Текст книги "Седой"

Автор книги: Юрий Коротков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Зажигалка на подоконнике, – не оборачиваясь, сказала Белка.

– Ты что… Алка? – Иванов заглянул в ее заплаканное лицо.

– Ничего. Просто так… – улыбнулась она сквозь слезы. – Не думала, что у вас правда что-нибудь получится… – Белка прижалась лицом к его плечу.

Иванов растерянно смотрел на нее сверху.

– А ты когда?

– Да я-то успею…

Нажав кнопку звонка, Лена улыбнулась Иванову ободряюще, взяла у него букет, развернула и отдала обратно.

– Отнесись к этому с чувством юмора, – сказала она. – Простой визит вежливости… Привет, мам. Вот и мы… Привет, па.

Иванов протянул Людмиле Александровне букет.

– Спасибо, – сухо сказала та. – Ну, нам знакомиться не нужно. А это Игорь Николаевич.

– Олег, – Иванов пожал руку высокому мужчине с крупным рыхловатым лицом.

В гостиной все расселись вокруг низкого журнального столика-этажерки, перекочевавшего сюда из Калуги. Вообще, вся обстановка была Иванову знакома, только фотообоев с морем и соснами не хватало.

– Ну, что ж, – Людмила Александровна принужденно развела руками, улыбнулась. – Поздравлять я вас не буду. И я хочу, чтобы вы знали, Олег, что я категорически была против…

– Я знаю.

Людмила Александровна утвердительно кивнула.

– Я должна сказать, что решение Лены было для нас самым большим и самым неприятным сюрпризом в жизни… Я до последнего дня надеялась, что все это – очередная дурацкая демонстрация… Ну, что говорить… это уже факт… Просто я хочу, чтобы вы знали наше отношение…

Лена невозмутимо жевала печенье, поглядывая то на мать, то на мужа.

– Я, собственно, хотела поговорить о другом. Я хотела спросить, как вы собираетесь жить?

– Долго и счастливо, – сказала Лена.

– Не сомневаюсь, – язвительно ответила Людмила Александровна. – Я говорю о презренных мелочах. Ну, квартиру мы тебе сделали. Слишком рано, к сожалению… А на что вы собираетесь жить? На твою стипендию? Вы уж извините, Олег, что я в ваши чувства – с такой ерундой…

– У меня есть специальность, – сказал Иванов, – Со следующего месяца пойду работать.

– Куда?

– На стройку или в автопарк.

– Я надеюсь, вы не собираетесь всю жизнь ездить на тракторе?

– Ну, мам, – укоризненно сказала Лена. – Мы все уже решили. Олег будет поступать на исторический. Он уже готовится.

– Тогда давайте решим: все-таки работать или готовиться?

Иванов хотел ответить, но Людмила Александровна перебила:

– Ваши сто или двести рублей ничего не изменят. Если поступать – то поступать. Отличником вы не были, я думаю, да еще армия. Нужны репетиторы. Первое время мы можем вам помочь…

– Нам не надо помогать, – сказал Иванов.

– Скажите, какой гордый! Я не о вас забочусь, а о своей дочери!

– О чем ты говоришь, Люда? – впервые подал голос Игорь Николаевич. – Подумай сама, что ты говоришь? Допрос устроила!

– Игорь…

– Человек хочет и может сам содержать семью! Нормальный мужик! Своими руками! Не как эти плейбои! Нет: немедленно в институт! Направление главного удара! Что, курицам своим на работе стыдно будет сказать, что у Ленки муж работяга?.. А расписывала: ужас! чуть не уголовник!

– Что с тобой, Игорь? Просто разговариваем…

– Что с тобой, Люда? Послушала бы ты себя такую двадцать лет назад! Помолчи, я сказал!..

– Ты не так понял, Игорь, – Людмила Александровна вдруг по-детски обезоруживающе улыбнулась. – Меня же волнует, как ребята будут жить. Сейчас чай будем пить. Лена, поставь чайник.

Лена встала, кивнула Иванову. Они вышли на кухню.

– Баре, черт вас всех возьми… – бушевал в комнате Игорь Николаевич.

– Да не о том же я, Игорь! Как они жить будут? У них же ничего общего нет…

Лена закрыла дверь.

– Не обращай внимания, – усмехнулась она. – Раз в неделю он бунтует. По субботам после обеда… Сейчас она с ним управится. Это у нее здорово выходит.

– Зачем мы сюда пришли? – спросил Иванов.

