355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Владимиров » Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942 » Текст книги (страница 9)
Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 04:44

Текст книги "Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942"


Автор книги: Юрий Владимиров



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 5

Утром 22 октября восемь бойцов нашего отделения, включая меня, отправили на охрану Химкинского железнодорожного моста. При этом я нес на правом плече, на ремне французскую (с примкнутым сверху штыком) винтовку, на другом плече – сумку с противогазом, а на поясном кожаном ремне, затянутом над зимним пальто, – патронташ с патронами и небольшую сумку с гранатой. На голове была демисезонная кепка. Остальные семь бойцов были вооружены тремя отечественными, тремя польскими и одной французской винтовками. Нашу группу сопровождали заместитель командира роты и командир отделения – начальник караула.

У моста, который нам предстояло бдительно охранять, группу остановила дежурившая на нем старая, полувоенная охрана из бойцов сформированного еще летом рабочего батальона. Навстречу вышел начальник этой охраны, который провел краткие переговоры с заместителем командира нашей роты, и старая охрана, сдав нам посты, ушла с моста совсем. Командир отделения расставил нас по двое на каждом из двух постов перед мостом с обоих берегов канала Москва – Волга и с остальными четырьмя бойцами, которые должны были через четыре часа сменить постовых, отправился назад в Левобережную. Здесь я прервусь и сообщу общие сведения, относящиеся к охране моста…

Меня определили на пост сразу в первую смену. Моим напарником оказался уже хорошо известный читателю доцент А. И. Ващенко, вооруженный отечественной винтовкой. При этом он был назначен часовым, а я подчаском. Для нас обоих образование начальником караула такой пары оказалось полной неожиданностью, поскольку с первого же дня пребывания в одном отделении мы очень неудобно чувствовали себя друг перед другом: я из-за того, что 26 июня в институте провалился у Александра Ивановича на экзамене по металлургическим печам, а он – из-за того, что тогда поставил мне двойку, не сделав бедному студенту скидку в связи с началом войны.

Кроме того, А. И. Ващенко не знал, как ко мне обращаться, так как я был очень молод и одновременно находился с ним в одинаковом положении рядового бойца. Я же мог просто звать его по имени и отчеству, а он меня так – не мог. В то же время он не мог звать меня ни фамильярно по имени – Юрой, ни сухо – «товарищ боец». Поэтому получилось так, что в течение всей нашей последовавшей почти трехсуточной совместной службы на мосту Александр Иванович обходился вообще без обращения ко мне.

Конечно, друг с другом никаких разговоров на неслужебные темы мы не вели и в основном молчали. Это было как-то противоестественно. Слава богу, через пару суток после 22 октября наша совместная служба с Александром Ивановичем закончилась: его, как крупного специалиста в технике, отозвали из армии в соответствии с вышедшим накануне правительственным указом…

Лишь однажды А. И. Ващенко удивил меня своей репликой по поводу французских винтовок, с одной из которых я нес службу, так как они были очень длинными и сложными в использовании. Он заявил, что эти винтовки, по-видимому, еще «со времен Франко-прусской войны 1870 года». Мы оба никак не могли себе ясно представить, когда и как они, а также бельгийские винтовки появились в нашей стране…

24 октября, примерно в 10 часов утра на смену Александру Ивановичу прислали ко мне в напарники моего одноклассника по средней школе и бывшего студента МГИ Мишу Волкова, вооруженного польской винтовкой. Обоих нас это очень обрадовало, и более часа мы провели время неплохо, вспоминая на родном, чувашском языке свое детство, друзей, учебу в школе и преподавателей в ней. Однако скоро впервые столкнулись на мосту с опасностью для жизни. Дело в том, что в это время погода несколько улучшилась – туч на небе стало меньше.

Вероятно, воспользовавшись этим, совсем неожиданно для зенитчиков и нас с Мишей, ведших мирную беседу (хотя он был не очень разговорчивым человеком), внезапно вылетели из-за туч несколько немецких пикирующих бомбардировщиков – штурмовиков, которые совершили налет в район Химок. В первую очередь объектом нападения стал автомобильный мост через канал Москва – Волга, а затем и наш – железнодорожный. Не знаю, чем обошлась атака на автомобильный мост, но, к счастью, на наш мост угодила почти в его середине только одна бомба, которая, как оказалось, не нанесла серьезного повреждения рельсам железнодорожной колеи. А еще две бомбы упали рядом в канал, естественно подняв огромные столбы воды вместе с кучей мелких и крупных рыб, которые потом долго подбирал на лодке химкинский старый рыбак. Хорошо еще, что тогда мы с Мишей находились далеко – за сторожевой будкой – и осколки нас не задели.

