Текст книги "Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942"
Автор книги: Юрий Владимиров
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Возвратился в свою кабину и отдал милому соседу Ивану Митрофанову мою продовольственную карточку, полученную в институте, оставив при себе такую же карточку, выданную на заводе. Иван поблагодарил меня. Я чувствовал, что он не одобряет мое скоропалительное решение об уходе в армию, но не говорит мне об этом. Одевшись, надел рюкзак с вещами за спину и покинул свою дорогую кабину, попросив Ивана не ходить со мной до дверей общежития. В кабине же мы тепло попрощались друг с другом, надеясь встретиться вновь. (Так все и случилось: встретились в декабре 1948 года на Сталинградском металлургическом заводе «Красный Октябрь», где он тогда работал начальником смены на прокатном стане 325 и куда я прибыл на преддипломную практику.)
По дороге постучал в дверь кабины Жени Майонова, но его там уже не было. Спустился в столовую, поужинал там в буфете и захватил оттуда с собой кое-что на завтрак на следующий день, отоварив последний раз частично свою заводскую продовольственную карточку.
Скоро внутри здания пришел к проходной Дома коммуны – к вахтеру, отдал ключ от теперь уже бывшей моей кабины и пропуск в дом администратору и покинул наше общежитие. Сел в трамвай маршрута номер 26 и отправился на нем с вещами в свою «казарму» – в здание Московского горного института.
И никто меня не проводил в неведомый путь. Я ушел в армию и на войну совсем не замеченным родными и близкими, да, пожалуй, и большинством друзей. Никто при этом не выпил со мной хотя бы рюмочку водки или стакан пива.
И никто не спел для меня и вместе со мной в одной компании дома или на улице, как это обычно бывало в таких случаях в моей родной деревне, старинную и очень грустную солдатскую – рекрутскую песню на чувашском языке. Все произошло незаметно и буднично. А может быть, это и явилось одной из причин того, что я вернулся с войны живым?..
Глава 4
…Стемнело. Было примерно 19 часов. С рюкзаком с вещами за спиной я предъявил на входе в Московский горный институт вооруженным револьверами дежурным в гражданской одежде свое удостоверение добровольца и вошел в хорошо знакомое мне здание, в котором раньше часто бывал по разным причинам. В частности, сюда мы ходили, чтобы проходить лабораторные занятия по сопротивлению материалов во время учебы на втором курсе в своем институте, расположенном рядом. Расспросил у дежурных, где расквартированы мои рота и взвод, после чего на третьем этаже нашел небольшую аудиторию, отведенную для моего отделения. Все столы и парты были вынесены из нее в коридор, а из мебели находились лишь около пятнадцати стульев. На полу вдоль стен лежали вещевые сумки и рюкзаки бойцов, пришедших раньше меня, из которых одни сидели на стульях, а другие лежали в нижней одежде на полу, застеленном газетой или другой бумагой. Кто-то ужинал захваченной с собой пищей.
Прежде всего я поздоровался со всеми. Мне навстречу поднялся пожилой человек, назвавшийся командиром отделения и сказавший, что по званию он старший сержант. Кроме того, он заявил, что до сегодняшнего дня работал служащим на кондитерской фабрике «Красный Октябрь», около которой находится кинотеатр «Ударник». Я представился ему и всем другим присутствовавшим, показал командиру удостоверение добровольца, и тот в списке бойцов своего отделения поставил карандашом галочку перед моей фамилией. Еще не все бойцы собрались вместе.
Вдруг лицо одного бойца, в одиночестве сидевшего на стуле в одном углу аудитории, показалось мне очень знакомым. Я даже не мог вообразить себе, что здесь и в такой обстановке могу встретить близкого человека. Им оказался Миша (Михаил Прохорович) Волков – мой земляк и бывший одноклассник по Батыревской средней школе, а теперь уже тоже, как и я, бывший студент четвертого курса, но МГИ. Нашему удивлению не было границ. Мы бросились друг к другу и едва не заплакали. На родном языке рассказали друг другу, как мы оба с сегодняшнего дня стали добровольцами одной и той же воинской части и даже одного и того же отделения. Получилось так, что Миша, как и я, не захотел эвакуироваться со своим институтом в глубь страны.
Скоро к находившимся еще до моего появления в аудитории моим коллегам по институту Леве Утевскому, Васе Голикову и Саше Волкову присоединились задержавшиеся с приходом Женя Майонов, бывший слегка навеселе, Аркаша Писарев, Боря Старшинов и доцент Александр Иванович Ващенко. Последний, представившись командиру – своему ровеснику, – уединился на стуле в углу и не стал ни с кем из нас, молодых, разговаривать. (Так он вел себя с нами и в дальнейшем и бывал замкнутым много дней, пока не привык.)
