Текст книги "Прости меня…"

Автор книги: Юрий Дружков (Постников)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

6

Не могу не записать главное.

Пришла наконец минута свидания с дедом.

Я уговаривал себя, не надо волноваться, подумай хорошенько, найдешь ли ты в бесконечном, как вселенная, Времени пылинку, секунду жизни? Тебе не помогут книги деда: он о себе не рассказывал. Никто не знает, в каких домах он жил, а без этой неподвижной точки не стоит и пытаться найти что-нибудь в море событий.

Он был не только великим ученым, он был искателем, вечным странником. Города и столицы менялись в биографии деда часто. В иные годы он пропадал неожиданно, сразу, непонятно куда. Его искали, но бесполезно, так пишет о нем журнал Физического общества, который лежит у меня дома. И журналу этому больше шестидесяти лет. Они даже в то время не могли найти. А я?..

Семьи у деда не было. На бабушке он так и не женился. Виделись они мало, и вскоре он был убит. Бабушка из Москвы. Но какой дом, улица, переулок?..

Значит, надо вспомнить, где и когда мог он бывать.

Первое: научные съезды. Они собирались в Петербурге, Москве, Париже, Киеве, Льеже. Но где? В каких зданиях?.. Слишком сложный путь. Не годится.

Попробуем набросать в памяти всю его биографию.

Родился, кажется, в Харькове. Кажется? Отпадает.

Затем университет. Но здание, помню, было разрушено в сорок втором году… Не пойдет.

Какие работы он вел? Исследования в области атмосферного электричества, геомагнетизма, ионизации атмосферы, явлений радиоактивности, рентгеновых лучей, поляризации света. Немало, пожалуй, для внешности ученого. Но где все это могло происходить? В Пулковской обсерватории? Нет. В Кронштадте? Вряд ли. Его работа, незаметная с виду, выражалась не так сенсационно и зримо, как первые лампочки на улицах или первобытная железная дорога.

Членом каких академий он был? Российской? Ну и что? Говорят, он избегал общения с коллегами. Королевской? Туда он так и не добрался, хотя на радиосъезде…

Стоп. О чем говорили на радиосъезде? О беспроводной передаче электроэнергии, о селективности радиоприборов. Короче говоря, управление по радио. Любимый конек деда. Вот, кажется, правильный путь!

Мой дед подает прошение министру, в котором он сообщает об открытых им способах управления на расстоянии. Военное министерство тянет. Он пишет, он требует, напоминает, ему нужны приборы, деньги… Ответа нет. Никто не верит в открытие. Научные журналы не принимают его статью. Дед публикует свои опыты в бульварной газетке «Черноморское обозрение». Коллеги в недоумении, коллеги морщатся. Военный министр готовит вежливый, не преисполненный «тонких остроумий» ответ. Как вдруг сенсация! Другой ученый впервые показал модель, управляемую по радио, показал ее здесь, в Америке, в Нью-Йорке.

Деда приглашают в министерство. Ему выделяют старое суденышко для опытов и несколько сот рублей… Он по дороге на юг останавливается в Харькове, неизвестно в какой гостинице, находит знакомого доктора и просит положить его на лечение в больницу.

Однажды утром кто-то входит к нему и стреляет в сердце.

Военный министр сожалеет. Убийцу не нашли…

Военное министерство! Конечно, военное министерство самый «близкий» дом для моего деда. Петербург… Не знаю, как раньше, а теперь улица Майорова, угол площади, сад, Адмиралтейство…

Я включил приборы на дальний попек. Мгновенно мелькнул океан, и линия берега па экране пошла сверху вниз, причудливо надрезанная волнами.

Ленинград. Я нашел его сразу, и на первой случайной улице, где были, по-моему, старые дома, навел отклонение резко назад.

И асфальт на экране как будто испарился. На улице в тот же миг выросли в два ряда невысокие каменные тумбы вдоль тротуаров, белые шапки снега на тумбах и воробьи на белой мостовой у навозной кучи.