Пока вражеские самолеты разворачивались, я и Миша, не сговариваясь и как бы инстинктивно, сняли с плеч свои винтовки и впервые за время нашей воинской службы произвели из них по быстро пролетавшим самолетам выстрелы: Миша успел сделать их дважды, а я лишь один, так как при второй попытке выстрелить старый французский патрон моей старой французской винтовки дал осечку. Тем временем зенитные пушки и пулеметы по обоим берегам канала интенсивно заработали, и самолеты быстро удалились без потерь.

26 октября примерно в два часа ночи мы, как обычно, пропустили очередной воинский поезд на передовую линию фронта и немного расслабились. (Кстати, контролировать точно время мы с Мишей не могли, так как оба не имели часов.) В ту ночь погода была сырой и прохладной, уши и голова, на которой у меня была не шапка, а демисезонная кепка, мерзли. Было очень темно, и ничего не было видно на расстоянии дальше трех-четырех метров на фоне широких железобетонных ферм моста и разных построек вокруг.

Спустя примерно час после ухода поезда я и Миша, стоявшие за сторожевой будкой с левой стороны моста, вдруг услышали близко от нас, со стороны Химок шуршание мелкого гравия, насыпанного между деревянными шпалами рельсов железнодорожной колеи. Шепнули друг другу, что, видимо, начальство идет проверять, как бдительно мы несем службу. И вдруг перед нашими глазами на фоне относительно светлого неба с темными тучами выделились два черных движущихся прямо к нам по железной дороге человеческих профиля, и я заорал: «Стой, кто идет? Пароль?» В ответ послышалось: «Свои, свои, железнодорожники. Идем домой». И, уже подойдя близко к мосту, два человека, не остановившись хотя бы на миг, продолжали двигаться. Тогда я снова громко крикнул: «Стой, стрелять буду!» Но и это не возымело действия. Пришлось выстрелить из винтовки вверх, и то же самое сделал Миша.

После этого мы оба почти одновременно легли между рельсами и быстро переползли на правую сторону моста, за ее широкую железобетонную ферму. Это нас спасло: громко выругавшись матом (я заметил нерусский акцент), нарушители открыли (вероятно, из пистолетов) огонь в сторону будки, около которой нас уже не было, и несколько пуль зацокало о противоположную ферму. Обоих нарушителей не стало видно, и поэтому стрелять без точной цели в их сторону было бесполезно. В связи с этим я решил бросить в возможное место их нахождения гранату. Быстро вытащил ее из сумки на поясном ремне вокруг своего пальто, снял с ручки гранаты предохранительное кольцо и, приподнявшись, кинул это оружие (как оказалось, в первый и последний раз в своей жизни) как можно дальше от себя. Раздался оглушительный грохот, и через несколько секунд посыпались сверху на нас с Мишей мелкие и большие частички гравия и земли. Потом все затихло, и чуть позже послышался на месте взрыва слабый стон, и тогда я закричал: «Ребята, помогите!»

Услышав выстрелы и грохот взрыва гранаты, выскочили из расположенной у основания железнодорожной насыпи землянки отдыхавшие в ней сменщики Лева Утевский и его напарник, которые открыли из своих винтовок огонь в сторону нынешнего прибрежного Химкинского парка, куда, вероятно, побежали от моста нарушители. Вскоре примчался к нам со стороны Левобережной другой часовой – Вася Голиков с оружием. Затем появились начальник караула и другие командиры, чтобы выяснить, что же случилось. Мы им вкратце рассказали, что произошло.

Когда стало светло, то увидели, что взрыв гранаты образовал небольшую воронку между двумя колеями железнодорожного пути перед мостом на расстоянии примерно 6,5 метра от опрокинувшейся при взрыве сторожевой будки. В нее попало несколько осколков, и, кроме того, на ее противоположных стенах обнаружились сквозные отверстия от пуль стрелявших в нас людей. Почти не пострадал телефон в будке.

