Текст книги "Острова на горизонте(изд.1984)"
Автор книги: Юрий Иванов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
– Считаю необходимым вас предупредить: бухта незнакомая, близко подходить к берегу не следует… – клонясь к плечу капитана, тихо сказал старпом Воронов. – Осторожность и еще раз осторожность, Фаддей Фаддеевич.
Капитан покосился на него, он уже более внимательно прочитал лоцию и изучил карту. Глубины тут хорошие, грунт надежный, подводных опасностей нет.
– Сорок, – сказал Василий Васильевич и растер лицо руками. – Тридцать пять!
– Осторожность – сестра надежности, вот заповедь любого мореплавателя, – как бы рассуждая сам с собой, громче произнес старпом.
Капитан перевел ручку машинного телеграфа на «стоп». Нетерпеливо поглядывая на ходовую рубку, боцман держался руками за стопорную рукоятку якорной лебедки. Волны начали разворачивать танкер лагом. Старпом, покусывая губы, вытянув шею, глядел, будто гипнотизируя, капитану в лицо. Тот поморщился, отвернулся. Крикнул в микрофон:
– Майна якорь! Три смычки!…
На баке загремело. Танкер подставил левый борт волнам и резко накренился. Ветер и волны несли его к берегу, разворачивали кормой к пляжу. Вот якорь-цепь натянулась, и все, кто был в рубке, замерли, как бы прислушиваясь: не ползет ли якорь по грунту?.. Никто ничего, конечно, не услышал, но каждый почувствовал: нет, не ползет, держит крепко…
А Валька Шубин шел в это время по узкой, стиснутой обрывистыми скалами долине. Мягкая сырая земля под его ногами слегка пружинила; вся долина была покрыта ярко-зеленой шелковистой травой.
Со стороны бухты, в том же направлении, куда отправился и матрос, летели крупные серебристые чайки. Они не шевелили крыльями: их нес ветер, как маленькие планеры. Пролетая над человеком, птицы вертели головами, разглядывали путешественника оранжевыми глазами и перекликались грудными, курлыкающими голосами.
– Эй, куда вы? – крикнул Валька птицам.
Его душу сжимала тревога и какая-то виноватость перед боцманом да и вообще перед всей командой танкера: растяпа, ну разве не поучал его боцман да и других ребят с танкера: «Категорически без страховки запрещается заходить к шлюпке со стороны открытого борта…» Доставил теперь всем забот… Потом, когда он уже миновал колонию пингвинов, настроение улучшилось: все будет хорошо. Главное, он жив… И скоро на танкере это узнают! Ну, шарахнут ему выговорешник, только и всего! Но зато он на острове, ого, какую он лекцию закатит, когда вернется на танкер… Так вперед же, черт побери, вперед! Подобрав крепкую палку, Валька снова крикнул птицам:
– Птицы-и-и! И я с вами-и!..
Он споткнулся, а потом испуганно охнул: из-под самых ног выскочил небольшой зверек и покатился, то пропадая, то появляясь в траве. Тут же еще несколько серых шаров выкатилось, а потом вдруг все остановились, превратившись в невысокие столбики. Валька облегченно передохнул: зайцы… Он с интересом разглядывал зверьков, а те, шевеля волосистыми носами и вздергивая торчком уши, следили за ним.
«Не зайцы, а кролики, – подумал Валька, вспомнив лоцию. – Ну да, на острове обитает большое количество диких кроликов…»
Он опять пошел и вдруг услышал собачий лай. Что такое? Не показалось ли ему?
Остановился. Справа вздымалась уступчатая, вся будто продырявленная пещерами скала. Щурясь от ветра, Валька напряг глаза: да это же собака! Ну да, рыжий лохматый пес. Стоит на самом краешке скалы и лает. Но откуда тут могут быть собаки?.. Ого, а это еще что?.. Еще одна собака. Она выскочила из самой большой пещеры, осмотрелась и ринулась вниз со скалы, ловко прыгая с уступа на уступ. Еще!.. Еще собака… И еще!.. Одна за другой пять или шесть рыжих собак будто посыпались из пещеры. А пес на вершине скалы все лаял и лаял, и лай этот был злым и предостерегающим…
Валька осмотрелся: куда бы спрятаться? Некуда. Вокруг голое ровное место. А пока он добежит до скал с противоположной стороны долины, собаки догонят его. Завязав потуже спасательный жилет, Валька взял палку в обе руки.
