Текст книги "Дневник Трейси Бикер"

Автор книги: Жаклин Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Дом в саду

Мы думали, он погиб. Он лежал неподвижно, а мы бросились вниз и прямо через боковое окно выскочили в заброшенный сад. Александр лежал на земле, широко раскинув руки и ноги.

– Александр! – вскрикнула я.

– Он умер, – сказал Футболист и зашмыгал носом. – Это я убил бедного маленького Огурчика.

– Ты больше никогда не должен меня так называть, – как мышонок, пискнул Александр.

Мы кинулись к нему и стали обнимать, как будто он был нашим лучшим другом.

– Осторожно! – сказал Александр. – Наверное, я сломал себе шею, а также руки, ноги и все ребра.

– Тебе очень больно? – спросила я, сжав в своей руке его птичью лапку.

– Не уверен, – сказал Александр. – Странно, но мне кажется, я вообще ничего не чувствую. Возможно, все заболит, когда я хоть что-нибудь почувствую.

– Что ты имеешь в виду? Как это – ничего не чувствуешь? – с тревогой спросил Футболист. – Неужели его парализовало?

Я пощекотала Александра под коленками. Он взвизгнул и дрыгнул ногой.

– Нет, не парализовало.

И знаете, что самое удивительное? Александр совсем не ушибся. Ну, может, только ноготь сломал. Мы в ужасе уставились на него, не понимая, как можно было выжить, грохнувшись с такой высоты? Я всегда знала, что в Александре есть что-то не от мира сего. Может, он инопланетянин? Это многое бы объяснило.

Настоящая причина стала ясна, когда Александр осторожно встал на четвереньки, а затем поднялся на ноги. Оказывается, он упал на матрас!

– Наверное, ты самый большой везунчик в мире! – воскликнула я.

– Хотя, может, тебя еще вши покусают, – сказал Футболист.

– Полагаю, я себе что-то ушиб, – пробормотал задумчиво Александр. – Эта нога какая-то странная. Дергает! Наверное, я ее сломал. Определенно сломал!

– Не может быть, чтобы ты что-то сломал. Знаешь, что было бы… – Он показал, как футболисты падают на спину и корчатся от боли. – Тебя пришлось бы нести на носилках.

– Может, я просто лучше боль переношу, – сказал Александр и, хромая, попробовал сделать несколько шагов. – Наверное, я сломал обе ноги, – настаивал он.

– Ничего ты не сломал! Я очень рада! – сказала я, снова обнимая его.

– И я рад, – прохрипел Футболист.

– И ты больше никогда не назовешь меня О…?

– Никогда!

– Потому что я почти выдержал испытание, правда? – спросил Александр. – Может, я действительно Александр Великий?

– Ты Александр Маленький, – сказал Футболист и погладил его.

– А ты длинный Футболист, – сказал Александр и повернулся ко мне: – А ты Трейси без названия, победительница любого соревнования. И мы все друзья, да? – спросил он.

– Конечно, – сказала я. – Александр, кончай хромать! Ничего с твоей ногой не случилось!

– Не скажи. Если я сломаю ногу, мне не надо будет в школе на физкультуру ходить.

– Да ты и так в школу не ходишь, – возразила я.

– Пока нет, но скоро придется. Они написали письмо маме с папой, и те ужасно разозлились. Папа сказал, что теперь будет сам меня в школу провожать.

– Вот уж тебе повезет! – воскликнула я.

– Придется нам сидеть в нашем доме одним, – сказал Футболист.

– Ну, я не смогу, потому что буду жить у мамы. Я со дня на день переезжаю. Слушайте, у мамы потрясающая квартира! Жаль, вы не видели, какие у нее вещи!

Последняя фраза не произвела на них должного впечатления.

– Ты все равно все извозишь, – сказал Футболист.

– А вот и нет!

Я знаю, как надо себя вести. Буду вытирать пыль с маминых изящных безделушек и пылесосить ковры, и она поймет, как много от меня пользы. Я ей никогда не надоем, и она никогда не отошлет меня обратно.

– Стану маленьким маминым сокровищем, – заявила я.