При моем появлении в аудитории в ней были также четверо спутников нашего командира, пришедшие вместе с ним с его же фабрики.
Раньше меня, кроме всех перечисленных лиц, пришел в аудиторию одетый в теплую зеленую армейскую куртку рослый и солидный юноша Иван Георгиевич Борзунов – представитель Московского текстильного института, где он, как и я, был до сегодняшнего дня студентом. Поскольку коллег из своего вуза у него не было, в данное время он чувствовал себя среди нас неуютно.
…И тут же скажу немного о послевоенной судьбе этого товарища. В начале 70-х годов я готовил к защите диссертацию на соискание ученой степени кандидата технических наук. В ней я рассматривал процессы производства и эффективность применения новых видов кардной проволоки, используемой для изготовления игл для щеток, которыми расчесывают на соответствующих машинах шерсть, хлопчатобумажные, пластмассовые и другие волокнистые материалы. Мне понадобилась консультация специалистов Московского текстильного института (ныне академии). Поэтому я приехал туда и в первые минуты после входа в главное здание (старое) растерянно стоял и думал, с чего же мне начать и к кому обратиться. И вдруг на стене холла среди вывешенных на Доске почета фотографий участников Великой Отечественной войны увидел знакомое, но уже ставшее очень солидным и несколько постаревшим лицо. Это был мой бывший однополчанин и служивший со мной даже в одном отделении, ныне профессор, доктор технических наук и проректор текстильного института И. Г. Борзунов, о чем свидетельствовала и подпись под портретом! Естественно, я устремился в кабинет Ивана Георгиевича, мы узнали друг друга, хотя со времени последней нашей встречи прошло 30 лет, и мне сразу была оказана им конкретная помощь, за что я ему очень благодарен…
Утром 16 октября проснулись очень рано по команде, привели себя в порядок, кое-как позавтракали своими же захваченными вчера с собой продуктами и также по команде вышли без вещей на улицу. Здесь почти весь расквартированный в здании МГИ коммунистический батальон выстроился в колонну по ротам, взводам и отделениям и отправился через Шаболовку к одному из красных многоэтажных домов на Хавской улице (возле Шуховской башни), чтобы получить там из подвального склада винтовки, патроны и гранаты.
Винтовок на всех бойцов не хватило. Нашему отделению из 12 человек досталось пять винтовок. Из них две были отечественными – трехлинейными конструкции С. И. Мосина, но времен еще 90-х годов XIX века (наверное, с ними мы и ходили на военный парад на Красной площади 7 ноября 1940 года, о чем я писал выше), а три – польскими, оказавшимися в СССР как трофеи после похода Красной армии в сентябре 1939 года в Польшу. На всех винтовках были штыки, причем на польских они были плоскими, заключенными в кожаный чехол, который можно было прикрепить к поясному ремню. Патронов к польским винтовкам было очень мало, из-за чего практически их невозможно было использовать в бою (можно было просто носить эти винтовки на себе, показывая несведущим людям на улице, что мы вооружены). Гранат получили тоже пять штук, и были они только наступательными (не лимонками).
Мы с Женей Майоновым попросили разрешение у командира носить штыки польских винтовок с собой, как личное оружие, и получили на это согласие. Для этого мы сняли с винтовок штыки, а со своих брюк кожаные ремни с пряжкой (у меня этот ремень был совсем узким), надели чехлы со штыком на ремни и повязали их сверху над пальто. Мы очень гордились своим внешним видом. (Какое же все-таки было детство у нас в голове!)
Затем наша «вооруженная» колонна прибыла к дому номер 4 по Донской улице и здесь во дворе на складе попробовала получить на каждого бойца форменные одежду и обувь. Оказалось, что мы сильно опоздали: в предыдущие дни на этом складе уже побывали другие воинские подразделения. И они почти все хорошее забрали. Кроме того, кладовщики на складе нам заявили, что «коммунистические батальоны и роты в настоящее время – это только полугражданские-полувоенные подразделения, и они с военной одеждой и обувью еще могут подождать». В результате нам удалось получить на всех только гимнастерки и брюки-полугалифе, сшитые из простой темно-серой хлопчатобумажной материи (для учащихся ремесленных и профессионально-технических училищ), а также ботинки с серыми обмотками и портянки. Ботинки я сразу надел на ноги вместе с портянками и обмотками, выбросив практически износившиеся до конца легкие туфли, приобретенные на трудовом фронте. Было жаль, что на складе не оказалось никаких шинелей и теплых головных уборов (на мне тогда была пилотка, также появившаяся на трудовом фронте).
