Текст книги "Белый вереск"
Автор книги: Жаклин Рединг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Жаклин Рединг
Белый вереск
Воображение связывает нас с потерянными сокровищами, но именно потери подхлестывают наше воображение.
Колетт.
Посвящается Хилари Росс – за то, что она помогла раскрыть и развить мои способности. Спасибо.
Пролог
Октябрь 1793 года
Инвернессшир, Шотландские горы
– Какого черта, почему так долго?
Повитуха, склонившаяся над распростертым женским телом, раздраженно покосилась на дверь. Даже сквозь толстые деревянные стены чувствовалось, что говоривший вне себя от ярости.
«Дьявол», – нахмурившись, подумала она и вновь повернулась к молодой роженице, в муках корчившейся на высокой кровати. Но ничего не ответила мужчине, поджидавшему в соседней комнате.
Однако ее молчание, кажется, лишь еще больше разъярило его.
– Да я бы уже давно вытащил эту козявку ручкой от кастрюли! – заорал он. Прошло мгновение, и мужчина с силой забарабанил кулаками в дверь. – Ты слышишь меня? Ты, шотландская колдунья! Заканчивай побыстрее, иначе я сам этим займусь!
«Только попробуй, и узнаешь, на что может сгодиться ручка от кастрюли…»
Но Мэри Макбрайан смолчала и на этот раз – она знала, что грубость только повредит ей. К тому же повитуху куда больше волновала роженица, а не этот злодей, бушующий в соседней комнате, скорее напоминавшей не спальню, а тюремную камеру.
Мэри повязала волосы старой льняной косынкой, но та пропиталась потом, заливавшим ее лицо. Утерев глаза краешком фартука, женщина бросила взгляд на маленькие песочные часы, стоявшие на тумбочке. Роды шли плохо, из рук вон плохо. У леди Кэтрин не было ни минуты на то, чтобы отдохнуть, а ведь все началось еще прошлой ночью. Мэри пыталась развернуть ребенка в утробе матери, для чего осторожно ворочала ту с боку на бок, но ничего не помогало.
Присмотревшись повнимательнее, Мэри заметила, что голубые глаза Кэтрин потускнели – так гаснет догорающая свеча. «Она умирает», – мелькнуло у нее в голове. На душе у Мэри стало еще тяжелее. Если она немедленно не придумает, как извлечь ребенка на свет Божий, оба – и мать, и малыш умрут. Времени на раздумья не оставалось. Мэри не могла больше уповать на милость природы, придется вмешаться самой.
Наклонившись к несчастной, Мэри приложила губы почти к самому уху женщины.
– Миледи! – позвала она, пощекотав щеку Кэтрин темной прядью. – Миледи, это я, Мэри. Вы слышите меня?
Кэтрин застонала – похоже, она настолько измучилась, что почти не испытывала боли. С трудом сглотнув, роженица еле слышно выдохнула:
– Да… Мэри…
Повитуха больше не сомневалась: Кэтрин держится из последних сил.
– Выпейте-ка остатки малинового и лавандового отвара. Он облегчит боль и придаст вам силы.
Мэри бережно приподняла с подушки голову Кэтрин и поднесла к ее пересохшим губам деревянную плошку с остатками целебного отвара. Несчастная с трудом проглотила всего несколько капель; остальное растеклось у нее по подбородку.
Ласково погладив Кэтрин по голове, Мэри внимательно вгляделась в ее лицо, темнеющее на подушке в тусклом свете свечей. С каждым мгновением та слабела все больше. Темные волосы пропитались потом, и влажные пряди прилипли ко лбу и щекам, покрасневшим от жара и нестерпимой духоты, царивших в жарко натопленной комнате.
За спиной Мэри в грубом каменном очаге пылало яркое пламя, которое повитуха даже не могла уменьшить, потому что, во-первых, от огня шел хоть какой-то свет, а во-вторых, там грелся котелок с водой, необходимой, чтобы обмыть новорожденного. Свечи, расставленные вокруг кровати, догорали. Дьявол отказался дать еще свечей, равно как и принести побольше воды – он был уверен, что, испытывая «некоторые» неудобства, повитуха станет более расторопной, а значит, и ребенок быстрее появится на свет.