– Не понимаю, почему тебе так хочется к ней переехать? Наверное, ты сошла с ума, – сказал Футболист. – Чокнулась, как ты думаешь, Огурчик?

– Не смей больше так меня называть, – сказал Александр и топнул ногой. – Ой, кажется, это моя больная нога!

– Извини, но ведь она и вправду чокнулась, да? – спросил Футболист.

Александр бросил нервный взгляд в мою сторону, но все-таки кивнул.

– Думайте что хотите! – свирепо сказала я.

Они были неправы. Я не сошла с ума. Любая девочка захотела бы жить со своей мамой. Даже та девочка, у которой как будто была мама.

Я давно не писала о Кэм. Между нами много чего произошло. Только вот писать об этом не хотелось. Я хочу сказать – писатели ведь не обо всем рассказывают! Если попробовать передать то, что было на самом деле, пришлось бы исписать не одну страницу. Вы бы стали писать о том, как, открыв глаза, не хотели вылезать из теплой постели, потом пошли в туалет, затем стали чистить зубы и начали играть с пастой, написали бы ею свое имя, а потом нарисовали себе усы… В общем, понадобилась бы целая страница, чтобы только добраться до завтрака.

Писатели должны быть избирательны. Так, во всяком случае, говорит миссис Вырвет Бэгли. Я рассказывала, как ей не повезло с зубами? Она всегда немного брызжет слюной, когда ей приходится произносить слова, которые начинаются с буквы "с". И если вы оказались рядом, тогда считайте, что влипли, – вас искупают в слюне. Нельзя сказать, что в последнее время со мной это часто происходит, так как я теперь вообще редко хожу в школу. Просто прогуливаю и отсиживаюсь в своем доме.

Они могут связаться с Кэм в любую минуту. Ну и пусть! Все равно теперь я перееду к маме. Лучшего нельзя и придумать. Жду не дождусь! Поскорее бы покончить с глупыми формальностями. Илень говорит, можно поехать к маме на неделю. Не понимаю, почему нельзя переехать навсегда и прямо сейчас? Все эти приготовления уже начинают действовать мне на нервы.

Кэм обещала помочь мне собраться, а потом стала говорить, что то одно мне не понадобится, то другое. А я сказала, что нужно взять с собой побольше вещей, потому что скоро я останусь там навсегда.

«Навсегда» – слишком сильное слово. Казалось, мы перекидываем его друг другу, как мячик, и оно время от времени ударяет то меня, то Кэм по голове.

Потом Кэм часто заморгала и сказала:

– Конечно, Трейси, – и быстрым движением засунула все мои пожитки в сумку.

– Может, и не надо все с собой брать, потому что мама купит мне новые вещи от дизайнеров – Калвина Клайна, Томми Хилфигера…

– Да, да, ты все время говоришь о фирме NYDK.

– DKNY! Вот что я скажу тебе, Кэм: ничего-то ты не знаешь! – в изнеможении воскликнула я.

– Я знаю только одно, – тихо сказала Кэм. – Мне будет не хватать тебя, малышка.

Я сглотнула:

– Мне тоже.

Вдруг стало не по себе от того, как она на меня посмотрела. Это несправедливо!

– Понимаешь, детей ведь не берут на воспитание навечно. Они же тебе сразу об этом сказали, да?

– Сказали, – ответила Кэм.

Она взяла мою майку и прижалась к ней лицом, как к детскому одеяльцу.

– Но я не думала, что будет настолько тяжело!

– Прости, Кэм. Мне очень, очень жаль, правда, но я должна быть с мамой.

– Знаю, – ответила Кэм. Потом помолчала и посмотрела на мою майку так, как будто увидела в ней меня. – Только, Трейси, не расстраивайся, если все получится не так, как ты ожидаешь.

– Все уже идет как надо!

– Знаю, знаю. Прекрасно, что теперь ты будешь жить с мамой, но, может быть, все закончится не так, как в сказке: «И жили они долго и счастливо…»

У сказки будет счастливый конец. Обязательно! Просто она этого не хочет.

– Все будет замечательно, вот увидишь! – сказала я, выхватила у нее из рук свою майку и засунула в сумку вместе с остальными вещами.

