Текст книги "Поворот судьбы"

Автор книги: Жаклин Митчард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Глава двадцать первая
Второй Самуэль

Излишек багажа

От Джей А. Джиллис

«медиа-панорама»

«Дорогая Джей,

Я чуть не умерла. Без преувеличения. Мы были на пикнике, и вдруг, неожиданно для меня, моя лучшая подруга разбалтывает кое-что, относящееся к тому времени, когда нам было по двенадцать лет. Она истерично смеялась, но все замолчали и уставились на меня! Куда бы я теперь ни пошла, везде натыкаюсь на любопытные взгляды, потому что тогда свидетелями моего позора стало не менее пятидесяти человек. Она была для меня человеком, которому я доверяла больше всех на земле. Не знаю, что подумают мои дети, когда услышат об этом. Но, с другой стороны, я не хотела, бы, разрушить нашу дружбу! Мы вместе уже миллион лет. Моей подруге и мне по 37 лет.

Пришедшая в ярость из Орегона».

«Дорогая Пришедшая в ярость,

Вы прошли через то, что на языке криминалистики называют очной ставкой. У вас есть все основания почувствовать враждебность. Эта ситуация из разряда смешных и трагических одновременно, потому что, с одной стороны, вы ведете себя как обиженная школьница, но с другой – после стольких лет близких отношений ощутить, как тебя хладнокровно высмеяли публично… Не стоит обманывать себя – она держала на вас зло и держит до сих пор. Если подруга считает происшедшее шуткой, тогда прекратите эту дружбу. Если же она извинится, в чем, впрочем, я сомневаюсь, помните: вы принимаете извинения от притаившейся змеи, которая уже однажды вас ужалила. Некоторые люди не заслуживают второго шанса.

Джей».

«Дорогая Джей,

Моя мать полностью игнорирует мое право на личное пространство. Она читает мои электронные письма, требует, чтобы я оставляла телефонный номер друзей, к которым иду. Вообще говоря, она делает все, чтобы уничтожить меня как личность. Я думаю, что не выдержу и убегу.

Оскорбленный до глубины души из Плакинтона».

«Дорогой Оскорбленный до глубины души,

Попросите свою маму уважать ваше право на личную жизнь, оговорив, что именно вы под этим понимаете. Например, договоритесь, чтобы она не читала ваших писем. Помните, однако, что все родители, которым не безразлична судьба их детей, делают это, но стараются не осуждать свое чадо. Это должен быть двухсторонний договор: с вашей стороны потребуется обещание быть откровенным с мамой. Но если вы намерены наказать ее любой ценой, тогда убегайте. Конечно, вы испортите себе жизнь так, что ближайшие двадцать лет будете об этом сожалеть. Зато узнаете, что это такое, когда ни один человек в мире не беспокоится о том, какой номер телефона у ваших друзей. Ваша мама будет очень несчастна.

Джей».

* * *

В субботу накануне Пасхи я проснулась с ощущением, как будто мое тело ночью подменили. Я постаралась понять, что у меня не так.

Голова у меня не кружилась.

Я встала. Головокружения не было.

Прошлась по комнате. Голова не кружилась.

Подошла к балетному станку и заметила на полке вверху банку с пудрой. Я потянулась, готовая упасть, но этого не произошло. Я сбежала вниз, чтобы побыстрее рассказать обо всем Кейси. Я была такой эгоисткой, что даже не подумала о желании подруги немного дольше поспать в субботу, на что та имела законное право: Кейси целую неделю возила мою дочь в садик, ухаживала и за ней, и за мной, прикованной к постели. Я чувствовала себя великолепно, не просто лучше, а очень хорошо. Я знала, как реагирую на лекарство, но это было совсем другое ощущение. Как прежде, еще до болезни. Кейси упадет в обморок, когда узнает. Оказалось, что она уже не спит, а рядом с ней сидит Аори и заплетает ей волосы в косы.

– Кейси! – прошептала я. – Смотри. Я снова потянулась и сделала пируэт.

– Джулиана! – не разочаровала меня своей реакцией Кейси. В ее голосе звучали и радость, и удивление.

– О Кейси, можно пойти на занятия? Давай оставим девочек с Конни всего на час. Я чувствую себя человеком, Кейси. Я не могу поверить, что все в порядке.