Запряженная лошадь спугнула их, вынесла на экран скрипучие санки с ребятишками, румяными от мороза. Над ними громадный кучер с необыкновенной спецбородой, в тулупе, в шапке, с длинным кнутом в руке. Выразительней картинки не придумаешь.

Он погонял как бы снисходительно, так, шутя, невсерьез, великодушно, детской забавы ради. Но сбоку на темной лошади скакал не то воспитатель, не то родственник ребят и наблюдал.

Прохожие были в цилиндрах и шубах, в теплых шинелях и форменных картузах, в шалях и забавных шляпках с нимбами вокруг лица.

И я шел вместе с ними. Хрустел под ногами снег, пар дыхания, пар от лошадей заволакивал иногда экран.

Как это рассказать, что я чувствую, когда ловлю прошлое?..

Господин поглядел на меня и не заметил, человек, давным-давно не существующий, прошел, едва не задев меня плечом. И я могу знать о нем все, видеть всю его жизнь!

Солдаты шагают по Дворцовой набережной, смешные, как из оперетты. В окнах дворца горит свет, ну, конечно, свечи. Зимний день пасмурен, или утро не разыгралось, или тянет к вечеру.

Вышли из магазина молоденькие офицеры, тоже опереточные, но с такими не театральными, такими современными лицами. Наденешь на него мое пальто и шапку, и будет Сергей Петрович, а не Серж, как назвали его товарищи.

До свидания, Серж! Ты мелькнул, и хватит с тебя. Некогда мне разглядывать каждого. До свидания, румяные ребятишки! До свидания. Кем-то вы станете, чем запомнитесь у Времени, чем не запомнитесь?

Я мог бы остановиться тут, на Сенатской площади, поймать миг, когда на ней стояли в каре солдаты-бунтовщики, бесполезные в своей нерешительности. Увидеть весь ход великого поражения декабристов… Но это в другой раз. Как-нибудь…

Я вижу набережную Мойки, дом, рядом с которым я бродил с моим Археологом. Последний дом поэта. Я могу встретить его на улице, наверное, совсем непоэтичного с виду, маленького, невзрачного, смешного в желании выглядеть солидным. Я могу войти в дом. Окна светятся. Хозяин ждет меня! Я могу рассказать о нем такое, что сядут и ахнут историки, забегает, всплеснет руками, закричит Ираклий Андроников, бледный от волнения… Только пускай это будет потом. Некогда мне…

Вот он, подъезд. Угол дома и водосточная труба с наледью на ней. Наледи этой сто тридцать лет. Она давно растаяла. Нет ее, как дыма, как прошлогоднего тумана. Я вижу ее, столетнюю наледь…

Внизу, на Мойке, бегут на коньках молодые щеголи с красными носами. Подъезд отворяется… До свидания! Как-нибудь в другой раз. Некогда мне…

Я ускорил бег времени. Лошади, здания, солдаты, женщины, снег, цветы, парады, залпы сменяли друг друга. Я многое не понимал сразу. Я видел наших царей, русских самодержцев. Худого парня в белой тонкой рубашке, жующего булку. И другого, с книгой на скамейке в Дворцовом саду.

Я не узнал бы их, незаметных, улыбающихся, молодых прыщеватых и степенных пожилых. Только стены, среди которых они были, да возгласы окружающих делали их великими, божественными, порфироносными, единственными. Только медовые, липкие, приниженные взгляды, согнутые спины, трескучие слова…

Но луч убежал от них, торопясь и волнуясь, в другие отблески Времени.

Вот на парусной, глянцевой, чистой Неве задымили коптилки пароходы. В старый, медленный Петербург влетел, грохоча на стыках, поезд. На юг и север, на запад и восток потянулись телеграфные сети.

Я видел заводы, промышленные академии, станки, плавильные печи, смешные телефонные аппараты, электростанции, кареты-автомобили, нарезные винтовки, замковые орудия, велосипеды, фотографические аппараты… Над городом, как символ будущего, росли, поднимались выше церквей черные в копоти многочисленные трубы.

