Текст книги "Двухэтажная Япония. Две тысячи дней на Японских островах"

Автор книги: Юрий Тавровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Юрий Тавровский
ДВУХЭТАЖНАЯ ЯПОНИЯ: Две тысячи дней на Японских островах

И снова восходит солнце над Фудзиямой, такой же единственной и неповторимой для японцев, как Волга для русских, Ниагарский водопад для американцев и канадцев, а гора Тайшань для китайцев. Единственна и неповторима сама Япония, как неповторима любая другая часть разноликой мозаики стран нашей планеты.

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Почему эта книга названа «Двухэтажная Япония»? Уж не собирается ли автор привлечь внимание только к «глубинке» и обойти ту Японию, которую олицетворяют рвущиеся ввысь небоскребы, устремленные только вперед железнодорожные экспрессы, полюбившиеся всему миру надежные и удобные автомобили? Напротив, этим и иным символам «японского чуда» уделено в книге должное внимание и уважение. А почему тогда «двухэтажная»?

Прежде всего потому, что именно таким было первое впечатление от страны, чьи города и деревни, зачастую сливаясь друг с другом, заполнены именно двухэтажными строениями. Почерневшие от времени деревенские дома под черепичными крышами. Городские двухэтажки, бесконечными волнами подступающие к многоэтажным «островам» деловых центров. Они по-прежнему определяют архитектурный облик Японии, как бы олицетворяя стабильность уклада жизни, преемственность поколений.

Впечатление о «двухэтажности» укрепилось и после двух тысяч дней работы в стране, поездок по ее устрашающе огромным главным городам, уютным провинциальным городкам, аккуратным, но все заметнее ветшающим деревням.

«Двухэтажность» – это очевидный разрыв в уровне развития между Хонсю, главным из четырех самых больших Японских островов, и тремя остальными: Хоккайдо, Сикоку и Кюсю. Это процветание самых крупных индустриальных центров – Токио, Осаки, Нагоя на фоне нарастания проблем остальных городов и районов того же Хонсю.

«Двухэтажность» – это продолжающийся отток в города жителей принесенной в жертву «экспортной стратегии» промышленников деревни, которая не способна более прокормить Японию, ставшую крупнейшим в мире покупателем сельскохозяйственных продуктов. Это – восхищение каждым цветком, деревцем, источником или рощей, уживающееся с умертвлением ядовитыми отходами воздуха, воды и почвы.

«Двухэтажность» – это бросающаяся в глаза разница между оснащенными роботами и компьютерами крупными предприятиями и работающими на них средними и мелкими заводами, персонал которых трудится дольше и тяжелее, а зарабатывает меньше. Это – разница в положении охваченной профсоюзным движением рабочей верхушки, составляющей чуть больше четверти трудящихся, и остальной массой, на которую гораздо реже распространяются блага, даруемые японским менеджментом. Это – и степень эксплуатации даже привилегированной части трудящихся, только недавно начавшей знакомиться с пятидневной рабочей неделей, все еще не имеющей полноценного оплачиваемого отпуска, отдающей работе ежегодно в среднем 2170 часов по сравнению с 1920 часами в США и 1660 часами в ФРГ.

«Двухэтажность» – это, наконец, то ненормальное положение, при котором японские капиталы текут на стимулирование американской экономики, хотя сама Япония страдает от недостатка средств на строительство современного жилья, финансирование программ просвещения, здравоохранения и социального обеспечения.

Задумав нарисовать панораму «двухэтажной Японии», автор много путешествовал. Но и шести лет оказалось мало, чтобы побывать во всех 47 префектурах, во всех знаменитых уголках Страны восходящего солнца, составляющей лишь 0,3 % земной суши (372 тыс. км²).

В своем повествовании автор стремился не просто «сфотографировать» Японию 80-х годов XX в., но еще и показать ее связь с прошлым, без опоры на которое сегодняшняя страна не смогла бы так уверенно шагать на собственных ногах. Постоянно обращаясь к временам минувшим, японцы все чаще думают о будущем. Вот почему нельзя было обойти вниманием склонность к долгосрочным планам, присущую каждой семье, руководителям предприятий, министерств, государства.