Вот они!.. Одна из собак, совершая большие прыжки, показалась из-за груды камней. Во все стороны от нее заскакали кролики. Вторая собака показалась, третья. Они мчались молча, порой высоко подпрыгивая, чтобы лучше рассмотреть человека.
– Стойте! Назад!.. – закричал Валька, поднимая палку.
Шесть крупных собак приближались к матросу, как бы охватывая его полукругом. «Не отбиться. Порвут!..» – подумал Валька и побежал.
Залаяв все сразу, псы ринулись вдогонку. Наверное, никогда еще в жизни Валька не бежал с такой скоростью. Шумел ветер. Хватая широко разинутым ртом воздух, в какие-то мгновения Вальке казалось, что собакам его не догнать: голоса их смолкли.
Замедлив бег, Валька оглянулся. Псы настигали его. Просто они перестали лаять, но были уже так близко, что Валька услышал их жаркое дыхание. Закричав, он метнулся к камню, виднеющемуся впереди, и вдруг увидел, что и навстречу ему несутся несколько крупных черных псов…
От порывов ветра вертолет прикрывали гофрированные стены склада. И все же машина дрожала. Ив захлопнул дверку и, поправив шлем, поглядел на толстяка Жана, который в меховой куртке и меховых брюках был похож на азиатского медведя панду. И лицо у него было такое же спокойное и добродушное, как у сытого и хорошо выспавшегося медведя. Ну и нервы! Гранитный человек!.. Ив улыбнулся, он давно дружил с Жаном и любил этого спокойного, несколько медлительного толстяка. Поднял вверх большой палец руки: взлетаем?..
Жан кивнул и, поудобнее устроившись в кресле, прибавил оборотов. Корпус ярко-оранжевого вертолета завибрировал, по бетонной площадке заскользили быстрые тени. Ив отвел глаза от приборов, взглянул в боковое окошко. Заслоняя лицо от песка, поднятого с земли ветром и работающими винтами машины, Мишель Дебре и еще несколько человек из поселка Порт-о-Франс следили за ними. У одного из провожающих, врача поселения Леграна, была в руках тяжелая сумка с красным крестом на боку, возле стенки склада стояли носилки.
Нахмурившись, Ив слегка потянул ручку управления на себя. Вертолет оторвался от площадки, легко взмыл над складом, но вдруг резко накренился. Взревел двигатель. Лопасти с бешеной скоростью крутились над фюзеляжем, но не могли «зацепиться» за воздух: порыв ветра выдул воздушную подушку, на которой как бы держится машина во время полета… Земля понеслась навстречу. Раздался грохот и скрежет: вращающиеся лопасти рубили камни и сами разлетались на сверкающие, искореженные пластины металла…
Одна из собак подпрыгнула, ударив Вальку передними лапами в спину, и, зарычав, вцепилась в край спасательного жилета. Заорав, Валька перехватил палку двумя руками и что было силы ткнул коротким концом в морду пса. Животное разжало зубы, а Валька остановился и, крича что-то, взмахнул над головой палкой…
В следующее мгновение произошло странное: будто забыв о человеке, рыжие и черные псы бросились друг на друга. Вскочив на камень, Валька всхлипывал от страха. Рыча, взвизгивая, подвывая, черные и рыжие собаки бились, кажется, не на жизнь, а на смерть.
Пронзительный, отчаянный визг… Хриплые стоны. Черный пес перегрызал глотку рыжему. Вой, захлебывающийся лай и лай, вырывающийся из покрытой розовой пеной пасти другого пса, лай, как мольба, как просьба о пощаде. Спрыгнув с камня, оглядываясь, сжимая до боли палку в руках, Валька бросился прочь.
Вскоре стоны и визги стали стихать. Валька увидел, что несколько рыжих собак возвращаются к своей пещере, а черные псы, усталые, рысью следуют за ним. А там, у камня, остались лежать две рыжие собаки и, подвывая, ползал черный пес. Видимо, у него был поврежден позвоночник, и он не мог встать на задние лапы.
Прихрамывая, зализывая на бегу раны, они трусили по натоптанной тропинке, а затем скрылись среди груды камней. Лишь песик, похожий на терьера, продолжал приближаться к человеку. Валька ждал. Пес подбежал еще на несколько шагов, остановился, посмотрел в Валькино лицо желтыми веселыми глазами и мотнул коротким хвостом. На его шее виднелся ошейник.
