Текст книги "Материалы к истории крайне - западных славян"

Автор книги: Юрий Миролюбов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

В эти времена обитали в бассейне Лабы (Эльбы) Полабские Сербы, одно из племен которых жило по реке Сале, притоке Эльбы. Между Одером и Вислой обитали Поморяне, одно из Балтийских племен. Раны, или Руяны – Славянское племя острова Ране (Рюген) на Балтийском море. Хорваты, или Хробаты, жили в Краковском и Сандомирском нынешних воеводствах. К Западно-Славянским племенам надо отнести и Моравов, живших на реке Мораве, которые в союзе с Чехами организовали сильное государство Моравию, которое пало в 906 году. Другие источники именуют Моравию Великой Моравией. В литературе она известна больше под именем Великой Моравии. Крашевский упоминает фамилию Лешков из Польских Легенд, являвшихся представителями родоплеменной знати, уже вырабатывавшейся в первый период жизни Ляхов.

Что эти люди не вполне мифические, видно хотя бы из того, что на озере Ледница еще существуют руины княжеского дворца IX–X веков. В народных песнях также воспето озеро Гопло на восток от Гнезно. В преданиях говорится о Краке (Крке), основателе Кракова. Этот персонаж тоже не может быть признан мифическим, т. к. по его имени назван город Краков, а в Чехии горы – Крконоши. Вероятно, он пытался объединить Чехов, Моравов и Ляхов для создания единого государства, но не преуспел в этом. Народ, тем не менее, его оценил, ибо в единстве видел государственный смысл, но надо полагать, что Краку воспротивилась «шляхта», интересы которой были им затронуты.

Упоминается в преданиях королевна Ванда, дочь Крака. Хотя ученые думают, что она – личность мифическая, но нам кажется, что и за ней скрывается действительно жившая в те времена женщина, пытавшаяся продолжать дело Крака. Являлась ли она при этом действительно дочерью Крака, неважно, ибо это могло было быть придумано народом для придания ее фигуре большего значения.

Сохранились сведения о скале Лясота, находившейся на правом берегу реки Вислы, к югу от Кракова. Это известковая скала, известная ныне под именем Кшемионки. Пяст[57]57
  Пясты (Piasty), 1-я династия польских князей (ок. 960-1025) и королей (1025-79, с перерывами; 1295–1370). Основатель – легендарный крестьянин-колесник Пяст. Крупные представители: Мешко I, Болеслав I Храбрый, Болеслав III Кривоустый, Казимир I Восстановитель, Казимир III Великий. (К&М)


[Закрыть] был основателем первой королевской династии Польши. Так как память о нем глубоко врезалась в воспоминания народа, его должно тоже признать действительно существовавшим, хотя и приукрашенным в передаче преданий.

Польша этого периода имела дело с Лужича[на]ми, жившими на Нижней Лузации, по рекам Спрева и Ниса. Дулебы жили тогда на юге Чехии, между реками Влтавой и Дунаем, и были тоже Западно-Славянским племенем. Вильки, Велеты, Лютичи входили в Союз Балтийских Славян и обитали между реками Рокитницей и Одером. Мазы, или Мазовшане, жили по обоим берегам средней Вислы.

По легендам, сначала воцарился над Ляхами Попел, или Попель,[58]58
  Польск. «пепел».


[Закрыть] родоначальник династии Попелей, свергнутый затем Пястами. Легенда говорит, что Хвостек из рода Попелей, живший на острове Гопла, был съеден мышами в своей башне. Крашевский под «мышами» понимает Мешков, размножившийся род, сумевший «съесть Попелей».

На западе же обитали Редары, или Ратари, Балтийские Славяне, и Далемницы (Гломачи), одно из Полабских племен, жившее в нынешней Саксонии. Укры и Древляне были Балтийскими племенами, а Ленчане и Бужане – мелкие Польские племена по рекам Бзуре и Бугу. Кашубы были восточной частью Поморян, и название Кашубов по-видимому появилось позже IX века. Ляхи, или Поляки, носили еще имя Лехитов, и граница их земель носила название Лехитской. Так называли их Восточные Славяне и Литва. Термин этот произошел от слова «лядь», что означает необработанная, заросшая кустарником равнина. Эти и еще другие сведения Польских легенд указывают твердо, что какие-то события имели место в те времена и что имена персонажей, вероятно, даже настоящие, хотя и раскрашенные народным воображением.