Стало ясно, что я и Миша действительно подверглись вооруженному нападению двух человек, но они, видимо, не знали, что в тот момент нас уже не было ни в будке, ни около нее. Возле воронки и дальше от нее справа ребята увидели на земле капли крови и следы уходивших ног. Это означало, что кто-то из нападавших ранен и они ушли по рельсовой колее назад, спустились с насыпи железной дороги вправо и скрылись в Химках.

В результате тщательной проверки днем последствий происшедшего инцидента начальство признало наши с Мишей действия ночью на мосту правильными и похвалило нас за «проявленные бдительность и решительность при несении службы»… (29 октября мы узнали от местных жителей, что якобы пару дней назад бойцы истребительного батальона задержали возле Химок двух подозрительных мужчин в форме железнодорожников, один из которых имел легкое ранение на правой руке.)

Пришел командир взвода и сказал, что теперь мы постепенно начнем сменять второй взвод, занимающий оборонительные позиции перед Химками, на их северозападной окраине, и что поэтому нам всем надо приготовить оружие, боеприпасы и самые необходимые для жизни вещи. Пришлось почистить винтовки. Кроме того, я освободил рюкзак от тех вещей, которые мне пока не понадобятся, и переложил их в белую холщовую сумку, которую потом отнес в кладовку барака. А рюкзак с котелком, кружкой, средствами для умывания и другими важными вещами и предметами (включая патроны, гранаты), а также противогаз подготовил для уноса с собой. Ложка, конечно, была при себе.

26 же октября наш первый взвод, кроме тех бойцов, которые были еще в карауле и должны были присоединиться к нам позже, отправился в путь в сопровождении командиров роты и взвода. Перешли охранявшийся раньше нами мост, поприветствовав еще находившихся на нем на двух постах товарищей, и пошли дальше вдоль железнодорожного пути на северо-запад, оставляя справа от себя Химки.

В то время железнодорожный путь был западной границей этого населенного пункта. Слева от него вовсе не было городских жилых кварталов. Вместо них были пустырь и хлебное поле, а за ними – Ленинградское шоссе, проходившее справа от длинной, ныне уже не существующей и превращенной в городской район Химок деревни Новая Лужа.

Возле места пересечения железной и шоссейной дорог располагались в то время справа, как и сейчас, деревня Новодмитровка, а слева – как от железной дороги, так и от шоссе – поле деревень Новая Лужа и Машкино. К последней в настоящее время идет поперек Машкинское шоссе. Впереди этого места стоял слева от железной дороги небольшой населенный пункт, слившийся ныне с поселком и железнодорожной платформой Планерная.

Меньше чем через час мы прибыли на те оборонительные позиции, где нам теперь предстояло находиться, и сменили на них второй взвод, пробывший здесь до нас четверо суток. Мы должны были тут занять окопы, блиндажи и траншеи, устроенные слева и справа перпендикулярно Ленинградскому шоссе, и дополнительно – пост у автомобильного перехода через железную дорогу. Для нас же предназначались еще два ДЗОТа, находившиеся слева от шоссе.

Все эти объекты были построены ранее московскими гражданскими лицами, которые северо-западнее нас еще продолжали трудиться километрах в трех-четырех от наших позиций, готовя очень длинный и широкий противотанковый ров. Соответственно такой же ров москвичи заканчивали копать справа от железной дороги и Ленинградского шоссе. (Как эти люди приезжали сюда и уезжали обратно, я уже рассказывал.)

Позади длинных окопов с ходами сообщения и блиндажей были установлены слева и справа от Ленинградского шоссе три ряда противотанковых ежей, крайние из которых при подходе к нам неприятеля мы должны были перетащить поперек на шоссе и этим закрыть его для вражеских танков. В конце одного из длинных окопов был устроен без укрытия сверху примитивный туалет. Воду для питья и умывания необходимо было брать из ближайших деревенских колодцев.

