Текст книги "Княгиня Ренессанса"

Автор книги: Жаклин Монсиньи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

– И что же, никто так никогда и не узнал, кто вынес донну Зефиру из огня? – спросил неожиданно князь.

– Никогда… Но она часто вспоминает об этом неизвестном человеке, рисковавшем собой ради ее спасения… Монсеньор просто не знает, что моя маленькая Зефирина никогда не была неблагодарной. Среди своих сверстниц она самая умная, одаренная, тонкая, образованная, благородная и остроумная…

– Не говоря уж о ее дрянном характере… Скажите-ка мне, мадемуазель Плюш, что из себя представляет эта донья Гермина де Сан-Сальвадор? – полюбопытствовал вдруг князь.

Описание, полученное им от Артемизы Плюш, заставило князя задуматься. Дама, посланная Карлом V, была на удивление похожа на мачеху Зефирины, а тот факт, что ее карлик в шляпе с желтым пером пытался проникнуть в покои его жены, показался ему особенно подозрительным.

Под пристальным взглядом Паоло князь в задумчивости ходил взад и вперед по комнате. Внезапно, поставив ногу на табурет, он остановился перед Плюш.

Нацелив в нее увешанный перстнями указательный палец, он спросил:

– Так что же вы предлагаете конкретно, упрямица вы этакая?

С самого детства Плюш, когда говорила, шепелявила и брызгала слюной. Поэтому она очень стеснялась, если ей требовалось высказаться. Но в это утро она явила чудеса красноречия.

Час спустя Плюш спустилась в апартаменты Зефирины. Ее длинный острый нос казался несколько короче, а маленькие глазки блестели от удовлетворения.

Зефирина сидела, не шевелясь. Она по-прежнему находилась в кресле и смотрела невидящим взглядом на радужные струи фонтана Нептуна.

– А вот мы сегодня приоденемся и пойдем подышать воздухом, – сюсюкала Плюш.

При этих словах Зефирина взглянула на дуэнью и безразличным голосом прошептала:

– Как вам угодно.

– Сегодня воскресенье, вам теперь лучше, мы могли бы пойти послушать мессу…

– Как вам угодно, – повторила Зефирина тем же отсутствующим тоном.

Немного погодя черная с золотом карета князя Фарнелло, запряженная четверкой лошадей, в сопровождении шести человек вооруженной охраны выехала из флорентийского дворца.

Глава VIII
ВОСКРЕСНЫМ УТРОМ ВО ФЛОРЕНЦИИ

– Vanita… vanitatum et omnia vanitas… Суета сует и всяческая суета… Здесь, на земле, истинное богатство в бедности!

Под величественным куполом собора Санта Мария дель Фьоре брат Доменико, соперник Савонаролы, стал новым идолом высшей флорентийской знати.

Воскресным утром весь город, давясь и толкаясь, стекался в собор послушать его проповеди. Размахивая руками, сверкая очами и грохоча словами, фра Доменико, при всем том, куда лучше умел сдерживать свои страсти, чем Джироламо Савонарола, который после безграничного поклонения сограждан уверовал в свой непререкаемый авторитет и был, когда пробил час немилости, сначала повешен, а потом и сожжен своими почитателями.

Неистовства флорентийцев следовало опасаться. Не на хорах ли собора сорок восемь лет назад произошел драматический эпизод, связанный с заговором Пацци? Эти давние враги дома Медичи попытались 26 апреля 1478 года убить Лоренцо Великолепного. Князь, хотя и был ранен, сумел спрятаться в ризнице, тогда как Джулио пал под ударами убийц…

Фра Доменико, конечно, не был участником тех событий, но ему приходилось об этом слышать. Темным сверкающим взором он обвел элегантную толпу, пришедшую послушать проповедь о бедности.

