Текст книги "Лола Роза"

Автор книги: Жаклин Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

– Еще не хватало!

Миссис Бэлсэм рассмеялась:

– Ах ты господи! Ладно, все ясно. Ну, до свидания, Лола Роза. Надеюсь, тебя не очень сильно отругают за поздний приход.

– Все будет в порядке, – сказала я.

Глава двенадцатая
Ребенок?

Кендэл еще не спал, когда я вошла, хотя его время давно прошло. Собственно, уже и мое прошло.

– Никогда больше не уходи так, – сказал Джейк. – Кендэл из-за тебя плакал.

– Ничего я не плакал. – Кендэл стал колотить его Джорджем по голове. – Не нужна мне эта дура Лола Роза. Я ее терпеть не могу.

– Правда? Так тебя и обнять нельзя?

Кендэл помотал головой, но я все же взяла его на руки. Он слабо отбрыкивался для виду, а потом прижался ко мне.

– Пора спать. – Я погладила его по мягким, пушистым волосам.

– Я не устал, – заявил Кендэл, зевая.

– Зато я устал! Прочел «Томаса-паровоза» не меньше двухсот раз подряд, – сказал Джейк.

Я уложила Кендэла, и он мгновенно уснул. Потом я вернулась к Джейку:

– Вы расскажете маме, что я выходила в ее туфлях и прочем?

– Вообще-то, надо бы. Но не расскажу.

– Спасибо!

– Да я о себе забочусь! Она меня убьет за то, что я тебя отпустил. Лола Роза, у тебя что, правда есть парень?

– Ну, я встречалась со знакомыми мальчишками. Но тот, который мне нравился, оказался не очень приятным, так что я, наверное, больше не буду с ним встречаться.

– Может быть, это и правильно.

– Может быть… – Я колебалась. – Джейк, помните, вы мне сделали цветочные заплатки на джинсах? Вы бы не могли и на джинсовую курточку нашить цветы – скажем, на карманы? Лучше всего розовые, под цвет меха?

– Конечно, мог бы. Если ты будешь хорошо себя вести.

– Буду! – Я не поцеловала его, уходя спать, потому что я не малышка, как Кендэл, зато помахала ему на прощание, и он помахал в ответ обеими руками.

– Джейк правда хороший, – шепнула я Кендэлу, устраиваясь рядом с ним в кровати.

– Я знаю, – пробормотал Кендэл.

Я уже думала, что он опять заснул, как вдруг он спросил:

– Он лучше папы?

– Для нас лучше, – ответила я.

Джейк ничего не сказал маме, но она сама догадалась. Я испачкала кофточку и оторвала одну набойку у туфель.

– Ты брала мои вещи, такая-сякая! – сказала она наутро, шлепая меня измятой кофточкой.

Она была в отвратительном настроении. Я слышала, как она среди ночи ругалась с Джейком. Мне стало страшно, хотя они не дрались.

– Я просто понарошку наряжалась, – поспешно сказала я.

– Ты ходила гулять в таком виде! Не ври мне, Лола Роза! Мои лучшие туфли все в грязи, идиотка! Кто тебе разрешил таскать мои вещи? Джейка ты можешь обвести вокруг пальца, но со мной номер не пройдет. Я не позволю, чтобы ты шлялась по улицам одна в таком виде! Или не одна? Ты что, с мальчишками гуляла?

– Я гуляла в парке с миссис Бэлсэм, – сказала я.

Джейк взглянул на меня, но ничего не сказал. Зато мама много чего сказала:

– И что она у тебя выспрашивала? Небось интересовалась, почему ты тут шатаешься одна на моих шпильках, как малолетняя проститутка. Господи, Лола Роза, как ты меня подвела!

– Нет, мама. Она очень хорошая. Она говорит, что я необычная.

– Необычные вкусы – это точно! Трепаться с этой любопытной старой каргой…

– Она не любопытная. Мама, ты неправа. Она просто добрая.

– Чушь! – сказала мама. – Слушай, Лола Роза, держись от нее подальше. Не давай ей ничего из тебя вытянуть. А то вы оглянуться не успеете, как окажетесь в приюте – и ты, и Кендэл.

– Не хочу в приют, – захныкал Кендэл.

Он понятия не имеет, что такое приют, но от страха просыпал кукурузные хлопья себе на майку.

– Ну вот. Видишь, до чего ты его довела? – сказала мама. – А мы и так опаздываем в школу. Иди сюда, поросенок, давай я тебя переодену.

