецами! Он любезно усадил девушек на диван, в то время как Соня удалилась на кухню. На первый взгляд нельзя было сказать, что Изабель была чем-то раздосадована. Она отлично справлялась с ролью гостеприимной хозяйки дома и поделилась с подругой своими впечатлениями о поездке в Тарде. Изабель призналась, что ей пошло на пользу пребывание в медвежьем углу вместе с отцом, который был так добр к ней, что показывал и рассказывал обо всем, что окружало их: баранах, облаках и ветре.
– О! Как я понимаю тебя, – ответила подруга. – Я люблю маму, но папа – это совсем другое дело. При нем я могу делать все, что хочу.
Она бросила на Поля робкий взгляд из-под темных ресниц, а легкая улыбка на губах словно выражала признательность ко всему сильному и великодушному полу.
– Вы такая красивая, – произнес Поль без обиняков. – Вашему отцу очень повезло.
Неожиданно ему захотелось продолжить разговор, от которого всячески увиливала Соня.
– Изабель рассчитывает на вашу помощь. Вы смогли бы уговорить ее мать, чтобы она разрешила ей погостить у меня до следующего лета?
И в нескольких словах он изложил свой план.
– Вот здорово! – воскликнула Маривонна, обращаясь к Изабель. – Я буду скучать по тебе в Париже.
– Мы пригласим вас к себе на Новый год, – пообещал Поль.
– Я буду очень рада. И, даже не раздумывая, принимаю ваше приглашение.
– А родители отпустят?
– Несомненно.
– Тогда решено.
И он поспешил наполнить почти пустой бокал Маривонны.
Когда Соня вернулась с кухни и пригласила к столу, они уже договорились обо всем. На губах Сони появилась снисходительная улыбка умудренного жизненным опытом пожилого человека, повидавшего на своем веку немало чудачеств молодых. Сославшись на суровый климат в горах, она заявила, что Изабель в детстве без конца болела бронхитом. Она высказала подозрение, что отец будет во всем потакать дочери.
– Вы видели ее новое платье? Он окончательно избалует ее.
– Зато в моем лице она найдет самого строгого и требовательного учителя, – парировал Поль.
– Вот, что я хочу сказать, – начала Соня, разрезая цыпленка. – У нас в доме существует определенный порядок. Я слежу за тем, чтобы она делала все по часам: занималась гимнастикой, молилась, принимала ванну. Способен ли ты на такие подвиги? Знаешь ли ты, что у такой молодой девушки, как Изабель, могут возникнуть свои маленькие девичьи проблемы, которые она может решить только с помощью матери?
– Какие такие проблемы?
– О! Прошу тебя! Впрочем, вы меня уже достаточно насмешили. Знайте, что никто не сможет заменить ребенку мать.
– Отец способен на многое, – решила вставить слово Маривонна. – Мне кажется, что если бы у меня возникла какая-то проблема, то я обратилась бы в первую очередь за помощью к отцу.
– Почему? – спросила Соня, высоко над столом подняв вилку с ножом, которыми она делила курицу на куски.
– Мне кажется, что мужчины лучше понимают женщин. Они умеют обращаться с ними.
– Обращаться?
Все вдруг повеселели. Поль заявил, что в это понятие вложен великий смысл. Когда они приступили к еде, наступило молчание, нарушаемое лишь бульканьем разливаемого по бокалам вина из бутылок, которые Поль предусмотрительно придвинул к себе.
– Ты говорила, что Маривонна такая красивая?
– Кажется, говорила.
«Жуткий грубиян, – подумал он о себе, – но мне надо казаться таким». Подчеркнутое внимание, которое он проявлял к подруге Изабель, было его защитной реакцией на возможные возражения со стороны Сони. Он считал, что так ему будет легче усыпить ее бдительность.
– Поль не может устоять ни перед одной молоденькой девушкой, – сказала Соня.
– Это упрек?
– Вовсе нет.