Стало быть, скоро они останутся в полной темноте – на стенах нет колец для факелов, а из крохотного окошка не высунешься, чтобы вдохнуть свежего ночного воздуха или полюбоваться на серебристое мерцание лунного света.
Да уж, они оказались настоящими узницами в этой комнате ужаса.
– Похоже, он задумал нас сварить здесь, – громко проговорила Мэри, обращаясь скорее к самой себе, нежели к Кэтрин. – Что и говорить, дьявол. Даже не подумал принести льда, чтобы я могла хоть немного охладить ваши лицо да грудь. Поди считает, что роды – пустяк какой-то. Ох, посмотрела бы я, как он корчится в родовых муках. – Она понизила голос, протирая лицо Кэтрин влажной салфеткой. – Боюсь только, что мои настойки будут действовать слишком медленно, миледи.
Кэтрин медленно подняла вверх руку; ее обручальное кольцо сверкнуло в мягком свете огня. Пальцы женщины дрожали – малейшее движение давалось ей с невероятным трудом. Мэри еще никогда не чувствовала себя такой беспомощной, да и было от чего – женщина, которую она привыкла видеть веселой и жизнерадостной, теперь, казалось, готовилась проститься с жизнью. Повитуха на мгновение прикрыла глаза. Ах, если бы лорд дожил до этого дня и увидел, как страдает его молодая жена! Из глаз Мэри потекли крупные слезы.
Лорд и леди обвенчались несколько лет назад, и любовь, связывавшая их все эти годы, казалась вечной. Лорд специально ездил в Лондон на поиски спутницы жизни. И Кэтрин стала его второй женой (первая умерла при родах). По словам Чарлза, в тот миг, когда он впервые увидел ее – сверкающий бриллиант в серой толпе – на сказочном балу, ему показалось, что послышалось пение ангелов. И Мэри знала – на его любовь Кэтрин отвечала любовью: повитуха видела, с каким обожанием женщина смотрела на своего мужа.
Кэтрин как-то поведала Мэри, что Чарлз во время ухаживания даже пел ей серенаду под окнами. Никто другой не был способен на такое, особенно в возрасте Чарлза, и Кэтрин поняла, что на всю жизнь полюбила этого человека. Влюбившись, Чарлз словно помолодел, хотя и был на несколько десятилетий старше Кэтрин.
По утрам они всегда гуляли вместе, а ночами без устали любили друг друга при таинственном свете луны, льющемся в открытое окно. Мэри прекрасно помнила тот день, когда Кэтрин сообщила мужу, что носит под сердцем его дитя. Лорд был так счастлив, что устроил пышный праздник, равного которому в этих краях не видели с древних времен. На него пригласили всех соседей, живущих на расстоянии многих миль вокруг, и даже внучатый племянник лорда внезапно приехал в день праздника.
И тут лорд неожиданно заболел каким-то странным недугом, быстро сжигавшим его, против которого оказались бессильны травы и снадобья Мэри. Болезнь быстро унесла этого сильного, доброго человека. Опасаясь заразиться сама и повредить ребенку, Кэтрин даже не могла посещать его во время болезни. Лишь в последнюю ночь через закрытую дверь она упросила мужа пустить ее к себе. Он отмучился к утру, оставив Кэтрин на попечение внучатого племянника – предполагаемого наследника своего состояния, так что бедняжке пришлось донашивать дитя в одиночестве.
И вот время пришло.
Мэри взяла Кэтрин за руку своей натруженной рукой, надеясь передать той хоть немного собственной силы, чтобы несчастная женщина смогла пережить эту ночь.
– Леди Кэтрин, вы должны меня выслушать. Я думала, что сумею повернуть младенца, но столько времени прошло, а он все еще не родился. Мы больше не можем ждать. Выбора нет, придется тащить плод за ножки.
На мгновение Кэтрин закрыла глаза, а когда вновь открыла их и взглянула на Мэри, та увидела, что они полны слез.
– Он умрет, Мэри? Умрет еще до рождения?
Мэри улыбнулась, стараясь ободрить роженицу, хотя и не верила, что ей удастся извлечь ребенка из тела матери, не причинив ему вреда. Впрочем, жизнь миледи тоже была в опасности.
