Текст книги "В объятии Зверя. Том 2 (СИ)"
Автор книги: Зена Тирс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
– Что ты сделал⁈ Убил сотню человек? – брови Маррей дрогнули.
– Думаю, больше, – рыкнул Лютый.
Рейван громко и зло выдохнул.
– Не переживай, Маррей, – произнёс воевода, тронув её плечо. – Я уйду, ведь Верховный ван приказывает.
Он развёл руками, коротко поклонился и зашагал в сторону ворот.
– Ингрид у Вигга! – выкрикнул Рейван ему вслед.
Лютый развернулся.
– Что⁈ Она цела? – воскликнул он, развернувшись. – Чего хочет Вигг?
Рейван сжал челюсти, заглушая разрастающееся опустошение.
– Меня, – сквозь зубы проскрежетал он.
– И что ты решил? – голос Лютого стал низким и хриплым, руки сжались в кулаки.
– Я ещё ничего не решил.
Они сблизились, гордо взглянув друг на друга.
– Решай же скорее! – прорычал Лютый.
– Пошёл вон! – приказал Рейван.
– Не время для брани, – вмешалась Маррей, поглядев в потемневшие от гнева глаза Рейвана. – Корду нужно предать земле.
***
Солнце, пробиваясь сквозь набежавшие тучи, клонилось к закату. Рейван вошёл в дом, где лежала старшая Владычица. С ним были ван Арнульф и Тирно.
– Я знал её, – сказал Арнульф. – Я был мальчишкой, когда она жила в Нордхейме. Она была доброй женщиной.
– И очень красивой, – добавил рудокоп. – Жаль её.
Рейван поглядел на них и промолчал. Неважно, доброй ли она была и была ли красивой. Всё было неважно. Он знал: она спасла Маррей для него. Чтобы он не лишился той, кто могла сделать его хоть чуточку счастливым.
Маррей отошла в сторону, и воины переложили завёрнутое в саван тело Корды на носилки. Рейван пожелал нести мать сам, но Арнульф остановил его.
– Ты же рисс, а она набульская жрица. Не надо. Все увидят.
– Она его мать, а потом уже жрица, – сказал Тирно. – Пусть несёт.
Слова Тирно отозвались у Маррей тянущей болью в животе. Рейван стоял рядом с ней, и она чувствовала его пламенеющий дух, его запах, слышала его дыхание. Она вспомнила ту мягкость и доброту, на которую он был способен, и пожелала подойти к нему поближе, чтобы поддержать. Но не успела: Тирно преградил путь, пройдя к двери. Рейван с Арнульфом вынесли носилки.
Могила в промёрзшей земле была вырыта неглубоко. Рядом лежало нагромождение валунов. Маррей запела тихую песнь, которую всегда возносили Матери жрицы, возвращая мёртвых в её лоно. Она то и дело боролась с дрожью в голосе и со слезами, колющими глаза.
«Не время сейчас плакать, – говорила она себе. – Я должна исполнить долг».
Рейван, Арнульф и Тирно засыпали яму, не произнося ни слова. Когда над поверхностью образовался небольшой холмик, могилу обложили валунами.
– Ну всё, – проговорил Арнульф. – Мы пошли, вождь.
Рейван кивнул, застыв на взрыхлённом снегу.
Солнце уже скрылось за лесом, и ветер стих. Серые сумерки быстро густели, и воздух всё сильнее остывал, заставляя Владычицу содрогаться от мороза. Маррей тихими шагами приблизилась к Рейвану и потянулась рукой к его ладони. Но он резко отвернулся, борясь с тошнотой.
– Причастие? – поняла она, принявшись рыться в сумке.
– Истязает меня, – сплюнул Рейван. – Скоро и я покойник.
Сказав эти слова, он опустился на одно колено и несвязно зарычал.
– Вот, возьми, – Маррей протянула ему пузырёк. – Прими половину. Это поможет унять боль.
Рейван взял и трясущимися руками вылил эликсир в рот целиком. Он знал, что половина не облегчит его страданий, а от излишка хуже всё равно уже не будет.
Рейван глядел на то, как слабый ветер трепал полы плаща Маррей возле его лица. Она стояла близко, и он мог дотянуться до неё, прижаться к её тёплому телу, обрести в её руках утешение. Он чувствовал, что она позволит. Но он не мог: она звала его чудовищем, ласкала Вигга у него на глазах, горячо обнимала Дэрона. От воспоминаний ревность вскипала в Рейване с новой силой.