Говоря об этом первом периоде, Крашевский употребляет выражение «дети слова», производя из него «Славяне». Иноземцев, «слова» не понимавших, Ляхи называли «немыми», т. е. «Немцами». Но это относится не только к Полякам, но и к Русам, Чехам, Словакам и Югославам. Везде есть слово «Немец». По-видимому, образование этого понятия произошло раньше образования Польши.

Он же, т. е. Крашевский, говорит, что Ретра, город, находившийся на Балтийском берегу, был в земле Ратарей, Славянского племени Балтики.

О Ругии он говорит, что Рекона, или Аркона, была их городом, а один из мысов острова Рюгена носил название Ясмунда. Упоминает он племена Польского корня – Междуречане и Познанцы, откуда возникли города Мендзыжечь и Познань. В окрестностях города Гопла обитали Куявяки, в районе цепи озер в бассейне реки Нотец. Бахорцы, или Бахоры, обитатели Бахожи, достаточно большой болотисто-луговой местности между северным берегом озера Гопло и рекой Згловенчкой. Гнезно автор называет Кнезно, приписывая его основание Пясту I.

Он образует, таким образом, название города от корня «кнез-», т. е. «князь». Согласно же легенде, Кнезно было основано родоначальником Польского народа Лехом. Увидав на месте нынешнего Гнезна орлинное гнездо, он будто бы сказал: «Будем гнездиться здесь!» Так якобы произошло и название Гнездно, и Польский герб – белый орел.

Древнейшие Польские предания записаны первыми Польскими хронистами. Один их цикл «Легенда о Пясте» в Хронике Анонима Галла (XII в.), а другое «Легенда о Краке, Ванде и других» в Хронике Винцентия Кадлубека (начало XIII века).

Мешко I – первый исторически известный Польский князь, потом король. Жил в 960–992 гг.

Болеслав I Храбрый – сын Мешко, Польский князь, потом король. Жил в 992—1025 гг.

Лех – легендарный родоначальник Польского народа.

Вавельский замок – княжеский или королевский дворец на скале Вавель в Кракове.[59]59
  Вавель (Wawel), название холма в Кракове, к югу от старого города. Ротонда Девы Марии (2-я пол. 10 в.), королевский замок (13–17 вв., ныне в нем размещены Государственные художественные собрания), готический собор (14 в., усыпальница польских королей и деятелей национальной истории). (К&М)


[Закрыть] Легенда о Краке известна и в Польше, и в Чехии. По Польскому варианту, у Крака была одна дочь, Ванда, а по Чешскому – три: Казя, Тета и Любуша, ставшая правительницей Чешского народа.

Указывается река Длубня, приток Вислы. Говорится о Князе Пшемысле, или Пшемыславе, но его точная личность не установлена и считается легендарной. Говорится еще о реке Прондник, притоке Вислы, о городе Крушвица, по легенде, первой столице Польши.

Король Болеслав Смелый (1058–1079 гг.) известен тем, что отдал приказ о четвертовании Станислава, Краковского Епископа, стоявшего во главе заговора против короля. Католическая церковь его причислила к лику святых, что заставляет думать, что церковь стремилась установить власть, через которую могла бы лучше действовать.

Болеслав III Кривоустый – Польский король, жил в 1102–1138 гг.

Крашевский дает некоторые сведения о религии древних Ляхов и Славян Балтики, а также некоторые названия предметов.

Он говорит, например, о Купале, летнем Божестве Славян. Пережиток этого сохранился и после принятия Христианства у Славян (ночь с 23 на 24 июня, так называемая «Ночь Ивана Купалы»).

Коляда – Божество зимнее, празднование которого было около Нового года. Пережитки сохранились в «Колядках» – песнях на Рождестве не только в Польше, но и на Украине. Древние Славяне верили в Чернобога и Белобога, доброе и злое начало жизни. Крашевский упоминает Вишну, Индийское Божество, о котором пели еще слепцы древности во времена Хвостека и Пяста.

Самовилы-Вилы были в верованиях Славян божками гор, лесов, полей и т. д.

Как Крашевский пишет, старейшего в роде называли Владыкой, а его приказы выполняли беспрекословно.