– Не-е, миледи, не стоит волноваться. Думаю, с дитем ничего не случится, если только мы все быстро сделаем. Мне приходилось принимать роды, когда малыш лежал ножками вниз. Таким способом на свет появилось несколько мальчишек, и сейчас все они здоровые и крепкие как быки. Если вы будете слушать меня, миледи, все пойдет как по маслу. И у вас непременно родится мальчик.
Кэтрин глубоко вздохнула, пытаясь собраться с силами и вновь обрести хоть немного мужества.
– Ах, если бы Чарлз мог видеть, как малыш появится на свет… – Она смотрела в потолок. – Мой дорогой Чарлз… Как мне тебя недостает!.. Я по-прежнему люблю тебя, мой милый… – Глаза ее затуманились, и женщине показалось, что Чарлз стоит на коленях возле кровати, шепчет на ухо ободряющие слова и поглаживает спутанные волосы. И так гордится ею!
– Чарлз…
– Надо спешить, – поторопила госпожу Мэри. – Вам придется тужиться, миледи, только не делайте этого, пока я не скажу. Я слегка потяну малыша, чтобы ему стало полегче. Вам будет больновато, но больше ничего нельзя сделать. Дать вам немного времени, чтобы подготовиться?
Голова роженицы заметалась на подушке.
– Нет, Мэри, нет… Делай все что угодно, лишь бы спасти моего ребенка… Быстрее… Я так боюсь за его жизнь…
Задрав окровавленный подол рубашки, Мэри закатала его наверх, обнажив огромный живот женщины. Кэтрин была такой хрупкой, ее бедра так узки, а ребенок, рвавшийся на свет, оказался на редкость крупным, из-за чего бедняжке пришлось провести в постели последние восемь недель беременности. Чуть отступив от кровати, Мэри положила одну руку на живот роженицы и слегка нажала, а пальцы другой руки засунула во влагалище. Кэтрин судорожно выдохнула.
– Все хорошо, миледи, все хорошо… Я уже нащупала его ножку… Осталось ухватить вторую и…
Кэтрин закричала.
– Вот она… Я нашла ее. Нет-нет, миледи, тужиться еще рано. Знаю, что вам этого хочется, но мы должны все делать медленно. Если поспешите, то промежность у вас порвется, а ребенок…
Кэтрин закричала еще сильнее.
– Какого дьявола ты там делаешь, чертова ведьма? – донесся злобный крик из соседней комнаты. – Если только ты навредишь ей, я потребую, чтобы тебя наказали за нерадивость!
Не обращая внимания, Мэри продолжала заниматься Кэтрин.
– Ну вот… Вы – молодец, миледи, ей-богу… Теперь можете немного потужиться… Когда вы родите, я приготовлю вам большую чашку лечебного отвара. Положу туда ложечку меда, чтобы было не очень горько. А когда вы отдохнете, я вымою вас в прохладной ванне с мятой… Это поможет… вот увидите.
Не умолкая ни на мгновение, чтобы отвлечь Кэтрин, Мэри продолжала действовать.
– Нет-нет, миледи, не напрягайтесь так, – мягко проговорила она, почувствовав, как сжалось тело роженицы. – Головка младенца очень мягкая, но появляться на свет подобным образом небезопасно. Откиньтесь назад, откиньтесь, а я медленно вытащу его. Мне придется держать ручки малыша, чтобы они не сломались. Только так и можно, миледи. Вам будет очень больно, не стану скрывать, но уж потерпите. Это недолго.
Казалось, слова Мэри немного успокоили Кэтрин, и ее напряженные мышцы немного расслабились. Женщина откинулась на подушки, а Мэри, не сводя глаз с ее лица, принялась медленно тянуть ребенка.
Кэтрин прилагала все силы, чтобы сделать все как надо. Ее муж гордился бы ею! Мэри не сводила с Кэтрин глаз до тех пор, пока ее пальцы не нащупали ягодицы ребенка. И только тогда посмотрела вниз.
Кожа на крохотных ножках малыша была голубоватой, чересчур голубоватой. Необходимо как можно быстрее извлечь его из утробы матери, но Мэри могла повредить его головку. Когда показались плечики малыша, Кэтрин почувствовала, что боль усиливается. Мэри подложила одну руку под спинку ребенка, а другую положила ему на животик и стала медленно поворачивать его, а затем потянула.
Кэтрин закричала.
