Текст книги "Гёте"

Автор книги: Юрий Нагибин

Соавторы: Жан Мари Карре,Николай Шмелев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

К несчастью, его план не удался. Препятствия увеличивались и извне, и внутри поэта, он не мог побороть их, и ничего не было для него мучительнее, чем признание своей несостоятельности: «Я без ужаса не могу думать о состоянии, в которое я сразу погрузился. Вот тогда-то Шиллер был от меня действительно отнят».

Мужество его слабело. Неужели вдохновение, так долго молчавшее в нём и с трудом пробуждённое, навеки оставит его? Неужели ему суждено в пятьдесят пять лет впасть в нерешительность, в бесплодные колебания, в мучительные противоречия своего двойственного духа – пламенного и скептического, созидающего и отрицающего, приподнятого идеалистическим экстазом и погрязающего в мещанской и чувственной жизни? Станет ли он Фаустом или Мефистофелем, Тассо или Антонио или вечно останется тем и другим, терзаемый своим гением и своими «демонами»? В борьбе, раздирающей его душу, несмотря на внешнюю уравновешенность, он, во всяком случае, будет один. Понесённая им утрата была невозвратимой. Его сердце было опустошено, мысль тревожна.

Но близилась другая катастрофа. На европейском горизонте вновь сгущались тучи. Под влиянием двора и военных кругов Пруссия не могла забыть о Вальми и объявила войну Наполеону[123]123
  На европейском горизонте вновь сгущались тучи. Под влиянием двора и военных кругов Пруссия не могла забыть о Вальми и объявила войну Наполеону. — 20 сентября 1792 г. в сражении у деревни Вальми (Северная Франция) французская революционная армия под командованием Дюмурье одержала первую победу над войсками союзников и наголову разбила прусские войска под началом герцога Брауншвейгского; в том же году Пруссия вместе с Австрией составила ядро антифранцузской коалиции монархических государств Европы, однако после ряда поражений была вынуждена подписать сепаратный Базельский мир с Францией в 1795 г.


[Закрыть]. Карл-Август вновь сел на коня. У самого преддверия Веймара загрохочут иенские пушки.

Глава XI
ПОСЛЕ ИЕНЫ

Прусская армия вскоре выступила и направилась по ту сторону Заале, за франконские горы. Там должны были выйти французы. Это было в начале октября 1806 года.

В то время как король Фридрих-Вильгельм III[124]124
  Фридрих-Вильгельм III (1770—1840) – прусский король с 1797 г.


[Закрыть] и герцог Брауншвейгский, командующий главным корпусом, расположились около Эрфурта, князь Гогенлое остановился в Веймаре. Но Наполеон, повторяя испытанный в сражении при Маренго приём, не пошёл прямо: быстро перейдя горы, он смял в Заальфельде части прикрытия и наискосок продвинулся к северо-востоку, стараясь, вместо того чтобы наступать прямо на врага, обойти его слева и отрезать ему возможность отступления – дорогу на Дрезден.

Гёте чувствовал себя подавленным. Хотя внешне он соблюдал полное хладнокровие и не прекращал наблюдать за репетициями опереток в театре, он не мог не чувствовать, что Карл-Август ставит на карту свою корону и судьбу своей страны. Конечно, лагерь Гогенлое, расположившийся за чертой города, представлял собой очень величественное зрелище. Океан палаток! По утрам озабоченные солдаты рубили дрова, разводили огонь и резали скот; маркитантки ходили взад и вперёд, разнося кофе и воду; везде царило шумное оживление. После полудня гренадеры прусской гвардии надевали свои новенькие мундиры и, сверкающие, нарядные, как будто их только что вытащили из коробки, гордо прогуливались по разукрашенным флагами улицам. То были сплошные парады и смотры! Маленькая столица приняла гордый и праздничный вид: все суетились вокруг офицеров и сановников прусского двора, для которых реквизировали лучшие дома. Король и прекрасная королева Луиза прибыли, чтобы ободрить войска и присутствовать на смотре. Король и королева остановились неподалёку от дома Гёте, и, как только они показывались на улице, толпа бросалась им навстречу. Воинственная удаль сияла на всех лицах. Нежное осеннее солнце оживляло сверкание сабель и крестов. Фридрих-Вильгельм III и Карл-Август под крики «ура» и звуки труб выехали к месту сражения. Один Гёте не мог отделаться от мрачных предчувствий. Он преклонялся перед Наполеоном и считал его непобедимым.

Между тем император продолжал свою тактику. Вскоре разнеслись печальные вести: пруссаки были разбиты около Заальфельда, принц Людовик-Фердинанд убит в этом бою, а французы, как говорили, подходили к Веймару. 11 октября наследная принцесса Веймарская, Мария Павловна, сестра царя Александра I[125]125
  Мария Павловна – русская великая княжна, принцесса Веймарская, жена наследного принца Карла-Фридриха с 1804 г.
  Александр I (1777—1825) – российский император с 1801 г.


