Текст книги "Стеклянный корабль"

Автор книги: Юрий Самсонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

***

Освоить его оказалось всего трудней... Какую досаду испытал странник, увидав уже вблизи пологие зелены, холмы, знакомые с детства: он загляделся, позабыл про обоих попутчиков – жданного и незваного, вновь остался я один, ничуть тем не томясь, и пустился бежать тропинкой между долгими травянистыми склонами... Скорей, скорей, скорей! – стрекотали друзья-кузнечики. Было ему легки. Было ему хорошо. Был он дитя... Но города он в этот раз не увидел.

***

А город был уж в считанных шагах. Странник освоился, в сновидениях настолько, что шел обок со своим поводырем и замечал, как утомлен этот крупный, крепко сложенный человек. – Вон роща на холме, – сказал странник. – Там будет можно отдохнуть. И дернула его нелегкая!.. Хорошо, что собеседник, видно, не расслышал, не отозвался. То не роща была.., не простая роща – другое!..

***

Они уселись рядышком на плоском камне, впервые ук-, рытые от зноя ветвями деревьев, странник и этот бездомный, преследуемый, измученный человек, которому, оказывается, идти-то было некуда: он брел попросту куда глаза глядят! Железный сундучок он поставил между коленями, свесив на него натруженные узловатые руки, легонько барабаня пальцами по крышке. Странник про себя раскаивался: слова его об отдыхе, без умысла сказанные, в эдаком то месте, не могли не показаться попутчику зловещими! Впрочем, это было пока поправимо. – Нет, – сказал странник, – не здесь твой дом, довольно! И, послушавшись, тот поднялся на ноги. Однако прежде чем тронуться в путь, отвел рукою плети дикого винограда, обвивавшие каменный надмогильный крест, что высился перед ними. Странник не успел его остановить и про-, молчал, чтобы не спутать сон, хотя оцепенел от этой неожиданности. Но сотоварищ показал истинное присутствие духа; не дрогнул, только усмехнулся прочтенной надписи. – Вот так штука! – проговорил он и, набивая трубку, призадумался... – Идем! – сказал странник, потому что они поменялись ролями: поводырем-то был, оказывается, он сам! Но путник ничего ровно не знал о городке, не предполагал в, нем очутиться, хотя начал теперь кое-что вспоминать – ему было что вспомнить, пускай делает это, пока они вышагивают заросшей тропинкой, пересекая старинный погост с его благодатной прохладой... А вот и полуразвалившаяся кирпичная арка, и за ней внезапно, как мираж, возник впереди долгожданный город.

***

Город возник впереди, и странник смотрел на него линкуя: путь наконец-то весь пройден! Впервые он мог охватить взглядом с высоты холма переплетенье давно знакомых коротких улочек, они виделись отчетливо, как на гравюре, возглавленные колючей башенкой ратуши и колокольней собора. Башня была опоясана завитушкой дыма из печной трубы – знак исполнения никем не данных обещаний! Мир и уют!.. Всем городам надлежало б остаться такими: каждый дом улей одной семьи. Город-деревня... Но не пришлось ли бы застроить тогда всю поверхность земли городами? Из всех мыслей, пронесшихся, в голове, сохранилась для дневника только эта, что, конечно же, крайне существенно. Жаль, не узнать, каковы были другие. Странник, отмечает только их необычность, рискованную причудливость, запись бегла и невнятна... Но, может быть, мы это знаем? Может быть, мы это знаем слишком даже хорошо? Подумаем, нет ли у нас способа исследовать и то, что осталось совершенно неизвестным!.. Он едва не сделал новой ошибки, позабыв о попутчике. Тот его радости отнюдь не разделял: озадаченно смотрел на город, словно бы обнаружив засаду и размышляя, не уйти ли от бесполезной схватки. Последнего ни в коем случае нельзя было допускать. Хотя роли и переменились, это поводырю следовало вступить в город первым, а страннику держаться позади хотя бы в полушаге – или уж добираться вполне самостоятельно с самого начала! – Нечего бояться, все будет хорошо, – сказал странник. Попутчик угрюмо усмехнулся, поглядел на свой железный сундучок, перехватил его в здоровую руку. Что-то было в этом сундучке такое, чему странник названия припомнить не мог, зная, однако, что не зря сотоварищ несет свой груз бережно, как собака украденное куриное яйцо, – видал он в детстве раз такую сцену... – Не думай, – настаивал странник, – все будет здесь, как ты захочешь!

***

Улицы были пусты. Ни один нос не расплющился в окошке, ни одна голова не высунулась из калитки, по обычаю таких забытых богом мест. Впрочем, и окна тут, и кровли, и стены, и низкие плитняковые ограды, и калитки – все заросло пылью. Но мостовая была чисто выметена, – и веселое предчувствие перемен совсем окрепло, когда из-под ног пешеходов разлетелись с оглушительным кудахтаньем куры, что, разнежась, дремали в пыли. Они остановились перед строением, мало похожим на соседние. Двор был чуть не весь занят громадным каменным сараем, фасад которого въездными коваными воротами выступал на улицу. За калиткой в глубине двора лепился к боковой стене этого сооружения узкий, о трех этажах дом, Окруженный кустами. Острая кровля его прогибалась под Тяжестью черепицы, оборвались, проржавев, водосточные трубы, плесень проела насквозь деревянные щиты на окнах нижнего этажа, выше чернели пустые рамы. Узнаешь? – сказал странник. – Да, это здесь!.. Облокотясь о калитку, поводырь молча разглядывал дом. Кажется, он был взволнован... Дальнейшее привиделось страннику не единожды – и целиком, и отдельными эпизодами, словно желая, чтобы все было вызубрено без запинки. Зеленая тетрадь сохранила подробности, но мы без них покуда обойдемся, так как вынуждены будем еще к этим событиям вернуться. Передадим их вкратце.

