Текст книги "Домашнее задание"
Автор книги: Юсиф Везиров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Казнили человека. Убивали старуху. Родившуюся не весть когда. Но так давно, что свидетелей и ровесников уже не было в живых. А сама поведать о себе не имела физической возможности. Ибо родилась со врождённой глухотой, немотой и слепотой в придачу. И жила прикованной к постели все свои года, своё богатство. Пока не заподозрили её (а в последствии и доказали участие) во многих злодеяниях против многого. И многих. И изолировали от общества. Говаривали, что при задержании она отчаянно сопротивлялась, ругалась нецензурными словами и даже пыталась бежать. Но бдительные блюстители порядка не допустили беспорядка. В результате чего народ получил уникальную возможность участвовать на церемонии. Казни. Которая ему, тому же народу, начинала нравиться. Возбуждая нервы. Доводя до экстаза. Достигая апогея.
Старуху разрубали на части. Палач честно трудился, народ пил и наблюдал, погода не подводила. Всё шло как нельзя лучше. А вечером были танцы. Народное гулянье. Гулял и стар, и млад. Гулял без дураков, от души. И день этот был объявлен всенародным праздником. В честь которого даже пушки стреляли, правда, холостыми снарядами. Зато пиротехники демонстрировали своё мастерство на славу. Что так отпугивало животных-дворняжек. Которые ждали свой кусок. От старухи. А пьяные мужики тем временем приставали к нетрезвым бабам. В чьих глазах читалась откровенная похоть. И каждый делал всё, чего не стоило бы делать. И делал так, как будто делал это в последний раз. И приговаривал: "Все там будем". И этот аргумент служил для каждого неоспоримым фактом. И каждый снова пил. И каждый снова пил.
А ведь убивали то Мать нашу, Родину. Мать Вашу...
11 июня 2002-го года.
Маленькая трагедия.
Расстреляв всех врагов и патроны, дуло выпустило пар, перестав докучать прикладу отдачей. Курок откинулся на прежнюю позицию. Опустошённые гильзы медленно остывали в оглушающей тишине. Отстрелялись. И лишь мушка сохраняла привычную эрекцию, готовая взять любую мишень. На прицел. Прекрасно понимая, что все эти патроны, гильзы, курки и приклады ничто без неё. И даже дуло всё дуло бы куда попало. Только не в цель.
Потому, что цель определяет мушка.
3 июля 2002-го года.
На каждый день.
Каждый, кто оставил след на пустынном песке считает, что он оставил свой след на земле. И в далёком будущем каждый должен знать и чтить его потому, что он оставил свой след на земле.
Каждый думает так. Ибо каждый уверен в том, что именно он не каждый. И именно ему дано природой то, что дано не каждому. Отчего каждому хорошо бы помнить, что каждому – своё.
Но каждый раз, когда что-то не ладится с делами, каждый говорит, что только у него могло бы быть так. Потому, что так бывает всегда. И только с ним (далее следуют примеры, которых несколько).
Получается, что каждый, кому бывает хорошо, уверен в том, что он не каждый. Точно так же, как и каждый, кому бывает плохо, уверен в том же. И каждый оспорит каждого, кто посмеет оспорить его.
Хотя каждый на самом деле и есть такой же, как каждый. И каждый имеет такие же права, как и любой другой. И когда много каждых в отдельности и они вместе – это и есть все. А где все, там нет каждого.
И что тогда делать? Ничего. Просто каждый должен верить, что каждый день должен приносить радость. Каждому. И когда каждый из нас будет счастлив в отдельности, счастливыми будут все.
Каждый должен это помнить.
14 июля 2002-го года.
Держи ноги в тепле...
Опасаясь метели, я обул свою голову в шапку. Ушанку. Которая была мне не велика. И не мала. А так, голова. И она тут же исчезла. Пропала. Потерялась, как только теряются важные вещи. Важность которых становится важным тогда, когда вещь невозможно найти. И она, эта вещь, необходима лишь потому, что её больше нет. Как головы, что затерялась в шапке, словно младенец в северных джунглях средь айсбергов. Чья большая поверхность, как правило, скрывает огромную конечность в холодной воде океана. Куда нырнёт не каждый. И даже если нырнёт, то не каждый вынырнет. Точно в шапке, в которой заблудшие головы теряют способность мыслить. А позже – способность жить. И ещё позже – способность быть. Головой. Называясь только ею.