Место погребений у древних Славян называлось Жальником. Западно-Славянские племена называли Божество Солнца не Хоросом, как Восточные, а Гонилой, или Геннилем. Лада была в почете и у них. Ее можно определить как Богиню весны и любви. Это несомненно женский персонаж «Дид-Ладо»,[60]60
  Т.е. Дида (Деда) Лада.


[Закрыть] или Ладобога.

Земельная община носила у Ляхов название Ополья. Крашевский под этим именем понимает родовые земли. Вече в это время собиралось по разным поводам и для его созыва разносили вицы – зеленые ветки, или зеленовицы. Огневицы были кострами, возвещавшими о всеобщем сборе для отражения врага, которые зажигались на холмах и горах.

Когда дети достигали семи лет, мальчикам делали «постриги», обряд вроде крещения у Христиан, когда нарекали ему имя. Это обозначало, что отныне мальчик переходил на воспитание к отцу.

Среди Божеств упоминается Яма – древнеиндийское Божество, Судья Мертвых и Богиня Подземного Царства. Ния была Богиней Подземного Царства у древних Поляков. На Востоке она носила имя Нави и олицетворяла собой Навь – Тот Свет, или Загробье. У Литовцев была Богиня Нийола с таким же значением.

Святовид, или Святовит, Свентовит – четырехглавое Божество Славян Балтики, имевшее Храм в Арконе на Руяне (Рюген). Триглав – Божество Поморян о трех головах. Храмы его были в Щетине и Волыне. Храм назывался у Балтийских Славян «Континой». Знич – Священный, неугасимый Огонь в этих Храмах.

Провэ соответствовал Перуну у Восточных Славян. Ему приносили кровавые жертвы. Похвист был Богом непогоды у Славян Балтики. Провэ соответствует также Перкун Литовцев.

Раны (Рюгенцы) почитали еще Поревита – пятиглавое Божество. Радегаст был Божеством Ободричей и Ратарей.

Ругевит был семиликим Божеством Ранов.

Оботриты-Бодричи обитали по этим сведениям по берегам Балтики от реки Травны до Висмарского залива.

Автор сообщает, что Обры (Авары) были разбиты сначала Славянами (по нашим сведениям, Волынским Союзом, потом Франками, а в IX веке совсем исчезли. Появление их – около середины VI века). Слово «Обр» осталось в Славянской речи как синоним «великана», поскольку Авары были крупного сложения и высокого роста.

Марена-Моряна у Западных Славян – Богиня Смерти.

Таким образом видно, что при изучении документов о древних Ляхах в описание жизни Польских племен все время вплетаются сведения из жизни Крайне-Западных Славян, что доказывает большее общение Ляхов с Вендами-Оботритами Балтики, чем, скажем, с Восточными Славянскими племенами. Тем не менее, один из Болеславов был даже женат на Киевской княжне. Значит, Поляки общались и с Русью Киевской. Болеслав II с Изяславом Ярославичем[61]61
  Исправлено, было «Изъяславом Ярославовичем».


[Закрыть] воевал против Всеслава Полоцкого. В 1102 г. летописец пишет: «В тот же год повели дочь Святополка Сбыславу в Польшу за Болеслава III».

Однако, Ляхи несравненно больше общались с Западом, чем с Востоком. Начиная с X века, Ляхи больше не приходят на помощь Руси кроме отдельных случаев, а когда после разорения Киева Монголо-Татарами туда является Литовское войско, Польша в походе не участвует. На Западе идет война с Германцами. Четыре века этой войны выдерживают Ободриты, Вильцы и Полабы. Польша смотрит в их сторону. Конечно, следуя примеру князей и королей, «шляхта» тоже брала в жены дочерей знатных людей, среди которых было немало и Ободритских «шляхтянок».

Примитивная история Польского народа остается скрытой во тьме веков. Роды жили своей жизнью, Кметы-Родоначальники были почти независимы от князей, выбранных Вечем, роль которых сводилась почти исключительно к военным действиям и к суду. Затем наступает период концентрации власти в руках князей и кончается период вольностей Кметов. Если понятие «кмет» становится общеизвестным к XIII веку, то это не значит, что Кметы появились в этом веке и что раньше их не было. Всякое такое историческое явление требует веков, прежде чем оно становится общеизвестным. Значит, Кметы были значительно раньше, как об этом говорит Крашевский.

