355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Зейн Грей » Техасский рейнджер » Текст книги (страница 13)
Техасский рейнджер
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 21:39

Текст книги "Техасский рейнджер"


Автор книги: Зейн Грей


Жанр:

   

Вестерны


сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

КНИГА ВТОРАЯ
РЕЙНДЖЕР

Глава 15

К западу от реки Пекос простиралась обширная дикая местность, бесплодная на севере, где пустыня Льяано-Эстакадо раскинула свои движущиеся пески, плодородная на юге, вдоль Рио-Гранде. Железная дорога упорно и неуклонно прокладывала курс через пятисотмильную безлюдную территорию, и единственные поселения и городки здесь располагались поблизости от ее стальных путей. Необитаемыми и пустынными были земли этой части западного Техаса, и несмотря на общепризнанное владычество и произвол преступных банд, пионеры и переселенцы постоянно стремились сюда. Первым приходил одинокий скотовод; затем его ближние и дальние соседи; потом возникал поселок и, наконец, прокладывалась железная дорога и вырастал город. А пионеры продолжали прибывать, все глубже проникая в отдаленные долины, все дальше и шире распространяясь по безлюдным равнинам. Это была пустыня, поросшая мескитовыми кустарниками и колючими кактусами, но с богатейшими почвами, на которых вода творила поистине чудеса. Каждый акр земли давал здесь мало травы, но вокруг, куда ни кинь взгляд, расстилались миллионы акров. Климат был великолепный. Скот жирел, нагуливая вес, и скотоводы процветали.

Рио-Гранде на протяжении тысячи миль течет почти прямо на юг вдоль западной границы штата и затем, словно устав придерживаться неизменного курса, резко поворачивает на север, образуя так называемую Большую Излучину. Железная дорога, проложенная с севера на запад, пересекает эту излучину, и вся территория, ограниченная с севера стальными рельсами, а с юга рекою, представляет собой столь же дикий и необитаемый край, как Долина Неприкаянных Душ. В ней нет ни одного более или менее значительного поселения. Поперек фасада этой Большой Излучины, словно изолируя ее от всего остального мира, протянулся горный хребет Орд, в котором три горы – Орд, Соборная и Слоновья – вздымают свои суровые вершины над более приземистыми соседями. В долинах у подножья гор, а также по равнине, разбросаны одинокие ранчо, а дальше на север – деревенские поселки и города Алпайн и Марфа.

Подобно прочим отдельным районам великого штата Одинокой Звезды, эта часть Техаса является как бы собственным обособленным мирком – мирком, в котором обогащение фермеров и скотоводов еще более обогащало банды преступников. Поселок Орд, расположенный у въезда в эту наводненную бандитами местность, был назван так в честь мрачной скалистой вершины, маячившей в нескольких милях к югу. Он был основан мексиканцами – здесь все еще сохранились руины старой глинобитной миссии, – но с появлением скотокрадов и беглецов от закона многих местных жителей перебили, остальных согнали с насиженных мест, так что к моменту наибольшего расцвета в Орде благосостояния и преступности здесь проживало всего несколько мексиканцев, которым оставалось либо сотрудничать с бандитами, либо служить мишенью для этих преступных элементов.

В сентябре, ближе к вечеру, в местечке Орд появился чужестранец, и среди жителей, где каждый мужчина в той или иной степени был чем-то знаменит, его появление возбудило немалый интерес. Первое и, возможно, наиболее пристальное внимание привлекла к себе его лошадь – лошадям в здешних краях придавали явно больше значения, чем людям. Однако именно эта лошадь не выделялась своей красотой. На первый взгляд она даже казалась уродливой. Это был огромный конь, черный как уголь, лохматый, несмотря на тщательный уход, с длинным туловищем, с массивными конечностями, громоздкий во всех измерениях. Но случайный наблюдатель мог бы заметить, что у него прекрасная голова. Поистине, если можно было бы судить только по голове, он выглядел бы настоящим красавцем. Как и о людях, о лошадях много говорит форма, очертания, размеры, строение головы. Голова этой лошади свидетельствовала о пламени в крови, быстроте, благородстве, верности и преданности, и глаза у нее были нежные и темные, как у женщины. Морда коня была сплошь черная, и только посреди лба красовалось круглое белое пятнышко.

