Текст книги "Я - Даго (Dagome Iudex - 1)"

Автор книги: Збигнев Ненацкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Невольники спустили на воду большую долблёнку. Туда же опустили и мешки с запасами: лепёшками и просом. Из башни спустился Пепельноволосый с двумя своими наложницами. Тогда Даго приказал закрыть невольников по домам, когда же солнце стало клониться к закату, указал Пепельноволосому на лодку.

– И ты, господин, запросто отпускаешь его? – изумился Херим. – Ведь всякий оставшийся на свободе повелитель станет для тебя большой опасностью.

– Замолкни! – чуть ли не рыкнул на него Авданец. – Замолчи, ибо ты здесь чужой и не знаешь наших древних законов. Нельзя надеть Священную Андалу на голову, если пролита хотя бы капля правителевой крови. Знаешь ли ты, что случается, если начинает править самозванец? Всё вокруг усыхает, урожаи становятся ничтожными, скот не плодится, а люди заболевают.

Даго внимательно поглядел на Авданца. Кузнецы не только чарами занимались, но и хранили старинные законы. Неужто в Авданце тоже текло немного крови спалов, которые сами, как уверяла в том Зелы, имели в себе кровь исчезнувшего народа кельтов, потому-то и были они светлокожими и светловолосыми. Сам Авданец был темноволосым и кудрявым. но ему было ведомо древнее кельтское право. Ведь это именно кельты когда-то подняли с земли частичку Солнца и сдедали из него Андалу, прежде чем исчезнуть во мраке истории, а точнее – о чем узнал он от ромеев – уйти на запад и на север.

Месяц взошел рано, и по озеру разошлась полоса его желтоватого сияния. По этой полосе и уплыл Пепельноволосый со своими двумя наложницами, бронзовыми брусками и тремя готскими монетами. Долго еще следил Даго за лодкой на озере, долго еще слышал он плеск весел в трясущихся княжеских руках. Когда же затихло всё, выпустил он невольников из их домов и вскочил на своего белого жеребца. То же самое сделали Зифика, Херим и Авданец.

Более чем через тысячу лет поэт вспомнил Пепельноволосого и посвятил ему песнь, воздающую хвалу и ему:

...С тех пор исчезнувшему,

В казне имевшему три готские монеты

И несколько брусков из бронзы, что ушел

Куда, неведомо...

– А что же стало с Пепельноволосым? – осмелился спросить кто-то из слуг-невольников.

Даго улыбнулся. Впервые за много дней.

– Скажите народу... – начал он, подумал и быстро добавил: – Передайте народу... что Попела съели мыши.

Он чмокнул коню и первым помчался через мост. За ним с громким стуком копыт по бревнам галопом пролетели его товарищи, и грохот этот казался невольникам громом удалявшейся бури.

Авданец приблизился к Даго и спросил его шепотом:

– А лесткам, господин мой, ты тоже расскажешь, что отпустил князя?

– Андала – это знак власти Пестователя, Авданец. Попела же съели мыши. Лестки ненавидят князей и любят свободу. Здесь не будет князей – только пестователи. Проси у богов, Авданец, чтобы дочь твоя успешно родила. Ибо тогда и твой, и мой роды будут кровно соединены меж собою.

И тогда пришла к Авданцу мысль, которая разъяснила темноту в голове его, как факел разгоняет мрак в помещении:

– Никогда не станем мы драться на молотах, Пестователь. Позволь мне поцеловать край белого твоего плаща. Теперь-то понял я тебя и возлюбил всем сердцем. Завтра я прикажу нести за собою флажок с белой птицей. Пепельноволосого съели мыши, ты же. повелитель, превратишь мышей в волков, затем в рабочих волов, в воинов и в тысячи копий.

– Пускай же так и станет, – сказал Даго и подал Авданцу для поцелуя край белого своего плаща.