Около 629 г. Феофилакт Симокатта пишет: «На следующий день королевской стражей были схвачены трое мужей, родом Славяне. Они не имели при себе ни мечей, ни другого оружия, а несли в руках гусли и кроме них ничего при себе не имели. И король (Византийский Император Маврикий) расспрашивал их о народе, к которому они принадлежали, и где он расселился, и почему они бродят около римских границ. Они же ответили, что родом они Славяне, что живут они на побережьи Западного океана (так называлось в древности Балтийское море, прим. автора этой книги) и что хакан (хан Аваров) отправил послов в их края, чтобы заручиться военными подкреплениями, посылая многочисленные дары властителям народа. Властители же дары приняли, но заключить союз не захотели, утверждая, что для них обременительна дальность похода; ныне пойманных отправляли к хакану, чтоб принести свои оправдания. И действительно они совершили это путешествие за пятнадцать месяцев. Но хакан, пренебрегая правами послов, решил помешать их возвращению на родину. Они же, наслышавшись о прославленном богатствами и человечностью (как можно смело это утверждать) римском народе, воспользовались удобным случаем и бежали во Фракию. Далее они сказали, что ходят с гуслями, ибо не привыкли опоясываться мечами, так как страна их не знает железа и это позволяет им жить в мире и согласии, и потому они играют на гуслях, не умея трубить в трубы. Ибо кому чужда война, надлежит тому, – говорили они, – обращаться к музыкальным упражнениям. Слыша это, самодержец полюбил этот народ, почтил их, единственных среди всех варваров, которым довелось с ним столкнуться, радушным приемом, и восхищаясь их ростом и дородностью, отослал в Гераклею». (Феофилакт Симокатта, «История», первая половина VII века).

Вот как появляются ранние сведения о Славянах, идущих с гуслями к Хану Аварскому и попадающих ко двору Императора Маврикия!

Иорданус также подтверждает миролюбивый характер Славян. Есть указания на то, что племя их было в стороне от Великих переселений народов. По-видимому, оно также не подвергалось нападениям Норманов.

Такая мирная жизнь способствовала и выработке соответствующего ей мировоззрения. Однако позже, когда началось давление Германизма на Славянство, Родовое Начало не могло больше обеспечить мира. Наступил кризис. Однако, согласно свидетельству Прокопия, Славяне вначале были совершенно мирными людьми. Они верили в единого Бога, были гостеприимны, не запирали дверей, уходя из дому, жили в единобрачии и составляли ряд федераций, в которые входили племена.

После возникновения войн, кризиса и падения патриархального быта Славяне сначала объединяются в одно государство – Лехию. В это время тоже мы знаем мало что о его жизни.

Этот второй период жизни Ляхов передают лишь легенды и предания. Писанных документов нет. Эти предания и легенды передают уже хронисты в измененном виде. Сам народ их забыл. Первоначально они даже не называют каким-либо точным именем Народ; то он у них называется страной Полян, то Лехией, а то страной Ляхов. Когда вступают в правление Мешко[62]62
  Мешко I (Мечислав) (Mieszko I) (ок. 922—20 мая 992), первый исторически достоверный польский князь, правил около 960–992. Сын Земомысла, происходил из великопольской династии Пястов. В правление Мешко сложилась территория Польского государства. В середине 860-х годов вступил в союз с Чехией, скрепив его браком с Дубравкой Чешской. В 966 из Чехии было принято христианство по латинскому обряду, что способствовало укреплению международных позиций Польши. В союзе с чешским князем Болеславом стремился к ослаблению позиций Священной Римской империи, угрожавшей западнославянским землям. Вел успешную войну с лютичами в 967 за Поморье, в 972 разгромил под Цедыней немецкие войска под командованием маркграфа Годона. Ухудшение отношений с Чехией привело в 990 к войне за Силезию и Малую Польшу. (К&М)


[Закрыть] и его сын Болеслав, происходит уже внутреннее изменение в народе, позволяющее возникнуть государству.