– Скажите, мистер, как его зовут? – поинтересовался уличный мальчишка-оборванец, в глазах которого светилась врожденная любовь к лошадям.

– Пуля, – ответил всадник.

– Это из-за той белой отметины, верно? – шепнул оборвыш своему приятелю. – Ну и здоровенный же он! Самая большая лошадь из всех, что я видел!

Пуля нес на себе массивное черное мексиканское седло, отделанное серебром, лассо, флягу и небольшой сверток, обернутый в парусину. Сам же всадник, по всей видимости, больше внимания уделял внешности лошади, чем своей собственной. Его наряд состоял из обычных ковбойских джинсов без всяких затей и украшений, да к тому же потрепанных и покрытых дорожной пылью. Сапоги его носили на себе следы близкого знакомства с кактусами. Как и его лошадь, всадник был огромного роста, но более стройный, не столь плотного телосложения. А в остальном единственной заметной чертой в нем было лишь печальное лицо с внимательными зоркими глазами, да белые пряди волос на висках. Он носил два револьвера, размещенных в довольно низко подвязанных с обеих сторон набедренных кобурах, – но такое было чересчур обычным, чтобы привлекать к себе внимание здесь, в Большой Излучине. Пристальный наблюдатель, однако, мог бы заметить одну особенность: правую руку всадника покрывал более интенсивный загар, чем левую. Он никогда не носил перчатку на своей правой руке!

Всадник спрыгнул с седла перед ветхим строением, на широком обшитом досками фасаде которого красовалась вывеска: «Отель». Люди на лошадях то и дело приезжали и отъезжали отсюда по широкой улице между рядами старых домов, магазинов, салунов и торговых складов. Тем не менее, Орд ни в коей мере не выглядел предприимчивым и деловым центром. Американцы охотно впитали в себя лень мексиканцев и их привычку проводить время в праздном ничегонеделании. Перед фасадом отеля находилась широкая крытая галерея, игравшая роль крыльца, веранды и тротуара одновременно. По ней лениво двигались или стояли, облокотившись о коновязь, мужчины разных возрастов, большинство неряшливо одетые, в старых джинсах и сомбреро с обвисшими полями. Некоторые были подпоясаны и даже в сапогах со шпорами. Пиджаков не носил никто, зато на всех были надеты жилетки. Количество револьверов здесь намного превышало число людей.

Компания выглядела слишком ленивой, чтобы проявлять любопытство. Не то, чтобы ей недоставало приветливости, но для ковбоя или фермера искреннее, шумное и беззаботное времяпрепровождение днем в городе было просто неестественно. Эти люди были бездельниками. Чем они время от времени занимались еще, не составляло большого труда догадаться. И, конечно, вновь прибывшему всаднику, который окинул их пристальным взглядом, окружавшая их атмосфера никак не показалась связанной с какой бы то ни было полезной деятельностью.

Наконец, высокий мужчина с вислыми усами песочного цвета нехотя отделился от толпы.

– Привет, чужестранец, – сказал он.

Вновь прибывший возился у седла, освобождая подпругу; выпрямившись, он молча кивнул.

– Не мешало бы выпить чего-нибудь, – бросил он в ответ.

Такое замечание вызвало появление широких улыбок на лицах присутствующих. Оно служило здесь общепринятой формой приветствия. Один за другим все потянулись за незнакомцем в отель. Внутри помещение напоминало полутемный сарай с душным спертым воздухом; у противоположной от входа стены располагался бар, горизонтальная доска которого находилась на уровне головы низкорослого человека. Бармен с покрытым шрамами лицом обслуживал клиентов, подавая напитки.

– Становитесь в очередь, ребята, – сказал вновь прибывший.