Она улыбнулась, зевнула и сказала:

– Конечно, Джулиана, это великолепно. Я счастлива за тебя. Я приняла душ, получая колоссальное наслаждение от того, как мыло с крупицами овсянки скользит по коже. Я могла сама подрезать себе ногти, натянуть трико, завязать туфли. Сама. Умница. Мама молодец! Я выбежала из кухни и покрутила Аори. Мне показалось, что она весит не меньше семидесяти фунтов. Но главное, что я уверенно кружила свою малышку. Мы купили девочкам сладостей на завтрак и направились к Конни.

– О Кейси, посмотри, подснежник. Смотри – нарцисс! – восхищалась я.

Я заставила ее остановиться посреди дороги и сделала еще один пируэт.

– Что на тебя нашло? – спросила она.

– Я не знаю. Может, случилось чудо, на которое мы все так надеялись.

– Не переусердствуй, – предупредила Конни, когда увидела меня. – Ты знаешь, что это может привести к ухудшению.

– Я хочу переусердствовать, Конни. Я помню, как это было раньше.

– Раньше, но не сейчас. Ты больна теперь.

– Нет, теперь нет. В эту минуту нет.

На занятиях все, кроме Ли, которая просто поздоровалась, вели себя так, будто в комнате появилось привидение. Они даже потеснились, чтобы дать мне больше места у станка.

Я не была на занятиях много месяцев. Последний раз мы посещали их с Каролиной. У меня все болело, так что казалось, словно на руках висят мешки с песком, и мышцы сопротивляются любому напряжению. Через пятнадцать минут я была в поту. Через полчаса мне пришлось остановиться и присесть на коврик. Я выпила залпом целую бутылку воды.

Началось время основной тренировки, и Ли по неизвестной мне причине сказала, что мы будем выполнять боковое скольжение с заключительным прыжком.

– Джулиана, прошу тебя показать упражнение, – обратилась она ко мне, и я в ужасе уставилась на нее.

Я не могла поднять себя с пола. Попыталась оторваться, но у меня ничего не вышло. Я словно приклеилась к бутылке с водой. Женщины выжидающе смотрели, а одна молоденькая девушка начала нетерпеливо постукивать ногой. Кейси помогла мне встать, и я, словно заведенная игрушка, прошла в дальний угол зала и выполнила упражнение. Тренер скомандовала сделать полный поворот, и я сделала три полных оборота, ощущая, что вытаскиваю из болота гиппопотама.

– Давайте приступим к растяжке, – сказала Ли.

Мы прошли к своим местам, и одна маленькая рыжеволосая женщина, которую я узнала только потому, что она жила неподалеку и имела около полудюжины рыженьких детишек, которых вечно волокла на себе во время пробежек, начала робко аплодировать. Кейси немедленно присоединилась к ней. Вскоре до меня донесся звук громких рукоплесканий. Тренер подошла ко мне и положила мне руку на плечо.

– Браво, Джулиана, – проговорила она.

Больше никто не сказал ни слова. Мы вернулись к упражнениям на растяжку.

Принимая душ второй раз за день, я вынуждена была присесть в ванной.

Мне было дурно, но не из-за болезни. Я чувствовала себя по-хорошему уставшей. Я и вспомнить не могла, когда последний раз испытывала такую нагрузку. Завтра дети приедут от сестры. Оформление продажи дома назначено на понедельник. У меня возникло странное, знакомое с детства ощущение, когда высыпаешься днем. Ты просыпаешься, чтобы застать время изменившимся. И мир вокруг тоже. Тени по-другому падают. И кажется, что ты что-то пропустила. Такое же ощущение посещало меня после просмотра дневных сеансов в кино и спектаклей в театре. Как могут выдерживать актеры на Бродвее это щемящее чувство грусти? После пробуждения первым делом я увидела огромные лопасти вентилятора под потолком. Я лежала в затемненной комнате в ожидании заката.

Мне показалось, что я все еще сплю, потому что услышала плач. Не Аори или Эбби – я услышала, что плачет младенец.

