Текст книги "Операция «Хрустальное зеркало»"

Автор книги: Збигнев Ненацкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Рачинская рысцой побежала в кухню. Альберт подскочил к столу, схватил бутылку. Наливая вино Крыхняку, подумал: «Ах ты, скотина, хотел переспать с девушкой, а потом дать ей понять, что именно ты помог бежать Куртману!»

– Вы себя плохо чувствуете? – спросил он мягко.

– Да. Сердце, – прохрипел Крыхняк. Девушка, закрыв лицо руками, тихо плакала.

Мужчины не обращали на нее никакого внимания.

Призрак смерти сделал толстяка более терпимым. Взяв рюмку из рук Альберта, он снисходительно сказал:

– У вас любопытные знакомые, дружище… Будьте спокойны. Они меня не интересуют.

Панна Рамуз встала. Она еле держалась на ногах, волосы были в беспорядке.

– Не понимаю… Вчера убежал, а он говорит, неделю назад убили…

Крыхняк пожал плечами.

– Вчера я получил сообщение. А сбежал он действительно неделю назад. Этот человек сказал правду.

– Сбежал? Так, может, он жив? – Она смотрела умоляюще.

– Больше я ничего не знаю, – ответил Альберт. – Может быть, он погиб во время побега?

– Нет, – авторитетно отрезал Крыхняк. – Если погиб, так это случилось позднее. У бандитов на этот счет есть твердое правило. Боятся провокаций с нашей стороны. Недавно дезертировали два милиционера, их расстреляли, думая, что они наши агенты. Так же поступили с пятью дезертировавшими солдатами. Тот, кто побывал в наших руках, считается «порченым», потенциальным агентом. Такая же участь постигла, видимо, и Куртмана.

Хозяйка привела жену Крыхняка, которая поправляла измятое платье, растрепавшиеся волосы. Губы ее были накрашены наспех, неровно.

Альберт взглянул на часы. Половина двенадцатого, через тридцать минут – встреча с Миколаем.

– Я могу проводить вас домой… – предложил он девушке.

Она кивнула и пошла вымыть заплаканное лицо. Партия бриджа закончилась, игроки направились к столу подкрепиться.

Рачинская взяла Альберта под руку и шепнула:

– Он ненормальный. Я боюсь его.

– Кого?

– Архитектора. Он антифеминист, понимаете? Вы не заметили, как он подает мужчинам руку, как на них смотрит?

Архитектор, молодой невысокий блондин с круглым пухлым лицом, как раз в эту минуту целовал руку своей партнерше по бриджу. Его движения отличались удивительным изяществом, мягкостью, какой-то неестественной живостью.

– Он привел сюда эту женщину. Говорит всем, что она его невеста. Маскируется.

Архитектор обернулся, взглянул на Альберта. Женщина говорила ему что-то быстро-быстро, все время кивая головой. «Они говорят обо мне», – подумал Альберт.

Но вот женщина отпустила архитектора и чего-то ждала. Архитектор направился к Крыхняку, держа раскрытый портсигар.

– Могу ли я задать вам нескромный вопрос?

– Слушаю вас, – толстяк перестал пререкаться со своей женой.

– Скажите, пойман ли тот английский парашютист? Весь город только и говорит о нем.

– Нет… Пока еще нет.

– Интересно. Ведь это живой человек, а не иголка в сене?

Ногти Рачинской неожиданно впились в руку Альберта. Крыхняк сгорбился, втянул голову в плечи. Слева от него стояла разгневанная жена, справа – наступал любопытный архитектор.

– Найдем…

– Парашютист прошел, наверное, специальное обучение. У него, конечно, есть гражданская одежда, оружие, деньги и липовые документы. Может быть, как раз теперь он веселится в варшавской «Полонии»? Или… – захихикал архитектор, – явится к вам под видом офицера госбезопасности? Ищи ветра в поле!

Ногти хозяйки все глубже впивались в руку Альберта, рука начала гореть. Партнерша архитектора между тем уселась в кресло, закинула ногу на ногу и бесцеремонно уставилась на Альберта. На него смотрели также архитектор, Крыхняк и два других бриджиста. Крыхняк мямлил что-то, вытирав потный затылок. Казалось, он один не понимает смысла этих взглядов.

Хозяйка, наконец, отпустила руку Альберта. Поставила новую пластинку.