– Я покойник, – повторил он, стараясь усмирить в себе злые чувства.
Маррей склонилась рядом.
– Я так хотела найти способ исцелить тебя, – прошептала она, коснувшись его заросшей щеки.
– Нет такого способа, – не поднимая головы, ответил он. – Циндер говорил, что его нет. Я никогда не рассчитывал…
– Но я рассчитывала! – воскликнула она, заставляя его взглянуть на себя. – Я так сильно на это рассчитывала!
– Но когда не удалось, пошла к Виггу исполнить долг⁈
Его слова больно хлестнули её. Маррей выпрямилась и отвернулась.
– Раньше ты не был таким, – произнесла она.
Рейван, тяжело дыша, поднялся.
– Всё меняется, – сказал он, скользнув взглядом по тёмному небу. – Но что-то всегда будет неизменно… – Он поглядел ей в глаза и двинулся в сторону крепости.
Маррей хотелось бы думать, что это неизменное – любовь, что родилась между ними. Но от любви теперь остались лишь злость, упрёк и сожаление. Неизменными были лишь ночь и тьма, что окружали их.
***
Горящие чаши в зале пылали неистовым огнём. Праздничные гимны гремели в бешеном ритме. Запах жареного мяса, кислого сыра и мёда настоялся в воздухе.
За главным столом Рейван сидел в окружении вождей и ближайших соратников. Ван Стейнвульф был справа от него, а Колбьорн слева.
– Стейнвульф, каких богов ты уговорил сражаться с тобой на одной стороне? Ты лютовал, как неистовый зверь, на левом крыле, – проговорил Колбьорн. – Выпьем за тебя!
– Выпьем лучше за Харальда, – ответил ван Стейнвульф. – Я любил его! Пусть будут полны мёда для него небеса!
Вожди склонили головы и осушили кубки.
– Эйнар, ты принёс нам сегодня победу – набулы бежали! – сказал Колбьорн. – Выпьем за Верховного вана!
Воины заликовали и подняли новую волну грохота, застучав оружием.
Рейван, сидевший с понурой головой, поднял кубок вместе со всеми и, осушив его, вновь погрузился в раздумья.
– Терзаешься? Не знаешь, какое решение принять? – сказал Стейнвульф, склонившись к нему.
Рейван поднял глаза.
– Забудь о ней, отправь войско, разбей Вигга – ты ведь этого хочешь? Ты станешь победителем и спасёшь свою жизнь. Нанеси решающий удар, которого так жаждешь!
Рейван закрыл лицо руками и зарычал.
– Я не могу, – простонал он. – Не могу оставить её.
Стейнвульф выдохнул и немного помолчал.
– Я больше всего боялся, что ты, кровавый Зверь, решишь её там похоронить!
Вождь Лидинхейма придвинулся ближе и положил ладонь Рейвану на плечо:
– Ты выглядишь будто покойник. Сильно мучит тебя твоя кзоргская боль?
Почти все раненые после битвы предались веселью, и увечья больше не терзали их. Владычица чувствовала себя не к месту на рисском пиру и захотела покинуть зал. У дверей путь ей преградил страж.
– Тебя выпускать не велено! – строго рыкнул он.
– Кто это повелел?
– Верховный ван.
Маррей с обидой развернулась.
– Владычица, садись мне на колени! – рассмеялся один из пьяных воинов, сидевших за ближайшим столом. – Сделай меня своим Владыкой!
– Закрой рот, Токи! – вмешался Тирно. – Хорошо, вождь тебя не слышит. Маррей, садись здесь, – подвинулся рудокоп. – Эйнар приказал мне за тобой приглядеть. Съешь что-нибудь?
Владычица устало опустилась на скамью.
– И ты караулишь меня у дверей? Не хочу ничего есть, спасибо.
Маррей беспрестанно бросала взгляды на Рейвана. Он не выпускал из рук кубок. Лицо его было серым, и тёмные вены, будто руны, просвечивали под кожей. Вскоре он сделался так пьян, что уронил голову на стол.
Владычица подошла.
– Ну всё, хватит вашему вождю пить! Помогите его куда-нибудь положить.
– Пожалуй, и правда хватит, – отозвался Стейнвульф.
Арнульф первым подхватил Рейвана за плечи. Старший из сыновей Стейнвульфа, Свервульф, помог ему. Рейван зашипел от потревоженных ушибов.
– Он ранен? – заволновалась Маррей.
