Текст книги "Дневник Трейси Бикер"

Автор книги: Жаклин Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Да врешь ты все!

Он уставился на меня с искаженным от возмущения лицом. Я уже приготовилась на всякий случай вовремя отскочить. Тут раздался какой-то странный булькающий звук, и Футболист захохотал во все горло:

– Ну ты даешь, малявка! Ладно, поиграю с тобой в футбол. Но только пять минут, хорошо?

Он пошел домой, чтобы надеть футболку, а дверь оставил приоткрытой, и я потащилась за ним. У них было не очень-то уютно. Ковер, покрытый комьями пыли, по краям обтрепался. Теперь понимаю, почему его мама ворчала по поводу того, что он должен все пропылесосить. Да тут одним пылесосом не обойдешься! Здесь и весенняя генеральная уборка не помешает! Все стены были в пятнах и вмятинах от мяча.

Он надевал кроссовки в гостиной.

– Эй, ты! Кажется, я тебя не приглашал!

– Знаю, но я ужасно любопытная, тем более что у меня нет своего дома.

Дом Футболиста уж никак не вязался с моим представлением о «доме, милом доме»!

Вчерашняя еда, купленная навынос в кафе, тухла на подносах у дивана. Пепельницы были до краев переполнены, и вся комната пропахла табаком. Мебели не было. Ну конечно, диван, стулья и телевизор были, но это, пожалуй, и все. Кэм любит разные подушечки, вышивку, комнатные цветы, картины на стенах, книги в стопках, разные украшения, вазы с сухими цветами, всякие звенящие подвески, блокноты, расписные шкатулки, а еще у нее со времен детства сохранилась дурацкая плюшевая ослиха. Кэм сказала, что я могу взять Дэйзи себе. А я ответила, что уже не маленькая, чтобы играть с плюшевыми игрушками. Кэм радостно согласилась оставить у себя Дэйзи и сказала, что она-то и есть глупая маленькая женщина, которая любит обнять ослиху, когда ей грустно, и на самом деле вовсе не хочет с нею расставаться.

Пару раз, когда Кэм не было дома, я сама прижималась к плюшевой ослихе. От нее так хорошо пахло старой шерстью, а еще у нее были замечательные уши, мягкие и бархатистые внутри. В доме Футболиста обниматься совсем не с кем. Может быть, ему все равно. Футболист не похож на парня, который любит, чтобы его приласкали.

Мы стали играть на улице в футбол. Какое-то время все было здорово, а потом вышли другие мальчишки, и Футболист повел себя так, как будто я была назойливой мухой, которая жужжала у него над ухом. Он оттеснил меня в сторону и начал играть в футбол с другими парнями.

– А как же я? – спросила я возмущенно.

– Давай вали отсюда, – прошипел он сквозь зубы так, будто не хотел, чтобы другие видели, что он со мной разговаривает.

– Ладно, только отдай мяч. Это я его нашла, а ты сказал, что он не твой.

Пришлось из-за этого поспорить, но Футболист с друзьями победили. Я решила, что не хочу с ним больше играть в футбол, раз он так себя ведет. Получалось, что я сама решила выйти из игры. Значит, не было смысла тащить с собой и мой мяч, поэтому я не стала настаивать.

Я побрела к старому дому, чтобы встретиться там с Александром. Мне нужно было узнать, прислушался ли он к моему совету и смог ли постоять за себя.

Дом Трейси и Александра

Я влезла через заднее окно и тут же обнаружила, что кто-то наводил в кухне уют. На мойке стояла большая бутылка минеральной воды с надписью «Это кран». Футболист и его друзья меня утомили, и я немного отпила из «крана», потому что почувствовала такую сильную жажду, как после тяжелой работы. Пролив немного воды на футболку, я увидела на крючке полотенце и промокнула воду. В углу стояла картонная коробка с другой надписью – «Это холодильник». Я с интересом изучила содержимое «холодильника» и нашла две упаковки сандвичей с тунцом, пакет чипсов с луком и сыром, батончик «Кит-Кат» и яблоко. Плюс огромную пачку «блошек»!!! Я проглотила пару горстей – ведь потеряла за утро столько энергии! Только собралась поделиться и своими припасами, как вдруг обнаружила, что все их съела. Однако я была уверена, что Александр был бы просто счастлив меня угостить.