– Потанцуем, – предложила она Крыхняку. Толстяк танцевал, смешно подрыгивая ногами и крутя задом. Низенький, он то и дело задевал носом массивный бюст хозяйки. Это возбуждало Крыхняка.

Альберт подошел к «невесте» архитектора. Ее некрасивая, увядшая кожа, кое-где покрытая пятнами экземы, показалась ему отвратительной.

– Вы любите опасные игры? – спросил он беспечным тоном, целуя ее руку.

Альберт решил, что такое начало разговора соответствует стилю местных донжуанов.

– Вы говорите по-английски? – спросила женщина. К ее английскому произношению нельзя было придраться.

– Да… – ответил Альберт после некоторого колебания. А про себя подумал: «Следует считаться с примитивным воображением этих людей и напускать как можно больше таинственности».

– Я провела в Англии всю войну. Вернулась с небольшим капиталом и открыла здесь швейную мастерскую. А вы?

– Я историк.

– Учитель? Он кивнул.

– Да. Ищу работу. Могу давать уроки английского языка.

– Преимущественно красивым женщинам, не правда ли?

В дверях гостиной Альберт увидел уже одетую панну Рамуз. Он извинился и поспешил к выходу. Через минуту они уже шли по улице. Он взял девушку под руку и повел ее довольно быстро, боясь опоздать на встречу с Миколаем.

У него не было ничего важного для передачи, просто хотелось увидеть лицо Миколая, услышать его голос, дружеский и сердечный, голос человека, которому он мог доверять.

– Как видите, я все-таки вернулся оттуда. И послезавтра зайду к вашему отцу.

– Куртман не вернулся. Я предчувствовала это. Предчувствовала уже в ту минуту, когда провожала его к автобусу.

– Вы любили его?

– Нет… Да, да, – быстро поправилась она. – Я с ним целый год, как у нас тут принято говорить, «ходила». Его считали моим женихом. В сущности, он был мне безразличен до того момента, пока не решил уйти в лес. Я возражала, но именно это решение сделало его героем в моих глазах. Я немного сентиментальна. Тосковала о нем, боялась. А это привязывает женщину к мужчине. Ваш знакомый не рассказывал подробностей о смерти Куртмана?

– Вы еще кого-то провожали в Домброво?

– Школьного товарища. Он был немного влюблен в меня, я не знала об этом. Когда он уходил в лес, неожиданно объяснился мне в любви. Я удивилась, никогда о нем не думала. Он погиб. Я часто поддразнивала Куртмана рассказами о том человеке, о его признании в любви. Может быть, потому Куртман и решил уйти к Роките? Если так, то именно я виновата в его гибели.

Девушка начала всхлипывать, как ребенок.

– Вы проявили большую жестокость, – буркнул Альберт.

Он был зол на нее. Может быть, за ее глупость.

– У вашего отца в кабинете висит картина Гроттгера, на книжной полке стоит «Верная река» Жеромского. Мужчина, который не хочет быть убитым, кажется вам неромантичным. Вы заставили его уйти в лес. Не стоило дразнить его тем сумасшедшим. Куртман погиб, но не по вашей вине. Ему устроили побег, он согласился стать осведомителем. Кто-то сообщил Роките. Куртмана застрелили, как только он явился в свой отряд. Я видел его через три дня. Он лежал на лесной тропинке, подогнув ноги, весь облепленный муравьями.

– Вы врете, врете! – истерически крикнула девушка. – Ложь… Ложь… Все неправда.

Они стояли друг против друга на узкой улочке, застроенной полуразвалившимися домишками. Ставни на окнах были плотно закрыты, дома казались вымершими.

– Не понимаю вас. Вы хотели стать любовницей Крыхняка, чтобы спасти Куртмана. Теперь же вас пугает мысль о том, что он хотел спасти свою жизнь, предав товарищей.

– Я хотела «продать» только себя. А он… других. Это разница. – Теперь уже не жалость, а ненависть к Куртману звучала в ее голосе.

Девушка повернулась и бросилась бежать, громко стуча каблуками по неровным плиткам мостовой.

– Я уже третий раз приезжаю сюда, – сказал Миколай. – Ты был в монастыре?

– Да.

– Есть что-нибудь интересное?

– Нет.

– Как дела с «хрустальным зеркалом»?

– Отстань! Ведь ты все равно не веришь в эту чепуху…

Миколай замолчал, обиженный резкостью Альберта. Курили, молча глядя на светящийся спидометр.