– Лола Роза его переоденет и отведет в школу. А мы с тобой идем к врачу, Вик.

Мама вспыхнула:

– Ты, дружок, можешь идти к врачу, если тебе надо. У меня нет времени сидеть в какой-то гнусной приемной и вдыхать чужие микробы. Пошли, Кендэл.

Сердце у меня заколотилось.

– Мама, что случилось? Ты заболела?

– Ничего я не заболела. И ничего не случилось.

– Виктория! – сказал Джейк.

– Ты замолчишь или нет? – отрезала мама.

Я не отставала от нее, но она не желала ничего говорить. Я послушалась Джейка и повела Кендэла в школу. Все утро я не могла успокоиться.

– Что с тобой, Лола Роза? – спросила Харприт, когда мы пошли обедать. – Ты на меня не сердишься? Это не потому, что мама тебя не пригласила обедать? Она у нас немножко со странностями. Ты уж прости, пожалуйста.

– Нет, Харприт, я не из-за твоей мамы такая, а из-за своей. – Я перестала кусать половинку банана, которым Харприт меня угостила. – Джейк сегодня уговаривал ее пойти к врачу. Они мне не говорят зачем. Мама твердит, что она не больна, но тогда зачем ей к врачу?

– Я знаю зачем! – сказала Харприт. – У нее, наверное, будет ребенок.

Я уставилась на нее.

– Не смотри на меня так ошарашенно. У твоей мамы ведь может быть ребенок от Джейка, правда?

– На-наверное, – пробормотала я. – Но она, по-моему, не хочет больше детей.

– Что поделаешь, бывает, – сказала Харприт многоопытным тоном.

Я попыталась представить себе будущего ребенка – маленькое, плаксивое, розовое существо с длинными кудрями Джейка, падающими до самых пят. Может быть, мне разрешат его причесывать, заплетать волосы и играть в парикмахерскую. Кендэл уже не всегда разрешал мне брать себя на руки и нянчить. Может быть, и неплохо, если появится новый малыш. У мамы не хватает терпения с младенцами. Я могла бы присматривать за ребенком и воображать, будто это мой собственный.

Я доела остатки банана и перешла к шести квадратикам шоколада «Кэдбери», аккуратно разгладив обертку. Может быть, можно будет нарядить младенца во все лиловое. Джейк помог бы мне сшить маленькие лиловые штанишки с красными цветами на карманах. И можно было бы купить малышу лилового мишку.

Весь день я рисовала наряды для малыша на обложке школьной тетради. Потом мы с Харприт под ручку пошли забирать Кендэла и Амандип с продленки. Всю дорогу домой мы говорили о будущем ребенке.

– А у кого будет ребенок? – спросил Кендэл.

– У мамы. То есть я точно не знаю, это Харприт так думает.

– У мамы?! – Кендэл очень удивился. – Нет, у нее не будет. У нее же нет большого живота.

– Пока нет, а потом вырастет.

– А у нашей мамы будет ребенок? – спросила Амандип. – У нее есть большой живот.

– Нет, она просто толстая. Надеюсь, я не буду такой толстой, когда вырасту. – Харприт провела руками по своим тонким бедрам. – У моей сестры живот тоже стал немножко толстый. Если она беременна, вся наша семья на стены полезет от ярости.

– Не хочу, чтобы у мамы был ребенок, – сказал Кендэл.

– Ну и зря. Тебе же нравится играть в малышей в игрушечном домике. Я тебе покажу, как его купать, кормить и менять памперсы.

– Не хочу я менять закаканные памперсы!

– Я твои без конца меняла!

– Кендэл носит памперс! – обрадовалась Амандип.

– Неправда! – выкрикнул Кендэл и с силой ударил меня кулаком в живот. – Скажи ей, что неправда!

– Ох! – Я согнулась пополам. – Прекрати драться, Кендэл, больно же. Слушай, не вздумай теперь маму ударить по животу – ты можешь всерьез навредить и ей, и ребенку.

– Кендэл носит памперс, памперс, памперс! – заливалась Амандип.

Кендэл бросился и на нее и тут же получил сдачи. Кулачок у нее был твердый, как из камня. Кендэл взвыл, и половину пути до дому мне пришлось тащить его на себе.

– Сам виноват, глупый! – сказала я, попрощавшись с Харприт. – Ты ее первый ударил. А дерется Амандип гораздо лучше тебя. Ты просто не обращай внимания, когда она тебя дразнит.

