Текст книги "Операция «Хрустальное зеркало»"

Автор книги: Збигнев Ненацкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Возвратился Яруга в сопровождении двух мужчин. Один был в форме капитана милиции.

– Я их разыскиваю, а они сами нашлись… Секретарь уездного комитета партии, – Яруга представил Альберту мужчину в гражданском платье. – А этот товарищ – начальник нашей милиции Ключинский, псевдоним «Сова». Вы слышали о нем? Наш вожак и гроза бандитов, моя гордость и забота. Партизан.

Первый раз Альберт почувствовал в голосе Яруги нотки сердечности.

Сова с рассеянным видом потер рукой свой крупный мясистый нос. Он был высок, широк в плечах, с грубыми чертами лица.

– Рассказывайте, как это произошло. Я вас слушаю, – обратился Яруга к секретарю комитета партии.

Они сели: Яруга – за своим столом, те двое – возле, как скромные просители. Секретарь, молодой, пожалуй тридцати с небольшим лет, мужчина, прямо-таки кипел от злости.

– Я снова задержал Сову, когда он убегал в лес. Сначала он позвонил, наговорил мне с три короба, смешал с землей всю нашу партию и бросил трубку. Я понял: здесь что-то не так, и быстрей в машину. Догнал его уже за городом. Он вел в лес своих архаровцев. Я задержал их, провел с ними беседу, забрал

Сову и доставил сюда… До каких пор, начальник, вы намерены потакать выходкам Совы?

– Тише на поворотах, товарищ Садовский. С Совою все будет в порядке. – Повернувшись к нему, Яруга рявкнул: – Ты арестован! Ремень с пистолетом – на стол!

Сова расстегнул ремень и положил его вместе с кобурой на стол Яруги.

– Товарищ Садовский обещал мне, что, если я возвращусь, он не сделает никаких оргвыводов, – тихо сказал Сова. – Теперь он поступает иначе… Вы всегда так крутите: говорите одно, а делаете другое.

Садовский схватился за голову.

– Да какие же еще я могу сделать оргвыводы? У вас уже есть строгий выговор с предупреждением. Самое большое, что мы можем сделать, – это выгнать вас из партии, что и постараемся осуществить при первой возможности. А тем временем я внесу предложение, чтобы вас освободили от обязанностей начальника уездного отделения милиции. Боже, в каком болоте я оказался! Вокруг банды, а тут, в самом сердце города, начальник милиции в любую минуту готов переметнуться на сторону Рокиты. Ни на кого нельзя надеяться, никому нельзя доверять.

– Я отстаиваю линию партии. Настоящую партийную линию, – буркнул себе под нос Сова. – У меня черное – это черное. Белое – белое. А у вас? Раз так, а раз этак. Рокитой же меня не путайте. Я к Роките не ходил и не пойду. С меня достаточно своего отряда. Коммунистического. Зачем вы арестовали Мрочковского и Пщулковского? Потому что они были в АК [7]  [7] АК (Армия Крайова) – польская конспиративная военная организация, существовавшая на территории оккупированной Польши и подчинявшаяся польскому эмигрантскому правительству в Лондоне. Враждебное отношение верхушки АК к СССР и новой народной власти в восточных районах страны, уже освобожденных Советской Армией, выразилось в широкой террористическо-подрывной деятельности отрядов АК. После войны многие активные аковцы, боровшиеся против новой власти, были осуждены. Были и перегибы, когда необоснованно репрессировались и рядовые бойцы АК, мужественно сражавшиеся с гитлеровскими оккупантами, в частности в Варшавском восстании.


[Закрыть]? Ну были, и что с того? Они же сами признались, партия простила их. Мы не собирались припоминать им их вину. У кого скрывались трое советских партизан? У Пщулковского! А наши раненые парни у кого нашли приют? У Мрочковского. Такие вещи не забываются. Почему же вы их арестовали?

Садовский пожал плечами.

– Все претензии по этому поводу адресуйте к Яруге.

– Сова, чего ты добиваешься?

– Я хотел уйти в лес. Может, тогда вы бы одумались?

– Он спятил! – покатился со смеху Садовский.

Яруга тоже засмеялся и тотчас опять раскашлялся. Задыхаясь, он лишь молча погрозил Сове кулаком.