Япония собирается одной из первых ворваться в XXI в. С желанием расширить представления о соседней державе, помочь почерпнуть из ее опыта самое интересное автор представляет эту книгу очерков читателю.

Глава первая.
СЕМЬ ВСТРЕЧ С ФУДЗИ-САН

Свидание с богиней горы Фудзияма

Наступление «стальных воротничков»

«Ад» у подножия Фудзиямы

«Лес смерти»

«Глубинка» в трех часах езды от столицы

Фудзияма в осаде

Несчастье «Счастливого дракона»

…Величественная гора Фудзияма, цветущая вишня сакура, пленительные гейши, яростные самураи, изящные кимоно, утонченные гравюры «укиёэ», экзотические представления театра «кабуки». Эти образы остаются после чтения книг о посещении той Японии, что под угрозой расстрела орудиями иностранных боевых кораблей была вынуждена примерно полтора века назад покончить с почти 200-летней изоляцией и вступить в контакт с внешним миром.

…Колонны японских солдат, марширующих по улицам Владивостока, Пекина, Шанхая, Нанкина, Сингапура, Ханоя, десятков других азиатских городов. Самурайский меч, падающий на голову пленного. Прощальная чарка сакэ в руках юного смертника «камикадзэ». Стаи американских бомбардировщиков на фоне сверкающего конуса Фудзиямы. Кроваво-черное рукотворное облако над Хиросимой. Эти кадры надолго запоминаются после просмотра кинохроники первых пяти десятилетий нынешнего века.

Для второй половины нынешнего столетия типичны совсем иные символы. Скользящий по стапелям танкер небывалого водоизмещения. Стремительно несущийся мимо горы Фудзияма поезд-суперэкспресс. Задыхающиеся от смога пешеходы на улицах больших городов. Впихивающие пассажиров в переполненные вагоны электрички станционные служители…

После шести лет жизни в Японии 80-х годов чаще всего вспоминаются оснащенные роботами цехи завода, поездки в надежных и удобных автомобилях по скоростным шоссе и томительные часы стояния в «пробках», сохранившие обаяние и традиции старинные городки японской «глубинки», заросшие сорняками поля умирающей горной деревни, многотысячные первомайские демонстрации, парады фашиствующих экстремистов перед токийским храмом Ясукуни, переполненный посетителями советский павильон всемирной выставки «ЭКСПО». И еще конечно же Фудзи-сан[1]1
  Фудзи-сан и Фудзияма означают одно и то же – гора Фудзи, хотя в первом сочетании используется китайское, а во втором – японское чтение иероглифе «гора». Слово «сан» в сочетании фудзи-сан не имеет ничего общего с вежливым суффиксом «сан» в соединении с фамилиями или именами.


[Закрыть], гора Фудзи. Оказавшаяся совсем рядом с пробившим облака самолетом. Нависшая темным силуэтом над вечерним заливом. Упавшая белоснежным отражением на гладь озера. Проступившая красным конусом из затянувшего недалекий токийский горизонт дымного тумана…

Как бы стремительно ни менялся облик городов и сел, рек и озер, гор и долин, Фудзияма все равно останется непревзойденной царицей японской природы, символом мощи, совершенства форм и пропорций. Какие бы социальные или технологические перемены ни влияли на образ жизни японцев, они все так же будут любоваться своей единственной и неповторимой Фудзи-сан, будь то на старинных гравюрах или в передаваемой через спутник на всю страну специальной новогодней телепрограмме. Да и для иностранцев, как показывают, например, письма слушателей «Радио Японии», Фудзияма прочно удерживает первое место среди символов Страны восходящего солнца, опережая сакуру, роботов, компьютеры и автомобили.