– Я не ношу памперс!

– Я знаю. И она знает. Она просто дурачилась.

– Я с ней больше не дружу. Хочу к Джорджу! – Кендэл бился головой о мое плечо, пытаясь превратить меня в голубой плюш.

Джорджу запретили появляться в школе, потому что он перекусал всех детей в подготовительном классе. Он прятался за спиной у Кендэла, а потом внезапно выскакивал и кусал детей за ноги. Учительница все время говорила Кендэлу, чтобы он перестал, но Кендэл отвечал, что это не он, это Джордж, а акулы не виноваты, что кусают всех за ноги, – они такие от природы.

Учительница Кендэла поговорила со мной. Я велела Кендэлу прекратить. Он сказал, что постарается, но не всегда может сдержать Джорджа.

Когда Джордж напал на крупного мальчика по имени Дэн, который обозвал Кендэла психом, Кендэл кричал: "Фас его, фас!" Джордж не мог кусаться по-настоящему – в отличие от Дэна, который, нагнувшись, вонзил зубы в худую икру Кендэла.

Мама пришла в ярость, когда увидела на ноге у Кендэла следы укусов. Она уже готова была рвануться в школу и броситься в драку с учителем, крупным мальчиком Дэном и его еще более крупной мамашей. Я рассказала ей, как все было, и это произвело на нее впечатление. Она огрела Кендэла Джорджем по голове и сказала, что отныне ему придется ходить в школу без своей акулы.

Кендэл каждое утро плакал и скулил, расставаясь с Джорджем. Мама сказала, что он сам виноват, и держалась твердо.

Джейк купил Кендэлу жевательный мармелад в виде голубых акул, чтобы ему было не так грустно идти в школу. Кендэл жевал конфеты, но рыдал так же безутешно. Голубые слюни текли у него по подбородку и капали на футболку.

Я попыталась превратить кровать в аквариум для Джорджа, расстелив на покрывале джинсовую куртку Джейка и разбросав по ней вместо водорослей мои зеленые носки. Я сказала, что Джордж, наверное, гигантская акула, которая любит погреться на солнышке, поэтому днем он с удовольствием побездельничает в аквариуме.

– Он будет без меня очень скучать, – плакал Кендэл.

– Ему, конечно, будет одиноко, но он всегда может уткнуться носом в подушку и представить, что это ты.

– А мне во что уткнуться носом в школе? – спросил Кендэл.

Я предложила отрезать крошечный кусочек от плавника Джорджа, чтобы Кендэл мог положить его в карман и иногда утыкаться в него, как в носовой платок. Кендэлу идея мини-ампутации не понравилась. Он предпочитал утыкаться носом в меня.

Я, конечно, вздыхала, но была в то же время рада, что во мне так нуждаются. Мне придется присматривать за Кендэлом, когда родится новый малыш. Я буду много возиться с ними обоими. Я буду забирать Кендэла из школы, а малыша из яслей и водить их гулять в парк. Я найду настоящий парк с качелями, прудом с утками и с ларьком мороженого. Кендэла я посажу на одни качели, а сама сяду на другие с младенцем на коленях.

Я буду настоящей Лолой Розой с волосами до пояса и намного-намного гуще, чем сейчас. Меня, наверное, будут принимать за маму малыша. А может быть, у меня уже скоро появятся собственные дети, раз я так хорошо умею обращаться с малышами. Или я могу открыть свои ясли, и мы там будем делать коллажи из клейкой бумаги, вермишели и жевательного мармелада.

Всю дорогу домой я разыгрывала в воображении эти сцены. У меня болели руки от того, что я несла Кендэла, но я не обращала на это внимания и напевала песенку "Счастье и удача", покачивая его в такт мелодии.

Страх у меня совсем прошел.

Я не знала, что настоящий страх еще впереди.

Глава тринадцатая
Опухоль

Мама и Джейк были дома. Они сидели в разных углах своего нового дивана. Глаза у мамы были красные и припухшие, губы крепко сжаты, как будто она боится снова расплакаться. Джейк с тревогой смотрел на нее. У него глаза тоже были красные. Неужели и он плакал?

Мама взглянула на нас.

– Что вы так на меня смотрите? – спросила она.

Джейк потянулся к ней и хотел взять ее за руку:

– Скажи им!

Мама стряхнула его руку:

– Замолчи!

– Что? Скажи нам! – Я по-настоящему испугалась.

