Текст книги "Лола Роза"

Автор книги: Жаклин Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Это мне на тебя тошно смотреть! – крикнула мама, когда он захлопнул за собой дверь, и повторяла все громче: – Тошно, тошно, тошно!

Ей не стоило бы сейчас этого говорить. Я успела довести ее до ванной и подержать ей голову. Она опустилась на колени перед унитазом, и ее долго рвало.

– Ничего, мама, – шепнула я, когда она расплакалась. – Ничего, мама, я с тобой.

Но она все озиралась, наморщив припухшие губы. По щекам у нее стекали слезы.

Ей нужен был Джейк. Но он к ней не подошел, даже когда она стала его звать.

Глава четырнадцатая
Мы трое

Джейк съехал от нас на следующий день. Время было действительно самое подходящее, потому что мама с трудом шевелилась. Она стонала, приподнимаясь на кровати, и не могла даже стакан воды выпить, чтобы ее не начало тошнить. Она смотрела, как Джейк собирает краски, блокноты, джинсы и кассеты. Он надел на себя все ее подарки: кожаные ботинки, широкий серебряный браслет, джинсовую куртку.

Джейк бросил взгляд на компьютер.

– Ну забирай уж и его, что ж ты? – прошептала мама, грустно глядя на него заплывшими глазами.

– Нет-нет, это детям, – сказал Джейк. Наверное, вспомнил, что он сломан.

– Широкая душа, – пробормотала мама.

– Вик, ну не надо так…

– Как? Человек, с которым я жила, смывается, потому что у меня рак, и я должна что, радоваться?

– Ты не знаешь, рак у тебя или нет. Ручаюсь, что никакой это не рак. И смываюсь я не поэтому.

– А потому, что деньги кончились, – сказала я.

Я села на кровать рядом с мамой. Она застонала, потому что кровать подо мной затряслась. Я медленно-медленно подобралась к ней поближе и обняла ее одной рукой. От нее плохо пахло, но я знала, что ей нужна поддержка.

– Ты все правильно поняла, Лола Роза, – сказала она.

– Чушь. Я не такой. Послушай, никогда ведь и речи не было, что это навсегда. Нам просто приятно было быть вместе. Все равно я не мог бы остаться надолго, ты ведь знаешь, я собираюсь в путешествие.

– Ну и отправляйся в свое путешествие, – сказала мама. – И поскорее.

Она не поцеловала его на прощание. Может быть, потому, что не почистила зубы. Я его тоже не стала целовать и вобрала голову в плечи, когда он хотел чмокнуть меня в щеку. Зато Кендэл бросился к нему и обнял крепко-крепко, цепляясь за него, как маленькая обезьянка.

– Не уходи, ну пожалуйста, – умолял он.

– Сейчас я должен уйти, Кендэл. Но я приду тебя повидать, дружок, договорились?

Мне пришлось отрывать от него Кендэла, который в благодарность лягался и колотил меня кулаками. Мне пришлось даже немного дать сдачи, потому что он дрался по-настоящему больно. Мама сползла с кровати, чтобы помочь. Потом мы услышали, как хлопнула входная дверь. Мы замерли как окаменелые, вцепившись друг в друга.

– Ушел! – Мама сорвала с шеи кулон с лунным камнем и бросила об пол.

– Он сказал, что еще вернется, – прорыдал Кендэл.

– Не вернется, – сказала я. – Мы не хотим, чтобы он возвращался. Скатертью дорожка.

– Значит… папа вернется? – спросил Кендэл.

– Нет! Нам не надо вообще никаких мужчин: ни папы, ни Джейка, ни этого толстого Бэрри – никого.

– Правильно, – сказала мама. – Пошли бы они все к черту.

Она со стоном прислонилась к стене.

– Что с тобой, мама? Опухоль? – Я умирала от страха.

– Сердце болит, вот и все, – сказала мама. – И забудь ты про эту чертову опухоль.

Она снова легла и натянула покрывало на лицо. Я понимала, что ей просто хочется ото всех спрятаться, но выглядело это очень страшно, как будто саван. Я сморщилась и стала бить себя по лбу, чтобы отогнать эти мысли.

– Что с тобой, Лола Роза? – спросил Кендэл.

– Ничего. У меня тоже голова разболелась. Еще бы! Ты так орешь все время, чудище ты маленькое!