– Александр! – позвала я с набитым ртом, получилось как-то тихо, и я позвала громче: – Александр!

В гостиной кто-то пискнул, как мышка. Александр сидел по-турецки перед другой картонной коробкой. На ней была надпись «Это телевизор» и рисунок с улыбающимися ведущими из программы «Блу Питер».

– Кажется, эта заставка навсегда примерзла к экрану, – пошутила я.

Александр как-то необычно притих и сидел сгорбившись, низко опустив подбородок.

– Ну, у тебя все нормально? – спросила я и села рядом.

– Да, – ответил он, а потом добавил: – В общем, не совсем.

– А что произошло?

Александр тяжело вздохнул:

– Все плохо. – И снова стал «смотреть по телевизору» свою «замерзшую» программу.

– Как дела в школе?

Александр ничего не ответил, хотя казалось, что он следит глазами за ведущими, как будто они и вправду что-то там делали на экране.

– Помнишь, мы говорили про больших парней в душе? – Александр глубоко вздохнул и еще сильнее втянул голову в плечи. – Так вот, теперь вся школа называет меня Маринованным Огурчиком.

Я не смогла удержаться и так и прыснула от смеха. Александр печально взглянул на меня, как будто я его стукнула.

– Прости, ну, пожалуйста! Просто это так смешно звучит!

– Все так и думают. Кроме меня.

– Ладно, не обращай внимания!

– Не могу. Не могу не обращать.

– Все равно. – Я изо всех сил постаралась сказать что-нибудь обнадеживающее. – Во всяком случае, ты выиграл в слабо. Я тебе велела это сделать, и ты выполнил мой приказ. Поэтому ты выиграл.

– Не все ли равно? – сказал Александр.

Я задумалась.

– Ладно, а теперь ты приказывай.

– Спасибо, мне как-то не хочется.

А вот этого я вовсе не могла понять. До него что, не доходит, сколько возможностей заключено в моем предложении?

– Ну же, Александр, подумай, – нетерпеливо сказала я, стоя над ним.

Александр отодвинулся.

– Я не умею придумывать испытания, – тихо сказал он. – Ты сама придумай за меня, Трейси.

– Не раскисай, давай попроси меня сделать действительно что-нибудь дикое.

Александр задумался, и я увидела, как блеснули его светло-голубые глаза.

– Хорошо. А слабо тебе… слабо тебе… встать на голову?

До него так и не дошло, но я решила подчиниться. Поплевала на руки и скакнула вперед.

– Проще простого, – сказала я, стоя на голове.

– Ух ты! Здорово это у тебя получилось!

– Любой умеет стоять на голове.

– А я не умею.

Надо было это предвидеть. Я, как могла, пыталась его научить, но у него ничего не получалось. Стоило ему задрать ноги, как он тут же валился набок – мешок мешком.

– Смотри! – сказала я и встала на голову, потом на руки, а затем прошлась по комнате колесом.

– Я вижу твои трусы, – сказал Александр и захихикал.

– А ты не смотри, – ответила я, переводя дыхание.

– У меня не получается, – сказал Александр.

Затем запел какую-то странную песню про то, как он прыгал и размахивал трусами в воздухе.

– Что ты делал? – спросила я и встала на ноги.

– Это песня такая, ее мой папа поет, когда у него хорошее настроение. Только это редко бывает, когда я рядом. – И он снова запел.

– Понятно, – сказала я и в одно мгновение стащила с себя трусы и запрыгала, размахивая ими, как флагом.

– Трейси, ну ты даешь! – захохотал Александр и чуть не упал от смеха.

Я поскакала вокруг «телевизора» и направилась, размахивая трусами, к окну.

– Трейси, отойди от окна, увидят! – завизжал Александр.

– А мне все равно, – сказала я, подскакивая на дощатом полу, как на трамплине. – Все смотрите на меня! На меня-ааа!

Неожиданно в окно влетел мяч и стукнулся об пол. Наверное, Александр его увидел, но не успел вовремя отскочить, и мяч ударил его прямо по башке.

– Ой, футбольный мяч, – сказал он, потирая голову.

– Это мой мяч, – гордо сказала я и поймала его.

– Кто это его сюда забросил? – спросил Александр.

Угадайте с трех раз! Сам Футболист попытался забраться к нам через окно! С этим окном труднее справиться, чем с тем, что на кухне. Он спрыгнул вниз, потерял равновесие, затем споткнулся и… упал прямо на Александра.