– Мой отец точно такой же, – вступилась за Поля Маривонна. – Ему нравятся мои подруги. Все до одной. Разумеется, я не зову его, когда они приходят ко мне. Но он находит тысячу причин, чтобы появиться у нас как бы невзначай: в поисках зажигалки или какой-либо другой мелочи. Затем он усаживается в кресло и проводит с нами весь вечер. И я не осуждаю его.
– У него хороший вкус. И я был бы счастлив, если бы на Новый год вы приехали навестить нас в Тарде вместе с ним.
– Мы еще не решили, – заметила Изабель. – Вот мама уже насторожилась.
– Ничего подобного, милая. Раз ты так решила, так и будет.
Изабель положила вилку на тарелку. Ее лицо было спокойно, но Поль заметил, как глаза вспыхнули гневом, чего раньше он никогда не замечал за ней.
– Вовсе нет, – произнесла девушка. – Ты же не согласна. Почему ты обманываешь?
Поль тихонько сжал ее руку:
– Прошу тебя, обойдемся без сцен. Я ошибся, подумав, что этот вопрос можно решить на семейном совете. Не будем портить настроение Маривонне.
– О! Мне это отнюдь не в новинку. У меня есть два брата – один моложе меня, а другой постарше. И совместное пребывание за обеденным столом редко обходится без ссоры.
– У нас будет все тихо и мирно. Вернемся к планам на сегодня. Отправляйтесь-ка лучше в кино или еще куда-нибудь, а я попробую уговорить Соню.
Соня притихла. Уткнувшись носом в тарелку, она молча ела куриную ножку. Боже, как она походила на злую козу! И мелкие кудряшки на голове скрывали, казалось, острые рога. Под узким лбом роились короткие, но упрямые мысли. «Я меньше всего надеялся, что смогу добиться от нее положительного ответа. Скорее мне пришлось бы убить ее. Возможно, это было бы лучшим решением. Должно быть, у нее где-то хранится письмо, сообщающее о том, что в случае ее внезапной или подозрительной смерти полиции следует в первую очередь допросить меня. Или, еще лучше, она передала это письмо нотариусу. От этой дурехи можно всего ожидать». И Поль вдруг понял, что его настроение окончательно испортилось. Ему показалось, что он пришел на праздник, который близился к завершению. Утомленные гости уже начали зевать, а люстры тускнеть, хотя еще не щелкнул ни один выключатель. И даже присутствие Изабель было уже ему не в радость. Он не ощущал прежнего восторженного состояния души, будто молодость и красота утратили для него всю притягательную силу. Ему не понравилась также и недавняя вспышка гнева Изабель. Перед ним сидела совсем другая девушка. Он полюбил Изабель за ее покладистый характер, невозмутимость и доверчивость. Неожиданно Поль поймал себя на мысли, что Маривонна больше ему по душе. У нее, должно быть, спокойный нрав. К тому же с брюнетками он отдыхал от капризов блондинок. Полю вдруг показалось, что он ведет с Соней какой-то бессмысленный спор. И ему было уже все равно, чем он закончится. Черт бы побрал этих женщин! Свалились на его голову! В то же время ему вовсе не хотелось сдаваться без боя.
После кофе девушки поднялись из-за стола. Он подошел к Изабель:
– Мы уезжаем обратно в пять часов. Попрощайся с матерью. Жди меня на террасе кафе, где мы утром сидели с тобой. Поняла? До встречи.
Произнося эти слова, он думал о том, что война уже объявлена. Изабель достаточно холодно чмокнула мать в щеку, в то время как Соня, напротив, с трагическим видом заключила ее в объятия. Маривонна смотрела на них с задумчивым видом.
– Возможно, я скоро увижу вас, – произнес Поль.
– Да, конечно.
Дверь закрылась. Поль со вздохом направился к своему креслу.
– Так что же тебе не понравилось?
– Со мной все в порядке, – ответила Соня. – А вот ты ведешь себя как школьник.
– Ну и ну! И почему же?
– Все это не серьезно. У тебя был ребенок, и ты никогда не занимался им. И вот девочка выросла, и ты вдруг втюрился в нее.
– О чем ты?
– Я говорю о том, что мне ясно как день. Если бы ты сказал мне спокойным тоном, как настоящий отец, который желает добра своему ребенку, что хочешь взять с собой Изабель с единственной целью заставить работать, то я нисколько бы не возражала.