Человеческое воображение поражает не только громадность Фудзиямы, особенно очевидная на фоне окружающей ее равнины и довольно невысоких гор. Восхищение вызывало и вызывает постоянство, вечность колоссальной горы, изменения которой незаметны живущему так недолго человеку. Фудзи-сан можно уподобить необычайно крупному и прекрасному драгоценному камню, который передается в наследство из поколения в поколение неизменным, окруженным легендами и преданиями. Камень этот люди вставляют в оправы, меняющиеся со сменой эпох. Когда-то в девственных лесах и на берегах озер вокруг огромной горы стояли только поселения искусных охотников и рыбаков из племен айну, коренных жителей Японских островов. Вытеснившие их пришельцы с юга не только унаследовали культ поклонения Фудзи-сан и само ее название «Фунчи», то есть «огненная гора». Они создали новую «оправу» горы из рисовых полей, деревень под тростниковыми крышами, белостенных самурайских замков. С рассказа о нынешней «оправе» Фудзи-сан хочется начать очерки о городах, деревнях, дорогах Японии 80-х годов, о заботах и радостях, достижениях и проблемах наших современников и соседей – японцев конца XX в.

Свидание с богиней горы Фудзияма

Под звуки явно уставшего духового оркестра по токийской улице Гиндза шествовала «богиня» горы Фудзияма – Конохана Сакуя-химэ. Перед облаченной в старинные одежды «богиней» несли трехметровый макет Фудзи-сан, шли музыканты, знаменосцы. А позади вышагивали в непомерно высоких деревянных сандалиях, ряженные под злых духов, в масках с длинными красными носами и одетые в традиционные простонародные костюмы юноши и девушки, на плечах которых покоились резные паланкины с переносными часовнями – «микоси». Июньский парад должен не просто напомнить столичным жителям о приближении длящегося всего два месяца – июль и август – сезона восхождений на священную гору, но в очередной раз попытаться убедить их не оставлять там после себя горы всевозможного мусора. «Движение за сохранение Фудзи-сан в чистоте» существует уже более четверти века. Его участники не только устраивают парады в Токио и городках у подножия Фудзиямы. По окончании сезона восхождений они проводят уборку Фудзи-сан, собирая на вершине и туристских тропах брошенные консервные банки, бутылки – больше ста тонн за один лишь день!

Поклонившись хорошенькой «богине» и даже получив чуть заметный, как и полагается простому смертному, ответный кивок, я дал зарок больше не откладывать в долгий ящик восхождение, на Фудзи. Но зарок зароком, а цепная реакция суетной токийской жизни – сама по себе. Вот уже в вечернем выпуске новостей промелькнул праздник открытия сезона восхождений, вот газеты стали печатать репортажи о немыслимой толчее на вершине, где в ожидании восхода солнца еженощно собираются тысячи людей. А моя встреча с богиней Фудзи все откладывалась. И только ко времени «Химацури», завершающего сезон восхождений «Огненного праздника», план долгожданного приключения стал приобретать конкретные формы. «Одним выстрелом убить двух зайцев» – побывать на празднике, а затем совершить классическое ночное восхождение. С таким расчетом я присоединился к участникам «Химацури», причисленного к «трем самым удивительным огненным праздникам».

Что говорить, «Химацури» и вправду удивляет, он ничем не похож на другие «огненные праздники» – ритуальные выжигания сухой травы на склонах гор, разжигания огромных костров в форме иероглифов и красочные фейерверки. Накануне праздника у подножия Фудзи-сан видны группы людей, деловито сооружающих похожие на побеги бамбука факелы в два-три человеческих роста. Шеренга из 50–60 факелов растягивается почти на три километра вдоль старинной дороги. У дверей выходящих на нее домов тоже видны приготовления – аккуратно сложенные поленницы дров. Чем ближе вечер, тем оживленнее становится площадь перед вокзалом небольшого городка Фудзи-Йосида. Поезда и автобусы выгружают все более плотные толпы любопытных.

