Текст книги "Княгиня Ренессанса"

Автор книги: Жаклин Монсиньи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Ловите их… Этот негодяй убил меня… Итальянец достал меня…

Собрав последние силы, испанец поднял своих товарищей. Как в кошмаре, Зефирина видела, что сидевшие у костра повскакали с мест. Вино, к счастью, сделало свое дело – двигались и соображали погромщики плохо. Все еще держа окровавленный кинжал в руке, Зефирина добежала до потайного хода, который был открыт. Позади себя она услышала страшный вопль. Это солдатня поймала одну из девушек.

– Черт побери, да это женщина!

Не желая знать, что случилось с несчастной, Зефирина продолжала бежать. Позади себя она слышала топот. Потом раздались выстрелы из аркебузы. Несколько пуль рикошетом отскочили от стен палаццо. Зефирина повернула направо, налево, прямо, снова направо… и снова налево, потом прямо. Она отдалялась от центра Рима. После долгого бега, от которого перехватило дыханье, она очутилась в большом саду, окруженном разрушенными стенами. Зефирина бросилась в провал в стене. Не зная, куда прыгает, она упала у развалин здания, чувствуя, как сильно закололо у нее в боку. Позади кто-то бежал. Это были Карлотта и Цезарь.

– Бедная моя сестричка… Что с нею теперь будет? – простонала девушка, падая рядом со своей хозяйкой Зефирина печально покачала головой. Она слишком хорошо знала, что должно случиться. Сначала дикари надругаются над Карлой, а потом, если несчастная еще будет жива, кто-нибудь из изуверов изрубит ее на куски.

Обхватив Карлотту руками, Зефирина прошептала:

– Мы уже ничем не можем помочь твоей сестре, Карлотта… Боже мой, как это ужасно… но оставаться здесь значит ждать, пока нас тоже изнасилуют и убьют Карлотта долго плакала на плече у Зефирины. Тем временем над развалинами начинал заниматься день. У статуи фарнезского быка Зефирине стало ясно, что они нашли себе убежище в термах Каракаллы.

Беглянок начал мучить голод. Бедный Цезарь тоже скулил, но Зефирина решила, что надо побыть в укрытии до наступления следующей ночи.

– Когда опять стемнеет, мы попробуем добраться до замка Святого Ангела, – сказала она вслух.

Сказала, чтобы успокоить свою спутницу, хотя смертельный страх не покидал ее ни на минуту.

Наверное, уже весь город захвачен. Где теперь Фульвио и Ренцо да Чери? Продолжают ли еще защищать папу?

* * *

– Где же она? – кричал Фульвио, явившись в крепость.

Никто не видел Зефирину. Паоло поехал той дорогой, по которой должна была отправиться, как он полагал, княгиня. Но не обнаружил никаких следов молодой женщины.

С запекшейся на лицах кровью, в разодранной одежде, Ренцо и Фульвио готовились к обороне. Расхаживая вдоль крепостной стены, Джулио Медичи, в кольчуге, шлеме и закатанном кверху платье, так что стали видны его сапоги со шпорами, громким голосом поносил врага, устроившего в городе пожар.

– А ну-ка, ребятки, давайте, поворачивайте ваши пушки на этих ублюдков… тысяча чертей! Я отлучу от церкви этого гнусного пса Карла V.

Те из защитников, кто еще был жив, буквально онемев от этих слов его святейшества, готовили к бою пушечные ядра, разжигали огонь, подогревали вар.

Множество простых людей и аристократов нашли себе убежище в старом замке, возвышавшемся над Римом.

– Где же она, монсеньор? Куда пропала, ради всего святого.

Это причитала мадемуазель Плюш, которая, расталкивая толпу перепуганных крестьян и обессилевших солдат, пробиралась к Фульвио, стоявшему на стене крепости.

Князь увел дуэнью в галерею с навесными бойницами и сказал:

– Не волнуйтесь… Она могла спрятаться в каком-нибудь доме или…

«Или воспользоваться происходящими событиями и сбежать», – подумал Фульвио. Но вслух добавил:

– Этой ночью я выйду из крепости и поищу ее.

– Вы, монсеньор? – прошепелявила плачущая Плюш.

– Я тоже пойду, – буркнул Паоло, которого уже перевязали.

– Даже не заикайся.

– Ну хоть раз в жизни монсеньор может меня послушать!

Их спор прервал Ренцо да Чери:

– Леопард, ради Бога, мне чертовски не хватает людей.

– Иду, – отозвался князь. – Кстати, как Мортимер перенес транспортировку? – спросил он Плюш, прежде чем уйти.

– Милорда де Монтроуза поместили в башню. А он, как только открыл глаза, потребовал себе аркебузу, чтобы сражаться.

– Замечательно, значит, он вне опасности… я сейчас приду его навестить.

Фульвио почувствовал огромное облегчение, узнав, что Мортимеру уже лучше.

Часам к пяти вечера имперские войска предприняли первую атаку на крепость. К счастью, они были плохо организованы, к тому же переоценили свои силы.

Возглавляемые Фульвио и Ренцо канониры и стрелки сбросили врага в Тибр. Немало их осталось лежать и на земле перед крепостью.

– Ур-ра Леопарду! Ур-ра нашему командиру Ренцо! Да здравствует папа! – взревели солдаты, оставшиеся верными папе.

– Они перестроят свои силы и завтра утром повторят атаку, – убежденно сказал Ренцо да Чери.

– Я покину тебя на ночь, друг мой, Ренцо. И если меня не будет на рассвете, это значит…

Фульвио сделал отчаянный жест рукой. Ренцо да Чери потащил князя к просвету между зубцами стены.

– Слушай и смотри.

И он протянул князю подзорную трубу. Из города неслись страшные крики, вопли женщин и детей. Сквозь увеличительное стекло Фульвио разглядывал Рим. Вокруг творилось что-то чудовищное. Церкви, дворцы, жилые дома подверглись грабежу и пожару. На другом берегу Тибра, на площадях были видны повешенные на столбах люди. Некоторых подвергли колесованию. Обезумевшие женщины метались, прижимая к груди детей.

Фульвио с ужасом и отвращением смотрел, как ландскнехты поднимали грудных детей на острие своих пик.

– Я должен туда пойти, Ренцо… Не говори ему ничего, – добавил князь, указывая на папу.

Видя такую решимость, Ренцо лишь вздохнул:

– Что ж, у тебя есть только один способ пробраться, Леопард, – сказал капитан.

Жестом он указал на валявшиеся под стенами крепости трупы ландскнехтов.

– Дождись ночи, теперь уж недолго.

Дневное светило опускалось за горизонт.

Но, прежде чем на небе появилась луна, в западной части идущей вокруг крепости дороги можно было наблюдать довольно странное зрелище. По указанию Ренцо два его человека, два ловких сицилийца, занялись поистине чудовищным делом. Сделав себе из полена, веревки и рыболовного крючка удочки, оба «рыбака» старались поймать необычных рыб: тела двух ландскнехтов.

Когда над опустошенным Римом взошла серебристая луна, Фульвио и Паоло, облаченные в зеленые штаны, короткие камзолы, сапоги с тупыми носами и черные плащи немецких наемников, в шлемах и с алебардами в руках, прошли, освещая себе путь фонарем, в узкий потайной коридор, соединяющий крепость с Ватиканским дворцом. Фульвио надеялся, что лютеране не обнаружат замаскированный выход, находившийся в тронном зале прямо за престолом папы.

Глава XXII
БОЙНЯ

Гро Леон знал, что совершил непростительную глупость. Вместо того чтобы лететь, как ему велела хозяйка, прямо в замок Святого Ангела, он решил по пути немного отдохнуть на крыше какой-то церкви.

В течение нескольких дней Гро Леону пришлось подвергнуться тяжкому испытанию. Летая от одного к другому, доставляя послания сначала Франциску I, потом папе, он не должен был ошибиться ни в направлении, ни в адресате. Птица Нострадамуса и сама понимала, что она не совсем обычное пернатое. Не только среди себе подобных, но и среди людей галка была умнее многих. И вот теперь, в первый раз, Гро Леон расслабился. Он просто устал и дрожал всем своим тельцем. Может, он заболел, а может, подобно людям, Гро Леон был напуган страшным зрелищем, которое творилось внизу, в городе.

«Может быть, моя госпожа в опасности… я должен лететь туда», – подумал Гро Леон.

Но он не мог, при всем желании, покинуть укрытие, потому что кто-то захлопнул окно. Теперь, сидя на колокольне, Гро Леон оказался пленником… и отнюдь не единственным! Там был еще звонарь, который, опустившись на колени, молился. От него очень плохо пахло.

А Гро Леон был птицей деликатной. Поэтому он с отвращением открывал и закрывал свой клюв, тяжело дыша.

У звонаря оказалась в руках горбушка хлеба, и он с аппетитом ел. Гро Леону тоже очень хотелось есть. Он с завистью стал летать над чужим обедом. Но, видно, не следовало ему этого делать. Звонарь, еще минуту назад такой набожный, теперь вскочил, и глаза его загорелись алчностью:

– А, вот и дичь для супа!

Гро Леон получил страшный удар по крылу. Из-за наполовину поломанных перьев он полетел немного криво, но все же сумел забраться под самый верх колокольни и там, спрятавшись в какой-то щели, предался размышлениям о безбожии и бессердечности людей…

* * *

Тем временем находившаяся в термах Каракаллы Зефирина открыла глаза. Наступила ночь. Она не могла поверить, что проспала весь день. Над городом-мучеником всходила луна.

Вдалеке полыхали костры, освещая ночное небо. Если у Зефирины, Карлотты и Цезаря еще был шанс пробраться в крепость, то только теперь – или никогда.

– Мадам, мне хочется есть, – прошептала Карлотта.

– Мне тоже, – призналась Зефирина.

Она попыталась сориентироваться. Шагая сквозь пустырь, заросший чертополохом, Зефирина ломала голову, как могло случиться, что один из самых прекрасных городов, гордость христианского мира, захвачен и наводнен вражеской армией за несколько часов, и отдан на разграбление распоясавшейся солдатне?

Приближаясь к воротам Себастьяно, девушки услышали крики и стоны, доносившиеся из церкви Сан Бальбино, куда Зефирина несколько раз заходила раньше, чтобы полюбоваться средневековыми фресками.

Молодая женщина и ее спутники выглянули из густой травы, чтобы взглянуть в широко распахнутые двери церкви.

– Боже мой, мадам, у них нет ничего святого, – простонала Карлотта.

В церкви происходило что-то ужасное. В абсиду набилось десятка два мертвецки пьяных солдат. Из стульев, скамей и молельных скамеечек они устроили на хорах огромный костер. Но женщин ужаснул не сам костер, а подвешенные к потолку вниз головой несколько мужских фигур.

– Где ты прячешь свое золото? – кричал один из ландскнехтов подвергавшемуся пыткам человеку.

А так как страдалец не отвечал, варвар рубанул мечом по тем лохмотьям тела, благодаря которым несчастный все еще висел. Ландскнехты грубо хохотали при виде распростертых на полу изувеченных тел. Некоторые были уже мертвы, другие, с распоротыми животами, истекали кровью, стонали, в то время как с балок под потолком свисали части их тел.

– Боже… – молил последний из пытаемых, – прими душу Мануэля Массимо под Твое святое покровительство!

Зефирина не смогла сдержать крика. Мануэль Массимо! Молодой, красивый князь, так самозабвенно развлекавшийся со своей дамой на костюмированном балу…

– Осторожно, мадам, – испуганно зашептала Карлотта.

Но варвары, привлеченные криком Зефирины, пошли на звук, освещая себе дорогу фонарем. Молодые женщины и Цезарь, отступив назад, успели скрыться. Они побежали в западную часть города, где, как им казалось, было поспокойнее.

Обогнув гробницу Сципионов, затем церковь Сан Джованни, где дарохранительница была взломана, а подсвечники и кадильницы украдены, Зефирина решила пройти через театр Марцелла. Продвигаясь вдоль его стен, она увидела вдалеке охваченный пламенем дворец Орсини. Дворец Ченчи был уже опустошен, а дворец Фарнезе разграблен.

Заметив группу орущих солдат с руками, полными украшений, жемчуга, золота, с перекинутыми через плечо мешками, набитыми церковной утварью, девушки стали прятаться то за выступом стены, то в подворотне, то за деревом. Инстинкт самосохранения заставлял их творить чудеса.

Даже Цезарь скоро научился прятаться от диких орд наемников.

Чем ближе к центру Рима приближались молодые женщины, тем невыносимее открывались их взору картины.

«Почему… ну почему?» – в отчаянье задавала себе один и тот же вопрос Зефирина.

Женщины со вспоротыми животами и юбками, задранными выше головы, валялись на всех улицах. Задушенные младенцы плавали в лужах крови. Люди всех сословий, от самых бедных до самых знатных, нашли свою смерть на остроконечных столбах дворцовых оград. У ворот Портезе беглянкам повезло – они наткнулись на старый деревянный мост, готовый вот-вот рухнуть. Преимуществом этого ветхого сооружения было то, что он не охранялся. Через этот мост Зефирина и ее спутники устремились к предместьям Рима, расположенным на пути к Ватикану и замку Святого Ангела.

Приближаясь к базилике Святого Петра, Зефирина и Карлотта увидели, что папская резиденция также осквернена. Имперские солдаты устроили конюшню прямо под «Снятием креста» Микеланджело. Святотатствующие ряженые выходили из дверей Ватиканского дворца. Лютеране облачились в священные одежды папы и его кардиналов. С тиарой на голове они впрягались в повозки, в которых сидели обнаженные женщины. Несчастные дрожали от страха и холода. Они старались прикрыть свою наготу руками и волосами.

«Мы тоже могли быть среди них!» – подумала Зефирина, содрогаясь.

– Долой папу! Долой папистов и да здравствует Лютер! – орали ландскнехты, круша статуи на площади Святого Петра.

Зефирина начала понимать. К удовольствию, которое эти ученики Лютера получали от грабежа, добавлялось кощунственное неистовство от разрушения ненавистной религии. И тогда Зефирина содрогнулась.

«Господи, мир сошел с ума. Папа был прав, это больше, чем просто раскол, это война разных вер, религиозная война».

– Эй, ты там и твой приятель… паписты! – заорал ландскнехт.

Он только что заметил выглядывавшие из-за постамента статуи шапки Зефирины и Карлотты.

Забыв о всякой осторожности, Зефирина, Карлотта и Цезарь помчались прочь. Они бежали, не чувствуя под собой ног, а сзади слышался топот лютеран.

– Ату! Держи их! – кричали вдогонку ландскнехты, забавляясь охотой.

В темноте ночи раздались выстрелы из аркебузы. Добежав до окраины и попав на темные улочки, Зефирина решила, что они спасены, – преследователям надоела охота.

– Черт побери! Возвращаемся к своим!

Но, к несчастью, в этот момент группа пьяных солдат с факелами в руках вышла из дома, по виду напоминавшего купеческий. У каждого был полный мешок. Солдаты перегородили всю улицу. Попав между двух огней, Зефирина какое-то мгновение колебалась и уже хотела бежать назад, но недавние преследователи, запыхавшиеся от бега, закричали своим единоверцам:

– Держите их, это паписты!

Услыша такое, лютеране побросали свои мешки и кинулись на Зефирину и Карлотту.

– Пошли, поджарим их прямо перед их идолами! – предложил один из солдат.

Бедных женщин поволокли, избивая и грозя кинжалами. Бедняжки падали и снова поднимались, пинаемые ногами.

Когда Зефирина с руками в крови, с опухшим лицом и заплывшим глазом замешкалась встать, упав в очередной раз, один из наемников потянул ее за шапку. При виде ее рассыпавшихся по плечам роскошных золотых волос, солдаты остановились как вкопанные:

– Ба, да это женщина!

Десять рук тут же потянулись к Зефирине, пытаясь пощупать ее грудь и залезть между ног. Она закричала от отвращения. Но это было жалким сопротивлением, и она попыталась кого-то укусить, а кого-то ударить ногой.

«Надеюсь, они убьют меня быстро», – мелькнуло у нее в голове.

Точно так же солдатня обращалась и с Карлоттой, но та, онемев от страха, даже не плакала. Похотливо посмеиваясь, лютеране сорвали с молодых женщин рубашки и, без конца поддразнивая, гнали их, оголенных до пояса, в Сикстинскую капеллу.

Короткая передышка, которую получили Зефирина и Карлотта, объяснялась тем, что вандалы вернулись забрать свои мешки с награбленным добром. Когда приходилось выбирать между золотом и женщинами, у них не было колебаний. Не доверяя друг другу, они хотели сначала спрятать добычу в надежное место, а уж потом приниматься за пленниц.

Внутри Сикстинской капеллы, под фресками Боттичелли и Микеланджело, перед глазами пленниц предстала ужасная картина.

К убийствам, пожарам, грабежам, трупам замученных пытками, богохульному маскараду, бурлескным кортежам и всевозможным оргиям эти подонки добавили последнее и худшее надругательство – превратили Сикстинскую часовню в бордель.

Зефирину и Карлотту втолкнули в толпу других обнаженных женщин. Все они, молитвенно скрестив руки на груди, «ждали» своей очереди. На алтаре солдатня соорудила нечто вроде кровати. С расстегнутыми ширинками они послушно стояли в очереди.

Одна из несчастных, совершенно обнаженная, лежа с раздвинутыми ногами на алтаре, перед опустевшей дарохранительницей, была в этот момент жертвой нескольких солдат, которые сменяли один другого. Она не протестовала. Лишь живот ее содрогался от боли. Сама она окаменела. Бедра были в крови. В конце концов, когда она, судя по всему, была уже мертва, кто-то отволок ее в сторону и швырнул точно манекен.

Зефирина услышала, как мягко упало тело женщины на мраморные плиты.

– Сейчас я! Моя очередь!

У алтаря возник спор. Какой-то немецкий громила хотел опередить швейцарца.

– Карамба! Да тут на всех хватит!

В спор вмешался испанский сержант, стараясь навести, что называется, порядок в своих войсках.

Он руководил изнасилованием с истинно испанской твердостью и строгостью.

– Мадам… Мадам…

Ища поддержки, Карлотта цеплялась за свою хозяйку.

– Помолчим и помолимся, моя маленькая Карлотта, – прошептала Зефирина.

Находясь в толпе дрожащих от ужаса женщин, молодая княгиня опустилась на колени и, обхватив голову руками, с давно забытой горячностью стала произносить молитвы своего детства.

Зефирина вдруг почувствовала себя мученицей… Подобно святой, она вместе с первыми христианами Рима изопьет до дна всю чашу страданий.

– Теперь ты!

– Прощай, Карлотта, – пролепетала Зефирина.

Грубые руки сорвали с нее остатки изодранных в клочья панталон. Совершенно нагая, она прошла вдоль грязно посмеивающейся очереди. Иные, не стесняясь, возбуждали себя и одновременно расталкивали друг друга, чтобы взглянуть на нее, лежащую на алтаре.

Закрыв глаза, Зефирина прижала к груди сцепленные пальцы рук. Итак, ей суждено умереть самым гнусным образом, изнасилованной, точно животное, целой армией.

На пороге своего мученичества она почему-то вспомнила стихотворение, некогда сочиненное Франциском I:

 
Как зверь безумный, пущенный на волю,
Я, вспомнив время, проведенное с тобою,
Усну спокойным сном: да упокойся с миром!
 

Губы ее еще шептали в экстазе последние слова, когда она от неожиданности вскрикнула. Рука одного из наемников схватила ее за волосы. Ей было так больно, что Зефирина от ужаса открыла глаза. Вероятно, все пережитое довело ее до безумия, и у нее начались видения.

На пороге смерти она увидела Фульвио.

– Фуль… – начала было она произносить его имя. Вторая рука наемника тут же обрушилась на ее губы.

С вытаращенными глазами Зефирина ясно различала склонившегося над ней князя Фарнелло. Ее неприятно поразило, что он одет в мундир испанского наемника. Фульвио снял с лица привычную черную повязку. Первый раз Зефирина видела лицо князя без повязки, с навеки пустой глазницей. Но даже такой он оставался красивым.

На чистом испанском языке с кастильским выговором Фульвио объявил:

– Капитану Эррера нужна блондинка, вот приказ, сержант!

Офицер подошел к алтарю. Он явно колебался. Стоящие в очереди мужчины перешептывались:

– Ну, чего мы тут ждем! Я и так уже на пределе.

– Поторопимся, сержант… капитан Эррера не любит ждать.

Держась высокомерно, Фульвио приказал Зефирине встать. Сержант в растерянности разглядывал пергамент, который ему протянул Фульвио.

«Лишь бы этот дикарь не умел читать», – с тревогой подумал Фульвио.

На другом конце Сикстинской капеллы стоял Паоло, готовый в случае необходимости кинуться на выручку хозяину. Оруженосец приметил в толпе Карлотту.

Восковая печать действительно принадлежала капитану Эррера, тому самому, который охранял Франциска I в Пиццигеттоне.

– При… каз, – с трудом прочитал сержант.

– …прислать мне в замок Святого Ангела женщину с белокурыми волосами. Они очень редко встречаются! – закончил князь, читая приказ через плечо сержанта.

Подняв голову в шлеме, он добавил со смехом и неприличным жестом, обращаясь к солдатам:

– Мне и самому нравится эта бабенка с кудрявым пушком… ну да что там, надо сделать приятное капитану. Ладно, я вижу, у вас тут есть еще, с кем облегчиться. Да здравствует капитан Эррера, у которого хвост так раскалился, что даже воды Тибра не остудят его!

Пошлые слова Фульвио понравились солдатам. Ландскнехты разразились хохотом. Два дикаря уже тащили новую жертву вместо Зефирины.

Фульвио набросил на плечи Зефирине свой черный плащ ландскнехта. Не теряя времени, он грубо поволок ее к выходу.

– Давай пошевеливайся, иди, позабавь нашего капитана…

Паоло тем временем прихватил Карлотту.

– Послушайте, друзья! – крикнул Фульвио, оглянувшись. – Наш эскадрон осадил крепость, в которой спряталась эта папистская сволочь… я не шучу! Так что мы там недолго позабавимся с вашей брюнеткой и очень скоро пришлем вам ее обратно, братишки.

Не дожидаясь ответа, Фульвио и Паоло стремительно покинули Сикстинскую капеллу. У паперти их ждали две испанские лошади и Цезарь.

Фульвио и Паоло вскочили в седла, затем подхватили и посадили перед собой женщин. Они выехали на площадь перед собором святого Петра, освещенную множеством костров, и отсюда, сопровождаемые Цезарем, пустили в галоп.

И хорошо сделали, потому что один, более грамотный, чем остальные, солдат прочел подлинное послание капитана Эрреры, послание, которое Фульвио выкрал из сумки убитого им фельдъегеря, ехавшего по улице без охраны. В нем говорилось:

«Приказываю немедленно прибыть к главному штабу всем кавалеристам. На рассвете начнется наступление на замок Святого Ангела».

– Догоните их! Хватайте! Это шпионы! Это переодетые паписты! – заорал сержант.

Лошади Фульвио и Паоло мчались, перескакивая через трупы замученных. Не обращая внимания на стрельбу, которую лютеране открыли по ним из арбалетов и аркебуз, Фульвио и Паоло стремительно направлялись к темным окраинам города.

«Он любит меня… любит, раз так рисковал из-за меня», – думала Зефирина, находясь в полубредовом состоянии.

Обнаженная, закутанная в чужой плащ, с головой, склонившейся на плечо Фульвио, она в забытьи уносилась все дальше и дальше от страшной римской бойни.