Изнемогший от приступов кашля, он произнес уже мягче, спокойнее:

– Если подашься в лес, пристрелю тебя как паршивого пса. На посту начальника милиции тебе, разумеется, больше нельзя оставаться. Слишком ты глуп для этого. Ты беспокоишься за судьбы этих аковцев? Ну что ж! По этому поводу у меня нет к тебе никаких претензий. Коммунист должен беспокоиться за судьбу каждого человека. Однако оба они начали вести какую-то подрывную работу. Можешь мне поверить. Забери свою «пушку», – бросил Яруга ремень с кобурой Сове на колени.

– Я так и знал, что все этим кончится, – возмутился Садовский. – Начальник, я поставлю этот вопрос на бюро. Придется вам давать объяснения.

Яруга сжал челюсти так, что на щеках у него заходили желваки. Он уставился на свои длинные руки, которыми опирался на край стола.

– Секретарь, я Сову знаю! Он воевал в нашем уезде. За партию. Жену потерял, двух братьев, его сына бандиты распяли. Он наш человек душою и телом, вместе со всей своей неразумностью. А вы, секретарь, человек из Варшавы. Вы Сове не доверяете, потому что он грозится уйти в лес. А я вас не знаю… Садовский поднялся.

– Благодарю за откровенность. Ничего не поделаешь. Придется рассматривать этот вопрос на бюро. И ваше поведение тоже. Или мы договоримся, или вынуждены будем расстаться. Без сожаления.

Садовский был уже в дверях, когда дом встряхнуло от взрыва. С потолка посыпалась штукатурка, сорвался со стены портрет. Со стороны сада взрывной волной выбило стекло, и в кабинет ворвались алые языки пламени.

– Немедленно в наш арсенал! Быстро в арсенал за пулеметом! – бросил Яруга Крыхняку и Альберту.

Однако с улицы уже отозвался пулемет. Его, кажется, установили где-то на крыше дома, стоявшего напротив. Он ударил прямо по окнам первого этажа, поливая комнаты свинцовой струей. Пули буравили стены, брызгая штукатуркой. Из сада доносились разрывы гранат, а время от времени – пулеметные серии.

Самый остервенелый огонь сосредоточен был у главного входа. В коридоре несколько сотрудников управления, забаррикадировавшись перевернутыми столами и громадным шкафом, вели огонь прямо через входную дверь, развороченную гранатами. Атакующие пытались прорваться внутрь, но их удерживали защитники баррикады.

Наконец из арсенала доставили два ручных пулемета. Один установили прямо у входа, второй Крыхняк с Альбертом понесли на второй этаж.

– На террасу! Выдвинуть пулемет на террасу! – распорядился Яруга.

С автоматом в руках он перебегал из комнаты в комнату. Наиболее опасно было там, где окна выходили на улицу, так как нападающие бандиты поливали их пулеметным огнем. Яруга подбирался к самому окну, высовывал голову, выпускал короткую очередь и полз дальше.

Терраса прилегала к его кабинету. Альберт осторожно приоткрыл дверь на балкон. Тотчас же полоснула пулеметная очередь. Щепа от раздробленного дверного косяка больно хлестнула его по лицу.

– Заметили нас, черт подери! – выругался Крыхняк. Он лежал рядом с Альбертом около подоконника. Через минуту около них появился Сова.

– На террасу. Давай! Боитесь? – задышал он над ухом Альберта.

– Их пулемет установлен прямо напротив террасы, – объяснил Крыхняк.

Сова вырвал у Крыхняка ручной пулемет и, выставив его перед собой, медленно пополз к двери. На улице уже совсем стемнело. Слышались только одиночные выстрелы да иногда отдельные пулеметные очереди.

– Перегруппировываются, – шепнул Крыхняк Альберту. – Перебьют нас, как уток. Сова с ума спятил.

Сова между тем начал строчить из пулемета. Укрытый за каменной балюстрадой, он поливал огнем стены домов, бил вдоль улицы. Отозвался пулемет с крыши дома напротив. Град свинца полоснул по балкону. Крыша, откуда стреляли, ненамного возвышалась над уровнем террасы. Балюстрада защищала Сову. Пули достигали только его вытянутых ног. Он подобрал их, согнув в коленях, и продолжал, почти не переставая, вести огонь. Терраса находилась почти на глазах у противника. Пулеметчик не мог «выкурить» Сову из-за каменного укрытия, но отрезал ему путь в комнату. Пули одна за другой врезались в порог, выдалбливая в цементном полу глубокие лунки.

– Ну давай! На террасу! – приказал Альберт Крыхняку.