– Что? Ты… свой?..
Валька сказал «свой» и засмеялся: свой – значит живущий с человеком, а не дикарь, как эти черные да рыжие. Он присел: почмокал, посвистел.
– Ну-ка иди сюда…
Песик подбежал и ткнулся сырым, горячим носом в ладони человека. Валька потрепал его по жесткой, как нейлоновая швабра, башке и, прочитав на бляхе, прикрепленной к ошейнику, кличку Рекс, сказал:
– Так ты, наверное, беглец, а? Удрал из Порт-о-Франса? Ах ты хороший!.. Ну, пойдем со мной.
Издали послышался лай. Рекс оглянулся. Одна из черных собак, прыгнув на громадный валун, звала его: назад, вернись!..
Валька свистнул, и Рекс, как бы указывая дорогу, побежал впереди него. «По-видимому, этой долиной владеют две стаи собак», – размышлял Валька. Он шел все быстрее и время от времени оглядывался: не преследуют ли их четвероногие? Нет. Видимо, зализывают раны… Ну да. И границы территорий охраняются сторожевыми псами. Вот у того-то камня и проходит граница двух суверенных собачьих территорий.
– Эй, Рекс! Я путник, оказавшийся в беде! – крикнул Валька своему провожатому. – Скажи всем своим. Ты понял, а?
Рекс оглянулся, мотнул хвостом и, подождав человека, толкнулся в его колени носом. Валька наклонился, чтобы погладить его, но Рекс выскользнул из-под ладони.
Засмеявшись, Валька пошел быстрее. Долина круто заворачивала влево, и ветер совсем стих, он остался позади, за хребтами… Впереди сверкнула вода, и Валька догадался, что он вышел на северную кромку острова. Залаяв, Рекс побежал, и Валька побежал тоже. Вскоре он оказался на берегу обширной и глубокой бухты. О глубине ее говорил густо-синий цвет воды. Вправо виднелся океан, на мысу возвышалась ярко-белая башня маяка, а влево – пирс и покрытые зелеными крышами из гофрированного железа постройки. По-видимому, небольшой заводик и жилые дома. Рекс ринулся вперед, и вскоре лай его гулко разнесся среди домов…
Жан выбрался из-под обломков вертолета сам, а Ива пришлось вытаскивать. Лицо у него было будто вылепленное из теста, висок рассечен.
– Нога… – прохрипел он. – Я чувствовал, как она… как она ломалась! У бедра и… выше.
– Дебре, запросите танкер, есть ли на борту судна хирург? – сказал Легран, помогая укладывать пилота на носилки. – Я ведь терапевт… Жан, а как вы?
– Я? Кажется, цел! – немного удивленно и радостно воскликнул второй пилот и с сожалением поглядел на Ива. – У, черт, как же это нас угораздило?
– Марсель, быстренько свяжите меня с русскими, – окликнул Мишель Дебре одного из мужчин. – Сейчас я приду к вам в радиорубку.
От домиков шли и бежали люди. Ветер дул все с той же силой и нес по земле, как поземку, крупный песок, секуще ударяющий в лица…
…Поселок будто вымер: ни души!
Оглядываясь, готовый вот-вот увидеть людей и обдумывая, как же им объяснить, каким образом он очутился тут, Валька шел по каменистой дороге. Хотя что объяснять? Наверняка Николай Наумович, начальник радиостанции танкера, уже давным-давно связался по радио с поселком и тут уже обо всем знают. Итак, «здравствуйте» по-французски «бонжур». «Бонжур, мосье», – скажет он.
Но отчего все же тут так пустынно?.. Стекла в домах были выбиты, у ближайшего из домишек дверь висела на одной петле. Уже понимая, что поселок покинут людьми, Валька поднялся на крыльцо дома, зачем-то пошаркал ногами, очищая ботинки от грязи, и осторожно открыл заскрипевшую дверь.
В лицо пахнуло затхлостью давно покинутого жилья.
Закряхтела вторая дверь, ведущая из прихожей в комнату. Слева от входа стояла железная печь, у окна – сколоченный из толстых досок стол и два очень тяжелых на вид табурета. У стены – построенная из таких же широких досок-плах кровать. На стене красовался поблекший от времени портрет желтоволосой девушки, явно вырезанный из журнала, на полке – пустые банки и котелок из позеленевшей меди.
