Текст книги "Гёте"

Автор книги: Юрий Нагибин

Соавторы: Жан Мари Карре,Николай Шмелев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Глава VI
ВЕЙМАРСКИЙ ДВОР

Седьмого ноября 1775 года герцогское ландо, нагнавшее Гёте в Гейдельберге, доставило его в маленькую резиденцию. Это было, собственно говоря, большое село с шестью тысячами жителей. Надо представить себе посад, занесённый снегом. Городской вал, четверо укреплённых ворот, низенькие дома, сгрудившиеся около развалин замка, только что разрушенного пожаром. Неважный пейзаж: маленькая речонка Ильм змеёй вьётся по скромной долине, окаймлённой полями, лугами и лесистыми холмами. Ни торговли, ни промышленности. Население кормится пастбищами... и двором. По утрам в течение недолгого лета – климат Тюрингии холоден и дождлив – общинный пастух сзывает звуками рожка стада, а в сумерки он возвращается с поля и ведёт скотину к пойлу. За исключением живописной рыночной площади, город очень тих и почти безлюден. Изредка то там, то здесь праздный зевака наблюдает за подъезжающим эрфуртским или лейпцигским дилижансом. Ещё реже рысью промчится по улицам придворная эстафета.

Двор?.. Двор представляет собой курьёзную смесь чопорности и благодушия, неряшливости и этикета. Лакеи напудрены, одеты в шёлковые чулки и обшитые галунами ливреи, кареты лакированы и позолочены, а у входов в салоны стоят плевательницы. Когда дамы сидят кружком около принцев и, болтая, вяжут, случается, что они «самым отвратительным образом плюют на пол» – об этом рассказывает Монк-Льюис, английский романист. Мужчины? Полурейтеры-полупридворные, они охотятся на кабанов и танцуют менуэт.

Душа всего двора – герцогиня-мать, Амалия Саксен-Веймарская[73]73
  Анна-Амалия (1739—1807) – герцогиня Саксен-Веймарская, урождённая принцесса Брауншвейгская, жена Эрнста-Августа Саксен-Веймарского с 1756 г., вдова с 1758 г.; мать Карла-Августа Саксен-Веймарского; с её именем связано начало культурного расцвета Веймара.


[Закрыть]. Трудно представить себе более молодую «вдовствующую». Овдовев в девятнадцать лет, она сумела вывести княжество из опустошения, причинённого ему войной. Теперь, в тридцать шесть лет, она сложила с себя звание регентши своего сына. Но это не значит, что она отказалась от власти и влияния на дела княжества. Надо было видеть её скачущей верхом в сопровождении пажа и конюхов или председательствующей в государственном совете, чтобы понять, что эта маленькая энергичная женщина со смеющимися и гордыми голубыми глазами на грубом лице воистину племянница великого Фридриха. При этом она добра, проста, очень жива, любит наряды, роскошь, драгоценности, балы, театр, музыку, – словом, легко понять роль, которую она играет в жизни двора. Это она пригласила в Веймар поэта Виланда. Француженка по культуре и немка по склонностям и вкусам, могла ли она не приветствовать приезд Гёте, знаменитого автора «Вертера»? Разве не она хочет поощрять таланты своей страны? Разве не она заботливая попечительница Иенского университета?

Полнейшая противоположность ей – её невестка, герцогиня Луиза[74]74
  Луиза (1757—1830) – герцогиня Саксен-Веймарская, урождённая принцесса Гессен-Дармштадтская, жена Карла-Августа Саксен-Веймарского с 1775 г.


[Закрыть]. Несмотря на восемнадцать лет, в ней нет ни молодости, ни живости, ни порывистости. Бледное, удлинённое и меланхоличное лицо, высокомерная мягкость – во всём облике что-то сухое и скрытное. Как ей суметь привлечь к себе, удержать около себя жизнерадостного мужа? Карлу-Августу[75]75
  Карл-Август (1757—1828) – герцог Саксен-Веймарский и Эйзенахский с 1775 г., пригласивший Гёте на службу в Веймар.