Длугош, Польский историк, живший в 1415–1480 гг., написал свою «Историю Польши» довольно некритически. Это – общее явление для эпохи. Он начинает с легендарного Леха, давшего свое имя Народу и стране. Жителей он называет Лехитами, а страну Лехией. Длугош все же знал уже в его время, что племена скорее получили названия от местности, от названий рек и гор, в которых они жили. Однако, это еще не является доказательством, что Лех никогда не существовал. Был ведь Кий, давший имя Киеву. Значит, это могло быть. Длугош говорит, что Лех умер, не оставив наследника. Время и эпоха его правления неизвестны. Со смертью Леха кончается Патриархальный период, когда племенами правил Старший в Роде.

После него наступает Общинное Правление Двенадцати Воевод. Сведения об этом времени довольно скудны и все основаны на преданиях и легендах.

Здесь уместно остановиться на легендах и преданиях.

Легенда или предание, как всякое произведение искусства, есть прежде всего идеограмма своего времени. В идеограмме под символической формой скрывается конкретное содержание. Первым долгом, когда создается легенда, она имеет метафорическую форму: говорится – «герой, как лев, бросился на врагов». Затем сказитель опускает признак метафоры, сравнение действия, превосходящего обычные действия простых людей, говоря: «он (или превратившись во льва или же) став львом, бросился бесстрашно на врагов». Следующая стадия легенды: «Лев бесстрашно бросился на врагов». «Лев» здесь – символ храбрости, но за «львом» – тот герой, храбрость которого может быть сравнена только со львиной.

Нападение врага сравнивается с диким зверем – драконом, змеем и т. д. Когда в легенде сказано: «Дракон опустошал землю», это надо понимать как «враг, как дракон, опустошал землю». Враждебное действие таким образом конкретизируется в страшилище какого-либо рода. Чем больше опасность при этом для людей, тем страшнее и «страшилище». Победивший подобного врага является героем, которому легенда придает сверхъестественный характер. Обратно рассуждая, если герой легенды обладает сверхъестественными качествами, значит, за его актом скрывается большая опасность для народа того времени.

Иногда эпос придает иную форму, говоря о легендарном герое, его акте: форма акта становится вмешательством богов, герой получает способность превращения в сильного зверя, птицу (орла, ястреба, сокола), который может бороться со «страшилищем» в превосходных условиях, т. е. когда победа обеспечена. В других случаях он получает от какого-либо старца «Меч-Кладенец», или «Шапку-Невидимку», или еще что-либо, обеспечивающее победу. В этих случаях речь идет о символах силы в схватке на мечах, в уменье фехтовать, в уменье неожиданно напасть на врага или в каком-либо ином действии. После раскрытия этих символов картина становится ясной: речь идет о враге и о том, как его победил герой.

Предание несколько конкретнее, но и оно изобилует фантастическими событиями, каждое из которых может быть раскрыто указанным способом.

При полной символизации смысл становится герметически скрытым и на первый взгляд превращается в некий набор слов. Таковы некоторые гимны «Риг-Веды», где говорится о «радующихся коровах, бросающих тростник в небо». После раскрытия этого символа получается: «Принесенная с радостью жертва идет прямо к небу».

Нами разработан метод раскрытия символики легенд и преданий в нашем труде «Риг-Веда и Языческая религия Славян».

В свете вышесказанного, когда мы перейдем к легенде о Краке и Драконе, мы увидим явно, что это обозначает. Длугош говорит, что Крак, построивши город Краков, сделал его богатым и более значительным, чем Гнезно. Отсюда он владычествует над Чехами и Поляками. В этот город переходит вся жизнь из Гнезно. Отсюда же он стремится добиться объединения Польши и Чехии в одно государство. Конечно, в этом деле он встретил сопротивление, вероятно, как Чехов, так и Поляков. Это сопротивление могло принимать и очень тяжелые формы, хотя указаний об этом у нас нет. Однако, есть сообщения о Драконе у Кракова.

Как мы сказали выше, Дракон обозначает опасность больших размеров. В пещере под Вавельским замком появляется Олофагус[63]63
  Греч. «цельнопожирающий», т. е. заглатывающий целиком.


[Закрыть] – необычайной величины чудовище, пожиравшее скот, коров, стада коз и даже людей. Дракон, как мы сказали, – опасность, и эта опасность могла прийти либо от врага внешнего, либо – от внутреннего. По легенде, сам Крак избавляет свой город от чудовища. Это обозначает, что он оказался победителем в этой борьбе. Кто же был на самом деле враг?