Я легко нашел здание военного министерства. Там, в щеголевато-казенном доме, часто бывал мой дед. Он одну зиму ходил туда целый месяц, как на службу, аккуратно к десяти утра.

Год и месяц поймать было тоже не трудно. Я заглянул в сторожку привратника. Над грубым столом в комнатенке висел календарь-численник, и мы вместе перелистали его за полминуты.

Год и месяц… Холодный декабрь. Нева под окнами не видна в тумане. Плывут по улицам, как деды-морозы, мохнатые снежные водители скрипучих саней с моторами в одну лошадиную силу. Везут к подъезду чиновников и генералов, укутанных снизу овчинами, сверху собольими воротниками…

Он шагнул из тумана ко мне в двадцатый век, едва не упав на скользкой мостовой, выпрямился, тонкий, молодой, в черной шинели, в осенних перчатках, с пристегнутым серебряным кортиком сбоку… Мой ровесник, похожий на меня, как уверяла мама, человек.

Ну, здравствуй, дед! Наконец-то мы встретились. Я долго не мог, ты меня понимаешь?.. Прости, я волнуюсь, уважаемый профессор, академик, член Российской, Тулузской, Австрийской да еще каких, не помню… Видишь, я нашел тебя, великий мой неудачник. Ты сам этого хотел. Расскажи мне твои загадки, беды, находки, поиски. Я должен узнать о них. Я – твой наследник…

Он вошел в здание.

Министр вежливо слушал.

– Предпринятые мною работы по вопросу о беспроволочной электрической передаче энергии привели меня к результатам, которые я не считаю вправе эксплуатировать за границей, не представив их прежде всего на благоусмотрение вашего высокопревосходительства…

– Русский патриотизм, уважаемый господин профессор, – основа нашей государственности. Похвальное ваше стремление будет примером для научной молодежи, которая восхищена была курсом ваших лекций в инженерной академии…

– Но лекции, к сожалению, не дают мне такого количества средств, которое могло бы обеспечить проведение опытов.

– Господин профессор, военное ведомство не располагает в настоящее время наличием средств для работ, не связанных с вооружением флота.

– Очевидно, я глубоко виноват в том, что не сумел обосновать значение моих изобретений…

– Дорогой мой, вы так молоды, а развитие наук уже нельзя понимать без влияния ваших работ. Но военная промышленность…

В узком длинном окне туман и туман. Ударила пушка на Петропавловской. На санях от Невы проехала бочка с водой. Грустно тебе, старик…

Нева прояснилась. По городу запрыгали брички на шинном ходу. Во дворе министерства, черный от лака, пыхтел вонючий автомобиль. Под окнами зеленела трава. Дед пришел опять, и снова ровный воспитанный голос. И Нева, и бочка с водой…

Он искал. Он ходил к промышленникам.

– Виноват, милостивый государь, а какая будет мне выгода?

К банкирам.

– Дайте нам гарантийное письмо,

К ростовщикам.

– Ваша недвижимость не обеспечивает залога…

По Неве колотится первый лед. В Эрмитаже днем зажигают свет. Он опять идет в подъезд на углу Вознесенского проспекта. Вежливый министр вежливо приглашает сесть.

– Меня заставили обратиться к вам причины, о которых я пишу в моей докладной записке на имя вашего высокопревосходительства.

– Я прочел ее, господин профессор.

– Новая система дальновидения, которую мы предлагаем осуществить, настолько важна, что я заранее взял на себя обязательство не делать никаких публикаций и хранить в тайне саму идею разработки необходимых аппаратов. Но я рассчитываю на благосклонное внимание ведомства и, конечно, финансовую поддержку.

– На какую сумму вы располагаете?