Кендэл состроил рожу, изображая чудище, и выставил согнутые пальцы, как когти. На самом деле играть ему не хотелось. Я видела, как он испуганно поглядывает на маму. И все же он стал рычать и носиться по комнате, а я изображала ловца чудищ с большой сетью.

– Бога ради, дети, валите поскорее в школу.

Мне не хотелось оставлять ее одну.

– Я не пойду в школу и буду за тобой ухаживать, мама. Кендэла я отведу, но потом сразу вернусь, сварю тебе кофе и сооружу какой-нибудь суп на обед.

– Да не больна я вовсе, это просто с перепою. Я хочу только одного – поспать спокойно. Иди в школу, слышишь? Еще не хватало, чтобы эта старая карга Бэлсэм звонила мне тут и ругалась.

Пришлось идти в школу, хотя на уроках я решительно ничего не соображала. Кендэл тоже был не в лучшем состоянии. Не надо было мне заводить эту глупую игру в чудище. Он не переставал рычать и в школе. Меня позвали, чтобы его успокоить.

– Его что-то расстроило дома? – спросила учительница.

– Нет, ничего, – сказала я поспешно.

– Он уже совсем было освоился, завел новых друзей, но сейчас все опять вернулось к исходной точке. Лола Роза, может быть, мне поговорить с вашей мамой?

– Вообще-то…

– Или с вашим папой. Кендэл, кажется, очень его любит.

– Он рассказывал про нашего папу?

– Ну, про вашего отчима.

– У нас нет отчима, – сказала я твердо.

Оставшись с Кендэлом наедине, я стала так его трясти, что он взвыл.

– Сам виноват! Научись помалкивать в школе.

Всю дорогу домой Кендэл скулил. Больше всего мне хотелось убежать – и от него, и от Харприт. Она всю дорогу болтала о своей маме, как та устроила истерику, потому что увидела, как Харприт красится.

– Понимаешь, даже не настоящая косметика, а эти блестки. Но мама просто из себя вышла, стала кричать, что я себя веду как непотребная девка и что ее дочери навлекают позор на семью. Везет тебе, Лола Роза. Твоей маме все равно.

– Моей маме не все равно, – сказала я холодно.

– Да, но она разрешает тебе делать что хочешь. Ну что ты надулась? В чем дело?

Харприт подвинулась ко мне и спросила, понизив голос:

– Что, маме хуже? Она правда больна?

– Нет!

– Да! – всхлипнул Кендэл. – Она была совсем больная, я видел.

– Она была просто пьяная, бестолочь!

– Ваша мама была пьяная? – Харприт закатила глаза в точности как мать.

– Нет, не то что по-настоящему пьяная, – поспешно сказала я. – Ей сейчас трудно. Ты не понимаешь, Харприт. И ты, Кендэл, тоже, поэтому помалкивай, понял? – Я еще раз хорошенько его тряхнула. – Это ж надо – рассказывать, будто Джейк наш отчим!

– А кто же он тогда?

– Никто. И вообще он уже с нами не живет!

– Не живет! Ты хочешь сказать, что он бросил вашу маму? – спросила Харприт.

Глаза у нее чуть не вылезли из орбит. Мне было противно, как она цепляется к каждому слову. Похоже, ей не терпелось узнать побольше скандальных подробностей. Может быть, не так уж мне и хочется с ней дружить.

– Мама его выставила. И отлично сделала. – Я хлопнула в ладоши.

– Моя мама всегда говорила, что это ненадолго, – сказала Харприт.

– Мне очень хочется попросить тебя и твою маму не совать нос в наши дела.

Я схватила Кендэла за руку и потащила его прочь от Харприт и Амандип. Кендэл пищал, потому что я тянула слишком сильно, но я не обращала внимания и бежала все быстрее. Сердце у меня колотилось: ма-ма, ма-ма.

Я думала, она все еще в постели, но там никого не было. Похоже, дома вообще никого не было.

– Мама! – позвала я. – Мама!

– Я тут, – откликнулась мама, выходя из ванной. На ней был белый свитер, кожаная юбка и высокие каблуки, и выглядела она на миллион долларов.

– Мамочка! – сказала я и разрыдалась.

– Господи, да что с тобой? – Мама покачала головой.