Все с хриплым хохотом, руганью и шуточками столпились у стойки, стремясь поскорее добраться до дармовой выпивки. Никто и не заметил, что незнакомец вовсе не торопился утолить свою жажду, как он заявил при входе. Хоть он и принимал участие в общем оживлении, но, в сущности, вообще ничего не пил.

– Меня зовут Джим Флетчер, – сказал высокий мужчина с обвислыми песочными усами. Произнес он это лаконично, но таким тоном, словно ожидал, что его немедленно узнают. Что-то, очевидно, крылось за этим именем. Однако на вновь прибывшего оно не произвело никакого впечатления.

– Мое имя могло быть Блейзес, 66
  Американское выражение «Go to blazes» означает: «Убирайся к черту!"


[Закрыть]
но только меня так не зовут, – ответил он. – А как называется ваш город?

– Чужестранец, наша метрополия носит название Орд. Это для тебя новость?

Он откинулся назад, облокотившись о стойку бара, и его маленькие желтые глазки, прозрачные, как льдинки, и цепкие, словно у ястреба, уставились на незнакомца. Остальные с любопытством обступили их, образовав тесный кружок, готовые или приветствовать незнакомца, или поступать наоборот, в зависимости от решения долговязого допрашивающего.

– Разумеется, Орд мне не очень знаком. Далековато от железной дороги, верно? И пути сюда очень запутаны.

– Далеко ли направляешься?

– Думаю, так далеко, как сумею, – со смехом отвечал незнакомец.

Его ответ вызвал оживление среди людей, столпившихся вокруг. Некоторые из них обменялись многозначительными взглядами. Флетчер задумчиво погладил обвислые усы и, казалось, утратил часть своего острого любопытства.

– Что ж, Орд действительно расположен у черта на куличках, – проговорил он наконец. – Но ты, конечно, слышал о Большой Излучине?

– Разумеется, слышал, и как раз туда и держу путь, – отвечал незнакомец.

Флетчер обернулся к толпе обступивших их людей:

– Нелль, иди-ка сюда!

Сквозь плотную толпу на открытое место с трудом пробился невысокий юнец, почти мальчик, с вытянутым бледным лицом, худым и проницательным, лишенным всякого выражения. До сих пор он молча стоял в стороне.

– Нелль, вот этот… – Флетчер снова обернулся к незнакомцу. – Как ты сказал, тебя зовут?

– Мне бы не хотелось упоминать в приличном обществе, как я недавно себя назвал.

Эта реплика вызвала новый приступ смеха. Незнакомец выглядел спокойным, невозмутимым, безразличным. Очевидно, он понимал, как понимали и другие присутствующие, что спектакль, разыгрываемый Флетчером, его попытка устроить допрос вновь прибывшему, служили лишь предлогом для того, чтобы получше к нему присмотреться.

Нелль выступил вперед, и по тому, как легко Флетчер уступил свои позиции, было очевидно, что на сцене появилось более важное действующее лицо.

– У тебя здесь какое-нибудь дело? – коротко спросил он. Когда он говорил, его лишенное выражения лицо вступало в странное противоречие с холодной жестокостью, звучавшей в его голосе. Этот голос свидетельствовал о полном отсутствии у своего обладателя чувства юмора, дружелюбия, доброты и сердечности.

– Никакого, – отвечал незнакомец.

– Знаешь здесь кого-нибудь?

– Ни одной живой души.

– Просто проезжаешь мимо?

– У-гу.

– Пытаешься улизнуть подальше, э?

Наступила пауза. Незнакомец, казалось, слегка оскорбился и принял пренебрежительно-насмешливый вид.

– Ну что ж, учитывая то, что все вы так чертовски вежливы и нелюбопытны здесь, в этой Большой Излучине, я могу сказать: да, я пытаюсь здесь отвертеться, – с нарочитым сарказмом ответил он.

– Прибыл сюда с запада – со стороны Эль-Пасо, может быть?

– Само собой разумеется!

– Ага! Вот как? – слова Нелля прозвучали резко, словно рассекая воздух, заставляя весь зал притихнуть. – Ты прибыл сюда с низовьев реки. Именно там говорят так: «отвертеться»!.. Ты лжешь, чужестранец!