Глава двадцать вторая
Дневник Гейба

Очевидно, мой отец не умеет исчезать в пространстве, иначе он воспользовался бы ближайшей дверью (да что там дверь – даже маленькое окошко подошло бы), чтобы только избежать встречи с нами. Он быстро пришел в себя, хотя я заметил, как он нервно сглатывает, как будто в горле застрял комок хлеба. То, как он встретил нас, своих любимых и заблудших детей, после разлуки длиной «всего» шесть месяцев, тронуло бы любого.

У него был такой вид, словно мы явились, чтобы вручить ему повестку в суд.

– Хмм, Джой, – сказал он, выдержав значительную паузу, и она была красноречивее любых слов, – я хочу познакомить тебя со своими детьми. С теми, другими детьми. Это Каролина, а это Гейб.

Мне хотелось рассмеяться. Вот мы и оказались все вместе, люди, о которых часто рассказывала Кейси. Те, другие люди. Девушка постарше пожала нам руки, которые показались мне длинными и покрытыми веснушками. От них приятно пахло персиками.

– Я Джой, а это, как вы, конечно, догадались, Амос.

Мы, конечно, понятия не имели, кто такой Амос, но все прояснилось довольно быстро.

– Амос – это наш с Джой сын, – объяснил мой отец, который стал не просто новым Лео, а новорожденным Леоном.

– Великолепно, аплодисменты, – произнес я.

Я наверняка упал бы со стула, если бы сидел на нем.

– Как вы меня нашли? – поинтересовался отец.

– Бог ты мой, и мы тоже рады тебя видеть, – ответил я в тон ему.

Вирджиния стояла у двери. Не говоря ни слова, она сумела дать понять, что охвачена праведным негодованием.

– Я привезла их сюда, сэр. И должна вам сказать, что они проехали весь путь от Висконсина на автобусе, чтобы повидать вас.

– Мы должны были тебя разыскать, – извиняющимся голосом проговорила Каролина, поднырнув под свободную руку отца.

Он вручил младенца Джой. Это был очень симпатичный малыш. Несмотря ни на что. Но Аори тоже была очень симпатичной малышкой. Несмотря ни на что.

Я сказал:

– Я уверен, что наш отец был бы несказанно рад встрече и со своей младшей дочерью, Авророй Бореалис, но ей всего два, и ей несколько трудно преодолевать большие расстояния на автобусе.

Джой, одетая, в черные колготы и длинный свитер, выглядела изумленной. Вскоре мне пришлось убедиться, что это было ее обычное выражение лица.

– Я вам очень благодарен, – вымолвил мой отец. – Я вам благодарен за то, что помогли им добраться сюда в целости и сохранности.

– Я помогла им только в последние два часа их невероятной поездки, – ответила Вирджиния.

Обратившись к Каролине и ко мне, она произнесла:

– Удачи. И помните, что если вам понадобится помощь, обращайтесь ко мне без колебаний.

Мы поблагодарили ее. Она ушла, сердито звеня ключами от машины.

– Пока, пока, миссис Лоуренс, – крикнула ей вслед Джой. – Представьте себе, вы столкнулись именно с миссис Лоуренс. Я посчитала бы это чудом, хотя моя мать хорошо известна в округе…

– Благодаря ей, мы с комфортом провели два часа в машине, вместо четырех, которые потратили бы на дорогу сюда.

Все стояли и молчали.

– Наверное, мне стоит объясниться, – со вздохом нарушил тишину Лео.

Я перевел взгляд с Джой на Амоса (судя по выражению лица ребенка, они назвали его в честь Тори Амоса). Я знаю, что определить адекватность обитателей дома и общую обстановку, можно, просмотрев, какие книги хранятся в доме. На полке у Джой стояли восемь книг, три из которых были посвящены теме приготовления куриных супов. Во всем остальном дом напоминал мне кабинет Индии Холлвей: сушеная трава в соломенных вазах, яйца каких-то птиц. Но у Индии были приличные книги, занимавшие на полках не меньше трех ярдов в длину. Я отклоняюсь от темы.

– Это сестра Джой, Пасха, – добавил отец.

– Называйте меня Терри, – поправила девушка. Она была очень симпатичной и женственной, и если бы я не горел желанием набить морду Лео, то задержал бы на ней взгляд подольше. Она пробормотала что-то относительно мамы, у которой должна незамедлительно быть, и исчезла.