– А как ты думаешь? – огрызнулся Арнульф. – Если рассечений нет – это не значит, что руки и рёбра не отбиты. Идём, Эйнар.
Верховного вана положили в покоях за занавесью. Арнульф ногой придвинул бадью ближе к ложу, Свервульф поставил рядом кувшин с хмельным мёдом, и они зашагали прочь.
Владычица собралась выйти следом за соратниками, но Рейвана вырвало. Волнение за него остановило Маррей. Рейван стонал от боли, и она осторожными шагами приблизилась к нему.
– Судя по содержимому, ты только пил и ничего не ел, – сказала Владычица, заглянув в бадью.
Рейван безвольно свесил голову и сплюнул остатки рвоты.
– Мне побыть с тобой? – произнесла Маррей, с тревогой взирая на него.
Вождя снова одолел рвотный позыв. Владычица бросилась к нему и сдвинула упавшую на его лицо косу. Дотянувшись до кувшина, Рейван сделал несколько глотков. Маррей помогла ему вернуть кувшин на пол. Рейван упал на спину. Лицо его сделалось ещё более серым, глаза затянуло тонкой паутинкой лопнувших сосудов. Вены чёрными нитями выпирали на висках и на шее.
– Ты так ужасно выглядишь, – произнесла Владычица.
– Иди. Нечего тебе на меня смотреть, – прохрипел он.
Рука Маррей потянулась к его лицу, пригладив мокрую от мёда бороду. Рейван настороженно проследил за её движением, а потом поглядел ей в глаза.
– Я хотел выйти победителем, – проговорил он. Всё тело его содрогалось от зова Причастия. – Но я проиграл.
Рейван закрыл глаза в бессилии и обратился мыслями к погибшей матери; к Ингрид, которая была в плену у Вигга; к Дэрону, которого сам оттолкнул. Тьма окутала его сердце, и он увернулся от прикосновения Маррей, не желая принимать ласку женщины, которая причинила ему боль.
– Я всё потерял, – прохрипел он.
– Дэрона ты зря прогнал, – сказала Маррей, поправив ворот рубашки Рейвана, вышитый золотой нитью. Она помнила, как Корда делала эту работу.
– Он, наверное, нарочно не говорил тебе… смотрю, вам нравится испытывать друг друга, – прошептала она. – Дэрон – мой отец.
Рейван открыл глаза.
– Сукин сын, – прошипел он и схватил Маррей за руку, притянув к себе.
Владычица забралась на постель и обняла Рейвана.
– Что ж ты сама молчала? Как это возможно?
– После падения Галинора, я полагала, он мёртв, но встретила его рабом в Харон-Сидисе. Конечно, я помогла ему бежать! Вигг подумал, что мы любовники, и стал охотиться за ним. И потому я никому и никогда о нём не говорила…
Тяжесть на сердце отлегла, и Рейван свободно вздохнул.
– Я рад этому, – произнёс он. – Теперь, когда между нами нет соперничества, я готов признать, что очень его люблю! Но мне погано оттого, что должен смирить гордость и извиниться перед ним.
– Он хороший человек, – произнесла Маррей. – Хороший соратник.
Рейван положил голову на грудь Маррей и успокоился. Владычица гладила его по волосам. Остановив пальцы на его шее, она ощутила слишком слабые удары и испугалась.
– Твоё сердце еле бьётся. Причастие зовёт тебя!
– Ты помогаешь моему сердцу биться. – Рейван непослушными руками развязал шнуровку её платья и, словно погибающий от жажды, втянул в рот сосок, застонав от упоения. Рядом с Маррей боль его растворялась, а тьма, что окружала, рассеивалась. Он заскулил, как щенок. Грудь её сделалась мокрой от его слюны и влаги из глаз.
Владычица ощутила, как крепко он вцепился в её бедро, и тихо простонала от боли. Его горячее хриплое дыхание и пульсация крови в жилах вызвали в ней трепет. Маррей крепче прижала его тяжёлую голову и поцеловала в висок. Горькие слёзы брызнули у неё из глаз при мысли, что она не сможет иметь от него дитя.
– … Да утешит детей своих… – запела Маррей тихую песнь, позволяя Рейвану терзать её. – Да облегчит страдания их…
Одурманенный близостью Владычицы и её пением Рейван затих. Дрожь перестала истязать его.
– Спи, милый, – прошептала Маррей, успокаиваясь рядом с ним.
Сегодня она произнесла много молитв: больше, чем за всю свою прежнюю жизнь, и Мать даровала ей радость очутиться рядом с тем, кого она любила неизменно.