Разодетые в пышные одежды – бархатные мавританские, отороченные мехами плащи с капюшоном, изысканные головные уборы с перьями, платья с широкими рукавами, расшитые драгоценными камнями, тончайшие кружева, умопомрачительные украшения, они все были там, на отведенных для них скамьях, в правой части собора, все самые именитые фамилии Флоренции: князья Строцци, стремившиеся отстранить от власти своих соперников Медичи, князья Пацци, Бонди, Барди, Питти, Бардини, Пандольфини… Что и говорить, брат Доменико мог гордиться своими прихожанами. Он уже заканчивал проповедь, когда взор его упал на скамью семейства Фарнелло.

Месяцами пустовавшая, эта скамья теперь была занята двумя женщинами: одна, неопределенного возраста, худая и уродливая, не заинтересовала монаха, другая – молодая особа с бледным лицом, безжизненная, но необыкновенно красивая, изящно закутанная в зеленый плащ с капюшоном, из-под которого едва выбивались два-три золотых колечка.

То была, вне всякого сомнения, новая княгиня Фарнелло, по поводу которой высший флорентийский свет нашептывал друг другу самые невероятные вещи.

«Ведь это о ней говорили, что она, француженка по происхождению, сбежала из дворца своего мужа в ночь свадьбы с каким-то шевалье, но потом была поймана и чуть не погибла от страшной руки Леопарда? Только что-то она не похожа на умирающую, возможно, бледновата и какой-то отрешенный взгляд, устремленный к витражам, вместо того, чтобы слушать проповедь».

Брат Доменико решил разбудить ее. Слегка прокашлявшись, он облизал острым, точно жало, языком свои тонкие губы. Прихожане, полагавшие, что проповедь подходит к концу, поднялись со своих мест, чтобы дружно затянуть «Верую». Но тут проповедник в каком-то эмоциональном порыве неожиданно возгласил:

– Изыди, Сатана! Все снова сели.

Молодая княгиня Фарнелло даже не пошевелилась. Вошедший в раж брат Доменико решил нанести удар посильнее.

– А неверную жену постигнет кара… демон станет ей мужем, лишь слезы станут ее уделом, а отчаяние – возмездием…

Брат Доменико смотрел прямо на Зефирину. Вокруг начали шептаться. Головы знатных прихожан стали оборачиваться. Все тихо говорили друг другу:

– Это княгиня Фарнелло…

– А говорили, что он убил ее…

– Во всяком случае, он ее прогнал…

– У нее были любовники…

– Она хотела отравить своего мужа…

– Но вместо него сдохла собака князя…

– Она, кажется, украла фамильные драгоценности Фарнелло…

– Да что тут говорить, француженка…

– Зефирина, ее зовут Зефирина…

Поглощенная созерцанием световых бликов на готической кропильнице, Зефирина, похоже, не замечала скандала, причиной которого была.

«Что за безумная мысль пришла мне в голову, Господи… Мне не следовало приводить ее сюда… а этот монах, что он себе позволяет?» – мысленно упрекала себя мадемуазель Плюш.

– Так сказал Учитель… Истинно говорю вам, выбросьте гнилое яблоко, ибо оно погубит другие… изгоните зло… изгоните грех…

Но брат Доменико тщетно надсаживал себе грудь. Зефирина, словно неземная, не сделала ни одного движения. Более того, она улыбалась.

Вот это уже было слишком. Забыв об осторожности, брат Доменико решил ударить изо всех сил. Тыча пальцем в Зефирину, он возопил во всю мощь своих легких:

– Да, дорогие мои братья, грешница находится среди нас… Как истинные христиане, помолимся за упокоение ее мучений. Во имя Господа нашего я приказываю ей покинуть это святое место и не появляться здесь, пока она не наденет власяницу и не совершит покаяния…

Брат Доменико умолк с воздетыми к небу руками.