– Да вы что, майор! Это верная смерть!

– Давай! – шикнул Альберт. Он вырвал из рук Крыхняка пистолет и приставил дуло к его виску. – Давай, трус!

– Отправляйтесь сами, майор. Там смерть! Альберт навалился на Крыхняка. Уперся локтями ему в спину и, не отводя от него дула пистолета, склонился к самому его уху.

– Этот поручик Миколай… Он ведь был у тебя вчера вечером… Ты говорил с ним. Он предупредил тебя о том, что сегодня нападут. Что ты сделал с Миколаем, нуда? Слышишь меня?

С улицы снова донеслись разрывы гранат. От деревянного порога на террасу веером летели щепки. Пулемет на крыше настойчиво пытался накрыть Сову.

– Ну давай! – напирал Альберт, тыча дулом в голову Крыхняка.

Крыхняк застонал и пополз к дверям на балкон. Он тащил на спине Альберта. Около порога Альберт сполз с него.

– Быстрее, быстрее, подлюга! – прокричал ему в самое ухо Альберт, словно на прощание.

Крыхняк выбрался за порог. Пулемет на крыше неожиданно смолк. Крыхняк быстро пересек опасное пространство. Только ничтожное расстояние отделяло сто от Совы. В саду взметнулась вверх зеленая ракета. Она поднялась высоко над крышей уездного управления. В ее зеленоватом свете Альберт увидел скорчившуюся фигуру Совы и зеленовато поблескивающую лысину Крыхняка.

Одновременно со вспышкой ракеты с обеих сторон с новой силой полыхнул огонь. Молчал только пулемет на крыше противоположного дома. Зато Сова, которому удалось лучше, чем прежде, разглядеть цель, поливал свинцом пространство в саду между тополями.

«Повезло ему», – в бешенстве подумал – Альберт о Крыхняке.

Зеленая ракета внезапно рассыпалась на тысячи искр. Лысина Крыхняка светилась в темноте, словно натертая фосфором. Альберта трясло. Он выдвинул вперед руку с пистолетом и, опершись на локоть, выстрелил, почти не целясь. Голова Крыхняка стукнулась о цементный пол. Казалось, он приник, приклеился всем телом к террасе.

Не спеша Альберт перескочил через порог и швырнул пистолет Крыхняка под ноги убитому. Еще бросок – и он возле Совы.

– Заело у него, что ли? – бросил Сова. Он имел в виду пулемет на крыше. – А Крыхняк? Что с ним? – обернулся и констатировал без сожаления: – Мертвый, холера!

Молчание пулемета, видимо, явилось сигналом для прекращения атаки. Окончилась она столь же внезапно, как и началась. С минуту еще огрызались выстрелами только окна уездного управления, но и здесь огонь вскоре прекратился. На улице, погруженной в абсолютный мрак, и в саду воцарилась тишина, полная тревожного ожидания.

Нарушил ее резкий, неожиданный телефонный звонок. Телефон звонил в кабинете Яруги. Через дверь, распахнутую на террасу, звонок этот проникал в сад и был слышен даже на улице.

– Алло! Это уездное управление. Кто говорит? – спросил Яруга. – Отделение милиции? Кто у аппарата? Кужавка? Капрал Кужавка?

С террасы примчался Сова.

– Кужавка – один из моих ребят. Ну, как там у них? Удерживают оборону?

В кабинете Яруги было совершенно темно. Втроем они стояли около стола с телефоном, не видя друг друга.

– Кужавка докладывает, что атака Рокиты ими отбита, – вполголоса сообщил Яруга, по-видимому заслонив трубку ладонью. – Рокита отошел через рынок в сторону старого кладбища. Кужавка предлагает, чтобы мы вышли Роките наперерез, перекрыв ему дорогу для отступления… Алло, алло! Кужавка! – крикнул Яруга. – А как там здание партийного комитета? Они удержали оборону?

Альберт стоял рядом с Яругой. Он слышал в трубке хриплый голос Кужавки, но не мог разобрать слов. Трубка хрипела довольно долго. Яруга сопел, бурчал что-то себе под нос, поддакивал. Потом положил ее на рычаг.

– Ну и как, начальник? Рванем на улицу? Надо сделать это молниеносно. Кужавка дело советует.

Перекроем им дорогу, – заговорил с энтузиазмом Сова.

Яруга закурил сигарету, пряча в ладонях огонек зажигалки.

Он снова снял трубку. Скрипнула телефонная ручка.