Александр испугался и задрожал.

– ax ты, неуклюжая дубина, – сказала я Футболисту. – Ты жив, Александр?

– Нет, – сказал Александр и захныкал.

Футболист поднял его на ноги и отряхнул.

– Ты в порядке, – твердо сказал он.

– Верзила, – сказала я, подбрасывая мяч одной рукой. – Сначала ты девочку бьешь, которая младше тебя, а потом нападаешь на такого хлюпика, как Александр.

Я пыталась защитить Александра, а он снова сгорбился, услышав слово «хлюпик». Я вздохнула. Есть в нем что-то такое, что его так и хочется обидеть, даже когда понимаешь, что это плохо.

– Драчун, драчун, драчун, – запела я, в такт подбрасывая мяч.

– Отдай мяч, малявка, – велел Футболист.

– Это мой мяч.

– Ты сама мне его отдала.

– А потом забрала. Теперь это мой мяч. И это мой дом, а тебя сюда никто не приглашал. Поэтому можешь выметаться! И что это ты за мной ходишь?

– Никто и не собирался за тобой ходить! Просто решил кое-что проверить. А дом это не твой.

– А вот и мой, мой, мой, – сказала я, подпрыгивая.

– И мой тоже, – сказал Александр.

Я улыбнулась и кинула ему мяч. Поймать его было проще простого, но у него опять ничего не получилось. Он сомкнул руки, а мяч пролетел мимо. Футболист выставил свою лапу и сразу его поймал.

– Александр! – сказала я.

Александр опустил голову.

– Теперь это мой мяч. – Футболист ухмыльнулся и начал так сильно колотить по мячу, что картонная мебель заходила ходуном.

– Телевизор разобьешь! – сказал Александр.

– Что разобью? – спросил Футболист.

– Из-за тебя он плохо показывает, – сказал Александр.

Я поняла, что Александр специально отвлекает Футболиста. Я ухмыльнулась и, когда Футболист, не понимая, в чем дело, уставился на картинку в «телевизоре», выбила у него из рук мяч. Мне пришлось действовать двумя руками, и тут вдруг что-то упало на пол. Футболист уставился на это что-то.

– Мяч у меня, у меня, – быстро залопотала я, чтобы снова его отвлечь.

На этот раз ничего не вышло. Футболист наклонился, гнусно хмыкнул и поднял это что-то большим и указательным пальцем.

– Так что это такое?

– Ничего, – сказала я, хотя совершенно очевидно – это было что-то. Что-то такое, от чего можно было смутиться.

– Это твои трусы! – захохотал Футболист.

– Она только прыгала и размахивала трусами в воздухе.

– Заткнись, Александр, – зло сказала я.

Я выхватила трусы и засунула их в карман.

Футболист продолжал громко смеяться и сказал что-что очень грубое. Я велела ему не распускать язык, а он ответил, что мне надо лучше следить за мячом, и он снова выбил его у меня из рук. Издав победный вопль, он начал колотить им куда попало. Он перевернул «телевизор» и оставил несколько вмятин на «столе».

– У тебя в голове хоть что-нибудь есть? Это же гостиная, а не футбольное поле!

– Это и моя гостиная тоже, – быстро сказал Александр и попытался ускользнуть из-под ног Футболиста.

– У меня есть такое же право здесь играть, как и у вас. Только это не какая-то там дурацкая гостиная, а первоклассное футбольное поле, – сказал Футболист.

На этот раз он аккуратно повел мяч мимо «мебели», на бегу комментируя происходящее:

– Итак, наш игрок снова завладел мячом. Кажется, он спасет сегодняшнюю игру… да, он блестяще перехватывает мяч и ведет его п-р-я-м-о (продолжая тараторить, он прицелился и вдруг изо всех сил стукнул мячом о стену) в ворота! Да! (Он потряс кулаком в воздухе.) Никогда еще не видел такого потрясающего гола!

– Чокнутый, – сказала я Александру и покачала головой.

– Подождите, я еще стану знаменитым! – сказал Футболист и послал мяч в мою сторону, но не для того, чтобы мне его передать. Он хотел попасть в меня. Но я не худосочный Александр. Устояв на ногах, я отбила удар.