[Закрыть], владетельному герцогу Саксен-Веймар-Эйзенахскому, тоже восемнадцать лет... и на этом кончается сходство. Она заботится об этикете – он жаждет порвать всякие цепи. Она нежная, совсем не экспансивная, серьёзная и холодно-изысканная – он буйный, грубый в выражениях и манерах, ищущий шумных развлечений. Он устал от опеки, которая казалась ему бесконечной, и теперь полон одной мыслью – наслаждаться своей молодостью, властью и свободой. Медальон того времени изображает его с блестящими глазами, с раздувающимися ноздрями, с упрямым, резко очерченным подбородком – он готов ринуться в жизнь, которой пламенно упьётся. У герцога, правда, задатки крупного государственного деятеля: он умён, решителен, любознателен, у него есть свои мысли и известная культурность, которая впоследствии ещё разовьётся, но ему станет тесно в его маленьком государстве, и в этом будет его несчастье. Пока же его пылкой и чувственной натуре, темпераменту охотника и солдата надо шумно проявлять себя, и какое ему дело, если это неприлично.

Около принцев – придворные дамы: Луиза фон Гёхгаузен, фрейлина вдовствующей герцогини, маленькая, остроумная и начитанная горбунья, сохранившая для потомства первую рукопись «Фауста»; пылкая Эмилия фон Вертерн, которая, чтобы убежать вместе с любовником в Африку, симулировала смерть и исчезла после поддельных похорон; романтическая Шарлотта фон Кальб[76]76
  Кальб Шарлотта фон (1761—1843) – друг Шиллера, Гёте, Гельдерлина и других, участница романтического движения, автор воспоминаний, изданных под названием «Шарлотта».


[Закрыть], влюбившаяся в Шиллера и Жан Поля[77]77
  Шиллер Иоганн Фридрих (1759—1805) – немецкий поэт и драматург; основные произведения: драмы «Разбойники» (изд. 1781), «Коварство и любовь» (изд. 1784), «Письма об эстетическом воспитании человека» (1795), философская лирика «Боги Греции» (1788), баллада «Песня о колоколе» (1799), исторические драмы и трагедии «Дон Карлос» (1787), «Орлеанская дева» (1801) и др.; друг Гёте.
  Жан Поль (псевдоним Иоганна Пауля Фридриха Рихтера; 1763—1825) – немецкий писатель, непосредственный предшественник романтизма; автор сатир и романов.


[Закрыть]; Луиза фон Имгоф, злополучная супруга авантюриста, продавшего в Индию свою первую жену; наконец, та, кто стала подругой, музой и вдохновительницей Гёте, та, кого он обессмертил в «Ифигении» и «Торквато Тассо», – баронесса Шарлотта фон Штейн[78]78
  Штейн Шарлотта фон (1742—1827) – баронесса, жена веймарского обер-шталмейстера с 1764 г., придворная дама Анны-Амалии Саксен-Веймарской с 1757 г.; друг и возлюбленная Гёте с 1775 г.


[Закрыть].

Рядом с этими чрезмерно чувствительными дамами, внешне спокойная провинциальная жизнь которых оживляется внутренними переживаниями и которые опьяняются чтением «Новой Элоизы» и «Вертера», – сановники герцогства: премьер-министр фон Фрич[79]79
  Фрич Якоб Фридрих фон (род. в 1731 г.) – барон, тайный советник, первый министр Саксен-Веймарского двора.