[Закрыть], спешно выехала вместе со своим мужем. 13 октября наступила очередь королевы. Вихрь тревоги пронёсся над городом. Но Гёте всё же распорядился о представлении оперетты.

Наконец 14 октября с семи часов утра началась пушечная стрельба в направлении Иены. Отчаяние овладело двором. В одиннадцать часов вдовствующая герцогиня, долго крепившаяся, велела запрячь карету и отъехала на эрфуртскую дорогу. Поднималась паника. Герцогиня Луиза одна осталась в замке. Гёте ждал у себя...

Два больших сражения разыгрались одновременно. Предупреждённый о наступлении Наполеона, герцог Брауншвейгский сделал крутой поворот и около Ауэрштедта нагнал маршала Даву[126]126
  Даву Луи-Никола (1770—1823) – герцог Ауэрштедтский, князь Экмюльский, маршал Франции, участник всех наполеоновских войн 1805—1814 гг., военный министр в 1815 г.


[Закрыть], но вскоре был тяжело ранен, а его войско, значительно поредевшее и растерянное, отступило. Что же касается корпуса Гогенлое, то, настигнутый у Иены самим императором и маршалами Данном, Сультом и Ожеро[127]127
  Сульт – Дьё Сульт Никола Жан де (1769—1851), герцог Далматский, маршал Франции, участник наполеоновских войн 1805—1814 гг., начальник штаба во время «ста дней» Наполеона в 1815 г., военный министр в 1830—1832 гг.
  Ожеро Пьер Франсуа Шарль (1757—1816) – герцог Кастильонский, маршал Франции, в 1801—1803 гг. командовал французской армией в Голландии, в 1809—1810 гг. – в Испании, участник войны 1805—1807 гг.


[Закрыть], он был разбит. Преследуемые по пятам кавалеристами Мюрата[128]128
  Мюрат Иоахим (1767—1815) – король Неаполитанский, маршал Франции, участник всех наполеоновских войн 1805—1814 гг.; в 1806 г. отличился в сражении при Иене, взял Эрфурт, участвовал в битвах при Эйлау и Фридланде.


[Закрыть], побеждённые при Иене отхлынули к Веймару, где встретились с побеждёнными у Ауэрштедта. Город тонул в водовороте двойного разгрома.

Уже с трёх часов пополудни залпы загрохотали ещё ближе, и ядра, свистя, пролетали над домом Гёте. Скоро он услышал крики бегущих, увидел, как острия их ружей мелькали над стенами сада. Трагическая тревога: лошади, люди, повозки – все сбилось у городских ворот и на перекрёстках. Повсюду брошенные вещи, разломанные колеса; повсюду бродят раненые. Печальное возвращение! Человеческие волны росли с минуты на минуту, и на эрфуртской дороге была неописуемая сумятица. Каждый хотел опередить других, лошади, сжатые фурами, становились на дыбы. У всех была одна мысль: бежать на запад.

Вот тогда-то появились у Фрауентора первые отряды французских гусар – с саблями наголо, с развевающимися по ветру волосами. Прямо держась в стременах, солдаты стояли на покрытых пеной лошадях, которые мчались галопом. Красные доломаны также развевались по ветру: похоже было, что стая демонов сорвалась с цепи. Гёте велел своему сыну и секретарю Римеру[129]129
  Ример Фридрих Вильгельм (1774—1845) – немецкий филолог и историк литературы, многолетний секретарь и воспитатель в доме Гёте; участвовал в издании его сочинений.


[Закрыть] вынести солдатам вина и пива. Одним прыжком гусары соскочили с коней и рассыпались по домам. Каково же было изумление поэта, когда к нему явился командующий отрядом офицер. Хилый, завитой, как женщина, юноша вежливо подошёл к нему, отдавая честь: «Его превосходительство господин советник фон Гёте? Эльзасский лейтенант Вильгельм де Тюркгейм». Это был сын Лили Шёнеман, франкфуртской аристократки.

Офицер велел провести себя во дворец, где надо было подготовить квартиру. В тот же вечер должно было пожаловать в город очень важное лицо – маршал Ней. Гёте попросил позволения предложить ему гостеприимство. Правда, его дом был уже сильно заполнен: в нём нашли приют кое-кто из жителей Веймара, были размещены шестнадцать выбывших из строя эльзасских кавалеристов, везде были разбросаны матрацы. Но оставалась ещё одна большая комната, и её предлагали маршалу. Лейтенант де Тюркгейм принял предложение. Оставалось ждать самого маршала.