– Для начала пятнадцать тысяч рублей на заказы по изготовлению приборов. Нам будет необходимо среднего тоннажа быстроходное судно и…

– Мы не имеем таких финансовых средств на ближайшие годы… Его величество император всероссийский выехал на совещание монаршей ассамблеи по всемирному разоружению. В торжественный момент…

Как? И тогда все те же разговоры?

Помню, копаясь однажды в древних книгах, я нашел в русском «Политическом журнале» за 1789 год «заграничные вести»… «Англия призывает государства не делать более пушки, огнестрельные ружья… Похвальный совет, но лицемерный…»

Столько лет одни разговоры.

Его нашел на съезде в уютном бельгийском городе Льеже высокий, благожелательный, умный человек.

Он сказал:

– Господин профессор, у нас вы получите собственную лабораторию, неограниченный кредит, инженеров, которые будут счастливы помогать вам, и квалифицированных рабочих. Возьмите, пожалуйста, чек. Я не настаиваю, можете не брать, но подумайте. Наука не простит погребения таких идей. В наш высококультурный век (забавно звучат его слова: «наш высококультурный век… плохие паровозы, древний телеграф, самолеты-лучинки…»), общественные устройства не имеют права становиться на пути науки. Иначе она их сметет или наступит величайшая катастрофа…

Он вернулся домой. Были на экране свет, белая ночь, ясные блики на окнах, белая Нева, белые дома, и я невольно убавил яркость.

Он стоял у подъезда и смотрел на воду. Из окон ближнего дома звучала мазурка, смех очень юных людей, светлый, как воды Невы.

Потом на улицу вышли две девушки. Посмотреть на эту воду, на шпиль, отраженный в ней, облака, мосты, поднятые, как руки, на чаек, на что-то еще необъяснимое вдали.

Одна из девушек сначала оглядывалась на деда, потом подошла и спросила, как будто ей ничего не стоило подойти к незнакомому на берегу.

– Почему вы такой грустный? Пожалуйста, не надо…

– А вам, барышня, весело?

– Я первый раз в Петербурге. Как светло, посмотрите. Меня зовут Маша. Я хочу, чтобы всем нынче было светло…

Не могу назвать эту юную девочку, женственно красивую девочку – бабушка.

Ах мазурка, мазурка!

Военный министр докладывал кому-то сиятельному:

– Имеется неприятное сообщение дипломатических каналов.

Некий ученый показал на манеже в Нью-Йорке действующую модель аппарата, управляемого на расстоянии. Военные круги ассигнуют большие суммы на постройку таких машин.

– Я так и предполагал. У нас этого не могут сделать. Не по силам! Твоим ученым далеко до них, Роман Артурович.

– Я намерен пригласить наших профессоров, знающих электрические науки… поручить им разработку систем управляемых…

– Опоздал! Опоздал, ваше высокопревосходительство, Роман Артурович. Надо покупать готовенькое, коли продадут… Кто сей заморский ученый?

– Как пишут, он ровесник нашему профессору, а вот поди ж ты… Он одинок, имеет образование, полученное в Европе. У него даже имя такое, как у нашего, правда, на итальянский манер…

Я вздрогнул. Черт побери, неужели я становлюсь детективом-дефективом, раз мне приходят в голову такие предположения!

Ровесник? На итальянский манер?..

Но я, дорогие мои соотечественники, увидел это. Увидел, как он плыл в Америку, как работал, как его называли… У нас много таких имен. Павел – Паоло, Николай – Николо.

Я не оправдываю деда. Но если можно, простите его хотя бы когда-нибудь.

7

Вот она, тетрадь, которую мы искали! Я сфотографировал ее.

«Марiя, Милый, родной человЪкъ. Береги мои дневники. Оставляю тебЪ самое дорогое для меня. СумЪй сохранить мою душу для новыхъ, лучшихъ дней.

Оберегай тетради, какъ оберегаешь Настеньку.

Такъ я жилъ… Такъ получилось.

Петербургъ, январь 1908 года.