В это время князь Фарнелло в бархатной шляпе и в плаще приближался своей мягкой, пружинящей походкой к середине центрального ряда скамей. Может быть, он только появился в соборе и не слышал проповеди? А может, он стоял за колонной и потому никто из присутствующих его не заметил?

Новость о его появлении неслась от скамьи к скамье:

– Это он…

– Леопард!

– Значит, он вернулся во Флоренцию!

– Он сейчас убьет ее!

– Задушит прямо у нас на глазах…

– Боже милосердный… в соборе!

Пожалуй, никто в этот день не жалел о том, что явился на мессу. Давно уже высшее флорентийское общество не имело случая присутствовать на подобном зрелище.

Все вокруг затаили дыхание.

Под сводами собора, в мертвой тишине, где были слышны лишь его шаги, Фульвио спокойно подошел к скамье Фарнелло. Коротко поприветствовав мадемуазель Плюш, он демонстративно взял затянутую в перчатку маленькую руку Зефирины и поднес к губам. Потом сел рядом с молодой женщиной и поднял голову с намерением послушать конец проповеди.

Головы присутствующих, разочарованных тем, что не придется увидеть кровопролитие, повернулись к проповеднику.

Удар, нанесенный брату Доменико, был тяжелым. Надо было поскорее выпутываться из этой скверной истории. Монах принялся торопливо бормотать слова, подходящие в любых обстоятельствах:

– Помни, человек, прахом ты был и в прах обернешься…

Конец службы доминиканец скомкал и поторопился закончить так быстро, будто у него было назначено свидание с самим дьяволом.

Принесли сосуды с вином и водой. Зазвенели колокольчики. Мальчики, поющие в хоре, сбитые с толку такой спешкой, сгрудились в беспорядке и затянули:

– lté, missa est…[18]18
  Расходитесь, месса окончена (лат.).


[Закрыть]

Брат Доменико вздохнул с облегчением, объявив конец службы. После этого он поспешно исчез в ризнице Лоренцо Великолепного, а благородные синьоры и знатные дамы с величественной неторопливостью стали покидать собор.

Князь Фарнелло согнул руку, предлагая ее своей жене, но Зефирина с отсутствующим видом прикоснулась пальцами к его парчовому рукаву.

Следуя за Плюш, княжеская чета покинула собор. Раскланиваясь направо и налево со знакомыми, Фульвио, однако, своим непроницаемым лицом лишил любопытствующих удовольствия. Любители сплетен остались ни с чем. Да и кому бы захотелось сделать своим врагом столь могущественного человека, как Фарнелло?!

На площади перед собором знатные флорентийцы собирались группами, чтобы обменяться впечатлениями. Нищие выпрашивали мелочь.

Толстая княгиня Пандольфини первая решилась подойти к князю Фарнелло.

– Князь… представьте же нам это восхитительное существо, княгиню Зефирину… Что за прелесть, какая красавица, как обворожительна… Говорят, вы француженка, мадам… Ах, французы! Знаете ли вы, что я имела честь быть знакомой с его величеством Людовиком XII…

И тут за ней хлынули остальные. Всем хотелось подойти к Зефирине, которая невольно стала сенсацией воскресного утра. С улыбкой, застывшей на губах, она отвечала на приветствия легким наклоном головы. Создавалось впечатление, что ей непонятно, что происходит.

Князь Фарнелло бросил на нее быстрый взгляд. Физическая слабость очень шла Зефирине, добавляя к ее облику пленительную томность.

«Неужто она и вправду, оставаясь красавицей, потеряла разум?» – задумывался князь.

По его знаку к толпе подъехала черная карета с изображением золотых леопардов, окруженная всадниками из охраны и лакеями в ливреях.

– Подождите меня здесь с вашей госпожой, мадемуазель Плюш, у меня есть маленькое дело. Я быстро его улажу и вернусь к вам…

Говоря так, Фульвио подал руку Зефирине, чтобы помочь ей подняться в карету.

