Текст книги "Ведьмы танцуют в огне"

Автор книги: Юрий Чучмай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 11
КОШМАР

Не зная, как распорядиться маской, Готфрид спрятал её дома, в тайнике. Он не знал, как она может помочь ему найти колдуна, нацепившего личину дьявола, но теперь с уверенностью можно было сказать, что этот инкогнито – человек. И ещё сам факт того, что сон привёл Готфрида к такой важной улике, говорил о том, что источником видений являются силы добрые и благоволящие Готфриду. Герру Фёрнеру он решил ничего не говорить – боялся, как бы на него самого не пало подозрение.

В пивной сегодня было не продохнуть – воскресенье. Большинство столов занято, и девки-подавальщицы только и успевали сновать между ними с десятками больших оловянных и деревянных кружек в руках. Отовсюду были слышны разговоры: громкие и тихие, пустая пьяная болтовня и остервенелые философские споры…

– Покажите мне баварца, который не любит пиво! И я скажу вам, что это баварец – грязный иудей или еретик!

– Как вы думаете, уважаемые герры, если Бог столь милостив и всемогущ, почему он позволяет еретикам колдовать и губить честных людей?

– Налейте ещё пива моему другу! Жизнь без пива – всё равно что церковь без веры!

– Ересь, ересь – причина всех наших бед! Ересь и колдовство! Истинно так, говорю!

– Слышали: император Фердинанд уволил Валленштейна и армию его распустил!

– Император знает, что делает, давайте лучше поднимем кружки в его честь!

Дитрих направился к столу, за которым плотной кучкой сидели студиозусы и сдвигали кружки во славу императора.

– Зигмунд! – поприветствовал Дитрих. – Давно не виделись! Приветствую, мудрые студиозусы! Светлого вам пива!

– Садитесь к нам, – позвал Зигмунд. – Мы как раз вели дискуссию относительно колдовства и ереси. Дорогие друзья, эти двое – охотники на ведьм! Может быть они помогут разрешить нам некоторые вопросы…

– Здравствуйте, отважные ведьмоискатели! Красивых вам ведьм! – ответил самый бойкий из них, осушив кружку.

Начали знакомиться, по очереди пожимая руки:

– Дитрих.

– Готфрид.

– Тиль.

– Зигмунд Ланге.

– Петер.

– Олаф Бауэр.

– Филипп Рихтер.

– Бруно.

– Краузе, Вильгельм.

– Эрвин.

– Олаф.

– Отто.

– Пива нам! – громко потребовал Дитрих и пивные кружки с девушкой на хвосте тут же устремились к нему.

Готфрид так и не запомнил, кто из них кто: вон тот длинный с веснушками он Отто, или же Краузе, Вильгельм?

Беседа началась какими-то шутками-прибаутками, бессмысленными и глупыми. Однако вскоре все напились, посмелели и начали задавать шутливые и каверзные вопросы:

– А сколько ведьм вы ловите в день?

– Это правда, что герр викарий сам разогнал шабаш в вальпургиеву ночь?

– А знаете, – сказал кто-то. – у меня друг недавно спрашивал, разве не грех казнить людей за колдовство? Ведь это божьи творения…

На мгновение повисло молчание.

– Скажи своему другу, – ответил Дитрих, отставив от себя полную зайдлу раухбира, к которому хотел было присосаться. – что ведьмы и колдуны продали души дьяволам, поэтому…

– Дай, я объясню, – вмешался Готфрид. – Знаете, что такое колдовство? Колдовство – это приказ, в то время как молитва – смиренная просьба. Ведьмы исполнены гордыни. Они своим колдовством ставят себя выше природы и Бога. Все их привороты-отвороты – что это, как не распоряжение чужими судьбами? Мы же просто боремся с ними их же способами.

– Но ходят слухи, что среди них много… ну, не невинных, конечно, но тех, чьи грехи очень малы. Так какой смысл спасать людей от зла, если при этом страдают невиновные? – спросил Филипп Рихтер, парень в чёрном камзоле. – Ведь всё это делается ради невиновных, а если они при этом гибнут, то что получается? Получается, что зла стало только больше.