Распорядок пребывания нас на оборонительных позициях, которые мы заняли, был почти таким же, как при охране железнодорожного моста: находиться 4 часа с оружием в окопах, а затем четыре – в режиме отдыха на воле, в блиндаже, землянке или ДЗОТе. Мне и ребятам из моего отделения пришлось сразу же с винтовками и гранатами залезть в окоп и определиться в нем на указанном командиром месте…

…А теперь я прервусь, уйду далеко вперед и скажу, что как раз на месте моего окопа, который находился от центра Москвы на удалении 23 километра, в настоящее время стоит сооруженный в конце 70-х годов очень большой монумент. Он выполнен в виде трех гигантских железобетонных противотанковых ежей и гранитного постамента под ними, на котором выгравировано: «Защитникам Москвы». Под углом к этому постаменту размещается, уходя в сторону железнодорожной платформы Планерная, другое сооружение большой длины, но относительно малой высоты. На нем тоже имеются различные надписи, посвященные обороне Москвы нашими войсками в конце 1941 и начале 1942 года.

В настоящее время, проезжая мимо этого памятника по Ленинградскому шоссе, некоторые кондукторы автобусов и водители такси рассказывают своим пассажирам (особенно иностранным), что в середине ноября 1941 года (то есть примерно через две недели после того, как я был отозван с этого места) именно здесь было задержано нашими войсками продвижение немцев к Москве. И якобы это то минимально близкое к Москве место, до которого добрались тремя танками передовые немецкие части во время войны. (Но я в этом не уверен, так как ранее читал, что этим местом был поселок Хлебниково на 27-м километре от Москвы по Дмитровскому шоссе.)

Теперь к этому памятнику почти ежедневно, и главным образом в выходные дни, прибывают кортежи автомашин с новобрачными, которые возлагают цветы к упомянутым гигантским ежам и, отойдя от них назад к своим машинам, сразу же начинают весело и очень шумно распивать возле них шампанское и другие спиртные напитки. Уж лучше бы они обходились на этом святом месте без спиртного!..

…В те дни и ночи главной задачей войсковых соединений на данных оборонительных позициях была готовность в любой момент отразить возможные внезапные атаки прорвавшихся через передовую линию фронта немцев, и особенно их танков, так как противник находился совсем недалеко – наверное, на расстоянии не более 35 километров. В тот период немцы на нашем участке фронта сосредотачивали свои силы и готовились к новому и решающему удару для захвата Москвы, не проявляя почти никакой активности. Предвидя их быстрые танковые марши к столице и в то же время не имея на оборонительных позициях в достаточном количестве ни противотанковой, ни полевой и другой (кроме зенитной) артиллерии, наше командование в тот же день, 26 октября, когда мы прибыли на новое место, доставило нам на грузовой автомашине партию бутылок с зажигательной смесью, чтобы мы могли ими задержать движение танков. Поэтому пришлось всем срочно заняться освоением этого нового для нас вида оружия.

Нас предупредили, что враг неожиданно может открыть по Химкам, нашим позициям и обеим дорогам – железной и шоссейной – артиллерийский огонь. Просили, чтобы мы были готовы также к этой неприятности. Кроме того, приказали всем бойцам открывать из винтовок огонь по немецким самолетам – штурмовикам и истребителям, – если они летят на доступной для пуль высоте.

В нашу же задачу входило оказание помощи водителям автомашин в случае застревания их на дорогах, и особенно – на Ленинградском шоссе, на котором появилось очень много скользкой для колес грязи и образовались повсеместно глубокие выбоины вследствие большого износа покрытия из-за резкого увеличения интенсивности движения транспорта, повышения нагрузки на грунт и попадания вражеских бомб.

Выполнением всех перечисленных задач мы занимались во все дни и ночи своего пребывания на оборонительных позициях.

Пищу и курево нам доставляли из Левобережной. Горячую пищу мы принимали из своих котелков и кружек, которые часто не имели возможности хорошо вымыть после использования. О каких-либо «боевых 100 граммах» водки, выдаваемых «где-то» фронтовикам ежедневно, мы тогда не имели и представления. Пищи, конечно, не хватало, но голодными мы не были. Некоторые ребята кипятили возле окопов в котелках на костре остатками досок и сучьями деревьев воду, взятую из колодца, и пили чай. Спали все кое-как, не раздеваясь, в блиндаже или землянке.

Как и в предыдущие дни и ночи, вражеская авиация не прекращала налеты на Москву. Звуковые сигналы воздушной тревоги в столице были слышны и у нас. К звукам выстрелов зенитной артиллерии, которая была также возле наших позиций, мы уже привыкли.