Около 6 часов вечера на площадь вступает процессия молодых горожан, несущих на плечах «микоси», в которые на время праздника «переселяется» богиня Фудзиямы. Как только переносные часовни опускаются на заранее установленные козлы, многоголосый возглас восхищения проносится над толпами – зажглись верхушки факелов. Не успевают разгореться факелы, как к ним добавляется огненное многоточие поленниц, высветившее контуры домов, снующих вдоль дороги любопытных. Словно повинуясь бесшумно отданной команде, все вдруг поднимают головы и смотрят в сторону все еще освещенного солнцем конуса Фудзи – там тоже зажглись костры, сложенные владельцами горных приютов. Почти физически ощущаемая близость огромной горы, залившее все кругом море огня, мелькание раскрасневшихся от жары и слабой рисовой водки сакэ лиц – все это задевает какие-то заржавевшие в наш век струны души, создает атмосферу языческого празднества. Может быть, это и оттого, что «огненный праздник» действительно очень древний, его корни уходят еще к айну. Считается, что огромные факелы символизируют извержения Фудзи-сан. Другая, более японская легенда объясняет праздник таким образом: внук богини солнца Аматэрасу по имени Нинигино с первого взгляда влюбился в богиню Фудзиямы Конохана Сакуя-химэ. Этого первого взгляда было достаточно, чтобы Сакуя-химэ понесла. Не поверив в чудодейственную силу собственного взгляда, Нинигино обвинил свою возлюбленную в неверности. Возмущенная подозрением богиня заперлась в деревянном доме, а когда подошло время разрешиться от бремени, подожгла его. Ни Сакуя-химэ, ни родившиеся один за другим трое сыновей ничуть не пострадали от огня. Доказавшая свою невиновность богиня с тех пор почитается как символ чистоты, супружеской верности.

Древние корни праздника прослеживаются и в странном обычае, связанном с ним. Рядом с разожженным «священным огнем» не имеет права находиться ни один человек, в семье которого за последние 12 месяцев кто-нибудь умер.

У богини Сакуя-химэ наряду с несомненными достоинствами хватает и недостатков. Если судить по непредсказуемой, меняющейся несколько раз на день погоде на опекаемой богиней горе, среди этих недостатков на первом месте стоит непостоянство. Еще утром светило солнце и Фудзи-сан была видна даже из Токио. Днем только несколько облаков плавали вокруг вершины. Но вот уже густой туман скрыл костры у приютов и прочертившие склоны зигзагообразные цепочки огоньков фонариков, которые несут бредущие к вершине туристы. Заметались языки пламени разгоревшихся по-настоящему факелов, и люди стали жаться к ним поближе: пошел дождь. Стало ясно, что мой хитроумный замысел «убить сразу двух зайцев» сорвался. Именно в такую погоду в 1980 г. 12 человек стали жертвами камнепада, обрушившегося на них во время спуска с вершины. Увы, свидание с богиней Фудзиямы не состоится в этот сезон…

Но разве обязательно связывать себя рамками сезона? Можно ведь рискнуть и обойтись без услуг горноспасательной службы, без гостеприимных приютов, прекращающих работать в последний день августа. Вряд ли за неделю-другую обстановка на горе существенно изменится, разве что восхождение придется совершать в гордом одиночестве. Такой ход мысли подтолкнул нас с коллегой – корреспондентом ТАСС на решение предпринять штурм Фудзи-сан, несмотря ни на что.

И вот промелькнули редкие огни ночных токийских улиц, и машина понеслась по скоростному шоссе. Если через 70 км свернуть налево, то попадешь на ответвление, которое ведет до озера Кавагути. А уже оттуда по другой дороге добираешься прямо до середины одного из шести традиционных маршрутов восхождения на Фудзи-сан. Конечно, это быстро и удобно. Вопрос в том, насколько такое «полумеханизированное восхождение» обесценивается, лишается очарования и особого духовного настроя традиционного пешего путешествия.