– Так ты против?
– Да.
– И почему?
– Потому что тобой, как всегда, движет чувство, а не разум. Ты похож на школьника, втрескавшегося по уши в хорошенькую девчонку и думающего лишь о том, как бы провести каникулы с ней.
Поль задумался. А она не такая уж дура! Знать, не напрасны разговоры о материнском инстинкте, который делает ясновидящей самую что ни на есть тупицу.
– Я внимательно слушаю тебя, – произнес он. – Это уже становится интересным. Что служит тебе основанием обвинять меня в столь противоестественной склонности?
– Речь вовсе не идет о противоестественной склонности. Я не обвиняю ни в чем предосудительном. Я лишь констатирую, что ты проявляешь отнюдь не свойственную тебе горячность. С Изабель ты такой предупредительный, словно не отец, а ухажер. И тут не может быть никакой ошибки: я слишком хорошо знаю тебя. Вот и платье, которое ты купил…
– Теперь ты будешь упрекать меня еще и за то, что я купил ей одежду?
– Не совсем. Все это одно к одному. Тебе вдруг ничего не жаль для Изабель. Ты заваливаешь ее подарками. Еще немного – и ты станешь осыпать драгоценностями по примеру стариков, не рассчитывающих на ответную бескорыстную любовь.
– А Изабель? Что, по-твоему, она думает о столь странном поведении?
– Ты балуешь, и это нравится ей. К тому же ты внес некоторое разнообразие в жизнь, которую она вела до сих пор. В таком возрасте девушки достаточно романтично настроены. Она выросла без отца, и вдруг он свалился, словно с небес. Разумеется, у девочки голова пошла кругом. Теперь она злится на меня. Когда они привыкнет к тебе, как привыкла ко мне, то тут же побежит к своим ровесникам и не будет сидеть с тобой в глуши.
– И тут же разлюбит меня?
– Она будет любить тебя совсем другой любовью.
Поль устроился поудобнее в своем кресле. Ему вдруг стало не по себе. В словах Сони была доля истины. Все, что он слышал сейчас от нее, он и сам твердил себе не раз. И все же никакие доводы не могли бы заставить его изменить свое решение.
– Предположим, что ты права относительно возникшей между нами симпатии. И что же это меняет? Неужели ты думаешь, что я способен на то, чтобы заняться любовью с Изабель?
– Кто тебя знает.
– Соня! Побойся Бога!
Он вскочил на ноги и с яростью бросил на пол бокал, который держал в руке. Вот такой правды ему не надо. Он никому не позволит высказывать ее вслух. Он был готов разбить все в этом доме, только бы не слышать ни слова на эту тему. Соня на мгновение застыла на месте. Затем пошла на кухню за мокрой тряпкой, чтобы убрать с ковра осколки стекла.
– Подай мне другой бокал, – сказал Поль.
Она не посмела перечить ему. Он вновь плеснул коньяка в бокал. Пока Соня, сидя на корточках, тщательно протирала ковер, он решил продолжить начатый разговор, но уже более спокойным тоном.
– Я не хочу и слышать о том, что ты сказала мне сейчас.
– Ты первый завел этот разговор.
– Я пошутил. Для того, чтобы ты поняла: нельзя судить о людях по себе и приписывать другим свои грязные мыслишки.
– Ну, конечно, я шлюха по-твоему.
– Без всякого сомнения. Но это лишь одна сторона проблемы. В тот день, когда ты обратилась ко мне, чтобы я увез Изабель, ты это сделала потому, что испугалась. Твоя дочь или так называемая наша совместная дочь встала на кривую дорожку.
– Не будем преувеличивать. Изабель была лишь неосмотрительной.
– А я ни в чем и не обвиняю ее. И все же у тебя были большие опасения. Со своей стороны, и она могла не согласиться на наши условия. И все же приняла их, что только лишний раз подтверждает покладистость ее характера. Нельзя сказать, что каникулы Изабель затянулись. Напротив, они были слишком короткими. Она еще не успела окрепнуть духом, и потому в Париже ее поджидают прежние проблемы. Поэтому у меня в голове созрел план, как помочь Изабель восстановить душевное равновесие. С ней надо долго и терпеливо беседовать, чтобы она смогла наконец обрести душевный покой. И вот как раз это тебе пришлось не по нраву.