***

Поводыря окликнул местный полицейский – да, имелся здесь уже и свой полицейский в чине сержанта! – проверил документы и пригласил в ратушу, к нотариусу, который, оказывается, только его и ждал, чтобы начать важнейшее заседание! В кабинете старика-нотариуса произошла замечательная сцена – в своем месте мы ее опишем; затем они прошли на тенистую террасу во дворике ратуши, где сидели, уже другие участники, заседания – прямые потомки главам семейных кланов и ремесленных цехов, некогда здесь процветавших, и нотариус объявил, зачем они собраны; некий могущественный его клиент пожелал, чтоб город возродился, им предложено снова поселиться тут на выгоднейших условиях! Сам этот клиент почему-то не смог прибыть, его кресло – одно из семи, стоявших вокруг стола. – пустовало, но против него был поставлен столовый прибор, резной деревянный ларец и запечатанный воском, покрытый плесенью, слегка отпотевший кувшинчик. Страннику это показалось забавным. Обойдя стол, он, уселся в пустующее кресло, тоже обернул кувшинчик салфеткой, вынул длинную пробку... Бокалы со звоном сошлись над столом... Позднее будет дословно передана застольная беседа, каждое слово которой – даже пустая обмолвка! – не обошлось без последствий, но теперь поспешим к первому из наших финалов – к завершению эксперимента. С этого дня городок начал устраиваться и населяться, как страннику того желалось, однако события приобретали все большую независимость, движимые собственной внутренней логикой, по временам весьма причудливой, силой возникших обстоятельств и действующих лиц, из которые иные являлись для странника неожиданно и бывали весьма неприятны. В дневнике он однажды назвал меня дурным сеятелем, в чьем лукошке оказались смешаны семена злаков и плевелов. Странник не умел прополоть свое поле, сознавая вдобавок, что это либо потребует чрезмерного труда, либо поставит под угрозу весь его замысел – а стоило ли рисковать из-за того только, что чья-то физиономия или поступки ему не понравились? Оставалось мириться почти со всем, что он сам допустил и чему дал поблажку, идя наперекор лишь в последней крайности и весьма осторожно... Городок на его глазах терял свою заповедную таинственность, превращаясь в зауряднейший провинциальный закоулок, подобный, мы догадываемся, тем, в каких наш молодой человек провел свои ранние годы. Странник испытывал досаду, но не особенно сильную. "Жизнь как жизнь", говорил он себе, пожимая плечами. В конце концов только одно имело настоящее значение: приближалась пора явиться Ей – Той, о ком странник ни на миг не забывал, ради кого затеял высокоученый подвиг. Сколько, скажут, однако, хлопот, чтобы совершить пустячную прогулку с дамой, пускай даже держась за ручку! Но это не наша печаль. Поразительное число событий и лиц вмещалось теперь в его сны, особенно в последний, в котором он ждал Ее, и Она пришла!.. Да, Она пришла, но затем все спуталось: какая-то суета, зовут на помощь, он бежит по выщербленной лестнице в подвал, а там – там что-то совершенно необыкновенное, чего припомнить он, однако, не сумел: его ожидало пробуждение и преудивительная явь!..

***

Итак, пока он делал поспешные записи в толстой тетради, засветился экранчик плохонького телевизора, включенного за неимением другого способа определить, который час, и уже первые внятные звуки, что дошли до слуха молодого человека, едва его не оглушили, изображение заставило оцепенеть. – Что же это, боже, боже мой?.. Сон наяву? – он ущипнул себя с силою, едва не вскрикнув от боли. – Галлюцинирую? – нажал на глазное яблоко. Изображение сдвоилось. – Не сошел ли с ума? Вот это правдоподобно!.. – Обязательства перед союзниками, – говорил меж тем с экрана лысоватый дородный мужчина, – расходы на оборону, экономические затруднения. – сами знаете, о чем говорят эти люди, едва заведешь речь о деньгах! Я добрался до господ из союзной ассамблеи. Они оказались не лучше наших доморощенных бюрократов. Короче, новых ассигнований не будет, чрезвычайных расходов нам тоже не возместят! Речь была наилучшим способом доказать, что это не сон, а скучнейшая действительность, но молодой человек внимал ей, словно музыке, зажмурившись от удовольствия, угадывая наперед каждое слово, как ждут отзыва эха: ведь считанные минуты назад эта речь, во всей ее красе, взаправду ему приснилась! Послышался ожидаемый ропот толпы. Он опять поглядел на экран. Телекамера показывала знакомую площадь перед ратушей знакомого городка, беря крупным планом отдельные лица – все тоже весьма знакомые, хотя и постаревшие со времени первых встреч.., встреч в сновидениях! Но перемены их были также знакомы. – Да что же это я! – закричал вдруг молодой человек, выпрыгивая из постели. – К ночи Она будет там! Вперед! Неистовость души... Помянем еще раз это единственно приметное качество нашего странника. Внезапное воплощение грезы показалось бы чудом любому, и не только в его время: оно кажется чудом и нам, отдаленным потомкам, которых протекшие столетия кое-чему научили. Без спору, каждый на его месте был бы поражен страшно и вряд ли о чем другом способен был бы думать. Но, может быть, он подсознательно ожидал чего-нибудь подобного?.. С ликующим воинственным воплем, подскакивая на одной ножке, он влезал в брюки, поспешно умывался и, позабыв о таком жалком пустяке, как завтрак, принялся вкладываться в дорогу.