С торопливым звоном шпор и топотом сапог толпа поспешно расступилась, оставив в центре Нелля и незнакомца.

Врожденный инстинкт у людей подобного рода никогда не ошибается в оценке человеческого характера. Нелль сразу оставил свою колкую и резкую манеру и замер наготове. Незнакомец внезапно утратил всякое сходство с грубым и простодушным парнем, каким он казался прежде. Он словно превратился в статую, отлитую из бронзы. Подобная ситуация была для него не в новинку. Во взгляде у него появился какой-то острый, колючий огонек, плясавший, словно игла в магнитном компасе.

– Конечно же, я солгал, – сказал он, – и потому не считаю оскорблением твои слова в мой адрес. Я ищу друзей, а не врагов. Ты вроде бы не смахиваешь на хвастливого забияку, которому не терпится кого-нибудь подстрелить. Но если я ошибаюсь – что ж, начинай, открывай забаву! Видишь ли, сам я никогда не применяю оружия, прежде чем мой партнер не достанет своего…

Нелль холодным взглядом глядел на соперника, не изменив ни на йоту выражения своего странного лица. Однако по его взгляду можно было судить, что он встретился с металлом, который звенит иначе, чем он ожидал. Приглашенный по своему усмотрению либо начинать поединок, либо отказаться от него, Нелль проявил благоразумие в манере, свойственной только истинным стрелкам-профессионалам.

– Я пас, незнакомец, – невозмутимо бросил он и, отвернувшись к бару, заказал выпивку.

Напряжение спало, тишина нарушилась, мужчины снова заполнили освободившееся было пространство у стойки бара; инцидент, казалось, был исчерпан. Джим Флетчер присоединился к незнакомцу, но теперь уважение и дружелюбие смягчили его недавнюю резкость и суровость.

– Что ж, за неимением лучшего, я буду называть тебя Додж, 77
  Dodge – увертка, уклонение; to be on the dodge (англ.) – прятаться, скрываться, находиться в бегах.


[Закрыть]
– заявил он.

– Додж, так Додж, – не хуже любого другого имени! Ребята, выстраивайтесь снова в очередь, и давайте не будем ссориться!

Таким было первое появление Бака Дьюана в маленьком местечке Орд, уединенном убежище беглых преступников.

Прошло три месяца с тех пор, как Дьюан покинул территорию реки Нуэсес. В Эль-Пасо он купил лучшую лошадь, какую только мог найти, и, полностью вооруженный и снабженный всем необходимым, отправился в доселе не изведанный путь. Он неторопливо переезжал от одного города к другому, от поселка к поселку, от ранчо к ранчо, менял свой облик и манеры в зависимости от того, какое хотел произвести впечатление на людей, с которыми встречался. Он был поочередно ковбоем, фермером, скотоводом, скупщиком скота, рекламным агентом, торговцем земельными участками; и еще задолго до того, как попасть в дикий и негостеприимный Орд, он начал играть роль беглого преступника, перебирающегося на новое место обитания. Он двигался медленно, потому что хотел изучить особенности края, расположение городов, поселков и скотоводческих ранчо, занятия, обычаи, сплетни, радости и страхи людей, с которыми он общался. Единственного предмета, по-настоящему интересующего его, – вопроса о беглых преступниках, – он никогда не затрагивал в разговоре. Но ведя беседу вокруг да около, перебирая и тщательно анализируя старые фермерские и скотоводческие истории, он приобрел знания, рассчитанные на помощь в осуществлении задуманного дела. В этой игре время не имело значения; при необходимости он мог потратить годы, чтобы выполнить свою задачу. Ее огромной важности и опасности соответствовала медленная, осторожная и тщательная подготовка. Когда он услыхал имя Флетчера и увидел Нелля, он понял, что достиг того места, к которому стремился. Наделенное сомнительными добродетелями местечко Орд находилось на самой границе скотоводческого края, и отсюда кривые извилистые тропки вели в этот вольный и безмятежный рай для изгоев общества – в Большую Излучину.