– Ее тоже можно понять, – миролюбиво сказала Лена. – Она меня в Швейцарию от тебя увезла, а тут опять ты… Мы не проживем пока без них, Олег, – серьезно добавила она.

– Мне ее подачки не нужны.

– Хватит воевать, а? Давай просто жить… Днем работать, вечером заниматься? Ты не поступишь…

– Значит, поступлю через год.

– Ну да, а мне что делать? – Лена потерлась носом о его плечо и жалобно глянула снизу вверх. – Видеться будем по выходным? А для чего я замуж выходила?

– Я денег у нее не возьму.

– Деньги возьму я. В конце концов, это наши семейные дела… Пойдем, кончилось уже.

Они вернулись в комнату. Игорь Николаевич, поникший, сидел в кресле, на столике стояла бутылка коньяка, рюмка.

– Вся беда в том, что мы быстро забываем, какими были сами, – устало говорил он.

– Ну, как все мужики – за бутылкой на обобщения тянет, – улыбнулась Людмила Александровна, – Пьяница ты мой, – она погладила мужа по редкой шевелюре.

Игорь Николаевич, морщась, потер левую сторону груди, снова потянулся за коньяком, но Людмила Александровна убрала бутылку.

– Ну, хватит, хватит… Накричался, сердце болит? Лена, чашки забыла, конечно? Пойдем, поможешь…

Игорь Николаевич сидел, опустив голову. Глянул на Иванова, невесело виновато усмехнулся…

Иванов вошел в подъезд дома Александра, кивнул вахтерше и направился к лифту.

– Вы к кому?

– К Завьяловым.

– А-а… Это… минуточку, – приподнялась вахтерша. – Просил не пускать Андрей Никитич… отец, то есть…

Иванов вернулся к ней.

– Почему?

– Может, оно и правда… Чего напоминать лишний раз. Вера Алексеевна только оправилась…

…В зыбком свете прожектора возникали из черной космической пустоты вешки по краям дороги. Далеко впереди, куда не доставал прожектор, стеной стояла полярная ночь. Временами казалось, что вездеход проедет освещенное пространство и с разбегу уткнется в нее или провалится в пустоту, но снова появлялась пара вешек – вездеход сам торил себе путь в черной бездне.

Сзади в кабине стояли ящики с продуктами, лежали посылки и мешок с письмами. Александр курил в правом сиденье. Иванов за рычагами управления не отрываясь следил за дорогой.

– Или литераторша у вас была дура, или ты дурак: прочитал и не понял, – сказал Александр. – Не непротивление злу, а непротивление злу насилием! Потому что любое насилие – тоже зло. Тебя ударили – ты ударил, тебя унизили – ты унизил, тебя предали – ты предал. И стал таким же, как они. Одним из них.

– Но ведь я прав, – упрямо сказал Иванов. – А они – нет!

Александр усмехнулся.

– Хочешь, расскажу тебе сказку?.. Старая китайская сказка. Не помню, то ли слышал, то ли прочитал где-то, помню только, что несколько дней обалдевший ходил… Так вот: в одну маленькую горную страну повадился дракон. Прилетал, разорял, грабил, забирал самых красивых женщин – в общем, житья от паразита не было. И каждый год какой-нибудь богатырь брал меч и уходил в горы сражаться с драконом. И никто не возвращался. Тогда собрались мудрецы, три дня думали и нашли выход. Выбрали самого здорового младенца, отняли у матери и стали всей страной растить чудо-богатыря. И мальчик с малых лет знал свое предназначение, тренировался, качал мускулы. Ни в чем не знал отказа, любое его желание было законом. А когда ему исполнилось двадцать лет, кузнецы отковали огромный меч, и вся страна проводила его в горы на великую битву. Нашел он в горах дракона – и одним ударом снес ему голову. Даже обидно: битвы не получилось. А перед тем как спуститься вниз с радостной вестью, он наклонился попить из ручья – и с ужасом увидел в воде, как вытягивается у него лицо и лезут из пасти клыки, сквозь одежду прорастает чешуя, а за спиной распахиваются огромные крылья… Вот такая сказка.

Иванов долго молчал, глядя на ровную снежную дорогу. Если бы не мелькающие время от времени вешки, могло показаться, что вездеход стоит на месте, гремя гусеницами и покачиваясь.

– А что же делать? – угрюмо спросил он. – Вот они прут, хозяева жизни – всё для них, что силой не возьмут, то купят. Если я с ними дерусь – значит, я становлюсь одним из них. А если отступаю – они дальше идут. Так что делать-то?