Съ техъ пор, какъ императоръ Неронъ посмотрълъ сквозь изумрудъ на своемъ перстнъ и увиделъ предметы увеличенные, сделавъ такимъ образомъ «открытие» свойствъ увеличительнаго стекла, было найдено множество способовъ его примъненiя. Черезъ какую-нибудь тысячу летъ Сальвино Армати придумалъ очки. Понадобилась еще половина тысячелетiя для появлънiя подзорной трубы, затемъ телескопа и микроскопа.

Телескопъ намъ приближаетъ миры такiе далекiе, куда человъкъ не сможетъ заглянуть инымъ путемъ, какъ только зрительнымъ.

Оптический микроскопъ увеличиваетъ предметы невероятно малые. Наконецъ, обыкновенныя очки мъняютъ наше зрънiе въ пользу для насъ.

Мы примъняемъ названные предметы, часто не задумываясь о томъ, что пользоваться ими возможно лишь благодаря изумительнымъ свойствамъ свъта преломляться, усиливаться, отражаться, ослабевать и проч.

Возможности свътоваго луча удивительны! Можетъ ли не поразить воображение такой примеръ.

Свътъ, какъ известно, проходить разстоянiе в 300 000 километровъ за секунду. Но къ намъ доходить свът многихъ свътилъ, расположенныхъ такъ далеко, что лучъ идетъ отъ нихъ мiллиарды земныхъ лътъ.

Значить, свътъ многихъ звъздъ рожденъ еще тогда, когда не было въ природе нашей Земли! Но мы видимъ этотъ свътъ, онъ живетъ, онъ пыветъ въ окъанъ пространства и връмени.

Темъ болъе поразительно, что звъзда могла умеръть, уже давно погаснуть, а часть ея преображенной матерiи, лучи свъта, все живутъ и живутъ.

Мы, при желании, можемъ этотъ лучъ запечатлеть на фотографической пластинкъ, отразить въ зеркалъ, и не одинъ разъ. Лучъ несуществующей звъзды!

Получается такъ, что мы видимъ несуществующей миръ! Очень далекiй миръ и поэтому зрительно плохо воспринимаемый.

Но представьте себъ, что хорошо видимая нами Луна вдругъ перестала существовать. А лучи отъ нея, то есть изображънie Луны, какую-то ничтожную долю секунды будутъ къ намъ поступать, существовать безъ своего оригинала, такъ сказать.

А въ глубины мирозданiя этотъ лунный свътъ, а точнъе солнечный, отраженный Луной, придетъ еще болъе «древнимъ».

Фантастическiй наблюдатель могъ бы, находясь въ безвоздушномъ пространствъ, видеть давно не существующiе кратеры Луны, отдельные камни. ОНЪ МОГЪ БЫ ВИДЕТЬ ПРОШЛОЕ!

Здесь необходимо вспомнить о локацiи, необыкновенной способности луча отражаться отъ предмъта и лететь въ иномъ направленiи, уже какъ бы неся на себЪ изображЪнiе данного предмета, изображънiе, которое такъ же можно повторить, ну, скажемъ, съ помощью зеркалъ.

Какiя практическия возможности таить въ себЪ такая способность луча? Я умышленно подчеркiваю, луча. Не только свЪтоваго.

Люди привыкли имЪть дЪло съ практическимъ, свЪтовымъ лучомъ и не понимаютъ пока значенiя другiхъ. Они думаютъ, что видЪть, передавать изображенiе возможно только съ помощью свЪтовых волнъ.

Къ счастiю для науки, это не такъ. Способности света, несмотря на все ихъ богатство, ограничены. СвЪтовыя лучи «глотаетъ» пыль, ихъ искажаетъ воздухъ, а такъже самъ свЪтъ.

Но можно ли найти въ природе лучъ, который, обладая многими свойствами свЪтоваго, могъ не иметь слабыхъ его качествъ?

Да, можно. Лучи такiе найдены мною.

Но прежде всего несколько словъ о разныхъ открытыхъ недавно излученияхъ.