– Трейси, я знаю…

– Ничегошеньки ты не знаешь! – перебила ее я. – Не знаешь моей мамы, да и меня толком не знаешь! Как будто мы и не жили вместе! Не понимаю, почему ты все время качаешь головой и подзуживаешь меня: это не получится, то не получится. Ты считаешь меня отвратительной и ужасной и думаешь, что и маме я очень быстро надоем.

– Вовсе нет! Я не считаю тебя ужасной, плохой и трудной. Конечно, ты не без недостатков, но умеешь быть и очень хорошей. Просто даже если ты станешь самой хорошей девочкой на свете и будешь прекрасно себя вести, все равно что-нибудь может не получиться. Твоя мама не привыкла к детям.

– У тебя тоже не было никакого опыта, но ты же меня взяла. Слушай, у меня идея! Ты можешь теперь взять на воспитание кого-нибудь другого.

– Не хочу кого-нибудь другого. Я хочу тебя.

У меня перехватило дыхание. Захотелось к ней прижаться и наговорить разных глупостей… Но в то же время хотелось на нее накричать и оттолкнуть от себя за то, что она портит мне встречу с мамой.

Я высвободилась из ее объятий и снова стала укладывать сумку.

– Если бы ты так хотела быть со мной, ты бы по-другому себя вела, – сказала я, запихивая старые кроссовки под потрепанные джинсы серийного производства. – Ты бы покупала мне нормальную одежду и красивые подарки.

– Ох, Трейси, не заводись, – вдруг сердито сказала Кэм и стала кругами ходить по моей «пещере», как собака, которой не дают покоя блохи.

– Ты почти ничего мне не дарила, – сказала я тоже сердито. – Никого не встречала прижимистее тебя! А теперь посмотри, что мне мама подарила.

– Куклу, – сказала Кэм и стала рассматривать ее на расстоянии вытянутой руки.

– Да, но это не какая-нибудь старая кукла. Она стоит кучу денег! И не детская игрушка. Это коллекционный экземпляр! Мама подарила мне ее для того, чтобы она служила украшением. Многие взрослые женщины собирают куклы. Только ты не поймешь, – фыркнула я в лицо Кэм, на которой были старая рубашка в клеточку и бесформенные джинсы. – Ты к этому типу женщин не относишься.

– Слава тебе, господи! – ответила Кэм.

– Не хочу жить, как ты. Мы не подходим друг другу, Кэм. Джейн, Лиз и всё твои глупые друзья тоже не для меня. Мне мама подходит. Она и я. Мы с ней родственники, а ты просто моя приемная мать. Тебе платят, чтобы ты за мной смотрела, – вот и все. Понимаю, почему ты сейчас суетишься. Тебе не будут платить, когда я уйду, – в этом все дело!

– Думай что хочешь, – сказала Кэм мерзким тоном мученицы.

– Так оно и есть!

– Ладно, ладно, – ответила Кэм, скрестив руки на груди.

– Ничего не ладно! – возразила я, топнув ногой. – Не знаю, что ты делаешь с деньгами. Непохоже, чтобы ты на меня их тратила.

– Правильно! – подхватила Кэм, будто говорила с дурочкой.

– Ничего правильного! Все мне надоело! – закричала я. – Знаешь, что я тебе скажу? Даже если у меня с мамой ничего не получится, я не хочу сюда возвращаться. Надоела мне эта дыра! И ты мне надоела!

– Ну и выметайся отсюда, маленькое неблагодарное чудовище! Ты тоже мне надоела! – крикнула Кэм и, хлопнув дверью, в слезах выбежала из моей «пещеры летучей мыши».

Теперь понятно, что у нее на уме. Подумаешь!

Все только и ждут от детей, чтобы они были благодарными за то, за это… Отвратительно быть благодарной. Никакой справедливости! Все ждут, что я должна быть благодарной Кэм за то, что она за мной смотрит, а мне самой не разрешают о себе позаботиться. Хотя это было бы проще простого. Мне надо благодарить ее за невкусную вегетарианскую еду, вместо того чтобы ходить в «Макдоналдс», и за мою старомодную одежду (неудивительно, что в школе меня дразнят!), и за скучные старые книжки. Слушайте, вы когда-нибудь читали «Маленьких женщин»? Кому какое дело, что Джо всегда была любимой героиней Кэм? А походы в музей? Ладно, мумии и карлик-горбун мне еще понравились, но все эти картины, горшки и плошки – чушь собачья!