[Закрыть], высокомерный, властный и упрямый человек; камергер фон Эйнзидель, сочинитель опереток, страстный игрок в карты и на бильярде, коновод всех придворных развлечений; бывший военный наставник герцога майор Кнебель, человек с прекрасным сердцем и поэтической душой, ставший поверенным Гёте и Шиллера; педагог Музеус, преподаватель гимназии, автор сатирических романов и народных сказок; секретарь министерства финансов, незначительный поэт Бертух[80]80
  Кнебелъ Карл Людвиг (1744—1834) – немецкий писатель, юрист, офицер, наставник герцога Карла-Августа, друг Гёте, автор интереснейших писем.
  Музеус Иоганн Карл Август – профессор гимназии в Веймаре с 1770 г., автор романа «Грандисон второй» (1760—1762), «Народных сказок немцев» (1782—1786) и др.
  Бертух Фридрих Иоганн Юстин – поэт, переводчик, издатель многих журналов в Веймаре, предприниматель (в 1782 г. основал фабрику искусственных цветов, где работала возлюбленная Гёте Кристиана Вульпиус); тайный секретарь и управляющий личной кассой герцога Карла-Августа.


[Закрыть] и, наконец, Виланд.

Виланд! Как этот старший соперник Гёте, писатель, приобретший своими философскими романами известность по всей Германии, встретит вновь прибывшего? Он, конечно, мог быть настроен против него. Разве Гёте не высмеял его в дерзком фарсе? И потом, ничто так не чуждо собственным идеалам Виланда, его вольтерьянскому классицизму и лёгкому эллинизму, как произведения вроде «Вертера» или «Геца фон Берлихингена». Несмотря на старания общих друзей – госпожи Ларош и Фридриха Якоби, между обоими писателями оставалось взаимное непонимание. Как произошло их первое свидание? Маленький щуплый моралист с подвижным и рябым лицом беспокойно всматривался близорукими и косящими глазами в аполлоновское лицо и гордые великолепные глаза Гёте. Почти мгновенно Виланд был ослеплён красноречием, очарован гениальностью, покорен простотой Гёте. Три дня спустя он писал Фридриху Якоби: «Душа моя полна Гёте, как капля росы полна лучом восходящего солнца».

Гёте от всего в восторге – всё для него здесь ново и всё прекрасно. Он приспособляется к новой среде или, вернее, приспособляет её к себе. Кто устоит перед его очарованием? Герцог надевает костюм Вертера и заставляет камергеров последовать его примеру. Вслед за Гёте он начинает кататься на коньках. Сначала придворные презрительно относятся к этому спорту, но вскоре он увлекает всех к берегам Ильма. Гёте неотразим: он кружит головы женщинам, соединяет около себя всех молодых придворных; герцог говорит ему «ты», обращается с ним как с братом. Поэт и сюда внёс свою пожирающую жадность впечатлений, культ природы, презрение к предрассудкам и традициям, любовь к жизни и земле. Какой-то колдун! При его появлении маленькая столица проснулась, вышла из своего зябкого оцепенения, наполнилась шумом и смехом. А какой он балетмейстер! Как умеет устроить празднество и развеселить всё общество! Какой-то бешеный хоровод маскарадов, танцев при факелах на льду, охот, безумных скачек, катаний на санках. Пирушки, переодевания, игра в карты и кости, любовные интриги, ночные вылазки в соседние замки и сёла – нет, теперь в Веймаре больше не скучают! Одна в своём сером будуаре сидит у угасающего камина набожная герцогиня Луиза и, вздыхая, ждёт. Ведь из всех этих безумцев самый буйный, бесспорно, её муж; она его почти не видит. Как молодой жеребец, который долго топтался на одном месте, запертый в конюшне перед жалким клоком сена, а потом вырвался на волю, он опьянён воздухом, удовольствиями, безумствами.

Гёте и он неразлучны. Кто устраивает шум на площади рынка, щёлкает бичом среди лая стаи гончих и звона колокольчиков на санях? Они. Какие злые шутники украдкой пробираются вечером в дом новобрачных? Опять они. А кто во дворце вдовствующей герцогини замуровал этой ночью двери мадемуазель фон Гёхгаузен? Всё они же. Поэт внушает герцогу уважение своей физической силой. О, он не бледный кропатель элегий, а настоящий мужчина! Посмотрите на него – весёлый, в сапогах и меховой шапке, он ласкает своих борзых или гладит шею лошади; он готов пуститься в обычные похождения. Пусть герцог осматривается кругом, пусть выбирает среди других своих сотоварищей – нет равного Гёте, когда дело коснётся выпивки, беганья, прыганья, скачек верхом по косогорам через заборы и рвы, охоты на весь день или танцев на всю ночь!