За каких-то полчаса он обошел все домишки мертвого поселка и побывал в длинном и темном здании склада. Стояли тут на кильблоках несколько деревянных моторных ботов и лежали перевернутые вверх килями две спасательные шлюпки. Пустынно и гулко было в цехах небольшого заводика до разделке китов. Валька догадался, что в поселке когда-то жили китобои… Узкий и длинный, сколоченный из досок слип корытом тянулся до самой воды. Сюда пароходики-китобойцы подтаскивали туши убитых животных и по слипу китов волокли к проему в торцовой стене заводика. Паровыми, ржавыми теперь пилами туши расчленяли, жир отправляли в гигантские котлы, а мясо и кости сбрасывали в воду.
Остановившись на краю слипа, Валька поглядел в воду бухты. Все дно ее было будто белыми стволами деревьев устлано. Это покоились кости тысяч животных, убитых когда-то людьми…
…– Несчастье там у них, – сказал Николай Наумович, входя в рубку. Поправив очки, он протянул листок радиограммы: – Вертолет грохнулся на землю, и у одного из пилотов сложный, в нескольких местах, перелом правой ноги. Просят помощи хирурга. И еще сообщают, что в район бухты Хофпул они отправили вездеход.
– Вызовите судового врача, – распорядился капитан, пробежав уже переведенный на русский язык текст радиограммы. – Боцман, готовьте шлюпку. Быстро, быстро!
– Вы с ума сошли, Фаддей Фаддеевич! – воскликнул старпом Воронов. – В такой накат идти на берег? Да шлюпку же перевернет! Я вас предупреждаю, Фаддей Фаддеевич, что всю ответственность вы берете на себя. Да и кто решится?
– «Кто, кто»!.. – буркнул боцман. Он уже несколько часов торчал в рубке, привалившись к переборке. – «Кто» да «кто». Я пойду. И Жорка со мной пойдет. И Вовка Кочемасов. Когда-то я на Камчатке на рыбокомбинатах вкалывал. И не в такую волну на берег выбрасывались.
– И я пойду, – сказал Василий Васильевич и добавил: – Ну конечно, я. Вы, Фаддей Фаддеевич, не можете, вам надлежит оставаться на судне. Третий помощник слишком неопытен, а старпом… Гм… В общем, мне нужно идти.
– Хорошо, – сказал капитан. – Ну где же Ковалев?
– Тут он. Вот он я…
Капитан поглядел в молодое, старательно выбритое и слегка побледневшее в этот момент от волнения лицо судового врача-хирурга.
– Плавать умеете?
– Нет, Фаддей Фаддеевич, – тяжело вздохнул Ковалев. – Понимаете, как-то не довелось научиться. Из Сибири я, из таежных, понимаете, мест…
– Боцман! Быть рядом с хирургом, – распорядился капитан и щелкнул зажигалкой.
– Но человек же не умеет плавать! – крикнул старпом.
– Но я же надену спасательный жилет! – тоже крикнул Ковалев, и лицо его покрылось розовыми пятнами. – И вообще, почему мы теряем время? Это мой долг.
– Отправляйтесь, Василий Васильевич, – сказал капитан и, подойдя к хирургу, потуже обвязал тесьмой спасательный жилет. – Желаю удачи.
Топоча сапогами, все повалили из ходовой рубки на ботдек. Загромыхала лебедка. Стрелы вынесли шлюпку за борт. Запели тросы. Шлюпка шлепнулась днищем о волну и высоко подпрыгнула. Капитан поглядел с крыла мостика, как люди спускались по штормтрапу и спрыгивали в нее. Боцман подхватывал парней, что-то говорил им. У двигателя склонился механик; Василий Васильевич стоял на корме. «Черти, быстрее же поднимайте гаки!» – ругнулся про себя капитан. Железные захваты-крюки раскачивались над головами людей. Ну вот! Чуть не шарахнуло хирурга… Боцман поймал железяку, отпихнул ее. Шлюпка отвалила от борта судна и, проваливаясь между волнами, пошла к берегу.
– Пожевать бы чего, а, Рекс? – сказал Валька.
Живот подтянуло под самые ребра. Хоть бы ягодку какую! Хотя какие могут быть ягодки? Весна. Вот кролика бы! Зверьки то и дело вышмыгивали из многочисленных нор, и Валька швырнул палку, пытаясь подбить одного из них.