С полученными оружием и вещами все вернулись в здание МГИ, сложили их в своих аудиториях и отправились строем обедать. К моему и Жени Майонова удивлению, местом обеда для нашей роты стала студенческая столовая в Доме коммуны, куда мы прибыли, пройдя почти всю Калужскую улицу. К этому времени Дом коммуны чуть ли не весь опустел: его обитатели уехали с вещами в свои институты, чтобы эвакуироваться с ними на восток.
Обед был сытным – из трех блюд. После него, захватив для сегодняшнего ужина и завтрашнего завтрака сухим пайком продукты на больших кусках брезента, которые мы несли вчетвером, держа по углам, и попеременно сменяясь, наша рота опять строем, но на этот раз пройдя по Малой Калужской улице, возвратилась в свою «казарму». Здесь все переоделись в полученную новую, фактически вовсе не военную форму. При этом к новым брюкам и ботинкам я приспособил обмотки, а свои брюки навыпуск и пиджак от костюма сунул в рюкзак. После переодевания все побыли на беседе с полковым комиссаром, почитали газеты, послушали радио, распределили по взводам и отделениям принесенные из столовой Дома коммуны продукты (хлеб, сахар, масло, консервы и прочее) и поужинали сухим пайком. Так световой день и прошел. Затем я написал и отправил через почтовый ящик у дверей МГИ письмо домой – матери, сообщив о себе и прося ее не беспокоиться обо мне.
…Рано утром 17 октября, придя в туалетную комнату, чтобы там умыться, я услышал разговор двух бойцов, утверждавших, что вчерашний день был в Москве ужасным: население во многих районах грабило магазины, и страшное творилось на вокзалах, были закрыты станции метро в направлении на «Сокол». Последнее якобы было связано с тем, что в ночь с 15 на 16 октября около Химок высадилась авиадесантом группа немецких мотоциклистов, которая по Ленинградскому шоссе устремилась в центр города и была лишь с большим трудом уничтожена днем танками, посланными навстречу по Ленинградскому проспекту. А бой происходил как раз над тем подземным маршрутом метро, на котором находась конечная (тогда) станция «Сокол»…
17 октября после завтрака сухим пайком весь расквартированный в МГИ коммунистический батальон отправился сразу напрямик на территорию соседнего ЦПКиО им. Горького, чтобы провести в нем учебные занятия, а точнее – заняться там чем-то в ожидании соответствующих указаний сверху. Захватили с собой все винтовки. Погода была хмурой, сырой и далеко не теплой. Почти весь рядовой состав был одет в гражданские верхнюю одежду (в основном пальто) и головные уборы. У меня на голове была темно-серая теплая кепка, которую я носил иногда в прохладные времена уже четвертый год.
Придя в парк, бойцы распределились по ротам, взводам и отделениям. Здесь командиры отделений и взводов поучили своих подчиненных прежде всего хождению строем, выходу отдельного бойца из строя при его вызове и возвращению его в строй, а также правильной отдаче бойцом чести командирам в положениях стоя и при движении путем прикладывания хорошо вытянутой ладони правой руки к головному убору. Много времени потратили на изучение приемов штыкового боя.
В полдень нас прямо из парка повели обедать через Выставочный переулок на Донскую улицу, а по ней – к столовой станкостроительного завода «Красный пролетарий», расположенной в доме номер 32 (современная нумерация).
Когда наша колонна шла по улице, я вдруг услышал из толпы глядевших на нас зевак слова: «Ведь это идут партизаны, которых зашлют в тыл к немцам». По-видимому, тому причиной была наша гражданская верхняя одежда и ботинки с обмотками. Такие слова нам приходилось слышать и позже.
Обед был не плохим. После него нам выдали в той же столовой продукты для ужина и завтрашнего завтрака сухим пайком, которые мы, таким же образом, как и вчера, принесли к себе и распределили между собой. Возвратившись в «казарму», занялись в ней изучением винтовок, особенно польских, разбирая их на отдельные части и собирая вновь. Изучали также гранаты и различные положения воинских уставов, послушали от политрука роты различные сообщения и наставления.
Примерно в 2 часа 30 минут ночи, во время самого сладкого сна, вдруг нас всех разбудили громкими криками: «Подъем! Всем одеться и выйти. Строиться с вещами и оружием на улице!» Мы быстро выполнили команду и построились поротно и позвзводно на площади перед всеми тремя институтами – горным, стали и нефтяным. Было очень темно. Лишь несколько маскирующих синих электроламп на стенах институтских зданий слабо освещали площадь.