– Вот он, миледи, вот, тужьтесь! Вот, уже скоро! Ручки и ножки уже выбрались, я вижу шейку…
Вопль Кэтрин заполнил собой все пространство комнаты, а потом резко оборвался. Лишь ее прерывистое дыхание нарушало тишину. Мэри быстро вытащила головку, перевернула младенца и слегка шлепнула его по попке.
Ни звука.
Мэри развернула новорожденного и увидела, что это мальчик. Сын. Леди Кэтрин так мечтала о сыне, чтобы подарить Чарлзу наследника, которого тот так ждал. Ее сердце разобьется, если она потеряет его.
Очистив носик и рот ребенка, Мэри обернула его в пеленку и принялась яростно растирать посиневшую кожу. Она терла крохотные ручонки и ножки, гладила грудь, моля Господа о том, чтобы мальчик сделал наконец первый вдох. И вдруг, когда она почти потеряла надежду, крохотный комочек в ее руках кашлянул и тихо заплакал. Это был еле слышный плач, но Мэри знала, что скоро он станет громче. Ей казалось, что она в жизни не слыхала звука приятнее.
Повитуха позволила себе облегченно вздохнуть.
– Это мальчик, миледи, отличный малыш!
Лицо Кэтрин озарилось слабой улыбкой, когда Мэри положила сына ей на живот.
Но тут дверь в комнату распахнулась, и в мерцании угасающих свечей возникла фигура дьявола. Одетый во все черное, он стоял, расставив ноги и уперев руки в бока.
– Так ты говоришь, мальчик, шотландка? Леди Кэтрин родила наследника?
– Да, милорд, – пробормотала повитуха, опустив голову, чтобы смотреть на ребенка, перерезая при этом пуповину. С того дня, как этот человек без приглашения прибыл в дом своего двоюродного дедушки, Мэри чувствовала, что Зло черным плащом окутывает его. Хоть он и скрывал свою сущность за вежливыми словами и льстивыми улыбочками, Мэри не сомневалась: это – исчадие ада.
Запеленав новорожденного, Мэри передала его Кэтрин в руки.
– Прими мои поздравления, Кэтрин, – проговорил вошедший, подходя к кровати, хотя какие уж там поздравления, когда его темные глаза полыхали злобой. – Похоже, твой муженек перед смертью позаботился оставить наследника. – Выхватив малыша у матери из рук, он внимательно оглядел его. – Что-то он больно бледен, думаю, все из-за неуклюжести этой шотландской женщины. Я немедленно отдам ребенка кормилице, чтобы та покормила его. Тогда мы можем быть за него спокойны.
Он направился к двери, но Мэри попыталась остановить его:
– Нет, милорд, нет… Новорожденный должен быть с матерью и…
Не слушая повитухи, злодей ушел, захлопнув дверь у нее перед носом. Мэри растерянно остановилась, но тут послышался тихий стон Кэтрин. Однако, похоже, та стонала не от боли или усталости, а от удивления.
– Миледи… – бросилась к ней повитуха.
– Мне больно… – выдохнула женщина. – Боль вернулась и с каждым мгновением усиливается.
– Это послед, миледи. Еще будет больно, но сейчас я дам вам воды, а потом быстро приготовлю целебного чая.
Вытерев руки о фартук, повитуха опустила глаза и испуганно охнула: из лона Кэтрин струей хлестала кровь. Мэри попыталась остановить кровотечение, понимая, что вместе с кровью из Кэтрин уходит жизнь.
Роженица приподнялась на кровати, прижимая руки к животу.
– Мне больно, Мэри, – захрипела она. – Боль все сильнее.
Заставив роженицу лечь, Мэри откинула одеяло и изумленно вскрикнула:
– Боже мой, миледи, да вы же рожаете второго!
Едва успев подложить руку под крохотную головку, повитуха приняла младенца, появившегося на свет гораздо быстрее первого ребенка. Новорожденный тут же зашелся сердитым криком. Мэри повернула крохотное тельце и, к собственному удивлению, залилась умиленными слезами:
– Да это девочка, миледи, чудесная девочка с такими же темными волосами, как у вас.
Быстро завернув малышку в одеяло, Мэри передала ее матери.
– Она такая красивая, миледи. Настоящее чудо!