Но своё так легко завоёванное влияние на Карла-Августа Гёте скоро сумеет использовать для благородных целей. Он это сознает, и, когда добродетельный Клопшток под воздействием самых недоброжелательных слухов письмом упрекает его за участие в бесчинствах герцога, надо видеть, с каким высокомерием он указывает почтенному проповеднику его надлежащее место. Пусть его избавят от таких посланий! Ему нечего делать с подобными замечаниями, и ему так же не к лицу оправдываться, как и каяться в своих прегрешениях.

Постепенно как манеры Гёте, так и его положение в Веймаре приходят в равновесие. Он уже не думает о возвращении во Франкфурт и соглашается официально оформить своё длительное пребывание здесь. Несмотря на возражения пиетистов, он добился назначения Гердера придворным проповедником. Почему же ему самому не перестать противиться настроениям герцога и не поступить к нему на службу? Сначала герцог ввёл его в качестве ассистента в свой совет – это вызвало протесты со стороны премьер-министра фон Фрича. Как он может бывать на заседаниях, где «присутствует доктор Гёте»? Но Карл-Август был непоколебим. Опираясь на поддержку матери, он заставил замолчать старых придворных и завистливых чиновников и указом от 11 июня 1776 года возвёл Гёте в тайные советники посольства с окладом в тысячу двести талеров. Кроме того, он пожаловал поэту домик и сад на берегу Ильма. Теперь странник осел здесь прочно.

Фрич должен был покориться; он взял обратно просьбу об отставке и не без воркотни величественно согласился на совместную работу с поэтом. Предчувствовал ли он в нём преемника? Фаворит в свою очередь тоже стал министром. Все государственные дела начали постепенно проходить через его руки. «Он живёт, – писал Виланд, – управляет, распоряжается всем и делает нас счастливыми». В 1776 году Гёте был назначен директором театра, в 1777-м – председателем архитектурной комиссии по восстановлению замка, в 1779-м – управляющим военным департаментом и департаментом путей сообщения и, наконец, в 1782 году – управляющим финансами. Так он прошёл в несколько лет все степени власти, к благополучию маленького герцогства.

Но работа не заполняла его жизни. Он не мог жить без любви. Им овладела возвышенная страсть, поднявшая его над эгоизмом и инстинктами и научившая его самопожертвованию и самоотречению. Та, кого он полюбил, ответила ему чистой и почти материнской нежностью; она вдохновляла его, делала ему много добра и невольно причиняла много горя, мучила и умиротворяла его. О ней уже упоминалось – Шарлотта фон Штейн.

Эта тридцатитрёхлетняя женщина, на семь лет старше Гёте, была женой обер-шталмейстера и исполняла обязанности статс-дамы при герцогине Амалии. У неё было семеро детей, из которых выжили только трое. Усталая от частых беременностей, она жила тихо и скромно. Была ли она красива? Нет, но мила и грациозна. Её можно было принять за итальянку благодаря карим глазам, очень матовой коже и совсем чёрным волосам. Она была маленького роста, но походка её была лёгкой и точно окрылённой. Гармоничный и ровный голос отражал полную нежности и чувства меры душу. Прибавьте к этому тонкий ум, здравый смысл, вкус, большую культурность, музыкальный талант и склонность к философии; легко понять, что она без труда затмила всех героинь молодости Гёте.