12 Следуя зову
Царь Вигг сделал глоток вина и метнул кубок в увешанную шерстяной вышивкой стену жилища. Лагерь набулов стоял вокруг небольшого рисского селения на берегу замёрзшей Хёммель-Эльвы. В домах разместились командиры, а для солдат расставили большие шатры, внутри которых размещались постели и очаг. Риссов, живших в селении, сместили в холодные клети и заставили прислуживать.
– Твой щенок предал меня! – выругался царь, поглядев на Циндера. – И тебя, между прочим, он предал! Причастие – ха! Он попытался убить меня, чтобы захватить власть! Каков щенок! – Вигг извлёк из ножен меч и начал сметать им посуду со стола. – Как только он явится ко мне и начнёт умолять сохранить жизнь своей сестре, я размотаю его кишки по земле. Но сначала размотаю у него на глазах кишки его девочке! Сколько у тебя кзоргов, Циндер?
Гегемон Харон-Сидиса сидел в деревянном кресле, откинувшись на спинку, а руку держал на эфесе меча. Изувеченное лицо его ни разу не дрогнуло от лязга летящей посуды, но глаза сверкали, как у зверя, готового броситься в атаку.
– В бой могут вступить двести кзоргов, – ответил Циндер.
– Хорошо. Гвардейцев едва наберётся на отряд. Но с нами ещё Гутруд!
Царь вдруг остановился посреди комнаты и сделался мрачен.
– А что, если он пожертвует своей Волчицей и не придёт? Тогда мне придётся отступить…
– В нём говорит зов Причастия – он не будет ждать, он обязательно придёт, – сказал Циндер. – Но не думаю, что он будет так глуп, чтобы прийти один. Я усилил караулы вокруг лагеря, со стороны реки. Зверь оказался хитёр.
Вигг с досадой кивнул и жестом отпустил Циндера. Выходя из покоев, гегемон столкнулся с молодой женщиной – любовницей Вигга. Она шла утешить царя. Циндер поглядел ей вслед, а затем перевёл взгляд на мрачное тяжёлое небо и вздохнул, желая поскорее вступить в бой и найти в нём утешение.
Гегемон направился к рисскому дому, в котором было его пристанище. По пути он услышал глумление солдат над пленными и приблизился к толпе, собравшейся вокруг связанных рисских воинов. Пленных было человек десять, половина из них истекала кровью, двое уже испустили дух. Снег падал с неба мелкой крупой, и мороз становился крепче. Дожить до утра шансы были не у многих.
Циндер перевёл взгляд на пленную женщину. Кольчугу и доспехи с неё стащили, она сидела лишь в стёганом поддоспешнике, с непокрытой головой и взлохмаченными косами – её явно за них таскали. На её побелевшем от холода лице зиял тёмный шрам, в уголке рта запеклась кровь, а руки прижимались к выпячивающемуся животу. Циндер предположил, что Волчицу избили, не пожалев или не заметив ребёнка. Он отвернулся и зашагал прочь.
– Трахнем бабу, пока живая! – донёсся голос одного из солдат.
Циндер резко вернулся, пройдя сквозь толпу, поднял Ингрид за локоть, срезал путы с её рук и поволок за собой. Она не устояла на ногах, упала и застонала от боли. Гегемон поднял её на руки и понёс прочь.
– Разойдитесь! – приказал он солдатам.
Циндер вошёл с Ингрид в свой дом и положил её на жёсткую постель. Битва и холод истощили Волчицу, и она не сопротивлялась.
– Останешься здесь. Никто тебя не тронет, – сказал кзорг, грозно сдвинув безволосые брови на изуродованном лице.
Ингрид не разобрала чужеземной речи и нахохлилась под его тёмным страшным взглядом. Циндер прошёл к очагу и резким, злым движением сунул в огонь новые поленья.
Оглядевшись по сторонам, Ингрид увидела на столе шлем с золотыми волчьими клыками и поняла, что перед ней гегемон Харон-Сидиса – убийца её отца, самый злейший её враг.
– Привёл на битву женщину, да ещё и беременную! – выругался Циндер, глядя в огонь.
Ингрид вздрогнула от громового раската его голоса. Пальцы её сжали болезненно ноющий живот. Ребёнок в нём уже полдня не шевелился. Злость и звериное отчаяние разрастались в ней с каждым ударом сердца.