Сознательно или нет, но молодая женщина не заметила его жеста. Она приняла протянутую руку лакея и уселась на мягкие подушки. Лицо ее при этом не выражало никаких эмоций.

В то время, как Фульвио удалялся от кареты, дуэнья, сидевшая напротив молодой женщины, спросила:

– Хорошо ли вы себя чувствуете, мадам?

– Очень хорошо, – ответила Зефирина тихим голосом.

– Вы не очень устали?

– Нет… отчего же?

– Э-э… ну, после того, что случилось…

– А что случилось? – прошептала Зефирина.

– Хм… эта проповедь… хм… – Плюш запуталась, – да нет, ничего… Вы не проголодались? Может быть, хотите пить?

– Как вам угодно, – ответила Зефирина бесцветным голосом.

Плюш покачала головой. Видя некогда порывистую, гордую, пылкую, волевую и мятежную Зефирину в состоянии прострации, старая дева чувствовала, как все у нее в душе переворачивается.

Вдруг Плюш вздрогнула. В толпе городской знати она заметила женщину в черном бархатном платье, расшитом стеклярусом, с лицом, скрытым густой шелковой вуалью. В числе других прихожан она выходила из собора. Рядом с нею шел карлик в шляпе с желтым пером.

– Зефирина, детка, взгляните, не ваша ли это…

Мадемуазель Плюш хотела сказать «ваша мачеха», но, взглянув на Зефирину, осеклась.

Зефирина, точно маленький ребенок, забавлялась с Гро Леоном.

– Милая птичка… хорошая птичка… – нашептывала она на ухо галке.

«Стоит ли говорить ей об этом, бедная головка неспособна рассуждать!» – решила Плюш.

Дуэнья снова повернулась в сторону дамы с вуалью. Та вместе со своим карликом села в черный экипаж, и тот вскоре исчез в направлении Палаццо Веккио, в котором располагалась «Синьория» Медичи.

* * *

Фульвио направился быстрыми шагами к священнику. Не сочтя нужным постучать, князь спокойным жестом отстранил перепуганных его внезапным вторжением ризничих и проник в ризницу, где в этот момент брат Доменико, сняв облачение, в котором служил мессу, надевал мирское платье из грубой шерсти.

Ужаснувшись приходу Леопарда, брат Доменико попытался спрятаться за большим распятием.

– Послушай меня, служитель Дьявола, – с тихой угрозой заговорил Фульвио. Проповедник неистово перекрестился, желая отвести от себя богохульные слова князя. – Если бы ты не изображал из себя божьего человека, я бы тебе так отделал задницу, что всю оставшуюся жизнь ты бы не мог сидеть в исповедальне.

– Но… монсеньор…

У брата Доменико дрожали и подгибались колени под засаленным камзолом.

– Еще одно слово, и ты будешь собирать свои зубы на дне кропильницы, глупый, самодовольный злопыхатель…

Фульвио сделал шаг вперед, отчего монах отскочил назад сразу на три.

– Приказываю тебе, слышишь меня, чтобы в следующей проповеди не было ни единого звука из тех гнусных инсинуаций, которые ты излил на голову княгини Фарнелло… Если ты вместо своих гнусностей не заявишь, что княгиня – небесный ангел, то клянусь распятием, за которое ты уцепился, ты у меня вспомнишь Савонаролу… Участь этой окаянной души станет и твоей участью. Ты будешь гореть сначала на земле, а потом и в аду…

– Нет, только не это… – простонал брат Доменико, выпуская из рук распятие и шумно падая в ноги князю Фарнелло. – Помилосердствуйте, монсеньер… Я не виноват, злые языки настроили меня против княгини Фарнелло… сплетники… княгиня Пацци… граф Бонди… господа Строцци, Бардини… все. Вы правы, монсеньор, она ангел, да что я говорю, архангел, слетевший с божественного престола. Я так и скажу… я крикну это в лицо всей Флоренции… всему миру… даже дикарям, найденным мессиром Кристофусом Колумбусом…

Фульвио не требовал так много. Монах явно перестарался.