– Вот и я мучился, не мог понять, где выход, – сказал Александр. – А выход-то простой. Что бы ни случилось, как бы больно ни было – только не пустить зло в свою душу. Понимаешь? Даже если они завоюют весь мир, пока существует твоя душа, куда им хода нет – зло еще не победило!

Иванов снова надолго замолчал, думал, упрямо наклонив голову. Александр улыбался, поглядывая на него. Хотел сказать еще что-то, но Иванов вдруг с досадой ударил по тормозам: – Приехали!

Лобовое стекло залепил снег, будто набросили мокрую марлю, вдоль бортов гулко завыл ветер.

– Ну надо же – именно сегодня, – расстроенно сказал Александр. – В баню опоздали.

Он поднял трубку рации.

– «Бастион»! «Бастион»! Я – «Ласточка»!

– Слушаю – «Бастион»! – сквозь скрип и треск помех откликнулся дежурный по части.

– Пурга!

– «Ласточка», где находитесь?

– Примерно посредине.

– Идите на ощупь… Завьялов!

– Я.

– Каждый час на связь!

– Понял, – Александр повесил трубку, кивнул Иванову: – Давай – метров пятьдесят.

Вездеход вслепую пополз вперед. Александр обвязал себя за пояс капроновым тросом, закрепленным за скобу в кабине.

– Хватит, – он надел шерстяную маску на лицо, поднял капюшон и выскользнул из кабины. Навалившись грудью на ветер, не видя протянутых вперед рук за плотной пеленой снега, он на ощупь нашарил правую вешку.

Иванов ждал в кабине, глядя в слепое окно.

Александр нашел левую вешку, вернулся к вездеходу, смахнул снег со стекла и поманил за собой. Иванов тронулся за ним. Через некоторое время Александр поднял руки и снова нырнул в пургу.

И снова он искал вешки, а Иванов ждал в кабине…

В очередной раз Александр исчез надолго. Иванов нервничал, потом начал сигналить. Гудок гас в густой снежной пелене. Александр внезапно распахнул дверцу и поднялся в вездеход. Откинул залепленный снегом капюшон, снял маску.

– Все, – сказал он. – Нету.

– Как нету?

– Может, медведь повалил. Может, в сторону ушли.

– Назад сдать? – спросил Иванов.

– Куда – назад? Туда? Туда? – Александр включил рацию – «Бастион»!

– Слушаю – «Бастион», – тотчас отозвался дежурный.

– Потеряли вешки.

– Завьялов, слушай внимательно: только не двигайтесь с места. Из машины не выходить! Экономьте солярку. Прогноз плохой. Каждые два часа на связь. Главное – без паники. Как понял?

– Понял: главное – без паники, – Александр отключил рацию. – Плохой прогноз… Дня три просидим. Как у тебя с куревом?

– Да вон, на худой конец, – Иванов кивнул через плечо на посылки. – Не пропадем. Давай спать.

– Давай. Хоть отоспимся на неделю вперед. Времени навалом…

За окном ровно гудел ветер, гнал крупные хлопья…

…Олежка, до глаз укутанный платком, ехал на санках по улице, держа на коленях большой тяжелый сверток. Санки везли вдвоем мать и мужчина в лохматой шапке, в тулупе с поднятым воротником. Белка бежала рядом.

– А что там, мам? Ну, что? Ну, скажи!

– Угадай! – весело крикнул мужчина. – Угадаешь – твое!

– Кукла! – крикнула Белка.

– Лучше!

– Самосвал! – крикнул Олежка.

– Лучше!

– Докторский набор!

– Конструктор!

Вдруг сверток в руках Олежки громко заиграл. Тот, испугался, отдернул руки – и уронил в снег. Мужчина и мать засмеялись. Мать снова поставила сверток ему на колени, мужчина ждал, глядя назад в узкую щель между лохматой шапкой и воротником…

Дома мужчина разворачивал сверток на столе. Олежка и Белка прыгали у него за спиной.

– Это – время! – мужчина торжественно поднял над головой большие часы.

Олежка и Белка завопили «ура!», мать указывала, куда поставить, мужчина пристроил часы на серванте, стал переводить стрелки. Олежка уже не смотрел на часы, он заходил сбоку, пытаясь увидеть лицо, но тот все время оказывался спиной к нему. Олежка дергал его за рукав, часы трезвонили, Белка визжала от счастья, прерывисто гудел зуммер…

…Александр шевельнулся, медленно потянулся к рации:

– Слушаю – «Ласточка»…

– «Ласточка», живы?