В легенде говорится, что «Дракон пожирает коров и целые стада коз». Известно, что когда устраивается государство, возрастают налоги. В те времена налоги брали натурой. Брали коров, овец и коз. Крестьянин нигде и никогда не любил платить налоги, даже натурой, хотя если уж платить, то предпочитал натурой. Вначале это взимание налогов было, вероятно, беспорядочным и ложилось тяжелым бременем на тех, кто жил ближе к Кракову.

Это – первый вариант внутренней борьбы. Второй мог состоять в том, что недовольные могли подняться против князя и даже затеять гражданскую войну против него. Третий вариант – набеги внешних врагов, забиравших все, что попадалось под руку, в том числе и людей, чтобы обратить их в рабство. Крак сумел их разбить и уничтожить. Если бы правилен был первый вариант, то легенда не передавала бы Крака как победителя в интересах всего народа. Она бы сохранила хотя бы малую черту упрека князю за излишние поборы. Этого нет. Значит, первый вариант отпадает. Второй опять-таки не дал бы князю ореола избавителя народа. Значит, остается только третий.

Под всей легендой о Драконе надо, вероятнее всего, видеть врага внешнего, который нападает на Польшу и забирает скот и людей, даже у самого Кракова. Легенда говорит, что Дракон иногда голодал. Тогда он бросался не только на животных, но и на людей. Жители Кракова хотели уже покинуть город. Тогда Краку пришла в голову мысль накормить Чудовище падалью, начиненной серой, трутом, смолой и воском. Чудовище набросилось на приманку, сожрало ее и сдохло, палимое внутренним огнем. Какую драму скрывает эта деталь?

Отрава в подброшенной пище врагу? Пожар в стане врагов после обильной пирушки? Как бы то ни было, эта деталь неважна. Важно, что враг был уничтожен при помощи огня.

То же обстоятельство, что логово Чудовища было в скале под замком, обозначает вероятно осаду последнего и избавление при помощи огня от атакующего врага. Недаром же Поляки насыпали Краку курган. Посмертные курганы насыпали Скифы, Сарматы своим князьям и царям. Обычай этот идет из государства Урарту, Ассиро-Вавилонии, даже Индии, и курган есть символ пирамиды Египетской. Шведы [то]же насыпали курганы, как например, возле Упсалы. Но курганы насыпали обычно только в память царей, ведших удачные войны. Из этого мы заключаем, что Крак был королем-победителем, и в жизни он вел войны, где вел себя героем. Народ его оплакивал и создал о нем легенду. Таким образом, личность Крака вырисовывается при анализе легенды в ином виде, нежели может казаться на первый взгляд. Курган на горе Лясота – тому свидетельство.

Легендарная часть истории не говорит, почему одна из дочерей Крака царствует в Чехии под именем Либуше. Ванда остается в Польше. Остаются и два сына – Крак и Лех. Некоторые историки думают, что под их именем можно видеть два позднее присоединившихся племени Хорбатов и Лехитов. Мы не будем заниматься этим вопросом. Скажем только, что завистливый Лех убивает старшего брата, разрубает на куски и засыпает песком, чтобы казалось, что тот растерзан зверем на охоте. Лех начинает править, оплакавши брата, и правит довольно долго, но в конце концов преступление раскрывают, предъявляют улики, и Поляки свергают его с престола, изгнав из Польши.

На его место становится Ванда, которая и становится королевой Польши. Красовский говорит, что сказание о Ванде имеет характер Курганного Предания и вероятно создано самим народом. Ее руки добивается соседний князь Алеманов,[64]64
  Алеманны (швабы), германское племя (от них – Швабия). В ряде романских языков слово «алеманны» сохранилось как наименование немцев. (К&М)


[Закрыть] в легенде, – Рытогар. Ванда отвечает отказом. Тогда Рытогар идет с огромным войском войной на Польшу. Ванда становится во главе своего войска. Во время войны Немцы поражены суеверным для них видением летящей Валькирии, разящей мечом врагов. Прекрасная Валькирия была королевой Вандой. Несмотря на все мужество воинов Рытогар видел, что его воины смущены. В них жили видения язычества. В отчаяньи он упал на свой меч и закололся. Ванда же после битвы, принеся себя в жертву богам, бросилась в Вислу.