Ей советовали остерегаться обольстителя. Но она была уверена в себе и, как только он приехал в Веймар, первая подошла к нему по-товарищески просто. Спустя несколько недель она пригласила его в своё поместье Кохберг, поблизости от Рудольфштадта. Вот они сидят вдвоём под защитой крепких стен фермы около камина, пламя которого освещает их лица. Зима. На дворе ветер, снег, вьюга. Разговаривают о том о сём. Она рассказывает ему об окружении и отношениях, вводит его в круг придворных интриг. Каков её муж? Да честный малый, совершенно равнодушный к литературе, которого его обязанности шталмейстера удерживают постоянно при дворе, где он и обедает. Он любит покурить, хорошо поесть, поиграть в карты. Если он не рыскает по ярмаркам в поисках заводских жеребцов, то все дни проводит в замковых конюшнях и каретных сараях. Летом он приезжает в Кохберг – откармливает свиней и быков и гонит водку... Так начинается дружба между Шарлоттой фон Штейн и Гёте: ей доставляет удовольствие посвящать своего нового друга во все местные обычаи и порядки, помогать ему разбираться в ещё незнакомой обстановке.

Гёте почти сразу полюбил её и уже с начала 1776 года с трудом сдерживает бурные порывы своей страсти. Он делается настойчивым, фамильярным и одолевает её несдержанной пылкостью. Она старается его успокоить, напоминает ему о требованиях приличий. Тогда он вспыхивает, разражается гневом и уже не сдерживает своей грубости. Приличия? Плевать ему на приличия! Задетая, она 8 марта пишет общему страсбургскому другу: «Я чувствую, что мы с Гёте не сможем стать друзьями».

Можно ли так ошибаться в своих чувствах или это только притворство? Она, правда, старается перевоспитать этого дикаря, но помимо воли очарована его юношеским обаянием, тронута волнующим обожанием. Конечно, он слишком пылок, требователен, как избалованный ребёнок, но она научит его сдержанности. О, дело не обойдётся без ссор и вспышек. Но раз он её любит... С другой стороны, она его так понимает, и её снисходительность иногда заходит дальше, чем она сама хотела бы. Когда он приходит к ней весь во власти своих страстей, беспокойный, измученный, один звук её голоса его странно успокаивает. Настоящая Ифигения, умиротворяющая тревогу и ярость Ореста. Её твёрдость равна её терпению; она охраняет его от него самого и она же защищает его от других. Её положение в обществе, где она вращается, делается щекотливым. Сколько иронических замечаний раздаётся по адресу Гёте. Чего не говорят по поводу его необычайного возвышения! Двор разделился на два лагеря. «Его, – пишет она, – одновременно и ненавидят и обожают». Она выслушивает бездну высказываний на его счёт и страдает – надо же сознаться в этом – от интриг, замышляемых против него. Зависть чиновников, язвительность чересчур добродетельных людей – сумеет ли она устоять против этого натиска вражды? Её муж, сторонник Фрича, к счастью, переходит на сторону Гёте или, вернее, на сторону более сильных, так как Карл-Август не терпит возражений. Но только что она защитила своего друга от клеветы и интриг, как ей приходится самой защищаться от его сумасбродства. Вот он начинает говорить ей «ты», возбуждается ещё больше, насильно целует её; она сердится, он уходит, хлопнув дверью как сумасшедший и не простившись, а на следующий день возвращается, просит прощения; она прощает, и они счастливы до следующей вспышки.

Когда Гёте поселился в сельском домике на берегу Ильма, Шарлотта могла из своего нового дома около дворца видеть его издали, делать ему при наступлении ночи знаки при помощи лампы. Он часто приходит к ней обедать или ужинать, пока обер-шталмейстер пирует за герцогским столом. Сколько он проявляет изобретательности, чтобы только доставить ей удовольствие! Он заботится о её сыновьях, даёт им уроки, проверяет их работы, исправляет рисунки, играет с ними. Ежедневный обмен любезностями. Он посылает баронессе розы, вишни, спаржу из своего сада, даже солдатский хлеб, который для неё доставляется из солдатской пекарни. Когда он возвращается с герцогом с охоты, то никогда не забывает оставить для неё фазана получше или заднюю ножку косули. В свою очередь она его балует как может: то посылает какие-нибудь вкусные блюда, то приглашает пообедать с ней вдвоём. О, как хорошо он себя чувствует, сидя вечером около неё, и какое счастье наконец открыть душу, делиться мыслями с любознательной, восприимчивой, чуткой и умной женщиной! Она ведь не только его мнимая любовница и по-матерински нежная подруга – впервые он встретил в женщине товарища по духу.