– Живы…

– Как только кончится – из поселка пойдут вертолеты! Только не выходите из машины!

– Понял…

– Все будет в порядке, ребята! Держитесь, недолго осталось!

Александр откинулся на спинку.

– Сколько времени?

Иванов медленно поднес к самым главам часы.

– Полпервого.

– Дня или ночи?

– Ночи.

Александр вытащил из коробка спичку и вставил в щель на приборной доске рядом с пятью другими. От второй прикурил – огонь выхватил из темноты заросшие щетиной скулы, красные воспаленные глаза.

– На двоих? – предложил он.

– Не хочу.

Александр курил, глядя перед собой.

– Чоботаря видел, – сказал он. – Стоит босиком в снегу – и смотрит… Хочу мимо пройти, а он смотрит…

Александр помолчал.

– Слушай, Олег… – он обернулся к Иванову, сосредоточенно хмуря брови, что-то соображая. – В голову не приходило раньше. Ты ведь в дежурной смене был в тот день. Вместе с Чоботарем.

– Да. А что?

– Ты видел это?.. То есть, где ты был, когда Люкин…

– Мыл трубы, – спокойно сказал Иванов.

– Нет, что ты делал, когда…

– Мыл трубы. С мылом.

– Его послали одного в пургу!

– Я бы не пошел.

– Да ты что, не понимаешь? У тебя на глазах убили беззащитного человека…

– Я бы – не пошел! – раздельно сказал Иванов. – А он пошел!

Александр беззвучно ахнул, во все глаза глядя на него.

– И ты живешь, и дышишь, про дембиль думаешь – и ничего? О добре и зле разговоры говоришь? Да ты же хуже их всех! Ты же больше виноват, чем этот недоумок Люкин!

Некоторое время Иванов мерил его глазами.

– Зато ты у нас добренький. За папиной спиной.

– Что? – взвился Александр.

– Ничего. Приехали, – Иванов схватился за ручку двери, но не бросаться же было, в самом деле, в пургу, – он отвернулся и закрыл глаза…

Пурга качала вездеход на снежных волнах, ветер ныл и ныл, будто жалуясь на тяжкую жизнь…

…из комнаты слышалось неясное, монотонное бормотание, в полуоткрытую дверь видна была худосочная спина мужика в пиджаке и его круглая лысина, аккуратно занавешенная хлипкими рыжими прядками. Мать сидела напротив, смотрела на него с радостным вниманием, с готовностью слушать все, что ей будут говорить.

В коридоре Белка быстро одевала Олежку.

– Я уже гулял сегодня, – жалобно сказал он. – Я мультики хочу посмотреть…

Они бродили по темному пустому двору, Белка держала его за руку.

– Нам долго сегодня надо гулять? – спросил Олежка.

– Нет, скоро уже, – Белка глянула на темные окна комнаты. – Пойдем на качели?

– У меня пальцы замерзли.

– На, – Белка натянула ему на руки свои варежки, посадила на качели, стала раскачивать, обжигая руки о холодное железо.

– Я не хочу качаться. Я домой хочу, – Олега тихо заплакал, опустив голову.

– Ну, подожди еще немного. Сейчас пойдем.

– Мне хо-о-олодно…

– Сейчас, сейчас, – Белка смотрела на темные окна…

…Иванов с трудом поднял голову. Изо рта валил пар и оседал инеем на меховом воротнике. Приборная доска, дверцы – все было в инее. Иванов растолкал Александра.

– Вставай!.. Вставай, слышишь!

– Что? А?

– Солярка кончилась!

Александр схватил трубку – рация молчала.

Иванов перебрался в грузовой отсек, вытащил на середину ящик с тушенкой, открыл монтировкой, вывалил банки на пол.

– Ломай, – он бросил ящик под ноги Александру. – Шевелись, замерзнем! – Лихорадочно огляделся и стал потрошить картонные ящики с маслом.

Александр пытался зажечь костерок посредине отсека, промерзший картон дымил, спички гасли. Иванов отобрал у него спички, вытащил из мешка с почтой несколько писем, скомкал и поджег. Остальные вместе с мешком бросил сверху.

Отсек заволокло дымом, в воздухе поплыла копоть. Иванов метался по тесному нутру вездехода, выламывая все, что могло гореть – доски, сиденья…

– Все, – сказал Александр. Они сидели у горки чуть дымящей золы. Иванов исподлобья оглядел разгромленную кабину, покрытую толстым слоем копоти. Потом распахнул дверцу: – Выходи!

– С ума сошел?