Я прислонился к входной двери и сказал:

– Ну же, папа. Успокойся. Мы не уезжаем прямо сейчас. Зачем поднимать такую суету из-за нашего появления?

– Может, вы хотите есть? – спросила Джой. – Мы не ждали гостей. Вам приготовить чаю со льдом? Я делаю очень ароматный зеленый чай со специями, правда, любимый?

Мой отец моргнул.

– Все не совсем так, как тебе кажется, Гейб, – пробормотал он. – Между твоей матерью и мной достигнуто определенное согласие, пусть и не озвученное…

– Она мало что озвучивает в последнее время, потому что у нее рассеянный склероз, – выпалил я.

Буря эмоций пробежала по его лицу. Жалость, облегчение и что-то еще. Я бы определил это как выражение мученика:

«Что же еще от меня потребуется?» Он коснулся рукой лба и спросил:

– Что ты говоришь? Как? Неужели? Он все спрашивал и вздыхал.

– Я проехал полторы тысячи миль, потому что это один из основных пунктов на повестке дня нашей семьи, – отчеканил я.

– Мы сделали себе фальшивые права, – начала рассказывать Каролина.

– О, я вижу, что все-таки кое-кто очень хочет кушать, – объявила Джой, забавляя ребенка, который начал хныкать. Она направилась в соседнюю комнату, и я поблагодарил Бога за маленькую явленную нам милость: она не стала вываливать грудь прямо перед нами, чтобы накормить малыша.

– На подоконнике мята, если вы захотите добавить ее в чай. Мне пришлось пить чай, приготовленный ее руками, потому что в горле так пересохло, что я едва ворочал языком. Каролина начала бродить по комнате, рассматривая разные предметы, и в конце концов, подняла резную деревянную фигурку широкоплечего парня с огромным членом.

– Похож на нашего знакомого, Мира, – заметила она мне.

– Вы встретились с ним? – спросил отец, до сих пор не пригласивший нас присесть.

– У меня есть вопрос получше. Почему Амос существует?

– Ну, перестань. Давайте поговорим, прогуляемся.

– О нет, Леон, – ответил ему я. – У меня сапоги промокли, а у Каролины мокасины еще с прошлого года, почти прохудились. Нам пришлось затянуть пояса и прекратить покупать всякие электрические игрушки и все такое прочее. В смысле – одежду. Поэтому нас вполне устроит, если мы посидим у тебя в доме.

– Вы знаете, как сильно я вас обоих люблю, – сказал он.

– Да знаем, знаем! – ответил я, пародируя бабушку Штейнер. – Если это любовь, то давайте уже попробуем ненависть, что ли?

– Послушайте, пройдем ко мне в кабинет. Там открывается прекрасный вид на лес…

Я не выдержал.

– Послушай ты, тупица, я не хочу обидеть тебя лично, но это просто констатация факта. Ты тупица. Твоя дочь, которая сидит сейчас перед тобой, чуть не стала жертвой изнасилования, когда мы разыскивали тебя. Меня едва не арестовали. Папа, мне только пятнадцать, а я уже угнал машину и угрожал парню пистолетом. Я делаю работу за маму, потому что она иногда не может правильно выговорить слово «рюкзак», когда ей плохо. Мы нашли в твоем ящике пистолет! До тебя дошло? Нам глубоко наплевать на леса и на виды. Тебе хорошо здесь. Мне и на это глубоко наплевать. Давай, отвечай, папа! Леон!!! Что дало тебе право отфутболить нас в придорожную яму, не отвечать на звонки и игнорировать наше существование, так что даже пришлось отслеживать тебя по всей стране. Ты что, беженец?

– Гейб, – покорно вымолвил он. – Я беженец. Вернее, я был им. Пока не нашел дом. Когда-нибудь ты поймешь. Дом – это не крыша над головой. Это ощущение, что ты нужен…

– Ты меня слушал? – заорал я.

Я услышал, как в другой комнате Джой начала что-то шептать и закрыла двери.