Она только что вымыла голову, и волосы спадали ей на плечи.

– С тобой все в порядке, мама?

– Ну конечно, колбасина ты глупая, – сказала мама, обнимая меня.

Кендэл пролез между нами, чтобы не остаться в стороне. Мама рассмеялась и взяла его на руки.

– Что с тобой, детка?

– Лола Роза… была… плохая! – Он еще не отдышался от бега и плача.

– Ерунда! – Мама пощекотала ему шейку.

Кендэл согнулся, визжа от смеха, хотя ресницы у него были еще все склеены от слез. Я посмотрела на его опухшее личико, и мне стало очень стыдно.

– Не ерунда. Я правда была плохая. Кендэл, прости меня, пожалуйста.

Кендэл поднял на меня глаза:

– Может быть, и прощу.

Это прозвучало так смешно, что мы все расхохотались.

– Есть хотите, дети? Я сейчас приготовлю чай.

Она устроила нам настоящий пир, как на день рождения: сосиски на палочках, поджаренный хлеб, маленькие пиццы и мороженое в новых стеклянных мисках – мне сиреневое, а Кендэлу красное, – на котором клубничным соусом были написаны наши новые имена.

"Видала, Харприт? – сказала я про себя. – Маме совсем не все равно, вот как она о нас заботится".

– Ты самая лучшая мама на свете, – сказала я, уплетая за обе щеки.

– Нет, к сожалению, – откликнулась мама, надкусывая гренок. – Я вела себя последнее время не больно-то по-матерински. Вы слишком часто оставались одни. Теперь я постараюсь больше быть дома. Никаких вечерних смен в пивной. Мне это все осточертело. Найду работу в дневное время. Я подумала, может быть, я бы могла устроиться продавать косметику или парикмахером – я ведь здорово делаю прически, правда, Лола Роза?

– Правда. У тебя всегда очень красивая прическа. – Я потрогала ее светлые кудри.

Про себя я подумала, что на такую работу берут, наверное, только со специальной подготовкой, но не стала ничего говорить, чтобы не портить маме настроение.

– Дж-е-й-к мне тоже осточертел. – Мама многозначительно взглянула на меня.

Кендэл пока не узнавал слова, если их произносить по буквам, и продолжал спокойно сосать свою сосиску, как будто это леденец.

– Еще бы, мама!

Кендэл экспериментировал с сосиской, макая ее в мороженое.

– Ешь сосиску, как следует, Кендэл! Смотреть противно, – сказала я.

– Все равно в животе перемешается. Почему нельзя перемешать во рту? – ответил Кендэл.

– Да пожалуйста, только не удивляйся, когда никто не захочет сидеть с тобой рядом за едой.

– А мне никто и не нужен. Кроме Джорджа. – Кендэл обмакнул плюшевые челюсти Джорджа в миску с мороженым.

– Он у тебя будет весь грязный, – проворчала я; на самом деле я была страшно рада, что он не устраивает истерику оттого, что нет Джейка.

Мне было трудно поверить, что мама так мало из-за него переживает. Уложив Кендэла, мы поговорили по душам, как подруги.

– Я рада, что от него отделалась, – бодро сказала мама.

Я взглянула на нее.

– Ну да, я сперва без ума была от него. И ведь есть отчего. Согласись, Лола Роза, он настоящий красавец: такие волосы, живот совершенно плоский, попка…

– Мама!

– Ну, в общем, ты понимаешь. Но я, пожалуй, в глубине души знала, что это ненадолго. Все же я его немного постарше, и дети, и все такое. – Мама вздохнула и помассировала кожу на лбу: – Слушай, Лола Роза, у меня теперь морщины, да? Особенно на переносице? Как ты думаешь, эти инъекции Ботокса, они помогают? Может быть, я пройду курс, если мне еще раз повезет в лотерею.

– Ненормальная ты, мама. Нет у тебя никаких морщин.

– Есть! И все стало дряблое и висит.

Мама критически оглядела себя с головы до ног и погладила груди, как щенят.

– Смотреть жалко! И все-таки не хотелось бы, чтобы мне одну отрезали.

Она посмотрела на меня. Глаза у нее были очень большие и синие.

– Я сегодня ходила в больницу и была на приеме у этого врача.

– Мама! Что же ты молчишь?