– Мы считаем, – спокойно сказал Готфрид, – любое деяние во славу Господа заведомо благим.

Дитрих положил кружку на бок, в знак того, что можно принести новую, и шепнул Готфриду:

– Гога, меня эти щенки бесят.

– Я согласен с герром ведьмоискателем, – кивнул из своего угла назвавшийся Эрвином. – Колдуны вредят людям, поэтому нужно их всех найти и казнить.

Половина студиозусов согласно закивала, другие же скривились в сомнении. Повисло молчание.

– Тихий ангел пролетел, дурак родился – сказал кто-то дежурную шутку, и все отреагировали вялыми дежурными улыбками.

Дитрих мрачно оглядел их, но потом выпил и снова заулыбался.

– Мы боремся не столько с колдовством, сколько с отголосками языческих традиций. До сих пор есть суеверные люди, которые верят байкам знахарок и ведуний, а не церкви…

– Я – честный католик, – вмешался Зигмунд Ланге, – и я очень сочувствую делу инквизиции. И вот что меня беспокоит – язычество и колдовство проникло в искусство, в университеты – оно захватило умы элиты. Художники рисуют демонов, философы и учёные спорят о том, что такое христианство – отголоски языческих верований Египта или Вавилона? Это непростительно, так я считаю.

– Я тоже считаю, что всех художников нужно перебить, а оставшихся бросить в тюрьмы, – отозвался Дитрих.

– Но ведь художники, музыканты, скульпторы создают красоту… – возразили ему.

– Красота, – сказал он весомо, – это, по сути, та же гордыня. Вот если ты красивее других, значит лучше, значит возгордился. И Бог наказывает за красоту. Цветы, например. Раз красивые – ножом их.

Они ещё долго разговаривали о Боге, церкви и вере. Близился вечер. Студиозусы расспрашивали друзей, подкалывали их, а Готфрид старался объяснить им всё, как сам понимал: что Бог – это порядок, а дьявол – хаос. Что смысл жизни каждого человека – служить Господу. Что инквизиция исполняет волю божью на земле. Что близится Апокалипсис, что цель ведьм и колдунов – это именно его наступление.

– А вот я считаю, что ведьм, возможно, не существует, – сказал в наступившем молчании здоровенный детина, с совсем ещё юношеским пушком на подбородке и под носом.

«Возможно» – без этого слова можно было бы хоть сейчас составлять обвинение в ереси. А так всё может обойтись строгим наставлением.

Однако, Дитрих выбрал проверенное временем средство победы в любом споре.

– Да ты что, Отто! – зашикали друзья на здоровяка.

– А что? – возразил тот. – Я никогда никакого колдовства в своей жизни не видел. И думаю, что, возможно, колдовство – это вообще заблуждение.

– Неправота гонителей не означает правоты гонимых, запомните это, – сказал Готфрид и тут же вкрадчиво, как сделал бы, наверное, сам Фёрнер, спросил. – Вы понимаете, что за такие речи мы можем составить обвинение?

– Да мы без обвинения обойдёмся! – вспылил Дитрих. – Ты что же, считаешь, что ведьм не существует? Ты думаешь, что колдовство – это выдумки? Мы, по-твоему, всем врём?

– Я только предполагаю… – неуверенно начал здоровяк.

– А как ты объяснишь эти дожди, гибель урожая, войну?…

– Ну есть же естественные, природные…

Дитрих поднялся так резко, что кружки на столе подпрыгнули.

– Да я вот на прошлой неделе своими глазами видел! Ты что, щенок, думаешь, что это всё сказки? А я самого дьявола видал! Вот этими глазами! Скажи теперь, что я вру!

Он уже плохо стоял на ногах, этот очевидец, однако кулаки у него были сжаты крепко.

– А я не видел, – тоже поднялся Отто, глянув насмешливо на Дитриха, который, по сравнению с ним, казался тощим как мальчишка. – Всё это выдумки, потому что…

– Не видел? А я сейчас тебе покажу! – прорычал Дитрих и рванулся к оппоненту.

Однако на середине пути он грохнулся на стол, перевернув часть кружек и облившись пивом с головы до пят. Отто, не зевая, двинул ему сверху по голове, но тут школяры, вскочив с мест, утащили дерущихся на улицу.