Какого чёрта я надел эту шапку и боялся метели? Ведь было же лето. И было бы лето.
Теперь уже много лет назад.
15 июля 2002-го года.
Менталитет.
Блажен, кто водки может выпить мало. Из рюмки, а не из горла. Кто курит лишь сигару в месяц раз, забыв про сигареты. Пачку в день. Кто делает зарядку по утрам, проснувшись рано. Не проспав работу. Кто ходит вечерами к женщине, которая жена. А не соседка. Кто постучавшись, входит в дверь. Не лазая через забор без стука. Кто правду говорит всегда. Нет лжи в словах которого.
Блажен такой, когда такие есть. А если нет таких, такому имя – фраер. Всё потому, что водки мало пьёт. Не курит, не гуляет. И, главное, спасибо говорит. И говорит тогда, когда поблагодарить бы надо. Но не принято.
Блажен ли тот, который должен быть блажен?
Нормальный Человек! Для нас ты ненормален.
16 июля 2002-го года.
Через сотни лет.
А ведь красота уже не спасла мир. И не спасёт. Потому, что у каждого человека своё восприятие красоты. Которое было бы неправильно, да и невозможно навязывать другому.
Мир спасёт простота – красота человека и человеческих отношений. Когда никто не будет навязывать друг другу своё восприятие мира. И красоты. Тогда и войны будут побеждены.
Простота спасёт мир!
24 июля 2002-го года.
Просто так.
Как хочется одеть фрак. Или даже смокинг. Или хотя бы костюм. Шикарный. И чистую рубашку с модным воротничком под красивый галстук с намёком. И заложить платок цветочком в нагрудный карман пиджака. И надушиться вкусным ароматом стойких духов для мужчин, охмуряющих женщин. Тех, которым хочется быть охмурёнными.
Только на мне всё тот же китель штопанный. Под мышками. Что потом пахнет и бел от соли всё там же. Под мышками. И так хочется кушать водку горькую стаканами. Гранёнными. А после спеть с Александром Розембаумом. И назвать его Сашей. Потому, что вышибает из меня слезу, точно батькин ремень в голодные годы трудного детства...
Хотя отец мой всегда носил подтяжки и никогда меня не бил. И жили мы сытно.
Ну откуда во мне такая русская душа с еврейским уклоном?
11 августа 2002-го года
Если хочешь быть здоров.
Дабы сделать своё тело здоровым, я купил себе пару гантелей и придумал комплекс упражнений с целью превратить мои мышцы в мускулы. Чем привлечь интерес к своей дутой персоне людей – любовь, которые женщины и завись, которые мужчины. И пошла работа над тяжестью каждого бицепса, что болели ночами поначалу и с непривычки.
И какими только движениями я не мучил своё тело. И органы. Стараясь правильно дышать и мало кушать. Питаясь исключительно полезной пищей. В которой присутствует алфавит витаминов, но отсутствует вкус. И спал глубоким сном. Как убитый. Да на доске. Да на полу. Да на спине. Как убитый, которого уже убили, но ещё никто не нашёл.
Вставал, разумеется, рано. И позевав закрытым ртом, пускался в бег (но не в бега). И пробежав автобусный маршрут без остановок, оказывался дома. И думал: земля конечно круглая... Затем холодный душ с гусиной кожею по коже. И раза два чихнув, я снова брался за гантели. Что не успели ещё остыть после вчерашнего. И порядком надоели.
И тут начинался второй этап, который основной. Когда в один прекрасный день, день на шестой после начала процедур с гантелями, я забирался на кровать с особо мягкою периною и, забросив те же гантели под ту же кровать, долго спал. Предварительно основательно подкрепившись в плане еды всем, что вкусно и вредно. И даже покурив.
Так раз в два года я брался за гантели дней на пять, на шесть. Затем рутина жизни брала своё. И после ежедневных стрессов и разочарований хотелось только спать и есть. Иль умереть. Какое может быть здоровье тут. Когда боишься быть здоровым и лишний час пожить ненужным. И униженным своей ненужностью, будучи не глупым.