27 октября мне с ребятами днем пришлось второй раз в жизни открывать из винтовки огонь по немецким самолетам, налетавшим на наши два моста над каналом Москва – Волга, Ленинградское шоссе, железную дорогу и зенитные батареи. Но особенно много мы постреляли в следующие сутки – 28 октября, когда в Москве объявляли тревогу четыре раза днем и два раза ночью. У меня в эти сутки даже кончились все выданные мне патроны для моей сильно отдававшей на плечо при стрельбе старой французской винтовки. Тогда днем мы оказались свидетелями тому, как на небе, почти над нами, то ли от наших винтовочных выстрелов, то ли от огня зенитной артиллерии и зенитных пулеметов загорелся летевший на небольшой высоте в направлении на запад вражеский самолет. Затем он в нескольких километрах от нас упал на землю и взорвался. Летчики при этом не успели выпрыгнуть с парашютом. Радости не было предела.

Но эта радость была омрачена тем, что в тот же день мы увидели на Ленинградском шоссе несколько убитых и много раненых бойцов и гражданских лиц, пострадавших от бомб и пулеметного огня немецких штурмовиков и истребителей. Имели также в этот день дела с разбитыми при авианалетах грузовыми автомашинами, везшими туда и сюда разные вещи. Эти машины нам приходилось разгружать, складывая грузы из них на земле сбоку на стороне, и сталкивать покалеченные автомобили в кювет.

Как и в предыдущие сутки, но в день 28 октября особенно часто, нам приходилось между деревнями Новая Лужа и Новодмитровка вытаскивать застрявшие на шоссе грузовики, большинство которых везло на передовую линию фронта боеприпасы, продукты питания и другие вещи, необходимые на войне. При этом мы тратили очень много сил, толкая машины сзади и бросая под их колеса грунт, доски и ветки деревьев.

Под вечер того же дня у нас случилась другая большая неприятность. В это время я и Аркаша Писарев, перейдя пешком обе колеи Октябрьской железной дороги у охраняемого товарищами автомобильного перехода, отправились в деревню Новодмитровка с котелками, чтобы набрать в колодце воду. Едва мы успели сделать эту работу, как совершенно неожиданно появился на небольшой высоте, но с большой скоростью возвращавшийся, вероятно, с налета на Москву вражеский штурмовик, который сбросил на переход неточно, по-видимому, последнюю свою бомбу и, кроме того, успел дать пулеметную очередь по нашим позициям. Так как в это время на них меня и моего коллеги не было, то с нами ничего не случилось. А вот пожилого бойца, находившегося на посту у перехода, ранило в спину под правой лопаткой осколком бомбы, вырвавшим при этом у него сзади из зимнего пальто большой клок материи и подкладочной ваты. Легко ранило пулями еще кое-кого.

Когда я увидел алую кровь, обильно текущую сзади по пальто у раненого, мне стало дурно и чуть не вырвало. А сам раненый был спокоен. Всеми ранеными немедленно занялись санитарный инструктор и медицинская сестра.

Через несколько минут после случившегося несчастья, раньше, чем положено, почти на одни сутки, неожиданно прибыл к нам во главе с командиром роты другой взвод бойцов, чтобы сменить на оборонительных позициях наш взвод. Командир роты заявил, что командованием получен сверху приказ срочно снять с позиций некоторую часть бойцов нашего подразделения, являвшихся ранее студентами вузов и техникумов, и отправить их завтра же утром на новые места службы, требующей знания технических дисциплин.

Итак, мы покинули оборонительные позиции и отправились с оружием и вещами в Левобережную, взяв с собой перевязанных бинтами раненых. При этом только серьезно раненного из них пришлось нести на брезенте. В Левобережной всех раненых повезли в медсанчасть.

В поселке мы поужинали в столовой и получили в ней же на двое суток продукты для питания сухим пайком. Затем в бараке почистили винтовки, сдали их и противогазы начальству и подготовили все личные вещи к завтрашнему отъезду на новое место.