***

Философия нынче отставлена, мы снисходительно отказались изучать свои отношения с миром, нам довольно того, что мы живем и развлекаемся. Необычайнейшее событие, которое служит предметом нашей хроники, свершившись, не сделалось ни для кого хотя бы любопытным, было сочтено не то каким-то представлением, не то маскарадом, бог знает для чего затеянным, короче, не привлекло никакого внимания, хотя мы тут имеем дело с чем-то глубоким и страшным. Автор имел случай в том убедиться, ведя свое расследование: изучая документы архивов, стучась во все двери в поисках участников и свидетелей, выслушивая их неохотные показания. По поводу того, что уже рассказано, объяснение, конечно, наготове: ваш молодой человек, – заявят нам, – попросту обладал способностью к ясновидению, мог мысленно перемещаться в пространстве и, кто его знает, допустимо, что даже во времени, подобные феномены описаны в старой научной литературе. А прочтя остальное, добавят: чего вы хотите, ведь существовал, пусть сколь угодно таинственный, но механизм осуществления замыслов – творения!.. И верно... Однако весь мир есть и предмет и механизм творения, все в нем способно производить и производит, при случае, мысль; может быть, и мысль способна также производить сущее, охотно это допускаем Но – трудно к выговорить: не обладает ли всякая мысль самостоятельной творящей силой, клича неведомые, якобы случайные последствия? И тогда.., тогда.., тогда... Какая тьма над бездною!..

ЧАСТЬ I

ИСХОД

Самое странное в чудесах то, что они случаются. Г. Честертон

Глава 1

В городке, занимавшем долину между низкими пологими холмами, никто не ведал о существовании студента и его ученых прихотей, ни одно ухо не уловило скрипа таинственного механизма, чьи шестеренки должны были вскоре обратить в эту сторону Око Вселенной – затем только, чтобы оно равнодушно сморгнуло, будто соринку, всех действующих лиц и самое место действия, кто знает, в который уже раз... Чего от нас ждут, что хотят, наконец, увидеть? И увидят ли когда-нибудь?

***

Первым в городке поднялся, как обычно, Звереныш – домашний слуга, следом Рей – очень серьезный человек, имеющий от роду лет четырнадцать, хотя выглядел малость постарше из-за очков и солидной повадки-"Как хорошо!" – была его первая мысль. С нею он тут всегда просыпался. Как хорошо: сейчас он откроет окно, высокое, стрельчатое окно, чтобы впустить озябший за ночь воздух, увидит внизу листву, плывущую над туманом, а справа стену сарая, каменную, замшелую – словно в зеленой шерсти... Под сводом еще не рассеялись сумерки, в тени чернела бронза канделябра. По странному здешнему обыкновению, Рей ополоснет лицо и руки в медном тазике, поливая себе из кувшина запасенной с вечера водой, утрется суровым полотенцем, – а тут и солнышко проникнет в окно, рассечет тонким лучиком выщербленную крышку старинного дубового стола. Он отворит тяжелую дверь, вдохнет уютный запах дерена старинной кожи усядется на перила и, с риском прожечь штаны, промчится по спирали сквозь все этажи – мимо пустующей комнаты для гостей, мимо хозяйской спальни, приземлится на кухне, где хлопочет Звереныш, а оттуда прямо в мастерскую! А впрочем...

***

Он здесь недавно поселился. Всего-то несколько недель прошло с того дня, когда Рей впервые увидел этот городишко из окна старенького автобуса, заползшего с трудом на вершину холма. Тихое ликование сразу явилось в душе: будто нашел потаенное теплое птичье гнездо, будто игрушку, старинную, сложную, добротно сработанную, но кем-то потерянную посреди холмов... Только семиэтажное здание новой гостиницы, чуждое всем этим башенкам, колоколенкам и островерхим черепичным кровлям, пыталось служить доказательством, что городок не игрушечный, а настоящий, но не очень-то верилось!.. Рей попросил остановить машину и вышел. Он знал до того одни классные комнаты да окрестности колледжа, по которым бродил, оставаясь летом в одиночестве. Возможно, окажись он в каком-то другом городке, ему и там показалось бы, что именно туда ему всю жизнь хотелось бы приехать. Рей медлил спускаться с холма, опасаясь разочарования: вдруг вблизи все окажется иным, все обманет, подумывал даже, не вернуться ли, сохранив не попорченное близким знакомством воспоминание, но рассудил, что без того было не слишком осмотрительно кидаться на край света впопыхах, по газетному объявлению и вовсе неумно теперь идти на попятный. "Глупеешь с годами", – подумал он, рассердясь на себя.

