Текст книги "Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге"
Автор книги: Юрий Жук
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
И, как ни странно, в них верили не только люди, далёкие от Высочайшего Двора, но и такие приближенные к нему лица, как и сам Е. С. Боткин. Ибо он, попав под влияние этих слухов и сплетен, распространившихся во вселенском масштабе, искренне уверовал в них, а посему, подобно многим, считал Г. Е. Распутина «злым гением» Царской Семьи.
И как человек исключительной честности, никогда не изменявший своим принципам и никогда не шедший на компромисс, если таковой противоречил его личной убеждённости, Е. С. Боткин как-то отказал даже Государыне в Её просьбе принять у себя на дому Г. Е. Распутина. «Оказать медицинскую помощь любому – мой долг, – сказал Евгений Сергеевич. – Но на дому такого человека не приму».
В свою очередь, это заявление не могло не охладить на некоторое время отношения между Государыней и Её любимым Лейб-Медиком. А после одного из кризисов болезни, случившимся у Наследника Цесаревича осенью 1912 года, когда профессора Е. С. Боткин и С. П. Фёдоров, а также Почётный Лейб-Хирург В. Н. Деревенко, признали себя бессильными перед таковой, Государыня стала ещё больше доверять Г. Е. Распутину. Ибо последний, обладая Божьим даром целительства, не ведомым упомянутым светилам, силой молитвы и заговоров сумел вовремя остановить открывшееся у Наследника Цесаревича внутреннее кровотечение, которое с большой долей вероятности могло бы закончиться для него летальным исходом.
Как врач и человек исключительной нравственности, Е. С. Боткин никогда не распространялся «на стороне» о здоровье своих Августейших пациентов. Так, Начальник Канцелярии Министерства Императорского Двора Генерал-Лейтенант А. А. Мосолов в своих воспоминаниях «При Дворе последнего Российского Императора» упоминал о том, что:
«Боткин был известен своей сдержанностью. Никому из свиты не удалось узнать от него, чем больна Государыня и какому лечению следуют Царица и Наследник. Он был, безусловно, преданный Их Величествам слуга». [113]113
Мосолов А. А. При Дворе последнего Российского императора. М., Частная фирма «Анкор», 1993, стр. 112.
[Закрыть]
Занимая столь высокое положение и будучи весьма близким к Государю человеком, Е. С. Боткин, тем не менее, был весьма далёк от какого-либо «вмешательства в Российскую государственную политику». Однако, как гражданин, он просто не мог не видеть всей пагубности общественных настроений, которые считал главными причинами поражения в Русско-Японской войне 1904–1905 г.г. Хорошо также понимал он и то, что разжигаемая врагами Престола и Отечества ненависть к Царской Семье и ко всему Дому Романовых выгодна лишь врагам России – той России, которой на протяжении многих лет служили его предки и за которую он воевал на полях сражений.
Пересмотрев впоследствии своё отношение к Г. Е. Распутину, он стал презирать тех людей, которые сочиняли или повторяли разные небылицы о Царской Семье и Её личной жизни. И о таких людях он отзывался следующим образом:
«Если бы не было Распутина, то противники Царской Семьи и подготовители революции создали бы его своими разговорами из Вырубовой, не будь Вырубовой, из меня, из кого хочешь». [114]114
Статья «Жизнь – государю, честь – никому: нравственный выбор Евгения Сергеевича Боткина. (К 140-летию со дня рождения)». Бюллетень Сибирской Медицины. 2006, № 1.
[Закрыть]
И ещё:
«Я не понимаю, как люди, считающие себя монархистами и говорящие об обожании Его Величества, могут так легко верить всем распространяемым сплетням, могут сами их распространять, возводя всякие небылицы на Императрицу, и не понимают, что оскорбляя Её, они тем самым оскорбляют Её Августейшего Супруга, которого якобы обожают». [115]115
Там же.
[Закрыть]
К этому времени не совсем всё удачно складывалось и в личной жизни Евгения Сергеевича.
В 1910 году, оставив детей на его попечение, от него уходит жена, увлекшаяся модными в то время революционными идеями, а вместе с ними и молодым, годившимся ей в сыновья, студентом Рижского Политехнического Института, который был моложе её на целых 20 лет. После ухода супруги Е. С. Боткин остался с тремя младшими детьми: Юрием, Татьяной и Глебом, поскольку его старший сын – Дмитрий – к тому времени уже жил самостоятельно. Внутренне сильно переживая уход жены, Евгений Сергеевич с ещё большей энергией стал отдавать тепло своей души оставшимся на его попечении детям. И, надо сказать, что те – обожавшие своего отца – платили ему полной взаимностью, всегда ожидая его с работы и тревожась всякий раз, когда он задерживался.