Гёте ушёл после обеда к себе, поручив Римеру принять высокого гостя. Крики и шум неслись над городом. Из окна Гёте видел, как в сумерках проходили тёмные массы колонн пехоты, озарённые отсветом зарева. Внезапно он вскочил. Снизу доносились резкие отрывистые удары. Ругань, пьяные крики, протесты! Он слышал, как Ример с кем-то спорил. Два пьяных стрелка ворвались в сени и проникли в кухню. Отстегнув кушаки, положив перед собой шапки, они стучали кулаками по столу, разглаживали опущенные усы и с жадностью требовали есть и пить. Кристиана принесла им вина, пива, хлеба и сосисок. Они набросились на всё, опьянели окончательно и, насытившись, стали звать хозяина дома. Так как они намеревались подняться по прекрасной, римского стиля лестнице, Ример поспешил к Гёте и попросил его сойти вниз. Со светильником в руке, одетый в широкий халат, который поэт шутя называл «плащом пророка», он подошёл к ним. Его благородная и важная осанка поразила пьяниц. «Они вдруг превратились в галантных французов, налили стакан вина и попросили его чокнуться с ними. Он это сделал и после двух-трёх слов ушёл к себе».

Но опасность ещё не миновала. Несколькими часами позже под влиянием частых у пьяниц навязчивых идей оба парня опять собрались идти к Гёте. Почему им не позволяли посмотреть комнаты первого этажа? Их раздражал отказ Римера, и ими овладевал гнев. Среди ночи они, угрожая и ругаясь, поднялись по лестнице и со штыками наперевес вошли в комнату Гёте. Тогда Кристиана, обезумев, бросилась между ними, громко вскрикнула и с помощью одного местного жителя, которого приютила в доме, прогнала буянов. Они ворчали, потом забились в соседнюю комнату, приготовленную для свиты маршала. На рассвете их выгнал оттуда, грозя шпагой, один из адъютантов.

Ней[130]130
  Ней Мишель (1769—1815) – герцог Эльхингенский, маршал Франции, участник наполеоновских войн 1805—1814 гг.; взят в плен в битве при Ватерлоо и по приговору королевского суда расстрелян.


[Закрыть] прибыл утром и только несколько часов пробыл в отведённой ему комнате. За ним последовали другие маршалы: Виктор[131]131
  Виктор Клод Перрен (1764—1841) – герцог Беллуно, маршал Франции, участник наполеоновских войн (с 1808 г. командовал корпусом в Испании, в 1812 г, – корпусом, прикрывавшим левый фланг французской армии); в 1821—1823 гг. военный министр Франции.


[Закрыть], Ланн, Ожеро. Последний распорядился о полицейской охране дома и сделал поэту визит; он даже попросил представить ему сына Гёте, Августа, рослого семнадцатилетнего юношу, грубые манеры которого хорошо вязались с шумной и вольной жизнью солдат.

Кристиана обычно прислуживала за столом. Так бросался в глаза контраст между её весёлой и добродушной вульгарностью и небрежным внешним видом, с одной стороны, и изысканностью Гёте – с другой, что её обычно принимали за его экономку. Она не называла его иначе, как «господин советник», не показывалась за столом, охотно проводила время в кухне. Как же было не ошибаться? Да и сама она лучше чувствовала себя с гусарами, чем с маршалами, и, чтобы придать себе бодрости – потому что ведение хозяйства в эти дни было для неё тяжкой ношей, – не задумываясь, опустошала бутылочку вина. Поступок вполне простительный, если вспомнить, что она за это время раздала солдатам до двенадцати вёдер. Все комнаты были заняты; как-то ей пришлось приготовить двадцать восемь постелей, на следующий день сорок – для солдат и офицеров. По прекрасной, классического стиля лестнице с утра до вечера ходили взад и вперёд ординарцы, вестовые и повара. Кристиана шутила с капитанами, но часто ей приходилось защищаться от их нескромности и чересчур вольного обхождения. Гёте был ей обязан жизнью: на нём лежала обязанность закрепить за ней своё покровительство, поддержку и звание. Он решил обвенчаться с Кристианой. В воскресенье 19 октября в присутствии сына и Римера он обменялся с нею кольцами в ризнице придворной церкви. На этих кольцах была выгравирована одна только дата – сражения при Иене. Этого требовала справедливость и чувство благодарности.

Что же происходило в замке в это время? На следующий день после обеда Наполеон вошёл в Веймар. Об этом известил Рапп[132]132
  Рапп Жан (1772—1821) – граф, французский дивизионный генерал, с конца 1812 г. до января 1814 г. начальник обороны Данцига.