Рентгеновскiе лучи, ультрафиолетовые, инфракрасные, радиолучи. Я нарочно говорю не радиоволны, а радиолучи, потому что природа свЪтовыхъ и радиоволнъ одна: электромагнитные колебанiя. Вся разница въ длинЪ волны, съ которой онЪ двигаются въ пространствЪ. Длина волны свЪтовыхъ лучей находится въ оптическомъ дiапазонЪ, то есть видимомъ нами, другiя не видны, хотя, повторяю, почти у всЪхъ у нихъ одна природа – электромагнитныя колебанiя.

Значить, въ недалекомъ будущемъ, я убежденъ, люди научатся передавать изображенiе съ помощью радиолучей, какъ и звукъ посредствомъ свЪтовыхъ волнъ. То есть видЪть при помощи звука и слышать благодаря изображенiю. Звучитъ какъ парадоксъ!

Электромагнитныя колебанiя рисуютъ изображенiе, передаютъ звукъ. Но это значить и тепловыя лучи могутъ рисовать. У нихъ одна природа съ лучомъ свъта. И магнитныя тоже! Сколько мы знаемъ подобныхъ излучений?

Все насъ окружающее, всЪ предмЪты, все мирозданiе, молекулы, атомы испускаютъ какие-нибудь волны.

Въ космосе гигантскiя разскаленныя тела излучаютъ во всЪхъ направленiяхъ смесь хаотическихъ волнъ разной длины, впбрирующихъ какъ попало. Эти волны смЪшиваются, сталкиваются съ волнами земнаго происхождения: гидроническими въ океане, съ магнитными силовыми линиями, съ электрическимъ полемъ. Кто можетъ найти въ этомъ хаосе порядок и систему? Кто сумЪетъ управлять ими? Станутъ ли онЪ, какъ свЪтъ, отражаться, преломляться, усиливаться, рисовать изображенiе, звучать? Безусловно, станутъ.

Подберите къ нимъ ключи, онЪ сыграютъ вамъ вЪликую симфонию мирозданiя, вы услышите голосъ ВрЪмени. Огромное множество незримыхъ излученiй будетъ открыто и будетъ служить разуму, какъ послужатъ ему найденные мною лучи невЪдомыхъ доселе возможностей. Лучи, способныя многократно отражаться, не теряя своихъ свойствъ, не ослабЪвая, не искажаясь.

Эти лучи открыты мною при долгомъ наблюденiи магнетизма, изученiи эффекта земныхъ миражей, а такъже лучей, посылаемыхъ къ намъ на Землю сквозь плотную завЪсу воздуха и всевозможныхъ полей.

Миражи до сихъ поръ остаются необыкновеннымъ явленiем природы. СуевЪрные люди принимаютъ ихъ за небесныя знаменiя, за чудо. Рассказамъ о миражахъ многiя не верятъ или принiмаютъ ихъ за галлюцинацiи больнаго мозга.

Въ раскаленной пустынЪ измученные путешественники вдругъ начинаютъ видЪть невдалеке отъ себя озеро чистой, прохладной воды, въ которой видны отраженныя пальмы. Путники спешатъ къ озеру, но вода все время уходитъ отъ нихъ, не допуская ближе чемъ на один-два километра, пока совсемъ не исчЪзнетъ, оставивъ на месте себя раскаленный пЪсокъ.

Taкie миражи давно получили объясненiе. Причина ихъ – разная плотность и температура воздушнаго слоя, то есть оптической среды, въ которой действуютъ, преломляются лучи света. Передъ нами обычная рефракцiя.

Но есть иная группа наблюдаемых многiми очевидцами явленiй природы, миражи, причину которыхъ никто не могъ объяснить.

На Лазурном берегу Франции мне довелось быть свидЪтелемъ видЪнiя, которое часто пугаетъ аборигеновъ своей загадочностью.