Фу! Задрипанные! Скучные! Нудные!

Ах, если бы только я могла зарабатывать! Я бы покупала себе все, что нужно. Несправедливо, что детям не разрешают работать. Я бы классно торговала на рынке, или продавала мороженое, или работала в детском саду. Если бы у меня была работа, я могла бы есть биг-маки и жареную картошку каждый день и была бы одета с ног до головы в одежду от дизайнеров. Да и, конечно, у меня была бы самая модная обувь. А уж сколько бы я всего себе накупила: видеофильмы, компьютерные игры, путешествие в Диснейленд!

Мама обязательно возьмет меня в Диснейленд, если я ее об этом попрошу. И все кончится, как в сказке. Буду всю оставшуюся жизнь жить счастливо. Обязательно буду! Даже если Футболист в это не верит. Терпеть его не могу!

Я сказала неправду. Мне он даже нравится, не пойму только чем. И я за него беспокоюсь. Уж он-то не будет жить счастливо.

Перед отъездом к маме я отправилась в наш дом, чтобы попрощаться с Футболистом и Александром.

Александра там не было. Думаю, и Футболиста тоже. Я вошла в дом, а их и след простыл. Никаких продуктов в картонном холодильнике. Я проверила наверху и выглянула в окно. На елке все так же висели мои трусы. Как далеко от окна она растет!

Мы все тогда будто с ума посходили. Посмотрела вниз, и сердце сжалось при мысли об Александре.

Вдруг я вскрикнула. Кто-то лежал на матрасе, широко раскинув ноги. Кто-то в футбольной форме и больше Александра.

– Футболист!

Я заорала, кинулась вниз, выскочила через боковое окно прямо в заросший сад и побежала к матрасу.

– Футболист! Футболист! – кричала я, стоя над его распростертым телом.

Он открыл глаза и уставился на меня:

– Трейси?

– Футболист! Ты жив! – вскрикнула я, опустившись перед ним на колени.

– Ух, Трейси! Не знал, что тебе не все равно! – захихикав, воскликнул он.

Я быстро щелкнула его по носу:

– Хватит, идиот! Ты что, упал?

– Нет, просто лежу себе, отдыхаю.

Я дотронулась до его руки. Она была ужасно холодной, а рубашка мокрой.

– Ты что, здесь всю ночь пролежал? С ума сошел!

– Ага. Это про меня. Сумасшедший, чокнутый. Все про меня.

– Ты и вправду такой, – сказала я. – А теперь еще заболеешь.

– И что тогда будет?

– В футбол не сможешь играть!

– Нет, смогу!

Он дотянулся до футбольного мяча, который лежал рядом с матрасом, и подбросил его в воздух. Попробовал поймать, но мяч выскользнул у него из рук и закатился в густую траву. Футболист выругался, но даже не подумал встать. Он продолжал лежать и щелкать у себя над головой папиной зажигалкой. Руки его не слушались.

– Уронишь зажигалку и еще подожжешь себя, чокнутый! Кончай!

– Я пытаюсь согреться.

– Сейчас я тебя согрею.

Я стала растирать его ледяные посиневшие пальцы. Он схватил меня за руки и потянул к себе.

– Во что ты играешь?

– Составь мне компанию! А, Трейси?

– Почему нельзя пойти в дом?

– Мне нравится, когда холодно. Я тогда почти ничего не чувствую.

– Ага, ты настоящий тупица, – сказала я, но легла рядом с ним на вонючий и старый матрас. Было так сыро, что, казалось, сквозь спину меня заполнили доверху водой.

– Кажется, будто меня тащат все глубже и глубже в землю, – заерзав, сказала я.

– Ага. Давай так вместе и останемся здесь. Ты и я в нашем собственном маленьком мире.

Что, если нам остаться в этом саду навсегда? Мы с Футболистом лежали бы на этом матрасе, как мраморные статуи на надгробной плите. Пусть бы по нашим телам полз плющ, скакали белки, а в волосах птицы свили гнезда. Ни один мускул у нас не дрогнет, как будто нам все равно.