– Делай, что говорю! – Иванов вытолкнул его из вездехода. Поджег сигнальную шашку и бросил в моторный отсек…

Непонятно, что там еще могло гореть, но вездеход пылал, как факел, весь от кормы до носа. Лопались стекла, бились по ветру языки огня, малиново светились в ночи раскаленные железные борта…

– Вот теперь все, – устало сказал Иванов. Он забрался в черный дымящийся остов вездехода. Александр сел рядом.

– Спать хочется…

– Спи, – сказал Иванов.

– Гляди, пурга кончается… Совсем чуть-чуть не хватило…

Ветер утих, и снегопад слабел на глазах.

– Попрощаемся, что ли? – усмехнулся Иванов.

– Они обнялись и так замерли. А снег все падал и уже не таял на остывшем металле…

Иванов загасил сигарету и тихо вернулся в комнату. Лена спала, откинув руку на его подушку. Иванов долго смотрел в ее спокойное лицо, потом наклонился, поцеловал. Лена, не открывая глаз, досадливо повела головой: – Отстань… У тебя вечером время было, – и отвернулась к стене…

Хлопнула входная дверь, Лена прошла на кухню, держа букет тюльпанов. Иванов оторвался от учебников.

– Привет… Откуда? – кивнул он на цветы.

– Подарили, – с вызовом сказала Лена. – От тебя же не дождешься!

Иванов промолчал. Лена подрезала стебли и поставила цветы в вазу.

– Послушай, тебе не кажется, что я сегодня очень хорошо выгляжу? – спросила она. – Ты не хочешь сказать, что я очень красивая?

– Ты очень красивая, – сказал Иванов.

– Спасибо! – крикнула Лена и ушла в комнату.

Озадаченный Иванов двинулся следом. Лена сидела в кресле, раздраженно ковыряя лак на ногтях.

– Что с тобой?

– Ничего… Ты не замечаешь, что мы с тобой целыми днями молчим?.. Кстати, Алла звонила отцу по поводу загрангруппы. Передай, что не надо этого делать.

– Хорошо, – сказал Иванов…

«Икарус» подъехал к гостинице, первой вышла Белка, за ней шумной гурьбой, как детсадовцы, высыпали интуристы, начали втягиваться в стеклянные двери. Последний, тощий волосатый парень, задержался, игриво разговаривая с Белкой. Иванов подошел к ним. Иностранец глянул на него, спросил что-то. Белка ответила и демонстративно взяла Иванова под руку. Иностранец засмеялся, сказал что-то, указывая на них обоих, и ушел.

– Что он сказал?

– Он сказал: «У вашего брата очень красивая сестра».

– Он что, к тебе клеится?

– Что за выражения, братик! – засмеялась Белка.

Они поднялись в автобус, сели на передние кресла.

– Устала?

Белка пожала плечами.

– Как у тебя? Не звонишь.

– Занимаюсь.

– Как семейная жизнь?

– Не знаю. Не привыкну никак… – Иванов помолчал, – Ты знаешь… я ее люблю…

Алла, улыбаясь, молча смотрела на него.

– Понимаешь… мне хорошо… – Иванов растерянно развел руками, не зная, как объяснить. – Ленка в институте целый день, я сижу жду… и мне хорошо…

– Ну, совсем раскис! – Алла потрепала его по седому ежику.

– А ты кого-нибудь любишь?

– Я тебя люблю… Мне достаточно…

Вошел шофер, сел за руль, дожевывая бутерброд:

– Ну что, поехали?

– Сейчас… Два месяца скоро – помнишь? Цветов купи. У тебя деньги-то есть? – Алла достала несколько червонцев.

– Не надо, – неуверенно сказал Иванов.

– Надо, – Белка положила деньги ему в нагрудный карман.

Шофер завел мотор. Иванов шагнул на тротуар.

– Ты чего приходил? – спросила Белка.

– Так… – пожал плечами Иванов.

– Олег… – Белка нерешительно смотрела на него. – Я на той неделе хочу к матери съездить… Мне трудно там одной…

– Хорошо, – помолчав, сказал Иванов. Он захлопнул дверцу, и автобус стал разворачиваться…

Иванов сидел на кухне, над учебниками. Повернулся ключ в замке, он торопливо затушил сигарету, включил плиту под чайником, встал, разминая затекшую спину, и вышел в коридор. Лена стояла у двери, не раздеваясь, и молча смотрела на него. Иванов обнял ее, дотянулся поцеловать. Лена отстранилась.

– Подожди…

– Что-нибудь случилось? – насторожился Иванов.