– Нет. Вовсе не так.
– А что же?
– Мне не нравится, что ты принялся ухаживать за Изабель. Твоя прихоть может привести к большим неприятностям.
– Каким?
– Я уже говорила.
– Боже мой! Ты опять за свое!
Он поднялся и швырнул бокал на пол.
– Убери! Ты на большее не способна.
Подойдя к сервировочному столику, он взял другой бокал и наполнил до краев.
– Предупреждаю, здесь не меньше дюжины бокалов.
– Значит, у меня в запасе еще десяток. Соня, почему мы не можем проявить благоразумие? Неужели ты думаешь, что я здесь для того, чтобы бить твою посуду?
– Нет, ты пришел отнять у меня дочь.
Он устало пожал плечами:
– Посмотри, что ты сделала со своей дочерью!
– Я старалась изо всех сил, но никто не помогал мне.
– Верно. Мы не могли жить вместе. Вспомни, как ты изменяла мне.
– Я ничего не забыла. И нисколько не в обиде на тебя. У меня были свои недостатки. Но за то время, пока мы жили с тобой под одной крышей, я достаточно изучила тебя. И потому против того, чтобы Изабель оставалась с тобой надолго. Мне уже кажется, что ее нельзя оставлять с тобой даже на час.
С тяжким вздохом он упал в кресло и осушил свой бокал. Затем поднялся, чтобы вновь наполнить его. «Из-за этой стервы я скоро напьюсь и тогда точно наломаю дров. Она никогда не задумывается о возможных последствиях. Впрочем, что она такое сказала? „Нельзя с тобой оставлять даже на час!“ – Он на секунду представил, что было бы, если бы он пошел на крайние меры. – Я возвращаюсь в Тарде вместе с Изабель. Робер поможет мне превратить дом в неприступную крепость. И мы примемся спокойно ждать жандармов. Но, клянусь, напоследок я трахну эту девчонку».
Нет ничего более утомительного, чем дать волю своей фантазии, подогретой алкоголем и злостью. После воображаемого дебоша Поль почувствовал себя совсем опустошенным. Соня как всегда безропотно и смиренно чистила ковер. Поль понял, что его гнев остывает. Ему уже хотелось тишины и покоя. «Равнодушие живет в каждом из нас. Как пес в своей конуре грызет кость, так и я буду долго еще пережевывать в одиночестве события последнего месяца».
– Соня, – произнес он дрогнувшим голосом, – ведь я когда-то любил тебя. Возможно, не так, как этого хотела ты. Неужели это ничего больше не значит для нас?
Какой-то неясный внутренний голос подсказывал ему, что это было важно для него так же, как первые шаги или первое причастие. Безусловно, он не жил прошлым, но ему не хотелось заглядывать и в будущее. Лишь настоящее имело ценность для него. И это настоящее было связано с Изабель. Поль вновь был готов продолжить спор, а если все его аргументы будут исчерпаны, то и сломать в этом доме всю мебель. Соня сказала: «Ни на час». Час для любви – это уже много, когда за неделю можно пережить целое любовное приключение.
– Когда ты думаешь вернуться в Париж? – спросил он.
– Я взяла билеты на следующий четверг.
– Тебя устроит, если я привезу Изабель в среду вечером?
Она выпрямилась:
– Лучше во вторник. Нам нужно собраться, сложить чемоданы.
Только пять дней! Вот и все, что послал ему Бог.
– Договорились, во вторник после обеда, – сказал Поль.
Он испил свою чашу до дна. Как теперь ему смотреть в глаза Изабель? Она не простит столь позорного поражения. Он представил, как Изабель своей изящной ножкой попирает его в грудь со словами: «Толстый старик, я презираю тебя: ты дал загнать себя в угол». Это старо как мир. И с этим надо смириться. Полю ничего не оставалось, как сорвать на ком-то свое зло. Своей мишенью он выбрал эту упрямую козу, которая держала в доме коньяк и бокалы, хотя сама не брала в рот ни капли спиртного.