Только мне не все равно! Я хочу добраться до счастливого конца своей сказки. Я готова теперь всю оставшуюся жизнь прожить счастливо.

– Эй! Пора вставать! Давай поиграем в футбол! – Я нашла мяч и стукнула им по голове Футболиста, чтобы привести его в чувство.

Выругавшись, Футболист вскочил на ноги. Хотел выхватить у меня мяч, но не тут-то было.

– Я Трейси Бикер Великая, быстрая как ветер. Ура, мяч у меня!

– Отвали, это я великий! – сказал Футболист и попробовал схватить меня. Его огромный ботинок угодил не по мячу, а прямо мне по щиколотке.

– Уууу! Больно! Верзила чокнутый! Амбал в ботинках!

– Прости. – Футболист уставился на мою ногу. – Покраснела, – озадаченно сказал он.

– Это же кровь!

– Я не нарочно, – пробормотал Футболист.

– Нет, нарочно, – ответила я, озабоченно вытирая кровь со щиколотки. – Ты никогда не следил за своей ногой, и теперь она живет по своим законам. Подумать только – целый кусок из моей ноги выдрала! Между прочим, мне больно!

– Прости меня, пожалуйста, Трейси. – Казалось, Футболист вот-вот расплачется. – Никогда в жизни тебя не трону! Ты так много для меня значишь, малышка! А, Трейси? – И он попробовал меня обнять.

Я вывернулась у него из рук:

– Отстань!

– Да ладно тебе, ты же знаешь, я тебе тоже нравлюсь.

– Особенно сейчас, когда ты мокрый и вонючий! Фу, когда ты в последний раз мылся, Футболист?

– Заговорила прямо как моя мать. Все вы одинаковые. Все пилите. Думаешь, ты и вправду мне нужна? Вот еще! И вовсе ты мне не нужна! Ты никому не нужна, Трейси Бикер!

– Я нужна своей маме! – заорала я.

От моего крика птицы взвились в воздух. Люди, которые направлялись по своим делам, прямо застыли на месте. Машины врезались друг в друга, а в небе столкнулись самолеты.

– Я НУЖНА СВОЕЙ МАМЕ!

Я НУЖНА СВОЕЙ МАМЕ!

Снова дома у мамы

На этот раз в гостях у мамы было уже по-другому. И мама тоже была другой. Даже под слоем грима ее лицо было очень бледным. На ней были темные очки, и, когда мы крепко обнялись, из-под пудры пахнуло чем-то затхлым. В доме тоже чем-то пахло. Сигаретами и выпивкой. Шторы были задернуты.

Я хотела их раздвинуть, но мама меня остановила.

– Не надо яркого света, дорогуша, – сказала она, держась за лоб.

– Ты с похмелья, мама?

– Что ты сказала? Конечно нет! Не глупи, родная. Нет, это проклятая мигрень. Меня она без конца мучает. Все на нервной почве.

Она зажгла сигарету и глубоко затянулась.

– Это не из-за меня, мама? – спросила я.

– Ну что ты, родная! Лучше посмотри, что я тебе купила.

– Еще один подарок!

Я надеялась, что это не шоколадные конфеты, потому что меня подташнивало. Тоже на нервной почве. Я пошла в маму.

Подарок был большой и мягкий. Не шоколадные конфеты.

– Это тряпичная кукла или плюшевый мишка? – осторожно поинтересовалась я, пытаясь нащупать лапу или голову сквозь красивую бумагу.

– Посмотри!

Я осторожно развернула оберточную бумагу. На этот раз чрезвычайно аккуратно. И обнаружила потрясающие штаны в военном стиле с этикеткой, от которой можно сойти с ума!

– Ура! Вот это да! – воскликнула я и завертелась на месте, прижимая к себе штаны и заставляя плясать то одну штанину, то другую.

– Тебе нравится? – спросила мама.

– Очень. Они действительно крутые! Жаль, у меня к ним нет подходящей куртки.

– Ты на что намекаешь? – улыбаясь, спросила мама.