***

Но не было никакого обмана, и, радуясь всему, что видел – булыжной мостовой, тесным дворикам, низким оградам, – никого не расспрашивая, он искал указанный в газете адрес. Прохожие встречались, впрочем, редко, один сумел Рея несколько удивить: внезапно кинулся прочь, не дав даже себя рассмотреть. Рей остановился, глядя вслед улепетывающему оборванцу, привлеченный чем-то в его повадке, пожал плечами, буркнул под нос: "Сумасшедший, наверно" – и вскоре стоял у раскрытой калитки, за которой зеркально сверкали над кустами стрельчатые окна. Тут он снова подумал, что пустился в свой путь не напрасно. Он шагнул на тропинку, ведущую к высокому крыльцу, но остановил его звук – свирепый воющий звук, что донесся тут же из распахнутой массивной двери. Стоило, наверное, призадуматься. Однако Рей только хмыкнул. Повернулся к калитке, обшарил ее взглядом и, найдя что искал, сделав рукою несколько движений, заставил спрятанную в доме сирену прореветь трогательную песенку про барашка. Никто из двери не вышел. Только кухонный чад, тугой и плотный, валил навстречу. Из мглы вырывались громоподобные проклятья, кашель и ругань. Рей немного подождал, затем, переступив порог, с трудом разглядел великана, который, плача от дыма, вытаскивал из очага кастрюлька и сковородки. – Добрый день, господин Биллендон. – сказал вежливо Рей. – Здравствуй, господинчик Как Тебя Звать! – почти столь же вежливо откликнулся тот. – Что продаешь? – Он принял Рея за коммивояжера. Рей показал ладони. – По объявлению? – мигом сообразив, в чем дело, проворчал Биллендон. – Ну, посмотрим, посмотрим... Послушай, а кухарничать ты не умеешь? Я тут, затеял праздничный обед, а с чего – сам не знаю, должно быть, сдуру, чтоб ему провалиться! Рей кухарничать не умел, пообедали поэтому консервами. Тем временем чад рассосался. Видна стала лестница, винтом поднимающаяся под самую кровлю. Служившая одновременно кухней, прихожая занимала весь первый этаж. Низкая дверца вела из нее в мастерскую. Правильнее сказать, туда вел коридорчик, когда-то пробитый в каменной стене сарая – с немалым трудом, как можно догадываться. Полдюжины шагов – такова была мощь старинной циклопической кладки, из-за чего сарай внутри оказывался не слишком велик – всего лишь довольно просторен. Прежде здесь помещалась кузница, потому копоть навечно въелась в камень. Свет проникал сверху, сквозь цветные стекла в потолке, отражался в громадном старинном зеркале, резные грани которого рассеивали по стенам радуги, как и задумывал давно умерший мастер: отблески высвечивали каждый закоулок, достигая угла, где сверкала позолотою карета, не востребованная заказчиком этак годиков четыреста назад. Праздничный свет лишал помещение всякой мрачности; даже химеры, стерегущие каминную решетку, будто для потехи корчили жуткие рожи. Рей почувствовал себя малышом, приглашенным на елку в волшебный замок из той книжки, которую он года три назад подарил за ненадобностью одному приятелю. Вот этого бы приятеля сюда! Очень любопытно, где он теперь, может быть, умер? Жаль: ему тут бы понравилось... – Попробуй сделать что-нибудь из этой штуки, – сказал Биллендон, толкнув ногой старенькую ножную швейную машинку. Машинка расхлябанно задребезжала. Но Реи и не подумал приступить к делу. Заложив руки за спину, он прохаживался по мастерской, задерживаясь где вздумается. Особенно долго приглядывался он к золоченой карете – а вернее, к тому, во что Биллендон умудрился превратить этот изысканный экипаж. Сидя в огромном резном деревянном кресле времен королевы Луизы, Биллендон следил за ним с миролюбивой ухмылкой.