На ясномъ горизонте вдругъ появляются волшебныя синия горы, четкiя въ своемъ рисункЪ. Въ нихъ узнаютъ северный гористый берегъ острова Корсика, расположенный отъ Францiи не ближе чемъ за 200 километровъ. На такомъ расстоянiи, принимая во вниманiе кривизну земной поверхности, не может быть и речи о прямой видимости.

Этотъ случай самый обыкновенный по сравненiю съ другими, о которыхъ я расскажу.

Въ 1878 году обитатели форта Авраамъ Линкольнъ въ Америке увидели отрядъ солдатъ, который вышелъ изъ форта несколько дней назадъ въ карательную экспедицию противъ индейцевъ. Далекiй отрядъ маршировал по ясному небу, видимый крупно, какъ бы черезъ подзорную трубу. ВскорЪ этотъ отрядъ попалъ въ засаду и былъ уничтоженъ индейцами. Солдаты гарнизона истолковали миражъ какъ предзнаменованiе.

Жители бельгийскаго города Вервье однажды утромъ июня 1815 увидели въ небе настоящее сраженiе. Мелкия детали, ружья, костюмы, сабли, воинскiе знаки, все было предельно четко. По небу носилась конница, падали отъ выстреловъ люди. Картина жуткая въ нЪмой своей подвижности. МнЪ удалось достать рисунокъ, сделанный очевидцемъ виденiя. Другая такая зарисовка, по моимъ сведенiямъ, хранится въ публичной библиотеке города Вервье. Но какое сраженiе случилось въ тотъ памятный день?.. Последняя битва при Ватерлоо!

Добавлю къ этому: расстояние между Вервье и Ватерлоо – сто пять километровъ!

На юге Соединенныхъ Штатовъ Америки я нашелъ мЪсто, вблизи котораго довольно часто возникаетъ любопытный миражъ: дома съ колокольнями, деревья, склады, повозки. Сведущiя люди опознали въ немъ городокъ Санъ-Хозе въ Калифорнiи. Конечно, я навестилъ этотъ городокъ и самъ убЪдился въ правильности предположенiй. Расстоянiе между обеiми точками восемьсотъ километровъ!

ДалЪе, на восточномъ побережьЪ Америки я, какъ многiе другiе свидетели, могъ наблюдать миражи съ удивительно четкимъ рисункомъ даже самыхъ мелкихъ предметовъ. Поиски «оригинала» изображенiя дали, наконецъ, поразительный результатъ. Мы наблюдали небольшия города Северной Африки!!

Въ ночь на 27 марта 1897 года экипажъ бременскаго судна «Матадоръ» въ южной части Тихаго окЪана встретилъ необычайный призракъ «летающего голландца». Такъ называютъ подобные миражи въ море. Въ полночь вахтенный доложил капитану, что приблизительно въ двухъ миляхъ съ подветренной стороны большое парусное судно попало въ бурю. Но весь окЪанъ вокругъ, на всемъ пространстве былъ совершенно спокоенъ въ лунномъ свете. А неизвестный корабль между темъ напрягалъ последняя силы. Огромныя волны перекатывались черезъ палубу, срывая зарифленныя паруса, гнулися мачты. Виденiе было реальнымъ и не перевернутымъ, какъ обычно при подобныхъ мiражахъ. Поэтому никто не принималъ встреченное судно за призракъ. Оно летело прямо на «Матадоръ». Несмотря на полный штиль, капитанъ «Матадора», боясь, что неизвестное судно принесётъ вЪтеръ, приказалъ убрать паруса.

Но таинственный корабль изменилъ курсъ и на расстоянiи двухсотъ метровъ отъ «Матадора» пролетелъ на югъ вместе съ волнами и бурей среди ясного неба и спокойного моря. СвЪтъ на корме корабля вдругъ погасъ, а черезъ минуту онъ и самъ испарился на горизонте.

Загадка выяснилась, когда «Матадоръ» несколько недель спустя пришелъ въ портъ Колатеа Буэна въ Чiли. Тамъ капитанъ узналъ о томъ, что въ ночь на 27 марта на датскомъ судне, застигнутомъ бурЪй, взорвалась лампа и штурманъ судна получилъ сильныя ожоги.