– Я, вообще-то, не собиралась идти на этот дурацкий прием. Но потом подумала: а может, все же сходить? Раз у нас больше никого нет, Лола Роза, то я ведь не могу рисковать, правда? И если у меня что-то серьезное, так надо лечиться, правда?

– Зря ты мне не сказала, что пойдешь. Я бы пошла с тобой. Ты же ненавидишь больницы. – Я взяла маму за руку.

– Я правда немножко боялась. Но мне хотелось показать Джейку, что не такая уж я трусиха. Там пришлось ждать очень долго, а меня еще немного мутило после вчерашней выпивки, так что я чуть не ушла. Но потом я разговорилась с другими женщинами, которые тоже ждали, и мне стало полегче, потому что мы там были все с опухолями. А сам врач просто обалденный. Он, конечно, совсем старый, но очень красивый, у него такой элегантный костюм и очень красивые руки с длинными, чуткими пальцами. Мне было очень неловко снимать перед ним кофточку. Я все время краснела и хихикала, как школьница.

– Мама! С врачами не полагается кокетничать.

– Ты же меня знаешь – я буду кокетничать со шваброй, если ничего другого не подвернется. Но этот мистер Кей просто потрясный, честное слово. Он сказал, что не отрежет мне грудь, даже если это… рак. – Это слово мама произнесла еле слышно. – Он только вырежет опухоль и еще прихватит чуть-чуть под мышкой, если там тоже что-то есть. Здорово, правда? Он мне поклялся, что сделает надрез под грудью, так что почти ничего не будет видно.

– Когда это будет, мама?

– Он сказал, что поставит меня на одно из первых мест в списке.

Я представила себе маму в больнице. Потом я подумала о нас с Кендэлом. У меня пересохло в горле. Я сглотнула и подвигала языком, чтобы смочить рот.

– Не строй такие рожи, ты похожа на нашего бедняжку Пузырька.

– Мама, а мы с Кендэлом как? Пока ты будешь в больнице?

– Не волнуйся, дорогая. Я спросила медсестру, и она сказала, что у них выписывают через сутки или около того. Так что, я думаю, мне быстренько сделают операцию, и я поеду домой. Вам придется только одну ночь переночевать одним. Ты ведь справишься, детка?

Я была в этом не совсем уверена. Мне точно будет страшно. Но я ведь уже не маленькая Джейни. Я суперклассная Лола Роза.

– Конечно, справлюсь, мама, не волнуйся, – сказала я.

– Молодец, дочка.

Мама обхватила меня, мы прижались друг к другу и обнимались, пока у нас не заболели руки.

Все следующие дни мама вела себя как ангел. Она не стала пока искать другую работу, сказала, что займется этим после операции. Мы проели остаток лотерейных денег. Мама продолжала нас баловать. Перед школой она крошила Кендэлу красный фруктовый лед в кукурузные хлопья, а к вечернему чаю он получал пюре из фруктового льда. Она до хрипоты читала ему «Томаса-паровоза», водила его в бассейн и разрешала брать с собой Джорджа, хотя от него потом несло хлоркой.

Мне мама делала на завтрак бутерброды с шоколадом «Кэдбери», а к чаю – коктейль с «Рибеной». Каждый день она укладывала мне волосы в сложную прическу и помогала правильно наложить косметику, так что я выглядела почти хорошенькой.

И она купила мне пару лиловых лодочек на шпильках! Ходить в них нормально у меня все равно не получалось, хотя они мне были как раз, но это было совершенно не важно. Я без конца ковыляла на них по квартире, пошатываясь и хватаясь за стенки, и все время вытягивала ногу, чтобы полюбоваться подтянутостью икр, высотой подъема, мерцающим блеском лиловой кожи и головокружительным великолепием высоких шпилек.

– Держись естественно! Ты как будто по канату идешь, – смеялась мама.

Кендэл все время клянчил, чтобы ему тоже дали в них походить. У него был уморительный вид, когда он семенил в них по квартире с ярко-красными от фруктового льда губами, как маленький трансвестит.

– Ну и дети у меня! – сказала мама, зажигая сигарету и глубоко затягиваясь.

Глаза у нее вдруг увлажнились. Она сказала, что это от дыма, но, думаю, дело было не в этом.