– Я побывал у Рамуза, облазил монастырь сверху донизу, до потайных подвалов, – заговорил, наконец, Альберт. – Я знаю все, но не продвинулся ни на шаг вперед. «Хрустальное зеркало» по-прежнему остается загадкой. Ума не приложу, как начать это дело. Топчусь на одном месте.

– Зачем же ты явился на встречу со мной?

– Просто хотел взглянуть на твою физиономию. Я здесь так одинок, кругом враги. Ты понимаешь это?

Недоразумение было улажено, они снова стали друзьями. Миколай похвастался:

– Напал на след любопытной истории. Завтра днем все узнаю. Нащупал контакты, разузнал шифры, псевдонимы. А что будет, если не ты, а именно я раскрою тайну «хрустального зеркала»? Сегодня утром я был в УБ у начальника Яруги.

– Ты с ума сошел! – воскликнул Альберт.

– Яругу я не застал. Меня провели к заместителю.

– Такой толстый? Крыхняк?

– Ты его знаешь?

– Немного.

– Так вот. Я его предостерег. И тебе советую соблюдать осторожность. На завтрашний вечер что-то готовится. Не знаю еще, что именно, завтра днем буду иметь точную информацию.

– Будь осторожен. Влипнешь сам, подведешь меня. Сорвешь всю операцию.

– Тебе кажется, что ты умнее всех. Три раза в день принимаешь ванну, за комнату платишь долларами. Вот новый стиль твоей работы.

– Откуда ты знаешь?

– Здешние дамочки нашептывают друг другу. Жена доктора – жене адвоката, жена адвоката – жене аптекаря и так далее: «Ах, какой он интересный, этот англичанин, какой элегантный!» Ты и в монастыре так себя вел? – иронизировал Миколай.

– Так уж сразу и англичанин? Доллары? Да теперь любой спекулянт платит долларами.

– Ты забыл о ванне. «Это не поляк, раз такой чистюля», – говорят.

– Кто тебе все это рассказывал?

– Подруга твоей хозяйки. Портниха. У нее мастерская на площади.

– Кто она в действительности?

– Портниха. Дама полусвета. Обожает все, что пахнет опасностью. Подыгрывает Роките, подыгрывает Яруге. Например, хочет узнать, куда пропал его сотрудник. Она наводит сведения и сообщает, где и когда кого стукнули. И одни и другие о ней знают. И тем и другим она нужна.

– Понятно, – Альберт кашлянул.

– Ты страшно утомлен, даже позеленел весь, – посочувствовал Миколай.

Он остановил машину у въезда в город.

…Было уже часа три ночи. Старомодная лампа на цепочке давала возможность без труда разобрать надпись на небольшой медной дощечке:

ФРАНСУАЗА ЛИГЕНЗА

Портниха

Двери и окна мастерской были закрыты рифлеными шторами. Сквозь щели одного из окон пробивался свет: пани Лигенза, по-видимому, уже вернулась от Рачинской. «Интересно, одна она у себя или вдвоем с архитектором? – размышлял Альберт. – А может, это не ее окна?»

К дому примыкал небольшой садик. Альберт вошел в открытую калитку, ощупью пробрался к двери дома. Постучал. Тишина.

Постучал еще раз, сильнее. Послышался стук дамских туфель. Загремела цепочка. Дверь открылась.

– Чего-чего, а такого я от вас не ожидала… – Лигенза нисколько не смутилась, хотя была полураздета. Закрыла дверь, провела его в комнату. Только после этого повернулась к нему спиной и набросила на плечи халатик.

– Вы меня поставили в очень затруднительное положение. Теперь я не могу ночевать у Рачинской.

– Не понимаю… – кокетливо прищурилась женщина.

Альберт зевнул, вынул из кармана сигареты. Пачку сигарет и спички положил на стол, предварительно отодвинув куски материала. Под ними блеснул шприц с остатками какой-то жидкости.

– Вы явились, чтобы переспать со мной, или вас интересует что-нибудь другое?

– Другое.

– Ах, так!… Это хорошо, потому что в соседней комнате спит мой жених. Разбудить его?

– Как хотите.

Лигенза села на стул, сняла туфли на высоких каблуках, надела домашние тапочки. Тихо, на пальцах, прошла в соседнюю комнату. Вернулась с бутылкой коньяка и двумя рюмками.

– Выпьем? Может, это развяжет вам язык. Она поровну разлила коньяк по рюмкам, как опытный потребитель спиртного.