– Алло-о-о, почта-а-а? – спросил Яруга. Трубка пробормотала что-то неразборчивое.

– Говорит начальник уездного Управления безопасности Яруга. Будьте любезны, попросите к телефону пана Рокиту.

Альберт закусил губу. Придвинул голову к самому лицу Яруги.

– У телефона Рокита. – Теперь он отчетливо слышал каждое слово. – Чего ты хочешь от меня?

– Рокита? Слушай, Рокита… Поцелуй меня в зад. С этими словами Яруга бросил трубку. Сова ударил кулаком по столу.

– Люди добрые, дайте мне Кужавку! Я растерзаю, распну его, изрежу на мелкие куски!

Яруга скомандовал:

– Сова, займи свою позицию! Майор, почему вы не у пулемета?

Сейчас все начнется сначала…

Сражение продолжалось до двух часов ночи. Обстановка усложнялась ночной темнотой и удобными огневыми позициями обеих сторон. В четырехчасовой перестрелке из банды Рокиты был убит только один человек, количество раненых осталось неизвестным. Потери другой стороны составляли трое убитых: часовой у ворот, один сотрудник в звании хорунжего и Крыхняк.

На рассвете, когда Альберт отправился на виллу Рачинской, Рокита по выходе из города натолкнулся на воинскую часть Корпуса внутренней безопасности, возвращавшуюся с ночной облавы. В завязавшейся перестрелке погибло десятка полтора бандитов, десятеро были захвачены в плен. Но сам Рокита с основными своими силами ушел в леса. Три грузовые машины с вооруженными рабочими кожевенной фабрики напоролись на засаду. Живым никто из них не вернулся.

– Когда я услыхала первые выстрелы, вспомнила: ведь пан Альберт в городе, – говорила Рачинская. – Стреляли всю ночь напролет. Я ни на минуту не сомкнула глаз. Все о вас думала…

– А я вернулся живым и здоровым.

Они обедали в комнате рядом с гостиной. Было уже четыре часа дня. Альберт успел выспаться, принять ванну. Несмотря на это, он чувствовал себя усталым. Со дня приезда в Р. ни одна ночь не прошла спокойно. Подняв рюмку с красным вином, он заметил, что его рука дрожит, как у алкоголика.

– Говорят, будто Лондон присвоил Роките звание генерала. Это награда за налет на наш город. Вы только подумайте: из поручиков сразу в генералы. Я расхохоталась, услышав об этом. Мой муж был до войны майором. Окончил военную академию. А этот Рокита? Ведь он всего-навсего учитель. И вдруг – генерал. За что? Не штука захватить город. Важно удержать его, не правда ли?

Он кивнул.

– В конце концов, насколько я знаю, кроме здания почты и тюрьмы, Рокита ничего не сумел захватить. Ему оказали сопротивление уездный комитет, Управление безопасности и милиция. А вы где пережидали ночную перестрелку?

– В Управлении безопасности.

– Вы?… – Она не сумела скрыть свой страх. – Вы из УБ?

– Да нет же! Я оказался там совершенно случайно. Я проходил мимо по улице, когда началась стрельба. Где же мне было укрыться, как не в здании УБ? Ведь я бывший военный в звании майора, так же как ваш покойный муж. Я подумал, что могу оказаться полезным в этой схватке.

– Вам пришлось стрелять?

– Очень мало. Было слишком темно, чтобы увидеть цель. Темнота – хоть глаз выколи! Больше шуму, чем дела.

– Однако в Крыхняка попали-таки.

– Да.

– Бедная дочка Рамуза!

– Бедная? Вы думаете, что она будет горевать о гибели этой скотины?

– О ком вы говорите?

– О Крыхняке.

– Ах, так вы ничего не знаете? Сегодня ночью убит учитель Рамуз.

Альберт резко отодвинул от себя тарелку. Эта новость потрясла его. Он ничего не понимал и, удивленный, тупо уставился на Рачинскую.

– Бедная девушка! Позавчера узнала о смерти своего жениха, а сегодня ночью убили ее отца. Осталась одна-одинешенька. Это ужасно! – приговорила Рачинская не совсем искренним тоном.

– Рамуза убили прямо в его кабинете. К нему в квартиру ворвались трое людей Рокиты. Может быть, кто-то из них был даже его учеником. Один вывел дочь в соседнюю комнату, а те двое прикончили учителя. Это ужасно, не правда ли?