Гегемону принесли еду и вино, и он придвинул пищу Ингрид. Голод оказался сильнее вражды и страха, и она поела, а потом уснула.
Ночью Ингрид разбудил шёпот. Открыв глаза, она увидела Циндера, сидевшего на скамье со склонённой головой. Комнату освещал тусклый свет лампы, но она разглядела на лице кзорга мокрые полосы. Он горевал по кому-то, но она не знала, по кому.
Ногу ломило болью, и живот ныл. Ингрид почувствовала, как тёплая капля стекла у неё по бедру. Сунув руку под одежду, она увидела кровь на пальцах.
«Мой ребёнок мёртв?» – испугалась Ингрид.
На столе лежали плащ, доспехи и меч Циндера. Огромный нож лежал поверх всех вещей. Ингрид вдруг сообразила, что другого шанса отомстить ей не представится, и, закусив губы от боли, беззвучно поднялась.
Её рука сжала нож и направила остриё на кзорга. Циндер взглянул на Ингрид – в глазах его не было ни страха, ни гнева.
Он опустил голову, будто знал, что Волчице не хватит духу убить его. Или ему настолько была безразлична собственная жизнь? Ингрид опустила нож, не найдя в себе сил зарезать скорбящего человека.
В животе шелохнулся ребёнок. Желание крови и мести мгновенно рассеялось, и сердце Ингрид наполнилось надеждой.
Циндер отёр ладонью лицо и смерил взглядом Волчицу, державшуюся за свой живот.
– Ляг спать! – приказал он. И Ингрид будто поняла, что он ей сказал, и вернулась в постель.
Перед рассветом Циндер призвал кзорга Лайона и старого рисса – хозяина дома, в котором он жил. Рисс умел говорить по-набульски, живя в приграничных землях, и мог перевести Волчице его слова.
– Отвези её прочь за Хёммель-Эльву, спрячь, – приказал Циндер Лайону и повернулся к риссу: – Скажи Волчице: она должна слушаться Лайона. Он вывезет её отсюда и укроет. Пусть спасёт своего ребёнка.
Старик перевёл.
Ингрид знала, что скоро сюда явится рисское воинство во главе с Рейваном – и мало кто выживет. Она поняла это по непримиримому взгляду гегемона.
– Я не побегу, я не из трусливых! – проговорила она.
– У тебя есть храбрость остаться здесь и умереть. Но эту ли судьбу уготовили тебе твои боги? – сказал Циндер. – Реши, ты мать или воин?
Рисс перевёл, и Ингрид стиснула зубы от отчаяния. Мучаясь выбором, она оглядела комнату, и взгляд её упал на соломенную лошадку, принадлежавшую, видимо, кому-то из детей этого дома. Молчаливый запустевший Нордхейм предстал перед глазами. Каким счастьем было бы, если бы в нём вновь зазвенел детский смех.
– Я мать, – произнесла Ингрид.
Циндер жестом приказал Лайону увести её.
– Подожди, – воскликнула она. – Скажи ему, – обратилась Ингрид к старику. – Я хочу знать, по кому он скорбел ночью.
– Меня предал близкий, – ответил Циндер. – Тебя предавал близкий?
Ингрид подумала о Дэроне. О той боли, что он принёс ей, когда оставил. Волчица кивнула.
– Но я простила его, – проговорила она.
Циндер укрыл плечи Ингрид своим плащом, Лайон усадил её на коня.
***
Маррей провалилась в густой, полный темноты сон, который, как могучее море, омыл горькие воспоминания прошлого дня. Дышать было тяжело: глубина сдавливала ей грудь. Когда Владычица вынырнула из пучины забвения, то встревожилась: действительно ли она вчера заснула рядом с Рейваном?
Маррей открыла глаза и увидела, что руки и ноги её переплетены с руками и ногами рисского вана. Тяжесть его тела мучительно-сладко отозвалась в ней.
Сумерки утра уже прокрались в покои, и Владычица увидела свою обнажённую грудь под его ладонью.
«Какое кощунство – лежать полуголой в лапах кзорга, – пронеслось в её голове. – Богиня не простит мне».
Маррей тихо коснулась губами волос Рейвана, а затем осторожно, чтобы не потревожить его, выскользнула из объятий, завернулась в плащ и покинула покои.
В главном зале горели чаши, на столах был погром, и воины спали друг на друге. Но их жёны уже разожгли очаг и готовили пищу к пробуждению мужей. Маррей пожелала помочь, чтобы занять руки делом. Женщины сочувственно глядели на неё, но не заговаривали с ней.