– Рекс, возьми кроля, возьми! – несколько раз просил Валька, но собака не понимала, чего хотел человек, а может, считала шустрых зверьков несерьезной добычей.
Поселок китобоев остался позади, и уже не видно его было, если поглядеть назад, но дорожка, выложенная неровными каменными плитами, не кончалась, и Валька подумал, что, может быть, она выведет его в бухту Морбиан. Но тут его внимание привлекло нечто странное, показавшееся впереди: лес не лес, а искривленные, отшлифованные ветрами и дождями стволы стояли в долине у подножия скал. Ни веточки на стволах, ни сучочка. Валька прибавил шагу. Не лес это был, а кладбище китобоев, не стволы – белые ребра китов, вкопанные в землю вместо крестов… Сколько же моряков приняла в свои недра эта земля! «Джим Кабот» – было грубо вырублено на одном из костяных стволов, «Генрих Уотсон» – на другом. «Ганс Мюллер» – на третьем… А это? «Иван Козлов», к/п «Ольга»… Валька остановился, погладил ладонью холодную, с зеленым налетом китовую кость.
…Гром наката нарастал. Василий Васильевич с тревогой всматривался в берег: в бухте – и такая волна… Ветер не стихал. Шлюпка то взметалась на вершину волны и некоторое время мчалась вместе с ней, то проваливалась между двумя водяными холмами, и все скрывалось из виду: берег, танкер… Вот она вновь взлетела на волну. Боцман, сидящий на носу шлюпки, закричал что-то и резко махнул рукой влево. Василий Васильевич круто положил руль на правый борт, и шлюпка проскочила мимо скалы, высунувшей из воды свою скользкую, обросшую бурыми водорослями макушку. Ч-черт… пронесло…
Уа-аа-а-ах-хх!.. Ударилась волна о берег и раскатилась, рассыпалась пенными языками. Оставалось еще два-три десятка метров, каких-то несколько минут… Главное – уловить момент и скорость, попасть на гребень волны и уже вместе с ней катиться на пляж! Если не угонишься за волной, уйдет она вперед, поднырнув под киль шлюпки, плохи тогда дела: следующая волна выгнется горбом, обрушится прямо на шлюпку.
Ну вот она, волна! В пене, плеске воды и реве ветра шлюпка понеслась к берегу и вдруг вся содрогнулась от удара. Кажется, с самого неба в накренившуюся шлюпку рухнули десятки тонн резко пахнущей глубинами воды…
Все смешалось: где верх, где низ? Ноги ударились о грунт. Чувствуя, как воздух разрывает легкие, Василий Васильевич вынырнул и, отплевываясь, кашляя, огляделся. Кто-то из ребят уже брел по пояс в воде, выбираясь на пляж, кто-то полз… Рядом показалась голова боцмана.
– Кха-а-а!.. – откашлялся он и крикнул: – Где… кха-а… док?..
– А-а-а-ай-а!.. – донеслось из-за гребня очередной волны.
Боцман развернулся и поплыл ей навстречу, нырнул в зеленую толщу воды и пропал из глаз…
Устланная каменными плитами дорожка кончилась. Валька миновал кладбище китобоев. Идти стало тяжело: долина была покрыта мелкими буграми, в основаниях которых находились кроличьи норы. Валька то прыгал с бугра на бугор, то проваливался в глубокие ямы. Устал! Ноги дрожали. Валька все чаще спотыкался и подолгу сидел на какой-нибудь из кочек, и так не хотелось вставать… Лечь бы лицом в приятно пахнущую траву и заснуть… Но почва между кочками была водянистой, да и ночь приближалась. Время от времени до Валькиного слуха доносился собачий лай. Заснешь тут!.. Заслышав голоса собак, Рекс поднимал уши торчком, как бы отвечал на лай и порой даже бросался к скалам, в сторону собачьих голосов, но потом возвращался к человеку.
Усталость валила с ног. Сколько он уже отмахал с утра? На судне-то хоть и на ногах целыми днями, но все же не та нагрузка. Ох, выбраться бы побыстрее к людям! И – на танкер к товарищам, друзьям.