Возможно, что Ванда отказала ему, никогда его еще не видав, но когда увидела на поле битвы, то мгновенно полюбила. Однако, если он пал в бою, она не смогла этого пережить. Нам кажется, что вернее всего будет, если мы скажем, что Ванда не хотела выходить замуж за Германца, ибо знала, что дали смешанные Славянско-Германские браки у Ободритов. Возможно, что ненавидя Германцев, она любила Рытогара, но не могла принести ему в приданное целый Польский Народ. Причина ее смерти и чисто женская, и политическая, и даже религиозная. Какая из этих трех тенденций самая большая, нам судить трудно.

Когда нашли тело красавицы королевы Ванды на берегу Длубни на расстоянии мили от Кракова, народ ее тоже оплакивал, как и отца, и насыпал ей такой же курган, как и ему. Однако, если в сказе про королеву Ванду есть элементы «курганной легенды», в ней нет «чудовища» Крака – символизированной борьбы, а есть война. Так как войну тоже почтил народ насыпанным курганом, то это подтверждает наше мнение о Краке-отце, ведшем победоносные войны.

Хронисты, по словам Крашевского, обнаруживают тенденцию использовать чешские предания и связать их с хорватскими или хорватско-чешскими. Этим они хотели подчеркнуть идею Славянского единства народов.

Длугош говорит далее, что нападения врагов – Венгров и Моравов – вынуждают Полян выбрать себе вождя. Здесь мы видим, что, вероятно, среди врагов Польши – Германцев (при Ванде), Венгров и Моравов – надо искать «Вавельского Дракона». «Великая Моравия» была Славянской Державой, а потому вряд ли она была большой опасностью для Польши. Такой опасностью могла была быть либо Венгрия, либо Германия. Тем более, что пока были Крк и Ванда, было Чешско-Польское государство, и вряд ли Моравия стремилась бы в это время нападать на него. Она начала борьбу, когда увидела, что Польша без Крка и Ванды не может удержать Чехов в своей орбите. Значит, врагом, который мог бы напасть на Польшу при Крке-отце, могла быть лишь Венгрия, либо Германия. Для Германии это было труднее, ибо надо было проходить через Славянские земли. Венгры же были рядом, за Карпатами. Таким образом, вернее всего можно предположить, что «Дракон» Вавельской скалы – это именно Венгры.

«Был в те времена среди Полян рыцарь по имени Пшемыслав (имя Лехито-Чешское или Старославянское), – говорит Длугош, – который славился сноровкой в военном деле, не знаменитый родом, но ловкий, остроумный, известный кроме того честностью и множеством почтенных качеств и потому пользовавшийся общим признанием». Он был кроме того опытен, ибо участвовал во многих походах. В этом месте мы должны остановиться: если при Ванде была всего одна война с Рытогаром, какие же могли быть «многие походы»? Они могли иметь место только до царствования Ванды, значит во времена Крка-сына, Леха-братоубийцы и Крка-отца. О войнах Крка-сына и Леха мы ничего не слышим в легенде. Только при Крке-отце есть события с «Вавельским Драконом»; значит, эти «многие походы» имели место скорее всего при Крке-отце.

Слависты, как проф. Л. Нидерле и др., легенд не разбирают и не принимают их в расчет. Конечно, гораздо легче основываться только на фактах, источниках и документах, но легенды являются тоже материалом Истории, и они тоже должны быть изучены с максимальной тщательностью.

Из легенды о Пшемыславе видно, что он «пользовался общим признанием». Такое признание приходит обычно в зрелом возрасте. Значит, в момент, когда о нем говорит легенда, ему было лет 50–60. Это значит, в свою очередь, что военный опыт «во многих походах» он мог получить только при Крке-отце.

Дальнейшие слова легенды подтверждают наши предположения. «Он внушал своим землякам особенное доверие, ибо с врожденными способностями сочетал опыт, полученный во многих походах и битвах». В этом пункте рассеиваются последние наши сомнения насчет правильности наших выводов. Легенда говорит: «И вот он, заметив, что неприятель ведет себя неосторожно, придумал план скорее остроумный, нежели смелый. Утром с восходом солнца он приказал развесить на расположенных напротив неприятельского лагеря холмах большое количество похожих на шишаки блестящих предметов, вид которых, когда на них упали солнечные лучи, привел неприятельские войска в такое исступление, что схватив поспешно оружие, без должного порядка и строя, они устремились в великой запальчивости, вслепую, в ту сторону, где сверкали мнимые шлемы, алча новой победы над Поляками».