– Тебе не стыдно, что я так легко уступил?
– Напротив, я довольна. Впрочем, что еще остается тебе? На моей стороне закон.
– Закон для шлюх?
– Ты можешь говорить все, что угодно. Кстати, позволь напомнить: несколько минут назад ты признался, что любил меня.
– Тут вовсе нет никакого противоречия. Я всегда питал слабость к шлюхам и, в частности, к тем из них, кто отличается чистоплотностью, любит порядок, держит над кроватью распятие, подкладывает под зад подстилку и заставляет ходить по дому на цыпочках, чтобы не запачкать паркет.
– От тебя всегда остается много грязи. Вот и сейчас ты испортил ковер так, что мне пришлось чистить его. Хочешь продолжить?
Он глубоко вздохнул:
– О! Как бы мне ни хотелось, но это еще больше осложнит наши отношения. Я предпочитаю выпить немного коньяку. Пришло время, когда глоток коньяка для меня предпочтительнее всего. Ты позволишь?
– Ты уже и так много выпил.
– Мне это просто необходимо. Соня, скажи, разве нельзя нам жить в мире?
– Я делаю все, что в моих силах.
– Верно. Ты права. Мне пора уходить. И не говори больше про свой паркет. Старая курица, я привезу твоего цыпленка во вторник. И все же, чтобы ты знала: ты причинишь Изабель больше вреда, чем я. Извини за ковер. Спасибо за коньяк. До вторника.
Он вышел на улицу. И хотя в голове у него шумело, координацию движений он не потерял. Поль вдохнул воздух полной грудью. Он был пропитан запахом сосны и показался ему восхитительным. «Вся прелесть этого края в том, – подумал он, – что, куда ни кинешь взгляд, повсюду в даль уходят холмы. И тебе уже кажется, что за ними ты сможешь найти себе приют». Почему-то он опасался неполадок в машине, словно она простояла у подъезда многие месяцы. Но, как ни странно, мотор сразу же завелся. Он успел разглядеть в высоком окне, освещенном лучами заходящего солнца, рыжую копну волос. Было ли виной тому солнце, но в эту минуту он не смог бы ответить на вопрос: ненавидел он Соню или любил?
По дороге он раза два остановился. Он заблудился и хотел пить. А где, как ни в уличных кафе, можно получить нужную информацию и утолить жажду?
Он нашел девушек на террасе «Спландида». Они сидели рядом, блондинка и брюнетка. Неизвестно почему, но последнее обстоятельство наполнило его сердце радостью. Какие красотки! Одна блондинка, а другая брюнетка. Перед ним были две разные жизни со всеми секретами и тайнами, а в их широко распахнутых глазах отражались мечты о счастье, которое вот-вот свалится на них с небес. Он прошел между столиками и присел на стоявший между ними железный стул.
– Ну вот и я!
– Похоже, что наш номер не удался, – сказала Изабель. – Стоит только на тебя взглянуть!
– Полный провал.
– Мы так и думали, – сказала Маривонна. – Вы не против, если я поеду сегодня в Тарде вместе с вами?
Удивленный, но обрадованный, он бросил на Изабель вопросительный взгляд.
– Мы тут поговорили, – произнесла она, – и поскольку были уверены, что ничего не получится у нас, решили, что можно на несколько месяцев раньше использовать твое новогоднее приглашение. Конечно, если ты не возражаешь?
Он громко хлопнул в ладоши, то ли от радости, то ли для того, чтобы подозвать официанта.
– Возражаю? Как вы могли подумать об этом? Напротив, нам надо поблагодарить Маривонну. Она не даст окончательно загрустить. Официант, двойное виски. И поскорее.
Он повернулся лицом к брюнетке с короткой стрижкой. Из чего складывается женская красота? Вот нос, глаза. Или же все дело в надежде, что зародилась на заре человечества?
– Очень приятно, – сказал он. – Как вы это устроили? Ваши родители не возражают?