А через несколько лет Херим записал в своей хронике жизни Даго:

"И так вот князь Голуб Пепельноволосый, в котором по матери текла кровь людей малых, утратил способность сохранить власть, и держава его распалась на три части. Именно тогда-то Пепельноволосый, не видя пути спасения для страны и народа, добровольно передал Священную Андалу юному Господину Даго Пестователю, в котором по отцу текла кровь великанов. С тех пор Пестователь носил на белых волосах своих повязку со священным камнем, а ради возвышения величия своего вынул из вьюков великолепные одежды: кожаные штаны, кожаный кафтан, длинные сапоги из красной вавилонской кожи, позолоченный панцирь и, по королевскому обычаю, стал носить и белый разрезной плащ, скрепленный на правом плече драгоценной фибулой. Свой зачарованный меч носил он на перевязи, переброшенной через плечо, но имелся у него и спадающий на бедро белый пояс. И одетый таким вот образом всегда держал он при себе воина, что носил копьё с флажком, на котором был белый орёл – знак свободы. Ибо превыше всего Пестователь возлюбил свободу народную."

Г Л А В А Д В Е Н А Д Ц А Т А Я

В А С И Л И Й

Извечно в обычаях повелителей было, ради обеспечения своей безопасности, из опасения перед заговорами родичей и богатых людей, окружать себя Личной Гвардией, составленной из чрезвычайно храбрых, но чужестранных воинов. Именно эти воины, иногда совершенно не знающие языка страны, в которой выпало им жить, отделенные от общества, но получающие огромную плату, чувствовали себя связанными не на жизнь, а на смерть с тем, кого должны были они охранять и защищать. Так, например, цесарь Калигула имел личную гвардию, состоящую исключительно из диких германцев, точно так же поступали и цесари ромеев, Когда-то их гвардию и личную императорскую армию пополняли готы, затем гепиды, со временем заменённые храбрецами согдами из Края Согдов. Цесарь Михаил III, по совету своего приятеля и Великого Конюшего, Василия, решил создать придворную гвардию из всем известных своей воинственностью аскоманнов, которых на юге называли варягами или же варегами от наименования присяги "вариар", которую они давали друг другу. В дальнюю Хедебу на полуострове ютов послал цесарь Василия, чтобы тот доставил ко дворцу большую дружину. Долго плыл Василий до Хедебы, а когда завербовал там триста пятьдесят аскоманнов, приняв от них присягу на верность, то целых семь дней плыл потом на тридцати пяти кораблях вдоль южного побережья Сарматского моря, называемого еще Остзеей или же Балтикой. Так очутился он возле устья Висулы и увидал крепость Гедана. У него Василий решил закупить провиант для своего войска, так как их ожидал еще длинный путь в обход полуострова Домеснесс, затем по рекам Нева и Волхов до самой реки Гипанис, называемой еще Донапром. Василий спешил, так как уже стояла осень, а зимы на востоке бывали необыкновенно суровыми.

Перепугался князь Гедан такого большого числа кораблей и воинов в границах собственного княжества, но позволил Василию, чтобы суда причалили к левому, нежилому берегу Висулы, приказал доставить туда съестные припасы. Но, конечно же, нельзя было не принять Великого Конюшего цесаря ромеев как гостя в собственном замке. Гедан выслал к Василию специальную лодку, и Великий Конюший вместе с тремя недавно завербованными варягами прибыл к князю на пир, где был принят с величайшим почетом.

Василий был рослым и очень сильным мужчиной с тёмной, коротко стриженой бородой и черными, горящими глазами. Он надел шитые золотом пурпурные одеяния, на нём был позолоченный панцирь, в инкрустированных драгоценными камнями ножнах он носил меч из дамасской стали. На голове у него был золотой шлем с павлиньими перьями. Он свободно разговаривал на языке склавинов, поскольку, как сам сообщил князю Гедану, родился в стране Македония, населенной склавинскими народами. Василий не скрывал, что родился в простой семье, и лишь милость цесаря вознесла его к должности Великого Конюшего. На пальце левой руки он постоянно крутил золотой перстень с рубином – знак уважения к нему дяди цесаря, великого военачальника Гардаса, которого, впрочем, через несколько лет Василий собственноручно заколол на глазах у цесаря, ибо Великий Конюший был не только сильным, но еще и коварным, и жестоким, он охотно брал в руки меч, но не брезговал и ядом или же кинжалом из дамасской стали.

Именно этого человека и вывел после пира у князя Гедана ворожей Гвидо на высокие валы замка и показал вначале зеленоватые морские волны, неустанно бьющие о берег и ведущие сражение с водами Висулы, а затем прохаживающегося в одиночестве по берегу юношу с удивительно белыми волосами.

– Мог ли бы ты, Великий Конюший цесаря ромеев, – начал Гвидо, – помочь в наших трудностях и приказать троим своим воинам убить этого вот юношу?

– В чем же его вина? – спросил Василий и повернул перстень на своем пальце.

– Он спас дочку князя Гедана, и ему следует благодарность от нас. Но звёзды говорят, что в будущем человек этот сможет повлиять на судьбу нашего княжества, поэтому он должен умереть.

– Кто он такой?

– Сам он говорит о себе, будто родился в краю спалов от великана и обычной женщины. Край спалов же, о Великий Конюший, находится где-то на юге, в среднем течение реки Висулы.

Василий любил смотреть на бои и даже на человекоубийства. На своём пути к власти многих убрал он своим мечом или же кинжалом. Ему были безразличны рассуждения Гвидо, говорящие лишь о неблагодарности князя Гедана. Да и что такое благодарность? Через несколько лет он собственными руками задушит цесаря Михаила III и сам станет императором, положив начало Македонской династии.

– Разве у князя Гедана недостаточно воинов, чтобы убить этого юношу? спросил Василий, вновь крутя золотой перстень.

– Мы не хотим, чтобы кровь его пала на нас. У тебя же под командованием люди чужие, господин. Пускай он умрёт от их рук, и пускай на них падёт его кровь. Взамен же князь Гедан не возьмёт с тебя денег за припасы, поставленные на твои корабли.

– Хорошо, – согласился Василий, потом легонько дунул в висящую на груди пищалку, и тут же к нему подбежали три его варега.

– Убейте его, – указал Великий Конюший пальцем на юношу, гулявшего по морскому берегу.

Был полдень, и солнце ярко освещало золотой прибрежный песок. Василий остановился на высоком валу и подумал, что вид боя доставит ему большее удовольствие, чем пир у Гедана. Вдали от императорского дворца у него было немного развлечений, впереди ожидало далёкое и скучное путешествие. Так разве предстоящий бой не был для такого как он мужчины прекрасной возможностью развлечься?

– Ты будешь глядеть вместе со мной, – тоном приказа заявил он Гвидо, который собирался уйти, стыдясь того, что должно было произойти на берегу.

– Мне донесли, что юноша этот рассказывает о себе, будто сделается великим повелителем, – сказал Гвидо, как бы оправдываясь перед собственной совестью.

Василий погладил черную бороду и усмехнулся.

– Выходит, ты попросил, чтобы я убил будущего государя? А что случится, если он говорит правду?

– Мертвец не может сделаться повелителем, – ответил на это Гвидо.

– Это так, Но ведь он пока что не мёртв, – сказал Василий и уже пожалел, что выслал трёх варегов на убийство этого молодого человека. Его заинтересовали и сам юноша, и его слова. Слишком много знал Василий о франках и их силе, чтобы не подумать о том, что лишь великие правители края склавинов смогут сдержать их напор на земли ромеев.

Он смотрел на трех варегов, направлявшихся к идущему по берегу парню. Было мгновение, когда Василий хотел было дунуть в висящую на груди пищалку и вернуть их. Только Великий Конюший был слишком горд, чтобы отменять собственные приказы.

– Гляди! – приказал Василий ворожею.