– Ладно, придите в себя, брат Доменико, – спокойно сказал князь, который блестяще владел искусством кнута и пряника. – Я вижу, вы человек искренний, это злые люди ввели вас в заблуждение… А что вы скажете, если я пожертвую тысячу золотых дукатов на ваши благотворительные дела?..

* * *

Соборная площадь уже опустела. Фульвио, довольный удавшейся воспитательной акцией, вернулся к экипажу, который хорошо был знаком всему городу из-за короны и девиза рода Фарнелло: «Я хочу», изображенных на дверцах.

Мадемуазель Плюш и Зефирина неподвижно сидели на своих местах. Легким движением князь вскочил в карету. Зефирина не повернула головы.

Фульвио высунулся из окошка и крикнул кучеру:

– Сначала во дворец, а потом в Сан-Кашано… мы там заночуем…

Обращаясь к мадемуазель Плюш, Фульвио произнес тоном, не допускающим возражений:

– Вас не затруднит, мадемуазель Плюш, пойти и собрать вещи вашей госпожи?

– Значит, монсеньор принял решение… Отправляемся ли мы в путешествие все вместе? – прошепелявила дуэнья.

– Значит, – повторил Фульвио с улыбкой, – я действительно принял решение, мы все, мадемуазель, отправляемся в Рим. Мы с княгиней поедем вперед… а вы с Пикколо и повозками, нагруженными вещами, последуете за нами.

Глядя на растерянное лицо Артемизы Плюш, Фульвио снисходительно улыбнулся:

– Успокойтесь, мадемуазель, на одном из этапов путешествия мы встретимся…

– А-а… ну да, конечно…

Растерянная Плюш пыталась найти слова, чтобы объяснить. Как сказать князю, что она не предвидела такой стремительной перемены обстоятельств и опасается оставить Зефирину наедине с ним?

– Мадам все еще такая измученная… больная… не способная сама… – шептала Плюш.

Зефирина, казалось, не слышала их разговора. Она смотрела прямо перед собой, погрузившись в свои бесконечные грезы.

Рука князя в бархатной перчатке, много раз мелькавшая перед ее лицом, не вызывала никакой реакции. Прекрасные зеленые глаза глядели не мигая.

Брови Леопарда слегка нахмурились.

Экипаж подъехал к палаццо князя. Пикколо открыл дверцы.

Мысли, терзавшие Плюш, были так заметны на ее унылом лице, что Фульвио улыбнулся:

– Не волнуйтесь за княгиню, мадемуазель Плюш, разве я похож на кровожадного волка?

Плюш не осмелилась сказать Фульвио, на кого он похож.

«Господь милосердный, неужто бедная малютка уступила Гаэтану? Что ж, князь все-таки ее законный муж, и «это» приведет наконец к развязке…» – говорила себе Плюш, неохотно вылезая из кареты.

– Мадам желает чего-нибудь?

Чтобы выиграть время, Плюш обратилась с вопросом к Зефирине. Погруженная в собственные мысли, Зефирина, похоже не слышала вопроса.

– До вечера… или до завтра, мадемуазель Плюш! – бросил Фульвио.

«Завтра… Боже правый…»

При этих мало обнадеживающих словах Плюш с отчаянием посмотрела на черную с золотом карету в окружении слуг, увозившую Леопарда и его молодую жену, окончательно исцелившуюся физически. Однако с головой у нее не все в порядке: похоже, мозг не выдержал того, что ей пришлось пережить.

Глава IX
«КАК ВАМ УГОДНО»

Единственной «персоной», без умолку болтавшей в карете, был Гро Леон. Казалось, молчание супругов лишь раззадоривало птицу. В конце концов она совсем распоясалась:

– Sardanapale… sornettes… sortileges… sabato… salutare… signore… signora… sacrilegio…[19]19
  Сарданапал… вздор… колдовство… суббота… приветствовать… синьор… синьора… святотатство… (ит.).