Я иногда тоже начинала плакать в самый неподходящий момент, даже когда не думала о маме. В игре в лапту я пропускала легкий мяч, моя команда ворчала на меня, и я начинала рыдать, как младенец. Девчонки в классе язвили по поводу моих новых причесок, и я убегала плакать в туалет. У меня не получалась задача по математике, и я, всхлипывая, утыкалась лицом в парту.

На самом деле мне было наплевать на пропущенные мячи, глупых девчонок и дроби.

Все спрашивали: "Что с тобой, Лола Роза?"

Не могла же я сказать им: "Я боюсь, что мама умрет".

Нет, конечно, она не умрет. Может быть, у нее даже не рак. Ей просто вырежут небольшую опухоль, и она снова засияет, как солнце после дождя. Я представила себе маму под проливным дождем, с прилипшими к голове волосами, в белом кожаном пиджаке. Она промокла до костей, но улыбается, напевает и танцует по мокрому асфальту на своих высоких каблуках.

Глава пятнадцатая
Голос Рока

Пришло письмо из больницы. Это было первое письмо, которое мы получили на новый адрес.

У мамы так дрожали руки, когда она его вскрывала, что вместе с конвертом порвалось и письмо. Она растерянно держала в каждой руке по половинке.

– Ну вот и все, дети, – сказала она. – Операция в четверг. В этот четверг… Быстро это у них. Мистер Кей, правда, говорил, что хочет взять меня на операцию как можно быстрее.

Мама улыбнулась, как будто мистер Кей сгорал от нетерпения назначить ей свидание.

– Мама, я не хочу, чтобы ты ложилась в больницу, – сказал Кендэл. – Тем более в четверг. По четвергам мы ходим в бассейн. Ты не можешь уехать.

– И все-таки придется мне уехать, дружок, – сказала мама.

Но в среду вечером уверенности у нее поубавилось. Она начала пить. Я испугалась, что она снова перепьет.

– Мама, тебе нельзя напиваться, когда ты завтра должна быть в больнице. – Я попыталась незаметно убрать бутылку.

– А ну поставь на место, Лола Роза. Нет, лучше налей мне еще стаканчик.

– Мама… – Я налила ей совсем чуть-чуть, а потом нарочно уронила бутылку.

Пол был весь залит и засыпан осколками. Я порезала пальцы, пытаясь убрать всю эту грязищу. Мама дала мне оплеуху за то, что я такая бестолочь. Я заплакала. Мама тоже заплакала. Потом мы долго сидели, прижавшись друг к другу, и грустно молчали. Я принесла Кендэла к маме в кровать, и мы улеглись все вместе. Не думаю, чтобы мама спала в эту ночь. Каждый раз, как я просыпалась, глаза у нее были широко открыты.

Мне все время снились кошмары. От Джорджа пахло хлоркой, и мне снилось, что мы все, вцепившись друг в друга, погружаемся в воду, где нас поджидают акулы.

Мы встали очень рано. К завтраку мама купила круассаны и датские пирожные, чтобы нас побаловать. Сама она ни к чему не прикоснулась. Кендэл выковырял коринки, облизал крем, а есть почти ничего не стал. Я доела все три пирожных, хотя они немного подсохли за ночь. Но сколько я ни ела, мне все равно казалось, что внутри у меня пусто.

Мама не захотела как следует с нами прощаться.

– Давайте не будем устраивать прощание, а то мы все разревемся. Всё, дети, пора в школу. В холодильнике найдете кое-что вкусное к чаю. Кендэл, слушайся Лолу Розу и ложись спать, когда она тебе скажет. Я вернусь, как только смогу. В больницу не ходите, а то вдруг кто-нибудь спросит, почему вы одни. Ну, идите. Валите в школу! И не глядите на меня такими испуганными глазами. Ничего со мной не случится. Обещаю. Я ведь госпожа Удача.

Я отвела Кендэла в школу и бегом вернулась домой. Мама выбежала на звук ключа, порозовев от радости. Она, видимо, надеялась, что это Джейк.

– Лола Роза!

– Я помогу собрать вещи для больницы и провожу тебя.

Мама вздохнула, но у нее не было сил отправлять меня обратно в школу. Она достала свой чемодан:

– Помнишь, как мы бросали сюда все подряд в тот вечер, когда папа тебя ударил? Интересно, что он сейчас делает?