[Закрыть]. Сначала въехал Мюрат. Он весь сверкал. Шею его стягивал вышитый воротник. На нём была шуба с золотыми петлицами. Гарцуя на покрытой блестящей попоной лошади, приподнимая украшенную перьями шляпу, он медленно въехал в город в сопровождении своего штаба. Приветственные крики солдат долетали до него, и он смаковал победу: разве не он своим преследованием обратил в бегство пруссаков? Император же, наоборот, въехал поздно вечером, рысью и в сопровождении одного Бертье[133]133
  Бертье Луи-Александр (1753—1826) – князь Невшательский и Ваграмский, маршал Франции, участник всех наполеоновских войн, в 1799—1807 гг. военный министр Франции, в 1799—1814 гг. начальник штаба Наполеона.


[Закрыть] и нескольких драгунов в касках из тигровой шкуры. Он тяжело слез с лошади у подъезда нового дворца.

Стоя на верхней площадке парадной лестницы, его встретила одна только женщина. Откинув с раздражённым видом полы плаща, надвинув шляпу на глаза, он грубо спросил:

   – Кто вы?

   – Я герцогиня Веймарская.

   – Мне жаль вас, я уничтожу вашего мужа.

И только! Наполеон заперся в отведённых ему комнатах, обедал один и лишь на следующий день, несколько смягчившись, согласился позавтракать у герцогини. Можно представить себе их обоих в дворцовой столовой: она – высокая, худая, с печальным, но спокойным лицом, поистине величественная в белом платье и чёрной атласной шали, окутывающей её хрупкие плечи; он в непарадном мундире гвардейского егеря, несколько озабоченный и взволнованный, шагает, перед тем как сесть за стол, по комнате, заложив руки за спину.

   – Как же у вашего мужа хватило дерзости воевать со мной?

   – Ваше величество его презирало бы, если бы он поступил иначе.

   – Почему так?

   – Вот уже больше тридцати лет, как он на службе у прусского короля. Было бы подлостью оставить короля в то время, когда ему пришлось иметь дело с таким опасным противником, как ваше величество.

Император, казалось, был поражён этим ловким и смелым ответом, достойным её и лестным для него. Во время завтрака он был прост, почти любезен. Решено: он прикажет, чтобы прекратили грабёж, он пощадит герцога, если тот немедленно подаст в отставку и вернётся в свои владения.

   – Сударыня, – сказал он, уходя, – вы самая достойная женщина, которую я когда-либо видел; вы спасли вашего мужа. Я прощаю его, но только ради вас, потому что сам он этого не стоит.

Возвращаясь в свои комнаты, он нагнулся к уху Раппа и прибавил:

   – Вот, однако, женщина, которая не испугалась наших двухсот пушек.

Наполеон не знал, что тот же героизм и величие души она проявляла и в личной жизни. Её преданность Карлу-Августу была тем более великодушной, что он изменял ей самым откровенным и недостойным образом. Три дня спустя после этой памятной сцены Гёте, оставшийся поверенным герцога в его похождениях, доносил ему о родах его любовницы, актрисы Каролины Ягеман[134]134
  Ягеман Каролина (1777—1848) – примадонна Веймарского театра, любовница, с 1802 г. вторая жена Карла-Августа Веймарского (госпожа фон Хейгендорф).


[Закрыть], и о рождении сына, «хорошо сложенного и хорошей окраски».

Грабежи прекратились. Жители, в большинстве укрывшиеся в замке, возвращались в свои дома. Князья тоже. Гёте распорядился о выдаче одежды и продуктов. Состояние города было плачевным. Сколько друзей пострадало! Если дом Виланда сохранился неприкосновенным, то дом госпожи фон Штейн был разорён дотла. Везде – в церквах, в театрах – раненые и больные. К счастью, порядок в городе быстро восстановился благодаря энергии нового коменданта, бывшего иенского студента и уроженца Пфальца, генерала Денцеля, назначенного в Веймар после отъезда императора и его маршалов. 17 октября Денцель просил поэта ни о чём не беспокоиться, так как по «приказанию маршала Ланна и из уважения к великому Гёте» он примет все меры к его охране. На следующий день в дом Гете явился, чтобы поселиться у него, человек в равной мере почтенный и приятный – барон Виван Денон, старый соратник Бонапарта по египетскому походу, генеральный инспектор искусств и национальных музеев. Это был старый знакомец Гёте: они встречались когда-то в Венеции. Вместе они рассматривали гравюры и эстампы, и Денон[135]135
  Денон Доминик Виван (1747—1825) – французский гравёр и писатель, автор «Путешествия в Нижний и Верхний Египет» (1802); будучи главным директором музеев при Наполеоне I, по поручению Александра I приобретал в Париже для Эрмитажа картины и предметы художества.