– Последнее время мне трудно заснуть без алкоголя. Видимо, придется лечиться, – призналась она, нимало не смущаясь.

– А я думал, что вы…

– Это насчет шприца? Мой жених делает уколы морфия. Он был ранен, рана не заживает, ужасные боли… Вы смотрите на мое лицо? О, когда-то я была красива! Так мне говорили по крайней мере. Ожог. Банальная и неинтересная история. Вспыхнул бензин, когда я заливала его в машину. Давно уже, шесть лет назад.

Теперь, когда она сказала, что была красива, он и в самом деле увидел следы былой красоты, несмотря на безобразные красные пятна на щеках, на лбу и на руках. Ей было лет тридцать, а возможно, и меньше.

– Архитектор… – пробормотал Альберт. От первой же рюмки коньяка голова пошла кругом.

– Это Рачинская рассказала ему о вас. Он передал мне. Я пошла к Рачинской в качестве консультанта… по вашему делу, – засмеялась Лигенза.

– Я думал, он ваш жених.

– Вопреки видимости меня не так-то легко заставить согрешить. – Она выпила свой коньяк с явным отвращением, как горькое лекарство.

– Архитектор наболтал глупостей. Кто его просил? Теперь все пропало. И это ваша вина. Да… Вам это даром не пройдет… – Он начал заговариваться, но по-прежнему контролировал свои действия.

– Будь спокоен! Ни один волос не упадет с твоей головы.

– Чепуха…

– Ты в надежных руках.

– Чепуха какая-то, – повторял он с пьяным упорством.

– Клянусь тебе, – Лигенза схватила его за руку. Сжала ее сильно, по-мужски.

Альберт тупо уставился на пустую рюмку. Женщина потянула его в другую комнату. Он послушно двинулся за ней.

– Я обманула тебя насчет жениха. Здесь никого нет. Я боялась, вот и сказала о нем…

Она подтолкнула Альберта к дивану. Помогла ему раздеться. Сняла плащ, пиджак, осторожно отцепила пояс с револьвером. Ей казалось, что он совершенно пьян. Ее волосы, пахнущие ромашкой, щекотали его лицо…

Разбудил Альберта стук швейной машинки, доносящийся из-за стены. В комнате царил полумрак. Он приподнял тяжелую от алкоголя голову и оглянулся. С радостью убедился, что в комнате, кроме него, никого нет.

Рядом с диваном, на стуле, лежала его аккуратно сложенная одежда, шляпа прикрывала револьвер. Он взглянул на часы и вскочил: первый час дня! Никем не замеченный, Альберт выскользнул на улицу и на мгновение ослеп от яркого солнца.

Был первый по-настоящему весенний день. Пахло свежим воздухом. Солнечные блики играли на неровных плитах мостовой.

На площади Альберт увидел три грузовика, а рядом с ними – группу пожилых мужчин в грязных комбинезонах. По-видимому, это были рабочие единственной в городе, довольно большой кожевенной фабрики. Красно-белые повязки на рукавах, длинноствольные винтовки довоенного образца. Рабочие пытались построиться в две ровные шеренги, но им это плохо удавалось. Высокий худой поручик командовал смешным дискантом, громко смеялась стайка девушек, наблюдавших за сборами.

Альберт подумал о людях Рокиты, которых он видел в поезде, – великолепно вымуштрованных, вооруженных современным оружием. Достаточно им узнать о маршруте этих трех машин, и в город не вернется живым никто: ни поручик, ни остальные.

Среди зевак, собравшихся на площади, Альберт заметил человека в белом халате. Здесь же, неподалеку, на низком деревянном домике висела вывеска: «Парикмахер».

– Побрейте меня, – обратился Альберт к человеку в халате.

Тот нехотя отправился к себе в парикмахерскую. Пока он разводил мыло в оловянной мисочке и точил бритву, Альберт просмотрел местную газету, валявшуюся на столе. Взгляд его остановился на двух больших портретах в черных рамках, помещенных на первой странице.

– Что это за люди?

– Эти? Инженеры. Позавчера Рокита пустил их в расход в лесу около Домброво.

– Инженеры? Из органов? – притворился непонимающим Альберт.

– Нет. Говорят, что близ монастыря собираются строить большой завод шарикоподшипников. А может, что другое, не знаю. Говорят, что эти двое поехали выбирать площадку под строительство. Ну, их и отправили на тот свет.