Раздалась команда: «Шагом марш, правое плечо вперед!» И мы пошли. Дошли до Калужской площади, повернули на Коровий вал, прошагали мимо ЦПКиО им. Горького и по Крымскому мосту через Москву-реку вышли на Садовое кольцо, добрались до улицы Горького (ныне Тверской), после чего пошли по другим, совсем пустым и темным улицам города.
Движение длилось более четырех часов, и, наконец, к рассвету 18 октября наша растянувшаяся колонна прибыла на территорию, где расположена Сельскохозяйственная академия им. К. А. Тимирязева. Здесь нас остановили, продержали некоторое время, пока не стало совсем светло, и определили каждому подразделению отдельную «резиденцию» в зданиях академии.
Вечером объявили, что коммунистический батальон Ленинского района Москвы входит в состав 1-го коммунистического полка, сформировавшегося в эти дни на территории академии. Одновременно здесь же формировался 2-й полк. Оба полка являются частями 3-й Московской коммунистической дивизии.
С наступлением темноты нас свели в большую аудиторию в одном из зданий академии, чтобы посмотреть там кинокартину, которую раньше я уже видел. После кино спокойно возвратились к себе и легли спать. Ночь прошла спокойно – воздушной тревоги не было, так как на этот раз плохая погода не дала, по-видимому, немецким самолетам делать налет на город.
19 октября по радио объявили, что Государственный Комитет Обороны вводит в Москве с завтрашнего дня осадное положение. Но для нас это пока ничего не значило. Все светлое время суток мы провели в парке Сельскохозяйственной академии, занимаясь разными военными учениями.
Утром 20 октября после завтрака всем бойцам выдали противогазы в зеленой – защитного цвета брезентовой сумке, которую полагалось носить слева через правое плечо. Обедать и ужинать нам в этот день в столовой академии больше не пришлось. После завтрака весь 1-й коммунистический полк отправился пешком на отведенный ему на окраине Москвы 1-й боевой участок обороны, расположенный по Ленинградскому шоссе. На этом участке каждому подразделению полка – от батальона до взвода – был выделен свой, строго определенный сектор обороны.
Мы промаршировали по коротким и кривым улицам на запад, до Химкинского водохранилища. Затем пошли на северо-запад вдоль его восточного берега по Ленинградскому шоссе, которое на отдельных участках гражданские лица начали полностью перекрывать противотанковыми ежами, изготовлявшимися из трех отрезков стальных балок и рельсов, а также надолбами и мешками с песком. На нашем пути по шоссе следов боев наших частей с немецкими мотоциклистами, о чем я упоминал выше, мы не увидели.
На краю города вошли в местность против села Алешкино на противоположном берегу водохранилища.
Затем колонна шоссе дошла до старого, с высокими и наклонными металлическими фермами стального Химкинского автомобильного моста над каналом Москва – Волга. (Теперь перед этим мостом стоит еще мост Московской кольцевой автомобильной дороги.) Здесь наша рота повернула на север и пришла к платформе Левобережная Октябрьской железной дороги, которая уже почти не функционировала, так как дальше ближайший к Москве большой город Калинин (Тверь) был занят немцами, и они вот-вот могли захватить другие железнодорожные станции, находившиеся недалеко от столицы. Конечными пунктами для электропоездов с Ленинградского вокзала Москвы были в основном платформа Левобережная, а при особой необходимости – станция Крюково.
Нашему взводу определили для размещения опустевший большой одноэтажный деревянный барак – бывшее общежитие для рабочих и работниц. Он располагался почти на самом берегу канала Москва – Волга и совсем недалеко – на расстоянии не более 300 метров – от старого, массивного, без металлических ферм, железобетонного железнодорожного моста, стоящего и действующего еще и поныне. Второму взводу достался аналогичный соседний барак.
На противоположном берегу канала зловеще пустовали большая ныне железнодорожная станция Химки и небольшой город с тем же названием, откуда многие жители совсем недавно эвакуировались и еще продолжали уходить.
По-видимому, были эвакуированы и все жильцы нашего барака. В одной из его больших комнат, куда «вселили» наше отделение, каждому из нас досталось по узкой непружинной металлической кровати, на которой лежал только матрац. Других постельных принадлежностей не было. Приходилось вместо подушки использовать рюкзак с вещами, а одеяла – пальто.