– Так случилось, что сегодня мне не у кого спрашивать разрешение. Мой папа, адвокат, укатил в Париж, а мама гостит у друзей в Монако. Братья же гуляют где-то. Вот я и решила поехать с вами. Если бы вы только знали, как я рада этому!
– А уж как нравится мне! – произнес Поль, расплачиваясь с официантом. – Этот вечер мы провели бы с Изабель в слезах, а теперь благодаря вам повеселимся от души.
Он наклонился над столиком, чтобы чмокнуть Изабель в щеку, а затем залпом осушил свой бокал.
– В путь, – сказал он.
Изабель несла чемодан Маривонны. Он принял его из ее рук и закрыл в багажнике автомобиля. Он повторил те же жесты, которые совершил месяц назад. На какое-то мгновение он задумался, поскольку был в той стадии опьянения, когда тянуло на философские размышления о времени и о себе.
– Переднее сиденье машины довольно широкое, чтобы расположиться втроем.
Его предложение было принято без возражений. Да и что делать на заднем сиденье, если только не спать? По правую сторону от рычага переключения скоростей белели округлые коленки Маривонны, а еще дальше виднелись не менее прелестные ноги Изабель. «Настоящая клавиатура», – подумалось Полю. Он был охвачен тем душевным трепетом, которое испытывает всякий, кому довелось познакомиться со сложным устройством церковного органа, из которого можно извлечь божественную музыку.
Он так потом и не мог вспомнить, как выехал из города. На дорогах было такое множество указателей, что лучше не обращать на них внимания, чтобы окончательно не заблудиться. Его глаза сами выбирали нужное направление. Наконец они выехали на дорогу, по которой он поехал со скоростью не более тридцати километров в час.
– Что с тобой? – спросила Изабель.
Вопрос застал врасплох. Ему показалось, что его задал кто-то, кому он однажды пообещал: «Я вернусь за тобой завтра». Однако в голосе Изабель не чувствовалось никакой обиды. Он понял, что ему необходимо сосредоточиться на дороге, если он хотел довести свой бесценный груз в целости и сохранности до пункта назначения. Они проехали одну деревню, затем другую. Наконец Поль соблаговолил ответить: «Детка, дорога полна опасностей. Я забочусь о вас, а вовсе не о себе».
– Ты прав. Может, ты доверишь руль Маривонне? Она хорошо водит машину. Так мы и к полуночи не доберемся до Тарде.
– Мы приедем раньше, чем ты думаешь. А скорость я не прибавляю потому, что отдаю себе отчет в состоянии, в каком пребываю в данный момент.
Это признание он сделал потому, что нисколько не заботился о своем престиже. Все детские и юношеские годы он только и слышал от взрослых: «выпрями спину, не сутулься»; «не трогай руками ширинку»; «не проси второго куска пирога». И, как компенсацию за суровое буржуазное воспитание, Поль почувствовал на своем колене руку Маривонны. От ее ладони исходило тепло. Странное дело, но в жесте девушки он усмотрел лишь дружеское расположение. При такой поддержке он смело нажал на акселератор. Наступившая темнота казалась ему зеленой, когда ее разрывало скромное освещение в местах дорожных развязок или свет из окон прокуренных кабаре.
Поль представлял себя кучером дилижанса, погонявшим без конца лошадей. Любой ценой ему надо было доставить этих двух перепуганных девчушек в надежное место, где они смогли бы успокоиться и взбодриться. Дорога поглощала все его внимание, а ветер, дувший через опущенное боковое стекло, охлаждал его разгоряченное лицо. Но все кончается когда-нибудь. Вот уже показалась знакомая тропинка, дверь гаража.
– Изабель, выходи. Возьми ключ.
– Я тоже выйду.
– Как хотите. Придержите двери гаража, они имеют привычку срываться.
– Направо, направо и еще раз направо.
– Изабель, прошу тебя, отодвинься от меня.
– Нет. Обопрись. Теперь прямо, прямо.
