Текст книги "Чертов мост"

Автор книги: Юрий Воложанин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

В глазах девушки я прочитал недоумение, она задумалась, а потом сказала:

– Я схожу туда, разберусь.

Удерживать ее я не стал. Если она решила, то обязательно настоит на своем. Дед Евлампий засобирался с ней. Когда девушка вышла, я попросил:

– Деда, ты одежду мою принеси оттуда.

– Ладно, – буркнул он и поспешно вышел, прихватив с собой берданку.

Вскоре дед вернулся, положил мою одежду на сундук, молча сел на корточки у печи и стал набивать трубку.

– Ну что, деда? – спросил я.

– Ничего. Нету их – сгинули, а Мотька во хмелю валяется.

– Надо бы парнишку расспросить.

– Судачили с ним, но он ничего путного не сказывает, запугали мальца.

– А Тася где?

– Ушла в сельсовет к Терентьевне, секлетарше.

– Зачем?

– Неведомо.

Я подумал, что она пошла просить помощи в задержании Лапушенко и его дружка. Но я ошибся, она вернулась с фельдшером. Фельдшер, высокий, худощавый, пожилой человек, быстро осмотрел меня, прощупал ребра, голову и заключил:

– Ничего – синяки, ссадины и легкое сотрясение головного мозга, через пару дней встанет на ноги.

Он молча сложил свои нехитрые инструменты в чемоданчик и ушел.

– А я, между прочим, встану не через два дня, а сейчас, – сказал я, приподнимаясь на локтях.

– Полежи, паря, полежи – раз доктор наказал, знать, так надо, – запротестовал дед.

Тася ничего не сказала, она укоризненно посмотрела на меня и молча вышла.

«Узнала все, а теперь презирает», – с горечью подумал я и резко опустился на подушку.

– Чего ты? – испуганно придвинулся ко мне дед.

– Ничего, просто так.

– Эх, был бы чичас Мироныч – он зараз бы поставил тебя на ноги, – с глубоким сожалением заговорил дед. – Молодуху вон, почитай, с того света возвернул. Хороший был лекарь, вся округа к нему тянулась, никому не отказывал. А теперь вот нету его...

Он зло сплюнул и потянулся за кисетом.

– Кому же понадобилось лишить жизни такого человека, а? Кому он перешел дорогу? Увидеть бы енту гадюку – своими руками придушил бы, японский бог!

– Не волнуйся, деда, скоро увидим, – успокоил я его.

– Дай бог, дай бог, – с надеждой посмотрел он на меня слезящимися глазами.

Хозяев дома не было. Все уехали на покос, и дед сам распорядился в доме. Он сходил в кладовку, принес прошлогодней засахаренной брусники и надавил соку. Я с удовольствием выпил его и через некоторое время почувствовал, что жар спал. Потом дед напоил меня холодным молоком с душистым домашним хлебом. Я попросил открыть окно. В комнату ворвался слабый ветерок, принесший с собой запах луговых трав, терпкий запах полыни и прелого навоза. Стали слышны звуки деревенской жизни: стук молота в кузнице, звонкое повизгивание пилы от строящегося напротив дома, мычание коров у речки и куриный гвалт. Мне неудержимо захотелось встать, выйти на улицу. Эх, с каким удовольствием я покосил бы траву на такшинской низине, повалялся бы на свежем сене!

Углубившись в воспоминания о детстве, убаюканный ворвавшимися в комнату звуками и дыханием полей, я заснул.

Не слышал я, как вошла Тася, как она разговаривала с дедом о том, чтобы перед утром пойти в устье Елкинды, окружить зимовье Лапушенко и захватить их обоих с дружком-бандитом. Не чувствовал, что она долго и внимательно смотрела на меня, о чем-то сосредоточенно думая.

РАНО утром я вдруг проснулся. Не знаю отчего, но проснулся. Может быть, я почувствовал, что на меня кто-то смотрит, а может, оттого, что услышал глубокое сиплое дыхание курящего человека, или от едкого дыма самосада. Я открыл глаза и в предутренней мгле увидел человека, сидящего в углу на скамейке.

– Ты что не спишь, деда? – спросил я.

Человек пошевелился, кашлянул, но не ответил. Я внимательно вгляделся в него. Это был не старик, кто-то другой, коренастый и гораздо моложе. Кто же это? Чернов? Непохоже – у того копна волос и фуражку не носит. Что-то знакомое в фигуре, но не разберу – темно еще.

Человек снова откашлялся и сказал:

– Я Лапушенко Митрофан.

Сначала я не поверил своим ушам и невольно переспросил:

– Кто, кто?

– Митрофан Лапушенко, – повторил он.

Я резко вскочил и сел на кровати.

– Зачем ты здесь?!

– Пришел к вам. Дело есть, – невозмутимо ответил он.

– Какое у нас может быть дело с тобой! – возмутился я.