Я решила не сдаваться.

– Конечно, и старые кроссовки к ним не подходят, – продолжала я. – Для полного счастья к этим штанам мне нужны новые, фирмы «Найк».

– Я денег не печатаю, – сказала мама. – Для меня это большая трата. Ха! Да я за тебя ни пенни не получаю, а этой Кэм столько платят!

– Но ведь я этого достойна, правда, мама? – спросила я, придвигаясь поближе.

– Ну конечно, родная. Только не топай так громко. У меня голова раскалывается.

Я сварила маме крепкий черный кофе. Она села на диван и стала его потягивать. Потом она откинулась на подушку. Она лежала очень тихо и не отвечала, когда я к ней обращалась. Казалось, она заснула, хотя из-за темных очков я не видела ее глаз.

Я медленно обошла вокруг дивана, глядя на нее и не в силах поверить в то, что она действительно моя мама и теперь мы вместе и будем вместе всегда, навеки. Я так часто представляла себе нашу встречу, что теперь не могла в это поверить. Все смотрела на нее и смотрела, пока у меня в глазах не зарябило, но мама не исчезла. Она лежала в своем блестящем свитере и леопардовых брюках. Прекрасная, особенная, добрая. И очень сонная.

Вставать она не собиралась. Мне нравилось на нее смотреть, но вскоре стало скучно. Я прошлась по комнате, вытряхнула содержимое пепельницы в мусорное ведро, унесла стакан и пустую бутылку на кухню, как настоящая маленькая мамина помощница. Заглянула в кухонные шкафы и в холодильник, но пожевать там было нечего – одни пакеты с морожеными полуфабрикатами да продукты для тех, кто сидит на диете. И выпивка.

Я немного поиграла в классики на кафельном полу в кухне, а потом сняла кроссовки и поиграла в фигурное катание. Наигравшись, я шмыгнула в комнату: мне послышалось, что мама вздохнула, но она только повернулась на другой бок и продолжала изображать спящую красавицу. Одна ее черная замшевая туфелька на высоком каблуке свалилась. Я ее померила. Потом аккуратно сняла вторую. Теперь у меня были собственные туфли на высоких каблуках. Немного походила по комнате, чтобы к ним привыкнуть и не падать, а затем, пошатываясь, прошла в спальню, чтобы полюбоваться собой в зеркале.

В гардероб я тоже заглянула. Сама не понимаю, когда я успела нацепить мамин мохеровый свитер и кожаную юбку? Стала очень похожа на маму и притворилась, что я – это она, и пообещала своей маленькой Трейси, что буду всегда ее любить и никогда не брошу. Что бы ни случилось!

Потом мама вошла в спальню, потирая глаза, и закурила.

– Вот ты где! Я на пять минут отключилась. Ах ты хитрюга! Уже влезла в мои вещи! А ну, снимай! И поосторожней с юбкой – она стоит бешеных денег!

– Ну мама, позволь мне еще немножко походить в твоих вещах. Еще одну минуту. Я в них такая красивая, прямо как ты, – взмолилась я.

Потом стала рыться в ее шкафу.

– Мне нравится твое красное платье. Можно мне его примерить? А эту фиолетовую штуку? А это что за черное платье? Выглядит очень даже сексуально.

– Трейси! – захихикала мама. – Ладно, давай наряжаться.

Это было ЧТО-ТО! Мама стала меня наряжать, и мы обе чуть не лопнули со смеху, когда я примерила черное платье. Потому что его вырез был мне прямо до пупка – у меня не только сверху ничего не было, но и снизу тоже. В конце концов я снова оказалась в мамином мохеровом свитере, кожаной юбке и черных замшевых туфлях на высоких каблуках. Я расхаживала по комнате, как модель, а мама стала мне показывать, как нужно правильно двигаться. Я из кожи вон лезла, чтобы научиться ходить, как она. Потом мы поиграли немного в рок-звезд. У мамы все прекрасно получалось. Она чудесно пела и пританцовывала. У нее удивительный голос! Мама сказала, что в пабе она лучше всех поет под караоке, поэтому ее всегда просят спеть.

– Кстати, сегодня – вечер караоке, – сказала она.