[Закрыть]

За какие-то несколько дней говорящая птица перешла на итальянский язык.

Фульвио, которому птица прожужжала все уши своей болтовней, схватил наконец ее двумя пальцами и, раздвинув атласные шторки, защищавшие пассажиров от ветра, выкинул из кареты.

Оскорбленный Гро Леон покружил немножко над каретой и сел на плечо Паоло, ехавшего верхом, рядом с дверцей.

Быстрым движением руки князь задернул шторки. Обернувшись к Зефирине, которая, несмотря на ухабы дороги, сидела все так же прямо, неподвижно, погруженная в свои мысли, он спросил вежливо:

– Не желаете ли перекусить, мадам?

Зефирина не ответила на его вопрос. Фульвио дотронулся до ее руки:

– Донна Зефира, вы не голодны?

Он даже тряхнул ее легонько. Теперь Зефирина словно выплыла на поверхность. Взглянув на Фульвио так, будто видела его впервые, она прошептала детским голосом:

– Как вам угодно!

– Не хотите ли пить?

– Как вам угодно…

– Вам не холодно?

– Мне холодно? – с усилием спросила Зефирина.

– Не знаю… это вы должны знать, жарко вам или холодно. Не накрыть ли вас шалью?

– Как вам угодно…

Подобно автомату, заведенному ловким механиком, Зефирина повторяла одно и то же: «Как вам угодно».

Набросив черное антиохийское покрывало с вышитыми на нем голубыми птицами на ноги Зефирины, князь нагнулся и достал из-под сиденья заготовленную его поваром корзину с провизией.

– Может быть, попробуете паштет из печени? – предложил Фульвио. – А может, вы любите павлинье крылышко, если, конечно, не предпочитаете начать с запеченного мяса?

Мучимая непреодолимой нерешительностью, Зефирина только кусала губы. Она тихо вздохнула, а на лице появилось выражение беспомощности.

– Как вам угодно, – прошептала она.

– Как мне угодно! – произнес неуверенно Фульвио. Достав серебряный нож с ручкой из слоновой кости, он нарезал ломтями самой разной дичи, положил на тарелку из позолоченного серебра и поставил перед Зефириной. Себе он отрезал большой кусок кабанины и с удовольствием принялся есть.

– Если я согласился на этот тет-а-тет, мадам, то исключительно для того, чтобы проверить, насколько верны заявления вашей дуэньи… У вас, значит, по-прежнему плохо с головой. Вы больше не разговариваете, но если вы и лишились своего острого ума, то ваша Восхитительная красота осталась при вас… И уж коли на то пошло, какой муж не был бы рад такому превращению? Оставайтесь же всегда такой милой, а главное, молчите… Как это говорится в вашей воинственной стране: прежде жить, а уж потом философствовать?.. Не хочу вас обидеть, но вы как раз склонны прежде философствовать, а жить потом… И вот теперь, насколько я понимаю, вы все забыли… Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное и мир на земле тоже… Да будет так!

Поглощая кусок за куском с аппетитом, который, казалось, был неутолим, Фульвио задавал вопросы и сам на них отвечал, не глядя на Зефирину.

Обглодав какую-нибудь косточку, он небрежно швырял ее через окошко кареты. Не утруждая себя ножом, он руками отрывал крылышки и ножки дичи и обгладывал острыми зубами с ловкостью настоящего леопарда.

Зефирина не притронулась к тарелке, лежащей на ее коленях. Лицо не выражало ни скорби, ни скуки, ни удовлетворения, ничего…

– О, да вы не едите, мадам! Уж не из клювика ли мне вас кормить? – воскликнул Фульвио, вытирая пальцы кружевной салфеткой. Что ж, попробуем покормить вас, донна Зефира!