Дьюан постарался показаться общительным, хоть и не чересчур, проведя несколько часов в компании с Флетчером и другими любителями пустой беседы, дармовой еды и выпивки. Затем, накормив и напоив лошадь, он выехал из поселка по направлению к заранее отмеченной им небольшой рощице, расположенной в нескольких милях к западу. Здесь, надежно укрытый от посторонних глаз, он приготовился провести ночь. Подобные предосторожности имели двойную цель: так было безопаснее, и к тому же эти привычки должны были хорошо выглядеть в глазах других правонарушителей, которые склонны были видеть в нем беглеца, предпочитающего одиночество.

Прошло немало времени с тех пор, как Дьюан, ведя непрестанную борьбу с самим собой, завоевал тяжело выстраданную победу. Внешне его жизнь, его привычки оставались такими же, как прежде, но внутренний мир его чрезвычайно изменился. Он не мог стать вновь счастливым человеком, не в состоянии был полностью избавиться от мучительных призраков и видений, которые когда-то доводили его до отчаяния и умопомешательства; но он принял на себя осуществление задачи, которая под силу была лишь таким, как он. Он чувствовал, как странно и непостижимо вырастали в его глазах ее важность, смысл и значение, и сквозь это чувство пробивалось сознание того, насколько близко и дорого стало порученное ему дело, которое сотрет с него прежний позор. Стальные наручники больше не грозили его рукам; железные двери тюрьмы не мерещились в кошмарных снах. Он ни на минуту не забывал, что он свободен. И, как ни странно, наряду с этим новым чувством самоутверждения и уверенности в себе, в нем одновременно накапливалось страстное, неодолимое желание привести всех больших и малых главарей бандитских шаек к их заслуженному финалу. Он не называл их людьми, объявленными вне закона, – он считал их скотокрадами, ворами, грабителями, убийцами, преступниками. Он чувствовал, как в нем нарастала эта безжалостная, неумолимая, непреклонная страсть и порой даже со страхом задумывался, не была ли она в большей степени, чем вновь обретенный смысл жизни и гордость службой рейнджера, тем его старым, врожденным инстинктом убийства, который словно гидра, опять поднял свою голову уже в новом обличье. Впрочем, в этом он не был уверен. Он боялся подобных мыслей. Он не мог только ждать.

Еще одной характерной чертой изменений, происшедших в Дьюане, – ни бурной, ни страстной, однако в не меньшей степени существенной, – было незаметное постепенное возвращение любви к природе, любви, которая была мертва в течение всех дней его изгнания.

Много лет лошадь была для него всего лишь средством передвижения, переносившим его с места на место, терпевшим удары, шпоры, безжалостную скачку во время бегства от погони; теперь же он относился к своему исполинскому вороному коню с прекрасной головой, как к товарищу, другу, брату, любимому существу. Он ревностно охранял его, ухаживал за ним, кормил, тренировал и ездил на нем, неизменно восхищаясь его быстротой и выносливостью. Много лет дневное время – от первых солнечных лучей, минуя долгие томительные часы светлой части суток, до самого розового заката, – он использовал для сна или отдыха в какой-нибудь норе среди скал, или в зарослях тростника, или в заброшенной хижине. Он ненавидел дневной свет, потому что свет увеличивал опасность, заставлял беглеца забиваться в самые дикие безлюдные места в поисках убежища. Теперь же рассвет означал для него предвкушение встречи с очередным днем пути, свершений, планов. Он приносил с собой солнце, ветер, облака, дождь, небо, – все, что доставляло ему радость, так или иначе напоминая о свободе. Много лет ночь была для него черным пространством, сквозь которое он вынужден был брести по бесконечным тропам, скрываясь от посторонних глаз, по-кошачьи вглядываясь во мрак, ежеминутно ожидая увидеть крадущийся силуэт преследователя. Теперь же закат, вечерние сумерки, тени в рощах и ущельях, сгущающиеся в непроглядную темноту ночи с ее сверкающим шлейфом бесчисленных звезд, приносили с собой спокойные воспоминания и раздумья о дневных происшествиях, о завтрашних возможностях, иногда печальные, короткие процессии старых призраков, затем сон. Много лет он смотрел на каньоны, долины, горы лишь как на возможное убежище, достаточно дикое и уединенное, чтобы спрятать одинокого изгнанника. Теперь же он глядел на эти подробности рельефа великой пустыни глазами мальчика, который однажды и навсегда загорелся стремлением к жизни и приключениям среди них.