Вареги были уже в трёх шагах от юноши с белыми волосами, казалось, не замечавшего их приближения. Неожиданно он привстал на колено и поднял с песка большую раковину, будучи все ещё повернутым спиной к подходящим. А те уже вытащили мечи, и один из них издал из груди громкий призыв к бою на языке донск тунга: "Кныйюм! Кныйюм!"

Вареги носили кольчуги и шлемы с бычьими рогами, одно плечо они прикрывали щитом. Поэтому юноша из полуприседа неожиданно вытащенным мечом ударил по голеням одного варега, затем отскочил назад и уже из глубокого приседа перерубил ноги двум остальным. После этого, когда нападавшие на него упали на песок, он поочередно отрубил всем им головы, и те в своих рогатых шлемах покатились по песку в сторону морских волн. Золотой песок покрылся кровавыми пятнами, туловища варегов бились будто вытащенные из воды рыбины.

Гвидо закрыл лицо руками, настолько поражен он был резней на берегу.

– Ты обманул меня, ворожей, – с презрением сказал Василий и, вытащив из-за пояса кинжал, вонзил его в живот Гвидо. После этого он сбежал с валов и, выйдя через открытые ворота, прошел по мосту и уселся в лодку, которая провезла его по реке до самого морского берега, где Даго всё еще стоял над телами убитых варегов. Приближаясь к юноше, Василий ни на миг не показал страха, наоборот, на лице его рисовался неподдельный интерес.

– Мир тебе, господин, – приветствовал Даго Великий Конюший, подняв правую руку в знак мира. – Я – Василий, прибывший сюда с варегами по пути к цесарю ромеев. Ты убил трех моих воинов. В Хедебах я дорого заплатил за них. Теперь тебе придется их мне заменить.

– Они напали на меня, великий господин, – ответил Даго, пряча свой меч Тирфинг в ножны.

– Ты говоришь правду. Я сам видел это. Но цесарю ромеев будет не хватать трех воинов.

Юноша гордо выпрямился и мотнул головой, так что светлые его волосы, растрепавшиеся во время стычки, упали на плечи.

– Я не наёмный воин, господин. Но вместе со мною морская буря пригнала сюда трёх аскоманнов и женщину одного из них. Утром они говорили мне, что охотно пошли бы с тобой.

– А ты сам? – спросил Василий.

Вытянув руку, Даго указал на полуденную сторону неба.

– Моя земля там. Туда хочу я вернуться, чтобы стать повелителем.

Василий пожал плечами и сказал с презрением:

– При дворе цесаря ромеев мы знаем о каждом земном уголке. Там, куда ты показал, имеются лишь леса и болота, места безлюдные или же заселенные дикарями, не признающими никакой власти. Только лишь за горами Карпатос находится государство, называемое Великой Моравией.

– Ошибаешься, господин. Жаль, что не видал ты, как летом и ранней осенью плывут сюда по Висуле суда, груженные солью, воском и мёдом.

И, вспомнив слова Зелы, выпалил он на одном дыхании:

– Там, на юге, есть река Нотець, которая впадает в Варту, а та потом в Вядую. Именно там находится среднее течение реки Висулы, что впадает в море здесь, у града Гедана. Таковы границы державы Пепельноволосых. Но и рядом с ними проживает множество народов, имеются там и племенные державы, говорящие на одном языке: зуиреане, бусане, ситтицы, себироццы, унлицы, нерюане, вилероццы, заброцы, знателицы, пырысяне, любошане, силезяне. К северу от гор Карпатос расположена держава висулян с большим градом, называемым Каррадононом. Мне было предсказано, что я все эти земли и народы объединю и сделаюсь их повелителем.

– Ты говоришь правду, – кивнул Василий согласно. – Имеются такие державы и народы, и нам ведомо о них, но не сказано ли в твоём предсказании, что имеется еще и империя ромеев, где тебя захотят научить искусству править людьми?

– А какая будет им польза с того, что меня обучат править?

Василий вновь пожал плечами:

– Ты убил троих людей из моей охраны. Сейчас я беззащитен, и каждый может меня убить. Возьми меня под свою опеку, юноша, и проведи на корабль, ибо мне грозит опасность, так как только что я заколол ворожея Гвидо, попросившего убить тебя.

– Это зачем же? – удивился Даго.

– Возможно, так приказали ему звёзды, – ответил Василий. – Но, может быть, звёздам захотелось, чтобы я встретился и познакомился с тобой. Может это я научу тебя искусству править людьми. Но, может, звёзды приказывают, чтобы ты создал великое государство к северу от гор Карпатос и в союзе с императором ромеев преградил путь франкам, как делает это с другой стороны гор Карпатос повелитель Великой Моравы.

Василий говорил мягким и певучим голосом, зачаровывающим Даго. От его рослой фигуры, богатой одежды и спокойного лица исходила огромная сила. Потому, когда Василий пошел вперёд, Даго следовал за ним, пока не очутились они в лодке, которая перевезла их на другой берег реки Висулы, где были привязаны корабли императора ромеев. На самом большом из них посредине был разбит шатер из искусно тканых занавесей, весь заполненный предметами роскоши.

– Здесь ты будешь жить со мною, чтобы охранять меня, – сказал Василий.

Потом он приказал послать лодку за Хлодром, Астрид и двумя спасшимися во время морской бури аскоманнами. Больше всех Василию понравился Хлодр. Он сразу же увидал в нём закалённого во многих морских походах и битвах воина. Когда же узнал он, что Хлодр уже плавал по варежскому пути по рекам Нева, Волхов и Донапр или же Бористенес до самого Понтийского моря, то сразу же отдал в его командование один из кораблей, ибо не желал полагаться только лишь на греческих или русских проводников, которых дали ему при дворе цесаря ромеев.

Они выплыли на рассвете следующего же дня, даже не попрощавшись с князем Геданом, к которому Василий почувствовал отвращение. К тому же ему не хотелось объясняться по поводу заколотого ворожея. Хлодр предложил поспешить и выбрал дорогу вдоль берега, где можно было бы спрятаться во время частых в это время года штормов. Хлодр признался Василию, что уже бывал в знаменитом городе Хольмгардр, называемом еще и Немогардес, и предупредил, что если они не прибудут туда к началу месяца опадания листьев, то могут встретиться с таким страшным холодом, что слюна замерзает на лету. Стужа скуёт реки льдом, и они уже не доберутся до большого града князя Кия, откуда уже один только шаг до Понтийского моря и тёплых стан. Поэтому они плыли днём и ночью, на парусах и вёслах, подстёгиваемые ледяным ветром, прилетавшим с севера. Василий, привыкший к тёплому воздуху юга, почти не выходил из своего шатра, где, закутавшись в меха и полулёжа в постели, убивал время, разговаривая с Даго и напиваясь кипрским вином. Во время этого долгого пути Даго узнал от Василия историю державы ромеев, услыхал про границы их земель и влияний, а также о слабостях ромеев и про источники их силы.

Василий поведал ему, что когда-то величайшей державой на всём свете была Рома, расположенный в Италии и окружённый стенами город-государство, который сумел победить и подчинить себе Галлию, Испанию, половину Британии и часть Германии, Рецию, Паннонию, Далмацию, Мезию, Тракию, Македонию, Эпир, Ахайю, Азию, каппадокию, Сирию, Палестину, Египет, Ливию, Киренаику, Африку, Проконс, Нумидию и даже Мавританию. Только часть Германии, народы Скандии и склавины остались свободными от владычества Ромы. Но могущество её впоследствии начало клониться к упадку, так как повелителей или же цесарей стали выбирать солдаты, иногда всего лишь на несколько дней, настолько долго, насколько цесари служили солдатне. На Рому наваливались все более сильные волны нашествий жаждавших богатств диких германцев. Именно потому, видя, что упадок Ромы неизбежно случится, император Константин и построил новую столицу в месте, наиболее пригодном для этой цели – на полуострове, на самом краю суши, называемой Европой, у южного конца Босфора с естественным портом Золотой Рог, где когда-то располагался град Бизиса. С запада и севера Новую Рому должны были защищать толстые и высокие стены, возведённые Константином, а с других сторон у города имелись естественные границы – бухта Золотой Рог, Босфор и море, называемое морем Мармара. Впоследствии на Старую Рому напали дикие гунны и вновь германцы, пока, в конце концов, император Феодосий Великий не разделил державу Ромы на две части: Западную, со столицей в Старой Роме, и Восточную, со столицей в граде Бизиса на Босфоре, где он построил Великие Стены. Старая Рома потом стала добычей германцев, а предводитель герулов Одоакр, отослал знаки императорской власти в Новую Рому, которая с тех пор стала единственной истинной Ромой, наследницей той, древней.

Новая Рома под управлением великого цесаря Юстиниана отвоевала себе практически все территории, принадлежавшие в прошлом Старой Роме, но уже при его наследниках лонгобарды отобрали Италию, склавины проникли в Тракию, Македонию, Мезию и даже Ахайю. Муслимины же завоевали Палестину, Сирию и Египет. С востока пришли болгары и, укрепившись в древней Мезии и заключив союз со склавинами, стали угрожать граду Бизиса.

– Было время, когда цесари Новой Ромы, – признался Василий, – позабыли о том, что они наследники Ромы Древней, чуть ли не забыли о землях, называемых Европой. Неожиданно выросло мощью государство медов или же персов, а когда наконец удалось сломить его силу, родилась новая сила муслимины, которых называли еще Подданными. Только были это люди, подданные лишь воле собственного бога, называемого Аллахом, и его пророка Магомета, жестокие и неуступчивые по отношению к неверным, как называют они христианские народы Новой Ромы. Почти двести лет цесарям Новой Ромы пришлось проливать кровь в войнах с медами, а потом и муслиминами, забывая о Старой Роме и принадлежавших оставшихся после неё имениях. Ты христианин, Даго?

– Да, господин. В Друзо меня окрестили, там же я получил имя Даго.

– Новая Рома – это христианская держава с самыми чудесными храмами и единственной Истинной Христовой религией. Ибо запомни для себя, что многочисленные народы, из которых каждый люд владеет отдельным языком и живёт по собственному обычаю, объединить возможно только лишь через религию. Хотя, на самом-то деле никогда единой истинной христианской религии и не существовало. Живущие в Старой Роме и их германские повелители начали признавать собственную её разновидность, а в Новой Роме даже дошло до гражданских войн меду теми, что рисовали на стенах храмов и на деревянных досках изображения Христа, Его Отца, Святого Духа и Христовой Матери, и теми, что противостояли этому. Одни считали эти картины остатками язычества, другие же видели в них проявление святости, веруя, будто пишущий Божий образ, сам вдохновен Богом. Но через пару десятков лет и у нас воцарился гражданский мир, поскольку победили сторонники священных изображений. И тогда вновь пришло время, когда мы обратили взор на Старую Рому. Тем временем, великий франкский вождь, которого звали Карлом, уже построил на останках Старой Ромы громаднейшую державу и пожелал создать из множества народов одно великое Царство Божие? Только кто же должен был править в этом Божием Царстве? Франконские императоры, папы или же ромейские цесари? Был такой момент, когда мы уже надумали объединиться с Карлом Великим и отдать ему в жены императрицу из Новой Ромы. Только осторожность нас не подвела. Империя франков просуществовала столько времени, насколько хватило самого Карла Великого. После его смерти сыновья Карла и внуки перессорились, ибо по обычаю франков державу следует делить меж всеми сыновьями. Так что же вышло из идеи о Царстве Божием? Каждые несколько месяцев в Старой Роме избирают нового папу, чтобы уже через какое-то время отравить его ядом или заколоть кинжалом. У нас главой державы и церкви является цесарь, и власть переходит от отца к сыну. Помимо того назначается патриарх, то есть наивысший церковный начальник. Сейчас им является Фокий. Папы Старой Ромы утверждают, что Дух Святой происходит от Отца и "от Сына". Наш патриарх Фокий учит, что Дух Святой происходит от Отца "через Сына". Вот это одно слово, которое на языке, называемом латынь звучит как "филокве", навсегда может разделить наши державы и церкви.

– Разве стоит ради единственного слова разделять державы и церкви? спросил Даго.

– Если бы я был повелителем, и если бы мне это было выгодно, я бы отдал Фокия под суд. Потому что рассказ мой это всего лишь отражение сил существующих, но скрытых. И силы эти – торговля и произведенное людскими руками. Ибо изделия эти и торговля – являются сутью всех вещей. Для нас, ромеев, самое главное – это контроль над торговыми путями в державу, называемую Индией, потому что, благодаря им, у нас имеется шелк из державы серов, коренья и приправы, индиго и черное дерево, драгоценные камни и золото, мирра, ладан и слоновая кость. Легче всего подчиняются тебе силы, если в твоих руках имеется то, что этим силам необходимо: рубины из Бадахшана, гуннские ткани, сапоги из вавилонской кожи, месопотамские финики, но прежде всего – золото. Много золота, мой Даго. Запомни, что повелитель, имеющий много золота, получает возможность иметь много воинов и вести сражения, приносящие ему победы. Повелитель же, держащий в своих руках важнейшие торговые пути, обладает и всем миром. Ведомо ли тебе, за что на самом деле велась вековая война между нами, ромеями, и державами муслиминов? Так вот, дело в том, что омайядский калиф Абдаль-Малик сам начал чеканить золотые монеты, динары, желая тем самым вытеснить с рынка наш золотой солид. Это из-за золотого солида, из-за его позиции в мировой торговле гибли тысячи солдат и лишились трона ромейские цесари и калифы рода Омайядов! И по той же самой причине эта война продолжается и по сей день. Так что, Даго, если ты и вправду собираешься сделаться правителем, помни, что ты должен иметь много золота и контролировать собственные торговые пути, а еще – навязать разным народам религию, которая бы их объединяла. Остальную правду о власти ты впоследствии узнаешь из "Книги Громов и Молний". Пришло время правления склавинских повелителей. Во мне тоже течет склавинская кровь. Знаешь ли ты, что совсем недавно Фома Склавин чуть не сокрушил всю ромейскую мощь? Он погиб, только это не означает, что мы, склавины, не оставим своего знака в истории, как оставляют на пергаменте восковую печать. Запомни: пришло время положить конец могуществу франков. Нами пока презирают, хотя это не они, но мы являемся истинными наследниками Древней Ромы. Это не они, но мы – ромеи. Ведомо ли тебе, что их короли и вельможи разбогатели только тогда, когда им удалось разбить обоз и захватить сокровищницу аваров? Когда ты познаешь град Бизиса, его богатства и могущество нашего повелителя, тебе станет ясно, что франки всего лишь варвары. Это мы на весь свет излучаем красоту и изысканные обычаи. Но говорю тебе и то, что во сто крат большую красоту, чем франки, способны сотворить муслимины, гораздо более изысканы их обычаи по сравнению с варварами. Нет ничего более великолепного во всём свете наших императорских дворцов и нашего храма. названного Священной Мудростью, равно как и мечетей, дворцов и садов Омайядов и Аббасидов. Но как же примитивно и бедно живут аскоманны, которых везу я в град Бизиса. Насколько мрачную жизнь ведут в своих каменных замках франки. Они не живут изысканно, не слушают музыку или поэзию, не созерцают божественные образы и картины, но охотятся на диких зверей. Это их любимое времяпровождение. Война у них эта та же охота, только на человека. Их достаток берётся от войны и грабежа. Вот почему тебе следует охранять от них собственный народ, если он у тебя когда-то появится. Ибо мы, ромеи, свои богатства черпаем не из грабительских войн, но из торговли и творений людских рук.