Вот какие книги они читали вместе: «Эпохи природы» Бюффона[81]81
  Бюффон Жорж Луи Летслерк (1707—1788) – французский натуралист, член Парижской академии наук с 1753 г.; основной труд – «Естественная история» (т. 1—36, 1749—1788), в котором высказал взгляды о единстве растительного и животного мира; выдвинул гипотезу об эволюционном развитии Земли.


[Закрыть], «Исповедь» Жан-Жака, «Мемуары» Вольтера, «Этику» Спинозы. Её ничто не пугает – ни метафизика, ни наука о костях. Одно время он страстно увлекался естественными науками, минералогией и ботаникой, и она всё так же внимательно выслушивает его рассуждения. Он вознаграждает её тем, что посвящает ей стихи, показывает отрывки из своей «Ифигении». Иногда она нежно удерживает его и после обеда до тех пор, пока под окнами не пройдут с факелами возвращающиеся в казармы солдаты. «Нет-нет, теперь ни минуты больше». Время расходиться: она ни за что не позволит ему остаться у неё после вечерней зари. Таким образом, он волей-неволей приучается смотреть на неё, «как смотрят на звёзды».

Исследователи правильно отмечают, что письма Гёте от 1778 года полны плохо скрытой досады. Это тяжёлые годы обучения воздержанности, в течение которых он, правда, порой вознаграждает себя более грубыми развлечениями. Герцог увлекает Гёте с собой на прогулки по окрестностям, вместе с ним объезжает тюрингские ярмарки и престольные празднества, и нередко на их ночных пирушках в каком-нибудь отдалённом кабачке присутствуют весёлые кумушки, нравы которых не отличаются особой строгостью. Есть свои соблазны и в театральной труппе, и там насчитывается немало доступных красавиц. Случается, что ночью «господин директор» пробирается к актрисе Короне Шрётер[82]82
  Шрётер Корона (ум. в 1802 г.) – немецкая актриса, певица; друг Гёте и исполнительница ролей в его пьесах.


[Закрыть]. Говорят даже, что он пользуется её расположением наравне с герцогом. Но все эти приключения не задевают сердца, не затрагивают внутренней глубины. Не надо забывать, что ему тридцать лет и что его обуревают сильные страсти. Нужно отдать дань молодости. Его романтизм уже на исходе.

На самом деле близится пора умиротворения. Позади остались юношеские признания: «Гец фон Берлихинген», «Вертер», «Клавиш», «Стелла». Служебные обязанности Гёте принуждают его к регулярной работе, к системе, к дисциплине. Правда, ещё случается, что он с волками воет по-волчьи – Карл-Август не допускает, чтобы он так сразу порвал со светской жизнью. Но Гёте уже чувствует потребность сосредоточиться, вновь приблизиться к природе и правде. Путешествие в обществе герцога к берлинскому двору его раздражает и сердит, поездка в Гарц, предпринятая им в одиночестве в 1778 году, успокаивает и подкрепляет. Что ему до холода, до снега и густого тумана! Вот раздробленные сосны, утёсы, пропасти из Вальпургиевой ночи – декорация, в которой кружатся в шабаше ведьмы из «Фауста». Тяжёлый подъем, опасности, проклятая пустыня! Но наверху, на вершине Брокена, всё внезапно проясняется. Зимнее солнце сверкает и разгоняет тучи. Священное одиночество, невыразимый экстаз души, опьянённой свободой! Поэт вновь обрёл природу. Спускаясь в равнину и подходя к Веймару, он чувствовал себя как каторжник, прикованный к ядру.

С 1779 года в письмах Гёте появляются жалобы на то, что его тяготят служебные обязанности и работа. Он задыхается среди папок с делами, его давят низкие своды кабинета. С другой стороны, он хотел бы вырвать герцога из пустого и пошлого существования, уединиться с ним, увезти куда-нибудь. Вместе с Карлом-Августом Гёте предпринимает в 1779 году вторичное путешествие в Швейцарию. Эта поездка не будет, как поездка 1775 года, экстравагантным и романтическим приключением. Период «Бури и натиска» миновал; это путешествие будет, если можно так выразиться, подъёмом к красоте, к чистоте ледников, почти символическим восхождением к умиротворению и мудрости и некоторым образом к освобождению. Это возвышенное состояние души он раскрывает за несколько недель до отъезда в своём дневнике: «О, пусть стремление к чистоте, простирающееся до куска, который я подношу ко рту, всё более и более озаряет меня».

Направляясь из Веймара в Швейцарию, путешественники решили проехать через Франкфурт и Эльзас. Они прибыли 18 сентября в родной город Гёте и, чтобы застать врасплох его родителей, вышли из кареты, не доезжая до Оленьего Рва. Они входят потихоньку и стучат в дверь голубой комнаты. Советница, сидевшая за круглым столом, встаёт, открывает, вскрикивает: «Вольф! Как ты изменился!» Теперь он мужчина, и его лицо с чёткими и благородными чертами утратило прежнюю болезненную подвижность и напряжённость. Медленно ступая, входит старик отец; его рассудок очень ослабел за последнее время, и советница смотрит на него с тревогой. Только бы это потрясение не оказалось роковым! Но нет, он останавливается, несколько минут вглядывается в изящного придворного и потом слегка дрожащими руками прижимает к груди блудного сына. Герцог, стоявший на пороге, подходит в свою очередь. Получилась почти сцена из мещанской комедии. Быстро распространилась новость, вызван Мерк, прибегают друзья молодости, дом полон людьми и шумом. В течение пяти дней Гёте живёт в прошлом.

Прошлое! Гёте больше не боится возвращаться к нему. В Эльзасе он заезжает в Зезенгейм, чтобы повидать Фридерику. Здесь ничто не изменилось. Пастор встретил его просто, сердечно, как будто они только вчера расстались. В чудесный лунный вечер Фридерика, поздоровевшая, весёлая, повела его в жасминовую беседку. Вдвоём они вызывают в памяти образы прошлого. Подходит сосед – разве он ещё на той неделе не справлялся о докторе. Прибегает цирюльник и начинает ворошить пепел давно прошедших дней. Узнает ли Гёте карету, которую когда-то раскрашивал и украшал розами? А эти листки бумаги, спрятанные в письменном бюро, – его старинные песенки. То Же впечатление забвения и нежности создаётся и от поездки в Страсбург. Он встретился с Лили Шёнеман, вышедшей замуж за банкира Бернгардта фон Тюркгейма: она, склонённая над колыбелькой, улыбающаяся, счастливая молодая мать. «Нет, – думает Гёте, – жизнь не злопамятна!» Из глубин прошлого навстречу ему не поднимается ни одной трагической тени, не раздаётся ни одного упрёка. Баловень людей и богов, он свободно идёт своей дорогой...

Путешественники сначала направились к бернскому Оберланду и вначале подошли к подножию Юнгфрау. Но не надо думать, что их охватил романтический бред или что они почувствовали себя подавленными этими величественными горами. Голос Байрона[83]83
  Байрон Джордж Ноэл Гордон (1788—1824) – английский поэт, член палаты лордов, много путешествовал, в 1816 г. покинул Англию; умер от лихорадки, участвуя в греческой национально-освободительной борьбе; основные произведения; «Паломничество Чайльд Гарольда» (1812—1818), «Манфред» (1817), «Пророчество Данте» (1821), «Бронзовый век» (1823), «Дон Жуан» (1819—1824) и др.