В эту ночь чудесный закат долго пылал на западе, и строгий черный силуэт горы Орд четко вырисовывался на фоне золотисто-красного чистого неба – прекрасный, но далекий, мрачный, но зовущий. Не удивительно, что Дьюан восхищенно глядел на гордую вершину горы. Где-то глубоко посреди ее изборожденных склонов или в скалистых ущельях скрывался тайный форпост вожака беглых преступников Чизельдайна. На протяжении всего пути от Эль-Пасо Дьюан только и слышал, что о Чизельдайне, о его банде, о его страшных делах, о его хитрости, о разнообразных маршрутах его набегов, о его внезапном появлении то здесь, то там, подобно блуждающему огоньку, – но ни слова о его логове, ни слова о том, кто он такой и как выглядит.

На следующее утро Дьюан не вернулся в Орд. Он отправился на север по каменистой дороге, идущей под уклон, которая, по всей видимости, периодически использовалась для прогона скота. Круто сворачивая с запада на север, дорога привела его в совершенно незнакомую местность. Проезжая по ней, Дьюан внимательно оглядывался по сторонам, чтобы знать, какие особенности ландшафта могли бы пригодиться ему в будущем, случись ему оказаться снова на этом пути.

Обрывистые, скалистые, заросшие густым кустарником склоны холмов постепенно переходили в равнину, в край тучных лугов и пастбищ, на которых, однако, до самого полудня Дьюан не заметил ни малейшего намека на стадо или скотоводческое ранчо. Примерно к этому времени он разглядел на горизонте дымок паровоза, и спустя пару часов приехал в город, носивший, согласно наведенным справкам, название Бредфорд. Город был самым большим из всех, которые он посетил после Марфы; по его прикидкам население Бредфорда составляло от пятисот до тысячи жителей, на считая мексиканцев. Дьюан решил, что здесь ему будет удобно обосноваться на время, поскольку город был ближайшим населенным пунктом от Орда, всего в сорока милях от него. Поэтому он привязал лошадь перед небольшой лавчонкой и не спеша отправился осматривать местные достопримечательности.

Однако после наступления темноты Дьюан утвердился в своих подозрениях относительно Бредфорда. К ночи город пробуждался, привлекая посетителей длинной вереницей салунов, дансингов, игорных домов, сиявших яркими огнями свечей и лампионов. Дьюан побывал во всех увеселительных заведениях и был немало удивлен, увидев здесь те же буйство, распущенность и произвол, которые царили в старом речном лагере Блэнда в дни его наибольшего процветания. В его сознании прочно укрепилась уверенность в том, что чем дальше продвигаешься на запад вдоль реки, тем реже встречаются порядочные города и поселки, тем многочисленнее становятся различного рода крутые, тертые, видавшие виды проходимцы, и, как следствие, увеличиваются проявления беззакония. Дьюан возвратился в гостиницу, где он снял комнату, с убеждением, что замысел Мак-Нелли очистить от бандитов территорию Большой Излучины, весьма грандиозный сам по себе, будет столь же трудно выполнимым. Хотя одновременно с этим он считал, что эскадрон отважных и решительных рейнджеров способен быстро навести порядок во всем Бредфорде.

Хозяин гостиницы этой ночью имел еще одного постояльца – долговязого техасца в черном сюртуке и широкополом сомбреро, который напоминал Дьюану его дедушку. У постояльца были черные пытливые глаза, приличные манеры и явная склонность к компании и мятному ликеру. Джентльмен отрекомендовался полковником Уэббом из Марфы и воспринял как должное нежелание Дьюана делиться какими-либо сведениями о себе.