– Мэри! – не открывая глаз позвала Кэтрин. Дыхание прерывалось, она говорила с большим трудом.
– Да, миледи?
– Прошу, выслушай меня, пожалуйста. Я умираю. – Кэтрин задыхалась. – Он не знает о втором ребенке… И не должен узнать. Он забрал моего сына и убьет его этой же ночью. – Кэтрин замолчала, набираясь сил.
– Нет, миледи. Он этого не сделает…
– Ты должна пообещать, что… позаботишься о моей доченьке… Спрячь ее… от него, он и девочку убьет, если узнает о ее существовании…
– Нет, миледи, нет, не говорите так! – вскричала Мэри. – Откройте глаза! Взгляните на вашу малышку. Это же ваша дочурка, ваше дитя!
Кэтрин устало приоткрыла глаза, чтобы посмотреть на девочку, и слабая улыбка осветила ее измученное лицо. Потом женщина с трудом приподняла руку, чтобы дотронуться до розовой щечки ребенка.
– Она прекрасна, Мэри… Но отныне она… твоя… К тому же у меня не осталось надежды: он убьет меня, если узнает, что я… выжила… Так лучше… Он не должен узнать о моей дочери… Пожалуйста… прошу тебя… Обещай, что назовешь ее в память о м… – Голова Кэтрин дернулась, и с ее уст сорвался последний вздох, а из-под закрытых век на побледневшую щеку скатилась горькая слеза.
Леди Кэтрин умерла, соединившись наконец со своим возлюбленным Чарлзом. В комнате стало как-то необычайно тихо. Смахнув слезы, Мэри только сейчас заметила, что вся постель пропиталась кровью. Новорожденная, все еще лежавшая в безжизненных руках Кэтрин, смотрела на Мэри ясными голубыми глазами – точь-в-точь как у ее матери.
– Ну что же мне делать? – с грустью спросила повитуха. – Девочка в ответ расплакалась. Мэри нерешительно вздохнула.
Никто не ведал о новорожденной. Если дьявол прознает о ее существовании, то малышка никогда ничего не услышит о своей матери, о том, какой необыкновенной женщиной она была, как любила свою дочь. Мэри вспомнила слова Кэтрин о том, что дьявол, возможно, убьет мальчика. Что ж, если она не ошибалась, нынче же ночью ребенок лишится жизни, и такая же судьба ждет и эту малышку, если только…
Вдруг рука Кэтрин соскользнула с кровати, и Мэри заметила, что в ее пальцах что-то зажато. Протянув руку, повитуха вытащила золотую цепочку причудливого плетения – первый и последний дар Кэтрин новорожденной дочери.
Сомнения оставили Мэри – теперь она знала, что делать.
Глава 1
Нельзя потерять то, чего не имеешь.
Исаак Уолтон «Настоящий рыболов».
19 февраля 1815 года
«Уайтс-клуб», Сент-Джеймс-стрит, Лондон
Открыв дверь в клуб, лорд Роберт Иденхолл нахмурился: здесь было слишком много людей, чей монотонный говор заполнял, казалось, все углы нижних помещений.
А он-то надеялся поужинать в тишине и покое! Что ж, похоже, его ожиданиям не суждено сбыться.
Было довольно рано, часы еще не пробили восьми, а в Большой гостиной уже собралась целая толпа модно одетых мужчин и посетителей попроще, изо всех сил старавшихся привлечь к себе внимание. Почти все крючки в гардеробе, прячущемся под великолепной лестницей из красного дерева, были заняты. Браммел с приятелями, захватив место у полукруглого окна, выходящего на Сент-Джеймс-стрит, как обычно, потешался над каким-то беднягой, подсунув ему понюшку крепкого табаку, который всегда носил при себе в изящной шкатулочке, покрытой расписной эмалью. Дальше, в карточном зале, шла серьезная игра. Те, кто не принимал в ней участия, лениво наблюдали за игроками. Некоторые выигрывали за вечер целые состояния; другим же, напротив, не везло: фортуна отворачивалась от них, и несчастные спускали все до нитки.
Итак, сезон начался.