Как-то там Дмитрий Петрович? Валька представил себе вечно озабоченное лицо повара и улыбнулся. Кок был невероятно ворчлив, он был готов ворчать на Вальку неделями, если тот заявится на камбуз в недостаточно чистом халате или пересолит картошку. Кок был забывчивым человеком; казалось, он способен забыть собственное имя, но только за пределами камбуза. Зато на камбузе память его работала четко, и здесь он был богом. Еще бы! Ведь несколько лет назад Дмитрий Петрович работал шеф-поваром самого большого в городе ресторана «Океан». Так бы и доныне работал, но что-то случилось в его личной жизни, и уговорил его капитан танкера Фаддей Фаддеевич пойти с ним в рейс. В море отогрелась душа Дмитрия Петровича, появился интерес к своему ремеслу, так нужному людям. Вот уже третий год, как не покидает повар танкера.
Валька улыбнулся, вспомнив, как повар учил его чистить картошку. «Разве так чистят этот благородный продукт?, – накричал он как-то на Шубина. – Ты что мне ее строгаешь? Кожурку снимать надо, раздевать надо картошечку, а ты? Гляди». Кок схватил большущую картофелину, прижал к ее боку лезвие ножа и закрутил ее в руках. И всю шкурку снял одним движением. Валька ахнул: цирк!.. Теперь и он умеет так. Пришел после первого рейса домой, маме показал и отцу. Мама ахнула, а отец, сняв очки, внимательно оглядел картофелину и вздохнул: «Здорово, Валюха, но разве для этого на твоих плечах растет голова?» Отец хотел бы видеть Вальку крупным физиком, ученым-атомщиком. Не получился физик, получился камбузный матрос!
Шубин нахмурился, вспомнив, как отец плакал в ванной комнате, плакал, узнав, что, забрав документы из приемной комиссии университета, его сын поступил на поварские курсы. «Я этого не понимаю! – выкрикивал он. – Не понимаю!» А Валька ходил взад-вперед по коридору и объяснял: «Папа, ты же знаешь, я всегда мечтал о море. И не люблю физику! Папа, я счастлив, что сделал решительный шаг: решил, кем мне быть в этой жизни, решил по совести, от сердца, а не по расчету! Папочка, потом я буду учиться и стану капитаном, но на это нужно время, а мне хочется побыстрее в море!..» Да… Вот такие были сложные обстоятельства…
Вновь послышались голоса собак, и песик ответил им. Тяжелые капли упали с низкого неба. Дождь? Этого еще недоставало. Ночь впереди, где он проведет ее? Валька споткнулся, огляделся. Горы как бы сдвинулись, холодный сырой ветер невидимым потоком катился навстречу. Б-ррр… В каюту бы сейчас, к Василию Васильевичу… Был Василий Васильевич в прошлом капитаном, да состарился и сам попросился на вахту третьего помощника, вахту, которую моряки шутя называют пенсионерской. Великий знаток был Василий Васильевич морских легенд и песен! Придет к нему Валька в гости. Волгин достает из рундука гитару и начинает петь: «Если девушка вам изменила, не изменит вам океан. Не теряйся в часы опасности, выше голову, капитан!» Случалось, и сам капитан Фаддей Фаддеевич заглянет в каюту, устроится в углу, окутается дымом сигареты. Когда-то Фаддей ходил в учениках у Волгина, учился у него премудростям морского дела. Приходил на океанские вечеринки и строгий боцман Михалыч. Буркнет Вальке: «Подвинься, поварешка», скрестит на широкой мускулистой груди свои железные ручищи, задумается, слушая песни Волгина. Кого из моряков ни спросишь про боцмана, все его знают! Лет уже ему за пятьдесят, а крепок, силен, с утра и до ночи на ногах.
Физика… Атомщики… Валентин усмехнулся. Нет-нет, он поступил правильно. Он поступил решительно, по-мужски. Учиться надо лишь тому делу, которое по-настоящему любишь. Камбуз – лишь переходный период, главное он сделал: вошел в жизнь, о которой мечтал. Он стал моряком и будет им всегда!..
… – Уже дышит! Только! Толик, ты меня слышишь?
– Давите ему на живот, еще давите!
– Кто тебя просил привязывать к ремню саквояж с инструментом, кто?.. – Боцман держал хирурга, положив его животом себе на колено. – В нем же, в этом саквояже, пуд железа!
– Да отпусти ты меня, Михалыч… Утонул бы мой саквояж, что бы я делал?..