– Самое обыкновенное. Вы тут собрались выловить бандита, так я пришел помочь по этому делу.

– Как помочь? Ты же с ним заодно!

– Ошибаешься ты, паря, не заодно я с ним.

Я задумался. Что привело его сюда? Что ему надо? Ведь он стрелял в меня и наверняка считал, что убил. Что-то тут неладно, надо как следует собраться с мыслями. «А где Тася, Евлампий и, наконец, Чернов?» Мурашки побежали по спине: «Неужели?..»

– Так ты же меня избил, стрелял, а теперь услуги предлагаешь! Как это надо понимать? – громко сказал я в надежде, что меня кто-нибудь услышит.

Лапушенко как-то странно хмыкнул и почесал затылок.

– Из ревности я тебя побил, думал, ты с Мотькой того... а она моя баба.

– Зачем стрелял?

– Если бы не я стрелял, то Сенька бы прикончил тебя, – спокойно сказал он и добавил: – Вверх я выстрелил...

Хотя я был убежден, что Лапушенко стрелял в меня, но по какой-то случайности промахнулся, его поведение сейчас заставило меня глубоко задуматься, а в душе зародилась искорка доверия к нему. С каждой минутой я убеждался, что не может этот мужик так тонко притворяться.

– Ты же с бандитами якшался!

Лапушенко пожал плечами, хмыкнул.

– Что я с ними якшался? Самогонку заставляли добывать. А не захочешь, тряхнут – и поминай как звали. Делами ихними я не интересовался, не нужны они мне.

– Значит, помочь хочешь?

– Не пришел бы.

– А как?

– Мы тут обговорили уже с твоей девкой и Черновым, порешили схитрить малость, а то бандюга этот дюже осторожный – еле меня одного отпустил.

– Где Чернов и девушка?

– Ушли к Терентьевне лошадей просить.

Я понял, что они решили поймать бандита без меня. Однако я не собирался отлеживаться, когда друзья идут на опасное дело. Я встал и, пошатываясь, добрел до окна. Голова кружилась, в теле чувствовалась слабость. Но я все-таки решил пойти с ними.

– Что же вы порешили? – после паузы спросил я.

Лапушенко встал, выбросил окурок в окно, прислонился к косяку и ответил:

– Я пойду к Матрене, поговорю с ней и заставлю ее пойти в зимовье. Сенька там. Пусть она передаст ему мое предупреждение, что скоро в зимовье нагрянет милиция. В тайгу он не пойдет. Без коня и харчей там делать нечего. А пойдет на Ушумун или Такшу, чтобы там добыть себе коня – я же коня-то ему не оставил. Чертов мост никак не минуешь – тут его и надо подстеречь.

– А если окружить и взять его в зимовье? Так надежнее...

– Нельзя так. Слышно в тайге хорошо, не подкрадешься к зимовью. Собаки у меня там остались – будут гавкать. Да и он хитрый: не сидит в зимовье, а караулит где-нибудь поблизости.

Пришли Тася, Чернов и дед.

– О-о, ты уже встал? – удивленно сказала девушка.

– Вроде бы.

– Что такой грустный, браток? – похлопал меня по плечу Чернов.

– Радоваться пока нечему – бандюга на воле.

– Не переживай, выловим его и вздернем на рее, – весело продолжал Чернов. – Тут вон целую историю придумали на этот счет; не отшвартуется он, браток, пригвоздим его на якорек. Держи краба и не расстраивайся, – он протянул свою огромную ручищу и крепко сдавил мне ладонь.

– Ну ладно, давайте поторапливаться, – озабоченно сказала Тася и подошла ко мне. – Собирайся и ты. Сможешь?

– Я готов.

Было решено, что Тася, Чернов и дед Евлампий сделают засаду у Чертова моста, а мы с Лапушенко поедем сперва к Мотьке, потом к зимовью, чтобы спугнуть бандита.

Не теряя времени, отправились в путь.

На улице уже рассвело. Небо над крутыми черными сопками в стороне Ундурги посветлело, а над рекой навис легкий туман. От Елкинды тянуло прохладой, пахло свежескошенной травой.

– Давно он у тебя скрывается? – спросил я у Лапушенко.

– С неделю, поди, будет.

– Откуда явился?

– С Нерчи. Там они снова сорганизовались в банду, но их сразу же под Зюльзиканом разбили. Он вырвался, и сюда.

Лошадь моя немного приотстала, я подстегнул ее и снова поравнялся с Лапушенко.

– Как же ты узнал, что я у Мотьки?

– Бандюга этот мне сказал, он там зачем-то шастал и выследил тебя... Потом подговаривал меня подпереть вас вместе с Мотькой и подпалить.

«Вместе с Мотькой подпалить... Услышав эти слова, я вздрогнул, сердце тревожно забилось. Старики Зайцевы... Их тоже подперли и подпалили...