– Д-да… Нам надо поговорить. Иди сюда… – Лена быстро прошла в комнату, указала на диван: – Сядь.

– Что случилось?

– Видишь ли… – сказала Лена. – Дело в том… что мы разводимся.

– Зачем ты… – растерянно сказал Иванов.

– Извини… – Лена достала из сумочки заявление и положила перед ним. – Подпиши, пожалуйста…

Иванов тупо разглядывал бланк с Лениной подписью, потом снова поднял глаза на нее.

– Понимаешь, Олег… – Лена мучительно поморщилась. – Я люблю другого человека…

– Какого?

– Какая разница. Другого. Не тебя…

И по тому, как трудно было ей это выговорить, Иванов, наконец, понял, что все это – правда.

– Я тебе не верю, – беспомощно сказал он.

– Я целую речь заготовила… три дня сочиняла… все спокойно объяснить… Глупо как… Ты ни в чем не виноват, Олег. Я виновата… Понимаешь, у меня был другой человек, до тебя… Потом появился ты, и все через голову. Я как с ума сошла. А потом… Ну, не мучай, меня, пожалуйста! Я и так чувствую себя последней дрянью! – чуть не плача, сказала Лена.»

– Я тебе не верю.

– Понимаешь, самое страшное, что мама оказалась права. Мы абсолютно разные люди… Мне уже не пятнадцать лет. Ты не изменился за это время, а я стала другой… В общем, мы снова стали встречаться. Он скоро уезжает, я поеду с ним…

– Я тебе не верю, – жалко сказал Иванов.

– Олег, милый, – Лена присела рядом. – Я так решила. Тут уже ничего не изменишь… Подпиши, пожалуйста…

Иванов молча подписал заявление и остался сидеть, глядя в стол. Лена спрятала заявление в судочку.

– Извини… – она постояла рядом и вышла.

Иванов долго сидел, опустив голову. Зябко повел плечами, затравленно огляделся в чужой комнате. Пошел на кухню, взялся было за телефон. Выключил выкипающий чайник. Его знобило, он лихорадочно быстро двигался по квартире. Вынул чашку, налил кипятку, тут же выплеснул в раковину, достал из холодильника бутылку водки. Снова поднял телефонную трубку, набрал номер. Не дождавшись гудков, положил. Наконец, сел, обняв себя за плечи пусто глядя в пространство…

Владик открыл тотчас после звонка – в куртке, кроссовках и темных очках, с ключами от машины в руке.

– A-а, привет! Извини – я на низком старте…

– Погоди, разговор есть, – Иванов закрыл за собой дверь.

– Давай по пути. Я к центру еду…

– Успеешь, – Иванов резко заступил дорогу потянувшемуся к двери Владику, тот удивленно глянул ему в лицо, остановился.

В коридор вышла беременная Владикова жена.

– Владик, ты опоздаешь.

– Сейчас, малыш… Ладно, пойдем, – он прошел в комнату.

– Владик, там не будут ждать…

– Сейчас!

Владик сел в кресло, демонстративно посмотрел на часы. Иванов сел напротив, вынул из внутреннего кармана бутылку:

– Без пол-литра не разобраться.

Владик досадливо всплеснул руками:

– Я же говорю – человек ждет!

– Посуду достань, – велел Иванов.

Владик вынул из серванта два фужера, поставил на стол. Иванов разлил.

– Ну, что? Ты быстрее можешь?

Вошла жена, присела рядом на диван.

– Владик, тебе машину вести.

– Я не пью, – сдерживаясь ответил тот.

Иванов пристально смотрел на него. Владик досадливо втянул воздух сквозь сжатые зубы и посмотрел на жену. Она встала и вышла, хлопнув дверью.

– Ну?

– Меня бросила Лена.

– Да ты что?

– Какая неожиданность, правда? – улыбаясь, спросил Иванов.

– А что, собственно… – начал было Владик.

– Объясни-ка мне эту историю, с этим парнем.

– Каким?

– Я думаю, ты знаешь, – Иванов налил и сразу выпил, – Ну?

– Обыкновенная история, – пожал плечами Владик. – Года два у них было. Как она в Москву переехала… Заявление собирались подавать… Потом она скоропостижно вышла за тебя. Игорек запил. Чуть госы не провалил. От распределения отказался – в Канаду должен был ехать… Да что Игорек – все попадали… Потом вроде снова у них началось…

– Ну?

– Ты что, допрашивать меня пришел?

– Ну?!

– Ну, Игорьку предложили Алжир. Она решила ехать с ним.