– Ура! Да здравствует напористая Трейси! – прокомментировала я. – Держу пари, что прославлюсь гораздо больше тебя!

– Женщины-футболисты никуда не годятся!

– А я и не собираюсь быть футболисткой, ты, придурок! Я стану знаменитой актрисой, как моя мама.

– Ну и кто из нас чокнутый? – спросил Футболист Александра. Он подбрасывал и ловил мяч прямо перед его носом. Александр нервно моргал. – Ты тоже хочешь стать знаменитой актрисой? – зло спросил Футболист.

– Александр легко может стать знаменитым. Он ужасно умный. Первый по всем предметам. Если бы он участвовал в телевизионных викторинах, он знал бы ответы на все вопросы. Только тебе нужно подобрать телевизионный псевдоним. «Александр» не очень легко запоминается. Что, если назвать тебя… Умником?

Я пыталась быть с ним любезной, но вместо этого получалось что-то не то. При слове «умник» Александр сморщился.

– Так меня называют в школе, – трагически сказал он. – И еще по-всякому обзывают! А мой папа называет меня мистером Ничтожество.

– Твой папа – очаровашка, – сказала я.

– А мой папа лучший на свете, – сказал Футболист, перебрасывая мяч с одной ноги на другую.

– У меня нет папы, поэтому я не знаю, какой он – лучший или худший, – сказала я. – Никогда не переживала по этому поводу. Папа мне не был нужен, во всяком случае, когда я была с мамой. Мне была нужна она. Мама хочет, чтобы я жила с ней. У нее шикарная квартира! Вся в позолоте, зеркалах, люстрах! Дорогая малиновая обивка на мебели! И она купит мне новую одежду от дизайнера, и новые кроссовки, и совсем новый компьютер, и телевизор, который будет только моим, и видео, и велосипед, и домашних животных, и мы будем часто ездить в Диснейленд! Я уверена, что нам не надо будет даже стоять в очереди, потому что моя мама – знаменитая актриса!

– А как ее зовут? – строго спросил Футболист.

– Карли. Карли Бикер, – гордо ответила я.

– Никогда о ней не слышал, – сказал Футболист.

Я начала быстро соображать. Мне нужно было как-то его заткнуть:

– На самом деле это ее настоящее имя. А для кино у нее псевдоним.

– Какой же?

– Шэрон Стоун.

– Ну, если твоя мама – Шэрон Стоун, то тогда мой папа – Алан Ширер, – сказал Футболист.

Александр дернул головой.

– Твой папа Алан Ширер? – пропищал он. – Неудивительно, что он так здорово играет в футбол.

Футболист сочувственно покачал головой:

– А я еще подумал, что он действительно умный. Знаете, мой папа даже лучше Алана Ширера. Мы друзья! Нам так хорошо вместе! Ну, во всяком случае, было хорошо.

Похоже, ему все-таки пришлось употребить прошедшее время.

– У него теперь эта подруга… Мама о ней узнала, и он ушел. Я его не виню. Мама все время ноет, стонет и только доводит его. Неудивительно, что он смылся. Но он сказал, что это не значит, что мы больше не друзья.

– Значит, папа с вами больше не живет? – вздохнул Александр с завистью.

– Но мы все равно проводим много времени вместе, – сказал Футболист и начал снова подбрасывать мяч. – Вместе ходим на футбол по субботам. Ну, в прошлую субботу у папы не получилось. И в позапрошлую тоже. Но все это потому, что он пытается в себе разобраться. Мы обязательно пойдем в следующую субботу. Он обещал. – Футболист встал ногой на мяч, порылся в карманах и вытащил зажигалку. – Смотрите!

Интересно, а что он еще вытащит? Где же сигареты?

– Давайте покурим, – сказала я. Мне нравится, как мама держит сигарету и как она поджимает губы, когда затягивается.

– Я не курю. Мне нельзя из-за футбола, понимаешь? – объяснил Футболист. – Нет, это папина зажигалка. Видите, какой она фирмы? – И он повертел ею, чтобы мы могли как следует полюбоваться. – Это не какая-нибудь дешевая одноразовая зажигалка. Она золотая.

– Из чистого золота? – прошептал Александр.

– Нет, позолоченная, но все равно стоит целое состояние. Это самая дорогая вещь моего папы. Зажигалку подарили друзья, когда ему исполнился двадцать один год. Он никогда с ней не расстается, мой папа.