– Мы и так знаем! – сказал Кендэл.

– Что вы знаете? – Мама явно удивилась.

– У тебя будет ребенок!

Мама коротко хохотнула:

– Нет, не будет.

– Будет, мне Лола Роза сказала.

– Лола Роза сама не знает, что говорит. – Мама скрестила руки и посмотрела на меня.

Мой новый малыш в штанишках с цветочками стал блекнуть и расплываться, пока от него не осталось только лиловое пятнышко.

– Тогда что случилось? Вы с Джейком расходитесь?

– Я бы не удивилась, – сказала мама.

– Нет, не расходимся! – Голос у Джейка был не совсем уверенный.

– Что, папа нас выследил? – прошептала я, озираясь в ужасе и пытаясь угадать, откуда он на нас набросится.

– Твой папа здесь ни при чем. И вообще, ничего не случилось. – Мама пошла ставить чайник и с такой силой пустила воду, что брызги полетели ей в лицо. – Черт! Я хочу выпить чаю. Еще кому-нибудь сделать?

– У вашей мамы опухоль, – сказал Джейк.

Он пробормотал это так тихо, что я почти не расслышала, что он говорит. Но даже когда я разобрала слова, из них все равно не получалось никакого смысла. Опухоль? Я смотрела на маму и пыталась увидеть опухоль у нее на голове, на руке – где-нибудь.

– Джейк, я тебя просила помолчать. – В мамином голосе звучало бешенство. – Детям совершенно не нужно об этом знать.

– Им придется об этом узнать, раз ты ложишься в больницу.

– Я не ложусь в больницу! – сказала мама, яростно утирая влажный лоб кухонным полотенцем.

– Врач сказал…

– Мало ли какую ерунду он сказал, чтобы меня напугать. Я здорова – сколько раз тебе говорить? У меня что, больной вид? Что со мной не так? Зачем я пойду в больницу и дам разрезать себя на куски? – Мама перестала бить себя в грудь и застыла, обхватив себя руками.

– Мама, какая еще опухоль? – Я подошла к ней и хотела прижаться к ее плечу, но она меня оттолкнула.

– Ничего не случилось, ничего, ничего! – сказала она с яростью.

Что-то случилось, еще как случилось!

Опухоль была у нее в груди уже много месяцев и все время росла. Мама никому ничего не говорила, надеясь, что само пройдет. Потом Джейк почувствовал опухоль и сказал ей, что надо пойти к врачу. У нас здесь врача не было, поэтому Джейк потащил ее к своему.

– Он говорит, что вашей маме нужно немедленно явиться в клинику. Он дал ей талон вне очереди.

– Пусть подавится своим талоном, я никуда не пойду. Очень нужно, чтобы какой-то ублюдок меня ощупывал, а потом сказал, что мне придется отрезать грудь.

Я сделала маме чаю, но ее трясло. Ее зубы стучали о кружку при каждой попытке отхлебнуть глоток.

Меня тоже стало трясти.

– Он сказал, что, может быть, до этого и не дойдет. Может быть, это просто киста или что-нибудь в этом роде, – сказал Джейк. – Но даже если окажется самое плохое, то он говорит, что это всего лишь обычная небольшая операция, ничего страшного.

– Небольшая! – сказала мама. – Не дам я им себя резать. Они мне испортят фигуру, и кому я тогда буду нужна, боже ты мой!

Она смотрела на Джейка. Мне так хотелось, чтобы он сказал то, что нужно, но он не мог выдавить из себя ни слова.

Кендэл заплакал. Я взяла его на руки и крепко прижала к себе.

– Видишь, ты совсем расстроил ребятишек! – сказала мама. – Ну почему ты такое трепло, а, Джейк?

– Я только хотел помочь.

– Не нужна нам твоя помощь. И ты нам не нужен, – сказала мама.

Она тут же зажала себе рот рукой, как бы не веря, что могла такое сказать. Она смотрела на Джейка, и глаза ее наполнялись слезами, совсем как у Кендэла. Она вовсе этого не думала – просто говорила глупости со страху. Джейк был ей страшно нужен.

Он сидел молча, как манекен, и только теребил свою длинную прядь, наматывая ее на палец. Мама расплакалась. Джейк не пошевелился. Мама придвинулась к нему, уткнулась ему в грудь и разрыдалась, оставляя черные полосы туши на его голубой джинсовой рубашке. Мама просила прощения, а Джейк говорил, ничего, все будет в порядке. Но голос у него был такой, будто он читает телефонную книгу, а глаза смотрели в стену.