«Проваливай», – подумал я. Передо мной стоял незнакомец, с которым я разговаривал на совершенно отвлеченные темы. Это был тот самый человек, который когда-то подбрасывал меня высоко вверх, учил произносить буквы, от которого мне досталась половина моей генетической программы. Но он, очевидно, чувствовал ко мне столько же любви, сколько почувствовал бы к вирусу. На каком-то глубинном подсознательном уровне я был уверен, что, делая последний шаг к порогу его дома, я увижу радость на его лице, я пойму, что он с удовольствием называет себя нашим отцом. Я все еще надеялся, что взрослый человек означает: хороший, ответственный человек. Но он сидел, как мумия. Как будто мы нарушили его планы на день, а это так утомительно для него – менять их на ходу. Я сказал:

– Ты счастлив. Мы за тебя рады. Но твое счастье означает, что твоя законная жена, наша мама, находится на грани между жизнью и смертью. Есть мы, есть еще один ребенок. Ты, наверное, помнишь маленькую Аврору Бореалис Штейнер. Нам приходится продавать дом…

Вот это уже зацепило его внимание. Через десять секунд мы были в кабинете. Из окна и вправду открывался изумительный вид на лес.

– Гейб, – произнес он, – ты еще не в состоянии понять всего, ты слишком юн. Но я хочу, чтобы мы поговорили, как мужчина с мужчиной.

– Поговори с Каролиной, как мужчина с мужчиной, – предложил я. – Именно она вычислила, как тебя разыскать.

– Моя кровь! – с просветленным лицом вымолвил Лео. – У тебя светлая голова, доченька. Ты станешь хорошим адвокатом.

– Да ради Бога, – ответила Каролина, ковыряя гобеленовую обивку стула.

– Это вопрос страсти, – выдал он нам. – Я ощутил, что страсть ушла из моего сердца. Джулиана прекрасный человек. Она великолепная мать.

– Можно короче, – сказал я, впервые заметив, что я выше отца на полголовы.

– Но вся ее жизнь была связана с тобой, Гейб. С тобой, Карой и Авророй. А еще Джулиану волновала ее внешность. И прочие формальности. Есть даже такое обозначение для брака – брак по форме, но не по содержанию. У нас не было партнерства душ. Мы лишь казались счастливыми. Мы казались воплощением американской мечты. Но я был глубоко несчастен. Еще до рождения Авроры. Я ощущал себя как заключенный. Работа не доставляла мне удовольствия, а моя личная жизнь не поддается описанию. Ее не было. Я был доведен до психоза. Мне хотелось вырваться на волю. Я знаю, что многие обвинили меня в том, что я поступил не очень честно…

– Да, есть такие люди. Включая твоих собственных родителей, – вставил я.

– Я знал, что ты будешь на меня сердиться. Я уважаю твои чувства.

– Ты можешь говорить, как нормальный человек? – умоляюще воскликнул я.

– Когда я узнал, что Джой беременна, – начал он, – я…

– Как же так получилось? – прервал его я.

– Я приезжал к ней в прошлом году. Мне пришлось сделать выбор. Она очень достойная женщина. Гейб, она очень энергичная, живая, ищущая и счастлива тем, что имеет. Она не пытается решать мировые проблемы. Она бы не посягнула на то, чтобы вмешаться в отношения мужа и жены, если бы я не убедил ее, что мой брак уже потерпел крушение… Мы выжидали.

– Выжидание прошло успешно, – насмешливо заметил я, показывая в сторону Джой и Амоса. – Почему же ты не выждал до того, как сказать маме, что ваш брак потерпел крушение?

– Но она должна была сама догадаться, – взорвался Лео, вставая и принимая позу уверенного в себе адвоката. – Я пытался донести до нее эту мысль снова и снова, но она не желала понимать очевидного. Я не хотел быть жестоким. Я не осмеливался сказать ей прямо: «Джулиана, я не могу больше оставаться с тобой». Но она продолжала танцевать…

– Не волнуйся. Она больше не тратит денег на занятия балетом, – сказал я.

В комнате было жарко, как в теплице, потому что все ее свободное пространство занимали цветы. Я снял пальто.

– Я хочу, чтобы ты отвез нас домой и сам сообщил маме обо всем. Мы не собираемся полоскать твое грязное белье, папа.

– Я знаю. Я собирался приехать. Но мне казалось, что нет смысла притворяться.

– Нет смысла?

– По отношению к Джулиане.

– О, какой ты заботливый. Я тебе уже сказал, что у нее рассеянный склероз. А ты отреагировал так, словно мы нарушили твой привычный график. Какая досада!

– Мы что, теперь должны все время заботиться о маме? – вмешалась Каролина. – Ты собираешься нам помогать?

– У вас есть трасты для поступления в колледж. Но мы можем воспользоваться ими сейчас, учитывая, что теперь мама недееспособна. Она работает? – спросил он.

– Да, она работает. Ее даже зачислили в штат синдиката, – сказала Кара, вздернув подбородок.

– Итак, если брать в расчет это и ваши трастовые деньги…

– Которые мы не должны трогать до достижения двадцати одного года, а мама не позволит воспользоваться ими только ради себя, – отчеканил я.

– Но это не очень разумно, Гейб.

– У нее есть одна проблема, папа.

– Какая?

– Она порядочный человек.

– Я чувствую, что мне не удастся тебя убедить, – ответил Лео. – Я не надеялся на счастливый исход, но все же хотел бы, чтобы вы оставались здесь, сколько посчитаете нужным.

– Нам в школу через три дня, – заметила Каролина.

– Ну, тогда я вас отвезу, хотя это довольно сложно, потому что мы с Джой должны были договориться о дизайне интерьера…

– Вы строите дом? – спросил я.

Этот человек казался мне инопланетянином.

– Джой снова… беременна, – проговорил отец. – Мы и не думали, что такое возможно. Амосу только четыре месяца, и она кормит грудью. Но она сказала…

– Что чудеса случаются, – закончил за него я.

– Я рассчитывал, что в этом доме мы сможем все вместе проводить много времени: я, ты, Каролина и Аори. Там будет четыре спальни. Я не собирался забывать вас.

Он показал нам пачку писем, адресованных Каролине и мне. На его полке стояли фотографии, моя и Каролины.

– Я хотел объясниться и знал, что мне нужно вернуться. Я ждал подходящего момента, а потом Джой сообщила о своей беременности.

– Как тебе было трудно, папа!

– Здесь от меня ничего не требуют. В этом вся разница. Джой благодарна за любую мою помощь. Она абсолютно самодостаточный человек. Она всегда повторяет, что сама в состоянии воспитать детей в коммуне. Ей не требуется штамп в паспорте. Она не покушается на мою свободу. Я могу делать все, что посчитаю нужным, – работать, учиться, когда сам этого захочу.

– Ну, просто замечательно. Не знаю, как Каролина, а я лучше проведу ночь на раскаленной решетке для гриля, чем останусь в этом доме. Я хочу уйти, и ты мне скажешь, где я смогу переночевать.

– Я бы хотела остаться здесь, – еле слышно произнесла Каролина. – Я слишком устала, чтобы куда-то идти.

– Гейб, я знаю, что ты можешь чувствовать гнев или раздражение, но я все равно остаюсь твоим отцом.

Я встал и произнес:

– Не вини в этом меня.

– Я отвезу тебя в пансион «Амори». Там сдают комнаты. Туристы приедут только в мае. Но мне хотелось бы, чтобы ты остался здесь.

– Я тебя ни о чем не прошу. Только отвези меня отсюда. Каролина, дай мне телефон. – Она повиновалась. – У меня лишь один вопрос. Почему у тебя был пистолет? Пистолет в ящике?

– Это не мой, – ответил Лео. – Я нашел его, когда мы ремонтировали ванну. Он был в вентиляционном люке и выглядел таким древним, как предмет старины. Я решил оставить его себе. Я даже не знал, в рабочем ли он состоянии.

– Мы познакомились с твоей подругой, Индией Холлвей. Бабушкой потенциального насильника моей сестры, между прочим.

– Индия особенная женщина, – отозвался Лео.

– Ты меня услышал? Или ты притворяешься глухим? – прошипел я.

– Да ладно, Гейб, – вмешалась Каролина.

– Ребята, я восхищен тем, что вы такие самостоятельные, но это было очень неосмотрительно с вашей стороны.

– Тебе виднее. Можно уже ехать? – спросил я.

Мы уехали, и лицо Каролины казалось мне белым неясным пятном в окне.