Вскоре воины начали просыпаться и коситься в сторону Владычицы. Она чувствовала, что риссы озлоблены на неё, ведь она жена набульского царя. Очень быстро они позабыли её доброту и расположение к их народу. Рассердившись, Маррей направилась к дверям, но на её пути снова встал страж.
– Да что ж я словно в плену! – воскликнула она. – Мне нужно побыть одной и помолиться.
– Проводи её в пустующий дом, – кивнул страж одному из соратников.
Рейван появился в большом зале очень скоро. Всё тело его – голова, руки, спина – ужасно болело. В животе поселился гадкий зверь с острыми когтями и ворочал внутренности, проталкивая их к горлу.
– Ван Эйнар! – приветствовали его воины кубками. – Наш непобедимый вождь!
Рейван осмотрелся, но не увидел Маррей. Сердце его истошно завыло. Он растолкал Тирно.
– Дай мне то, что хранишь.
Рудокоп отёр глаза на помятом лице и потянулся к поясу.
– Держи, Эйнар, – он нагрузил ладонь Рейвана двумя золотыми браслетами. Украшенные красными драгоценными камнями, они засверкали в свете горящих чаш.
Рейван, не накинув на плечи меха, вышел на двор. Рассвет был ветреным. Чёрные тучи низко клубились над землёй и не сулили ничего хорошего. Прижав руку к ноющему животу, вождь подошёл к стражам.
– Куда направилась Владычица? – спросил он, и они указали ему дом, где накануне омывали тело Корды.
Рейван вошёл в двери и увидел Маррей сидевшей у стола. Он сел напротив и поглядел на неё. В холодных точёных чертах Владычицы, словно в каменном изваянии, застыла печаль. Он подумал, что никогда не видел её счастливой, и очень хотел бы это изменить.
Не говоря ни слова, Рейван положил на стол груз из своей руки.
– Что это? – удивилась Маррей. – Брачные браслеты?
– Да, – ответил Рейван, придвинув их к ней.
– Нет, Рейван. У меня есть муж…
– Я победил твоего мужа. Примерь браслет, Маррей.
Лицо её побледнело сильнее прежнего.
– Рейван… – сглотнула она.
Почувствовав её тревогу, он заволновался. Глаза его заблестели.
– Ты мой свет, Маррей, – прошептал он. – Ты единственное тёплое и чистое, что есть у меня. Будь со мной!
– Быть с тобой – всё равно что ходить зайцу в паре с волком, Рейван… Ты сошёл с ума! Я жрица, а ты кзорг. Мы не можем быть вместе.
Он смерил Маррей непонимающим взглядом и взял за руку.
– Можем, – произнёс Рейван с надеждой. – Я хочу, чтобы ты была рядом. Как прошлой ночью.
Маррей покачала головой и отвела взгляд, отвергая его предложение.
Страх лишиться её оказался сильнее разума и сильнее его любви. Резко поднявшись, Рейван оказался над Владычицей и властно прижал её к себе. Её запах окончательно одурманил его – он впился губами в её шею.
– Мы сможем, – хрипло сказал он.
– Пусти! Я уйду! – выкрикнула она, пытаясь вырваться из его рук.
Волосы Маррей от борьбы спутались и засыпали её лицо. Рейван понял, что поступает недобро, но страх лишиться любимой оказался сильнее желания быть хорошим.
– Пусти меня! – взмолилась она.
Продолжая удерживать Владычицу одной рукой, Рейван стянул с себя ремень и связал им Маррей. Она, сопротивляясь, толкнула ногой стол, и тот с грохотом завалился на бок. Браслеты, лежавшие на нём, глухо покатились по полу.
Рейван грубо посадил Владычицу на скамью.
– Я не дам тебе уйти, – сказал он.
– Ты ужасен! Ты ничем не лучше Вигга! – прошипела Маррей.
Рейван притянул Владычицу за подбородок и облизал ей щёку. В глазах его, налитых кровью, горело безумие, похоть и невозможное одиночество.
Оставив её одну, связанную, Рейван, будто пьяный, сошёл с крыльца. Ноги его путались и не чувствовали под собой тверди. Он ощутил знакомый гул в голове, перед глазами всё поплыло, и он упал в сугроб. Снег под ним окрасился в багровый цвет. Рейвана вновь рвало, но на этот раз чёрной кровью, а из глаз от боли текли кровавые слёзы.
Один из воинов подбежал к нему, а следом приблизились ван Арнульф и Тирно.