В эту ночь я не могла уснуть. В кровать я тайком пронесла большой пакет жевательного мармелада, хотя и так съела за ужином огромную пиццу с сыром и ананасом. Я вертелась с боку на бок, держась руками за тугой живот и набив рот мармеладками.

Кендэл сонно посапывал у меня за спиной, прижав к груди Джорджа. Мама и Джейк очень долго не спали. Я все время слышала, как они шепчутся. Мама заплакала, и я села на постели, раздумывая, надо ли бежать к ней. Но потом я услышала, как Джейк говорит ей разные разности, потом вздохи и скрип кровати.

Я сунула голову под подушку, чтобы ничего больше не слышать. Мне хотелось улететь сквозь подушку в леденцовую страну грез, где никогда не случается ничего плохого и все лежат на больших мягких диванах и сосут конфеты. Мне уже снилось, что и я лежу на таком диване, но тут он начал опрокидываться, меня затошнило и изо рта у меня хлынул клубнично-апельсиново-лимонный поток. Меня закружило в этой огненно-красной воде и понесло в океан, где плавали огромные темные акулы.

На следующее утро мама пыталась делать вид, что ничего не случилось. Говорить об опухоли она не желала. И так она держалась день за днем, делая вид, что ее совершенно ничто не беспокоит. Она бродила по квартире, громко напевая, но никого не могла обмануть, даже Кендэла.

Однажды я проснулась среди ночи и захотела в туалет. В ванной была мама. Она держала в руке ночную рубашку и разглядывала себя в зеркало. Голова у нее была откинута, руки на бедрах, грудь вперед, как будто она позирует для гламурной фотографии. Губы она растянула в глупую улыбку, но по щекам текли слезы.

Она вскрикнула, увидев меня, и прикрыла грудь руками. Я подумала, что опухоль, наверное, вылезла наружу и ужасно выглядит.

– А постучаться нельзя было? – сердито сказала мама, поворачиваясь ко мне спиной и натягивая через голову рубашку.

– Мама, ты пойдешь в клинику?

– Нет.

– А если опухоль еще вырастет? А если…

– Джейни, не надо об этом говорить.

– Лола Роза, – прошептала я.

– Хорошо, Лола Роза. Иди ложись обратно. Живо!

Пришлось лечь обратно, хотя мне очень хотелось писать. Я скорчилась, чтобы утерпеть, и думала, что же теперь делать.

Харприт я ничего не сказала. Пусть себе щебечет о младенцах. Мне не хотелось рассказывать ей об опухоли, потому что это слишком страшно. Я не хотела, чтобы это было правдой. Но это было правдой, и я больше ни о чем не могла думать. Харприт застала меня в слезах в школьном туалете и не отставала, пока я ей не объяснила, что случилось.

– Клянись, что никому не скажешь.

Харприт торжественно поклялась жизнью своей младшей сестренки.

– Ну что случилось, Лола Роза? Это из-за ребенка?

– Не будет никакого ребенка, – сказала я.

Харприт подняла на меня свои прекрасные глаза и спросила шепотом:

– Она его потеряла?

– Нет, она и не ждала ребенка. Ты не угадала. У нее… у нее опухоль. Вот здесь. – Я провела пальцем по воздуху над собственной плоской грудью.

– Мамочки! – сказала Харприт. – Рак?

Я вздрогнула, как будто она произнесла нехорошее ругательство. Никто еще не решился произнести это слово.

– Не знаю. Ей сказали прийти в клинику, чтобы выяснить. Но она говорит, что не пойдет.

– Она должна пойти! Она что, ненормальная?

– Она всегда была немножко ненормальная в таких вещах.

Я долго-долго мылила руки, пока не взбилась пена.

– У моей двоюродной бабушки был рак груди, – сказала Харприт.

– Она поправилась?

Наступило страшное молчание. Я все мылила и мылила руки, так что они оказались как будто в белых перчатках.

– Мне не хочется тебе это говорить, Лола Роза, но, вообще-то, она умерла.

Я стиснула намыленные руки.

– Но она была намного старше твоей мамы.

– А от этого что-то зависит?

– Конечно, зависит. Двоюродная бабушка была уже старая. И потом, у нее были ушибы. Мама говорит, поэтому она и заболела раком. Она откуда-то упала и стукнулась грудью. Она была вся в синяках.