– Но сейчас-то ее у него нет! – вставила я.

– В том-то и дело, – сказал Футболист. – Он отдал ее мне. – Футболист начал ею щелкать. Он то зажигал, то гасил ее, то зажигал, то гасил, и казалось, что мы смотрим на мигающие рождественские лампочки.

– В следующий раз ты можешь взять эту зажигалку с собой на рок-фестиваль, – сказала я.

– Побереги лучше свою физиономию! – раздраженно сказал Футболист. Ему не понравилось, что его рассказ не произвел на меня должного впечатления. – У тебя даже нет папы! – И он сильно ударил по мячу. На этот раз мяч угодил в «телевизор» и там застрял.

– А я бы хотел, чтобы у меня не было папы, – сказал Александр. Он встал и попытался починить «телевизор». – Или чтобы он убежал со своей подружкой. Если бы только желания могли сбываться! А чего бы ты хотел? – И он робко взглянул на Футболиста. – Чтобы вы с папой были вместе?

– Угу, – сказал Футболист, удивившись, что Александр догадался. – И еще играть за «Юнайтед», – добавил он.

– А ты, Трейси? – спросил Александр.

– Папа мне не нужен, – быстро сказала я.

– А мама? – настаивал Александр. – Ты бы хотела, чтобы вы с мамой были вместе?

– Только зря желание загадала бы: мы и так с ней будем вместе!

Как я этого жду! Только бы мне жить с мамой! Только бы быть с ней! Всем сердцем этого хочу! Всеми легкими, печенкой, костями и мозгами! Все мои кишки завязались в узелки – так сильно мне этого хочется!

Дома у мамы

Мечты сбываются. Моя фея-крестная поработала сверхурочно и заставила их осуществиться! Я провела выходные с мамой, и это было ЗАМЕЧАТЕЛЬНО! Она говорит, что хочет, чтобы я жила с ней всегда-всегда-всегда! Как только Илень сможет все официально оформить.

Илень не думала, что мама объявится. Она ничего не говорила, только я ведь не тупая. Догадалась! Кэм подвезла меня к офису Илень. Она сказала, что, если я хочу, она может подождать со мной, только мне этого не хотелось. Как-то странно быть вместе с Кэм в такой момент. Она ведет себя по-прежнему и не просит меня остаться. Хотя прошлой ночью я слышала, как она плакала. Лежала и прислушивалась к странным звукам из-под одеяла, этим сдавленным рыданиям, и вдруг поняла, что не могу этого больше слышать. Я вылезла из кровати и уже собиралась побежать через коридор. Уже хотела прыгнуть в постель к Кэм, обнять ее и сказать…

А что сказать? В этом-то все и дело. Я не могла ей сказать, что никуда не пойду, потому что я должна идти. Моя мама – это моя мама. Но и Кэм тоже не посторонний мне человек. Не совсем посторонний. И я знаю маму всю свою жизнь, а Кэм всего лишь шесть месяцев. Ведь это нельзя сравнивать, правда?

Поэтому я не побежала и не прижалась к ней. Притворилась, что мне нужно пописать, и пошла в туалет. Когда я пришлепала обратно, рыдания прекратились. Может, все это мне только померещилось?

Не знаю, что это я все о грустном да о грустном, когда я такая счастливая-пресчастливая? Мама меня не подвела. Она пришла за мной к Илень.

Она опаздывала, и мне срочно потребовалось пойти в туалет, а Илень своими кроличьими зубками до крови прикусила губу. И вдруг подъехало такси, и из него вышла мама и побежала на своих высоких каблуках, а ее чудные белокурые волосы подпрыгивали на плечах. Ее грудь в обтягивающем свитере тоже колыхалась. Она крепко обняла меня, и я вдохнула ее чудный теплый запах пудры и сигарет. Она сказала, что проспала, а затем опоздала на поезд, но все объяснения я пропустила мимо ушей. Я просто была счастлива, что она все-таки пришла!

Хотя по моему поведению этого нельзя было сказать.

– Эй, эй, не плачь, малышка, а то придется выжимать мой свитер, – пошутила мама.

– А я и не плачу. Никогда не плачу. Просто иногда у меня бывает аллергия. Я тебе говорила, – объяснила я и взяла бумажную салфетку Илень.