– Здорово! А мы туда пойдем? Мне бы очень хотелось посмотреть, как ты будешь петь.

– Тебе нельзя в паб. Ты еще ребенок.

– Однажды я туда ходила с Кэм, Джейн и Лиз. Мы сидели в саду, я выпила коктейль и съела три пакета соленых чипсов с уксусом.

– Ну, в моем пабе нет сада, и там нельзя сидеть на улице. Нет, я думала, не пойти ли мне туда самой?

– А я?

– Я тебе постелю на диване, и ради такого случая ты сможешь немного посмотреть телевизор.

– Ты хочешь меня оставить одну? – спросила я. Сердце у меня сильно забилось.

– Не ной, Трейси! Ты ведь не маленькая!

– Я не люблю оставаться одна, – сказала я. – Мама, неужели ты не можешь побыть дома и поиграть со мной?

– О чем ты говоришь, Трейси? Разве я мало с тобой сегодня играла? А ты меня и на часок не можешь отпустить с друзьями в паб? Пропущу там пару стаканчиков – вот и все. И приду домой задолго до закрытия, клянусь! Ты все равно будешь уже спать.

– А что, если я не засну?

– Тогда посмотри телевизор, я же сказала.

– Сегодня ничего хорошего не показывают.

– Тогда посмотри видео. Ох уж эти дети! Сразу видно, ты избалована. Делай, что тебе велят, если хочешь, чтобы мы поладили.

– Ты не должна от меня уходить!

– Я буду делать то, что хочу, юная леди! И смени тон! Ты хочешь, чтобы я тебя снова в детский дом отправила?

Я покачала головой и не смогла произнести ни слова.

– Ну ладно. Не упрямься! Вылезай из моих вещей и переодевайся в пижаму.

Она стала разговаривать со мной, как с капризным малышом. Даже сама смыла с меня косметику и стала играть в глупые игры с полотенцем, притворяясь, что это птичка, которая клюет меня в нос. Я громко смеялась и подыгрывала ей, делая вид, что мне это очень нравится. Надеялась, что, если буду по-настоящему милой и забавной, мама передумает и никуда не пойдет.

Но она ушла. Оставила меня одну.

Поцеловала, поправила одеяло, помахала мне рукой на прощание и ушла в своих черных замшевых туфлях на высоких каблуках.

Я позвала ее и сказала, что она не обязана играть со мной. Я буду лежать тихо, как мышка. Я сделаю все, что она захочет, если только она останется со мной. Не знаю, слышала ли она меня. Она все равно ушла, а я осталась. Совсем одна.

Сначала я рассердилась. Она не должна была от меня уходить. Если я позвоню Илень и наябедничаю, у нее будут серьезные неприятности. Я знала, кому мне хочется позвонить, но не могла. Я не могла признаться Кэм, что все пошло не так, как я ожидала, да еще с самого начала.

Потом я рассердилась на саму себя. Неужели все действительно пошло не так? Не понимаю, что это я себя так накручиваю? Подумаешь! Мама побежала, чтобы пропустить пару стаканчиков. В конце концов, многие матери ходят в паб. А моя мама прекрасно ко мне отнеслась, купила мне новые брюки, поиграла со мной… Она была самой лучшей мамой на свете! Почему бы мне не лечь на ее замечательно удобный диван, посмотреть телевизор и чудесно провести время, пока она не вернется?

Я знала ответ. Мне было страшно. Мамин поступок напомнил о тех временах, когда я была совсем маленькой и она вот так же оставляла меня одну. Я почти все забыла, но помню, как плакала в темноте, но никто не приходил. Казалось, темнота тянется куда-то далеко-далеко, а я совсем одна в этом мире, и мама никогда не вернется.

Сейчас я чувствовала то же самое, хотя понимала, как это глупо. Я свернулась калачиком и стала думать о ней. Как мне хотелось вернуться! Я совсем запуталась. Мне было так одиноко, что я даже заснула, но, когда проснулась, мамы по-прежнему не было дома, хотя все пабы к тому времени уже закрылись. Я включила телевизор, но звук показался слишком громким в пустой квартире, и я сразу его выключила. Я все прислушивалась и прислушивалась, думая, что же я буду делать, если мама не вернется. И вот, когда я уже почти смирилась с этой мыслью, послышались шаги, смех и скрежет ключа в замке.