Покачиваясь, Ковалев встал на ослабевшие, будто ватные ноги и, тут же наклонившись, выплюнул еще одну, последнюю наверное, струю горькой воды. Голова кружилась, все тело сотрясала мелкая, противная дрожь, и зубы колотились друг о друга. Ковалев стиснул челюсти и осмотрелся. Шлюпка валялась на пляже, один борт ее был слегка помят. Ревели какие-то диковинные звери. Боцман, Василий Васильевич и матросы, такие же мокрые, как и он, толпились вокруг него. Тут же стояло несколько незнакомых людей в красных нейлоновых куртках и брюках. Один из них, бородатый парень в свитере и потрепанных джинсах, поймав взгляд Ковалева, протянул ему руку и, старательно выговаривая русские слова, сказал:
– Губернатор острова Кергелен Мишель Дебре. Как вы себя чувствуете?
– Где больной? – отчего-то злясь, выкрикнул Ковалев. – Идемте же быстрее! Что мы тут делаем?
– Тебя, обормота, спасали! – рассердился боцман. – А потом откачивали.
– Прости, Михалыч… – пробормотал Ковалев и ухватился за его плечо. Голова закружилась, и тошнота опять подступила к горлу. – Ну ладно, пойдемте в поселок.
Через полчаса, переодетый в сухое белье, выпив чашку крепчайшего горячего кофе, Ковалев вошел в комнату одного из домов поселка Порт-о-Франс. Мосье Легран, который должен был ему ассистировать, раскладывал на столе хирургические инструменты. Пилот открыл глаза, посмотрел в лицо русского. Тот положил ему на холодный, потный лоб жесткую ладонь и, улыбнувшись, сказал:
– Все будет хорошо, старина. Запляшешь, как школьник…
Дождь пошел. Вначале редкий, порывами, покапал, покапал и вроде бы кончился, но потом хлынуло. «Ну, Валька, все ты испытаешь в этом своем путешествии. Ничего, все надо познать, все!» – так говорил его ворчливый, добрый кок Дмитрий Петрович, бинтуя Вальке обваренную руку и дуя на нее, чтобы унять боль. Б-р-р-р! Ну и холодина! На камбуз бы сейчас, к пышущей жаром электроплите, какао бы горяченького сейчас плеснуть в себя стаканчик…
– Эй, Рекс, куда мы идем?
Валька натолкнулся на остановившегося Рекса. Подавшись всем телом вперед, пес пытался уловить какие-то звуки, а может, запахи? Зарычал, бросился вперед. Остановился, поглядел на Вальку, снова ринулся вперед, будто звал человека, торопил: быстрее, беги же, беги за мной!
Плескалась и чавкала под ногами вода. Грунт в долине был жидкий, вязкий. Ноги проваливались в раскисшую землю по щиколотку, а тут еще эти чертовы бугры да норы…
– Постой!.. – позвал Валька пса. – Куда ты?
«Ва-вау!..» – отозвался Рекс и, вынырнув из стены дождя, куснул его за колено и вновь зашлепал лапами, как бы растворяясь в потоках воды, льющихся с неба.
Потом ливень прекратился. Из вечернего сумрака проступили фиолетовые очертания стиснувших долину гор. Шумно дыша, Валька опустился на мокрую, резиново осевшую под ним кочку и почувствовал, как его охватывает отчаяние. Ночь!..
Но что это? Показалось, будто кто-то позвал Рекса. Валька поднялся, прислушался. Пес стоял рядом и тоже смотрел в пространство… «Ре-ее-екс!» – донес порыв ветра. Пес поглядел на Вальку, взвизгнув, опять куснул его за ногу и понесся на зов. Остановился как вкопанный, поглядел на Вальку: ну что же ты?
– Сейчас, сейчас, – пробормотал Валька, еще не веря: что, неужели?.. Я сейчас… Ого-го-о!
Валька побежал вслед за Рексом навстречу голосу. Там вдруг огонек вспыхнул, маленький, подрагивающий светлячок, и Валька, хрипло дыша открытым ртом, бежал, бежал что было сил…
– Итак, наш вездеход уже к утру будет вот тут, в бухте Северных Ветров, – сказал Мишель Дебре Василию Васильевичу и прочертил пальцем по карте. – Тут имеется домик орнитологов. В долине Альбатросов, которая выходит к бухте, находится большая колония странствующих альбатросов. Странствовать-то они странствуют, бывает, во время странствий облетают вокруг Земли, но к весне возвращаются на Кергелен…
Мишель хлебнул из чашечки черного кофе и другую чашечку пододвинул Василию Васильевичу. И тот тоже хлебнул. Очень хотелось есть, но об ужине губернатор пока не заикался, а попросить было неудобно.