Роберт не видел подобного столпотворения с июня, когда чуть ли не вся армия под командованием доблестного Веллингтона заявилась в клуб, чтобы отметить большую победу англичан над французами. Передавая лакею плащ, Роберт даже подумал, что Веллингтона вот-вот назначат премьер-министром; во всяком случае, сплетни об этом ходили давно, потому что герцога вынудили вернуться на мирные переговоры в Вене. Но, прислушавшись к разговору, Роберт пришел к выводу, что умы членов клуба занимает отнюдь не Веллингтон, и даже не Бонапарт, сосланный на Эльбу, а хлебные законыnote 1Note1
Общее название законов, регулировавших в XV – XIX вв. ввоз и вывоз зерна и других продуктов сельского хозяйства. Отменены в 1846 г. – Здесь и далее примеч. пер.
[Закрыть].
Роберту удалось занять один из немногих свободных столиков в углу столовой залы. Он заказал ужин, бутылку кларета и попросил официанта принести три бокала.
Грядущее событие следовало отметить – ведь это был последний холостяцкий вечер Роберта в Лондоне. Брачные контракты подписали нынче утром, и молодой человек понимал, что заключил самую долгосрочную сделку, но она того стоила. Наутро Роберт отправится в Ланкашир, в Девонбрук-Хаус, чтобы сообщить отцу о предстоящей женитьбе.
– Эй, ты что-то не похож на человека, собирающегося круто изменить свой образ жизни, Роб! – раздался рядом чей-то голос.
Подняв голову, Роберт увидел Ноа – своего младшего брата, который неслышно опустился на стул напротив него. Его каштановые волосы – чуть светлее, чем у Роберта, – как обычно, были взъерошены, словно он только что стоял на сильном ветру. Башмаки Ноа, что тоже было делом привычным, давно нуждались в чистке.
– Ну как дела? – весело спросил он.
– Не могу сказать, что переговоры с лордом Гастингсом – простое дело, но мне, кажется, удалось добиться успеха, – проговорил Роберт, не сводя глаз с наспех повязанного галстука брата. Не сдержавшись, он покачал головой: похоже, тот никогда не научится следить за собой. – Послушай, – обратился Роберт к Ноа, – ты мог бы купить специальные брошюрки с картинками и пояснениями, как завязывать галстук.
Оторвавшись от газеты, Ноа поднял глаза, спрятанные за круглыми очками в черепаховой оправе.
– А от твоего внимания ничто не ускользает, а? – усмехнулся он. – Тебе только что удалось совершить невозможное, общество в неоплатном долгу перед тобой, а ты тут сидишь и разглагольствуешь о моем галстуке! – Покачав головой, Ноа вернулся к чтению. – Кстати, видел я эти брошюрки, Роб. Надо сказать, латинские упражнения мистера Гудфеллоу кажутся мне теперь пустяком по сравнению с ними.
Роберт улыбнулся при упоминании имени их наставника. Этот мистер Гудфеллоу умудрился сделать скучным один из самых интересных предметов, правда, следует признать, мальчики давали ему жару.
– Даже Пьетро освоил инструкцию по завязыванию галстука, Ноа, а ведь он только что начал изучать английский, – заметил Роберт.
– Стало быть, для меня надежда научиться делать это потеряна навсегда, – усмехнулся Ноа. – Но, кстати, я пришел сюда не для того, чтобы праздновать успехи твоего испанского слуги. – Он отбросил газету в сторону. – Давай-ка лучше поговорим о том, для чего мы, собственно, встретились. О твоем венчании. Когда оно состоится?
– Пятнадцатого марта, в Сент-Джеймсе на Пиккадилли, – сообщил Роб.
Удивленно подняв брови, Ноа откинулся на спинку стула.
– Стало быть, осталось чуть больше трех недель? Да уж, ты не теряешь времени зря!
– Я ухаживаю за Энти с тех пор, как вернулся с полуострова. И как понимаю, господа, развлекающиеся под лестницей… – он кивнул в сторону Большой гостиной, – … не раз бились об заклад, ставя на кон огромные суммы, что я подцеплю ее раньше. А сейчас, когда переговоры завершены, мне не-имеет смысла ждать. Я не хочу давать лорду или его дочери времени на раздумья. А то еще, чего доброго, передумают.
– А ты? – спросил Ноа. – Что, если тебе вздумается изменить свое решение?
Роберт расхохотался – таким нелепым показалось ему предположение брата.