– Напивается. Поет. Флиртует с женщинами. Дерется. – Я открыла мамины полки и стала перебирать ее вещи.

– Как ты думаешь, может быть, сообщить ему на случай… – Мама остановилась.

– Нет.

– Но он ваш отец. Он вас правда любит, детка. А с Кендэлом он вообще всегда был очень мягким.

– Нет!

Я вынула ее любимую черную ночную рубашку.

– Мама, ты не можешь ходить в ней в больнице. Она прозрачная.

– Подумаешь, – сказала мама. – Хотя… – Она просунула руку под тонкий нейлон. – Да, пожалуй, немного просвечивает. Ну и что? Пусть мистер Кей хоть взглянет разок на пару великолепных грудей, прежде чем начнет выковыривать оттуда опухоль.

– Мама, прекрати.

– Хотя, пожалуй, эта рубашка будет странно смотреться поверх повязок, – мрачно сказала мама. – Может, лучше мне купить другую по дороге? – Она заглянула в кошелек. – Нет, пожалуй, не надо. Я должна устроиться на работу, как только выйду из больницы. Надо было раньше этим заняться, но мне так хотелось просто побыть с вами.

– Нам этого тоже очень хотелось, мама. Слушай, возьми мою рубашку. Она чистая, я ее всего пару раз надела. И ты в нее запросто влезешь.

Мама посмотрела на белую длинную футболку с мишкой на груди и сунула ее в чемодан.

– Ладно, сгодится. Выглядеть будет по-дурацки, зато прилично. И потом, мне будет казаться, что я прижимаюсь к тебе, Лола Роза. Это мне поможет. – Мама посмотрела на меня: – Как ты тут справишься, золотко? Слушай, я тебе на всякий случай оставлю свой мобильный. Только смотри не наговори очень уж большой счет, будь умницей. Ничего, что вам придется ночевать одним?

– Ничего, конечно, – бодро сказала я.

– Вы ведь не одни в доме. Внизу мисс Паркер, а наверху мальчики.

– Да, мама.

Мы обе знали, что старая грязнуля мисс Паркер за собой-то не может присмотреть, не то что за кем-нибудь еще. А со Стивом и Энди мама больше не разговаривала. (Маме показалось, что Стив слишком любезен с Джейком, и она сказала, чтобы он прекратил строить глазки ее приятелю. Она еще много чего сказала, Стив и Энди смертельно обиделись.)

Мама начала обкусывать палец. Я тихонько отвела ее руку ото рта:

– Мама, перестань. Ничего с нами не случится.

– Вы можете попробовать дозвониться Джейку. Хотя сейчас он выключил мобильник, гад такой.

– Не звони ему, мама, не надо. Он нам не нужен. Никто нам не нужен.

– До чего же ты взрослая и умная девочка, Лола Роза! – сказала мама.

Я очень старалась чувствовать себя взрослой. Я сделала маме чаю и положила на стол засохший круассан, а сама пока укладывала ее умывальные принадлежности, щетку для волос и косметику. На дно чемодана я положила открытку, которую сделала для нее.

Я вырезала зайчонка с грустными глазами и приклеила на середину листа. На уши и лапки налепила кусочки бинта, чтобы было похоже на перевязку. Я подумала, не сделать ли ему повязку на грудь, но потом решила, что получится слишком буквально. Вокруг зайчонка я наклеила цветы, бабочек и птиц и написала своим лучшим почерком: "Мама, поправляйся скорее. С горячей любовью от Лолы Розы и Кендэла". Кендэл добавил множество поцелуев. Он делал их недостаточно аккуратно. Все поцелуи были разного размера и портили всю симметрию, но я надеялась, что мама не станет обращать на это внимания.

Сама я расцеловала ее на остановке. Я немного увлеклась.

– Хватит! Ты мне всю пудру сотрешь, – сказала мама и посмотрела на мои часы. – Ой, да провались все это. Я выйду на главную улицу и возьму такси.

– До больницы ехать и ехать, мама.

– Слушай, я же больная. Почему я должна трястись в автобусе? – сказала мама.

Мы с ней дошли до стоянки такси. Я снова поцеловала ее и обняла на прощание – и еще, и еще раз. – Потом она села в такси, и машина тронулась. Такси уже свернуло за угол и скрылось из виду, а я все стояла и махала ему вслед.