На площади раздались громкие гудки, потом мимо парикмахерской проехали три грузовика, набитые вооруженными рабочими.

Парикмахер посерьезнел, стал излагать свои мысли:

– Этот городишко – нищая, вонючая дыра. Как и весь уезд. Здесь не один, а десять заводов надо выстроить, чтобы все получили работу. Убили этих инженеров, а люди ругаются: боятся, что правительство откажется от строительства и больше не пришлет сюда инженеров. Как вы думаете, пришлют других?

– Не знаю. Может, и пришлют…

Альберт вышел из парикмахерской. Настроение было отличное. Вокруг шумела детвора, слышался смех, свист. И все это радовало Альберта. «Весна», – думал он.

И вдруг раздались четыре выстрела. Где-то совсем близко, будто над самым его ухом.

На бешеной скорости промчался мимо мотоцикл с двумя седоками. Люди бежали к маленькому скверику в конце площади.

– Стреляла какая-то женщина!

– Нет. Тот, с мотоцикла!

– Убит?

Миколай умирал. Он лежал навзничь поперек мостовой, а голова его покоилась на зеленой траве газона. Он широко раскинул руки, как монахини на мессе, в монастыре норбертинок. Из открытого рта стекала струйка алой крови. По лицу пробегали судороги, пальцы рук то сжимались, то разжимались. Толпа вокруг него росла с каждой минутой. А он умирал в центре этого круга – одинокий, беспомощный.

Несколько мгновений Альберт боролся с острым желанием броситься к нему, осмотреть рану.

– Врача! – закричал он.

Кто-то помчался за врачом. Толпа зевак молча смотрела на умирающего. Альберт обвел взглядом сосредоточенные, возбужденные лица людей. На мгновение замер. Ведь среди них мог быть и убийца Миколая.

Никто не должен знать, что в эту самую минуту умирал самый близкий ему человек. Миколай открыл глаза, невидящим взглядом посмотрел на склонившихся над ним людей. Вдруг его взгляд прояснился, стал более осмысленным. Он как будто узнал друга. Губы его шевельнулись, но не издали ни малейшего звука.

– Готов… – услышал Альберт за спиной чей-то голос.

Альберт упаковывал чемоданы. Поспешно бросал в них белье – чистое и грязное, рубашки, одежду. Его подгонял страх, такой сильный, какого он еще никогда не испытывал и который он ощутил, узнав о гибели Миколая.

Смерть Миколая произошла слишком внезапно, потрясла его, поразила, как предательский удар из-за угла. Он не раз был свидетелем гибели близких ему людей, еще вчера задорно смеявшихся и строивших планы на будущее. От их улыбок не осталось даже тени, от их тел только клочья, но тогда шла война, и такая смерть – трагическая, но привычная – не вызывала ужаса; ведь кругом рушились дома, горели города, даже испаханная снарядами земля обнажала свое чрево.

«…Смерть не страшна. Это узкая полоска тени, я читал где-то. Переступаешь эту черту и оказываешься в совершенно ином мире. И тебе абсолютно все равно, что с тобой было прежде», – говорил Миколай и сам переступил черту так неожиданно.

Здесь все было против Альберта, все предвещало беду.

– Пан Альберт, дать вам кофе? – услышал он приветливый голос Рачинской.

– Да, пожалуйста…

Он приоткрыл дверь и протянул руку.

– Мне нездоровится.

– Ничего удивительного. Всю ночь вас не было.

Альберт запер дверь на ключ. Несколькими большими глотками, обжигая губы, выпил горячий кофе. Закурил. Осмотрел пистолет, вынул патроны, протер, снова вложил в магазин, один загнал в дуло. Тяжесть пистолета в руке всегда действовала на него успокоительно.

Он уже не был Альбертом. Маскарад кончился. Он снова стал самим собой, влез в свою шкуру, сбросил одежду другого человека. Теперь конец.

Уехать отсюда! Немедленно! Миколай и его смерть – достаточный повод для такого решения. Миколай впутался в историю, от которой надо было держаться подальше, и погиб. Теперь Альберт имеет право отказаться от выполнения задания, и никто не сможет упрекнуть его в этом; никто не имеет права требовать, чтобы после всего, что случилось, он, Альберт, по своей собственной воле шел на верную смерть.

Раздался тихий стук в дверь. Альберт левой рукой повернул ключ, в правой он держал пистолет.