– Сэр, мне совершенно безразлично, – доброжелательно заявил он, махнув рукой. – Я немало путешествовал на своем веку. Техас – свободная страна, и здесь, на границе, намного полезнее и настолько же вежливее не проявлять любопытства по отношению к своему собеседнику. Вы можете быть Чизельдайлом из Большой Излучины, или судьей Литтлом из Эль Пасо – мне все равно. Главное, что мне нравиться разделять с вами компанию за выпивкой.

Дьюан поблагодарил его, отметив в себе сдержанность и чувство собственного достоинства, которых у него не могло быть три месяца тому назад. Затем, как обычно, он приготовился слушать. Полковник Уэбб, кроме всего прочего, рассказал, что он прибыл в Большую Излучину для того, чтобы привести в порядок дела своего покойного брата, который был хозяином ранчо и шерифом одного городка под названием Фэйрдейл.

– Не обнаружил ни дел, ни ранчо, ни даже могилы, – говорил полковник Уэбб. – И уверяю вас, сэр, если преисподняя хоть чуточку хуже этого Фэйрдейла, то я не желаю искуплять там мои грехи!

– Фэйрдейл… Я полагаю, у шерифа там было немало забот, – заметил Дьюан, стараясь не выдавать своей заинтересованности.

Полковник от души выругался:

– Мой брат был единственным порядочным шерифом в Фэйрдейле со времени его основания! Просто удивительно, что он смог так долго продержаться. Но он имел крепкие нервы, умел обращаться с револьвером и был честен. Кроме того, он был достаточно рассудителен, чтобы ограничить свою деятельность лишь правонарушителями в собственном городе и в ближайшем соседстве. Он оставлял в покое всяких проезжих мошенников, скрывавшихся от закона, иначе он и столько бы не прожил… Сэр, уверяю вас, этому пограничью нужно по меньшей мере шесть эскадронов техасских рейнджеров.

Дьюан заметил испытующий взгляд, брошенный на него полковником.

– А вы знакомы со службой рейнджеров? – спросил он.

– Когда-то был знаком. Десять лет тому назад я жил в Сан-Антонио. Прекрасная компания настоящих мужчин, сэр, и спасение Техаса!

– Губернатор Стоун придерживается другого мнения, – заметил Дьюан.

Тут полковник Уэбб буквально взорвался. Очевидно, губернатор не относился к категории уважаемых им чиновников штата. Некоторое время он толковал о политике и об обширной территории к западу от Пекос, которая, кажется, никогда не удостоится внимания бюрократов в Остине. Он наговорил достаточно, чтобы Дьюан понял, что перед ним интеллигентный хорошо информированный честный гражданин, как раз из тех, с кем он стремился общаться больше всего. Соответственно он постарался быть с ним полюбезнее и повнимательнее, увидев возможность завязать полезное знакомство, если не дружбу.

– Я чужой в здешних местах, – признался Дьюан к концу беседы. – Что за проблемы с этими правонарушителями, о которых вы говорили?

– Отвратительные, сэр, и невероятные! Они больше не крадут скот поодиночке, но целыми стадами, причем у кое-кого из крупных скотоводов, считающихся честными, рыльце в пушку не меньше, чем у самих воров! Здесь, на границе, знаете ли, скотокрадам никогда не составляло особого труда воровать скот в любых количествах. Сплавить крупные партии краденного скота – вот в чем загвоздка! Но банда, орудующая отсюда до Валентайна, очевидно, не сталкивается с подобными трудностями. Никто не знает, куда исчезает наворованный скот. Однако я не одинок в своем убеждении, что большинство уходит к нескольким крупным скотовладельцам. Они переправляют его в Сан-Антонио, Остин, Новый Орлеан, а также и в Эль-Пасо. Если бы вы проехали по скотоперегонным маршрутам между Бредфордом и Марфой и Валентайном, вы могли бы заметить на обочинах вдоль всего пути трупы павших животных и отбившихся от стада коров и телят в ближайших зарослях. Стадо гонят быстро и на большие расстояния, и отставших не подбирают.

– Оптовый бизнес – так, что ли? – заметил Дьюан. – А кто эти… э… крупные скотовладельцы?