Мы приставили к стене барака свои пять винтовок, обследовали все здание изнутри и снаружи и остались довольны тем, что в нем имеются с торца большая умывальная комната с водопроводом, кухня с печкой и небольшая кладовка, а на улице относительно недалеко нашли выгребной туалет. Перед бараком до самого бе рега канала тянулись клетками огороды, которые были тщательно убраны.
На следующий день, 21 октября, разбудив еще затемно, наши командиры прежде всего выгнали нас на улицу в одном нижнем белье, несмотря на прохладную погоду, и заставили заняться физической зарядкой. Затем последовали умывание, одевание, приготовление завтрака, его принятие и выход к берегу канала вместе с винтовками, гранатами и другими средствами борьбы с врагом. Здесь мы занялись привычными упражнениями с винтовкой и бутылками с зажигательной смесью для борьбы с вражескими танками, бросанием гранаты без запала и другими приемами борьбы.
Кто-то попросил командира взвода разрешить посмотреть, как взрывается граната при ее бросании. К нашему удивлению, он разрешил и сам же вставил в гранату запал, вынул предохранительное кольцо с ее ручки и, попросив нас отойти назад на безопасное расстояние и укрыться, кинул эту гранату как можно дальше в воду канала Москва – Волга. Раздался взрыв большой силы, что многие из нас увидели впервые, и при этом из воды вместе с ее брызгами вылетело… большое количество блестящей малой и большой рыбы разных видов. Несколько рыб упали даже на берег, и мы их подобрали. Было жаль, что остальная оглушенная взрывом рыба осталась лежать на воде, так как у нас не было рядом лодки, на которой можно было бы всю эту живность забрать с собой.
После обеда на грузовой автомашине привезли откуда-то дополнительное количество винтовок, гранат и боеприпасов, а также другие вещи. Все привезенное распределили по взводам и отделениям. Из стрелкового оружия нашему отделению достались одна отечественная (мосинская 90-х годов XIX века) и две французские (длиной около двух метров вместе со штыком) винтовки и совсем немного патронов к ним. А в другое отделение попали даже бельгийские винтовки. Теперь нашему отделению не хватало еще четырех винтовок, что, разумеется, было плохо. Полученные винтовки разобрали по частям, почистили, смазали и собрали вновь. Поупражнялись стрельбе из них, не вставляя в патронник патроны, которые было приказано очень строго экономить.
К вечеру ко мне подошли Саша Волков и вызванные им из Москвы по телефону-автомату его мать и сестра, попросившие меня продать им мои валенки, которые они хотели иметь при предстоявшей эвакуации из столицы. Я уступил им эти валенки почти за бесценок, так как девать их все равно было некуда.
Потом появились политрук роты и наш ротный командир – очень интеллигентный и явно невоенный пожилой человек. Начальство собрало всех бойцов двух взводов перед нашим бараком, и ротный командир вкратце рассказал, чем мы будем заниматься. Я и мои институтские товарищи при этом предположили, что такой рассказ стал возможным только потому, что рассказчик и его коллега – политрук роты – были совсем невоенными людьми. Будь иначе, как это часто у нас бывало, никаких рассказов больших командиров своим подчиненным не было бы, а просто были бы приказы без объяснений и без возражений.
Было сказано, что нашей 3-й коммунистической дивизии поставлена задача оборонять Москву со стороны Ленинградского и Волоколамского шоссе. 1-й коммунистический полк будет делать это с северо-запада, перед Химками, а также слева и справа от этого города. Входящий в этот полк 1-й коммунистический батальон будет держать оборону слева от Октябрьской железной дороги. При этом его первой роте, куда входит наш взвод, отводится место между этой дорогой и Ленинградским шоссе, которые пересекаются перед Химками с севера возле деревни Новодмитровка. Мы должны будем находиться возле этого места на оборонительных позициях, а также обеспечивать надежную охрану различных объектов в Химках, в Левобережной и вне их от диверсантов и прорвавшихся групп немцев. С нами вместе могут действовать и бойцы истребительных батальонов. Основным объектом охраны для нашей роты является Химкинский железнодорожный мост через канал Москва – Волга. Сейчас ее охраняют бойцы рабочего батальона, который должны сменить мы.
Первоочередной задачей для нашей войсковой части является замена ею находящихся сейчас перед Химками кадровых воинских подразделений. Эти подразделения направят дальше на оборонительные рубежи, располагающиеся северо-западнее железнодорожных станций Сходня, Крюково и других, а также около населенных пунктов возле них слева от железной дороги и справа от Ленинградского шоссе.