– Что с тобой, Эйнар? Владычица отравила тебя? – спросил разъярённый Арнульф, помогая вождю подняться.
– Нет! – прорычал Рейван, оттолкнув Арнульфа. – Позови сюда Тирно.
– Я здесь, – отозвался рудокоп.
– Сторожи её! – Реван схватил его за ворот и притянул к себе. – И отпусти лишь в том случае, если я погибну.
– Понял, Эйнар.
– Где Лютый? Найди его мне, – Рейван сделал шаг в сторону главного дома и вновь зашатался.
Тирно подхватил его, но не удержал, и оба они повалились в снег.
– Лютый ушёл к набулам ещё ночью, – сказал, тяжело дыша, рудокоп. – Он надеется пробраться в их лагерь и вызволить её.
Рейван набрал в рот снега, пожевал его и выплюнул.
***
Воевода ещё издали увидел холм, на котором высился набульский лагерь. Его озаряли отблески костров, горевших за частоколом. Ночь была темна, Лютый подошёл к самым стенам, уверенный, что останется незамеченным.
«Чёрные ублюдки постарались на славу, – подумал он, осторожно ступая вдоль укреплений. – Стен понаставили, твою мать! Если Рейван пойдёт на штурм, то многие тут и останутся».
Лютый искал любую щель, чтобы заглянуть внутрь. Удача никогда не отказывала ему, он верил, что она не подведёт и на этот раз. Но вдруг залаяли собаки и донеслись голоса. Воевода понял, что попался караулу, и вытащил нож.
Разъярённые псы бросились на него и повалили на землю. Острые клыки прокусили меховое одеяние и сомкнулись у него на боку. Он пырнул пса ножом и попытался встать, но набульские стражи налетели на него из темноты. Удар ноги выбил у него нож. Другой удар повалил Лютого в снег. Солдаты тяжело навалились на него сверху, не позволяя встать. Бок пекло от укуса, кровь сочилась по рёбрам под рубашкой, тяжёлый сапог утапливал лицо в сугробе. На спину и голову обрушивались пинки и удары. Лютый заревел от досады.
Его привели в лагерь, связали и посадили рядом с другими пленными. Воевода попытался заговорить, но не узнал своего голоса: он звучал несвязно из-за сломанной челюсти. На его стон никто не отозвался. Покрытые снегом фигуры не шевелились. Все были мертвы, замёрзли. Мороз успокаивал пылающее рассечённое лицо, но ничто не могло унять колотящегося в тревоге сердца. Взгляд Лютого выискивал следы Ингрид. Но не найдя ничего, что указывало бы на её присутствие, он вскоре опустил голову и поник.
Когда небо начало светлеть, Лютый очнулся от шороха и увидел, как мимо него проезжают два всадника. Первый был кзоргом: в доспехе и тяжёлом плаще. На лошади были закреплены тюфяки для дальнего пути. Во втором всаднике воевода узнал Ингрид, и взгляд его загорелся. Он хотел выкрикнуть её имя, дать ей знать, что он здесь, что пришёл за ней. Но потом понял, что своими словами лишь растревожит её и помешает ей уйти.
«Они увозят её – пусть так, – решил Лютый. – Спасайся, Ингрид! Скоро это место станет всем могилой…»
Воевода стиснул зубы и понурил голову.
Косматый конь шагал по белому полю. Нагруженные полозья, которые он тянул за собой, чертили на снегу две борозды. Ван Арнульф шёл во главе скорбного шествия. С ним было трое его соратников.
Скоро показался стан набульского царя. Увидев, что рисское посольство невелико, навстречу им вышли солдаты, а с ними был и один из людей Гутруда, который понимал по-набульски. Набулы углядели на полозьях мёртвое тело воина, покрытое плащом из медвежьих шкур, какие носили вожди. Повсюду на воине была чёрная запёкшаяся кровь: на богатом плаще, на рубахе, на бороде. Заглянув в лицо покойнику, солдаты сморщились. Они узнали его – это был Зверь из Эскелле, Верховный ван Эйнар.
– Причастие доконало его, – сказал ван Арнульф, поджав губы. – Мы хотим обменять его тело на Ингрид.
Полозья ввезли через ворота, и царь Вигг вышел поглядеть на мёртвое тело своего врага.
– Обменяешь его на Ингрид? – произнёс Арнульф. – Тогда мы уйдём. И дадим вам уйти за Хёммель-Эльву.