Я все еще видела перед собой, как мама машет мне рукой из машины, медленно покачивая раскрытыми пальцами, как королева, приветствующая публику, а ее губы беззвучно говорят мне "прощай".

В голове у меня раздался страшный голос Рока: "А что, если это и правда прощание? Что, если ты видишь маму в последний раз?"

Спасаясь от зловещего голоса, я вбежала в аудиомагазин в торговом центре, надела наушники и включила звук на полную громкость, так что голова стала раскалываться. Было еще только одиннадцать, но я решила зайти пообедать. Мама дала мне десять фунтов – целую кучу денег. Я взяла гамбургер, картошку и большой стакан кока-колы и умяла их в мгновение ока. Чувство пустоты в желудке не проходило. Потратить на себя больше было бы подло по отношению к Кендэлу. Поэтому я продолжала сидеть за столиком, наблюдая за мамой с двумя детьми в соседнем ряду. Дети едва притронулись к еде. Как только двойная коляска отъехала от столика, я оказалась на их месте. Они оставили половину гамбургера, прорву картошки и почти полный стаканчик мак-фларри. Я заглотила все это с такой скоростью, что меня затошнило, хотя голод не проходил. Потом я прошлась по магазинам, кусая шоколадку «Кэдбери». Вообще-то, я хотела оставить половину Кендэлу, но не могла удержаться. Куда себя девать, я не знала. Идти домой не хотелось – там мне, наверное, будет совсем тошно без мамы, хотя я и привыкла, что ее часто нет. Поэтому я побрела в школу, как пай-девочка. По крайней мере, можно будет еще раз пообедать. Учительнице я сказала, что у меня болел живот, но сейчас стало лучше.

– Ты правда была нездорова? – шепотом спросила Харприт.

Она старалась помириться со мной. Мне тоже хотелось с ней помириться, хотя я была по-прежнему зла на нее.

– Да, я была нездорова, потому что напилась, как и мама, – сказала я тоже шепотом. – Мы выпили на двоих целую бутылку водки.

Харприт разинула рот:

– Не может быть!

– Конечно, не может. Харприт, ну почему ты иногда такая тупая? Ты чему угодно готова поверить. – Потом я смягчилась: – Ну ладно, не тупая. Очень даже острая – как иголка. И такая же тонкая. А я зато толстая. Вот, смотри! – Я ущипнула себя за набитый живот. – Ух как я растолстела!

Харприт рассмеялась:

– Может, это ты беременна?

Мы обе рассмеялись. Все было в порядке. Мы снова подруги.

Я сказала ей, что мама уехала в больницу.

– Бедная, как же ты, наверное, волнуешься!

– Да. Еще бы!

– Все будет хорошо. – Харприт погладила мою руку. – А кто же остался с тобой и с Кендэлом, раз Джейк сбежал?

– Он не сбежал. Мама его выставила, я же сказала.

– Ну да. Неважно. Так кто к вам приедет? Бабушка? Тетя?

Я понимала, что признаваться нельзя, но слишком уж мне хотелось потрясти Харприт.

– Никто к нам не приедет, – сказала я небрежно.

Харприт была должным образом поражена.

– Но вы же не можете оставаться одни.

– Конечно, можем. Всего-то на одну ночь.

– Меня мама никогда одну не оставляет. В прошлые каникулы она даже моей сестре не разрешила остаться одной, а ей восемнадцать.

– Не говори своей маме, ладно? – поспешно сказала я, испугавшись, что теперь начнутся неприятности.

– Не скажу.

– Обещаешь?

– Клянусь! – Харприт показала, как она запечатывает губы и перерезает себе глотку. Хорошенько обдумав ситуацию, она нахмурилась: – А кто же вам будет готовить ужин?

– Я. Я часто готовлю.

Конечно, смотря что подразумевается под словом «готовить». Я могу открыть банку консервов и подогреть хлеб в тостере. Это ведь тоже готовка. Харприт, конечно, представляла себе сложные блюда, которые готовит дома ее мама.

– Ты потрясающий человек, Лола Роза, – сказала она. – Ты уже как будто взрослая.

Я почувствовала, что я и правда потрясающий человек.

Но потом пришлось идти домой, заходить в пустую-пустую квартиру.