Внутренний дворик «Синего Льва» видал уже не одну потасовку – там где пиво, там и драка, и потому ничего удивительного в сегодняшнем происшествии не было.

– Ведьм он не видел! – Дитрих закатал рукава и отцепил ножны со шпагой.

Здоровяк размахнулся и врезал ему так, что тот покачнулся. Однако он устоял, успел сориентироваться, поднырнул под левую руку Отто и дал ему по уху, а затем по челюсти. Отто зарычал, развернулся, сбив Дитриха огромным локтём на землю, а затем схватил его за рубаху, попытался поднять… Но от удара сапогом в пах, здоровяк заскулил и упал, чуть не задавив своего оппонента. Дитрих сразу же вскочил и ну охаживать лежачего кулаками. Хотел было и ноги пустить в дело, но тут подоспели школяры и оттащили его.

– В следующий раз думай, что говоришь! – кричал Дитрих. – За такое у нас на костёр отправляют, считай, что легко отделался!

Здоровяка подняли и молча повели прочь со двора, а к друзьям подбежал Зигмунд.

– Вы, герры ведьмоискатели, не сердитесь на Отто, он по глупости сболтнул… С пьяного языка, как говорится…

– Мы всё понимаем, Зигмунд, – оборвал его Готфрид. – Только пусть в следующий раз следит за языком.

Школяр поблагодарил их и побежал вслед за остальными.

– Я понял, откуда у нас столько ереси, Гога, – сказал Дитрих, когда успокоился, когда они с Готфридом вышли из двора пивной. – Всё от университетов этих, от грамоты!

Готфрид с сомнением посмотрел на друга.

– Грамота даёт очень многое. Человек учится читать, узнаёт законы мира, по которым Господь создал его…

– Это, конечно, верно, – возразил Дитрих. – Но ты же видишь! Эти студиозусы думают, что, раз они грамотные, то могут со своей колокольни обо всём судить. А это, брат, знаешь что? Это уже гордыня, смертный грех! Тут им и ведьмы – не ведьмы, и Господа они уже не почитают. Всё от грамотности, говорю тебе! Ишь, чего, дожди каждый день «от естественных причин», – он скривился.

– Ну нет, меня же учили грамоте в монастыре. И я ведь не погряз в гордыне, в необходимости инквизиции не сомневаюсь. Это если человек до учёбы грешен был, то грамота тут ни при чём.

– Ну уж ни причём! Когда человек учится грамоте, ему видится, будто он теперь всё… ну то есть может судить…

– О добре и зле? – подсказал Готфрид. – Знает грань между добром и злом?

– Во-во! А знает это только Бог, и рассказывает он нам об этом через Библию и церковь. А у них представления о добре и зле не правильные, не такие, как у нас, вот они и считают себя подобными Богу!

Дитрих фыркнул.

– Как думаешь, Дитрих, а стал бы герр Фёрнер викарием, если бы не был грамотен?

Тот набычился, что означало предельное умственное напряжение.

– Вот в том и дело, что если грамоте учит церковь, то человек знает своё место и не лезет судить, есть у нас ведьмы или нет, – снова начал он закипать. – А вот эта их университетская грамотность – вот источник гордыни! Вот он где грех сидит! Отсюда и ересь! Уверен, что большинство из этих студиозусов не согласны с церковью. Но молчат пока. Пока молчат! Я думаю, что нужно всю эту ересь калёным железом! Спалить все университеты к чёртовой матери!

– Наверное, да, – согласился Готфрид. – Нужно обязательное церковное образование, чтобы люди не потеряли истинную суть жизни. Чтобы не уходили от Господа.

– Вот! – мгновенно уцепился за его слабину Дитрих. – А все университеты спалить к чёртовой матери! Быть грамотным – значит поклоняться дьяволу!

– Ладно, – наконец отмахнулся Готфрид. – Давай лучше о другом. Завтра Путцера пытать. Мне вот почему-то кажется, что он сильный колдун…

– Рудольф Путцер – колдун? – друг только расхохотался в ответ. – Да эта жирная туша пришла на шабаш только для того, чтоб на девок голых посмотреть! Уж поверь мне, я это по его гадским глазёнкам понял.

По Ланге штрассе они дошли до поворота на Геллерштрассе. Уже темнело, горожане закрывали окна ставнями, а Дитрих всё ругался и мечтал спалить всех грамотеев вместе с ведьмами. Готфрид пожелал ему в этом удачи и пошёл домой.

Но едва он подошёл к двери, как его окликнули. Это был сосед Гельмут Браун – стареющий одинокий плотник. Он носил усы и изрядное пивное брюхо, которое сейчас лениво почёсывал.

– К тебе сегодня друг какой-то приходил, – сказал он.

Готфрид насторожился. Какой друг мог к нему прийти? Дитрих был с ним весь день, а других друзей, которые бы могли прийти к нему домой без приглашения, у него было всего ничего.

– Он ко мне постучался, сказал, что тебя дома нет. Спрашивал, когда бываешь. Я сказал, что по будням ты в основном на службе, а домой приходишь только к вечеру…

Сразу вспомнился незнакомец, который стоял вчера под дверями. Высокий такой, со щетиной, одет как простой горожанин.

– А как он выглядел? – спросил Готфрид.

– Да высокий такой, в шляпе, – ответил майстер Браун и показал рукой примерный рост гостя.

Готфрид насторожился ещё больше, огляделся, будто незнакомец мог быть поблизости. Поблагодарив майстера Брауна и попрощавшись, он вошёл в дом.

Когда он снова подошёл к двери, его внимание привлёк странный равномерный стук, доносившийся из дома. Металлический звук навёл его на мысли о дьявольской личине, которую он сегодня нашёл. Но зачем Эрике стучать по ней?

Готфрид вошёл внутрь.

Кресло, в котором любила сидеть Эрика, было отодвинуто в сторону, а сама она сидела прямо на полу перед полыхающим очагом. Она аккуратно помешивала что-то в большом котле, который остался у Готфрида ещё от отца. Металлический черпак, которым она орудовала, тихо побрякивал, ударяясь о закопчённые бока котла.

Готфрид поздоровался. Эрика промолчала в ответ, как если бы не заметила его. Он поднялся наверх, чтобы сбросить верхнюю одежду, и даже здесь почувствовал запах мясной похлёбки. В животе урчало, поэтому он быстро вернулся назад и остановился на лестнице.

Он увидел, как Эрика зачерпнула густой, масляно блестящей жижи, поднесла к лицу, принюхалась. Потом вылила обратно и извлекла оттуда бутыль из тёмного стекла и опорожнила её в котёл.

Готфрид с интересом наблюдал за ней. Ему редко приходилось видеть, как она готовит, тем более было интересно, что за специи она добавила в бульон.

Она попробовала своё варево на вкус и, судя по всему, оставшись довольной, сняла котелок с огня. Затем она погрузила черпак обратно в котёл и начала там что-то нашаривать, то и дело глухо скребя по дну. Это продолжалось какое-то время, и тут она, наконец, что-то зацепила. Готфрид видел, как из котелка показалось что-то похожее на кость. За костью потянулся большой кусок мяса, с четырьмя болтающимися ошмётками.

Это было разварившееся тело младенца.

Готфрид похолодел от ужаса, глядя, как Эрика отбрасывает тело прочь, и оно гулко ударяется об пол, катится, разбрызгивая повсюду густую жижу, в которой оно варилось. Капли её тускло мерцали в отсветах огня – отвратительные, скользкие, жирные. А трупик ребёнка лежал в стороне. Месиво из ошмётков разварившейся плоти.

Ведьма тем временем исчезла из виду и вернулась с метлой. Зачерпывая варево из котелка, она размазывала его по древку своего колдовского инструмента, снова и снова, слой за слоем. Отвратительные капли падали на пол, разбрызгиваясь в разные стороны.

Потом Эрика сбросила платье, обнажив своё божественное тело, и начала мазать его тем же варевом. Лицо, волосы, грудь, ноги и руки – она не оставила свободным ни дюйма кожи.

Готфрид глядел на это как заворожённый, не в силах пошевелиться или издать звук.

Эрика оседлала метлу. Её одежда так и осталась на полу, в луже колдовского зелья.

Потом она подошла к камину и мгновенно исчезла в трубе, послышался только свист.

Готфрид сбежал вниз, распахнул дверь: по небу промелькнул её тёмный силуэт. Он бросился по улице, запрыгнул в карету дремавшего неподалёку извозчика и приказал гнать в лес. Он уже знал, куда.

Стражники распахнули перед ними ворота, и карета вылетела на ухабистую загородную дорогу. Вскоре показались тёмные кроны ночного Хаупсморвальда.

Готфрид бежал сквозь ветви деревьев, сквозь тьму, слыша вдалеке богохульное песнопение. Спотыкался, падал, сбавлял ход, чтобы отдышаться, а потом продолжал свой бег.

Поляна, которая открылась, наконец, его взору, была освещена огнями костров, окружена каменными изваяниями – всё точно так же, как в памятную вальпургиеву ночь.

Он подобрался поближе, не зная даже, что предпринять. В голове его был только ужас и настойчивое требование: сделай что-нибудь. Хоть что-нибудь.

Но он не знал, что. И ему приходилось просто наблюдать.

Эрика танцевала вокруг костра. Нагая и, судя по всему, хмельная. Вокруг неё, болтая косматыми головами, выбрасывая в разные стороны руки и ноги, будто желая избавиться от них, плясали ведьмы.

– Я призываю тебя, мой повелитель! – закричала Эрика в чёрное небо, куда уносились искры от костров, присоединяясь к звёздам.

Готфрид тем временем обходил поляну кругом. Высокий камень идола на мгновение скрыл от него Эрику, а когда она вновь показалась, с ней уже стоял высокий незнакомец в рогатой маске.

– Я отдаюсь тебе, сатана! – выдохнула Эрика.

Дьявол повалил её на жертвенный камень, прижал собственным нагим телом, а потом вошёл в неё. Готфриду было противно и больно на это смотреть, он сжал челюсти, сжал кулаки. Стоять и глядеть? Ну, нет!

Он бросился вперёд, на бегу выхватывая шпагу. Ненависть, обида и ярость вели его, и он бы даже мог сказать, что был счастлив в этот краткий миг, потому что он знал что ему делать, потому что все страхи и сомнения исчезли.

Взмах шпаги, вспыхнул крест на клинке, калёная сталь блеснула над парой тел, свившихся в комок похоти… и Готфрид проснулся.

На улице лил дождь. Утро было пасмурное и холодное. Он поставил ноги на холодный пол и уронил голову на руки. В голове было пусто, зато сердце горело болью. Он совершенно не помнил, как уснул вчера вечером. Казалось, сон и реальность сплелись воедино.

– Эрика, – перекрестившись, громко позвал он. И в голосе его был остаток той обиды и злости, которую он только что испытал.

Эрика прибежала на зов. Как хорошая служанка. Она и была служанкой для него.

– Что случилось? – испуганно спросила она.

– Ничего, ничего.

Готфрид поднялся и прошёл мимо неё.

На столе его уже ждал горячий завтрак. От него подымался ароматный дымок. О ноги Готфрида тёрлась чёрная кошка, мурлыча и изредка мяукая. Семейная идиллия.

Однако Готфрид не мог поднять глаз на Эрику. Не мог встретить её взгляд. Слишком реален был сон.

Он оставил ужин недоеденным, поспешно оделся и ушёл. Нужно было время, чтобы успокоиться. Уйти в работу, хотя бы.

Однако у ворот Труденхауса его ждало совсем не то, к чему он привык.

Его встретил Дитрих, хотя в этом-то ничего странного не было. Но вот его взгляд. Он смотрел как-то странно. Задумчиво? Увидеть задумчивого Дитриха было большой редкостью.

Рядом стояло несколько солдат. И лица их не были знакомы Готфриду.

– А, вот он, – сказал один из них, когда Готфрид подходил, но другие сразу на него зашикали.

– А, Готфрид, здравствуй, – и Дитрих одной рукой как-то странно, слишком по-отечески приобнял его, словно приглашая внутрь.

– Проходите, герр Айзанханг, – подхватили солдаты, и повели его внутрь.

– Что за балаган? – спросил Готфрид жёстко. Он был ещё зол, поэтому выходка солдат казалась ему какой-то насмешкой.

– Пожалуйте на дознание, – сказал ему Дитрих, глупо улыбаясь.

Готфриду всё это не нравилось. Он прошёл вместе с солдатами в пыточную. Дверь за ними затворилась.

И тут он понял, что в камере нет подозреваемого. Кто там был сегодня на очереди?

– А где Путцер? – спросил он, повернувшись к Дитриху.

И тут они разом навалились на него.

– Ну что, ублюдок?! – и Дитрих ударил его по лицу. – Рассказывай, как младенцев убивал!

Готфрид, привязанный к стулу, пытался что-то отвечать, но губы не слушались. Солдаты вокруг посмеивались и перешёптывались.

– А ведь мы так давно знакомы! – ярился тем временем его друг. – Уж не думал, я, Гога, что ты…

Они находились в пыточной, и Готфрид с ужасом осознавал, что на этой верёвке его подвесят к потолку, а к ногам прицепят каменные грузы. Или растянут на лестнице. Или положат в ванну с негашёной известью. Или…

– На костёр пойдёшь! Когда ты заключил союз с дьяволом?

Готфрид судорожно соображал, кто мог на него донести. Сосед майстер Браун? Кто-то из солдат? Может быть, Фаульхайм? Или даже Эбенхольц?

– За что меня, Дитрих?! – закричал он. – Какая на мне вина?

– Исход, глава двадцать вторая, стих восемнадцатый, вот за что! – прорычал Дитрих насмешливо.

– Дитрих, это же я! Дитрих, мы же с детства дружили! Какой Исход, о чём ты?…

– Ты меня не проведёшь, колдун! Расскажи-ка, как на шабаше с дьяволом совокуплялся!..

– Я его, проклятого, в глаза никогда не видел! – разозлился Готфрид.

Снова удар по лицу.

– Врёшь! Ты ему всегда служил, ублюдок!

– Это ты ему служишь! Это ты!.. Где комиссия? Где судьи?! Позови…

– Хрен тебе, а не судьи, ведьмак! Ты давно просрал свой суд, и на небеса тебе не попасть! Будешь вечно в аду гореть!

Готфрид задышал глубоко и порывисто. От злобы он уже не мог думать, хотелось разорвать верёвки и наброситься с кулаками на этого дурака. Но он замолчал и постарался успокоиться.

– Судей ему подавай, – издевался Дитрих тем временем.

Наконец, немного успокоившись, Готфрид прорычал:

– Позови судей. Я хочу при них!..

Снова удар.

Внезапно в дверь постучали.

– Откройте, – бросил Дитрих.

На пороге показался солдат в полном облачении. Тоже незнакомый. Откуда их столько взялось?

– Ведьму привели! – бодро отрапортовал он.

– Ага, – глаза Дитриха аж загорелись. – Твою ведьму привели!

– Эрику? – испуганно спросил Готфрид.

– Сейчас и посмотрим, – хохотнул Дитрих и вышел.

Вернулся он почти сразу, ведя за собой Эрику.

– Отвязывайте его, братья, – сказал он, перехватывая девушку за волосы. – Сейчас мы с ней повеселимся.

Солдаты загоготали, мгновенно отвязали Готфрида от стула и поволокли прочь.

– Дитрих, – закричал он, – перестань! Что ты хочешь? Я всё сделаю!..

Но дверь закрылась прямо перед его носом.

И он снова проснулся. Снова разбитым и злым, но на этот раз он чувствовал себя так, словно поднялся из могилы.

Исход, глава двадцать вторая, стих восемнадцатый? Господи, помоги мне…

Всё тело затекло и онемело так, точно спал он целую вечность. Глаза слиплись, словно залитые клеем. Готфрид поднялся на постели, борясь со слабостью, в теле маленьким ручейком начинала струиться жизнь. Он продрал глаза, потянулся… но едва глянул в окно, как сразу же забыл обо всём.