Даго закрепил в памяти каждое слово Василия, пытаясь в собственном воображении создать карту мира с расположением держав и их правителей. Только вскоре им пришлось прервать эти беседы, так как Хлодр заставил каждого мужчину садиться на вёсла. На реке Волхов встретили их ночные заморозки, начал сечь их и дождь с первым снегом. Хлодр тоже не щадил собственных сил и потому как-то упал на палубу, не имея возможности даже ногами двинуть. У него открылись старые раны на голенях, все указывало на то, что поломанные кости начали гнить. Прежде чем добрались они до порта в городе Хольмгардр, Хлодр совершенно выбился из сил.

Хольмгардр был громадным городом-государством. Река Волхов делила город на две половины, которые соединялись деревянным мостом. На западном берегу имелся квартал, называемый софийским, на восточном же купцы вели свои торговые дела, имели лавки и склады с товаром. В западной части города, в крепости, называемой Детинец, окруженной рвом с водой и деревянным палисадом, жил повелитель Рюрик. Впрочем, весь город тоже был защищен рвом и палисадом. Основой богатства местных бояр и крупного купечества была торговля между югом и севером, между западом и востоком. Бояре владели громадными лесами и обширными земельными участками на севере, оттуда-то и привозили на торг воск и чудесные меха. Русские князья все время жадно поглядывали на этот город-державу, но он постоянно защищал собственную независимость, используя для этой цели даже наёмных варегов.

Хлодр умер сразу же по прибытию флотилии в Хольмгардр. Правитель Рюрик добром вспомнил его отца, который много лет верно служил ему. Даго помнил, что обещал он Хлодру, впрочем, об этом же напомнила ему и Астрид. Хлодр хотел, чтобы его захоронили как истинно великого варега. За несколько василиевых золотых солидов для Хлодра был устроен погребальный обряд по полному аскоманнскому обычаю в месте, специально для того предназначенном на берегу реки, где редким леском торчали вкопанные в землю толстенные брёвна, вырезанные в виде мужских членов.

С реки дул пронизывающий ветер, и Даго буквально трясся от холода, когда по аскоманнскому обычаю копал яму, в которой должны были сложить останки Хлодра. Громадные деревянные херы с гигантскими желудями на концах, в которых вырезаны были человеческие лица, а толстенные жилы на набухшем члене долото изобразило в виде рук с растопыренными пальцами, означали мужскую силу и волю к жизни. Только Даго, копая яму, уверен был, что смерть сильнее жизни, и это переполняло его страхом. Еще больший же страх почувствовал он, когда к нему пришла Астрид и заявила, что желает умереть и сгореть вместе с останками Хлодра, поскольку дала покойному такую клятву. Она сказала, что любит Хлодра, ибо тот спас её из морской пучины, и потому желает теперь уйти с ним в Страну Мёртвых. И ни Даго, ни Василий не сумели отговорить её от этого намерения. Вновь увидел Даго, что желание умереть обладает иногда большей силой, чем желание жить, и эти деревянные члены, вкопанные на кладбище, противоречат истине, что жизнь всегда побеждает смерть.

Поздно вечером, когда Даго грелся у железной жаровни, наполненной раскалёнными углями, в его шатре появилась Астрид. На ней была бобровая шуба. Женщина резким движением сбросила её с себя и встала перед юношей совершенно нагая.

– Если ты любил Хлодра, – сказала она, – возьми меня и наполни жизнью, чтобы после смерти смогли мы вместе начать жить и в Стране Мёртвых.

Нагота Астрид не возбудила в Даго желания. Его парализовал страх перед неведомым, перед духом Хлодра, который, быть может, явился в его шатёр вместе с Астрид. Видимо, это он, Хлодр, устами Астрид и требовал от Даго последнюю услугу – силу и семя Даго, чтобы иметь возможность начать новую жизнь в неведомом и невидимом мире.