– Какой-то молодой человек хочет поговорить с вами, – сообщила хозяйка.

«Слишком поздно, – подумал Альберт. – Неужели мое решение пришло слишком поздно?»

– Скажите ему, что меня нет дома.

– Я так и сказала. А он заявил, что будет ждать вас хоть до утра. И уселся в гостиной.

– Тогда пусть зайдет.

Он отошел от двери. Положил пистолет на стол, прикрыв его томом Байрона. Сел к столу, опершись руками на книгу, как будто читал ее.

Стуча высокими сапогами, в комнату ввалился здоровый парень лет двадцати, в расстегнутой зеленой куртке и мятой рубахе. Двигался он с развязной бесцеремонностью. Не вынимая рук из карманов куртки, парень подошел к столу.

– Вы говорите по-английски? – спросил он с довольно хорошим школьным произношением.

– Да, – буркнул Альберт, не поднимаясь со стула.

– Я пришел к вам по приказу Рокиты.

– Слушаю вас. – Альберт развалился на стуле. Щелчком подтолкнул к парню пачку сигарет. И чуть не застонал от облегчения, когда тот вынул руки из карманов, чтобы взять сигарету. Закурив, парень осмотрел комнату в поисках свободного стула, нашел его, пододвинул к столу и сел верхом.

– Я пришел от Рокиты… – повторил он, вероятно ища английские слова для более точного выражения своей мысли. Глубоко затянувшись, он закашлялся, выплевывая крошки табака. – Вы английский парашютист, правда?…

– Не знаю, от кого вы пришли, – Альберт заговорил медленно по-польски. Он сунул руку под книгу. Сжал рукоятку пистолета. – Я знаю только, что вы пришли по неверному адресу. Я работник органов безопасности.

Глаза парня округлились, щеки ввалились, губы раскрылись, как у удивленного ребенка.

– Спокойно! – скомандовал Альберт. – Руки на стол!

Направив на парня дуло пистолета, Альберт вытащил у него из кармана большой ковбойский «кольт» и осколочную гранату.

– Вперед, марш! – скомандовал Альберт. Подталкивая парня дулом пистолета, провел его вниз по лестнице, в гостиную, потом в переднюю. Приказал открыть дверь. Когда они вышли в сад, Альберт размахнулся и швырнул в сторону тяжелый «кольт».

– Убирайся отсюда, щенок!

Он вернулся в дом, хлопнув дверью. Потом открыл глазок и увидел, что парень несколько секунд стоял на том месте, где его оставили, а потом, словно очнувшись, тремя огромными прыжками подскочил к своему «кольту», жадно схватил его и, поглядывая на дверь дома, медленно пятясь, выскользнул на улицу.

Вечером того же дня Альберт оказался перед большим зданием уездного Управления государственной безопасности в городе Р. Вечерний воздух был прохладным, сгущались сумерки. Здание стояло на отшибе, в узком тихом переулке. Редкие прохожие, которым случалось проходить здесь, пробирались по улочке крадучись, словно на цыпочках. Со смешанным чувством страха и любопытства они поглядывали на окна, забранные плотной решеткой, на палисадник, где среди тополей виднелась полосатая красно-белая будка.

В пропахшей табачным дымом канцелярии дремала, уронив голову на клавиши «Ремингтона», белесая девица. Она подняла на Альберта заспанные глаза, на ее щеках отпечатались маленькие кружочки – следы от клавишей машинки.

– Доложите начальнику, что из Варшавы прибыл майор В., из Управления госбезопасности, – тихо проговорил он, протягивая свое удостоверение.

Она тотчас же возвратилась.

– Можете пройти к начальнику.

Его приветствовал мужчина лет сорока. Очень высокий, сутулый, с запавшей грудной клеткой и непомерно длинными руками. Его щеки горели нездоровым румянцем, губы были сухими, кожа – словно выцветшая папиросная бумага. Массивная, выдающаяся вперед челюсть придавала ему вид благодушного добряка, голос шел откуда-то из глубины, как у чревовещателя. «Жила, – мысленно охарактеризовал его Альберт. – Сухая, дубленая жила. Ремень».

Начальник уездного Управления безопасности Яруга был в форме капитана Войска Польского. Из-под расстегнутого мундира выглядывала помятая, не первой свежести зеленая рубашка. Громадный письменный стол был завален грудой каких-то бумаг и книг, к которым он относился с явной враждебностью, время от времени отодвигая их, чтобы освободить место для своих длинных рук, заканчивавшихся увесистыми кулаками, покрытыми рыжей растительностью.

Возле стола сидел Крыхняк, тоже в мундире, с погонами поручика. Воинский ремень сползал с его бочкообразного живота, толстая шея выпирала из тесного воротника.

– Я знаю вас, майор, – забасил Яруга. – Мне прислали телефонограмму об этом. Уже трое суток вы живете на вилле у Рачинской. Навестили учителя Рамуза, потом куда-то пропали на целый день. Впрочем, какое мне до этого дело? Вы прибыли сюда по какому-то специальному заданию? Хорошо. Но все-таки могли бы, кажется, заглянуть ко мне чуть пораньше.

– Не было необходимости, – пожал плечами Альберт. Он подал Крыхняку руку. Хотел добавить: «Мы уже знакомы, не правда ли», но сдержался.

Яруга стукнул кулаком по столу.

– Вы нам не доверяете, понимаю. Эх, вы…

– Я прибыл сюда по делу о дезертирах.

– Их уже нет в живых, – расхохотался Крыхняк. – Они подались в банду, и Рокита приказал расстрелять их. Я сам осматривал трупы. Стоило ради этого приезжать!

– Да ведь он не за этим приехал. Я не верю майору, у него что-то свое на уме. – Яруга усмехнулся мягко, понимающе. – Закуривайте, – предложил он.

Яруга курил, сильно и глубоко затягиваясь. В легких у него хрипело.

– Вас губит преувеличенное недоверие, – проговорил он с притворным сожалением.

– Не понимаю, – пожал плечами Альберт.

– Прибыл в наш район еще один офицер из управления, – рассказывал Яруга. – Инкогнито. Не договорился с нами. Я не знаю, что он здесь искал. С кем-то установил контакт, его опознали, а он, наверное, пронюхал что-то важное, потому что сегодня в полдень его шлепнули. Прямо на улице. Около канцелярии старосты. Как его звали? – Он принялся шарить в своих бумагах и, наконец, с триумфом извлек какую-то измятую записку. – Поручик Миколай Л. Вы его знали?

– Знал.

– Вот именно. Совсем молодой парень. Жаль его. Мы отправили тело в Варшаву. Он одинокий?

– Кажется, нет. Точно не знаю.

– Вот именно, – ворчал Яруга. – Не явился к нам, как свой к своему. Мы бы его остерегли, дали бы охрану, оказали бы помощь – все, что необходимо. По-хозяйски, это же наш район.

– Он действительно не был у вас? Ни с кем не беседовал? – усомнился Альберт.

– Боже мой, майор! Я ведь уже говорил вам: ни с кем! – загремел Яруга.

– Ни с единым человеком. В том-то и дело! – подтвердил Крыхняк. – Никто из нас его в глаза не видел. Только когда шлепнули его… Остальное – тайна, покрытая мраком, как говаривал наш старый школьный учитель.

– Я тоже был учителем, – похвастался Яруга.

– Географии… – захохотал Крыхняк.

Яруга пригрозил ему своим волосатым кулаком.

– Ах ты, скотина!…

Альберт поглядывал на Крыхняка. Его лицо казалось одеревенело. Альберт снова ощутил холодок в кончиках пальцев. «Ах ты, скотина!» – повторил он мысленно слова Яруги.

– Убили его, – проговорил Альберт. Он заново осознал в полной мере факт гибели Миколая. Если тогда, в первый раз, его охватил страх, то теперь – только ярость.

– Одни говорят, будто стреляла какая-то женщина, другие – что выстрелил мужчина, мчавшийся на мотоцикле. Разумеется, задержать никого не удалось. Он пал на поле боя, – с наигранным пафосом проговорил Крыхняк.

– У нас длинные руки. – Яруга вытянул на столе свои внушительные пятерни, рассматривая их с явным одобрением. – Женщина?… В игру входит только одна женщина. Любовница Перкуна. Она любила его, а теперь мстит. Такие бабы способны свихнуться от любви. Трагическая любовь делает их жестокими. Если прежде ей становилось дурно при виде капли крови, то теперь она может быть хладнокровнее самого палача.

– Красивая, великолепная женщина, – вздохнул Крыхняк.

– Ведь ты же никогда ее не видел, – заметил Яруга.

– Я говорю с чужих слов. В отрядах Рокиты ходят легенды о богатстве, которое оставил ей Перкун. Рассказывают, что он буквально осыпал ее золотом, драгоценностями. А ведь у него была жена и двое детей.

– Высокая, с орлиным профилем, лицо бледное, покрыто золотистыми веснушками, – продекламировал Альберт.

Крыхняк зевнул.

– Описание ее примет мы позавчера направили к вам. Однако я утверждаю: ее уже нет в Польше. Удрала. Убийство вашего поручика не ее рук дело.

Альберт закурил. Гася зажигалку, он бросил негромко:

– Нынешней ночью случится нечто неприятное.

– Занимаетесь предсказаниями? Гадаете на кофейной гуще, майор? – громко расхохотался Яруга. – А ведь мы еще не успели вас и кофе попотчевать. И, собственно говоря, откуда вам знать, что нынче ночью что-то случится?

– Я ничего не знаю. Знал этот поручик, оттого-то он и погиб.

– Почему же вы не сказали об этом сразу? Как раз сегодня дислоцирующаяся у нас часть Корпуса внутренней безопасности выехала на ночную облаву в самый отдаленный конец уезда.

– Милиция тоже отправилась вслед за ними, – вздохнул Крыхняк.

– Кто разрешил? – заорал Яруга.

– О разрешении они не спрашивали.

Яруга схватился за телефонную трубку, принялся вертеть ручку. Никто не отвечал.

– Алло! Алло! – надрывался Яруга.

Крыхняк принялся нервно постукивать пальцами по столу. Он вел себя беспокойно, ерзал на стуле широким задом. Альберт сидел неподвижно, без удовольствия затягиваясь сигаретой. Его переполняло чувство отвращения.

В большой, словно тарелка, пепельнице высилась гора окурков. Пепел сыпался на стол, на разбросанные по нему бумаги.

Яруга надрывался от крика. Наконец он раскашлялся и, казалось, собирался выплюнуть собственные легкие. Измученный, с каплями пота, он отбросил телефонную трубку. Потом встал и, приоткрыв дверь к секретарше, велел соединить его с уездным комитетом партии.

– Черт возьми! – тихо пробормотал он. – У меня тоже предчувствие: что-то должно случиться. Ломота в костях, как у старого ревматика.

Яруга снова уселся за письменным столом. Дышал он с трудом: у него все еще хрипело в груди.

– Вам необходимо лечиться, – заметил Альберт.

– Э, где там! – махнул Яруга рукой. – Я подыхаю эдак уже около пяти лет.

Альберту приходилось слышать о нем немало хорошего. Во время оккупации Яруга командовал AL [5]  [5] Отряды AL (Армия Людова) – партизанской армии, созданной по инициативе Польской рабочей партии в январе 1944 года, – объединяли тех польских патриотов, которые ставили своей задачей, помимо вооруженной борьбы с гитлеровскими оккупантами, осуществление широких социально-демократических реформ в послевоенной Польше.


[Закрыть]-овским партизанским отрядом, спас несколько десятков евреев из горящего гетто в Р. Выданный кем-то из NSZ [6]  [6] N SZ (Народове Силы Збройне) – подпольная националистическая организация террористического характера, действовавшая во время оккупации Польши и в первые годы после ее освобождения. Среди многочисленных подпольных организаций польского Сопротивления NSZ придерживалась крайне правой ориентации, сотрудничала с гитлеровцами, снабжавшими ее оружием, с гестапо, которому NSZ выдала ряд коммунистов и других активных борцов против фашизма.


[Закрыть] в руки гестапо, он, несмотря на пытки, не назвал никого. Яруге перебили там пальцы, вспомнил Альберт и смущенно взглянул на его руки.

На пальцах Яруги он заметил длинные синие шрамы и наросты.

– Почта не отвечает, – доложила секретарша.

– Что значит «не отвечает»?

– Линия молчит. Наверное, авария… Воцарилось долгое молчание. Яруга вышел, чтобы

выяснить причину аварии. Альберт сонным взглядом наблюдал за Крыхняком.

– Вчера вечером вы были другим, поручик, – бросил Альберт. Молчание тяготило его.

– Другим? Я был в штатском. А у вас всегда такой таинственный вид?

Альберт усмехнулся, но ничего не ответил.

– Майор, – вежливо произнес Крыхняк. – Я приглашаю вас к себе сегодня вечером. Моя жена очень вами интересуется…