[Закрыть], безумные жалобы Манфреда ещё не звучали здесь. Неподвижная величавость вершин, мысль о скрытой геологической работе, происходящей здесь со времени возникновения Вселенной, наполняют душу Гёте невыразимым покоем. «Здесь глубоко чувствуешь, что в природе нет прихотей, а есть вечный закон, постепенно производящий своё действие», – пишет он баронессе фон Штейн. 9 октября они углубляются в ущелье Лотербруннен и доходят до радужного водопада, нашептавшего поэту романс о духах воды. Им не удаётся, как это делают теперь, взобраться на предгорья Юнгфрау через Венгенские пастбища. Приходится вернуться назад по долине обеих Лутчин, обогнуть Гриндельвальдский ледник и атаковать с другой стороны Шейдегский подъем. О, циклопические цоколи, снежные пустыни, беспредельные голубые тени, ледники, морены, чёрные бездны и там, наверху, священные вершины Эйгер, Моих и Юнгфрау, величественная белая троица, – мысль о вечности будит в нас ваше одиночество!

После нескольких дней отдыха в Интерлакене и Берне путешественники направились на запад, спустились через Фрибургское плоскогорье к Женевскому озеру и вновь поднялись по склонам Юры, чтобы добраться до вершины Доль и ущелья Ля Фосиль. На их глазах засыпали в свете заката Альпы, закутанные в ледяной серебристый покров. А над ними Монблан, вечный страж, ловил своей вершиной последние отблески солнца – Монблан, ещё новый и могучий магнит, ещё одно очарование, против которого трудно устоять! Вот куда они хотят подняться, несмотря на приближающиеся зимние холода. Это безумие, говорят им в Женеве, они погибнут в снегу и холоде...

Когда они, окоченевшие, добрались до Шамони, жители гор с ужасом смотрели на них. Что им понадобилось здесь поздней осенью? Они поднимались на Монтанвер, насладились зрелищем Мер-де-Гласа и отправились через Аржантьер к ущелью Бальм, откуда спустились к долине Роны. Самое трудное было ещё впереди: от Мартиньи они решили подняться вдоль потока до Готарда – изнурительное путешествие, которое обнаруживает их выносливость и упорство. По скалам, покрытым пеной, пустились они в путь в сопровождении одного только слуги, 12 ноября достигли Обервальда у подножия Кольде-Фурки. Теперь им предстоял семичасовой переход по снежной пустыне, наводящей ужас своим хаосом и безлюдьем. Ими овладела нерешительность. То было, впрочем, мгновенное колебание: путешественникам удалось уговорить двух местных жителей идти с ними. С этими проводниками они карабкались по Ронскому леднику, по его зеленоватым, рассечённым трещинами глыбам, моренам и обвалам. Они скоро попали в полосу глубочайшего снега и с трудом продвигались в густом тумане. Солнце скрылось. Кругом было только великое ледяное молчание, кружение белых хлопьев... Когда они добрались до Готардского странноприимного дома, они могли похвалиться тем, что побороли усталость и страх. Гёте в тот же вечер послал госпоже фон Штейн торжествующее письмо: «Узел, который преграждал нам путь, мы рассекли, перерубили надвое». Отважная смелость для той эпохи и особенно времени года. Двенадцать лет спустя Вильгельм фон Гумбольдт[84]84
  Гумбольдт (Хумбольдт) Вильгельм фон (1767—1835) – немецкий государственный деятель и лингвист, основатель Берлинского университета (1810); основоположник современной теоретической лингвистики.


[Закрыть], следуя по тому же маршруту, обогнул ледники Фурки.

Этот подвиг доставил поэту глубокую радость и укрепил его веру в свою необыкновенную судьбу. Как хорошо будет теперь в Веймаре после такого лечения вольным воздухом и испытания своих сил! Каким благотворным уроком послужило для него это путешествие, потребовавшее столько терпения и упорства! Он знал теперь – тайна победы в самоотречении, в мужестве, труде и чистоте. Не всё можно преодолеть натиском, бурным порывом. Истинным завоевателем может быть только мудрец.