Он взял кусочек мяса и поднес ко рту молодой женщины.

– Ну же, ешьте…

– Если… вам… угодно…

В то время, как Зефирина откусывала маленькие кусочки сочного мяса, Фульвио всматривался в нее своим проницательным взглядом.

– Вы были слишком умны, Зефирина де Багатель, чтобы так сразу превратиться в дурочку… Действительно ли вы ею стали? Красивая и глупая, как гусыня…

При этих словах лицо Зефирины осветила легкая улыбка.

– Это вкусно… очень вкусно…

– Так… отлично… еще кусочек… вот все и съели!

Утерев подбородок Зефирины вышитой салфеткой, он налил в кубки пряного розового вина. Вложив один в руку молодой женщины, он поднял второй и произнес:

– За наше здоровье… Думаю, никому не приходилось видеть более счастливой супружеской пары… Конечно, вашей поврежденной головке не дано понять того, что я говорю, но это и неважно! Клянусь, я всегда мечтал о жене красивой и глупой, которая станет исполнять все мои желания! Что поделаешь, слабость латинянина! И, похоже, я ее нашел в вашем лице! Может, я и сам поглупею… Как подумаю, что колебался между желанием отослать вас, лишив себя молчаливого удовольствия, которое вы сможете мне доставить, и возможностью воспользоваться вот этим кольцом, внутри которого, из предосторожности, по совету моих друзей Медичи, я постоянно храню яд, чтобы насовсем избавиться от вас, когда вы перестанете меня забавлять… Мы тут, во Флоренции, толк в ядах знаем! Впрочем, я принял иное решение, к тому же более приятное… для меня…

Произнося эти по меньшей мере тревожные фразы, Фульвио ни на секунду не отрывал взгляда от Зефирины. Но на лице молодой женщины не дрогнул ни один мускул.

Князь высунул голову из кареты:

– Паоло, еще далеко? – спросил он.

– Четыре лье, ваше сиятельство!

– Прекрасно, не беспокойте меня ни под каким предлогом! Нам этого времени более чем достаточно, мадам…

Решительно задернув шторки, он склонился к Зефирине.

– Цвет лица у вас заметно лучше, как мне кажется… Не будете ли вы так любезны снять блузку, чтобы я мог в свое удовольствие поласкать вашу грудь, донна Зефира…

Кончиками пальцев Фульвио прикоснулся сквозь «панцирь» одежды к ее красивой груди, стиснутой тугой шнуровкой.

Наверное, лошади неслись слишком быстро, потому что дыхание Зефирины стало прерывистым.

– А почему вы больше не говорите своим милым детским голоском? Ну скажите еще раз «как вам угодно»…

Немного поколебавшись, Зефирина отчетливо произнесла:

– Как… вам… угодно…

– Вот хорошо… А теперь раздевайтесь, донна Зефира, чтобы я мог выяснить, можно ли вас все еще считать достойной княгиней Фарнелло… потому что мне необходимо знать, украден ли мой товар…

Продолжая говорить, Фульвио отцепил шпагу, снял перевязь, бархатный камзол. Когда на нем не осталось ничего, кроме штанов и широко распахнутой на крепкой груди рубахи, он с довольным видом обернулся к своей молодой жене.

С ладонью, прижатой ко лбу, с опущенными веками, Зефирина казалась поглощенной каким-то мучительным размышлением. Надо было быть грубым животным, чтобы не смягчиться, глядя на побелевшие губы, опустившиеся длинные ресницы и повлажневшие от скатившихся слезинок щеки.

Фульвио же воскликнул строгим тоном: – Как, мадам, вы все еще не разделись… Что ж, тем хуже, мы окажем вам честь в том виде, в каком вы есть… Черт побери, постараемся хорошо провести время!

И, следуя сказанному, князь опрокинул Зефирину на обитую красным атласом банкетку…