Вигг внимательно осмотрел посланцев, но не ответил. Осторожными шагами он приблизился к полозьям. Циндер стоял у него за спиной.
– Ингрид жива? – нахмурился Арнульф, недовольный молчанием Вигга.
Царь цокнул языком, распахивая тяжёлый окровавленный плащ покойника.
Рейван бросился на царя, как зверь в смертельной хватке. Кинжал, который он держал в руке, догнал Вигга и вонзился ему в горло. Захлёбываясь кровью, царь неверными шагами отпрянул от Рейвана и повалился на снег.
Набульские воины взялись за оружие, но, увидев, что их Владыка повержен, оцепенели.
– Я ваш царь! – торжественно выкрикнул Рейван, взобравшись на полозья, чтобы все его видели.
Рисский вождь заметил в толпе вана Гутруда и коротко кивнул Арнульфу, отдав безмолвный приказ. Тот решительно двинулся на Гутруда, извлекая нож. Ван-предатель пытался скрыться за спинами своих воинов, но они не дали ему уйти. Тогда он закричал в испуге, позабыв даже схватиться за меч. Арнульф настиг его и всадил остриё под сердце, а затем провернул его. Гутруд захрипел и безвольно рухнул.
Набульские солдаты и кзорги опустили оружие, готовые повиноваться новому вождю. Лишь Циндер в шлеме с золотыми клыками волка и обнажённым мечом в руке остался стоять.
– Мы свободны! – воскликнул Рейван, поглядев на него.
– К нам подходит рисское войско! – воскликнули стражи. – Всё рисское войско идёт сюда!
– Сложите оружие – и останетесь живы! – выкрикнул Рейван. – Циндер, опусти меч! Прикажи открыть ворота! Всё кончено!
– Ты не убил галинорца! Ты обманул меня! – рявкнул Циндер, указав взглядом на столб, где, припорошенные снегом, лежали трупы риссов. Среди них Рейван увидел окровавленного Дэрона. Глаза воеводы на обезображенном побоями лице горели чёрными углями.
– Приготовиться к бою! – приказал Циндер кзоргам, а сам двинулся на Рейвана.
Воины зашумели, занимая места для боя. Арнульф первым ввязался в неравную драку с кзоргами. Рейван поглядел сквозь снующую толпу в глаза гегемону – человеку, который воспитал его, – и воинственное торжество его погибло. Он сжал рукоять клинка, но не почувствовал в руке силы.
Циндер запрыгнул на полозья и сбил Верховного вана с ног. Съедаемый чувством вины Рейван поскользнулся и повалился с полозьев на землю. В следующий миг он ощутил, как живот его пронзил меч гегемона. Он услышал хруст и хлюпанье разрывающихся тканей. Циндер извлёк клинок из его тела, и резкая боль обожгла Рейвана. Кровь горячим ручьём потекла под доспехом. Поглядев в сторону, он увидел, как замертво рухнул Арнульф. Снежные хлопья безразлично опустились сверху на его тело.
Рейван попытался встать.
– Мне жаль, что ты предал меня, – сказал Циндер, подступая ближе.
Лютый беспомощно глядел на расправу, учинённую над горсткой рисских воинов. В нечеловеческой ярости он натянул верёвку, связывающую его. Она заскрипела и лопнула.
Циндер обрушил смертельный удар на голову Рейвана. С рёвом Лютый налетел на гегемона и помешал ему довершить начатое. Клинок раскроил Верховному вану череп, но не снёс голову. Меч Циндера, обагрённый кровью Рейвана, поразил воеводу в грудь.
В голове Рейвана вспыхнула разрывающая боль. Сквозь кровавые ручьи, стекающие на глаза, он увидел, как Дэрон упал рядом с ним, сотрясаемый смертельными судорогами от соприкосновения с кзоргской кровью.
Рейван пытался нащупать меч, который выронил, но пальцы не слушались. Изо всех сил он пытался удержаться, не упасть, хотя знал, что уже обречён. Дух в теле крепила только нечеловеческая ярость.
Циндер ударил ногой ему под рёбра, и Рейван повалился на спину, заглатывая морозный воздух от боли. Гегемон сильнейшим ударом пнул его в челюсть, как жалкого побеждённого пса. Крошево зубов заполнило рот и вместе с кровью вытекло на снег. Рейван думал о Дэроне, отдавшем за него жизнь, и желал перед гибелью узреть лицо своего соратника, старался повернуть голову, но тело оцепенело и больше не принадлежало ему.