Раз десять в тот вечер я набирал домашний номер, но, ни разу не посмел нажать кнопку вызова. Что я мог сказать маме? Я даже не знал, стоит ли готовить ее к тому шоку, который ей предстояло испытать (но, с другой стороны, она не могла не догадываться о том, что дела шли из рук вон плохо, ведь даже мы это видели). Почему я должен выступать в роли посланца недобрых вестей?

Почему мне пришлось брать на себя так много?

Я без особого удовольствия рисовал себе перспективу стать постоянным опекуном своей младшей сестры и без восторга представлял, как брошу школу и отправлюсь работать на ферму «А-Б Шаблон», чтобы помогать маме сводить концы с концами. Мне хотелось встряхнуть маму. С тех самых пор, как все это началось, мне не в чем было себя упрекнуть – я слова плохого о маме не сказал, потому, что Каролина делала эту работу за двоих, но в этот момент я завидовал Леону, который бросил все, чтобы улететь на вольные хлеба. Он вырвался из клетки. Хотя Кейси и платила теперь маме за квартиру, она по-прежнему оставалась ее другом. Единственным другом. Конечно, я не мог рассчитывать на то, что она будет поддерживать маму на протяжении всего времени, даже если ситуация ухудшится. Мы не обсуждали вопрос о наших трастах, но я был уверен, что мама ни за что не согласится взять деньги, оставленные нам по завещанию дедушки Джиллиса. Она, наверное, скорее умрет, чем нарушит волю отца.

Тогда мне и пришла на ум мысль бросить школу. Я не знал наверняка, как и когда это произойдет, но был уверен, что это произойдет, так иди иначе. Школа осталась в прошлом. Вообще-то в тот вечер детство уже было в прошлом. Это напоминало какую-то попсовую песенку. Бросай учиться, иди работать и садись за руль быстрого авто. Я решил, что брошу школу, когда мне исполнится шестнадцать. Я подумал, что смогу продолжить образование, как только придет время воспользоваться деньгами дедушки. Может, я найду университет, где выделяют стипендии проблемным детям, которые пишут для газет в рубрике «Психологическая консультация»? Мысль о том, что я больше не увижу уродов из нашей школы в Шебойгане, несказанно приободрила меня и даже на время развеяла мою печаль. Я лежал на мягком матраце в пансионе миссис Амори, безуспешно призывая сон. Я заметил, как стрелка часов приблизилась к часу ночи, потом к половине второго, а потом к двум. Мне хотелось позвонить Тиан или хотя бы Люку, чтобы сказать: «Ты не представляешь, что произошло».

Но мне некому было на самом деле позвонить. Я почти пожалел, что не остался в дурдоме «Долина восхода» вместе с Каролиной. С ней хотя бы можно было поделиться наболевшим. Мне было интересно, о чем они говорили – Кара, Леон и Джой, склонившись над тарелками с капустой.

Я встал в шесть утра и решил прогуляться. Мои сапоги стали на размер меньше, после того как ночь сохли у печки. Я нашел маленькое кафе.

Симпатичная девушка с каштановыми волосами, сестра Джой, работала здесь официанткой. Сначала я ее не узнал, потому что волосы у нее были подняты, но она первая поздоровалась со мной.

– Привет, – сказала она. – Ты сын Леона.

– Вообще-то его зовут Лео. Лео Штейнер, и он порядочный кусок дерьма, а не мужчина, потому что бросил мою больную мать, не сказав нам ни слова, и связался с твоей сестрой, возможно, очень милой особой.

– Я так и поняла. Хочешь кофе? Или поесть?

– Да, всю левую сторону меню, пожалуйста.

Она принесла яйца и тост, которые я заказывал, и вафли, которые я не заказывал, и присела со мной на минутку.

– Знаешь, Джой и вправду очень милая особа, – сказала она. В этот момент я вспомнил, что девушку зовут Терри, сокращенное от Пасха. Я был в «Волшебной стране Оз»!

– Она склонна слишком доверяться людям. Все-таки Леон намного старше. Ей двадцать пять, и до этого она никогда не поддерживала долго серьезных отношений.

– А сколько лет тебе? – поинтересовался я.

– Двадцать один год. Я люблю и своих сестер, и маму. Нас всего пятеро. У меня еще есть сестра Лиат, ей восемнадцать.

– Имя, как в мюзикле.