– Мне нужна мама. – Кендэл сидел на полу, уткнувшись носом в Джорджа.

– Ты же знаешь, мама в больнице. Зато у тебя есть я.

– Ты мне не нужна. Мне нужна мама. – Лицо у Кендэла сморщилось.

– Перестань. И не смей плакать. Мне уже надоело, что ты такой плакса. Слушай, будь хорошим мальчиком, и я сделаю тебе что-нибудь к чаю. А если будешь выть, я подумаю, что ты стал опять младенцем, надену на тебя памперс и уложу в кровать.

Кендэл сердито посмотрел на меня:

– Я тебя не люблю.

– Я тебя тоже не люблю, – ответила я. – Лучше бы у меня был другой брат. Как у Харприт, например. Но мне подсунули тебя, Кендэл-мятное-печенье и придется мне с этим смириться. Давай лучше посмотрим, что в холодильнике.

Там стояли две картонные коробки. В одной была большая пицца; на ней было кетчупом нарисовано улыбающееся лицо. Во второй – огромный шоколадный торт с двойной прослойкой сливочного крема. Сверху мама написала вдавленными в глазурь красными и лиловыми драже: "Ням-ням!"

Я посмотрела на пиццу. На шоколадный торт.

И разрыдалась.

Кендэл недоуменно посмотрел на меня:

– Ты что, не любишь пиццу и шоколадный торт?

– Обожаю. – Я утерла нос кухонным полотенцем.

– А чего ж ты тогда плачешь?

– Потому что мама так старалась. Мне тоже нужна мама. И я тоже делаюсь от этого плаксой. Можешь обзывать меня так сколько влезет.

– Плакса! – сказал Кендэл.

Он твердил это, пока ему не осточертело, – несколько часов, как мне показалось. Правда, все тянулось часами.

Я разогрела пиццу, и мы съели половину, а потом еще по куску шоколадного торта. Я читала Кендэлу «Томаса-паровоза» и нарисовала картинку с поездом, усердно работая ластиком, пока все колеса не выстроились у меня в прямую линию. Кендэл стал ее раскрашивать (и все испортил). Потом мы поели еще холодной пиццы и по второму куску торта. И по третьему. Я, по крайней мере. Кендэл съел только драже сверху.

Казалось, прошел уже целый день, а на самом деле меньше часа. Я включила телевизор, чтобы проверить время, – я была уверена, что наши часы остановились.

Сколько-то времени мы с Кендэлом смотрели в экран, но потом там началась передача про больницу, и я переключила программу. Там шла комедия, но нам было не смешно. Мы как будто настроились на собственную передачу про больницу и смотрим, как маму увозят на операционный стол, где люди в масках набрасываются на нее с острыми инструментами.

Кендэл подползал все ближе, пока не оказался у меня на коленях. Я положила подбородок ему на голову. Волосы у него отросли, и он был похож на взъерошенного утенка.

– У тебя стали такие красивые волосы, Кендэл.

Кендэл напрягся:

– Я хочу их остричь!

– Нет, так гораздо симпатичнее.

– Я не хочу симпатичнее. Я не хочу красивые волосы. Я хочу быть крутым!

Отец все время водил его в парикмахерскую и просил постричь под ноль. Кендэл с этой стрижкой казался не крутым, а лысым, как новорожденный младенец, но папа не уставал восхищаться, какой крутой парень его сынок.

– А теперь мы папу больше не видим, – прошептал Кендэл Джорджу и обернулся ко мне: – А маму мы еще увидим?

– Конечно! Завтра, когда она вернется из больницы.

– Обещаешь?

– Обещаю, – сказала я.

Голос Рока передразнил меня:

"Обещаю"! Как ты можешь это обещать? Может быть, она вообще не вернется".

Этот голос не умолкал у меня в ушах полночи. Мне было страшно одиноко, несмотря на Кендэла под боком. Я вцепилась в медведицу Розочку, как маленький ребенок. Под нами рокотал телевизор мисс Паркер. Потом я слушала, как скрипят у меня над головой половицы и урчат водопроводные трубы, когда Стив или Энди спускают воду в туалете. Под окнами проезжали машины, орали коты, шумели пьяные. Иногда на улице слышались шаги.

При звуке шагов по нашему тротуару я каждый раз вздрагивала.

Ночь все не кончалась и не кончалась.