Я застыла, вспомнив синяки на груди у мамы.

– Так от этого бывает рак груди? – прошептала я. – Им можно заболеть, если тебя сильно ударят?

– Наверное. Я не знаю. Это мама так рассказывала, она может и ошибаться. Лола Роза, ну пожалуйста, не плачь.

– Я не плачу.

Я была уверена, что Харприт ошибается. И все же мне стало еще хуже от ее слов. Я стала отчаянно тереть глаза. В них попало мыло, и я заплакала в голос.

Харприт плеснула мне в лицо воды и стала стирать мыло подолом юбки. Было очень больно, но я почти не обращала на это внимания. Промыв мне глаза, Харприт обняла меня за плечи:

– Я уверена, что у твоей мамы нет никакого рака, Лола Роза. Это может быть просто какая-то припухлость, которая ничего плохого не значит.

– Джейк тоже так говорит. Но он говорит, что маме все равно надо пойти и вырезать эту опухоль.

– Ну да, конечно.

– Как ты думаешь, а если она все-таки не пойдет, что будет? Эта опухоль будет все расти и расти?

Мне представилась страшная картина: мама, у которой одна грудь раздута, как шар, и вся покрыта отвратительными бородавками.

– Может быть, – сказала Харприт. – Но не пугайся ты так. С твоей мамой все будет в порядке, честное слово.

– Обещаешь? – глупо спросила я, как будто Харприт была врачом-специалистом и предсказательницей в одном лице.

– Обещаю, – твердо сказала Харприт.

Когда мы с Кендэлом вернулись из школы, мамы не было дома.

– Она сходила в больницу? – спросила я Джейка.

– Ты же знаешь, она даже слышать об этом не хочет. По-моему, она просто сумасшедшая.

Он сидел перед маминым зеркалом и рисовал самого себя, скашивая глаза на свое отражение; посмотрел на лежавший перед ним лист бумаги, вздохнул и скомкал его. Потом начал сначала на новом листе.

– Давай поиграем на компьютере, Джейк. – Кендэл потянул его за локоть.

– Отстань, дружок. Компьютер сломался. Это ты его трогал, признавайся?

– Нет! – сказал Кендэл. – То есть… Совсем немножко. Ты же можешь его починить, Джейк. Ты его всегда чинишь.

– На этот раз он не чинится. Отстань, Кендэл, не суйся под руку.

Лицо Кендэла сморщилось.

– Кендэл, иди сюда, давай посмотрим, может, у меня компьютер заработает. – Я включила его, хотя ничего не понимаю в этих дурацких скучных машинах.

– Я же тебе сказал: компьютер сломан. – Джейк выключил его обратно.

– Хорошо. Но вы бы не могли просто чуть-чуть поиграть с Кендэлом? Видите, он плачет.

– Он вечно ноет. В жизни не видел такого плаксы. Понимаешь, портрет – это задание, которое мне нужно сдать. Я уже и так опоздал, и очень сильно. Тебе не приходило в голову, что я и носу не кажу в институт с тех пор, как познакомился с вашей мамой? – Он говорил таким тоном, как будто мы его здесь приклеили скотчем к креслу.

– Вы могли бы написать портрет Кендэла! Или мой. Вот, смотрите.

Я встала в мамину любимую позу: голова запрокинута, рот слегка приоткрыт, грудь вперед, рука на бедре, одна нога слегка согнута в колене.

– Господи помилуй! – безжалостно сказал Джейк.

Я бросилась в ванную, потому что мне не хотелось, чтобы Джейк и меня обозвал плаксой.

– Ненавижу его, – бормотала я, обхватив себя руками.

Мне так нужна была мама!

Она не вернулась к вечернему чаю. Не похоже было, чтобы Джейк беспокоился. Они, видимо, снова поссорились. Он продолжал угрюмо рисовать, хотя время чая давно прошло. Я разогрела себе и Кендэлу печеную фасоль из банки и сделала гренки. Джейку я ничего не сделала, чтобы показать, как сильно я на него сердита.

– Мама опоздает к своей вечерней смене в пивной, – сказала я.

– За этим она должна следить, – сказал Джейк. – Мне какое дело?

– Почему вы к ней теперь так ужасно относитесь?

– Послушай, дело не во мне. Это не я изменился. Просто стало очень тяжело.

– Мама не виновата, что у нее эта опухоль.