– Ты так много знаешь. Кроме того, у нас есть Керон и Грейс. Они старше и имеют каждая трех детей. Мы все живем в «желтой подводной лодке». Но не я. Я отсюда выбираюсь.

– Чего так?

– Мне жутко. Все живут скопом. Я хочу самостоятельности, уединенности, в конце концов. Мне хочется ощутить себя нормальной обитательницей Нью-Йорка. Ходить в колледж, прекратить прясть, как будто я персонаж какой-то старой сказки…

– А если бы ты не смогла по каким-то обстоятельствам уехать? Например, оттого что твоя мать больна.

– Я нашла бы человека, который о ней позаботится. Или пусть бы кто-то о ней заботился и жил в ее доме без оплаты проживания. По возможности и я бы заботилась о ней. – Терри посмотрела мне прямо в глаза. – Я не стала бы жертвовать своей жизнью.

– А если бы она ради тебя жертвовала чем-то?

– Как? У тебя обнаружили страшное заболевание, и она бросила ради тебя все, работая только на твое лечение?

Я подумал: «Что я теряю? Я больше никогда не увижу этой девушки, и решительно ответил:

– Да.

– Тогда ты не имеешь права не учитывать этого. Ты должен быть готов к большим жертвам. Посмотри на мою мать. Она очень хорошая. Однако она абсолютно уверена, что солнце над этой долиной встает только потому, что она сюда приехала. Джой верит в ее идеи. Папа назвал ее в честь своей матери, Джойос, но она изменила свое имя на Джой. Ты думаешь, что я была Пасха? – Она показала на визитку, приколотую к своей униформе. – Нет, мать сделала это со мной, когда мне исполнилось восемь. На следующий день после того, как я выберусь отсюда, я снова стану Терри.

– Ты знаешь, я думаю, что тебе это имя идет больше.

– Я тоже так думаю.

– А я убираюсь отсюда уже сегодня утром, – сообщил я.

– Удачи и послушай, что я тебе скажу. Он не хотел второго ребенка, да и первого тоже.

– Кто?

– Леон. Лео. Твой папочка-неудачник. Я оставалась у них и слышала разговор. Он все время повторял, что не справился с ролью отца.

– Он может с полным правом повторить это снова.

– Так что считай себя счастливым. У тебя есть хотя бы один здравомыслящий родитель. И не важно, болеет он или нет.

– А где твой отец?

– Он умер. После того, как моя мама оставила его. – Она посмотрела вверх. Я не хотел спрашивать о подробностях. – Я его даже не помню. Помню только, что он кормил меня беконом со своей тарелки. Он работал на кладбище. – Где?

– На кладбище, – повторила она. – Я не шучу. Он работал ночным сторожем.

– Как можно очутиться на такой работе?

– Ну, все было не так уж плохо. Я не помню. Но я теперь знаю одно. Если ты не хочешь жить среди лесов и полей, это еще не значит, что ты испорченный человек.

Я положил деньги на стол и чуть не упал, когда увидел, что она засовывает их себе в лифчик.

– Любая копейка на вес золота. В следующий раз, когда ты захочешь меня увидеть, я уже буду далеко отсюда.

Перебирая в памяти детали недавнего разговора, я шел по дороге, пока не повернул налево у знака «Ломаная аллея». Кара смотрела из окна. Мне показалось, что она похожа на брошенную собачку. Заметив меня, она распахнула входную дверь.

– Отец везет нас сегодня домой. Но ему придется забрать с собой Амоса. Он сказал, что Джой очень плохо себя чувствует. Смешно, правда? О маме и ее самочувствии он никогда особенно не беспокоился.

– Джой, бедняжка, – язвительно произнес я.

– Я думала, что ей надо кормить наследника раз двадцать в день.

– Он не сказал тебе?

– О чем?

– Почему Джой очень плохо себя чувствует?

– Нет. Ты знаешь, мне было бы наплевать в любом случае, – проговорила Каролина.

– Ну, она не очень плохой человек.

– Оно и видно по тому, как она поступает.

– Не она же все это начала. Что ты скажешь о нашем великолепном папочке?

– Но зачем брать с собой ребенка? Это только усложнит дело. Ей что, не могут помочь мать и куча сестричек-клонов?