В старину, которая для Японии кончилась в 1868 г. с началом реформ «периода Мэйдзи», жители Эдо, нынешнего Токио, считали необходимым хотя бы раз в жизни подняться на Фудзи-сан. Пешком, верхом или в паланкинах направлялись они к подножию священной горы, по пути останавливаясь помолиться в посвященных богам Фудзиямы многочисленных храмах, полюбоваться видами на гору из знаменитых мест. На карте Токио и его окрестностей до сих пор часто мелькает одно и то же название – «Фудзими», что значит вид на Фудзи.

Путешествие до горы, восхождение, спуск и возвращение домой занимали в общей сложности около недели. Предприятие требовало не только много времени, но и средств. Те, кому дорогостоящее паломничество было не по карману, объединялись в своеобразные кружки-кооперативы, члены которых делали ежегодные взносы и по очереди, раз в пять лет, совершали групповые восхождения. Членов примерно двухсот существующих и поныне кружков паломничества на Фудзи-сан можно сразу распознать по белым ритуальным одеждам, по белой с красным кругом посредине повязке на лбу. Ко времени, когда их неспешный путь от подножия достигает пятой из десяти станций дороги на вершину, белые матерчатые тапки становятся коричневыми, а повязки намокают от струящегося со лба пота. Но надо видеть, с каким почтением и завистью смотрят на вереницу чинно выступающих паломников те, кто за полчаса взлетел до пятой станции на своих мощных «маздах», «ниссанах» или «тоётах»!

Впрочем, можно облегчить путь к вершине и после пятой станции. Окрестные крестьяне готовы за несколько тысяч иен[2]2
  Тысяча иен по официальному курсу Госбанка СССР равнялась на 13 сентября 1989 г. 4 руб. 40 коп.


[Закрыть] предоставить в ваше распоряжение крепких коней, способных проделать еще несколько сот метров нелегкого маршрута. А вот мимо пронеслись на красных мотоциклах двое парней в гоночных комбинезонах и шлемах. Ну, что же, поначалу от пятой станции идет асфальтированная дорога, по которой легко можно проехать и на машине.

Несмотря на ранний час – семь утра – и вопреки вывешенным на щитах полицейским предупреждениям о повышенной опасности восхождения после окончания сезона, на гору и с горы движется довольно много народу. С интересом смотрим на покорителей Фудзи, встретивших на ее вершине восход солнца: головы повязаны набухшими влагой полотенцами, под глазами круги. По хорошему обычаю путники в горах обязательно приветствуют друг друга. На правах младших, начинающих альпинистов мы первыми выкрикиваем «Доброе утро!» появляющимся из тумана встречным, они отвечают: «Будьте осторожны!»

Туман позволяет видеть метров на 20–30 вперед, только иногда сильный ветер приподнимает пелену, точно развешанные на веревках огромные простыни. У развилки, как водится, указатель: «Направо пойдешь…» По выжженному на деревянном щите конусу Фудзи вьется белая линия тропы с отмеченными флажками станциями и расстояниями между ними. До следующей, шестой станции – полтора километра, до седьмой – столько же, еще полтора километра до восьмой станции, а потом просто сообщается, что до вершины – час и десять минут ходьбы.

Асфальтированная дорога сменяется цементированной дорожкой. По сторонам растут сосны, березы. Вот под ногами уже не укатанная цементная дорожка, а размолотая тысячами туристских ног вулканическая порода, сильно напоминающая угольный шлак. Огромными черно-коричневыми, красно-бурыми кусками лежат смахивающие на пемзу глыбы, кое-где виднеются островки кустов и пожухлой травы, быстро вытеснившие деревья. С наслаждением вдыхается чистый, вкусный воздух, какого в Токио не бывает никогда. Но и этого замечательного воздуха начинает не хватать. Склон становится все круче и круче, обгонять спокойно шествующих японцев уже не удается. Ноги сами по себе начинают двигаться в такт перезвону колокольчиков, привязанных к посохам, на которых в туристский сезон путникам на каждой станции выжигают клеймо.

Добираемся до шестой станции. Стоит напоминающее просторный амбар сооружение, к стенам и на железную крышу которого навалены все те же красно-бурые валуны. Налетающие время от времени сильные порывы ветра объясняют эту предосторожность. До шестой станции мы дошли за 25 минут. Если дело и дальше пойдет также, то через пару часов будем на вершине! Десятки спускающихся и поднимающихся путников расселись на скамейках, прямо на земле, кое-кто растянул палатки и устроился на привал. Помимо приюта под названием «Хутор облачного моря» на шестой станции еще и центр безопасности, где полагается перед дальнейшим восхождением регистрировать свое имя «на всякий случай». Но поскольку сезон уже закончился, ни в приюте, ни в центре безопасности никого нет и мы отправляемся в путь безымянными.

Однообразные виды шлаковой крошки и валунов лишь изредка перемежаются иными картинами. Вдруг увидишь сложенные из камешков небольшие пирамидки, то похожие на подчеркнуто примитивные каменные фонари сада для чайной церемонии, то навевающие воспоминания о привольной монгольской степи и молитвенных курганах из камней «обо». А то вдруг ветер разгонит туман и неподалеку разглядишь выпирающие из-под шлаковых потоков замшелые скалы. И все время вверх и вверх, за звенящим где-то впереди колокольчиком.

Новый приют, новая доска с выжженными иероглифами – «7-я станция». Прошел всего час и десять минут со времени старта на пятой станции. Хорошо идем! А вот и мотоциклисты, обогнавшие нас в начале пути. Проехав метров пять по сравнительно ровному участку тропы, они затем перетаскивают тяжелые машины через шершавые глыбы валунов. Спускающиеся с горы подбадривают «мотоальпинистов», у поднимающихся вверх для этого просто не хватает дыхания.

Еще 20 минут лавирования между глыбами вулканической породы – и мы неожиданно оказываемся на восьмой станции, деревянный щит которой сообщает, что вы находитесь на высоте «десяти тысяч вершков». Неужели через час вершина? Ощутив прилив сил, начинаем штурм. Появились железные цепи, выполняющие роль поручней. Склон становится все круче, тропы, по существу, уже нет, приходится прыгать с валуна на валун.

Жалеем, что не задержались на восьмой станции: там, вопреки всем путеводителям, продолжает работать приют под названием «Восточный океан», можно поесть, выпить горячего кофе, чаю, погреться у постоянно кипящего пузатого медного чайника. Но ничего, отдохнем и погреемся на следующей остановке. А вот и она. На деревянной доске почему-то опять надпись: «Восьмая станция». Спускающаяся с вершины Фудзи-сан веселая компания студентов из американского штата Орегон сообщает, что «существуют как минимум три восьмые станции» и что до вершины еще часа четыре пути.

Энтузиазм и оптимизм улетучиваются с той же скоростью, что и надвигается снизу молочно-белая стена тумана. Становится холоднее и темнее. Еще одна станция, и снова восьмая! Ну, уж следующая-то должна быть девятая, предпоследняя! А вон, кстати, впереди показалась деревянная «тории», традиционная японская арка, какие непременно ставят перед синтоистскими храмами. Но как бы не так. Очередная доска снова украшена иероглифической восьмеркой, похожей на расставленные ноги. Та же цифра показалась сквозь все более непроницаемый и холодный туман и на следующей, пятой по счету восьмой станции! Наверное, мы никогда не доберемся ни до девятой станции, ни до вершины. Но колокольчик наших невидимых спутников звенит где-то впереди, надо не отставать!

Неожиданно оказываемся перед очередной, на этот раз железобетонной аркой – «тории». У каждой из двух опор по мраморному льву. «Вершина – за поворотом», – сообщает возглавляющий группу бойскаутов приветливый старичок. Голоногие мальчишки лет по 12–14 близки к окоченению, синими от холода руками вцепились в лямки рюкзаков. По нейлоновым капюшонам курток стучит то ли дождь, то ли град. Впрочем, это обычная картина, многие токийские школьники даже зимой ходят в шортах с голыми ногами. Нам же холодно и в «непромокаемых», но промокших насквозь комбинезонах. Последние шаги до вершины делаем по широкой каменной лестнице. Вот она, цель. Вершина самой высокой горы Японии – 3776 м над уровнем моря. Чтобы добраться до этой отметки даже с полпути, от пятой станции (высота 2300 м) потребовалось пять с половиной часов.

Теперь, восстановив дыхание и съев припасенный бутерброд, можно и осмотреться вокруг. Сделать это не так-то просто: видны лишь заколоченные на зиму приюты и автоматы с прохладительными напитками, небольшие группки бредущих по довольно широкому краю кратера измученных людей да еще палатки, которые вот-вот сорвет перемешанный с дождем сильный ветер. Где-то должны быть действующая круглый год метеостанция и храм богини горы. Но охота засвидетельствовать богине свое почтение как-то пропала: разве желанных гостей встречают такой погодой? Да и жутковато идти, поглядывая то на круто уходящий вниз склон, то на глубокий откос кратера.

Полная тишина, пихающий из стороны в сторону ветер, накатывающееся волнами туманно-дождливое месиво только усиливают желание пуститься в обратный путь. Почему-то не хочется продекламировать и заученное еще в Токио стихотворение великого поэта Мацуо Басе, совершившего восхождение примерно в такую же погоду лет триста назад: «Дождь застилает все вокруг. Но Фудзи-сан все равно источает очарование, даже оставаясь невидимой».

Увы, Фудзи-сан остается невидимой очень, очень часто. По данным 30-летних наблюдений, в префектуре Яманаси, включающей северную половину горы, дождливая и пасмурная погода выпадает на 19 дней в июле и 17 – в августе. Но и в совершенно ясные дни могут невесть откуда появиться облака и закружиться хороводом вокруг вершины, к которой так долго добирались поклонники богини Конохана Сакуя-химэ. Трудно, очень трудно ощутить очарование, источаемое невидимой Фудзи. То же самое настроение, похоже, охватило и некоторых из наших спутников. Торопливо сфотографировавшись у гранитных фонарей с выбитыми иероглифами «Фудзи-сан», они стягивают у подбородка завязки капюшонов и, все так же позванивая колокольчиками, делают первые шаги вниз.

Наверное, только немногие, особо утонченные личности способны прочувствовать, что, если взирать с ее вершины, Фудзи-сан имеет мужественный облик, а если смотреть от подножия – женственный. Полегче понять, почему у каждого из типов облаков, летних и зимних, сулящих холод, дождь или сильный ветер, есть свое особое название. «Широкополая шляпа» и вправду накрывает вершину Фудзи, точно голову склонившегося над рисовым полем крестьянина. «Сломанная шляпа» приподнимается, чтобы приветствовать весну. Закрученный спирально «волчок» сулит солнечное, но прохладное утро, а о наступлении сезона дождей предупредят кружащиеся вокруг вершины облака-«пончики».

Ну, а чтобы боготворить Фудзи-сан, слагать о ней стихи и легенды, изображать ее на бесчисленных гравюрах – «уикёэ» и современных картинах, посвящать ей песни, книги, фотоальбомы и многочасовые кинофильмы? Для этого нужно совсем немного. Любить свою землю, каждую ее гору, реку, озеро, вулкан. Уметь восхищаться

той красотой, которая рядом с тобой, доступна повседневному, но постоянно свежему восприятию. Чувствовать вечность и неповторимость природы, осознавать себя ее частицей.

Это «немногое» явно присуще японцам. Ведь храмы, арки и каменные изваяния ставят не только в честь прославленной Фудзи-сан, но и бесчисленного множества гор и горок, рек и речушек, больших и маленьких озер, лесов, утесов, ущелий. Ведь с Фудзи-сан сравнивают десятки похожих, мало похожих и вовсе не похожих на нее гор в разных концах Японии. Ведь чередование времен года, череда сезонов цветения разных деревьев, цветов и трав пронизывают весь уклад жизни и нынешних, отделенных от природы облаками смога и железобетонными стенами японцев, заставляют их менять убранство комнат, набор блюд повседневной и торжественной пищи, даже рисунки и цвет посуды, темы стихотворений…

На любовь японцев к природе, вернее тоску по ней, опирается развитие новой отрасли экономики – число современных гостиниц, традиционных постоялых дворов, курортов на горячих источниках, туристических бюро растет как на дрожжах. Немалые деньги зарабатывают и владельцы всевозможных заведений в окрестностях Фудзи-сан, обслуживающих тот миллион и 100 тыс. туристов, что ежегодно совершают «полумеханизированное» восхождение на нее, и те 160 тыс., что совершают «классическое» восхождение от подножия до вершины. Заодно с ночлегом, завтраком и ужином они «продают» то «самый величественный вид на Фудзи», то «восход солнца над Фудзи», то «зеркальное отражение Фудзи на глади озера».

О многом успеваешь вспомнить, подумать, поговорить за три часа, которые уходят на спуск с вершины Фудзиямы до пятой станции, где проходит граница между все еще девственной природой Национального парка Фудзи и современностью с ее платными дорогами, бетонными шоссе и ревущими двигателями автомобилей. Вспоминаешь не менее красивые и могучие, но гораздо реже воспеваемые художниками и поэтами вулканы своей родной Камчатки – Ключевской, Авачинский, Корякский… Думаешь о том, как много нужно еще сделать у нас дома, чтобы укрепить, так сказать, материальную базу любви к родному краю – проложить удобные дороги и тропы, построить гостиницы и курорты, напечатать новые карты, путеводители по прославленным и еще не хоженным туристским маршрутам. Заводишь разговор о ценности японского опыта создания системы национальных, префектуральных парков, о немалых усилиях и средствах, которые тратятся ради сохранения природы.

Спускаясь с вершины, чаще смотришь по сторонам, видишь лучше и больше. Замечаешь множество защитных стен, ловушек для камней и иных сооружений, призванных ослаблять последствия обвалов, которые уродуют склоны Фудзи-сан. Ежегодно обвалы и камнепады «выгрызают» свыше 200 тыс. кубометров породы из тела Фудзиямы. На юго-западном склоне уже образовалась огромная «вмятина» шириной в шесть футбольных полей и глубиной в сотню метров. Она наглядно показывает, что нависшая над Фудзи-сан угроза «разорваться» очень реальна.

Если не принять решительных мер, то «вмятина», образовавшаяся вдоль течения небольшой речки Осава, расползется вверх и вниз и классический конус священной горы японцев через сотню-другую лет станет историей, преданием. Решительные меры стали предпринимать с 1984 г., когда после десяти лет исследований и экспериментов на текущей с вершины речке стали строить бетонную стену высотой 5 м и длиной 17 м. Ученые надеются, что наложенная «перевязка» по крайней мере замедлит гибель символа Японии. Но проблемы Фудзи-сан не исчерпываются одними лишь камнепадами и обвалами. Чуть ниже пятой станции начинаются мертвые и полумертвые леса – жертвы кислотных дождей. Дорогую цену платит растительный и животный мир горы-заповедника за соседство с Токийским промышленным районом. Ядовитые испарения не признают заповедных границ, их не остановит никакая, пусть даже многометровой высоты стена.

Чем ниже спускаешься из заоблачных высей на грешную землю, тем больше деталей различаешь в облике Страны восходящего солнца, таком безупречно-правильном и загадочно-экзотичном издали.

Без Фудзи-сан не поймешь Японию, не узнав Японию, не оценишь Фудзи-сан, то приветливо сверкающую своей седой вершиной, то сурово укутанную в серую мантию тумана.