– Ах, вот в чем дело, – сказал Иванов.

– Дело не в этом! Дело в том, что я однажды имел глупость спросить, как семейная жизнь. А она заревела!

– А почему ты все это мне раньше не рассказал? Ты же свидетелем моим был. Единственный друг!

– И тебе я друг, и ей я друг, и ему я друг! Все мы друзья! – раздраженно сказал Владик.

– Слушай, – удивленно спросил Иванов. – Вот ты все это мне говоришь… Ты не боишься, что я тебе морду набью сейчас?

– За что? – воздел руки Владик. – Господи! Всем тогда бей! Давай! Сестре родной – в первую очередь!

– Что? – Иванов перегнулся через стол, схватил его за ворот.

– А ты что думаешь – она не знала? – Владик вырвался, брякнул на стол телефон. – На, позвони! Спроси!

Они стояли напротив через стол. Иванов молча, тяжело смотрел на него.

– Звони-звони, – сказал Владик.

– С Алкой – это наши дела. Это не твое собачье дело, – сказал Иванов. – А сейчас я допью, – он допил водку. – А ты позвонишь этому Игорьку и договоришься встретиться.

– Господи! Да зачем тебе? Что это изменит!

– Звони!

– Ну ты же идиотом будешь выглядеть!

– Звони! – Иванов схватил его за шею и пригнул к телефону, чуть не ударив лицом в стол. Фужер упал, скатился на пол и разлетелся.

– Пусти! – прошипел Владик. Отскочил, растрепанный, поправляя мятый ворот. – Он в конторе сейчас!

В комнату вбежала перепуганная жена.

– Владик, что происходит?

– Отлично! Тогда сейчас поедем к нему, – сказал Иванов.

– Поехали! Пое-ехали! Позорься, мне-то что!

– Владик… Куда вы?.. Владик, я тоже поеду…

– Конечно! И ты тоже, малыш! – заорал тот. – Поехали! Всем дурдомом!..

Владик звонил из автомата, жена стояла рядом, держась за стеклянную дверцу будки, испуганно следя за Ивановым.

Как только Владик вышел, она ухватилась за его локоть.

– Сейчас подойдет. Вот сюда, – Владик указал пальцем под ноги. – Блондин. Глаза серые. Рост – сто восемьдесят пять. Узнаешь. Только, – он широко развел руками, – бэ-эз меня! Увольте! Не для моих слабых нервов! – и пошел к машине.

– Владик… что случилось? – жена еле поспевала за ним.

– Садись! – заорал тот. Машина отъехала.

Иванов даже не обернулся в их сторону.

Игоря он узнал сразу, как только тот остановился у будки, оглядываясь по сторонам.

– Игорь, – вполголоса сказал Иванов.

Будущий муж его бывшей жены обернулся, чуть нахмурив брови, быстро соображая, знает ли он этого сутулого, полуседого человека с лихорадочно блестящими глазами, похожего сразу и на подростка и на старика.

– Да… А где Владик?

– Он уехал.

– Вот чудила, – пожал плечами Игорь. – Сорвал с места, орал, как на пожар… – Это был симпатичный, живой, нормальный парень. Он все пристальнее смотрел на Иванова. – А вы…

– Просто хотел пожелать вам счастья. С моей женой, – сказал Иванов и зашагал к переходу. Спускаясь в переход, он изо всей силы ударил кулаком по поручню…

В цветной полумгле бара за столиками сидели центровые девицы с шампанским, занятые разговором фирмачи. Иванов, облокотившись на стойку, допивал водку с соком, когда появилась Белка в своем черном змеином платье с золотым пояском.

– Что случилось, Олежка? Я мчалась, как сумасшедшая.

– Ты знала? – резко спросил Иванов.

– О господи, какой надрыв! О чем? – Она отрицательно качнула головой подошедшему бармену.

– Ты знала про этого… дипломата?

– Знала, конечно.

– Как же ты могла…

– Не будь ханжой, – досадливо сказала Белка, – Не думаешь же ты, в самом деле, что она тебя ждала все это время.

– Как же ты могла, Алка? Двое на острове…

– Извини, меня югославы ждут, – раздраженно сказала Белка. – Не пей больше. Иди домой, я позвоню.

– Куда – домой? У меня нет дома. Меня нет.

– Она подала на развод? – остановилась Белка. – С этого надо было начинать… Во-первых, успокойся. Пока ничего страшного не случилось. Значит, что мы имеем? Игорек уезжает буквально неделями. Ей надо срочно развестись. А ты можешь задержать развод, просто потянуть время: ну, там, сложности первого года, притирка характеров – в ЗАГСе вас начнут уговаривать, мирить, дадут срок три месяца, и она никуда не поедет. Так что ситуация в твоих руках. Для нее важнее уехать, чем сохранить квартиру. Значит, сейчас ты из ближайшего автомата звонишь ей и говоришь, что даешь развод в обмен на квартиру… Что ты на меня так смотришь?

– Ты серьезно?

– Что? О чем ты?

– Слушай, а как ты получила квартиру?

– Сейчас речь не обо мне.

– Я спрашиваю, откуда у тебя эта квартира? – ровным голосом произнес Иванов.

– Хочешь знать? Пожалуйста! Если хочешь… А ты думаешь, меня здесь ждали? – быстрым, злым шепотом заговорила Белка. – Я жила с одним мужиком оттуда, – она ткнула пальцем вверх. – Приходящая любовница. В любое время дня и ночи, по звонку. Бешеная любовь. Вот только разводиться ему нельзя было – новая должность светила. И так три года. А потом я залетела, и он исчез. Но я его нашла. И сказала: либо он мне делает квартиру, либо я пойду к его начальству и вывалю живот на стол. Ох, как он засуетился! Пойми, Олежка, все надо делать своими руками, никто тебе места не уступит – неужели ты до сих пор этого не понял! Ну что? Что ты смотришь на меня так?!

– А помнишь Ковтуна, твою вазовскую любовь? – медленно сказал Иванов, морща лоб, соображая. – Ты ведь спала с ним, потому что он был самый сильный на базе, да?

– При чем здесь…

– Угу… – кивнул Иванов, не слушая. – А потом ты поступила в институт – не просто так, да? А потом ты спала с кем-то за место в «Интуристе», а потом за квартиру?.. А посмотри, какая у тебя красивая сумочка. Валютная, да? И платье, и все, что под платьем? – Иванов резко задрал подол.

– Заткнись! – Белка прихлопнула платье и оглянулась.

– И за второе одеяло в общаге?

– Подожди, послушай, что я скажу…

– А помнишь вазовских девок, которые за червонец у вокзала, за кусочек тепла, за триппер? – сквозь зубы продолжал Иванов. – Ты ведь презирала их, да? Эту грязь, эту мерзость, да? Потому что ты читала умные книги, ты учила французский. А знаешь, что я скажу тебе, сестричка: ты в сто раз хуже их, потому что ты прочитала столько умных книг, выучила три языка – и все-таки стала дрянью!

– Хорошо. Да. Ты прав. Только не надо кричать так громко. Я дрянь. Только послушай меня: ты думаешь, этот подонок, который прятался от меня, когда узнал, что я беременна. – ты думаешь, он хоть раз вспомнил бы про меня, если бы я гордо ушла? Я сделала это не ради прописки, не надо! Я отомстила ему! За себя и за тех, кто был до меня! И за нашу базу! Я их ненавижу всех! Всех! А твою – в первую очередь, сытую стерву!..

Иванов молча шагнул к двери, Белка вцепилась ему в рукав:

– Подожди… Олежка!.. Не бросай меня!!

Иванов отшвырнул ее, Белка чуть не упала на стол к четырем парням, те вскочили с мест. Бармен вышел из-за стойки.

– Держите! Ваше! – заорал Иванов. – Ну, еще чего? Больше нету! – он вывернул карманы, сорвал свитер, бросил на пол. – Все! Голый!..

В мятой форме и распахнутой шинели, с вещмешком на плече Иванов ждал у конторы поселка «химиков», курил, глядя на ползущие к вершине террикона вагонетки.

– Опять ты? – спросила Любаня, подходя. Она ничуть не удивилась, увидев его здесь. – Просила же как человека…

– Пойдем, – Иванов взял ее за руку.

– Куда?

Иванов молча повел ее в сторону от поселка. Любаня едва поспевала за его быстрым шагом.

– Чего до сих пор в шинелке? Не нажил, что ли, ничего – за столько-то времени? У Алки бы попросил, она, говорят, богатая теперь стала… – Чем дальше уходили они от поселка, тем больше пугалась Любаня решительного молчания Иванова и тем веселее болтала, задыхаясь от стремительной ходьбы: – А может, на меня деньги копил?.. Так не угадал ты со мной сегодня. Не тот сезон у меня сегодня, извини… В деревню, что ли, ведешь? Это ты зря, никто не пустит, не любят они нас… Да не жми руку, не убегу…