– Почему это вдруг я передумаю? Я принял решение не второпях, между прочим. Тебе известно, что Энти – красивая девушка, и многие мужчины добивались ее расположения. У нее внушительное приданое, к тому же она дочь графа. Энти прекрасно держится в обществе и никогда не совершит недостойного поступка. Короче, эта девушка станет отличной женой.
«Несмотря на ее скованность», – подумал он. Роберт вспомнил о торопливом поцелуе в щечку, которым наградил Энти этим утром у кабинета ее отца. Она подняла на него глаза и робко улыбнулась. Роберт представил себе их первую брачную ночь: все свечи в комнате потушены, и Энти, одетая в изысканную, но скромную ночную рубашку, исполняет супружеский долг. Правда, от его прикосновений ее тело содрогается…
Роберт напомнил себе, что страсть не входит в перечень его требований к жене. Это любовницы должны быть страстными. Вот, к примеру, его нынешняя – Джулиана Делафильд – в восторге от привычки Роберта заниматься любовью при ярком свете: Иденхоллу нравилось наблюдать, какой страстью горят глаза женщины, когда он берет ее.
– Жен надо выбирать, учитывая три обстоятельства: их приданое, внешность и положение в свете. У Энти по этим показателям высшие баллы.
– А как же любовь? – услыхал он голос брата. – Страсть? Единение двух душ?
Роберт расхохотался от всей души. Без сомнения, их разделяло не пять лет, а уж никак не меньше двух десятилетий. Или нет? Что-то он стал забывчив!
Роберт вспомнил, что когда-то мечтал быть художником и писать портреты самых прекрасных в мире женщин. Он представлял, как ездит из страны в страну и пишет, пишет, пишет… Полотен будет очень много – он увековечит красоту этих божественных существ для потомков. Роберта ничуть не смущало, когда учитель говорил ему, что краски смешаны неправильно. Когда же он остыл? Лет в двадцать? Или в двадцать пять? Должно быть, довольно давно, потому что сейчас ему всего тридцать два, но кажется, с тех пор прошла целая вечность.
Ноа давно пора усвоить этот урок.
– Женятся, братец, не для страсти. А что касается любви и единения душ… Эту чушь я предпочитаю оставить поэтам. Женитьба должна учитывать социальный статус супругов, делать более прочным их финансовое положение. Все остальное не важно.
Покачав головой, Ноа улыбнулся.
– Ты говоришь о выборе жены так, словно раздумываешь, какое полотно приобрести у Кристи, – заметил он.
– Кстати, разница невелика, – улыбнулся Роберт. – Поверь мне, в жизни не так много вещей, кроме капиталовложений, разумеется, которые стоят того, чтобы думать о том, какие у тебя будут с ними отношения в будущем.
– Иными словами, ты хочешь сказать, что Энти стоит, того, чтобы стать твоей графиней?
Роберт заглянул брату в глаза.
– Ты слышал сплетню?
– Едва ли в городе найдется человек, который не слыхал ее. Ты давно не читал газет? Все уже устали долдонить о том, что твое графство – вопрос времени. Ты хорошо показал себя на поле битвы, Роб. Не сомневаюсь, слухи не обошли стороной и леди Энти. Возможно, они даже повлияли на ее решение о замужестве. – Помолчав, Ноа добавил: – Кстати, полагаю, что последнее приобретение лорда Гастингса также серьезно повлияло на его согласие выдать дочь замуж.
Лицо Роберта осталось бесстрастным.
– Лорд Гастингс, как и я, – страстный коллекционер. Он заинтересовался этим произведением. А я просто помог ему сделать выгодную покупку.
– Гастингс изображает из себя коллекционера в угоду моде, – заметил Ноа. – А ты предан этому делу. Вот, к примеру, твой Ван Дейк. Отец рассказывал мне, что лорд Фэрчайлд отказывался продавать его тебе! Однако ты приложил немало усилий, чтобы первым иметь право на покупку, если Фэрчайлд выйдет из игры. Все знали, что он долго не протянет. Не помню ночи, чтобы он чувствовал себя хорошо. Ты каким-то образом прознал, что ему досаждают кредиторы, и понял, что наследники Фэрчайлда окажутся в затруднительном положении и им скорее всего придется продать коллекцию. Разыграй ты с самого начала эту карту, сумел бы купить картину еще до смерти лорда. Но ты выжидал! А потом, когда тебе всего-то оставалось сообщить адрес отца, чтобы по нему доставили полотно, ты вдруг отошел в сторону и позволил Гастингсу перехватить картину. Полагаю, отец от этого не в восторге.