Свет. Очень много света. Белые волосы Изабель. Поль поворачивает ключ зажигания. Тишина, прерываемая трескотней последних в этом сезоне кузнечиков. Затем дом предстал перед ним как спасительный остров в океане. «Что останется в нашей памяти от этих мгновений лет так через десять? Может быть, ничего. Или же эти воспоминания будут испорчены или вытеснены какими-то другими, более важными событиями. От Джаспера, выпрыгнувшего из окна кладовки на первом этаже и радостно вилявшего хвостом, останется десять лет спустя лишь несколько костей, зарытых под сосной. Почему я думаю о смерти своей собаки, а вовсе не о своей? Пес был живым воплощением дома, где странник обретает приют. Что поделать, если у него полностью отсутствуют хорошие манеры? С девчонками он поступает совсем по-свойски, сует нос под юбку. Принюхивается. Сравнивает. Вот как, почувствуйте разницу! Они протестуют».
Поль обнял Изабель.
– Крошка моя, ты не очень устала?
– Немного.
– А Маривонна?
– Нисколько.
– Даю вам четверть часа на то, чтобы привести себя в порядок. Пойду посмотрю, что Элиза оставила на ужин. Надо поставить на стол еще один прибор. Хорошо?
– Ладно. Мы только слегка умоемся с дороги. Изабель, ты покажешь мне дорогу?
«Вот и холодный ужин», – подумал Поль, увидев тарелки с нарезанной колбасой и ветчиной, на которые плотоядно поглядывал Джаспер. Помыв руки, он плеснул в лицо холодной водой. Затем вытер руки чистым полотенцем и кинул псу кружок колбасы.
– Старик, похоже, что ты сегодня уже налопался. Да так, что морду воротишь от колбасы. А мне так только и надо, что солидную порцию виски.
Он наполнил стакан и со вздохом уселся в свое любимое кресло. Джаспар, словно вспомнил, что и он был когда-то щенком, придавил своим тридцатикилограммовым весом колени Поля. Потихоньку посасывая виски, он наслаждался покоем и тишиной. Доносившиеся сверху голоса и смех немного раздражали его. Он еще не настолько был пьян, чтобы не понять, что девушки что-то замышляют.
– Как вы там наверху?
– Все в порядке, мы спускаемся.
Он громко крикнул:
– Стаканчик для Маривонны?
– Да, и не жалейте виски.
– А тебе?
– Папа, ты же знаешь, я не пью ничего, как всегда.
«Папа, папа. Как она может такое мне говорить?
Можно подумать, что я лишь вчера кормил ее из соски». Вдруг он вспомнил, что такое с ним и впрямь случалось, и не раз. Сначала надо прокипятить рожок с соской, остудить и заполнить подогретым до определенной температуры детским питанием. Затем взять на руки маленький кричащий, а порой и дурно пахнущий сверток. Головку положить на изгиб локтя, и вперед. Две крошечные ручонки хватают бутылочку с соской и запрокидывают так высоко, словно торопятся поскорее припасть к живительному источнику.
И вот они уже спускаются вниз, как две заговорщицы. Лживые куклы с фарфоровыми личиками и нежными губами. Обе уже переоделись в брючки и яркие блузки. Может, они хотят повесить мне на шею гирлянду пахучих цветов? По такому случаю надо открыть бутылку шампанского. Сначала вылетит с шумом пробка, а затем мы увидим множество пузырьков. Он не особенно любил шампанское и потому долго помешивал его кончиком вилки.
– Изабель, ты не пьешь?
– Никогда.
– У тебя болит что-нибудь?
– Нет. Все хорошо.
И эти слова он будет повторять ей несколько раз в течение вечера. Такое случалось с ним в тех случаях, когда он чувствовал, что женщина становится ему чужой. И вот теперь ему казалось, что Изабель все больше и больше отдаляется от него. Она повертела прядь волос, повернула голову направо и налево, словно следила за своим отражением в воображаемом зеркале. Странно, что она не прихватила свой музыкальный ящик. Черт возьми, она просто забыла его взять с собой. И вот она уже бежит вверх по лестнице. Маривонна пила виски, не закусывая. Она воспользовалась отсутствием Изабель, чтобы слегка подколоть его.