Затем мама оторвала меня от себя, и вместо того, чтобы трястись в автобусе, а потом на поезде, мы сели в такси и доехали до ее дома. До дома моей мамы. Только теперь это будет и мой дом тоже.

Мы все ехали и ехали, и это стоило совсем недешево. Но знаете, что сказала мне мама?

– Ничего, родная. Ты этого заслуживаешь.

У меня чуть опять не началась аллергия. А мама приготовила для меня не только самое длинное путешествие на такси. Погодите, я еще опишу все подарки! Она даже лучше, чем фея-крестная! А дом у нее как сказочный дворец. Даже лучше, чем я себе представляла.

Ну, скажем, он не такой красивый снаружи. Мама живет в большой башне, и на улице валяются старые шины, груды мусора, а еще бегают грязные дети. Мамина квартира находится на самом верхнем этаже, а лифт идет так быстро, что не каждый желудок это выдержит. Вот почему я почувствовала себя немного странно – из-за скорости и еще из-за того, что в лифте пахло мочой. У меня перехватило дыхание. Мне показалось, что стены лифта меня сожмут и раздавят, и от меня почти ничего не останется. Мне хотелось, чтобы кто-то пришел и быстро меня оттуда вытащил и отнес в «пещеру летучей мыши». Я только пискнула, но мама заметила выражение моего лица.

– Что это с тобой, Трейси? Уж не боишься ли ты лифта? Такая большая девочка!

Она засмеялась. И я тоже хотела рассмеяться, но получилось так, будто я плачу. Только, конечно, я не плакала! Но все сразу изменилось, как только я вышла из старого вонючего лифта и оказалась у мамы в квартире.

Там все красное – и ковер, и бархатные шторы, и подушки, как я и надеялась. Диван из белой кожи – та-а-кой классный, а перед ним лежит белый меховой коврик. Первое, что мама заставила меня сделать, – это снять туфли. Сначала я не заметила ни мерцающего света, ни картин с изображением красивых женщин на стенах, ни музыкального глобуса, ни фарфоровых статуэток, потому что мой взор был прикован только к дивану. И не из-за того, что он был обтянут белой кожей, а потому, что в его углу лежала целая куча подарков, завернутых в розовую бумагу и перевязанных золотой лентой.

– Подарки! – выдохнула я.

– Правильно, – сказала мама.

– У тебя что, день рождения?

– Конечно нет, глупая, это все для тебя!

– Но у меня сегодня не день рождения.

– Я прекрасно знаю, когда ты родилась. Я ведь твоя мама! Нет, эти подарки я купила специально для моей маленькой девочки!

– Ах, мама, – сказала я. – Ах, мама, мама, мама!

– Ну же, разве ты не хочешь их открыть?

– Еще как хочу! – ответила я и начала срывать с них красивую бумагу.

– Эй, эй, один лист стоит девяносто девять пенсов. Осторожнее!

Я постаралась открывать осторожно. Руки дрожали. Открыла первый сверток. Там была фирменная футболка. Специально для меня! Я сдернула с себя старую и еле втиснулась в новую, соответствующую моему новому статусу.

– Надо было купить тебе футболку на один или два размера больше. Я все забываю, как ты выросла, – сказала мама. – Дай-ка мне ее сюда, я ее поменяю.

– Нет, нет, она замечательная! Как раз моего размера. Посмотри, можно открыть пупок и выглядеть ужасно сексуально! – По этому случаю я даже станцевала, чтобы как следует продемонстрировать обновку, и мама скрючилась от смеха.

– Ты ужасно смешная, Трейси. Ну же, открой остальные подарки!

Она подарила мне пушистого розового кролика. Он такой забавный, если вы, конечно, любите мягкие игрушки. Илень отдала бы за него все на свете. Я назвала его Зефир и заставила говорить робким шепелявым голоском. Мама снова засмеялась и сказала, что у меня получается не хуже, чем у ребят по телевизору.

Следующий подарок оказался огромной коробкой конфет из белого шоколада. Я сразу съела две. Ням-ням! Шлеп-шлеп! Я хотела, чтобы и мама попробовала, но она сказала, что сидит на диете и что все конфеты для меня. Я могу есть столько, сколько захочу. Я съела еще две. Ням-ням! Шлеп-шлеп! И вдруг почувствовала, что меня начинает тошнить. Конфеты были замечательные и, наверное, очень дорогие, но не такие, как «блошки». Знаю, когда я вырасту, они станут моими любимыми.

Последнему подарку не нужно было дожидаться, пока я вырасту. Он был самым большим, и мама оставила цену на коробке, поэтому я знала, что он самый дорогой и самый необыкновенный. Это была кукла. Не просто старая кукла, как вы понимаете, а самая замечательная викторианская кукла с кудрявыми волосами и в шелковом платье в цветочек. В фарфоровой ручке у нее был зонтик.

Я держала в руках коробку и смотрела на нее.

– Ну как? – спросила мама.

– Ну, она очаровательна. Самая красивая кукла на свете, – сказала я, пытаясь сделать свой голос таким же веселым, как мяч Футболиста, только ничего у меня не получилось, и я смогла ответить совсем не так выразительно, как мне бы хотелось.

– Ты любила кукол, хотя была озорным ребенком. Помнишь, я купила тебе чудную большую куколку с золотыми локонами? Ты ее просто обожала и никак не хотела с ней расстаться. Как ты ее звала? Розой, Нарциссом?

– Феей Колокольчик.

– Ну вот тебе и сестра для Колокольчика.

– Здорово, мама, – сказала я, и в животе у меня ёкнуло.

– Колокольчик еще жива? – прищурилась мама.

– М-м-м. – У меня по-настоящему заболел живот, как будто бы кукла уколола его своим острым зонтиком.

– Ты ее привезла с собой? – продолжала допрос мама, зажигая сигарету.

– Давай покурим, мама, пожалуйста, – сказала я, пытаясь отвлечь ее внимание.

– Не глупи! Ты же не собираешься начать курить, Трейси, это дурная привычка.

Как и все мамы, она начала читать мне нотацию, и я вздохнула с облегчением. Но маму не так-то просто было сбить с толку.

– И где же она сейчас, эта Колокольчик? —настаивала мама.

– Я… я не знаю, – сказала я. – Дело в том, что мне пришлось ее оставить в детском доме.

– Они не разрешили тебе взять с собой твою собственную куклу?

– Она… она сломалась.

– Ты ее сломала?

– Нет, клянусь, мама, это не я. Ее сломала одна девчонка в детском доме. Она выколола ей глаза, остригла локоны и поцарапала лицо.

– Ты подумай! Ну и место! Немедленно позвоню Илень-Мигрень. Эта кукла стоила целое состояние!

– Прошло уже столько лет с тех пор, мама.

– Столько лет? – Мама покачала головой. Казалось, у нее нелады со временем. Она вела себя так, будто сдала меня в детский дом только в прошлый вторник, а ведь я жила и там, и в приемных семьях с самого детства. У меня вот такая толстая папка с личным делом.

— Ну ладно, – сказала мама. – Теперь у тебя есть новая кукла. Еще лучше Колокольчика. Так как ты ее назовешь? Только не надо называть ее каким-нибудь глупым именем типа Зефир. Кукла красивая, и для нее нужно придумать красивое имя.

– Назову ее… – Я изо всех сил пыталась придумать, но у меня ничего не получалось.

– А какое у тебя любимое имя? Должно ведь оно у тебя быть! – воскликнула мама.

– Камилла, – не подумав, ответила я.

Мама напряглась.

Я сделала БОЛЬШУЮ ОШИБКУ.

– Ту женщину зовут Камилла, да? – спросила мама, глубоко затягиваясь сигаретой.

– Нет, нет! – быстро сказала я. – Ее зовут Кэм, никто никогда не называет ее Камиллой. Нет, мама, мне нравится это имя, потому что в детском доме была маленькая девочка по имени Камилла.

Я говорила правду. Я любила ту малышку, Камиллу, и я ей тоже нравилась, правда нравилась. Мне всегда удавалось ее рассмешить. Стоило только состроить смешную рожицу или сильно надуть щеки, как Камилла заливалась звонким смехом и хлопала в пухлые ладошки. Я полюбила имя Камилла задолго до того, как встретилась с Кэм. Во всяком случае, Кэм никогда не называют Камиллой. Она этого не выносит. Ей кажется, что это имя звучит высокопарно и претенциозно. Еле удалось уговорить маму поверить мне.

– Камилла, – произнесла мама так, будто речь шла о какой-то заразной болезни, – неужели это твое любимое имя? Тебе оно нравится больше, чем Карли?

– Конечно нет. Карли – самое красивое имя, наверное, потому, что так зовут тебя. Но я не могу назвать куклу Карли, потому что Карли – это ты. Может быть, назвать ее Кудряшка?

Я вытащила куклу из коробки и тряхнула ее так, что разлетелись ее локоны.

– Да, назову ее Кудряшка.

– Осторожно, так и у этой куклы глаза выпадут!

Мама забрала у меня куклу и поправила на ней шелковые юбки.

– Не я той кукле глаза выковыривала!

– Все равно играть с куклой нужно осторожно. – И мама отдала мне ее обратно.

Я держала куклу на вытянутых руках и не знала, что мне с ней делать.

– Привет, Кудряшка-очаровашка! Кудряшка – кудрявая башка!

– Это имя ей не очень подходит. Она не обычная, а коллекционная кукла, Трейси. Разве тебе не нравятся ее локоны?

– Нравятся, они очаровательные.

– Пора и твоими волосами заняться. Поди сюда.

Мама покопалась в сумочке и вытащила маленькую щетку для волос.

– Причешемся! – И вдруг она вцепилась этой щеткой мне в волосы.

– О-о-о-о-о-о-й!

– Сиди смирно! – сказала мама и слегка ударила меня щеткой по макушке.

– Ты мне голову оторвешь!

– Чепуха! Такое впечатление, что ты несколько недель не причесывалась! Не голова, а воронье гнездо.

– О-о-о-о-о-о-й!

– Ты так же себя ведешь, когда тебя Кэм причесывает?

– Она меня не причесывает.

Мама вздохнула и покачала головой:

– Не знаю, ей столько платят, а она за тобой совсем не следит. Ходишь как оборвыш.

– Кэм не очень интересуют вопросы внешности, – сказала я и попыталась сидеть смирно, хотя мне показалось, что сейчас она с меня снимет скальп.

– Этого следовало ожидать! – сказала мама. – А вот мне не все равно, как ты выглядишь!

– Мне тоже не все равно, мама, – сказала я. – Ой! Ничего, ничего, не останавливайся. Мы, женщины, должны страдать ради красоты, правда?

Мама снова расхохоталась, хотя я и не собиралась шутить.

– Какая ты смешная! – сказала она. Затем помедлила и постучала гладкой стороной щетки по ладони. – Ты ведь меня любишь, правда, родная?

– Очень-очень! – крикнула я что есть мочи.

Однако маме этого было недостаточно:

– Больше всех?

– Да! – заверила я маму, хотя, когда я произнесла эти слова, у меня заболело горло. – Да, конечно! Ты ведь моя мама!

Она протянула руку, погладила меня по лицу и нежно сжала мне подбородок:

– А ты моя маленькая девочка, – сказала она. – Хотя ты так быстро растешь! – Она провела пальцем по моим губам: – Они все потрескались. Тебе нужно пользоваться бальзамом для губ. Смазывать их хоть чуть-чуть.

Она снова покопалась в сумочке среди косметики.

– Ах, мама, а ты можешь меня по-настоящему накрасить?

Мама склонила голову набок. Ее это забавляло.

— Думаю, это тебя немного оживит.

– Конечно, я хочу быть такой же яркой, как ты.

Она засмеялась:

– У нас разные оттенки кожи, но, конечно, я могу сделать так, чтобы ты выглядела немного поярче. У тебя очень милое лицо, но ты должна следить за собой, когда хмуришься. Ты же не хочешь, чтобы в моем возрасте у тебя все лицо было в морщинах? Улыбнись, Трейси!

Я улыбалась до тех пор, пока у меня уши не зашевелились.

– Может быть, достаточно бледно-розовой помады и немного румян?

– Я хочу ярко-красную помаду, как у тебя! – И я сама обследовала содержимое ее сумочки.

– Прекрати, Трейси! – сказала мама, пытаясь у меня ее отобрать. – Ты мне всю косметику испортишь!

В сумочке я нашла красный кошелек из искусственной крокодиловой кожи.

– Ты хочешь взять у меня денег?

– У тебя есть в кошельке моя фотография? – спросила я, заглядывая внутрь. Там была фотография, но, конечно, не моя.

– Кто он? – спросила я.

– Отдай мне кошелек, – строго сказала мама.