В здоровом теле здоровый дух? Не думаю. Здоровым тело может быть лишь при здоровом духе.
А не иначе.
23 августа 2002-го года.
Дуэль.
Целую жизнь мы беспощадно убиваем время. Пока, наконец, время не убивает нас. Предварительно видоизменив и потрепав основательно. И всё то время, пока время истребляется нами, мы пытаемся оправдать процесс истребления. Понятиями. Такими, как: время-лекарь, время-деньги, время-судья. Или программа "Время". Которая, кстати, похоронила уже не одно поколение и с которой умирать легко и весело. Как на мотоцикле.
"А Вы прекрасно выглядите!" – говорит старик старику, который выглядит лет на пять меньше своего возраста. И действительно, почему бы ни выглядеть, когда бакенбарды крашены в цвет парика, зубы белы на протезе и фигура стройна, потому, что желудок замучила язва. И костюм, нынче очень модный в модных кругах, всё тот же, что и сорок лет назад, когда был очень модным в модных кругах.
Время прошедшее убито. Даже если с пользой и ушло на создание молодости эликсира. Ведь нет ни молодости, ни эликсира, ни времени, которое безвозвратно ушло. И то время, которое придёт – уйдёт. Потому, что мы его убьём. И только песчинка в песочных часах будет катиться из капсулы в капсулу. Падая только вниз. Демонстрируя смерть времени. Которое убьёт нас. Тогда, когда придёт наше время.
Мы убиваем время. Время убивает нас.
Это дуэль и кто-то должен быть победителем.
27 августа 2002-го года.
Перекур.
Закипела вода в чайнике, отчего последний засвистел. Зашипела электроплита, забрызганная жидкостью доведённой до температуры кипения по Цельсию. Налил себе чай в глубокую чашку из керамики. И жизнь приобрела смысл на ближайшие десять минут.
Тишина. Слышны лишь удовлетворяющие моментально жажду жадные глотки. И естественное в подобной ситуации причмокивание. Хорошо. На подобревшем алом лице тут же выступают капельки пота. Злость покидает душу на время, ноги просятся в тёплые тапочки.
Жара спадает ежечасно. Скоро наступят холода. И телу станет уютно жить. В одежде. Скоро осень. Скоро глубокая осень. Когда вымирает природа. И в человеке, части природы, вымирают желания. Все. Кроме одного – выпить горячего чаю. С мороза.
Осень! Время пить чай.
10 сентября 2002-го года.
Мечты сбываются.
Как хочется быть мировым океаном. И быть американцем и европейцем, азиатом и африканцем. Или быть австралийцем (какая разница?). Быть одновременно везде, ласкать берега всех континентов сразу. И в то же время быть ничьим. Таким свободным, как разве что ветер...
А я всё ещё капля пресной воды в грязном стакане. Который давно не мыт и плохо пахнет. И ежеминутно боюсь, как бы меня не выпил кто. И ежесекундно мечтаю испариться. Когда в атмосферных осадках я сольюсь с океаном. И стану свободным, как разве что ветер...
Оптимисты мне говорят, что я пессимист. Эгоисты верят, что я альтруист. А я реалист. И догадываюсь: нет надежды дожить до светлого будущего. Ибо будущее, тем более светлое, всегда будет будущим. Как горизонт, что так близок и до которого ещё никто не доходил.
Но есть надежда быть. И смысл ожидать. Когда душа покинет тело, которое останется на том же месте. И возвеличится аж до небес. И будет ближе к Богу! И обретёт покой и благодать. Когда начнётся жизнь. И стану я свободным, как разве что ветер. Но намного больше.
Снова осень.
17 октября 2002-го года.
Красная книга.
Скучно стало быть человеком. Особенно когда человеком себя считает каждый, на деле только называясь им. У которого налицо все физиологические функции и потребности. Организма. Как у любого животного. И никакой духовности, несмотря на двуногость. Хотя бы наигранной.
А ведь были они. Которых больше нет. И сохранила их лишь толстая картона старой фотографии. Память. Этот глубокий взгляд совсем не глупых глаз. Это сытое лицо властного человека, готового отдать. И не столько готового, сколько способного. И не просто способного, а отдающего.
Своё. Наработанное, заработанное. Честное (наивное понятие прошлого). Но прогрессировало время. И фотография. Исхудала былая картона аж до прозрачности. А вместе с ней и человек обмельчал. И стал он не готовым, не способным и не отдающим. Даже награбленное, что называется нынче заработанное.
Население растёт. И идёт планомерное вырождение человека. Ожидается скорое вымирание этой особи. И при таком раскладе дел обезьянам, если, конечно, верить учению Дарвина, завидовать не приходится. У них ещё всё впереди. И они серьёзно рискуют превратиться в человека. И исчезнуть, возможно, навсегда.
Какой страшный приговор.
18 октября 2002-го года.
Пуповина.
Лысеть я начал рано. Ещё в последнем классе средней школы. Когда волосья были длинными и чёрными, как весь чёрный цвет. А носить их хотелось прямыми и светлыми, как у блондина из обложки модного журнала. Но они были волнистые от природы и серьёзно нарушали всю скудную фантазию стилиста времён развитого застоя. То бишь, меня. Отчего стричься приходилось коротко. Да и школа того требовала. И в меру строгие родители. И раннее выпадение волос тоже. А главное – глупый возраст, когда стесняешься всего.
Достигнув совершеннолетия, я удостоился почётной обязанности служить в рядах вооружённых сил. Которые принимали в свои ряды всяких: упитанных и толстых, худых и голодных, маленьких и крупнокалиберных, полных идиотов и с высшим образованием. Всех. Но с одним условием: каждый, помимо обязанности служить, обязан был быть ещё и стрижен. Лыс. В этом и заключалось уставное равенство и начиналась не уставная дедовщина. От которой многие матери позже рвали на себе волосы... Будь оно в прошлом.
Отрастив не самую роскошную шевелюру (что и говорить, львом я никогда не был), я покинул доблестную армию и приступил к мирному сосуществованию на гражданке. В которой может и хотелось носить длинные волосы, но не имелось уже физической возможности. Организма. Волосы заметно редели, бесстыдно отдаваясь подушке каждую ночь. После чего последняя хиповала по утрам, а я тосковал перед зеркалом. Из растительности на голове превалировали брови, густеющие с каждым днём. Визуально.
Оценив ход событий и свою абсолютную беспомощность, я махнул было рукой на это дело. Но заметил его. Седой волос, проросший именно там, где не позднее следующей недели ожидалось продолжение лба. "Богатым будешь", сказали соседи. И не ошиблись. Уже через несколько дней я стал богат на седые волосы. А лоб остался в прежних границах (за что ему, конечно, отдельное спасибо). И началась качественно новая стадия издевательства моего организма над моим же внешним видом. Я перестал лысеть и начал седеть.
А что делать с волосами, сильней которых даже самый слабый ветер? И дождь их мочит, и солнце их жжёт, мороз ломает, а перхоть губит корни, словно ржа. И нет укрепляющего компонента, дудки всё. Весь Ваш чеснок, алоэ, лук, ромашка, мёд, коньяк, яйца желток, белок иль вместе, кора дубины и касторка, массаж или электрошок. Не впрок. Пусть выпадают и седеют все. Что оттого? Был бы цел один волос, точнее волосок, на котором висит каждый из нас, даже самый лысый от самого рождения. И называется он странно – Жизнь!
Не оборвался бы раньше времени.
21 октября 2002-го года.
Отбой.
Перебирая домашнюю утварь, я наткнулся на старый телефон. Добрый, наивный, громоздкий. Служивший некогда престижем. Поначалу по которому даже звонить было некуда. А потом от которого просто хотелось бежать (так он звенел).
Он хранит на себе отпечатки пальцев тех, чьё прикосновение к себе сейчас я счёл бы за счастье. И помнит голоса людей, которых больше нет. И их слова, которыми теперь никто не говорит: правильные и грамотные. Литературные.
Он молчит. Но знает многое. Хранит в своих шнурах такие байки, которыми жива любая женщина. И слышал столько сплетен, что в пору отдохнуть. От них. От сплетен и от женщин. От работы. Которой было много каждый день.
Он информирован. Но стоек. И обладая огромной пропускной способностью слов, что есть новости, не оставил в себе ничего. Что послужило бы врагу, попадись он ему в руки. Он солдат. И чётко выполнял свои обязанности. Служа народу.
Он молодости друг. И перезнакомил много поколений юношей и девушек. Что целовали трубку вместо губ и засыпали рано утром возле телефона. Обняв его и думая о ней или о нём. Он разрешал влюбляться и заявлять об этом смело. Вслух.
Он был. Он жил. Он радовал и огорчал. Тревожил, было дело. С ним было хорошо и плохо. По-разному. Но без него никто не мог представить новый день после того, как он вошёл однажды в дом. И остался в нём, как полноправный член семьи.
Смотрю я на него, и многие десятилетия проходят перед глазами. Люди. История семьи в лицах. Беру трубку и хочу поговорить с кем-нибудь из них. Но нет ни голосов, ни звуков. Нет никого из тех, которых больше нет. Остался только телефон.
А он молчит. Былой прогресс.
22 октября 2002-го года.
В тире.
Выстрел. Ещё один. И ещё. Расстреляна вся обойма, все патроны. Гильзы пустуют. Пули попали в цель. Которой нет. Её, собственно, и не было. Хотя все пули пробили только десятку, одну только десятку и ничего, кроме десятки. И по самому центру мишени зияет откровенная дырка. Единственная, большая и ровная. Как на бублике. А на деле лишь испорчен лист бумаги, олицетворяющей мишень, и расстреляна вся обойма, все патроны. И больше ничего, кроме шума и запаха гари.
А Родина там, где хорошо нашим детям. Пора бы это понять.
23 октября 2002-го года.
Наказание.
Если он оступился раз и оказался не то, чтоб не тот, а что-то не то, то не торопи топор. Не руби, обожди. Это ещё не враг. И голова его может пока послужить ногам. На плечах. И покаяться сердцем в слезах за горячесть. Будь мудр. Накажи ему, но не наказывай его. Ещё.
Но если он оступился не раз и оказался не тот, а не что-то не то, то руби, не жалей. Спеши. Он есть враг. И голова его может опять послужить ногам. На плечах. И каяться сердцем в слезах за глупость будешь ты. И те, кто счёл тебя мудрым. Накажи его, но не наказывай ему. Уже.
Наказ: наказывай тех, кому наказывать поздно, кого наказывать время. Иначе безнаказанность закажет нас.
В наказание.
29 октября 2002-го года.
Опять о них же.
Давайте отдавать не отдаваясь, принимая отдачу за подношение, не подаяние в моменты покаяния. Даруя дар подарком одарённому без дарственной надписи. А так. За то, что есть он у меня и у меня есть то, что я дарю ему как одарённому и обречённому на то, чтоб быть со мной моим.
Я не навязываю дружбы. Я так дружу. И очень, кстати, люблю своих друзей.
За Вас!
30 октября 2002-го года.
Чемпион.
Мы сыграли. И он выиграл. И выиграл он не потому, что он выиграл, а потому, что я проиграл. А я проиграл оттого, что был готов выиграть. Зато он не был готов проиграть. И если бы он проиграл, он проиграл бы. Тогда как я выиграв ничего не выиграл бы. Поэтому я, проиграв не проиграл, а он, выиграв хоть и не проиграл, но ничего и не выиграл. И играл то не он со мной, а я с ним. Хотя играли мы оба. И играли мы вместе. И ничьи в игре не должно было быть. Не могло.
Не каждый победитель есть победитель над побеждённым. Иной побеждённый и есть победитель, нашедший в себе силы позволить себя победить. И позволив себя победить, позволить победителю быть победителем. И жить. Но позор убеждённому побеждённому, которого и побеждать то не надо. Он уже побеждён и останется побеждённым даже будучи победителем над самим победителем. И победа его есть поражение. Потому, что он – не игрок.
Все хотят играть в выигрышные игры. В этом недостаток нашего времени.
31 октября 2002-го года.
Концерт для дирижёра с оркестром.
Хорошие слова в оправе музыкальной, как драгоценный камень, насажанный на платину, дают такую роскошь, что не исчесть в каратах, рождая зависть былого ювелира.
И люди носят это украшение, даря любимым при луны сиянии. И дети любят это утешение, нося с собой всегда, не на себе, не при себе. В себе. Оно их красит больше.
Хоть с голосом возникли затруднения, и слуха нет, и не было всегда, и сцена для меня страшна, как поле боя после боя, душа поёт без микрофона, когда слова и музыка – родня.
Рассказ я этот посвятил своей супруге. Которая художник многих песен. И отзыв о которой крайне лестен. И просто – очень милый человек. Люблю, когда её играют и её поют.
А также я люблю, когда меня читают.
1 ноября 2002-го года.
Переходный период.
Каждый раз, когда осень набирает обороты, нам кажется, что она не дотянет. Сойдёт с дистанции. И завтра нам будет также тепло, как было тепло вчера, когда было тепло.
Но каждый раз, когда каждый новый день холоднее предыдущего, мы огорчаемся. Подозревая, что тормоза опять отказывают. И осень очень даже может докатиться до зимы.
К наступлению которой мы каждый раз не готовы. Хотя хорошо знакомы и с календарём, и с законами природы. Ну, не хотим мы верить, что зима таки будет. Не желаем, и всё тут.
А зима приходит. И совсем не вдруг. Но застаёт нас врасплох, как муж, приехавший из командировки раньше времени жену из того анекдота. И мы раздеты перед стихией. И надо врать.
И врём ведь. Приборы – синоптикам, синоптики – нам, мы – детям. Сами себе. А дети растут в этой лжи. И каждое поколение вынуждено делать революцию. Дабы врать дальше.
Не пойму. Неужели сложно ждать зиму к зиме и готовиться к ней, чтобы быть готовыми, когда наступит зима, что совершенно неизбежно? Как бы пушки не разгоняли густые тучи.
Опять холодает.
2 ноября 2002-го года.
Поход в лабиринт.
Он был тот, кто мог. Точнее тот, кто мог бы. Ещё точнее, тот, кто смог бы. Если б захотел. И он, вроде, хотел, И его, вроде, хотели. И все, вроде, хотели одно и то же. Точнее, все хотели одного и того же. Ещё точнее, интересы были разными. И цели, стало быть, тоже.
И он пообещал их повести. И они желали, чтобы он их повёл. Точнее, они желали, чтобы повёл их именно он. Ещё точнее, они желали быть ведомыми им. Доверяя его прошлому. Доверяя ему будущее. Веря в начало совместного творчества. И в назидание созидания.
И он повёл их, желающих быть ведомыми именно им. И они пошли, желая быть ведомыми именно им. И не мало годов провели они в пути. И не мало голов положили они в пути. И всю подошву стоптали они в пути, аж до крови на пятках. Пока не поняли они: их водят за нос.
Он повёл их, как Моисей, а привёл, как Сусанин.
Им вместе никогда не дойти.
4 ноября 2002-го года.
Нулевой цикл.
Если у дома нет фундамента, он шаток и ломок. Как волос на прекрасной головке молодой девицы, вымытый некачественным шампунем, смытым жёсткой водой. Он – дом на песке, даже если построен на крепком бетоне. И даже если бетон этот высшей марки.
В нём не стоит селиться. И не стоит льститься на простор квадратуры и свежесть ремонта. Ни обои, ни кафель, ни паркет или ковралит не должны ослепить разума покупателя. Дом желанный лишь внешне и крайне опасный. Он аварийный с момента рождения.
Его не надо сносить техникой. И минёрам здесь тоже дела нет. И урагана ждать не придётся. Достаточно лишь сильного дуновения ветра, и дом для начала сменит место постоянного пребывания. Географической дислокации. А позже и вовсе перестанет быть.
С домом легче. Он был, и нет его. Не жалко. Особенно когда всё обошлось без человеческих жертв. Без особых потерь. Как быть с человеком, у которого нет фундамента? Которого носит из крайности в крайность не ураган, и вовсе не ветер. А слабость.
Он гибок не умом, он гибок телом. В нём нет основы, нет стержня. Арматуры. Которая не позволяла бы ему так низко кланяться. И так низко пасть. Разрушая своим падением не одно строение, тем вызывая человеческие жертвы. Калеча не людей, а судьбы.
Когда дом не имеет фундамента, виноват архитектор. Когда человек не имеет фундамента... Может и стоит послать его по матери?
Не экономьте на фундаменте. И катастрофы можно избежать.
7 ноября 2002-го года.
Молочная продукция высшего качества.
Мы учимся у того, который учился у нас. Нас учит тот, кто учился у нас. Его учит тот, кто должен был учить нас. А он, в свою очередь, будет учить нас, не вспоминая о том, кто учил его вместо нас.
Тот, кто должен учить нас, учит не нас. Потому, что не мы учиться хотят. И хорошо платят за то, чтобы их учили. А мы не хотим учиться. И тоже платим за то, чтобы нас учили, а мы не учились.
А он хочет учить. И учит. Их, не нас. И они называют его Учителем и почитают его. А мы его тоже называем учителем, нарекая мучителем и убегая с уроков. Диплом мы всё равно получим.
И он унижен своей ненужностью. И ещё потому, что его ученики такие безграмотные. Хотя имеют полное образование. И многое из того, что ему не суждено иметь. Потому, что он – учитель.
Он не один. Их много. Их очень много. Они сливки общества. И почти все они уже не в нашем обществе. И украшают они не наше общество. И обогащают они не нас. А мы в них так нуждаемся.
Пройдёт ещё совсем немного времени, и сливки будут отливаться в слитки и храниться в банке. Под усиленной вооружённой охраной. На самый чёрный день, который уверенно наступает.
Сливки должны быть в банке (от слова банка), слитки должны быть в банке (от слова банк), люди должны быть на месте (от слова Родина), а утекать должна лишь вода (от слова отлив).
А не мозги.
9 ноября 2002-го года.
Фауст.
Вышел из Фауны.
Одарил Флорой.
Добился Фортуны.
Плачет Фемида.
Фактов много.
14 ноября 2002-го года.
Ария оратора.
Когда хорошо поставлен голос, подвешен язык, отчеканена дикция, отработаны манеры и лицо с серьёзным самовыражением от природы, он начинает убедительно лгать. Хуже другое: ему начинают верить. Но самое страшное – его стараются понять и оправдать, прекрасно понимая и осознавая то, что он лжёт. И идут за ним даже в пропасть просто потому, что он симпатичен внешне и у него хорошо поставлен голос, подвешен язык, отчеканена дикция, отработаны манеры и лицо с серьёзным самовыражением от природы.
Когда хорошо поставлен голос, подвешен язык, отчеканена дикция, отработаны манеры и лицо с серьёзным самовыражением от природы, хорошо бы быть диктором на центральном телевидении. Тогда приятнее будет слушать, скажем, прогноз погоды, даже если погода обещает быть пасмурной.
Лгущему убедительно убеждённо верят.
Улыбайтесь, Вас обманывают.
15 ноября 2002-го года.
Праздник урожая.
Мы, то есть люди, считаем себя хитрее других. Животных. Объясняя хитрость разновидностью ума. Тем самым провозглашая себя ещё и умнее остальных.
И придумываем праздники. На которые обязательно нужно съесть того или иного зверя. Или птицу. Или рыбу. Для чего их предварительно и долго откармливаем.
Мы пашем Землю. Сеем и пожинаем её плоды. И Земля кормит наших зверей, или птиц, или рыб. Помогая нам их откармливать. И впоследствии вкусно съесть.
Земля щедро кормит и нас. Добротами и яствами, рождёнными ею, но не посеянными нами. И витамины наш организм получает опять же от неё. Земли-матушки.
Так, прожив сытно и полезно, мы покидаем Землю. Точнее её поверхность. И уходим в неё. Удобряя теперь уже её. Собой. И получается, что это она откармливала нас.
Земля кормит нас. Земля кормится нами.
Наша смерть – её праздник.
18 ноября 2002-го года.
Утопия.
Все говорят, что он умён. И он умён. Как отличник в последнем классе средней школы, уверенно шагающий к золотой медали. И знающий назубок все темы учебников. Даже те, которые ещё не проходили.
Он всё учил и помнит даты и героев имена. Примеры и задачи, а также формулы в его сознании такой пустяк. Каким следует пугать лишь отстающих в классе. Но не его, который знает всё. Читал.
Он и в грамматике силён. И пишет без ошибок. Диктанты, изложения, или протоколы по строго установленной форме. Но не сочинения. Вот тут он слаб, тут он сдаёт. Тут нужно думать, тут мало знать.
Необходимо фантазировать. Как им, которых многие считали сумасшедшими тогда, когда они мечтали плыть, или летать, или ехать. И не дождавшись ни заплывов, ни полётов, ни поездок умерли.
Но не изменили своей мечте. Подав идею тем, кто был сильнее в знаниях и науками подкован. Они изобрели всё то, что плавает, летает, едет. А авторами были фантазёры. Те, которых считали сумасшедшими.
Человек с умом хорошо знает то, что было. Человек с фантазией легко представляет то, что будет.
В фантазии прогресс. А умы её доработают.
19 ноября 2002-го года.
Само собой.
Как много пресных пожеланий. На Новый Год и День Рождения. Таких, как счастья в крепком здравии. И долгих лет того, что не радует уже давно. И, главное, остаться. Самим собой. Всегда и всюду. До самого конца. Конца. И пожелав такой комплект обычных пожеланий, считать себя не глупым. Изобретательным в словах. И даже пионером. Хотя обычно все желают одно и то же. Счастья и здоровья, долгих лет и оставаться самим собой.
Допустим. Счастье нужно и здоровье необходимо. Хотя порой здоровье в счастье. И счастье в здравии. И если есть и то, и другое, то хорошо бы долгих лет с таким вот счастьем быть здоровым. Как быть с самим собой, остаться им? Как быть, когда подонок ты и вечно был подонком? Остаться им тебе желать на долгие года лишь для того, что б пожелать? Позвольте, я не стану. И Вам того желаю убедительно: не смейте, не желайте.
А если ты хорошим слыл всю жизнь, лет, этак, сорок-сорок пять, ты сам уже есть сам. Само собой. И пожелать тебе остаться им всё равно, что пожелать не менять своего имени. Которое ты носишь много лет. Лет, этак, сорок-сорок пять. И менять его и сам (опять же сам) не собираешься. Что мне желать тебе слова без смысла? Пусть буду не красноречив, зато душевен. Желаю счастья, а в счастье скрыто всё. Здоровье, годы. И многое другое.
"Оставайся самим собой". Звучит красиво.
20 ноября 2002-го года.
Дорога к храму.
Как долго нам твердили, будто Бога нет. И храмы строить перестали. А в тех, что были, мессу запрещали. Отдав под склад продуктов златые купола. Святых отцов детей растили в пионерах. Самих Отцов кормив кошерной ложью даже в пост. И Ленина труды прозвав писанием священным читали перед сном. На сон грядущий. Чадам.
И каждый, кто твердил, что Бога нет, назваться Богом жаждал. Религию лишая государства, свой культ он возводил до культа. Что был религией неверных. Для масс он становился идол, которому преподносились жертвы. И головы летели, в которых были мысли. Рекою кровь лилась по мостовой и тротуарам (не красная, а голубая). И грешных не было.
Так появились не Боги, и не Божества. Так появились божки. Которых расплодилось много. Настолько, что вопрос возврата к язычеству стал ребром. Что есть раскол и неповиновение. Тогда пришёл (нет, не Мессия) очередной божок и, представьте, Бога разрешил. И масса тех, кто грешным не был, но в жертву приносил соседа, обомлела.
И ринулась храмы возводить. Во имя Бога. Чем близость к Богу доказать, а заодно и смыть грехи, которых, кстати, не было (предать и донести, разве ж это грех? Ведь не убил никого. Сам). Цементом, камнем, арматурой, деньгами, то есть, откупиться и Бога подкупить хотели. Дорогу к храму украшая цветами. Жертвуя копейки нищим. И больным...