Альберт не ответил. Он вспомнил, что еще недавно кабинет Рамуза представлялся ему мирной и безопасной обителью.

Раздался звонок у входной двери, и через минуту горничная провела к ним пани Лигензу. Рачинская поздоровалась с ней как со старой знакомой, хотя во время визита Крыхняка она делала вид, будто впервые видит у себя подругу архитектора. Хозяйка тотчас же подошла к буфеу, достала оттуда графин с водкой и рюмки. Слабость портнихи, стало быть, не являлась для нее тайной.

– А где наш архитектор и землемер пан Рычалтовский? – спросила портниха.

– Они отправились в город, чтобы разузнать все подробности нападения. Это была Варфоломеевская ночь.

Лигенза не слушала. Она выпила водки и вдруг обратилась к Альберту:

– А вы что думаете об этом?

– Глупец! Глупец! – раздраженно отозвался тот. – Своим идиотским налетом он добился того, что сюда перебрасывают крупные воинские части. Они начнут прочесывать леса и накроют его. Таким будет конец Рокиты, и, насколько я…

Альберт не закончил фразу, – закурил, поблагодарил за обед. У себя в комнате он разделся и влез под одеяло.

В два часа ночи его вызвал Яруга. Он прислал за ним «виллис», и вскоре Альберт уже сидел в уездном Управлении безопасности.

– Среди десяти захваченных в плен бандитов оказался один, который, вероятно, участвовал в убийстве вашего поручика. Сейчас мы вторично собираемся допрашивать этого типа, по кличке «Медведь». Я хотел бы, чтоб вы тоже присутствовали. Ведь это и вас касается, не правда ли?

Альберт молча кивнул. Он рассматривал серое от усталости и бессонных ночей лицо Яруги с покрасневшими, воспаленными глазами. Яруга охрип, дышал тяжело, с присвистом:

– Самое позднее через неделю мы должны начать показательный процесс. К нам в Р. прибудет военный трибунал. Мы хотим закончить следствие в течение трех дней. Потом приговор, пуля в лоб – и в землю. Это, разумеется, не перевоспитает Рокиту, но по крайней мере нагонит страху на тех, кто на него работает. Око за око, зуб за зуб, майор. Застрелили Рамуза. Убили Ленору. Распяли на дверях нашего курьера Яцковяка. Ему было всего четырнадцать лет. Старый Боровик отсидел пять лет в гитлеровском концлагере. А спустя полтора года пал от руки поляков. За что? Потому что вступил в ряды ППР [8]  [8] ППР (Польска Партия Работница) – Польская рабочая партия была создана в январе 1942 года. Она объединила в своих рядах кадры старых польских коммунистов, провозгласив активную борьбу с гитлеровскими оккупантами в тесном союзе с СССР. Политическая программа ППР предусматривала также проведение широких социальных реформ в послевоенной Польше


[Закрыть], а его сын работает у нас… Ночью через город шла грузовая машина с пятью советскими солдатами. Бандиты всех пятерых увели с собой и расстреляли в лесу.

Сегодня доставлены их трупы… Около Домброво на телеге ехали трое евреев с женами и детьми. Уничтожили всех, в том числе и детишек…

Яруга ненавидел. Ненавидел каждой клеточкой своего сильного тела. Выглядел он страшно, и страшна была его ненависть.

Неожиданно он закрыл лицо руками, оперся локтями на стол и сидел так неподвижно.

– Кто-то нас «сыпет», майор… – произнес он тихо и подавленно. – Рокита знает о каждом нашем шаге. У него в руках список наших людей. Я чувствую себя так, словно мне на шею накинули петлю. Она затягивается, душит меня.

Рука его сжала запястье Альберта.

– Ты должен мне помочь. Ты здесь человек посторонний. Никто тебя не знает.

– Выпусти для приманки кого-нибудь из этих десяти бандитов, – подсказал Альберт.

– Ты думаешь? – крепко сжал губы Яруга. – Ох, если б я знал, где сейчас один тип. Но его нет. Он исчез: нет его ни мертвого, ни живого. Канул как камень в воду.

– Выпусти «приманку», – повторил Альберт.

– Кого?

– Ну хотя бы этого Медведя.

– Медведя? – Яруга с недоверием взглянул на Альберта.

– Мелкую рыбешку выпускать нет смысла. Это должна быть щука.

– А если щука уйдет под воду – и дело с концом? Тогда меня расстреляют. На это необходима санкция воеводского УБ.

– Получишь санкцию – упустишь случай. Доверяй только себе. Мы выпустили Куртмана. Не многие знали об этом. И все-таки кто-то предупредил Рокиту, что Куртман станет «сыпать».

– Простая случайность. А может, подозрительность Рокиты? Он уже никому не доверяет. Слишком уж дерзко взяли Перкуна. Даже ребенок мог догадаться, что на Перкуна донесли и что предал его кто-то из ближайшего окружения. С Рокитой этот номер не пройдет. Рыбу, которая однажды сорвалась с крючка, второй раз бывает трудно поймать на наживку. Медведя я не выпущу. Альберт пожал плечами.

Яруга распахнул дверь к секретарше и распорядился привести к нему арестованного. Секретарша водрузила на стол Яруги графин с водой и старательно, как реквизит на сцене, расставила стулья. Два стула, на которые сели Яруга с Альбертом, – по одну сторону стола, а по другую, метрах в трех от него, – стул для Медведя.

Вошел Медведь в мундире без всяких знаков различия. Ему было года двадцать два. Широкое крестьянское лицо, редкие светлые волосы. Родом он был из какой-то захудалой деревеньки под Пилицей, окончил четыре класса гимназии. В банду Перкуна вступил в конце 1945 года под кличкой «Медведь». В его облике действительно чувствовалось что-то медвежье.

Во время первого допроса Медведь признался в убийстве шести милиционеров и членов ППР, а также в том, что он участвовал в налете на город.

На вопросы, которые ему задавал Яруга, Медведь отвечал не спеша, обдумывая каждую фразу.

Яруга:

– Кто приказал ликвидировать Миколая Л. из УБ?

Медведь:

– Я ничего не знаю об этом деле.

Яруга:

– Ты ничего не знаешь?

Медведь:

– Прошу не «тыкать»! Мы с вами вместе свиней не пасли.

Яруга поднялся, потом опять сел.

– Хорошо. Будем разговаривать на «вы».

– Благодарю, – иронически отозвался Медведь.

Яруга:

– Двадцать седьмого апреля на улице около канцелярии старосты был убит некий мужчина лет двадцати трех. Кто его убил? Кто отдал приказ о его убийстве?

Медведь:

– Не знаю.

Яруга:

– Слушайте, Медведь. Вы хотите, чтобы с вами не говорили на «ты» и тому подобное. Требуете вежливости. Я не против этого. Я предпочитаю вести с вами дружескую беседу. Однако это и вас обязывает. При таких отношениях лгать не полагается. Двадцать седьмого апреля в момент убийства этого человека вы мчались на мотоцикле как раз по той дороге. У нас имеются свидетели, что вели мотоцикл вы. Ваш спутник на заднем сиденье открыл огонь и убил поручика Миколая Л. Кто этот человек, ехавший с вами?

Медведь:

– Его кличка «Куропатка»…

Яруга:

– Почему вы убили поручика Л.? Разве ему был вынесен приговор?

Медведь:

– Не знаю… не знаю. Нет. Приговора не существовало. Но он должен был погибнуть. У нас не было времени…

Яруга:

– Черт возьми! Будете вы, наконец, отвечать или нет?!

Медведь:

– Пить…

Яруга:

– Здесь УБ, а не киоск с прохладительными напитками!… Расскажите, по чьему приказу вы убили поручика Л.

Медведь:

– Мы ночевали в лесничестве Грабы. Рано утром прибыла к нам на велосипеде связная Зэнка. Ее настоящей фамилии я не знаю, где она живет, мне тоже неизвестно. У нее контакт с кем-то в…

Яруга (рычит):

– С кем? С кем, черт возьми!

Медведь:

– С кем-то у вас в УБ.

Яруга крикнул секретарше:

– Дай ему стакан чаю, да покрепче!

Секретарша принесла почти черный чай. Яруга сам поддерживал стакан, пока арестованный пил.

Яруга:

– С кем в уездном УБ был у Зэнки контакт? Какие инструкции получили вы там от нее?

Медведь:

– Она сказала, что в городе появился какой-то убек из Варшавы, по имени Миколай. Он завязывал здесь знакомства, подкупил кое-кого из наших. Во всяком случае, кажется, выведал дату и час нашего налета на город. Он явился в УБ и предостерег. Но предупредил он как раз того, кто имел контакт с Зэнкой. Тот, в свою очередь, сообщил Зэнке, а она примчалась к нам с тем, чтобы Миколая убрать… Я решил сам устранить этого типа и выехал с Куропаткой в город. Зэнка дала «наводку», а Куропатка его кокнул.

Медведь замолчал. В комнате воцарилась полная тишина, раздражающе поскрипывало только перо Яруги, который вел протокол.

Яруга:

– Кто в уездном УБ был членом вашей организации или сотрудничал с нею?

Медведь:

– Не знаю. Контакт с этими людьми поддерживала Зэнка.

Яруга:

– Опишите ее или назовите адрес либо место, где ее можно встретить.

Медведь:

– Мне ее адрес неизвестен. Я не знаю, где можно с ней встретиться. Зэнка – сотрудник нашей разведки, а деятельность разведки полностью законспирирована.

Яруга:

– Опишите ее внешность.

Медведь:

– Зэнка высокого роста, рыжеватая. Голубые глаза, широкая в бедрах. Возраст, пожалуй, около двадцати лет. Последний раз я видел ее в черном костюме. Кто из УБ с нами сотрудничал, не знаю; я знаю только, что их было два или три человека. Один работает у вас охранником, второй занимает какое-то весьма высокое положение. Именно к нему и обратился этот ваш поручик, которого пришлось потом ликвидировать. Вероятно, он обладал немалой властью, если… смог освободить из тюрьмы Романа, прежнего адъютанта Рокиты. Роман влип по собственной глупости. У него нашли сургуч и какую-то печать нашей организации. Освободили его почти сразу же.

Яруга:

– Когда это было?

Медведь:

– Когда? В январе… Больше я ничего не знаю. Яруга вызвал часового и приказал увести арестованного.

На следующий день состоялись торжественные похороны двенадцати жертв ночного налета Рокиты. Убитых везли через весь город на трех армейских грузовиках с опущенными бортами, в гробах, обтянутых кумачом. Похоронную процессию, которую составляли школьники, несколько тысяч жителей городка, возглавлял почетный воинский эскорт в составе роты. На похороны прибыли представители воеводского комитета партии.

Вначале открытые гробы установили для гражданской панихиды в зале заседаний при канцелярии старосты. Оттуда колонна двинулась к загородному кладбищу. Альберт почти всю дорогу шел в абсолютном одиночестве, оказавшись среди родных и близких погибших. Около кладбищенских ворот он заметил возле себя Лигензу. Она была в элегантном черном костюме, который плотно облегал ее стройную фигуру. В ярком свете полуденного солнца еще более отчетливо бросались в глаза фиолетовые следы ожога на ее лице.

– Я боюсь за вас, майор, – сказала она.

– Майор? Вам и об этом уже известно. Меня поражает ваше всеведение.

– В этом маленьком городке обо всех все знают. – Неужели?

– Люди утверждают, что у Яруги длинные руки. Вам лучше не становиться ему поперек пути. Тем парням, которых он схватил, уже ничем не поможешь. Мне жаль их. Ни одному из них уже не суждено изведать прелесть свободы.

Альберт не ответил. Он шел рядом с нею по длинной кладбищенской аллее, обсаженной печальными туями. Лигенза задевала его плечом, так как в узкой аллее было тесно. Он взял ее под руку и склонился к самому уху:

– Бывает и так, что молодой человек, которому вроде бы больше не суждено почувствовать прелесть свободы, вдруг оказывается на воле. Случаются же побеги даже из-под перекладины. Но подчас неизвестно, – что же все-таки было лучше: могила или свобода. Одно несомненно – молчат только мертвые. У Иуды, как вам известно, был мешок. Рассказывают, что мешок этот был сшит не только из ягнячьей, но также из львиной и… лисьей шкур. Из шкуры ласки-лисицы, которая высасывает кровь через крошечную, почти неразличимую ранку. О, поверьте, в этом городе тоже есть Иудин мешок… Между прочим, можно сшить мешок из… медвежьей шкуры, – громко рассмеялся он, так что люди, шедшие рядом, с негодованием посмотрели на него.

– Медведь? – забеспокоилась она.

У открытых могил было много народу. Солдаты снимали гробы с машин и несли их на плечах через кладбище.

Альберт заметил дочь Рамуза, попробовал протолкаться к ней, но потом передумал. Начались речи.