Здесь из слов «новая победа» мы заключаем, что Поляки перед тем потерпели хоть одно поражение. Вероятно, их было уже несколько, потому что вождей не меняют из-за одного поражения, а лишь тогда, когда начинают бояться за исход войны. Длугош рассказывает с подробностями, как Пшемыслав, наведя врага на засаду, бросил последнюю на него и разбил его наголову. За эту победу Пшемыслав был избран королем и получил имя Лешека.

Историки, разбирающие эту легенду, считают, что она запутана хронистами, что имя Лешека слишком часто повторяется и что это обозначает, что было множество вариантов легенд, из которых они составили одну, недостаточно ее склеив, так что запутали смысл событий.

Мы не думаем так и позже объясним, почему так не думаем. Если критики легенды думают, что его назвали так, чтобы связать его имя с Лехом и Лешками первых сказаний, то это будет верно лишь отчасти. Лешком назвал его народ, потому что в его воспоминаниях Лешки были теми, кто Поляков объединил и от кого пошла Польша. Назвать короля Лешком было в его представлении равносильно тому, как если бы он его назвал героем, отцом или основателем Польши. Мы знаем, что в прошлом часто давали правителям титул «отца отечества». Связывать имена можно не только физически, но и морально.

Кроме того, вероятно, род Лешеков (или Лешков) был главным в государственном отношении в Польше, вроде как впоследствии были Рюриковичи на Руси. Вместе с тем легенда дает предпочтение Пшемыславу за его простое происхождение, что ставит ее в родство с Чешской легендой об избрании короля Юрия из Подебрад. Король Юрий был королем-пахарем. Если о Пшемыславе мы не можем сказать с уверенностью, что он был пахарем, то зато знаем, что он был незнатного рода. В легенде о Пясте народ тоже отдает предпочтение личной заслуге, а не родовитости.

Пшемыслав тоже бедный и незнатный воин, что заставляет некоторых комментаторов думать, что ударение на незнатности сделано хронистом, и, так сказать, неудачно. Эта придирка нам кажется напрасной. Во-первых, по соображениям, высказанным выше, а во-вторых, фамилия Лешеков была знатной в Польше. Она имела отношение к управлению в Родовой Период. Название, следовательно, короля из подчеркнуто незнатного рода преследовало цель уподобления с Лешеками, а не идентификации с ними. Тут критики не поняли главной мысли легенды, которую можно высказать следующими словами: «Не за знатное происхождение назвали короля Лешеком, а за его личные заслуги, ибо Лешеки были тоже, хотя и знатного рода, но имели все личные заслуги».

При нем, как будто, правят и Двенадцать Воевод Польши, отголосок Родового Правления. Пшемыслав-Лешек, по легенде, умирает без потомства. Последнее обстоятельство подтверждает еще раз нашу идею, что в момент избрания он уже был в зрелом возрасте. То обстоятельство, что упоминаются Двенадцать Воевод, говорит об известной демократичности правления, а тогда станет понятно, почему легенда подчеркивает незнатность Пшемыслава. В ней народ хотел показать, что королем избрали никак не аристократа, а мужа хоть незнатного, но храброго воина с личными заслугами.

В те времена пахари (кметы) хотя и не правили больше, но имели еще сильное влияние. Их же (пахарей) мировоззрение все сказано в словах фламандского крестьянина, М. Деландтсгеера: «Мои предки, конечно, сеяли… Ну, приду я в поле и скажу: «Мать наша, земля! Деды мои и прадеды тебя засевали! Дай мне урожай в этом году без посева!» Ничего не выйдет. Надо самому что-то делать, а тогда и все будет… А что делали мои деды, не играет роли…» Вот еще почему подчеркнута незнатность Пшемыслава-Лешека. Нам приходилось говорить с фламандцем-пахарем (Пэд Сэнт-Анн Ле-Брюссель), и его мысли иной раз поразительно совпадают с тем, что нам казалось примитивным периодом истории, когда люди думали просто, без искусственной цивилизованности.