– Конечно, но почему она не может отнестись к этому, как любой нормальный человек? Зачем устраивать из этого трагедию? Может быть, вообще ничего страшного нет. У женщин часто бывают опухоли, это совсем не обязательно… не обязательно…

– Рак, – сказала я.

– Что такое рак? – спросил Кендэл.

– Такая болезнь, – ответил Джейк.

Кендэл помолчал, гоняя вилкой по тарелке печеную фасоль.

– Мама правда больна?

– На голову она больна, вот что, – сказал Джейк.

– Она точно больна на голову, раз связалась с вами.

Я мгновенно умяла свою порцию фасоли и доела то, что оставил Кендэл. Есть все равно страшно хотелось, поэтому я провела пальцем по банке от фасоли, чтобы собрать соус.

– Не надо так делать, ты порежешься, – сказал Джейк.

Я гордо проигнорировала его – и тут же порезалась о неровный край банки.

– Ай!

– Дура, я ведь предупреждал, – сказал Джейк.

Он сунул мой кровоточащий палец под холодную воду, а потом обмотал его маминым шарфиком, потому что ни бинтов, ни марлевых салфеток у нас не было.

– Мама поднимет крик, если я его испачкаю кровью.

– Пусть попробует, – сказал Джейк. – Она должна была бы сама быть дома и присматривать за своими детьми.

– Джейк, вы ее больше не любите?

Он нахмурился, завязывая шарф аккуратным узлом:

– Слушай, я никогда не говорил, что люблю вашу маму. То есть все было замечательно – она умеет быть такой милой, такой забавной и дурашливой, когда на нее не находит. Но никто никогда не думал, что это навсегда.

Я так резко оттолкнула его, что шарф размотался.

– Мама думала, что это навсегда.

– Ты уверена? Слышала бы ты, что она мне сегодня наговорила, – сказал Джейк. – Осторожно, у тебя опять кровь пойдет. Дай сюда палец.

– Я сама. – Я стала сматывать конец шарфа. – Я так и знала, что вы поскандалили.

– Да уж, ругаться твоя мама умеет. Интересно, с вашим отцом она себе тоже такое позволяла?

Я застыла, плотно сжав губы.

– Что там было с вашим отцом? – спросил Джейк. – У твоей мамы становится точно такое же выражение, стоит о нем упомянуть.

– Мы о нем не говорим.

– И вы, дети, вообще с ним не видитесь? – Джейк посмотрел на Кендэла – тот шептался с Джорджем в углу. – Кендэл ведь очень по нему скучает. Я думаю, он потому так и привязался ко мне.

– Вы ему нравитесь. Он тоже думал, что вы навсегда. Что вы наш новый папа.

– Ты шутишь! Ну какой из меня папа – в моем возрасте! Мне ведь всего двадцать лет, господи ты боже мой!

– Маме было семнадцать, когда она меня родила. Джейк, где она? Как вы думаете, могла она пойти сразу на работу, не заходя домой?

– Я же тебе сказал: не знаю. Она просто умчалась, ничего не сказав. Пусть скажет спасибо, что я не последовал ее примеру, а то что бы вы тут делали одни?

– Справились бы. Мама знает, что я сумею приглядеть за Кендэлом.

– Сумеешь, это точно, и гораздо лучше, чем твоя мама.

Я понимала, что это подло по отношение к маме, но мне было приятно. Я просто не знала, что делать. Я понимала, что с ней, вероятно, ничего не случилось. Она уже убегала так несколько раз и когда мы жили с папой, и здесь. Иногда ее не было очень подолгу, но она всегда возвращалась.

Я все это понимала – и все равно беспокоилась. А вдруг она была в таком бешенстве, что выскочила на дорогу, не глядя? Или даже видела приближающуюся машину, но была в таком состоянии, что решила все равно проскочить? А может быть, она так боялась из-за опухоли и из-за того, что ей могут испортить фигуру, что хотела, чтобы на нее наехали…

Я надела джинсовую курточку.

– Ты куда собралась, Лола Роза? – спросил Джейк, когда я шла к двери.

– Пойду пройдусь.

– Нет уж, второй раз этот номер у тебя не пройдет.

– Я пойду поищу маму.

– Никуда ты не пойдешь. Останешься дома. И не спорь со мной!

– Вы меня все равно не можете остановить!

Он, наверное, мог. Он не такой верзила, как мой отец, но силы у него достаточно. Я видела, как он поднимал маму на руки так же легко, как я поднимаю Кендэла. А я не чувствовала себя сейчас удачливой Лолой Розой, которая может обаять его ласковыми уговорами. Я чувствовала себя глупой, унылой Джейни. Поэтому я сняла джинсовую курточку, поиграла немного с Кендэлом, а потом уложила его спать.

Я свернулась калачиком рядом с ним. Палец болел, поэтому я сунула его под мышку. Такая ерундовая царапина, а так больно. Я представила себе, каково, когда тебе отрезают большой кусок груди.

Я крепко обхватила Кендэла, его пушистые волосы щекотали мне подбородок, от него тепло и уютно пахло. Он застонал во сне и высвободился из моих объятий, раскинув руки и ноги, как ветряная мельница, так что я уже не могла к нему прижаться. Я почувствовала, что и он меня бросил.

Потом я, видимо, уснула, а потом резко проснулась от того, что хлопнула входная Дверь. Я услышала голоса, мамин смех и веселый говор. Потом Джейк что-то сказал. Потом раздался еще чей-то голос. Мужской.

Кендэл подскочил на кровати.

– Это папа? – спросил он.

Я подкралась к двери и прислушалась, кровь стучала мне в виски. Кендэл увязался за мной. Мужчина еще что-то сказал. Голос у него был недовольный и смущенный.

Это был не папа.

Мама снова засмеялась, но смех был похож на плач. Я бросилась к ней через всю гостиную. Она пошатывалась на своих шпильках, закинув руку на шею чужого человека в рубашке, туго обтягивавшей толстый живот. Под мышками у него темнели пятна пота – очевидно, от усилия удержать маму на ногах. Джейк смотрел на них, вытаращив глаза. Вид у него был такой, как будто он смотрит скучнейший сериал по телевизору и не может дождаться, когда ему позволят переключить программу.

– Мама!

– А, Л-л-лола Роза, маленькая моя! – Она говорила так, будто рот у нее набит конфетами.

Я знала этот ее голос. Она была пьяна вдрызг.

– Иди спать, Кендэл, – сказала я. – Я тебя тоже уложу, мама.

Я попыталась отцепить ее от толстяка.

– Я не хочу ложиться! Я хочу праздник, – сказала мама, вцепляясь в него еще крепче. – Л-л-лола как тебя? Ну да, Роза. Розочка моя. Познакомься с моим шефом Бэрри.

Бэрри мотнул головой:

– Нет. Уже нет. – Он попытался сам отцепить мамину руку от своей шеи.

– Нет, не Бэрри? Ты не Бэрри? – Мама попыталась вглядеться в его лицо. – Провалиться мне, ты вылитый Бэрри, и голос такой же.

– Я Бэрри, это да, но я уже не твой шеф, Вик.

– Я Виктория!

– Как хочешь. Но я тебя предупреждал, моя дорогая. Не напиваться во время работы.

– Но мы же с тобой приятели, Бэрри. – Мама выпятила губы и потянулась к нему, пытаясь поцеловать. – Я же твой маленький жаворонок, ты что, забыл?

Джейк передернулся от отвращения и повернулся к ним спиной.

– Ты моя маленькая напасть, – сказал Бэрри и стряхнул ее руку так резко, что я от неожиданности еле успела подхватить маму.

– Оп! – сказала она, шатаясь.

Я тоже пошатнулась под ее тяжестью.

– Потанцуем? – сказала мама.

Кендэл в футболке и трусиках подбежал к ней.

– Я с тобой потанцую, мама, – сказал он, цепляясь за ее ногу.

– Давайте все потанцуем. – Мама нежно погладила его по голове. – Мой маленький сынок, моя большая дочка, милые, милые мои детки.

Она перестала качаться и взглянула Бэрри прямо в глаза. Может быть, она была не так пьяна, как хотела показаться.

– Мне нужно работать, чтобы прокормить детей, Бэрри, ты ведь знаешь. Так я приду завтра на работу в обычное время? Совершенно трезвая, я тебе обещаю.

– Хоть трезвая, хоть в стельку пьяная – мне все равно. Ты у меня больше не работаешь. От тебя одни неприятности.

Мама вылила на него целый ушат оскорблений. Кендэл нервно хихикал при каждом грубом слове.

– Вот молодец, – сказал Бэрри. – Ругаться такими словами при своих ненаглядных детях! И все за то, что я повез тебя домой, несмотря на ругань моей старухи. Мне тошно смотреть на тебя, Виктория Удача!