В гостиной зажегся свет. Я продолжала лежать, свернувшись калачиком и крепко зажмурившись.

– Ой, совсем забыла, что постелила ей в гостиной, – прошептала мама. – Смешная, правда? Совсем на меня не похожа. Давай, пошли отсюда. Иди-ка лучше домой, дорогой! Да, понимаю, но ничего не поделаешь.

Послышался противный мужской голос, и чмоканье, и мамин смех:

– ax ты проказник! Нет! Ш-ш-ш, ребенка разбудим!

Я постаралась дышать медленно и ровно, как будто действительно спала. Мужчина снова что-то забормотал.

– Ух! – сказала мама. – Да, мне бы очень хотелось попасть на скачки в воскресенье. Отличная идея! Хотя маленькая Трейси все еще будет здесь. Может, взять ее с собой? Слушай, она не будет мешать!

Снова послышались возня и бормотание:

– Понимаю, что тогда все будет не так. Что? Понимаю. Мы провели бы там выходные? Звучит заманчиво! Ты мне руку чуть не вывихнул! Ладно, я все устрою.

Я лежала с закрытыми глазами, но не смогла остановить слез. Ничего! Они ничего не заметили. Они на меня и не смотрели.

Утром я проснулась гораздо раньше мамы. Я давно все уложила в сумку. Интересно, как она мне об этом сообщит? Все расскажет как есть или придумает какую-нибудь историю?

Мама придумала историю, в которой было много вранья. Она рассказала ее за завтраком. Поразительно! Подобное я в последний раз придумывала, когда мне было лет шесть. Невероятную сказку о том, как она столкнулась с продюсером фильма. Он был ею очарован и заговорил о роли, о которой она давно мечтала. Для этого ей необходимо поехать в гости к его закадычным друзьям. Она знает, что эти выходные особенные – ведь мы собирались провести их вместе. У нас их столько еще будет! А пока она не может упустить свой шанс. Ты же все понимаешь, да, дорогая?

Я поняла. Я взглянула на маму – пристально так на нее посмотрела… И все поняла, и ничего не стала выяснять. Заставила себя улыбнуться и пожелала ей удачи. Мамины глаза затуманились, и вчерашняя тушь потекла. Она потянулась ко мне через стол, и ее нейлоновая ночная рубашка угодила в мою чашку с хлопьями. Мама крепко меня обняла. Я в последний раз вдохнула запах ее пудры. Она погладила меня, потом провела рукой по своим взлохмаченным волосам, потрогала мокрую от молока с хлопьями ночную рубашку и сказала, что, пожалуй, ей сейчас лучше пойти в душ и привести себя в порядок.

– Чем ты собираешься сегодня заниматься? А, милая?

Я знала, что буду делать. Как только мама скрылась в ванной, я подошла к ее сумке, взяла из нее немного денег, потом, схватила свою сумку и смылась, оставив ей записку:

"Все в порядке, мама. Знаю, я тебе не нужна. Все будет хорошо. Взяла у тебя десять фунтов на проезд, но обязательно накоплю денег и вышлю долг, честное слово. Большое спасибо за все.

С любовью, Трейси".

Записка получилась немножко помятой и грязной, но переписывать было некогда. Мне нужно было маму предупредить. Пусть знает – я не воровка. Потом я вышла и медленно-медленно закрыла входную дверь, чтобы она ничего не услышала. И побежала. Я все бежала, бежала и бежала. А куда, не знаю. Идти-то мне было некуда!

Я могла вернуться к Кэм, но она, наверное, теперь меня не захочет. После всего, что было. Какая же гадость тогда из меня полезла! Даже не хочется писать об этом в книге. И все ради того, чтобы ее обидеть. Было невыносимо трудно выбирать между Кэм и мамой, и я решила обидеть Кэм. Это оказалось совсем легко. Теперь она ни за что не захочет взять меня обратно!

Вот как я просчиталась, и теперь мне некуда идти.

Нет, есть куда!

Знаю, куда я сейчас пойду!