С началом Великой войны 1914–1918 годов Е. С. Боткин с присущей ему энергией принял участие в организации госпиталей и лазаретов для раненых воинов, обустраиваемых в Царском Селе.
И свидетельство сему – запись в дневнике Старшего Ординатора Собственного Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Фёдоровны Царскосельского лазарета № 3 при Дворцовом госпитале – Княжны В. И. Гедройц от 20 августа 1914 года:
«(…) Коллегия постановила для нужд военного времени занять хирургическое отделение госпиталя. (…) Более 30 дачевладельцев предложили свои особняки и полное оборудование для лазарета. Другие жертвовали деньгами, и в короткое время при энергии Евгения Сергеевича Боткина, Сергея Николаевича Вильчковского [116]116
Вильчковский С. Н. – Полковник. В годы Первой мировой войны 1914–1918 г.г. – Начальник Собственного Её Императорского Величества Государыни Императрицы Царскосельского лазарета № 3 при Дворцовом Госпитале, Управляющий лазаретами и госпиталями Царского Села и Павловска.
[Закрыть]и моей скромной помощи 30 лазаретов в Царском Селе были готовы к принятию раненых…» [117]117
Чернова О. В. Верные до смерти. С.-Петербург, Издательство «Сатисъ», 2007, стр. 67.
[Закрыть]
Пользуясь несомненным влиянием и авторитетом при Высочайшем Дворе, Е. С. Боткин, тем не менее, никогда не использовал их в личных целях. Так, к примеру, его внутренние убеждения не позволили замолвить словечко, чтобы выхлопотать «тёплое место» даже для своего собственного сына Дмитрия – Хорунжего Лейб-Гвардии Казачьего полка, ушедшего с началом войны на фронт и погибшего 3 декабря 1914 года. (Горечь этой утраты стала незаживающей кровоточащей раной в отцовском сердце, боль от которой сохранялась в нём до самых последних дней его жизни.)
Практически все годы войны Е. С. Боткин находился рядом с Царской Семьёй и лишь всего два раза выезжал в Могилёв, где в то время находилась Ставка Верховного Главкомандующего. Но это было уже после того, как Государь решил лично возглавить войска, сместив с этой должности своего излишне самонадеянного дядю – Великого Князя Николая Николаевича-младшего.
А ещё через несколько лет в России наступили новые времена, обернувшиеся для неё политической катастрофой.
В конце февраля 1917 года началась затеянная кучкой изменников великая смута, которая уже в начале марта привела к отречению Государя от Российского Престола.
Подвергнутые домашнему аресту и содержавшиеся под стражей в Царскосельском Александровском Дворце, Государь и Его Семья оказались заложниками грядущих событий. Ограниченные в свободе и изолированные от внешнего мира, Они пребывали в нём лишь с самыми близкими людьми, в числе которых был и Е. С. Боткин, не пожелавший покинуть Царскую Семью, ставшую ему ещё более родной с началом выпавших на Её долю испытаний. (Лишь на самое короткое время он оставляет Августейшую Семью, чтобы оказать помощь больной тифом вдове его погибшего сына Дмитрия, а когда её состояние не стало более вызывать у него опасений, Евгений Сергеевич без каких-либо просьб и принуждения возвратился назад к Августейшим Узникам.)
Незадолго до возвращения Государя после отречения в Царское Село, все Его Дети друг за другом стали заболевать корью, разносчиком которой явился один из товарищей по детским играм Наследника Цесаревича. И в этот тяжёлый для Августейшей Семьи момент Евгений Сергеевич вместе с Государыней практически сутками не отходил от постелей больных Детей, а когда Их болезнь пошла на спад, Е. С. Боткин проявил себя в новом качестве, став заниматься с Алексеем Николаевичем чтением русской литературы. И надо сказать, что занятия эти доставляли обоим огромное удовольствие, поскольку доктор сумел увлечь ещё совсем юного подростка красотой лирики М. Ю. Лермонтова, стихи которого Наследник Цесаревич заучивал наизусть…
12 (25) апреля 1917 года Александровский Дворец посещает Министр Юстиции А. Ф. Керенский. В ожидании аудиенции у Государыни, он имел разговор с доктором Е. С. Боткиным, который, ссылаясь на нездоровье всех Членов Царской Семьи, на правах домашнего врача настоятельно рекомендует для своих Августейших Пациентов перемены климата и отправки Их в более спокойное место, ещё не охваченное вихрем революционных событий. А. Ф. Керенский даёт понять, что бояться нечего, и что уже совсем скоро все Романовы будут доставлены в Крым.
Но, как показали дальнейшие события, этого не случилось…
В конце июля 1917 года Министр-Председатель Временного Правительства А. Ф. Керенский объявил Государю и Его Семье, что все Они вместо поездки в Крым будут отправлены в один из сибирских городов.
Верный своему долгу, Е. С. Боткин, ни минуты не колеблясь, принимает решение разделить Их участь и выехать в эту сибирскую ссылку вместе со своими детьми. А на вопрос Государя, на кого он оставит своих самых младших детей Татьяну и Глеба, он ответил, что для него нет ничего выше, чем забота об Их Величествах.
Прибыв в Тобольск, Е. С. Боткин, вместе с частью слуг экс-Императора, пожелавших добровольно отправиться в изгнание, проживал в доме купца-рыбопромышленника И. Н. Корнилова, расположенном почти напротив Губернаторского дома, где была размещена Царская Семья.
В доме Корнилова Е. С. Боткин занимал две комнаты, где он в соответствии с полученным разрешением мог принимать солдат Сводного Гвардейского Отряда по охране бывшего царя и местное население. И куда 14 сентября 1917 года прибыла его дочь Татьяна, а ещё через несколько дней – и сын Глеб.
Об этих последних в своей жизни днях врачебной практики, об отношении солдат, тобольчан и просто приезжавшего к нему издалека местного населения, Е. С. Боткин написал в последнем письме, адресованному «другу Саше»:
«Их доверие меня особенно трогало, и меня радовала их уверенность, которая их никогда не обманывала, что я приму их с тем же вниманием и лаской, как всякого другого больного и не только как равного себе, но и в качестве больного, имеющего все права на все мои заботы и услуги». [118]118
ГА РФ. Ф. 740, оп. 1, д. 212, лл. 1–4. Опубл.: Мельник-Боткина Т. Е. (урождённая Боткина). Указ. соч., стр. 115–119.
[Закрыть]
Жизнь семьи доктора Е. С. Боткина в Тобольске подробно описана в книге воспоминаний его дочери Татьяны «Воспоминания о Царской Семье и Её жизни до и после революции». Так, в частности, она упоминает, что её отец, в отличие от других узников, мог свободно передвигаться по городу, квартира его никогда не подвергалась досмотру, а записаться к нему на приём мог любой, кто пожелает. Но при этом его личная переписка подвергалась цензуре…
Относительно безмятежная жизнь в Тобольске закончилась с прибытием 22 (9) апреля 1918 года Чрезвычайного Комиссара ВЦИК В. В. Яковлева вместе с отрядом сопровождавших его красногвардейцев в 35 человек под командой бывшего уфимского боевика П. В. Гузакова.
Встретившись через день с Государем и Государыней, В. В. Яковлев в присутствии Полковника Е. С. Кобылинского довёл до Их сведения, что согласно распоряжению центральной власти на него возложена миссия по вывозу Государя из города в течение ближайших суток. После чего он будет должен доставить Его в конечный пункт назначения, известный только лишь ему одному.
А вот о том, что происходило накануне этих событий и какой именно разговор об отъезде Августейшей Четы происходил в действительности, до нас донесли воспоминания дочери Е. С. Боткина Татьяны:
«Однажды, числа 10 апреля прибыл в корниловский дом новый комиссар, назначения которого никто не знал; недоумевали, отчего он приехал, на место ли комиссара Дуцмана [119]119
Дуцман В. А. – Представитель Западно-Сибирского Совдепа в Тобольске.
[Закрыть]или будет теперь два комиссара. Приехавшего звали Яковлев, говорили что он матрос. Он ходил в матросской блузе, тулупе и папахе. Лицо у него было интеллигентное и скорее симпатичное. На второй день его пребывания мой отец сообщил нам важную новость: Яковлев приехал сюда, чтобы повезти по приказанию Ленина Их Величества на суд в Москву, и вопрос в том, отпустят ли их отряд беспрепятственно. Несмотря на страшное слово “суд”, все приняли это известие скорее с радостью, так как были убеждены, что это вовсе не суд, а просто отъезд за границу. Наверное, сам Яковлев говорил об этом, так как Кобылинский ходил бодрый и весёлый и сам сказал мне, уже после их отъезда:– Какой там суд, никакого суда не будет, а их прямо из Москвы повезут на Петроград, Финляндию, Швецию и Норвегию.
11 апреля всё утро заседал отрядный комитет в присутствии Яковлева и Кобылинского. Наконец, часов около трёх мой отец пришёл нам сказать, что по распоряжению Яковлева Деревенко также объявляют арестованным вместе с Их Величествами, неизвестно на сколько времени, может быть, только на несколько часов, может быть, дня на два, на три. Взяв только маленький чемоданчик с лекарствами, сменой белья и умывальными принадлежностями, мой отец надел своё чистое дворцовое платье, перекрестил, поцеловал нас, как всегда, и вышел.
Был тёплый весенний день, и я смотрела, как он осторожно на каблуках переходил грязную улицу в своём штатском пальто и фетровой шляпе. Мой отец носил форму: генеральское пальто и погоны с вензелями Государя и в Тобольске всё время, даже с приходом большевиков, когда ходили уже вообще без погон, пока, наконец, отрядный комитет не заявил, что они, собственно говоря, ничего против не имеют, но красногвардейцы несколько раз спрашивали, что тут за генерал ходит, поэтому, во избежание недоразумений, просили моего отца снять погоны. На это он им ответил, что погон не снимет, но если это событие действительно грозит какими-нибудь неприятностями, просто переоденется в штатское.
Мы остались одни, недоумевая, что может обозначать арест. Часов в 7 вечера к нам прибежала Клавдия Михайловна Битнер.
– Я пришла Вам сказать по секрету, что сегодня ночью увозят Николая Александровича и Александру Фёдоровну, и Ваш отец и Долгоруков едут с ними. Так что, если хотите что-либо папе послать, то Евгений Степанович Кобылинский пришлёт солдата из караула.
Мы от души поблагодарили её за сообщение и принялись укладывать вещи, а вскоре получили прощальное письмо от отца. [120]120
Это письмо Т. Е. Боткиной принёс К. Г. Нагорный.
[Закрыть]Отчасти из письма, отчасти из рассказов Кобылинского и бывшей вместе с графиней Гендриковой её воспитательницы [121]121
Имеется в виду бывшая воспитательница Графини А. В. Гендриковой – Викторина Владимировна Николаева, прибывшая в Тобольск 14(27.09.)1917 г.
[Закрыть]узнали подробности этого дня и ночи. После объявленного ареста Яковлев явился к Их Величеству и в очень вежливой форме сообщил, что он должен увезти всю Царскую Семью и сделает это сегодня ночью. На это ему сказали, что Алексея Николаевича нельзя везти, так как он ещё болен. Яковлев объявил, что в таком случае Его Величеству придётся ехать одному.– Я не отпущу Его Величество одного, – сказала Императрица, и ей Яковлев разрешил тоже ехать, также и одной из дочерей.
Великие Княжны посоветовались между собой и решили, что Ольга Николаевна слаба здоровьем, Татьяна Николаевна должна остаться для ухода за Алексеем Николаевичем и для ведения хозяйства, Анастасия Николаевна ещё мала.
– Тогда я поеду, – сказала Мария Николаевна с улыбкой, но слёзы блестели в её чудных синих глазах.
Зашёл разговор о свите. Яковлев сказал, что с Его Величеством может поехать или Татищев, или Долгоруков и по одному из мужской и женской прислуги. Решено было, что поедет Долгоруков, а Татищеву Её Величество сказала:
– Я Вам поручаю детей.
Из прислуги попали камердинер Его Величества Чемодуров и горничная Демидова. О докторах не было никаких распоряжений, но ещё в самом начале, услыхав, что Их Величества едут, мой отец объявил, что поедет с Ними.
– А как же Ваши дети? – спросила Её Величество, зная наши отношения и те ужасные беспокойства, которые мой отец переживал всегда в разлуке с нами.
На это мой отец ответил, что на первом месте для него всегда стоят интересы Их Величеств. Её Величество до слёз была этим тронута и особенно сердечно благодарила. (…)
В эту ночь я решила не ложиться и часто смотрела на ярко освещённые окна губернаторского дома, в которых, казалось мне, появлялась тень моего отца, но я боялась открывать шторы и очень явно наблюдать за происходящим, чтобы не навлечь неудовлетворение охраны. Часа в два ночи пришли солдаты за последними вещами и чемоданом моего отца. (…)
Несколько раз из дому выходил мой отец в заячьем тулупчике князя Долгорукова, так как в его доху закутали Её Величество и Марию Николаевну, у которых не было ничего, кроме лёгких шубок». [122]122
Мельник-Боткина Т. Е. (урождённая Боткина). Указ. соч., стр. 91–94.
[Закрыть]
Около 5 часов утра 26 апреля 1918 года Венценосные Супруги вместе с Дочерью Марией и пятью верными слугами выехали из Тобольска и в сопровождении охраны направились на подводах в сторону Тюмени. Страдая в пути следования от бесконечной дорожной тряски, холода и почечных колик, Е. С. Боткин просто стоически переносил все эти выпавшие на его долю испытания, и только лишь когда боль стала вовсе нестерпимой, он позволил себе всего полтора часа покоя, отлежавшись во время одной из остановок в селе Борки.
В связи с этим, Государыня напишет в дневнике:
« 14/27 Апреля. Суббота. Лазарево Воскресение.
Встали в 4 часа, пересекли реку в 5 [час] пешком по дощатому настилу, а затем – на пароме. (…) В селе Борки пили чай и питались продуктами в хорошеньком крестьянском доме. (…) Снова поменяли коляску. Снова всякого рода происшествия, но меньше чем вчера. Остановились в деревенской школе, пили чай с нашими солдатами. Е. С. [Боткин] слёг из-за ужасных колик в почках. (…)». [123]123
Дневники Николая II и императрицы Александры Фёдоровны в двух томах. Том второй, стр. 382.
[Закрыть]
27 апреля Августейшие Узники и сопровождающие Их лица добрались до Тюмени, а 30 апреля, после нескольких дней дорожных мытарств и приключений, Их всех доставили в Екатеринбург, где Е. С. Боткин в качестве пленника был помещён под арест в Дом Особого Назначения. [124]124
Так называли дом инженера Н. Н. Ипатьева в период содержания в нём Царской Семьи с 30 апреля по 16 июля 1918 года.
[Закрыть]
Находясь в доме Ипатьева, Е. С. Боткин, верный врачебному долгу, делал всё для того, чтобы хоть как-то облегчить участь своих Венценосных Пациентов. Содержась вместе с Ними под арестом, он буквально с самых первых дней добровольно возложил на себя роль Их ходатая практически по любому, пусть даже самому незначительному, вопросу, став, таким образом, неким посредником между Царской Семьёй и официальной властью в лице Коменданта ДОН.
Вспоминая об этом годы спустя, бывший Комендант Дома Особого Назначения Я. М. Юровский писал:
«Доктор Боткин был верный друг семьи. Во всех случаях по тем или иным нуждам семьи он выступал ходатаем. Он был душой и телом предан семье и переживал вместе с семьёй Романовых тяжесть их жизни». [125]125
Юровский Я. М. Последний царь нашёл своё место. Архив Президента РФ. Ф. 3, оп. 58, д. 280. Машинопись с рукописной правкой. Опубл.: Исповедь цареубийц, стр. 301.
[Закрыть]
Почти то же самое, более сорока лет спустя вспоминал и его бывший помощник Г. П. Никулин:
«Как правило, всегда ходатаем по всем всевозможным, значит, делам был всегда, вот, доктор Боткин. Он, значит, обращался… (…) Боткин обычно приходил [и спрашивал]: – На прогулку можно? [126]126
Запись беседы с Г. П. Никулиным… РГАСПИ. Ф. 588, оп. 3, д. 13, л.л. 1–71. Опубл.: Исповедь цареубийц, стр. 210.
[Закрыть]
И в этом они оба были абсолютно правы, так как все просьбы арестованных передавались либо непосредственно Комендантам ДОН (А. Д. Авдееву или сменившему его Я. М. Юровскому), либо дежурным членам Уральского Облсовета (таковые назначались в первый месяц пребывания Царской Семьи в ДОН, где несли суточное дежурство).
После прибытия в Екатеринбург и размещения в доме Ипатьева перевезённых из Тобольска Августейших Детей, доктор Е. С. Боткин понимает, что его «угасающих сил»для ухода за больным Наследником Цесаревичем явно не хватает. Поэтому уже на следующий день он пишет на имя А. Г. Белобородова записку следующего содержания:
«В Областной Исполнительный комитет
Господину Председателю.
Как врач, уже в течение десяти лет наблюдающий за здоровьем семьи Романовых, находящейся в настоящее время в ведении Областного Исполнительного Комитета вообще и в частности Алексея Николаевича, обращаюсь к Вам, г-н Председатель, с следующей усердней-шей просьбой. Алексей Николаевич, лечение которого ведёт доктор Вл. [адимир] Ник. [олаевич] Деревенко, подвержен страданиям суставов под влиянием ушибов, совершенно неизбежных у мальчика его возраста, сопровождающихся выпотеванием в них жидкости и жесточайшими вследствие этого болями. День и ночь в таких случаях мальчик так невыразимо страдает, что никто из ближайших родных его, не говоря уже о хронически больной сердцем матери его, не жалеющей себя для него, не в силах долго выдерживать ухода за ним. Моих угасающих сил тоже не хватает. Состоящий при нём Клим Григорьев Нагорный после нескольких бессонных и полных мучений ночей сбивается с ног и не в состоянии был бы выдерживать вовсе, если б на смену и помощь ему не являлись преподаватели Алексея Николаевича – г-н Гиббс и, в особенности, воспитатель его г-н Жильяр. Спокойные и уравновешенные, они, сменяя один другого, чтением и переменою впечатлений отвлекают в течение дня больного от его страданий, облегчая ему их и давая тем временем родным его и Нагорному возможность поспать и собраться с силами для смены их в свою очередь. Г-н Жильяр, к которому Алексей Николаевич за семь лет, что он находится при нём неотлучно, особенно привык и привязался, проводит около него во время болезни целые ночи, отпуская измученного Нагорного выспаться. Оба преподавателя, особенно, повторяю, г-н Жильяр, являются для Алексея Николаевича совершенно незаменимыми, и я, как врач, должен признать, что они зачастую приносят более облегчения больному, чем медицинские средства, запас которых для таких случаев, к сожалению, крайне ограничен.
Ввиду всего изложенного, я и решаюсь, в дополнение к просьбе родителей больного, беспокоить Областной Исполнительный Комитет усерднейшим ходатайством допустить г.г. Жильяра и Гиббса к продолжению их самоотверженной службы при Алексее Николаевиче Романове, а ввиду того, что мальчик как раз сейчас находится в одном из острейших приступов своих страданий, особенно тяжело им переносимых вследствие переутомления путешествием, не отказать допустить их – в крайности же – хотя бы одного г. Жильяра – к нему завтра же.
Приведённый документ – черновик без даты, хранящийся в Государственном архиве РФ, в личном фонде Е. С. Боткина. А на чистовике, датированном 24 мая 1918 года, имеется «резолюция» Коменданта Дома Особого Назначения А. Д. Авдеева, которая как нельзя лучше выразила его отношение не только к больному ребёнку и доктору Е. С. Боткину, но и ко всей Царской Семье в целом:
«Просмотрев настоящую просьбу Доктора Боткина, считаю, что и из этих слуг один является лишним, т. к. – дети все являются взрослыми и могут следить за больным, потому предлагаю Председателю Области немедля поставить на вит (так!) этим зарвавшимся господам ихнее положение. Комендант Авдеев». [128]128
ГА РФ. Ф. 601, оп. 2, д. 37, л. 1. Опубл.: Ковалевская О. Т. С Царём и за Царя. Мученический венец Царских слуг, стр. 167.
[Закрыть]
А вот что доносят до нас скупые строчки из «Книги записи дежурств членов Отряда особого назначения по охране Николая II», дополняющие постоянную заботу Евгения Сергеевича о Царской Семье:
« 31 Мая.
Просьба граж[данина] Боткина от имени семейства бывшего царя Николая Романова о разрешении им еженедельно приглашать священника для службы и обедни». [129]129
ГА РФ. Ф.601, оп. 2, д. 37, л. 1–1 об. Опубл.: Алексеев В. В. Гибель Царской Семьи: мифы и реальность. (Новые документы о трагедии на Урале.) Екатеринбург, «Банк культурной информации», 1993, стр. 88.
[Закрыть]« 7 Июня.
Док [тор] Деревенко принят не был. Алексей вынесен был на прогулку.
По заявлению док[тора] Боткина, вследствие расширения вен заболел Николай Романов и с утра не вставал с постели, где его и кор-мили». [130]130
Там же, стр. 89.
[Закрыть]« 15 Июня.
Обычная прогулка всех, кроме Алексея и Александры Фёдоровны. Деревенко принят не был в дом. За оградой заявил, что он может присылать молоко и яйца, если ему разрешат, а так как команде также нужны продукты, то ему и было разрешено присылать. Боткин просил разрешение написать письмо председателю облсовета по нескольким вопросам, а именно: продлить время прогулки до 2-х часов, открыть створки у окон, вынуть зимние рамы и открыть ход из кухни к ванной, где стоит пост № 2. Написать было разрешено и письмо передано в облсовет». [131]131
Там же, стр. 90, 91.
[Закрыть]« 16 Июня.
Утром Боткин просил попа, но ввиду того, что тот поп, которого приводил он, занят, просьба была отклонена. Обычная прогулка. Деревенко принят не был. От него было послано молоко и яйца». [132]132
Там же, стр. 91.
[Закрыть]« 4 Июля.
Произошла смена караула внутреннего во главе с комендантом Авдеевым и комендантство принял тов[арищ] Юровский. Доктор Боткин приходил с просьбой разрешить привести попа на воскресенье для служения обедни, на что ему было отвечено, что просьба будет передана областному Совету». [133]133
Там же.
[Закрыть]« 11 Июля.
Доктор Боткин обращался с просьбой пригласить священника отслужить обедницу, на что ему было дано обещание, остальное всё обычно. [134]134
Там же, стр. 92.
[Закрыть]« 12 Июля.
Доктор Боткин просил пригласить доктора Деревенко и принёс рецепты с просьбой купить медикаменты, которые ему были доставлены. Доктора Деревенко также дано обещание пригласить». [135]135
Там же.
[Закрыть]
И только всего один раз – 1 июня 1918 года – доктор Е. С. Боткин обратился к коменданту А. Д. Авдееву с личной просьбой «…разыскать принадлежащий ему чемодан с бельём, присланный из Тобольска» [136]136
Там же, стр. 88.
[Закрыть] …
Следует также отметить, что, отстаивая интересы Царской Семьи, Е. С. Боткин продолжал страдать почечными коликами, что не раз и не два отмечалось в дневнике Государыни:
« Екатеринбург.
10 (23). Июнь. Воскресенье.
День Св<ятой> Троицы. +13°.
Великолепная погода. Ходили с Т[атьяной] к Е. С. [Боткину], у которого были колики в почках, и она сделала ему инъекцию морфия, очень сильно страдает с 6 [часов] утра – лежит в постели. (…)
1 ч[ас]. Обед.
Е. С. [Боткин] всё ещё чувствует себя плохо, его тошнило, сидела с ним. (…) Евг<ений> Серг<еевич> [Боткин] снова перешёл в большую комнату, так как в ней больше воздуха и тише, Нюта [Демидова] снова будет в столовой. (…)
Играла в безик с Н[иколаем], а Е. С. [Боткин], лежа в постели, играл в бридж с девочками. [137]137
Дневники Николая II и императрицы Александры Фёдоровны в двух томах. Том второй, стр. 490, 491.
[Закрыть]Екатеринбург.11 (24). Июнь. Понедельник. День Св<ятого> Духа. +13°.
Бэби с самого утра разъезжал повсюду в кресле на колесиках. Е. С. [Боткин] спал хорошо, ему лучше. (…)
Утром все и Бэби выходили из дома на полчаса, Е. С. [Боткин] оставался в постели; и я сидела на кровати сколько могла из-за расширения сердца. (…) [138]138
Там же, стр. 492.
[Закрыть]Екатеринбург.12 (25). Июнь. Вторник. +16°.
(…) Бэби спал хорошо, его катали в кресле на колёсиках через все комнаты. Е. С. [Боткин] хорошо провёл ночь, всё ещё лежит в постели, так как чувствует слабость и у него всё болит, когда он встаёт с постели. (…) [139]139
Там же, стр. 493.
[Закрыть]Екатеринбург.13 (26). Июнь. Среда.(…) 1 ч[ас]. Обедали.
Бэби в своём кресле на колёсиках, а Е. С. [Боткин] в первый раз встал с постели, сидел в кресле 3 [часа] в нашей спальне.
2½–4½ [часа].
Они ходили гулять. О<льга> оставалась со мной. Е. С. [Боткин] сидел с нами. (…)». [140]140
Там же, стр. 495.
[Закрыть]
И подобные записи в дневнике Государыни – почти каждый день. И последняя из них: «…Играла в карты с Бэби и Евг[ением] Серг<еевичем> [Боткиным] и безик с [Николаем]» [141]141
Там же, стр. 513.
[Закрыть]– занесена днём 9 июля (26 июня), то есть за семь дней до трагической развязки…
В настоящее время многие исследователи царской темы в своих работах делают определённую ставку на так называемые «воспоминания очевидца» Й. Майера. [142]142
Йоганн Людвиг Майер – бывший военнопленный Австро-Венгерской армии, в 1956 году опубликовавший свои воспоминания под названием «Как погибла Царской Семья» в германском журнале «Семь дней». В России вследствие неправильного первичного перевода его фамилию стали писать как «Мейер».
[Закрыть]Так вот, согласно этому «источнику» появилась версия, что после посещения ДОН политическим руководством Урала возникла идея переговорить с доктором Е. С. Боткиным, вызвав его в помещение «Революционного Штаба».
Впрочем, предоставим слово самому автору этого «исторического бестселлера»:
«(…) Мебиус, Маклаванский и доктор Милютин сидели в комнате Революционного штаба, когда вошёл доктор Боткин. Этот Боткин был великаном. (…)
Тогда Маклаванский начал говорить:
– Слушайте, доктор, – сказал он своим приятным, всегда искренним голосом, – Революционный штаб решил Вас отпустить на свободу. Вы врач и желаете помочь страдающим людям. Для этого Вы имеете у нас достаточно возможностей. Вы можете в Москве взять управление больницей или открыть собственную практику. Мы Вам дадим даже рекомендации, так что никто не сможет иметь что-нибудь против Вас.
Доктор Боткин молчал. Он смотрел на сидящих перед ним людей и, казалось, не мог побороть известного недоверия к ним. Казалось, что он почуял западню. Маклаванский должен был это почувствовать, так как он продолжал убедительно:
– Поймите нас, пожалуйста, правильно. Будущее Романовых выглядит несколько мрачновато.
Казалось, что доктор начинал медленно понимать. Его взор переходил с одного на другого. Медленно, почти запинаясь, решился он на ответ:
– Мне, кажется, я Вас правильно понял, господа. Но, видите ли, я дал царю моё честное слово оставаться при нём до тех пор, пока он жив. Для человека моего положения, невозможно не сдержать такого слова. Я также не могу оставить наследника одного. Как могу я это совместить со своей совестью? Вы всё же должны это понять…
Маклаванский бросил короткий взгляд на своих товарищей. После этого он обратился ещё раз к доктору:
– Конечно, мы это понимаем, доктор, но, видите ли, сын неизлечим, это Вы знаете лучше, чем мы. Для чего Вы жертвуйте собой для… ну, скажем мы, для потерянного дела… Для чего, доктор?
– Потерянное дело? – спросил Боткин медленно. Его глаза заблестели.
– Ну, если Россия гибнет, могу и я погибнуть. Но ни в коем случае не оставлю царя!
– Россия не погибнет! – сказал Мебиус резко.
– Мы позаботимся об этом. Большой народ не погибнет…
– Хотите Вы меня разъединить силой с царём? – спросил Боткин с холодным выражением лица.
– Этому я всё же не поверю, господа!
Мебиус посмотрел пристально на доктора. Но теперь вступил доктор Милютин.
– Вы не несёте никакой ответственности в проигранной войне, доктор, – сказал он слащавым голосом.
– Мы Вам ничего не можем поставить в упрёк, мы только считаем своим долгом Вас предупредить о Вашей личной гибели…
Доктор Боткин сидел несколько минут молча. Его взор был устремлён в пол. Комиссары уже верили, что он передумает. Но вдруг облик доктора изменился. Он приподнялся и сказал:
– Меня радует, что есть ещё люди, которые озабочены моей личной судьбой. Я Вас благодарю за то, что Вы мне идёте навстречу… Но помогите этой несчастной семье! Вы сделаете хорошее дело. Там в доме цветут великие души России, которые облиты грязью политиков. Я благодарю Вас, господа, но я останусь с царём! – сказал Боткин и встал. Его рост превышал всех.
– Мы сожалеем, доктор, – сказал Мебиус.
– В таком случае, поезжайте опять назад. Вы можете ещё обдумать». [143]143
Мейер Й. Как погибла Царская Семья. М., Товарищество «Возрождение» Всероссийского фонда культуры, 1990, стр. 16–18.
[Закрыть]
Конечно же, этот разговор – чистой воды вымысел, равно как и личности Маклаванского и доктора Милютина.
И, тем не менее, не всё в «воспоминаниях» Й. Мейера оказалось плодом его необузданной фантазии. Так, упоминаемый им «Революционный Штаб» в действительности, всё же, существовал. (До мая 1918 года он назывался Штабом Революционного Западного фронта по борьбе с контрреволюцией, после чего его сотрудники были зачислены в штат Средне-Сибирского Окружного Комиссариата по Военным делам, в котором Й. Мейер стал занимать весьма скромную должность переписчика Агитационного Отдела.)
Как и все узники дома Ипатьева, доктор Е. С. Боткин писал письма и получал ответы на них из далёкого Тобольска, где оставались его дочь Татьяна и младший сын Глеб. [144]144
В настоящее время в фонде 740 ГА РФ имеются несколько писем Т. Е. Боткиной, которые она написала в Екатеринбург своему отцу.
[Закрыть]
Вот отрывок одного из них от 4 мая (23 апреля) 1918 года, в которое она вкладывает всю свою дочернюю любовь:
«(…) Драгоценный, золотой ненаглядный мой папулечка!
Вчера мы были ужасно обрадованы твоим первым письмом, которое целую неделю шло из Екатеринбурга; тем не менее это были наиболее свежие известия о тебе, потому что приехавший вчера Матвеев, с которым Глеб разговаривал, не мог нам сказать ничего кроме того, что у тебя была почечная колика <неразб.> этого я ужасно боялась, но судя по тому, что ты уже <неразб.> писал, что здоров, я надеюсь, что эта колика была несильная. (…)
Не могу себе представить, когда мы увидимся, т. к. у меня нет никакой надежды на <неразб.> уехать со всеми, но я постараюсь приехать всё-таки поближе к тебе. Без тебя здесь сидеть <неразб.> очень скучно, да и бесцельно. Хочется какого-нибудь дела, а не знаешь, чем заняться, да и долго ли придётся здесь жить? От Юры за это время было всего одно письмо, да и то старое от 17 марта, а больше ничего.
Пока кончаю, мой дорогой. Не знаю, дойдёт ли до тебя моё письмо. А если дойдёт, то когда. И кто же будет читать до тебя. [145]145
Эта фраза вписана между строчками мелким почерком.
[Закрыть]Целую тебя, мой драгоценный, много, много и крепко – как люблю.
До свидания, мой дорогой, мой золотой, мой любимый. Надеюсь, что скоро увидимся. Целую тебя ещё много раз.
Содержась в доме Ипатьева, Е. С. Боткин неоднократно просил коменданта помочь ему отыскать его чемодан с бельём, но и эта, казалось бы, пустяшная просьба осталась без внимания…