Полковник Уэбб, казалось, слегка опешил от столь прямо поставленного вопроса. Он пристально взглянул на Дьюана и задумчиво погладил свою остроконечную бородку:

– Имен, конечно, я не стану называть. Одно дело – предположение, и совсем другое – прямое обвинение. В этой стране очень нездоровый климат для осведомителей.

Но когда речь зашла о самих правонарушителях, тут полковник Уэбб позволил себе разговаривать более свободно. Дьюан так и не мог решить, являлась ли эта тема просто любимым увлечением полковника, или здешние бандиты настолько потрясали обывателя – как своими личными особенностями, так и делами, – что любой из местных жителей знал о них всю подноготную. По всей реке разносилось имя Чизельдайна, однако имя это, казалось, существовало отдельно от своего обладателя. Ни один из достойных доверия знакомых полковника Уэбба никогда не видел Чизельдайна в лицо, а те, кто присваивал себе эту сомнительную честь, столь разительно противоречили друг другу в описаниях бандитского вожака, что окончательно затуманили истину и лишь придали ему дополнительный ореол таинственности и загадочности. Как ни странно было слышать такое о предводителе преступных банд, на вместе с тем, что никто не мог его опознать, никто не мог также и доказать, что он участвовал в убийстве хотя бы одного человека. Кровь по Большой Излучине текла рекой, и проливал ее Чизельдайн. Однако факт оставался фактом: не было ни одного свидетеля, кто мог бы связать человека по имени Чизельдайн с каким-либо актом насилия. И в резком противоречии с подобного рода загадкой находились дела, личности и характеры двух первых помощников вожака, – Поггина и Нелля. Оба были известными фигурами во всех городах и поселках на протяжении двухсот миль от Бредфорда. Репутация Нелля была достаточно мрачной, но как стрелок с неутолимой жаждой убийства Поггин его явно превосходил. Если у Поггина и был друг или близкий человек, то об этом никто и не подозревал. Ходило множество рассказов о его хладнокровии, об его удивительной сноровке в обращении с револьвером, о его страсти к игре, о его любви к лошадям, – о его бессердечной, неумолимой, нечеловеческой способности не моргнув глазом стереть с лица земли любого, оказавшего у него на пути.

– Чизельдайн – это страшное имя, – говорил полковник Уэбб. – Порой я задумываюсь, не является ли оно всего лишь именем? Но в таком случае, где скрывается мозг преступного сообщества? Нет, за приграничным разбоем должен стоять умелый преступник, профессионал, способный держать в руках таких страшных выродков, как Нелль и Поггин. Среди тысячи беглецов от закона, появившихся в западном Техасе за последние двадцать лет, эти трое – самые знаменитые. В южном Техасе, между реками Пекос и Нуэсес, тоже было и есть много всякого рода негодяев. Однако я сомневаюсь, чтобы какой-нибудь из тамошних правонарушителей мог сравняться с Погтином, разве что Бак Дьюан. Вы слышали об этом Дьюане, сэр?

– Да, немного, – спокойно ответил Дьюан. – Я сам из южного Техаса. Значит, Бака Дьюана знают и здесь?

– Ну что вы, сэр, где же не известно это имя? – ответил полковник Уэбб. – Я проследил весь его жизненный путь – как, впрочем, и многих других. Конечно, Дьюан, постоянно оставаясь одиноким изгнанником, объявленным вне закона, тоже представляется мне определенной загадкой, только совсем не такой, как Чизельдайн. Там, на юге, ходит множество всяких рассказов о Дьюане, некоторые даже очень страшные. Но вместе с тем, у этого отшельника с реки Нуэсес есть нечто романтическое. Он убил трех крупных бандитских главарей – если не ошибаюсь, Блэнда, Хардина, а третьего я забыл. Хардина хорошо знали на Большой Излучине, у него здесь было много друзей. А Блэнд пользовался широкой известностью в Дель-Рио. 88
  Дель-Рио – пограничный городок между США и Мексикой.


[Закрыть]


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю