Текст книги "Ведьмы танцуют в огне"

Автор книги: Юрий Чучмай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

У Готфрида внутри всё упало. Злоба, которую он выместил на подозреваемой Фегер, вновь захлестнула его. Всего пять дней с Эрикой оставалось ему. Хотелось бежать. Трус! – сказал он себе. – Имей мужество нести наказание за свои грехи, как положено верному солдату и честному человеку.

Легче не стало. Злоба разгорелась с большей силой. Злоба на себя. Теперь уже никакие сны не вызывали у него тревоги. Снов пусть боятся дети.

Он спустился по лестнице, но когда пошёл к выходу, то заметил возле одного из залов знакомую косматую голову, тощее тело, мелькавшее между грязных лохмотьев. Сумасшедший подглядывал в замочную скважину одно из залов для заседаний.

– Эй, ты! – рявкнул Готфрид. – Какого чёрта ты тут делаешь?

Безумец поднял на него испуганные глаза, скрючился в три погибели, ожидая удара… Но Готфриду вдруг стало жалко его.

– Девки… с сосцами, как райские кущи… Эдем…

– Пошёл прочь, иначе тебе так всыплют палок, что ходить не сможешь!

Безумец начал медленно отступать, трясясь всем телом, а потом выбежал прочь из ратуши. Стражников у ворот почему-то не было.

Тут же с улицы послышались крики и ругань. Готфрид поспешил наружу и увидел, как трое солдат крепко били сумасшедшего древками алебард. Тот вертелся, пытался уклониться, просил прощения, жалко, будто извиняясь, посмеивался, чем ещё больше злил стражников. Побои сыпались на него градом.

Вдруг он получил сильный удар по своей пустой голове, упал, а сапоги стражников тут же заплясали по его рёбрам.

– А ну отставить! – рявкнул на них Готфрид. – Кто позволил отлучаться с поста?

– Да мы… – попытался возразить один, но всё-таки они бросили несчастного нищего и прошли мимо Готфрида, опустив головы и ругаясь сквозь зубы.

– Вот дьявол, – проворчал Готфрид, подходя к блаженному. Кажется тот был ещё жив.

– Дьявол – просто видение сумасшедшего монаха, – уверенно сказал тот, поднимаясь с земли и прикрывая пострадавшие рёбра. – Нету никакого дьявола. Это Бог так зол с нами.

– Не подходил бы ты близко к ратуше, – мягко сказал ему Готфрид. – А то ведь убьют тебя эти…

Сумасшедший ничего не ответил, а повернулся к нему болтающимся в дырявых штанах задом, и медленно поплёлся восвояси.

Исповедальная кабинка – тесное, тёмное помещение с решёткой между грешником и священником. Готфрид вошёл в неё, притворил хлипкую дверцу и сел.

– Святой отец, я хочу исповедаться, – сказал он со вздохом.

Спокойный, мягкий и, казалось, равнодушный голос ответил ему.

– Что тебя гложет, сын мой?

Готфрид помолчал мгновение, раздумывая, с чего начать, и произнёс:

– Мне кажется, я предал Бога.

И снова замолчал.

– Что же случилось? – равнодушно спросил священник. Но разве ему объяснишь то, в чём сам запутался? Не легче ли просто купить индульгенцию, ничего не говоря? Если бы ещё существовали индульгенции от совести… А может нужно ему рассказать всё, сбиваясь и всё время возвращаясь в начало, чтобы самому хоть немного понять?

– Понимаете, я нарушил прямой приказ…

Нет, не так. Разве это грех? Да и никакого приказа, собственно, никто и не нарушал. То есть приказ герра Фёрнера, конечно, пришлось нарушить, чтобы выполнить приказ герра епископа, их светлости, но ведь это не грех, так как епископ стоит выше своего викария… Господи, какая каша в голове! В чём же он согрешил? Господи, да разве он грешил? Эрика…

– Сегодня я убил женщину.

Вот так. Начнём с конца.

– Вот как? Вы уверены в этом?

– Конечно, я уверен, – сказал он, сдерживая раздражение. – Её подозревали в колдовстве, а мы должны были пытать её. Она издевалась над нами. Я не выдержал, разозлился и… убил. А в понедельник меня ждёт суд.

– Что же, я думаю вы заслуживаете справедливого наказания. Купите индульгенцию и Господь простит ваш грех.

– И мне страшно, потому что дома у меня живёт девушка. Что с ней будет, когда меня посадят?

– Это ваша жена?

– Нет… Просто мы случайно оказались вместе. Но никакого прелюбодеяния не было.

– Хм… – протянул по ту сторону решётки этот продавец прощений. – Ну что же, приобретите индульгенцию, и Господь простит вас.

– Да, пожалуйста. И, знаете, я бы хотел освятить своё жилище, потому что последнее время меня мучают кошмары, и я думаю, что в этом виноваты дьявольские силы.

– Хорошо, давайте выйдем…

Через полчаса Готфрид уже был счастливым обладателем куска бумаги, который удостоверял, что рекомый Готфрид Айзанханг получил прощение грехов вольных и невольных. Индульгенция выдавалась от имени Папы Римского, поэтому в силе её сомневаться не приходилось. Индульгенции сильнее мог выдавать только сам Бог, но, как известно, в небесной канцелярии нет бумаги и чернил.

Готфрид шёл домой. На душе было чуть легче, но только чуть. Он всё также боялся тюрьмы. А Эрика? Куда она пойдёт?

Рядом с Готфридом шагал отец Фиделиус – низкий, округлый и плешивый. Кажется это именно он исповедовал старуху Фаульхайма. А может быть и нет. Всю дорогу говорили о войне со Швецией и сошлись на мнении, что шведами управляет дьявол, и что Господь не потерпит святотатства и накажет изуверов.

А потом Готфрид решился спросить то, о чём думал два дня.

– Святой отец, скажите, а что написано в Исходе, глава двадцать вторая, стих восемнадцатый?

– М-м… – промычал священник, закатив глаза. – Ах, да: «Ворожеи не оставляй в живых». А почему это вас так беспокоило.

– Просто, вспомнилось что-то…

Дома у Готфрида священник достал свои принадлежности и долго ходил по комнатам, кропя святой водой и читая молитву. Особенно крепко он взялся за постели Эрики и Готфрида: он окропил их трижды, так что, наверное, спать на них в эту ночь будет невозможно. А ну и пусть, главное что кошмарные сны исчезнут, а подобную мелочь можно и перетерпеть, ничего страшного.

Когда же священник ушёл, приняв щедрое пожертвование, дом казался наполненным свежестью и чистотой. В нём так легко дышалось, но у Готфрида ещё оставались сомнения в том, что его мерзкие ведения кончились.

Перед сном он строго-настрого наказал Эрике разбудить его ранним утром, и плюхнулся на постель прямо в одежде – усталость срубила его.

Глава 14
ДОРОТЕЯ ФЛОК

И на следующий день Путцер всё молчал. Кажется, это начало надоедать даже судьям. Они бы с большей охотой растянули на дыбе какую-нибудь полуголую ведьму, да послушали её вопли. А скорняк, эта жирная и потная туша, этот измученный пытками кусок дерьма, висел на страппадо, закатив глаза и молчал как рыба. Казалось, от ежедневных мучений он вообще перестал что-либо чувствовать и понимать.

– Рудольф Путцер, вы признаёте, что были в ночь на первое мая на шабаше в Хаупсморвальде?

Молчание.

– Рудольф Путцер, как вы объясните своё присутствие на шабаше в Хаупсморвальде?

Молчание. Только поскрипывает натянутая до отказа верёвка.

– Рудольф Путцер, заключали ли вы договор с дьяволом?

Молчание.

– Рудольф Путцер, где находится книга с именами всех ведьм и колдунов Бамберга?

И только молчание в ответ.

– Может попробовать латынь? – предположил Фёрнер. – Quo usque Rudolf, abuter patientia nostra?

Скорняк не ответил.

– Колдовство, – прошептал один из судей доктору Фазольту. – Человек не может так молчать.

– Может быть, отправить его в тюрьму, да и пусть сидит? – задумчиво обронил Фазольт. – Хотя, нет. Пусть повисит, может быть, потом заговорит.

Господа судьи поднялись со своих мест, начали собираться на обед. Ганс Шталь скрипел пером, спеша записать в протокол все действия подсудимого и судей.

– После обеда ещё допросим, – Эрнст Фазольт, не дожидаясь других, уже подошёл к дверям.

Инквизиторы вышли, и сквозь раскрытую дверь Готфрид видел, как герр Фёрнер взял протоколы параллельных дознаний и принялся читать.

Дверь закрылась.

– Хорошо им, – посетовал Дитрих. – Чуть что – на обед. Дескать, господские желудки не то, что обычные – им без обеда никак нельзя.

Он вздохнул и живот его красноречиво заурчал.

Готфрид не успел ответить, потому что дверь снова отворилась.

– Герр Фёрнер вас к себе просили, – сказал стражник, показавшийся в проёме.

Готфрид коротко кивнул. Как только он вышел во двор, то увидел только удаляющиеся кареты. Пришлось идти пешком.

Когда он добрался до ратуши, кареты уже все стояли возле Высокого Моста.

– Герры судьи давно приехали? – спросил он у стражника.

Тот почесал шлем, отогнал назойливую муху и только тогда ответил:

– Примерно четверть часа назад.

Из ратуши вышла девушка. Лицо её показалось Готфриду смутно знакомым, но он не обратил на неё внимания. А, обратив, понял бы, что девушка была та самая, которую он совсем недавно спас от изнасилования.

Хэлена же, увидев Готфрида, спрятала глаза и поспешно пошла прочь.

В кабинете викария уже находились инквизиторы, ведущие дела Каталины Фридман и Дитриха Аальхаута.

– А, Айзанханг, – Фёрнер поднял глаза от бумаг. – Проходите, сейчас дождёмся доктора Айнвага и начнём.

Айнваг вёл дело Якоба Вебера. Он показался через минуту, извинился за опоздание и снял шляпу.

– Герры, – начал Фёрнер, поднявшись из-за стола. – Я имею сообщить вам пренеприятное известие: Каталина Фридман подтвердила, что в городе действует ведовская секта.

Инквизиторы молчали, слушая слова викария. Все давно были в этом уверены, но некоторых, особо тёмных, известие это оглушило, словно молотом.

– Однако есть и хорошие новости, – продолжал тем временем викарий. – Каталина Фридман так же призналась, что существует некая книга имён всех тех нечестивцев и еретиков, состоящих в ковене. Доношу это до вашего сведенья, потому что сейчас основная цель дознаний – узнать, где и у кого находится книга. Повторю, что в ней записаны имена всех участников ковена. И если этот список попадёт к нам в руки, то… – Фёрнер обвёл присутствующих взглядом. – Полагаю, не нужно говорить, что в таком случае дни ковена сочтены. И ещё: за пределы ратуши эти сведения не должны выйти. А теперь все свободны.

Инквизиторы разошлись, сразу же за дверью начав обсуждать всё услышанное.

– Айзанханг, пойдите-ка в Труденхаус, дабы Путцер не наложил рук на себя. А мы с геррами инквизиторами обсудим услышанное за сытным ужином. Так ведь, герры?

Герры вразнобой принялись кивать и соглашаться, а Готфрид щёлкнул каблуками и направился обратно.

Когда он прошёл в зал дознаний, Дитрих сидел на месте инквизитора, сложив ноги на стол и что-то рассказывал скорняку.

– Ну что? – он опустил ноги на пол и встал, когда Готфрид затворил за собой дверь. – Что тебе сказали вчера?

– В тюрьму меня посадят, – буркнул Готфрид.

– Как же в тюрьму, когда эта Фегер была сущей ведьмой?

– Да потому что не доказали ничего!

– Да чего тут доказывать? – возмутился Дитрих.

– Да всё уже! Поздно доказывать. В понедельник суд, – Готфрид разозлился.

Дитрих помолчал, соображая, а потом воскликнул:

– Ах ты, чёрт! Мне ведь их преосвященство сегодня сказали, что я должен быть свидетелем в понедельник… А я-то, дурак, думаю – свидетелем чего? Что же будет, Готфрид?

– Посадят, наверное, – Готфрид вяло пожал плечами.

– Гога, а почему тогда ты на воле? Почему не сбежишь?

Готфрид вздохнул.

– Давай выйдем, – сказал он, кивнув на дверь. – А то этот услышит.

Они вышли в тёмный каменный коридор. Вокруг никого не было, а старый Денбар стал так туг на ухо, что не услышит, даже если вострубит первый Ангел.

– Фёрнер говорит, чтобы я пока с Эрикой побыл, – начал Готфрид. – Из города мне всё равно не сбежать – стражников у ворот оповестили обо всём… Эрику требуют как свидетеля в понедельник. Да и нельзя мне бежать. Надо нести наказание за преступление.

Дитрих посмотрел на друга, как на дурака.

– А что с этой… с Эрикой? Ты же не думаешь, что…

– Конечно, я не думаю! Если она попадёт в руки к судьям, то они её точно не отпустят.

– Что будешь делать? – спросил Дитрих участливым тоном. – Может, спрячем её где-нибудь? Прямо сегодня? А сами скажем, что сбежала.

Готфрид покачал головой.

– Если я сразу не доложу, тогда судьи заподозрят меня и будут пытать. Давай сделаем по-другому. В воскресенье герр Фёрнер будет проповедовать в Верхней церкви. Мы с ней пойдём на мессу, и он увидит нас вместе. А вечером ко мне придёшь ты. Ночью мы отвезём её к тебе домой, а в понедельник ты вывезешь её из города. Хорошо?

– Знаешь, сколько народу пойдёт поглазеть на викария? Думаешь, он вас заметит?

– Мы сядем в первом ряду, – сказал Готфрид.

– Тогда ладно, – Дитрих кивнул.

– Все мои деньги я передам ей. Отвезёшь её куда-нибудь на север, подальше от войны.

– А ты, Гога?

– А я сяду в тюрьму.

– Но может быть тебе тоже бежать? Помнишь, у меня есть знакомый контрабандист, Нойманн?

Готфрид покачал головой.

– Нет, я совершил преступление, – Готфрид развернулся, открыл дверь и вошёл в пыточную.

Дитрих только беспомощно вздохнул и последовал за ним. Молча, он подошёл к Путцеру, сидящему на деревянном кресле, и принялся проверять узлы на его запястьях и ногах.

– Что герр викарий говорят? – наконец спросил он деловым тоном.

Готфрид вздохнул.

– Подтвердилось, что в городе ведовская секта действует. А ещё, что есть список имён всех людей, которые в ней состоят.

– М-м, – Дитрих одобрительно кивнул. – Серьёзно. Про секту-то и так понятно…

– Как так понятно?

– Давно всем давно понятно, – он махнул рукой. – Шабаши, всякие сборища. Ковен, наверное, даже не один. Я думал их несколько.

– Может и несколько, – сказал Готфрид, а потом повернулся к Путцеру. – Ну что, колдун. У кого находится список всех ваших еретиков?

Путцер дёрнул жирной мордой, не желая отвечать. Отвернулся. Вообразил себя героем под пыткой, гордыню свою языческую выпятил вперёд пуза… Что же, пытка ему и вправду будет, вот только никакой он не герой, а подобие червя белёсого, что в кишках больного обитает. Вредный и противный, и если издохнет в жутких муках, то никто и не сжалится. Но героем его называть просто смешно.

– Эй, Гога, – опасливо окликнул его Дитрих. – Может не надо, а? А то ведь этот поважнее Фегер будет, убьёшь ещё… Давай судей дождёмся, – он быстро взял себя в руки. – Так ему пытки нравиться начнут. Он, глядишь, сам проситься будет в подвал, ха-ха-ха!

– Меня и так посадят, а если добьёмся признания, может быть…

– Готфрид, – сказал вдруг скорняк, и друзья мгновенно повернулись к нему. – Мы же знакомы были с Альбрехтом. Я делал ножны для твоей шпаги. И я знал твоего отца. Как ты можешь служить этим… этим… – он скривился от отвращения, пытаясь подобрать слова.

– О, кто заговорил, – ухмыльнулся Дитрих, однако Готфрид знаком приказал ему замолчать.

– Вот уж не думал, – продолжал Путцер, – что ты будешь путаться с этими свиньями.

– Я, по крайней мере, не путаюсь с дьяволами, колдун. Не порчу посевов и не насылаю проклятья на невинных людей.

– Конечно, пытки и казни – более праведные дела.

– Лучше скажи, где вы прячете книгу имён, тогда пыток на твою долю достанется меньше.

– Ваша власть скоро рухнет. Люди не потерпят… Бог не позволит…

– Не тебе говорить о Боге, колдун, – разозлился Готфрид. – Мы защищаем закон, мы поддерживаем порядок – так угодно Богу.

Дитрих заметно напрягся, готовясь броситься к Готфриду и не допустить ещё одного убийства.

Путцер фыркнул и отвернулся.

– Береги Эрику, – пробормотал он, и больше не произнёс ни слова.

Они пытали его ещё несколько часов, но он молчал.

– Я слышал, – сказал Дитрих, утирая пот со лба, – что одна ведьма выдержала три пытки подряд, насмехаясь над палачом. Говорят, она не чувствовала боли. А потом на её теле нашли кусочек пергамента, на котором была надпись: «Подобно сладости млека Пресвятой Девы Марии устам Господа нашего Иисуса Христа, да будет эта пытка сладка и приятна рукам моим и ногам моим». Представляешь? Когда этот пергамент сожгли, то ведьма сразу во всём и призналась…

Судьи вернулись с обеда, вяло понаблюдали за пытками, устали и махнули на него рукой. Ну не до вечера же сидеть с этим упрямцем, в самом деле?

Путцера отправили в камеру, а Готфрида – на дознание некоей Доротеи Флок. Однако внезапно путь ему преградили.

Дорогая одежда, белые шёлковые чулки, серебряный пряжки и золотые перстни – это был усатый мужчина среднего возраста. Он шёл к Готфриду, воровато оглядываясь, но едва приблизился, как серые глаза его стали надменными, а губы чуть искривились, как будто он старался не выказывать бурлящее презрение. Весь его вид, осанка и благородный живот показывали, что человек этот знатен и привык распоряжаться, хотя вид у него был довольно обычный. «Такого, если оденется в простое платье, в толпе не заметишь» – подумал Готфрид, оглядев его с ног до головы.

– Здесь держат мою жену, – сказал пришедший так твёрдо, словно по одному его требованию жену доставят домой в сопровождении почётного эскорта. Однако на последнем слове голос его чуть дрогнул.

– Здесь много кого держат, – пожал плечами Готфрид и хотел было вернуться к своим делам, но мужчина крепко ухватил его за плечо.

– Доротея Флок, так её зовут, – вполголоса зачастил он. – Мне сказали, что её в чём-то обвиняют, но я так и не понял в чём, и если вы немедленно…

– Если вы немедленно не уберёте руку, – сказал Готфрид, пытаясь представить, как бы это сказал Фридрих Фёрнер, – я арестую вас за попытку чинить помехи инквизиции.

Усатый убрал руку и снова оглянулся на выход.

– Доротея Флок обвиняется в колдовстве и сношении с дьяволом, – сухо сказал Готфрид, поправляя рукав, хотя сам не был уверен, в чём именно её обвиняют. – И как только она сознается в своих злодеяниях, то будет казнена.

– Я требую… – начал было усатый, но остановился, сжал губы и с видимым усилием сменил тон. – Я прошу. Пожалуйста, помогите…

– Вы что, хотите, чтобы я освободил её? – резко спросил Готфрид.

– Ну почему же, – замялся пришедший. – Видите ли, всего лишь нужно передать ей письмо. Я хорошо заплачу, но если этого вам будет мало…

От снял с пальца золотой перстень с пятью рубинами. На месте шестого зияла пустота. Перстень был исцарапанный и потёртый, но всё же дорогой.

– Уберите это, или я должен буду сообщить начальству. Советую вам заказать литургию по ней, за искупление грехов и за упокой души. Бог помилует невинную душу. Стража! Выведите его отсюда.

С этими словами Готфрид повернулся и зашагал прочь, оставив несчастного в отчаянии.

Доротея Флок, в девичестве Хофман, уже находилась в камере для дознаний. Она была одета в дорогое платье, изрядно испачкавшееся в Труденхаусе, руки её были скованны.

На дознании присутствовал сам Фридрих Фёрнер, а так же Эрнст Фазольт и доктор Герренбергер. Демонолога Эбенхольца почему-то не было, хотя, по словам Фёрнера, дознание это было крайне важно.

– … двадцать два года, – читал секретарь Шталь, – замужем за консулом Георгом Генрихом Флоком, родилась в Нюрнберге.

– Вы подтверждаете это? – спросил Фазольт.

Доротея отрешённо кивнула, всем своим видом давая понять, что Бог защитит её, ибо она, как и все пойманные, невиновна.

– Сколько дел, сколько дел, – устало посетовал Фазольт, оглядывая бумаги. – Ну ничего, на этой неделе мы с ними, думаю, разберёмся. И возьмёмся за вас, Айзанханг, – он одарил Готфрида неприязненным взглядом.

Готфрид не ответил. Они с Дитрихом посадили фрау Флок на кресло, привязали. Судьи задали стандартные вопросы, на которые она стандартно ответила, что она не ведьма и колдовством никогда не занималась.

– Итак, вы отрицаете, что когда-либо вступали в связь с дьяволом и занимались колдовством? – спросил Фёрнер, выжидающе глядя на подсудимую.

– Да, отрицаю, – с достоинством подтвердила Флок. – Мой муж и отец не потерпят такого обращения…

– А вот свидетели говорят, об обратном. Байер, Айзанханг, давайте начнём пытку.

Готфрид с Дитрихом подхватили женщину под руки, начали привязывать к верёвке страппадо.

– Что вы себе позволяете? – вопила она. – Да вы знаете, что мой муж имеет хождение в самые высокие круги?! Я происхожу из уважаемого дворянского рода, и моя семья этого так не оставит!..

– Помолчи, ведьма, – сказал Фазольт. – Мы пока не трогали тебя по причине беременности, но теперь пришло время отвечать за свои грехи.

– Вы признаёте, что занимались вредоносным колдовством? – спрашивал Фёрнер, когда подсудимую поднимали на страппадо.

– Нет! Я всегда была честной христианкой! Никто из моей семьи никогда не был замечен ни в чём дурном!

– То есть, вы стыдитесь того, что вас поймали? – участливо спросил Фазольт.

Доротея кивнула.

– Отлично. Запишите: «стыдится того, что стала позором семьи». Это может служить доказательством вины, ведь честному человеку нечего стыдиться.

– Я невиновна! – ответила ведьма. Она уже стояла на коленях, руки её были вывихнуты. Но она держалась из последних сил и не показывала слёз.

– Вы сказали, что ваш муж имеет хождение в какие-то высокие круги, что он богатый и влиятельный человек?

Доротея почувствовала, что инквизиторов можно зацепить этим – они могут позариться на его богатства, – и залепетала:

– Да, он очень влиятелен! У него много денег, и он найдёт способ откупить меня! Пожалуйста…

– А может быть ваш муж своими деньгами помогает ковену? – тут же вставил Герренбергер.

У ведьмы округлились глаза от удивления.

– Нет, нет, конечно же нет! – затараторила она. – Он честный человек…

– Давайте узнаем, правда ли это, – произнёс Фёрнер, и ведьму тот час вздёрнули к потолку.

– Нет, пожалуйста! Господи, помоги мне!.. – закричала она.

– Какое отношение ваш муж имеет к ковену?

– Никакого! Он – честный человек!..

– Извольте снова.

Её снова вздёрнули и сбросили. В камере раздался громкий хруст. Доротея Флок упала на пол, скрючилась на нём и заплакала.

– Какое отношение ваш муж имеет к ковену?

Она мычала что-то нечленораздельное. Слёзы и слюни её текли на гладкий каменный пол.

– Вы будете отвечать на вопрос?

В ответ только мычание.

– Может быть, продолжить пытку? – спросил её Фёрнер.

– Нет… – еле слышно произнесла она. – Не надо…

– Запишите, – сказал Фазольт. – Страх перед пыткой тоже может являться доказательством вины. Честный человек не боится пыток, потому что знает, что его сердце чисто.

Шталь принялся скрипеть пером.

– Доротея Флок, – вступил Фёрнер, – есть сведения, что у вас хранится колдовская книга – список всех членов колдовского ковена. Это так?

Она молчала, скрючившись на полу, и если бы не хриплое дыхание, можно было бы подумать, что она мертва.

– Это так? – повторил викарий.

– Да, – слабо простонала она.

– Где вы прячете её?

Но Доротея Флок молчала.

– Айзанханг, Байер, поднимите.

Готфрид с Дитрихом схватили ведьму за вывихнутые руки, рывком подняли, но тут она вскрикнула и обвисла.

– Что случилось? – с тревогой спросил Герренбергер.

Дитрих наклонил голову к ней, прислушался к дыханию.

– Дышит, – сообщил он.

– Возможно, потеряла сознание от боли, – заключил Эрнст Фазольт.

– Ладно, – сказал Фёрнер. – Привести её в сознание, а потом в камеру. Завтра продолжим. На сегодня все свободны.

Судьи покинули пыточную, а друзья остались. Дитрих взял ведро с водой и плеснул из него в лицо Доротее. Готфрид тем временем развязал ей руки.

Едва она пришла в себя, как заскулила, подобно побитой собаке.

– Завтра мы с тобой продолжим работу, ведьма, – сказал Дитрих с издёвкой.

Они закрыли её в камере и разошлись по домам. Дитрих в своём обычном приподнятом настроении, а Готфрид наоборот – в тревоге. Фёрнер снова отправил его домой, не пригласил к себе в кабинет. А что, если он нашёл другого на его место?

Это было похоже на ревность, и Готфрид обругал себя самыми чёрными словами. Ищет выгоды, места повыше, вместо того, чтобы кротко служить, исполнять и искоренять…