– Что ж, признаюсь, Ван Дейк несколько раз ускользал от меня, – пожал плечами Роберт. – Было непросто уговорить моего будущего свекра сделать это приобретение. Видишь ли, в тот день у Кристи меня заинтересовали две картины. Разумеется, та, которую купил Гастингс, – лучшая из двух. Полагаю, это и повлияло на его решение. Однако мне сообщили еще и о полотне Рубенса, которого я никогда не видел у Фэрчайлда. Это более мудрое приобретение. – Роберт отпил глоток вина. – На нем впоследствии можно будет сорвать большой куш – картина с годами становится все дороже. Так что я просто выбрал то, что счел более выгодным приобретением.
– А Гастингса убедил купить другую картину, – заметил Ноа.
– Но Кристи не продавал полотна лорду Гастингсу, – вымолвил Роберт. – Это не было аукционом. Гастингс просто-напросто поспорил с ним на картину и выиграл.
– Но как я слышал, он утверждает, что его обокрали? Роберт сухо улыбнулся.
– На самом деле он заплатил за нее чуть меньше, чем Кристи, покупая полотно на распродаже.
Ноа изумленно уставился на брата, и постепенно до него дошел смысл сказанного:
– Так это ты все подстроил? Бьюсь об заклад, ты знал, сколько стоила картина и сколько Гастингс поставил за нее!
– У меня не было. выбора, – усмехнулся Роберт. – У нас за спинами маячил агент Кинсборо, которому поручили купить полотно, если Гастингс этого не сделает. Знаешь, одно дело – позволить будущему свекру приобрести картину, а другое – допустить, чтобы Кинсборо наложил на нее свои лапы…
– Послушай, соперничество нашего отца с маркизом – на языке у всего бомонда, – договорил Ноа. – Но если бы не ты, не твое стремление покупать картины везде, где только возможно, отцу никогда бы не иметь самой крупной в Англии коллекции. Он давно перещеголял лорда Кинсборо.
Действительно, коллекция лорда Девонбрука постоянно привлекала внимание высшего общества и, по соглашению между отцом и сыном, однажды должна была перейти в руки Роберта. В ней преобладали картины, скульптуры, книги, произведения классиков, античности и средневековья, но было там и оружие.
Во время войны положение Роберта позволило ему сделать немало ценных приобретений. У него был чин капитана, когда их полк отправился в Испанию. Они останавливались везде, где герцогу Веллингтону было угодно устраивать свой штаб.
Узнав о том, что Роберт бегло говорит по-французски и по-испански, командующий не долго думая воспользовался его способностями, тем более что темноволосый смуглый молодой человек запросто сходил за своего в жаркой Испании, где местные жители звали его Роберто.
По приказу Веллингтона Роберт наблюдал за передвижениями французских войск, заносил их на карты, которые пересылал затем в штаб-квартиру англичан. Ему было совсем нетрудно добывать сведения: испанские крестьяне с готовностью выкладывали все, что знали про врага, лишь бы ускорить отступление войск Бонапарта со своих земель. Итак, с добычей информации проблем не возникало, вот только карты было нелегко переправлять, впрочем, Роберт и здесь нашел выход. Он все еще помнил, в какой гнев впал Веллингтон, получив очередную «посылку».
– Что я, по-вашему, должен делать с этим натюрмортом, изображающим вазу с фруктами, капитан? – взревел он.
Свернув в трубочку и засунув картину в карман, Роберт без труда доставил ее командующему. Если бы кому и пришло в голову поинтересоваться, что он прячет у себя за пазухой, молодой человек показал бы любопытному именно натюрморт – и ничего больше.
Но на самом-то деле это, разумеется, была не просто картина – под полотном скрывалась карта расположения французских войск.
Узнав, в чем дело, фельдмаршал быстро сменил гнев на милость и лишь усмехнулся:
– А вы, похоже, сообразительный малый: всегда найдете выход из положения.
В устах фельдмаршала Веллингтона это была наивысшая похвала.