– Так вот, домик обитаем: живет там один орнитолог, изучает повадки альбатросов… Итак, дальше вездеход, минуя долину Альбатросов, пойдет в сторону поселка китобоев, а оттуда через другую долину – Рыжих Псов…
– Рыжих Псов? – переспросил Василий Васильевич, потянув в себя горький кофе. – Что еще за псы?
– О, это интереснейшая тема: псы острова Кергелен! – воскликнул губернатор. – Видите ли, лет двести назад, когда на острове появились норвежские китобои, они, как практичные люди, привезли с собой кроликов и баранов: травы на острове много, сильных холодов не бывает, отчего бы не расплодиться зверюшкам?.. Ну, кролики и расплодились. Да так, что съели всю траву. Мор среди зверья начался, чуть все не вымерли… «Что бы предпринять?» – задумались норвежцы и придумали: привезли на остров с десяток крупных собак. Псы тоже быстро расплодились: ловили кроликов, баранов. И в конце концов на острове образовалось своеобразное, искусственно возникшее биологическое равновесие. Теперь тут живет совершенно определенное количество кроликов, баранов и собак. Псы уничтожают «лишних» кроликов и баранов. Травы хватает всем, и опасности перенаселения острова травоядными животными не возникает…
– Говорят, что французы умеют очень вкусно приготовлять кроликов… – задумчиво произнес Василий Васильевич. – Или это только так говорят?
– Но вот что любопытно! – воскликнул тут Мишель Дебре. – Вы можете задать вопрос: а что же собаки? Не может ли возникнуть перенаселение острова собаками?
– Да-да… Не может?
– Вот именно: не может! Тут много любопытного… Ну, во-первых, весь остров как бы разделен на семь районов, семь маленьких собачьих государств, семь суверенных территорий, и каждой владеет одна стая. Мы обратили внимание: порой между стаями разгораются самые настоящие сражения. Битвы, после которых на поле боя остаются десятки убитых собак. Так вот, эти схватки возникают как раз тогда, когда в той или иной стае появляется значительно больше особей, чем должно быть, чтобы не разрушилось то биологическое равновесие, которое возникло на острове. Понимаете?
– Да-да. Конечно, понимаю. Однако вернемся к нашему вездеходу…
– Простите, заболтался. Видите ли, я биолог… Вот живу на острове, пишу научный труд о собаках Кергелена… Итак, вездеход пройдет по долине Рыжих Псов в бухту Хофпул. Ребята осмотрят там все ее уголки. И уж если к утру мы не найдем вашего парня, то отправимся вот сюда. На юг острова.
В дверь постучали. В кабинет Мишеля Дебре вошел Анатолий Ковалев. В прихожей толпились матросы, виднелась бронзовая лысина боцмана. Василий Васильевич потянул носом воздух: пахло жарким. Да-да, где-то жарили кролика! Или барана!
– Все в порядке… – сказал Ковалев, потирая ладони. – Даю гарантию: ваш отчаянный пилот будет прыгать… гм, как кролик!
– Мосье русские моряки! Приглашаю всех к обеду, – поднявшись из-за стола, произнес губернатор, – Мосье штурман интересовался, умеем ли мы, французы, приготовлять жаркое из кроликов. Надеюсь, что через полчаса вы по достоинству оцените французскую кухню…
Валька побежал медленнее, потом побрел. Рекс носился возле него, яростно лаял и бросался на него, ласково кусал за ноги: не стой же, иди, заблудимся в темноте!
– Ре-екс! – доносил ветер крики человека.
– Не могу, – прохрипел Валька, – устал.
Он все же пошел быстрее и вдруг увидел, что навстречу ему бегут какие-то крупные птицы. Шумно хлопая крыльями, птицы бежали по земле, высоко подпрыгивая, подлетали и вновь опускались на землю. Одна из птиц ударила его клювом в ногу, а потом с такой силой хлестнула жесткими крыльями, что Валька чуть не упал. Взвизгнув, Рекс метнулся в одну сторону, в другую, за ним гналась одна из птиц. Увертываясь от птицы, отбиваясь палкой, Валька, плохо соображая, что происходит, шел навстречу огню. Кажется, он приближался. Или это только казалось? Что-то белело на одной из кочек. Валька присмотрелся. Лежали там четыре крупных яйца. «Это альбатросы, – подумал он. – Я попал в колонию альбатросов».