Когда свЪрили время и градусы долготы «Матадора» и датского судна въ ночь на 27 марта, оказалось, что расстоянiе между нiми было въ 1700 километровъ!

Какая нечистая сила могла пЪредавать изображЪнiе въ натуральную велiчину, или многократно увеличеннымъ, къ тому же огибая земную поверхность, крiвизна которой на подобныхъ дистанцiяхъ вЪлика?

Никто не высказалъ даже гадательныхъ соображенiй. Никто не пытался научно, со здравымъ смысломъ, не отклоняясь отъ законовъ оптiки, объяснить эти сверхдальнобойныя мiражи. Никто не хотелъ собрать воедино въ четкую систему изобразительныя чудеса природы. Мiражи, полярныя сiянiя (кресты, силуэты, круги, такъ называемыя гало). Никто не искалъ. И напрасно!

Путешествуя въ погоне за мiражами по южной части Соединенныхъ Штатовъ, я сделалъ однажды весьма несерьезное поначалу предположение. Меня толкнули къ этому проводiмыя мною постоянно измеренiя магнитныхъ полей…»

Дальше в тетради вырван тот самый листок, найденный Генералом, тот самый, который был исписан формулами. Следующая страница начиналась так:

«Определить искомое можно лишь, если удастся провести лучъ сразу въ двухъ названныхъ точкахъ такимъ образомъ, чтобы лучи пересеклись, а гребешки волнъ совпали бы въ своихъ колЪбанiяхъ.

График магнитных отклоненiй показывает следующее: главная точка опоры, назовемъ ея такъ – гiгантскаго магнитнаго зеркала – находится где-то на Американскомъ континенте. ТочнЪе определить не удалось».

Здесь опять идут формулы, запись которых мы отложим до более подходящей минуты.

* * *

«Сделавъ теоретическое, умозрительное предположенiе – самый первый нетвердый шагъ, – я надумалъ проверить его на практикЪ. Для этой цели, мнЪ былъ нуженъ довольно яркiй (не ослепительный) внЪ зЪмныхъ предЪловъ источникъ свЪта. Имъ оказалась ночная наша спутница – Луна.

Въ одну изъ тихихъ ночЪй на велосипЪде я въЪхалъ на равнину, по которой шла довольно ровная дорога, и началъ искать возможную, повторяю, предполагаемую пока, точку.

Вдругъ я съ изумленiемъ увиделъ, что Луна увЪличилась въ объеме въ несколько разъ. Она оставалась такой, пока я не проЪхалъ съ дЪсятокъ мЪтровъ. Я вернулся назадъ, и снова на томъ же участке Луна мгновенно увеличилась. Она была нормальнаго цвЪта, но пятна ея растекались въ ширину, какъ, впрочемъ, и она сама.

Потомъ я шагами отмЪрилъ площадку, съ которой былъ виденъ мiражъ. 10Х10 мЪтровъ. И нигде больше.

Значить, они есть!

Возникаетъ вопросъ. Какое практическое значенiе могутъ имЪть открытые мною лучи?

Смыслъ отвЪта ясенъ, хотя само явленiе поражаетъ своими возможностями.

Если человЪк сумЪетъ использовать названные лучи съ помощью техники, сумЪетъ поймать и преобразовать ихъ, онъ овладЪетъ «эффектомъ погибшей звЪзды». Проще говоря, мы танемъ видеть «дЪла давно минувших дней, преданья старины глубокой…».

Четкiя рисунки прошлаго, многократно отражаясь отъ магнитныхъ зЪркаль мирозданiя, витаютъ по всЪленной. ЧеловЪкъ долженъ видеть ихъ!

Очень трудно пока решить, но мнЪ кажется, мои лучи «берутъ» у ВрЪмени озвученныя картины, то есть ведут локацию не только изображенiя, но и звука…»

Тут опять идет гениальная математика.