***

...Чуть не весь город перебывал у мадам Брауеншвоп, чтобы послушать, как она ефрейторским визгом отдает своей швейной машинке приказы, и посмотреть, как эта машинка научно штопает носки и шьет передники. Биллендон был чуть обескуражен: такой прыти от подручного ой не ожидал, хотя тот и поразил его ловким обхождением с фотоэлементами у калитки. Между ними разгоралось тайное соперничество. Мастерская принимала в починку решительно все. Биллендон умел с полувзгляда обнаруживать неисправность, устранять ее самым простым и надежным способом; вещь, побывавшая в его руках, служила потом безотказно. Зато Рей успел одолеть мегадронику и управлялся с микрокомпьютерами так, что за ним тут было не угнаться: из его рук вещи выходили словно бы ожившими, правда, иногда это нравилось их хозяевам меньше, чем Брауеншвопихе!.. Биллендон принялся наблюдать за Реем, безразличным тоном задавать вопросы, которые становились все толковее; однажды Рей застиг его потеющим над книгой со сложными схемами – Биллендон, смутившись, швырнул ее под верстак, но Рей утром заметил, что там она не осталась... Потом Биллендон начал допоздна задерживаться в мастерской, тщательно убирая следы работы, и, наконец, однажды на заре в дверь комнаты Рея постучался железный Звереныш! Это был сюрприз почище швейной машинки, оборудованной простенькими манипуляторами Рей предложил несколько пустячных, но забавных изменений в конструкции, Биллендон, хохоча, дополнил их своими; несколько дней мастерская вообще не работала наперебой улучшали своего Звереныша и остались оба очень довольны, а заказчик г-н Нурранд – нет, пришлось приобрести для него взамен обыкновенный новый пылесос Звереныш остался с ними. Этот неутомимый слуга, поднимаясь прежде всех, начинал день с обхода своих владений от чердака до подвала, наводя повсюду чистоту. Лишь в одну дверь ему не было доступу. Как, впрочем, и никому другому.

***

Эту дверь Рей тоже обнаружил не сразу... Принюхиваясь к дому, как мышонок к новой норке, он оглядел каждый закоулок: коридорчики, стенные шкафы, чуланы и чердак, где скопилось столько всякой преудивительной рухляди, что знающий антиквар или этнограф могли бы в обморок упасть, но Рей оставался равнодушен: ни электроникой, ни тем более мегадроникой от всего этого не пахло. Биллендон ничуть ему не мешал, однако слегка обеспокоился, когда Рей, наконец, обратил внимание на зеркало – в последнюю очередь и только из-за мастерства, с каким было изготовлено стекло и отлита рама: эти вороненые кружева были истинным чудом! – Не больно подходящая штука для моего заведения, да? – спросил Биллендон, удивив Рея какой-то непривычной интонацией. – Да, – сказал Рей, – а уж что ей было делать в кузнице? – Спроси что полегче... Последним из наших жил тут мой прадед, но я его не повидал!.. Говорят, дом снимали какие-то богатые люди – из-за здешнего климата, очень давно, чуть ни сто лет назад Похоже, здесь у них была гостиная – штукатурка осыпалась, обои клочьями, мебель развалилась... Я все к чертям повыкидывал, отбил, отмыл – так, по-моему, лучше. – Рей согласно кивнул. – А зеркало как стояло, так и стоит, будто новенькое!.. – Висит! – поправил Рей, которому показалось странным, что Биллендон вдруг разговорился. Впрочем, ни это, ни восхищение удивительной старинной работой не могло помешать Рею обнаружить скрытые в узоре рамы поворотные петли! Огромная рама поддалась легчайшему усилию, легионы радужных зайчиков двинулись в странствие по стенам. – Востер! – похвалил Биллендон. – Я надеялся, ты не заметишь!.. Постой-ка! Внушительных размеров арка открывалась за зеркалом, в глубину ее вела суживающаяся кверху лестница, на нижней ступеньке которой стоял заржавевший железный сундучок. – Дай приберу от греха, – сказал Биллендон, – И по-дружески прошу: не прикасайся!.. Он унес сундучок. А Рей, запасшись фонариком, поднялся по каменным ступенькам туда, где в луче света отливала тусклой зеленью литая металлическая дверь Она была пригнана к стене без малейшего зазора – хотя бы в волос! – не имела ни замочной скважины, ни ручки. Рей определил на глазок, что дверца расположена в самой середине стены, так что за ней вполне способен был скрываться еще какой-нибудь весьма занятный чуланчик места для него хватало, но тут воротившийся Биллендон его разочаровал. – Что, – сказал он, – не можешь открыть? Я тоже не сумел, – признался он смущенно, – мастера были наши старики на секреты! Все собираюсь как-нибудь тут поковыряться... – Давно пора! – отозвался Рей из глубины арки, продолжая оглядывать дверцу в поисках какого-нибудь выступа. – За ней тонна сокровищ! – За ней задний двор, – отвечал Биллендон, – и я только думаю, какого дьявола было так оборудовать и маскировать этот паршивый черный ход?.. Ты помалкивай, ладно? – попросил он немного погодя. – Может, слыхал, у дома скверная репутация. Мне на это плевать, но есть тут один парень повсюду лазит, ищет разные диковинки. И отказать неловко, и пускать неохота... Рей удивился такой Биллендоновой деликатности, он тогда еще и догадываться не мог, о ком идет речь – в голову бы не пришло!.. Секрет двери явно не стоил усилий: врать Биллендон не умел и не стал бы, так что за все лето Рей не удосужился ни разу пробраться в самый дальний, самый запущенный конец двора, куда должна была вести эта дверца. Но сегодня, едва проснувшись, он почему-то сразу про нее вспомнил ни с того ни с сего подумал, что коли она расположена в середине стены, то снаружи тоже имеется арка или хотя бы ниша длиною в несколько шагов, и ее не грешно бы обследовать! "До завтрака успею!" – подумал Рей.

***

Он скатился вниз по перилам; на кухне Звереныш приветствовал его взмахом никелированной лапки, которую тут же засунул в очаг под кучу стружек; скрежетнула вмонтированная в лапку зажигалка. Звереныш поставил на огонь кофейник. Рей скинул медный крюк и отворил наружную дверь.

***

Кусты в глубине двора делались почти непроходимы. "Спрячься здесь, думал Рей, – не найдут до скончания века!" А какие можно было бы устроить тайники, какие выкопать над корнями пещеры или устроить шалаши! Вот бы сюда товарищей по колледжу, – впервые Рей о них пожалел. Сам он не любил играть в индейцев. У него всегда хватало других забот, никому, кроме него, не нужных. И, года не те... Он успел порядком изодрать одежду и перепачкаться, пока добрался до угла сарая. Ниша в дальней стене, верно, имелась. Она была до половины высоты завалена землей, так что карабкаться по лестнице не пришлось, зато и в самую глубину изловчился проникнуть кустарник, чтобы там зачахнуть и побледнеть, не утратив, впрочем, колючек...

***

Сидя у огня, Биллендон уничтожал приготовленную Зверенышем яичницу с ветчиной. На приветствие отозвался обычным приятельским кивком и не задал ни одного вопроса, хотя Рей выглядел довольно жалко. Звереныш, подскочив, принялся обирать с его одежды пыль, обломки веток, затем метнулся к очагу – приготовить новую порцию, пока Рей отмывает покрытые ссадинами пальцы. – Биллендон, – сказал Рей, садясь, – вы не пробовали вышибить дверь? Биллендон мигом понял, о чем идет речь. – Та-ак! – проговорил он, переставая жевать. – Ну, и что скажет теория? – Я бил в нее ломиком, – отпечал Рей, – а вы, конечно, лупили кувалдой? – Поднимай выше – бревном! – сказал Биллендон уже хмуро. – И что? – А то же самое!.. Я форменный таран соорудил, дубасил что есть силы – и ни звука, как в вату!.. Ну, а потом, конечно, пригляделся, понял, что к двери вообще нельзя притронуться: как ни старайся, остается зазор... – Да, примерно в микрон... – Если бы это было какое-нибудь прозрачное покрытие, пускай прочнее прочного, она все равно у меня гремела бы – будь здоров!.. Но это что-то другое. – И как вы себе объясняете?.. Биллендон ухмыльнулся. – Себе? Очень просто. Ты слыхал, как называют этот дом? Говорят, иногда появляются тут призраки. Короче, дверь заколдованная. Понял? Годится? – Докопаемся, – сказал Рей. – Трансформатор и кусок кабеля – это для начала... Биллендон только рукой махнул. – Делай что хочешь. Но, чур, не болтать!.. Они принялись за кофе.

***

Так начался в городке за холмами этот богатый событиями день. Вскоре Биллендон и Рей засели за работу, а немного погодя в мастерскую наведался первый посетитель.

Глава 2

– Господин Биллендон, – послышался из прихожей дребезжащий неуверенный голос, – прошу вас, не сердитесь, я по делу. – Уж знаем, по какому, – угрюмо отвечал Биллендон. – Догадываетесь, следовало бы сказать, – уточнил дребезжащий голос, к которому Рей прислушивался с угрюмой досадой. – Поговорим об этом после. Скажите, у вас не было писем для меня? – Писем?! – Виноват, забыл предупредить... Мне пришлось дать для своей корреспонденции ваш адрес: вы же знаете, что у меня больше нет адреса!.. Надеюсь, это вас не оскорбляет? – Не убудет меня, – отвечал Биллендон. – Я знал, что вы так ответите! Не сочтите за лесть, вы пользуетесь чрезвычайным моим уважением и доверием, только поэтому я разрешил себе такую вольность!.. Я жду письма, очень важного, от человека, к которому вынужден был обратиться, поскольку сам не в состоянии – не достает сил и ума.., от человека, который сможет выручить всех нас.., если захочет! Но писем, вы говорите, не было, и обо мне никто не спрашивал, нет? С этим покончено. Теперь о том, на что вы соблаговолили намекнуть. Могу предложить сделку, которая пойдет на пользу нам обоим. – Вам-то она все равно пойдет во вред, – сказал Биллендон. – Чего зря язык мозолить? Берите на выпивку и дело с концом! – Честь, – был ответ, – не дозволяет мне брать денег даром! – Ладно, – с досадой сказал Биллендон, – входите уж, что в дверях-то торчать! – Покорнейше благодарю! С этими словами в дверь мастерской стремительно зашмыгнул г-н Аусель, но, боже мой, в каком виде! Кто из знакомых смог бы его опознать? Красноглазый, оборванный, поджарый, он не пригодился бы даже на роль своей собственной тени. Рей поднялся навстречу, г-н Аусель не удостоил мальчишку взглядом. – Привет мой здешним ларам! – возгласил он, уставившись на химер камина и, должно быть, цитируя какого-то классика. – О казнь души моей! провыл он, увидав себя в зеркале. – Исчадие, удались! – последние слова относились к Зверенышу, подкатившемуся к его ногам. Г-н Аусель попытался прогнать его щелчком. – Не бойтесь, – сказал Рей, – не укусит! – Призраки... – задумчиво пробормотал на это г-н Аусель. – Умолкни, иллюзия! – обратился он к Рею. Металлическая шерстка Звереныша поднялась дыбом, из лапок выдвинулись щеточки-метелки, рыльце со свистом потянуло воздух, возвращая одежде г-на Ауселя позабытую чистоту. Даже острый запах гари, почему-то от него исходивший, заметно пошел на убыль. – Благороднейший призрак, я не стою твоего внимания, – растроганным тоном сообщил Зверенышу г-н Аусель. – Пред тобою – ничтожество!.. Перст божий почил па нем, и вот, нищи наг, – лицо его прежалостно исказилось, на гноище сидит он, являя недостойный подражания пример!.. А ведь я знал... – и что же? Легкомыслием, преступным легкомыслием... Что будет с этими людьми, что ждет их теперь?.. И того, кто заточен... – Будет вам, – прервал его речь Биллендон. – Давайте-ка к делу! – Это ли не дело? – возразил с горячностью г-н Аусель. – Я обязан преподать урок, дабы... – Да помнят тут ваши уроки, от зубов отскакиваем – сказал Биллендон, не подозревая, насколько он прав...

***

После всем в городе памятного обеда, устроенного нотариусом Коглем на террасе во дворике ратуши, г-н Аусель непременно приезжал сюда каждой весной и до осени все бродил по окрестностям, расспрашивая встречного-поперечного о какой-то старой ферме или хотя бы ее развалинах, – приметой должна была служить, судя по описанию, довольно странной формы скала. Никто в окрестностях ничего подобного не видывал. Экспедиции не имели успеха, если верить соглядатаям, тайком сопровождавшим чудака: предполагалось, что он на самом деле ищет клад или золотую жилу: зачем иначе ему было бы носить с собою саперную лопатку и геологический молоток? В городе он наносил и принимал визиты, случалось при этом и попивать – г-н Аусель был большой любитель и знаток, – но вовсе не сверх меры. В нынешний приезд он сразу и попросту запил – без всяких предварительных процедур, грубейшим, вульгарнейшим образом, беспробудно! Он пил где угодно, что угодно и с кем угодно, ни на минуту не возвращаясь к ясному сознанию, закружился так основательно, что спустил и свой "Чепеллино" новейшей модели, и землю, и дом. На модной машине раскатывал теперь г-н мэр, и никто не знал, где г-н Аусель обитает. Рей с прискорбием опознал в нем того самого оборванца, который ударился от него в бегство в день приезда. Для этого была, конечно, причина... Теперь г-н Аусель начисто его игнорировал, не то взаправду принимая за фантом, не то прикидываясь. Пьянство ему охотно бы простили. Хуже, что, напившись, он принимался бичевать себя за какие-то неизвестные провинности, невнятно философствовать и пророчествовать, а этого не переносил даже Биллендон, обычно весьма к нему расположенный. – Ну, так чего вы хотите? – Господин Биллендон, – торжественно произнес г-н Аусель, – заявляю вам, что меня обокрали! – Заявите Дамло. – Зачем? – саркастически произнес г-н Аусель. – Скоро нам всем ничего не будет нужно! Я промотал все, что имел здесь, жаль, что нет сил добраться до остального имущества... Но свой архив я сохранил – и он украден! – Вы кого-нибудь подозреваете? – Не вижу смысла!.. То, что они, может быть, искали, я держу при себе.., но, пожалуй, лучше оставлю вам.., подумаю об этом! А остальное... Один мешок они, как видно, распороли, остальные унесли целиком – вот будет им хлопот! – Он хихикнул – Конечно, это можно продать какому-нибудь любителю, взять хорошую цену, только знаете, что всего смешнее, господин Биллендон? Они даже поленились наклониться и подобрать с полу как раз то, что стоит самых больших денег – пергамент, драгоценный раритет! Делаю вывод, что они круглые невежды, – тем забавнее!.. – Он вытащил из-за пазухи замусоленный свиток. – Вот все, что уцелело. Это имеет к вам отношение – фрагмент инквизиционного дела одного вашего предка. Могу вам его продать. – Что возьмете? – спросил Биллендон. – Цена неизменна.., вернее, она колеблется в известных вам пределах: я все же и теперь предпочитаю настоящий ром фальшивому... Но если вас затрудняет... – Не затрудняет, – сказал Биллендон. – Тогда ознакомьтесь, – сказал г-н Аусель, передавая ему свиток, обвязанный клочком шпагата. – Но должен вам признаться, право на ознакомление с этим документом было уже мною продано господину Эстеффану, каковой своим правом воспользовался!.. Это ему было надо для составления путеводителя – глупейшая затея!.. Читайте же! – Мне это не по зубам, – сказал Биллендон. – Попробуй-ка ты! – он перекинул свиток Рею. – Вы хотите сказать, что мальчик настоящий? Я думал, это укор совести, воплотившийся в зрительный образ, – произнес г-н Аусель почти равнодушно, но все-таки закрыл лицо руками. – Сможет, – продолжал он глухо, – им нынче преподают палеографию... Рей, спотыкаясь, принялся читать вслух: "Ведома тебе, дитя Адама, участь вкусившей плода от древа познания, в тебе и потомстве твоем она длится. Но сокрыт от вас грех Лилит, вкусившей беззаконно плода от древа жизни. Дети бессмертной сделались бессмертны, и ужасна участь их, не ведающих добра и зла. Пожирали они детей своих, ибо на что потомство бессмертным? сами они продолжают свой род, живя вечно. Вражде их не поставило время предела, вечны муки их ран, сгинет их род; смерти не вкусив, изведают они уничтожение, подобно скале, обращаемой молниею во прах, но и по сем им не изведать покоя. Тайна сия велика. Но есть тайна большая, есть тайна тайн. Узнай: было третье древо посреди сада Едемского, и принесло плоды, и некая женщина, тайна имя ее, вкусила тех плодов, но участь ее и детей ее тайна. Пребудут они среди вас, и в пору свою это откроется. Достойному откроется сокрытое, смертный, сделается он бессмертным, знающим добро и зло и уклоняющимся от злого, как бы вкусившим от трех дерев в день один, и участь его – благо. Так глас лукавого смущал меня, я же мыслил по неразумию: сие провидение господне осенило скудного духом и верою. Выйдя же из того места, смущал сам других, а кого, назову без изъятия..." Палеография не помогла Рею разобрать хоть слово в скорописной латинской надписи, сделанной другим почерком и заключавшей этот документ. – Плохо, юноша! – устало произнес г-н Аусель. – Цитирую по памяти: "Закоснев в диавольском упорстве, презрел обещание выдать соумышленников. Быв приуготовлен казни, силами сатаны избавлен от оков и взят живым во ад". Благоволите напомнить мне осенью о вашей неудаче!.. – Ничего себе товарец! – задумчиво пробубнил Биллендон. – Шестнадцатый век, – хвастливо отозвался г-н Аусель, – уверяю, не просто было это раздобыть и не дешево!.. Нет-нет, не подумайте, что я могу попросить возмещения, я и нынче не беден, я только... – В семье, говорили об этом, – продолжал Биллендон, – но что – хоть убей, не припомню!.. – Этот ваш пращур, – принялся равнодушно объяснять г-н Аусель, – в один прекрасный день ушел из дому и вернулся через несколько десятилетий. Это и нынче случается, никто бы, наверное, не удивился, хотя он исчез неожиданно, никого не предупредив. Но, видите ли, в чем вся штука: он ни за что не хотел поверить, что отсутствовал так долго, уверяя, будто прошел только один день и только одна ночь, вопреки очевидности, подобно знаменитому Рипу ван Винклю из новеллы Вашингтона Ирвинга, которую вы, надеюсь, читали? – строго обратился он к Рею. – Сказочки!.. – буркнул тот, явно уклоняясь от прямого ответа. – Этот Рип, – продолжал г-н Аусель, адресуясь теперь к Биллендону, встретил в Катскальских горах не совсем обычных.., собутыльников, прилег вздремнуть, а когда проснулся, нашел ружье свое истлевшим, увидал поблизости скелет своей собаки, а на вывеске таверны – Георга Вашингтона вместо короля Георга: Рип ван Винкль умудрился проспать события американской революции! – Лихо, – сказал Биллендон. – В его честь я позволил себе назвать проявления некоторых феноменов, вроде истории вашего предка, эффектом Рипа ван Винкля, – скромно, но твердо заявил г-н Аусель. – Что же с ним было дальше? – С Рипом? – С прапрапрадедушкой... – Лучше бы ему было помалкивать! Им заинтересовались доминиканцы. Как их называли в средние века? – строгий вопрос обращен был опять к Рею. – Псами господними, – покорно, не без запинки, ответствовал тот. – Уже лучше!.. Благодарю вас. Дело находится в архивах Ватикана, оттуда его не добыть. Подсудимый сообщил трибуналу, как можно предположить по этому отрывку, о каких-то встречах и беседах в каком-то, надо думать, не вполне обычном месте, где он провел, по его мнению, одни сутки, а на самом деле, многие десятилетия. Дальнейшее понятно. Однако где он был, как смог туда проникнуть – вот что я хотел бы узнать! Замечательный у вас домик, господин Биллендон! – Что есть, то есть!.. – прокряхтел Биллендон. – Но я вам не мешал вы все тут облазили! – он покосился на Рея, приложил палец к губам. – Кое-что могли бы дать раскопки!.. – задумчиво бормотнул г-н Аусель. – Не исключается... Биллендон только рукой махнул. – Нечего двор мне уродовать, пользы не будет. – Все-таки шанс... Но, в общем, вы правы... У меня есть еще один документ, господин Биллендон, он бесценен, боюсь потерять. Не возьмете ли на хранение? Можете ознакомиться, это крайне любопытно! Взамен я время от времени, если вы не против, смогу брать некую лепту... И, кстати... Биллендон легко понял намек: вытащил ассигнацию. – Медяками! – сказал г-н Аусель. Биллендон протянул горстку мелочи. – Киньте их наземь! – потребовал г-н Аусель. Пришлось и это исполнить... Г-н Аусель осторожно извлек из-за пазухи замусоленную стопку бумаг, положил на край верстака, подобрал с полу монеты, зажал в кулаке – и ринулся прочь, только его и видели!