Представитель воеводского комитета партии, маленький, рыжий, с бородкой, остановился прежде всего на особе покойного учителя:

– Рамуз не был коммунистом. Он принадлежал к нашей либеральной интеллигенции, с которой коммунистам не всегда легко найти общий язык. Он был, однако, настоящим педагогом, историком и, хотя не являлся марксистом, воспитывал своих учеников в атеистическом духе, прививал им умение объективно осмысливать историю и современные деяния нашего народа. Он учил разумно мыслить, внушал терпимость и непредвзятость. Некогда друг Перкуна, он развенчивал в представлении молодежи все распространяемые о нем легенды. Рамуза возненавидели клерикалы, он – еще одна жертва польского фашизма. Оружие, которое его поразило, было нацелено не только в дело социализма, оно ударило и в либеральную интеллигенцию. Наша интеллигенция лишний раз убедилась, что ее настоящий враг не коммунисты, а деятели подполья, которые неотвратимо скатываются на путь фашистского террора, стремясь задушить любую смелую мысль!

Потом выступающий сказал о Крыхняке:

– Он пал на поле боя, сраженный предательской пулей, пал, защищая народную власть и социализм.

Когда к красному полотнищу, покрывавшему гроб Крыхняка, прикалывали Крест Отваги, кто-то легко тронул Альберта за плечо.

– Это тоже надо уметь, майор, – сказал ему Яруга.

– Что именно?

– Погибнуть вовремя. Я вот думаю: проживи он хоть на день дольше, не пришлось ли бы хоронить его, как пса под забором? Хуже всего, однако, то, что час назад бежал Медведь. Я приказал снова доставить его на следствие, но по дороге он «ушел»… Никто не понимает, как это могло случиться.

– Да-а-а? – не очень искренне удивился Альберт. Над открытыми гробами продолжались речи. От

могил тянуло свежей землей. Вдова Крыхняка рыдала.

На улице, возле кладбища, Альберта остановил какой-то мужчина.

– Пойдемте, вас вызывает начальник.

– Вы меня вызывали? – спросил Альберт, присаживаясь возле стола и закуривая.

Яруга движением руки попросил своих сотрудников покинуть кабинет.

– Я не вызывал вас, майор, а лишь приказал одному из моих людей, чтобы он пригласил вас ко мне.

– Вы предупредительны.

– Вежливость – прежде всего, – подчеркнул Яруга и внимательно поглядел на Альберта. – Сами знаете, как бывает. Человек хотел бы поступать согласно инструкциям. Но подчас это невозможно. Именно поэтому я и пригласил вас. Хотелось бы выслушать совет старшего по рангу товарища. Потому что, когда я стоял рядом с вами на кладбище, то вдруг подумал: а не следует ли произвести эксгумацию трупа Крыхняка? Извлечь пулю из его черепа и послать на экспертизу. Стоит также проверить некоторые пистолеты. Потому что, знаете, майор, когда я стоял на кладбище, а Крыхняку на гроб пришпиливали орден, мне показалось, что все это выглядит чертовски странно. Я видел на террасе мертвого Крыхняка. Похоже, что пуля, которая его сразила, пущена не с крыши напротив, а из моего кабинета. И, пораскинув умом, я решил: вот у меня здесь майор из Варшавы, который, пожалуй, тоже обратил внимание на это. Он скажет, что Яруга слеп, как крот. Я и подумал: приглашу-ка я майора к себе, и мы вместе посоветуемся. А то вроде бы странно погиб этот Крыхняк.

– Странно, говорите? – удивился Альберт.

Их взгляды встретились. Они поглядывали друг на друга с интересом, словно впервые увиделись.

– Откуда вы знаете, что Крыхняк был предателем? – спросил Альберт.

– Вас прислали ко мне, майор, проверить, действительно ли Яруга так глуп, как о нем кое-где болтают. Но, клянусь вам, Яруга не такой уж дурак. Как только я услышал, что Крыхняк отправил народ на облаву, а вслед за этим на город налетела вся эта сволочь, поведение Крыхняка сразу показалось мне подозрительным. Вчера на третьем допросе Медведь почти точно описал приметы Крыхняка, когда говорил о человеке, который «засыпал» поручика Миколая.

Может быть, я покажусь глупцом, однако я рассуждал следующим образом: Крыхняк оказался предателем, кто-то воспользовался замешательством и прикончил его. Кому была на руку смерть Крыхняка, уже почти бывшего в наших руках и потому способного дать нам подробнейшую информацию? Разумеется, Роките. Он и прикончил человека, который представлял опасность. Альберт улыбнулся.