29 октября примерно в 8 часов мы в Левобережной после недолгого ожидания электрички на железнодорожной платформе сели на прибывший из Москвы электропоезд и приехали на нем на Ленинградский вокзал столицы. Отсюда на метро с пересадкой на станции «Площадь Революции» добрались до Курского вокзала. Но тут выяснилось, что товарно-пассажирский поезд, который должен повезти в Горький сформировавшуюся большую партию таких же, как мы, военных, отходит от вокзала только в 12 часов и у нас остается свободное время – около трех часов. Поэтому основная часть нашей группы отправилась посмотреть («может быть, последний раз в своей жизни») центр Москвы, а отдельные коренные москвичи, и в их числе Аркаша Писарев, «на часок» по домам. Я же с Мишей Волковым и Женей Майоновым приехал на метро до станции «Охотный ряд» и прошелся с ними вместе по Красной, Манежной и Театральной площадям, а также по части улицы Горького (ныне Тверской) и другим улицам города.

Мы поразились почти полному отсутствию людей на них, кроме отдельных мелких групп военных. Удивились необычной маскировке важнейших зданий и сооружений и наличию зенитных батарей на отдельных местах и даже на крыше гостиницы «Москва». На улице Горького нас особенно потрясло то, что на ней кое-где были построены баррикады и установлены проволочные заграждения и противотанковые ежи. Кроме того, на ней же, а также на других центральных улицах столицы высокие и широкие витринные окна больших домов на первом этаже были закрыты мешками, заполненными песком и землей. На обратном пути на Курский вокзал нашу группу задержал на улице патруль, но присоединившийся к нам, идя из дома, Лева Утевский показал патрульным врученный ему документ, и нас сразу отпустили.

К 11 часам 30 минутам все пассажиры собрались на условленном месте, сели в вагоны (нам достался пассажирский вагон), и поезд медленно, с частыми и долгими остановками, чтобы пропускать встречные военные эшелоны, повез нас в Горький.

Перед наступлением темноты поезд более часа простоял в районе за станцией Петушки. И здесь совершенно неожиданно я увидел, что на запасной колее железной дороги стоит большой эшелон с товарными вагонами и платформами, а на двух из последних, нагруженных станками, накрытыми брезентом, прохаживаются туда и сюда с винтовками… Дима Кузнецов и Федя Гафуров – мои бывшие коллеги по учебе в МИС и работе охранниками на станкозаводе им. Серго Орджоникидзе. Мы очень удивились нашей встрече. Они сказали, что почти весь завод эвакуируется куда-то на Урал и им поручено ехать туда, сопровождая и охраняя на поезде оборудование. Дальше они не знают, что с ними будет.

А утром 30 октября где-то за Дзержинском наш поезд остановился рядом с составом нашего института, и мы сумели снова увидеться и перекинуться несколькими словами с моими близкими друзьями – Колей Золотухиным, Ваней Митрофановым, Пашей Галкиным и другими ребятами и девчатами. Все они были недовольны тем, как медленно движутся на восток поезда с эвакуирующимися туда студентами или служащими. В то же время они понимали, что для страны пока нет такой большой нужды в них, как в рабочих, техниках и инженерах высокой квалификации. И было ясно, почему это так – государству сейчас нужно прежде всего наладить производство на новых местах – в глубоком тылу.

Ребятам пришлось долго помучиться, пока они десятки километров добирались пешком с тяжелыми вещами до места посадки. Сейчас же их больше всего мучает проблема получения питания, и им часто приходится голодать. Они предложили нам, пока не поздно, покинуть наш поезд и присоединиться к ним, поскольку на нас гражданская форма, все студенческие документы находятся еще в наших карманах и мы фактически не приписаны ни к какой воинской части и поэтому никто не может посчитать нас дезертирами. Новые паспорта и продовольственные карточки можно получить на месте прибытия. Конечно, ребята были правы, но мы не приняли их предложения. Обещали организовать с ними переписку по прибытии в воинскую часть, что потом и сделали. Снова попрощались друг с другом, наш поезд тронулся и поехал дальше, а их состав остался…

…И так в этот день кончились мои счастливая довоенная московская жизнь и ее короткий, но очень важный и незабываемый период скромного участия в обороне столицы, за что я награжден соответствующей медалью. Но из-за того, что я потом оказался у немцев в плену, считавшемся раньше у властей чуть ни не огромным преступлением, эту медаль мне вручили лишь к 25-летию начала наступления наших войск под Москвой, то есть только спустя четверть века.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю