Текст книги "Газета Завтра 250 (89 1998)"

Автор книги: "Завтра" Газета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

А.П. Спасибо, Дмитрий Олегович, за интересную беседу. Надеюсь встретиться с вами на очередном Русском съезде, с которого, быть может, русские начнут обретение России.

“КОЛУМБИЙСКИЙ ГАЛСТУК” ДЛЯ ЧУБАЙСА

После того как летом Анатолий Чубайс достиг согласия МВФ на выделение крупного займа для поддержание курса рубля по отношению к доллару, многие эксперты сочли, что дефолта и девальвации национальной валюты, по крайней мере до ноября-декабря, не будет. Однако они состоялись 17 августа, в результате чего западные структуры потеряли десятки миллиардов долларов. Одновременно буквально бесследно исчез транш МВФ в размере 4,8 миллиарда. Настолько бесследно, что никто даже не решается сказать, куда ушли эти деньги. Между тем, по имеющейся информации, имел место случай беспрецедентного “кидания” мирового финансового сообщества группой высокопоставленных российских чиновников во главе с легко узнаваемым рыжеволосым “энергетиком”.

Предыстория этой грандиозной аферы вызывает ассоциации с известным английским литературным произведением о добряке докторе Джекиле и садисте-маньяке мистере Хайде, которые, как выяснилось, являлись одним и тем же лицом. Итак, наш “доктор Джекил” еще в 80-е годы в Ленинграде получил известность благодаря участию в семинарах, фрондировавших экономистов. В начале 90-х – он уже крупный “демократический” чиновник, автор идеи создания в городе на Неве “свободной экономической зоны”, затем член правительства, “отец приватизации”, “стабилизатор финансов”, главный любимец Запада, обладающий там огромным авторитетом и доверием, удачливый менеджер избирательных кампаний и, наконец, “молодой реформатор”.

Но параллельно действует “мистер Хайд”. Сперва как мелкий спекулянт на цветочном рынке. Затем как доверенное лицо видного в Питере “генерала ВПК”. В тот момент в стране в разгаре была “перестройка”, в рамках которой субъекты экономики получили “хозяйственную самостоятельность” и начали сбрасывать на Запад за бесценок запасы сырья и материалов, переводя прибыль на личные счета в иностранных банках. Важную роль передаточного звена в этом процессе играла на рубеже 80-90-х годов Венгрия, С одной стороны, там еще сохранились прочные связи, а с другой – намного раньше начались рыночные “реформы”, и появились соответствующие финансовые структуры. Именно в Венгрию “генерал ВПК” направил нашего “мистера Хайда” “поучиться рынку” и заодно побыть “смотрящим” за финансовыми и товарными потоками. По возвращении в Питер “мистер Хайд” получил путевку в большую политику – в исполком Ленсовета и правительство России. Вскоре наш герой всем сердцем полюбил уютные Данию и Норвегию. Правда, его знакомые в этих странах имели весьма специфическую репутацию. Их постоянно преследовали финансовые скандалы, обвинения в аферах, мошенничестве и связях с мафией. Мафиози, в свою очередь, являлись лицами колумбийской национальности и происходили из мест у Кали, знаменитого своим наркокартелем.

Со временем колумбийцы при посредстве рыжеволосого “мистера Хайда” включились в азартные игры на российском фондовом рынке и в пирамиде ГКО, направляя туда сотни миллионов, предназначенных для “отмывания” наркодолларов. В итоге к концу весны суммарные “инвестиции” превысили полтора миллиарда. После майской паники на фондовом рынке России латиноамериканцы всерьез обеспокоились и поставили перед “мистером Хайдом” вопрос о немедленном их выводе из страны. По мере приближения “горячей осени” и эмвээфовского кредита “просьбы” становились все более настойчивыми. Наш герой, надо отдать ему должное, долго сопротивлялся, не желая жертвовать своей репутацией в глазах международных финансистов. Однако в августе, в ходе встречи с суровыми мафиози на территории Дании, он не устоял, сломавшись при угрозе “навесить” на него и членов семьи “колумбийского галстука”. Это когда острым ножом или мачете разрезают горло от уха до уха, затем из образовавшегося отверстия извлекают наружу язык, и он болтается, как галстук.

Так случилось, что синхронно с этим событием массовое разворовывание резервов ЦБ РФ достигло пика. Стало известно, что колумбийцы свое вернули. Не остался в накладе и организатор финансового краха, видимо, решивший, что если уж “кидать” своих западных благодетелей, то по полной программе. Те, в свою очередь, не сразу поняли, в чем дело. А когда поняли, то от неслыханной наглости потеряли дар речи. Достаточно было посмотреть на выражение лиц Билла Клинтона, Гельмута Коля и Мишеля Камдессю.

Так бесславно завершилась эпоха либеральных “реформ” в России.

Валерий ЛУНЕВ

КАЗАКУ ГРОЗЯТ РАСПРАВОЙ

Даже в наше дикое время многих возмутила травля православного священника-серба о.Александра Кокановича в г.Подольске. Об этом злодействе властей сообщил корреспондент газеты “Русский вестник” (N15-17, 1997) казак К.Ершков. Батюшку из братской страны стала преследовать демократическая администрация. Настоятель храма Рождества Христова в деревне Варварьино под Подольском о.Александр, назначенный туда указом митрополита Ювеналия, помешал волостному голове В.Шитову и начальнику местной милиции Ю.Рябову тем, что церковная земля, на которой посмел жить священнослужитель, приглянулась столичному банку “Форт”. А интересы банкиров у ельцинистов – на первом месте.

Константин Иванович Ершков, огласивший подольский беспредел, был движим не только естественным чувством справедливости. Он – председатель Православного Русско-Сербского братства, активно способствует укреплению дружбы с единоверной Сербией, в 1993 г. добровольцем воевал на Балканах, отстаивая независимость героической Сербской республики. Кстати, он защищал и нашу Приднестровскую республику от того же пронатов– ского воронья. Был командиром расчета ракетной установки “Алазань”, награжден Крестом “За оборону Приднестровья”. Ершков, вероятно, “примелькался” на митингах и крестных ходах “ведомству по охране конституции”, или как оно там именуется? Словом, комитету безопасности 50-200 семейств, впившихся в Россию. Ведь недаром плюралист Прошечкин из Мосгордумы сфабриковал увесистое досье на русофилов. И публикация Константина Ивановича в “Русском вестнике” (которую публично никто не опроверг!), очевидно, явилась для оккупантов “последней каплей”.

Ждали удобного случая. И вот 30 декабря 1997 г. в 23 часа К.И.Ершков был зверски избит в собственном подъезде (Ленинский проспект, дом 43, корпус 8). Нападавший налетел сзади, выкручивая обе руки за спину, после чего нанес профессиональный удар в затылок. Швырнув журналиста лицом на лестницу, молодчик стал отводить голову жертвы назад и яростно бить ею о каменные ступени, приговаривая: “Я убью тебя, сволочь”.

Озверевшего наймита корреспондент знал в лицо: это был некто В.Дорофеев, проживавший в том же подъезде на пятом этаже, которого соседи видели обычно в милицейской форме. Впоследствии на очной ставке господин Дорофеев заявил, что читал статью Ершкова в газете “Русский вестник”, где автор, дескать, “поливает грязью подольскую милицию”. И ОНИ (т.е., очевидно, МВД и проамериканский режим в целом) “этого так не оставят”. Доблестная “корпорация” даже не посчитала нужным скрывать причину покушения.

Впрочем, поднаторевшее в “физическом воздействии” сообщество оформило собственно кровопускание как “задержание”… Когда Ершков очнулся от резкой боли в левой руке, прижатой сапогом из прибывшего милицейского наряда, и был выволочен из подъезда, он почувствовал, как в правый карман пальто ему сунули какой-то предмет, отчего ткань сразу резко потяжелела. В машине он вновь потерял сознание. В фильме “Место встречи изменить нельзя” Жеглов-Высоцкий незаметно опускает в карман рецидивисту украденный последним кошелек. Здесь – по-другому: заготовленное загодя зеркальце от автомашины подбрасывается задержанному, чтобы запротоколировать оное при обыске. В милиции (УВД “Гагаринский”, гор. Москва) стеклышко, конечно, было “обнаружено”: оно-то и явилось единственной “уликой” против Ершкова. Человек был избит – и сам же обвинен в хулиганстве: сорвал, дескать, понравившийся предмет и взял на память.

Ершкова посадили в камеру с туберкулезником из Азербайджана и продержали там почти сутки без сна, еды и воды. Лицо арестованного представляло один сплошной синяк, нос был сломан, тем не менее, просьбам о медицинской помощи “гагаринские” правоохранители не вняли. Дескать, мы его пожалели, не убили, а он еще жалуется.

На русского державника заводится уголовное дело: “хулиганство”! Им интересуются сотрудники УВД: некий Андрей Николаевич заявляется в травматологическое отделение I-й городской больницы, куда слег журналист в результате “задержания” в подъезде. Этот А.Н. грозит Ершкову объявить его в федеральный розыск, если он не придет в Гагаринское УВД. 14 мая 1998 г., несмотря на постельный режим (все еще – от “новогодних” пыток), Ершков был взят в 7 часов утра, по указанию дознавателя Пискунова, и под конвоем двух автоматчиков доставлен в УВД. Стражи порядка пригрозили оппозиционеру изменить меру пресечения на “содержание под стражей”. Председатель Русско-Сербского братства ждал операцию, но был вынужден доковылять к дознавателю Пискунову на допрос 18 мая. Вторично автоматчики доставили корреспондента в УВД 18 августа с.г.

Дознаватель Р.Майданчук предложил прекратить производство сфабрикованного дела о “хулиганстве”… “за примирением сторон”. Когда адвокат пострадавшего отказал ему в этом, Майданчук тут же – задним числом – переквалифицировал ”дело” с первой части на вторую, более тяжелую, часть, где стойкому патриоту России, защитнику Сербии и Приднестровья грозит 5 лет! Пять лет за критику демократии. Пять лет за разоблачение подольских держиморд.

“Иск” против газеты “Завтра”, передача в Госдуму законопроекта против русских националистов, подготовка показательной кары над Ершковым – звенья одной цепи. Истребляя под видом “девальвации рубля” ненавистный им народ, пятая колонна силится заткнуть рты несогласным. Призываю всех честных россиян не допустить циничной расправы над нашим соратником.

РУКИ ПРОЧЬ ОТ ЕРШКОВА!

Владимир ОСИПОВ,

глава Союза “Христианское Возрождение”

Михаил Ямбаев РАЗЫСКИВАЕТСЯ ГААГСКИМ “ТРИБУНАЛОМ”… ( В этом году исполнилось 55 лет генералу Р. Младичу, находящемуся в розыске вместе с Р. Караджичем за “военные преступления” )

ОН РОДИЛСЯ в 1943 году в 50 километрах южнее Сараева, в селе Божиновичи. Имя “Ратко” – уменьшительное от “Растислав” или “Ратимир”. “Рат” по-сербски – значит “война”. “Ратко” – такое имя часто дают в Сербии во время войны. Интересно, что слово “работа” по-сербски похоже на слово “война”: “рад” и “рат”. Наверное, не случайно. И с фамилией ему повезло. “Младич” – значит “юноша”, “молодой человек”. Вот такой он, всегда молодой Младич Ратко…

Отец Младича – партизан – погиб в бою с хорватскими фашистами, когда Ратко не исполнилось и двух лет.

Мечтавший в детстве стать учителем или врачом, Ратко в 15 лет поступил в военное училище.

Карьера офицера началась в Скопье, в Македонии, где 4 ноября 1965 года он стал самым молодым командиром взвода одного из полков. С той поры он прошел все командные армейские должности, командовал батальоном в Куманове, бригадой в Штипе. С 14 января по 26 июня 1991 года он заместитель командира Приштинского корпуса.

Когда обстановка в Хорватии накалилась, когда противостояние между сербами и хорватской армией переросло в бои, в кабинете Младича раздался звонок. Командующий корпусом сообщил о новом назначении полковника – в сербский борющийся Книн. И хотя речь шла о назначении на более низкую должность, Младич понял тогда все совершенно верно: назначение не было понижением, но высоким доверием, верой в то, что Младичу удастся переломить ход событий в Краине.

В то время обстановка в Хорватии была сложной. Вставая на путь отделения, Хорватия делала все, чтобы Югославская народная армия покинула республику. Одним из методов “давления” на военных была блокада казарм. В них были отключены электричество и вода. Для солдат это был сущий ад.

Книн уже был символом сербского сопротивления. Пока солдаты ЮНА находились в осажденных казармах, а высшее начальство опасалось предпринять решительные меры, здесь уже шли бои между хорватской национальной гвардией и наскоро созданными отрядами сербской милиции.

Прибыв в Книн, Младич заявил (и это было как гром среди ясного неба): “Кто еще не понял, что сейчас решается вопрос “быть или не быть”, тот отправится на свалку истории… Сниспосланному на нас, воскресшему злу необходимо противостоять всеми имеющимися средствами”. Его первый вопрос был: “Кто враг?” Полковник сам на него ответил. И себе, и солдатам: “Враг – каждый, кто стреляет в наших солдат, кто отключает воду и электричество, кто устраивает провокации и блокирует казармы”.

Младичу удалось успешно деблокировать казармы. Проще говоря, он спас тогда сербов от массового убийства. Но его решимость расправиться с противником и бескомпромиссность не встретили поддержки наверху. Младич слыл непослушным офицером еще до войны. Хотя сам так не считает:

– Я был офицером, который думает своей головой…

В конце июля 1991 года Младич представлял командование Книнского корпуса в ГШ ЮНА, где разрабатывался план действий на случай продолжения прежней провокационно-агрессивной линии Хорватии и Словении. Младич высказал свою точку зрения, разделяемую командованием Книнского корпуса. Младич высказывался за реализацию таких решений, которые заставили бы незаконные вооруженные формирования хорватов сдать оружие. ГШ не принял этот план… И что же?

Руки сепаратистов были развязаны. В итоге все завершилось жуткой расправой над Сербской Краиной, кровавым пожаром в Боснии и Герцеговине. Как говорил сам Младич:

– Потому что оружие с военных складов досталось тем, кому нельзя было его показывать даже на картинках…

Для Младича в тот период самой трудной в моральном плане была ситуация, сложившаяся на командном пункте недалеко от Сплита. Там под землей оказались заблокированными 164 офицера и солдата. Тогда наблюдателей ООН попросили доставить находящимся в осаде продукты. И они, конечно, отправили… собачьи консервы. Рассвирепевший Младич схватил телефонную трубку и сказал немецкому посреднику: “Вы, швабы! Я начну вас через 10 минут убивать, если не пришлете моим друзьям нормальную еду!” Посредник все сделал без разговоров.

Язык у Младича подвешен хорошо. Речь его полна непередаваемой иронии. Да, но есть и другая поговорка: “Язык мой – враг мой”. Действительно, острый язык Младича служил ему и добрую, и злую службу.

Однажды во время переговоров с градоначальником Задара Младич бросил ему:

– Мы в ХI веке ели золотыми ложками, в то время как вы и ваши европейцы жили в болоте!

Когда раздались первые угрозы воздушных бомбардировок сербов в Боснии, он заявил, что если НАТО это сделает, то он, Младич, будет бомбить Лондон и Вашингтон (тут не выдержал Караджич, сказавший, что эти “заявления Младича идиотские и безответственные”). Но, честное слово, знал бы Младич, сколько людей в России пожалели, что не могут распоряжаться нашими межконтинентальными ракетами, чтобы подарить их генералу.

После заявлений Младича о необходимости перейти в контрнаступление по линии Трст-Беч и “нанести удар по тем, кто начал эту войну, подсунув нам несчастных словенцев, хорватов и мусульман”, в Австрии и Италии случился настоящий переполох.

По вопросу о расширении НАТО Младич также высказался недвусмысленно:

– В НАТО стремятся только те, кто предал интересы своего народа.

ОДИН ИЗ ОФИЦЕРОВ как-то пошутил, что Младичу проведена операция по удалению страха.

Его бесстрашие порой если и не походило на безумие, то граничило с полным безрассудством.

Так, он неоднократно переходил линию фронта, представляясь на КПП хорватским полковником Степаном Фазлияном, документы которого у него были. Он беседовал с хорватскими солдатами, добывая нужные ему сведения. Солдат угощал пивом, покупал их детям конфеты. Как-то раз, во время очередной вылазки, он, по обыкновению, представился Фазлияном. Хорватский солдат заметил у него на руке большой перстень (такой был только у Младича) и остановил его:

– Вы не Степан. Вы полковник Младич. Вы опасны и вас следовало бы ликвидировать.

“Мне было неприятно”, – вспоминал Младич. “Я сказал ему, что Младич и в самом деле опасен и его нужно было бы ликвидировать”.

…В августе 1991 года Младич повел солдат освобождать казармы ЮНА у Вырлика. Дорога была блокирована автобусом с заложенными 35 кг взрывчатки. Он приказал всем укрыться и сам разминировал автобус. О солдатах он сказал так:

– Они еще молоды. У них нет семей. Меня есть кому вспомнить. А, кроме того, я должен показать, что я офицер, знающий свое дело.

Младич всегда был на передовой. На передовой и в Краине, и в Боснии. Он ел и спал в тех же условиях, что и солдаты – о том множество свидетельств. Отсюда – их любовь и преданность Младичу. Однажды солдат встал между ним и упавшей гранатой – был тяжело ранен.

А то, что Младич всегда находился на передовой, было одной из причин того, что несколько раз проходила информация о его гибели, сеявшая надежду в стане его врагов. Хотя он все же был ранен. Например, под Бихачем в сентябре 1994 года.

На посту командира Книнского корпуса многого Младичу сделать не удалось. Так, подчиняясь политическому руководству, он не стал брать важнейшие стратегические пункты – города Задар и Шибеник, хотя, по его утверждению, это можно было сделать в период времени от нескольких часов до двух дней.

Весной 1992 года Младич получил свое главное назначение – он возглавляет Второй военный округ, штаб которого во времена СФРЮ находился в Сараеве. К тому времени командование округа уже было переведено из Сараево. В ходе вывода подразделений ЮНА из этого города на них было совершено неожиданное нападение, во время которого многие военнослужащие погибли. Много офицеров штаба округа оставили в Сараево свои семьи. Некоторые офицеры так ничего и не узнают о них, уже никогда не встретят своих родных.

Младич немедленно приступил к формированию командного состава, к укреплению штаба округа, привлек к работе и пришедших с ним из Книна офицеров и тех, кто остался. Все приходилось начинать заново.

Тогда же некоторые источники сообщили Младичу, что готовится вывод ЮНА со всей территории Боснии и Герцеговины. Генерал признается, что его это страшно потрясло. Не верилось, что безоружный народ вот так запросто бросят в беде. И вот решение вывести ЮНА последовало. Военно-политическое руководство боснийских сербов немедленно решило создать свою армию. Постановление об этом было принято на Скупщине в Баня Луке 11-12 мая. Караджич сообщил Младичу, что генерал получает должность командующего.

Последовал скоропалительный вывод ЮНА. До войны в Боснии и Герцеговине сербы проживали приблизительно на 2/3 ее территории. Эти-то земли народ, на ней живший веками, и защищал Младич. Не случайными были его слова о том, что его армия – это весь народ республики Сербской. И были это не просто слова! Народ, не мыслящий себя в отрыве от Сербии, в составе вымороченного, искусственно созданного исламского фундаменталисткого государства, поднялся в бой за свою землю, свои дома, свою историю.

Младич объяснял журналистам:

– Вы должны понять суть конфликта. На нас напали наши соседи, люди, рядом с которыми мы прожили всю жизнь. Это война соседей и бывших друзей, которые, проснувшись в один из дней, начали убивать друг друга.

У самого Младича в Сараеве находился дом. Во время боев генерал наблюдал с горы, как горит этот дом. И он не знал тогда: спаслись ли его мать и семья. В тот день началась резня сербов в пригороде Сараева – Пофаличи. Именно здесь и был его дом. Резню организовал и возглавил известный сараевский уголовник Юсуф Празина. Заместитель председателя мусульманского правительства Эюб Ганич давал Юсуфу команды по рации: “Убивайте сербов и их солдат без пощады, грабьте и сжигайте их!.. Сербские скоты не должны ходить по Сараеву! Истребляй их, Юко!”

Семье Младича спастись удалось. Между прочим, о готовящемся погроме им сообщил приятель Младича, сосед-мусульманин Хамид Дуранович. Родные Младича ушли из дома буквально в одних тапочках. Зато шестнадцатилетний сын Дурановича хвастался по сараевскому ТВ, что это он поджег дом Младичей: “Все Младичи успели бежать, а дом не убежал!”

Младич не знал поражений в бою. Не только в силу полководческого таланта (одно из его прозвищ в прессе – “Сербский Наполеон”). Он знал цену этой войне: “Если мы проиграем эту войну, то потеряем все!” Количество его врагов, в том числе и в Югославии, росло. Его решили подавить морально. Абсурдные обвинения в несовершенных преступлениях (США объявили его военным преступником. Позже специально для него и Р. Караджича был создан Гаагский “трибунал”) и жестокостях стали появляться не только в иностранной, но и в югославской печати. В военных преступлениях его обвиняли Вук Драшкович, Весна Пешич и др. С некоторыми публикациями в белградской печати связывают самоубийство в марте 1994 года его 23-летней дочери Анны в Белграде. Но даже факт самоубийства ставится многими под сомнение.

Когда Скупщина Республики Сербской рассматривала план Вэнса-Оуэна (по которому сербам оставляли около 40 % территории Боснии и Герцеговины, то есть они должны были отдать более 20 % контролируемой территории), Младич выступил перед депутатами и убедил их не поддерживать этот план. Генерал напомнил, что сербские границы в Боснии “размечены” сербской кровью, и никто не имеет права их менять, а главное – со своей территории уходят только армии, потерпевшие поражение.

Чтобы заставить боснийских сербов пойти на уступки, Милошевич объявил им блокаду по р. Дрин. Это был удар в спину.

А пресловутое “международное сообщество” перешло от угроз к их осуществлению…

Безумный Изетбегович (приглашенный, кстати, в мае 1995 года в Москву на празднование 50-летия нашей Победы в войне, в годы которой он формировал мусульманские отряды в Боснии для отправки на Восточный фронт) не пожалел своих сограждан, соплеменников и единоверцев. В Сараеве мусульманские спецслужбы взорвали мину. Погибло несколько мусульман. Вину тут же, не дожидаясь результатов расследования, свалили на сербов и нанесли по ним бомбовые удары. Американцы (со своими холуями) как всегда отличились. Бомбежкам подверглось и мирное население.

…ЕМУ НЕ ДАЛИ взять Бихач в 1994 году. До сих пор эта история покрыта мраком какой-то тайны. Просто поступил откуда-то приказ. Войска, готовые вот-вот войти в город, были отведены. Возьми тогда сербы город – и не было бы хорватского блицкрига в августе 1995 года.

…Потом было дейтонское предательство…

Формально, может быть, сербов и склонили к тому, чтобы они отступили. Но победить – не победили. Они не сломлены. А потому объявлена охота на живое воплощение воли сербов, их мужества и героизма – генерала Младича.

Страшно, если с Милошевичем начнут новую торговлю. И как бы на весах у торговцев на этом рынке не оказались на одной чаше судьба Косова, а на другой – судьба “главных военных преступников”. Не дай Бог согласиться – все равно обманут.

ЕЩЕ ВО ВРЕМЯ боевых действий Младич отвечал многочисленным журналистам на все обвинения в военных преступлениях так:

– Меня можно было бы обвинить в военных преступлениях, если бы я попал во Вьетнам, Камбоджу или на Фолклендские острова. Я не отправлялся ни в Персидский залив, ни в Сомали. Я защищал свой дом! Что делают американские самолеты над моей страной? Хоть один мой солдат появился в Германии или Америке? Я не убил ни одного немца. Немцы убили около 1,5 миллионов сербов во Второй мировой войне.

Суд в Гааге сформирован для того, чтобы в мире забыли об американских преступлениях в Хиросиме, Нагасаки, Вьетнаме, Кампучии и Персидском заливе.

Я защищал свою землю, в том числе и от немцев, которых много было в хорватской армии, от моджахедов из исламских стран, от американцев, которые нас не только бомбили, но и планировали боевые операции мусульман и хорватов, занимались подготовкой их армий. Мы – на своей земле. Мы не хотели быть рабами ни Османской империи, ни Австро-Венгрии, ни Гитлера. Не хотим быть и рабами “нового мирового порядка”, который с помощью танков и самолетов, с помощью напалма и мин, с помощью радиоактивных кассетных бомб идет в наступление на целые народы.