[Закрыть] заказал медальон с изображением своего хозяина.

Несколько дней спустя Наполеон вошёл в Берлин, а Карл-Август подал в отставку. Пока один по снегам Эйлау спешил навстречу казакам, другой возвращался в Веймар и волей-неволей присоединялся к Рейнскому союзу[136]136
  Рейнский союз — объединение ряда государств Западной и Южной Германии, созданное в 1806 г. под протекторатом наполеоновской Франции; после поражения Наполеона I в битве под Лейпцигом в октябре 1813 г. союз распался.


[Закрыть].

Оба года, последовавшие за сражением при Иене, были омрачены трауром: в 1807 году скончалась герцогиня Амалия, а в 1808 году Гёте потерял мать. Но зачем предаваться стенаниям, склонять голову перед испытанием? Он входил в одну из самых плодотворных полос своей жизни. Казалось, столкновение с опасностью и со смертью дало ему новые силы, несметные надежды и оживило его вдохновение. Он только что закончил первую часть «Фауста» и работал над прекрасной поэмой «Пандора». Нестройные голоса, так долго бушевавшие в его смятенной душе, слились теперь в неизреченную гармонию. С юношеской лёгкостью, напоминавшей страсбургскую или франкфуртскую пору, поэт начал работать над повестью «Избирательное сродство», «Вертером» его шестидесяти лет. Он чувствовал сейчас, что достиг вершины, что свободен от борьбы, омрачавшей его гений, и знал, что победил мрачных «демонов» сомнения и иронии. Он задумал писать историю своей жизни и собирал документы, воспоминания для этой новой работы, которую хотел назвать «Поэзия и правда». Несмотря на свою кочевую жизнь, частые поездки в Иену, путешествуя на богемские воды, вопреки смутному политическому положению, Гёте никогда не чувствовал себя так уверенно, легко и покойно. Можно ли было требовать, чтобы он погрузился в печаль и бесплодные сожаления? Смерть матери, конечно, опечалила его: старушка, которую он не видел уже двенадцать лет, такая миролюбивая и весёлая, так хорошо его понимавшая и всем жертвовавшая для его счастья, воплощала в себе милое прошлое. Но прошлое было прошлым! Министру фон Гёте некогда было плакать: он послал Кристиану во Франкфурт, чтобы уладить вопрос о наследстве[137]137
  До сих пор Гёте жил на свое жалованье министра и на литературный гонорар; только в шестьдесят лет он получил свою часть отцовского состояния – около пятидесяти тысяч марок.


[Закрыть]. Сам же был озабочен приготовлениями к Эрфуртскому конгрессу[138]138
  Эрфуртский конгресс, – В сентябре – октябре 1808 г. в Эрфурте в ходе переговоров России и Франции была выработана секретная союзная конвенция между ними, которая подтверждала и возобновляла положения Тильзитского мира 1807 г.


[Закрыть].

Памятное событие! Единственное в мире собрание! При дворе захлёбывались от восторга, подсчитывая все коронованные головы, которые будут присутствовать на этом конгрессе: царь всея Руси, император французский, четыре короля, тридцать четыре герцога и князя. Бесчисленное множество фельдмаршалов, министров, посланников будут сопровождать государей, а Наполеон привезёт с собой Тальма и труппу Французской комедии. Чего только не ждали от этого конгресса! Великолепнейших зрелищ, благоприятных политических последствий. Слава и милости не засияют ли над маленьким герцогством? Оба цезаря заключили мир в Тильзите[139]139
  Оба цезаря заключили мир в Тильзите... — Мирный договор между Россией и Францией был подписан в Тильзите 26 июня (8 июля) 1807 г. в результате переговоров между Александром I и Наполеоном I; Пруссия теряла территорию к западу от р. Эльбы и многие польские земли, из которых большая часть включалась во вновь образованное Вестфальское королевство, а на остальных создавалось Варшавское герцогство; Тильзитский мир сохранял силу до вторжения наполеоновских войск в Россию в 1812 г.


[Закрыть], и принцесса Мария Павловна собиралась, не без гордости, предстать перед братом своим Александром.

Двадцать седьмого сентября 1808 года царь в коляске выехал из Веймара на Эрфурт, а Наполеон встретил его у Мюнхенгольцена. Карл-Август следовал за государями и вызвал Гёте в Эрфурт. Но тот не двинулся с места; пришлось настаивать и приготовить ему квартиру поблизости от резиденции герцога. Тогда он решился и приехал 29 сентября. Конгресс во всей своей пышности разместился в хорошо знакомой Гёте обстановке. Сколько раз приезжал он сюда верхом или в карете с герцогом или герцогиней Амалией! Тогда по этим молчаливым улицам тихими шагами бродила история. Как всё переменилось теперь! Бывший наместник Дальберг стал самым видным лицом Рейнского союза, принцем-примасом и большим фаворитом Наполеона. Благородный и важный, со звездой Почётного легиона на левом боку, с крестом из бриллиантов, сияющим под шелковистой тканью брыжей, он наклонял свою белую в завитках голову к креслу господина Талейрана[140]140
  Талейран (Талейран-Перигор) Шарль Морис (1754 —1838) – французский дипломат, министр иностранных дел в 1797—1807 и 1814—1816 гг. (в 1814—1815 гг. одновременно был главой правительства), делегат Франции на Венском конгрессе 1814—1815 гг., посол в Лондоне в 1830—1834 гг.; беспринципный политик и карьерист.


[Закрыть].

Гёте каждый день бывал на представлениях Французской комедии: «Андромаха», «Бритапик», «Эдип», – чего только он не пересмотрел на этих спектаклях для королей. Его приглашали нарасхват, он ужинал у Шампаньи, министра иностранных дел, герцога Кадорского, вместе с Боргуэном, французским посланником в Дрездене, и был представлен Маре, герцогу де Базано. Последний доложил Наполеону о присутствии Гёте, и 2 октября в десять часов утра произошло знаменитое свидание.

Дворец наместника, лестница, забитая генералами и адъютантами. Мелькание взад и вперёд мундиров, обшитых галунами. Парадные сабли волочатся и позвякивают по ступеням. Как всегда, император даёт аудиенцию во время первого завтрака. Гёте уже ждут. Вот и он в придворном костюме, тщательно завитой. Толстый поляк-камергер просит его обождать минуточку. В передней друг поэта, советник Мюллер[141]141
  Мюллер Фридрих фон (1779 – 1849) – веймарский канцлер, участник мирных переговоров с Наполеоном I, автор воспоминаний «Беседы Гёте с канцлером фон М.» (изд. 1898); друг Гёте.


[Закрыть], представляет его Талейрану и Савари[142]142
  Савари Анн-Жан Мари-Рене (1774—1833) – французский генерал и министр полиции при Наполеоне I.


[Закрыть]. В это время входит генеральный интендант. Дверь открывается, и все разом идут в кабинет Наполеона, где уже находятся Ланн[143]143
  Ланн Жан (1769—1809) – герцог Монтебелло, маршал Франции, участник наполеоновских войн 1805—1808 гг.


[Закрыть] и Бертье.

Это большая комната, хорошо знакомая Гёте. Обои те же, только исчезли со стен картины. Где же портрет герцогини Амалии, улыбающейся в своём бальном платье, с чёрной бархатной маской в руке? Где изображения прежних наместников? Всё исчезло! И за круглым столом с серебряной посудой сидит только коренастый человек маленького роста, уже слегка ожиревший, с красиво выпуклым, лысеющим лбом. Ему можно дать сорок лет. Это император. Он продолжает завтракать. Талейран садится справа от него на некотором расстоянии, Дарю[144]144
  Дарю Пьер Антуан (1767—1829) – французский политический деятель и писатель; сопровождал Наполеона I в качестве главного интенданта армии в походе в Россию.


[Закрыть] слева и несколько ближе, и беседа начинается. Разговаривают о финансах, о военных контрибуциях.

Но Наполеон увидел Гёте и сделал ему знак приблизиться.

   – Сколько вам лет?

   – Шестьдесят, ваше величество.

   – Вы хорошо сохранились... Я знаю, вы первый трагический поэт Германии.

   – Ваше величество, вы оскорбляете нашу страну – мы полагаем, что у нас есть свои великие люди: Шиллер, Лессинг и Виланд должны быть известны вашему величеству.

   – Признаюсь вам, что я их совершенно не знаю. Впрочем, я читал «Историю Тридцатилетней войны», и, на мой взгляд, она, простите меня, может доставить трагические сюжеты только для наших бульваров... Вы живете постоянно в Веймаре? Не правда ли, это место, где собрались все знаменитые немецкие литераторы?

   – Ваше величество, они находят здесь покровительство, но в настоящее время из людей, известных всей Европе, в Веймаре пребывает один только Виланд.

   – Я был бы очень рад видеть господина Виланда.

   – Если ваше величество позволит мне сказать ему об этом, я уверен, что он немедленно явится сюда.

   – Он говорит по-французски?

   – Он знает этот язык и сам исправлял некоторые французские переводы своих работ.

   – Пока вы здесь, надо, чтобы вы каждый вечер ходили на наши спектакли. Вам не повредит посмотреть представления хороших французских трагедий...

Здесь Дарю вмешался в беседу и сказал, что Гёте перевёл вольтеровского «Магомета», по император прервал его.

   – Это нехорошая пьеса! – резко сказал он.

Потом Наполеон перевёл разговор на «Вертера», которого он перечёл семь раз, брал с собою когда-то в Египет и знал до мельчайших подробностей. Во имя «естественности» он стал критиковать одно место.

   – Зачем вы это так сделали?

Гёте улыбнулся и, соглашаясь с правильностью замечания, ответил:

   – Разве писателю непростительно, ваше величество, прибегнуть к искусственности, чтобы добиться эффекта, которого природа сама по себе не может дать?

Тогда Наполеон опять заговорил о театре:

   – Трагедии рока? Я не люблю их. Это годилось для прежних времён. Что хотят теперь от рока, от судьбы? Судьба – это политика.

Потом он снова повернулся к Дарю и стал говорить с ним о налогах. Из приличия Гёте отошёл к балкону. Его охватывало прошлое. Тридцать лет тому назад он уже был в этом зале. Сколько серьёзных или весёлых часов провёл он здесь в тиши провинциального уюта! «Судьба – это политика»... Исчезнувший со стены портрет герцогини Амалии промелькнул перед его глазами. Он отходил от большой истории. Он не заметил, как вышел Талейран. Бертье и Савари тоже отошли, приблизившись к двери. Тут доложили о герцоге Сульте. Высокий ростом герцог Далматский вошёл тяжёлыми, размеренными шагами. Наполеон тотчас начал расспрашивать его о некоторых польских делах, которые ставили того в затруднительное положение. Казалось, императору доставляет удовольствие смущать герцога и лукаво поддразнивать его. Он в это утро был хорошо настроен.

Внезапно, точно опомнившись, Наполеон встал из-за стола, положил салфетку и направился прямо к Гёте. Он отошёл с ним от других, отделил его, завладел им.

   – Вы женаты? У вас есть дети? Каковы ваши отношения с Веймарским двором? О, герцогиня – женщина редких качеств! Герцог был нехорош некоторое время, но теперь он исправился.

   – Государь, если он и провинился, то наказание было, возможно, слишком сильно. Впрочем, я не судья в подобных вещах: он покровительствует литературе и наукам, и мы все можем только хвалить его.

   – Вы знаете принца-примаса?

   – Да, ваше величество, довольно близко. Князь обладает большим умом, знаниями и великодушием.

   – Ну, вы увидите его вечером на спектакле спящим на плече короля Вюртембергского. Вы представлялись русскому императору?

   – Нет, государь, но я надеюсь сделать это в ближайшее время.

   – Он хорошо владеет вашим родным языком. Если вы напишете что-нибудь по поводу свидания в Эрфурте, надо будет посвятить это ему...

Во всё время разговора Наполеон был приветлив, дружелюбен, выражал своё одобрение жестами и подкреплял его энергичным «хорошо»; лицо его было выразительным и оживлённым. Иногда он сам себе вслух повторял ответы Гёте, точно для того, чтобы лучше уловить их смысл сквозь его неуверенные французские фразы. В общем разговоре Наполеон, высказав своё мнение, не раз любезно обращался к поэту:

   – А что думает об этом господин Гёте?

Аудиенция заканчивалась. Глазами посоветовавшись с камергером, поэт низко поклонился и вышел. Император был доволен.

   – Вот это человек! – сказал он Дарю, возвращаясь к столу.

Вечером Талейран встретил Гёте в театре и очень приветливо позаботился о нём. В зале, полном королей, принцев, министров и маршалов, он ухитрился удобно усадить поэта. Впрочем, в ближайшее время тот сможет слушать артистов сколько ему будет угодно: Наполеон выбрал Веймар и повёз труппу с собой.

Театр Гёте принимал Французскую комедию! Какое торжество! На сцене, буквально созданной им, для которой он переводил Вольтера, великий германский классик увидел «Смерть Цезаря», сыгранную Тальма. Никогда в Веймаре не было таких празднеств: короли и принцы прибыли из Эрфурта, сопровождая обоих императоров. Германия отдыхала в покое, и эти торжества величественно скрепляли примирение Наполеона с Карлом-Августом. Как перевернулись все отношения! Два года тому назад гроза надвигалась на Иену, и двор готовился к бегству. Теперь владыка мира вновь возвращался сюда, но не разгневанным воителем, а торжествующим властелином. Его гнев был обращён на далёкую Испанию, а Саксония и Тюрингия купались в лучах его славы и милости. Какое волнение охватило зрительный зал, когда Тальма произносил величественные слова Цезаря:

Я умею бороться, побеждать, но не карать.

Довольно, нет больше места подозрению и мщенью!

Над покорённой Вселенной буду царить без насилия.

Вечер закончился балом в новом дворце. Император велел разыскать Гёте и Виланда.

– Вы, надеюсь, довольны нашими спектаклями? – спросил он и, обращаясь к Гёте, добавил: – Трагедия должна стать школой для королей и для народов, для поэта – высшим родом творчества. Вы должны были бы приехать в Париж, переделать «Смерть Цезаря», показать, как осчастливил бы он мир, если бы ему дали жить... Ничто не сравнимо с хорошей трагедией. С известной точки зрения она выше истории...

Потом Наполеон обратился отдельно к Виланду:

– Уверяю вас, что Тацит[145]145
  Тацит Публий Корнелий (ок. 55 – ок. 120) – римский историк, основные труды: «Истории», «Анналы» и «Германия» – один из важнейших источников по истории древних германцев.


[Закрыть] никогда меня ничему не научил. Знаете ли вы более великого и часто несправедливого хулителя человечества? Самым пустым поступкам он приписывает преступные побуждения, из всех императоров он делает каких-то невозможных злодеев, для того чтобы вызвать больше восхищения к руководящему ими гению. Правильно замечено, что его «Анналы» отнюдь не история, а простой перечень римских присутственных мест. Разве я не прав, господин Виланд? Но я вам надоедаю. Мы здесь не для того, чтобы разговаривать о Таците. Посмотрите, как прелестно танцует император Александр!

Ланн и Маре[146]146
  Маре Гюг Бернар де (1763—1839) – герцог Базано, личный секретарь Наполеона I, потом министр иностранных дел.


[Закрыть] заезжали к Гёте. На следующий день поэт устроил в их честь парадный завтрак, потом обедал у Бертуха с посланником Боргуэном, Виландом, Тальма и его женой. Веймар был в восторге. Наполеон очаровал Гёте, и все только и говорили о знаменитой встрече. 14 октября, в годовщину сражения при Иене, Гёте и Виланд получили крест Почётного легиона.

На следующий день поэт, сияя от радости, принимал у себя за завтраком супругов Тальма. Положительно, невозможно было устоять против обаяния французов. Актёр и поэт осыпали друг друга комплиментами. Почему великому Гёте не принять приглашение великого императора? Приехал бы он в Париж, Тальма устроит его у себя. Кто не позавидует тому, что у него остановится автор «Вертера»?

Автор «Вертера»! Как странно звучало это напоминание в ушах шестидесятилетнего старца. Его мысль унеслась в далёкое прошлое. Прошло тридцать пять лет. Неужели этот молодой человек в голубом фраке, прогуливающийся под яблонями Гарбенгейма и читающий Оссиана, был он? Да, потому что он признается Тальма: «Такую вещь не напишешь, не вложив в неё часть самого себя». Но целая жизнь отделяет Гёте от его романтического героя. Он мельком оглянулся на ряд лет, приведших его от бурной и мятежной юности к порогу безмятежной и осыпанной почестями старости. Вехами на этом долгом пути были прекрасные произведения: «Гец фон Берлихинген», «Вертер», «Клавиш», «Стелла», «Ифигения», «Торквато Тассо», «Вильгельм Мейстер». Этот коварный путь был усыпан бесчисленными цветами лиризма, народными песнями, одами, балладами, элегиями, посланиями, эпиграммами, кантатами и так далее, привёл поэта к его лучшему созданию: в год созыва Эрфуртского конгресса вышла наконец в свет в полном собрании сочинений Гёте трагедия Маргариты – первая часть «Фауста».

Здание сооружалось медленно, и несколько раз приходилось останавливать работу. Но архитектура пролога, подобно величественному портику, указывала на величие всего плана. Весь свой опыт светского человека и государственного деятеля, философа и учёного бросил поэт в горнило пламенного созерцания. Без устали собирал он со всех концов царства духа материал для поэмы. Непримиримые стремления своего существа, противоречия и враждебные стихии своей двойственной натуры, диссонансы, которые он стремился претворить в высшую гармонию, – всё это он отразил в своём герое, то соблазняемом Мефистофелем, то ищущем Бога. Одиночество гения, всепожирающий полёт мысли, мучения любви, опьянение красотой, победы воли – всё это в конце концов отразится в драме искания и томления человеческого. Из-за сырых стен темницы Маргариты Гёте уже видел вдали, среди гор Спарты и перед дворцом Менелая, хор пленных троянок – шествие служанок Елены.

Готический собор первой части Фауста говорит о томлении и бессилии человека, о повергнутом ниц экстазе, о неизмеримости мечты и падения. Но поэт сумеет в этом хаосе найти путь к белому акрополю. Автор «Вертера»? Наполеон и Тальма не подозревали о пройденном пути. Он был, он будет автором «Фауста»!