– Ах ты, сволочь! – вырвалось у меня.

Лапушенко недоуменно посмотрел на меня.

– Это правда, – сказал он. – Сенька Арап, правая рука Косого, – хитрюга и сволочь. Ишь, как ловко хотел меня втянуть в свои грязные делишки! А я-то, дурак, поверил и потащился вчера с ним. На чем сыграл гад, а! Знает, стервец, что я с Мотькой полюбовничаю... Пойдем, говорит, Мотька твоя с хахалем... – И после недолгого молчания добавил: – И стариков Зайцевых он, подлюга, загубил – теперь-то уж я точно знаю. В ту ночь он куда-то уходил из зимовья, а явился к утру... Он это сделал, он.

У Мотькиного дома, слезая с лошади, я спросил:

– Ты его знаешь?

– А как же! Это сынок здешнего богатея – обдиралы Веретенникова, что жил на хуторе неподалеку от Береи.

Мотьку уговаривать долго не пришлось. Она сразу поняла, что от нее требуют, и собралась в путь. Сына она укутала покрывалом, пододвинула к кровати стол с едой и, ласково погладив по голове, молча вышла.

До устья идти не менее шести верст, и Лапушенко посадил Мотьку на свою лошадь. Не доезжая километра два, она слезла, ушла вперед. Мы подождали, когда она дойдет до зимовья (а узнали это по лаю собак), и двинулись дальше.

Лапушенко пустил лошадь рысцой, но я догнал его и предложил ехать тише. Спешить сейчас не стоило, так как мы могли застать бандита у зимовья. Если же он увидит нас, бросится в тайгу, поймать его будет невозможно, а потому его во что бы то ни стало надо выманить на чистую марь к Чертову мосту. Лапушенко осадил коня, и мы поехали шагом.

Вскоре из-за кустов вышла Мотька и быстро направилась к нам.

– Готово, удрал, – буднично сказала она и тронула за рукав Лапушенко. – Я теперь не нужна?

– Иди домой, готовь на стол, приеду мириться, – ласково погладил он ее руку.

Отъехав немного, я обернулся. Мотька стояла и смотрела нам вслед, подперев рукой подбородок.

Лапушенко направил коня вниз по левому берегу Ундурги к пади Жипкос, куда направился бандит. Наше предположение оправдалось – бандит пошел на Царский тракт к Чертову мосту.

За скалистым поворотом Ундурга свернула вправо, а слева начиналась падь. У опушки леса мы остановились, спешились. Привязав коней к дереву, тихонько вышли на марь и стали всматриваться вдаль, не появится ли где бандит. Кочковатая марь заросла травой и густым кустарником, кое-где виднелись одинокие лиственницы-сухостои. Человеку, чтобы остаться незамеченным, надо идти пригнувшись...

Выехав на марь, Лапушенко предложил разъехаться.

– Ты езжай левой закрайкой, а я правой, чтоб отсечь его от леса.

– А как же с ружьем? – спросил я.

Оно было у нас одно на двоих.

– Возьми его себе, а я с палкой, все равно издалека не поймет, что это такое.

Я было стал возражать, но он настоял на своем.

Чем дальше от реки, тем кустарник на мари становился реже и реже; марь расширилась, лес отступил.

Вдруг Лапушенко махнул рукой, показывая туда, где падь разрезалась узенькой поймой речушки. Я остановился, внимательно огляделся и, наконец, увидел, как в кустарнике мелькнула голова бандита. Потом исчезла, а через некоторое время снова появилась. Бандит шел спокойно, нас не замечал. До Чертова моста от него было метров четыреста, а то и больше, а до опушки леса – ближе. Нам следовало поторопиться, чтобы отрезать его от леса. Лапушенко поскакал галопом вдоль опушки. Я тоже пришпорил коня и понесся, отрезая бандита слева. Заметив нас, он заметался по мари. Сначала бросился вправо, к лесу, но, поняв, что Лапушенко успеет перерезать путь, повернул в мою сторону. Я, нахлестывая лошадь, мчался вдоль опушки, боясь его упустить. И увлекшись погоней, не заметил, как бандит куда-то исчез. А он, видимо, поняв, что не успеет добежать до леса, спрятался где-то в кустарнике, поджидая меня. От Чертова моста мчался с винтовкой в руке Чернов, а поодаль – двуколка с Тасей и дедом Евлампием.

Бандита я увидел внезапно и совсем рядом – он выскочил из кустарника, держа наготове наган. Он появился передо мною так неожиданно, что лошадь моя резко остановилась. Я увидел перед собою грязного, обросшего человека, со злыми, наливающимися кровью глазами. И черное отверстие ствола...

Прогремел выстрел. Мимо... Лошадь бросилась в сторону, я вылетел из седла и свалился прямо на бандита. От тяжести моего тела он не удержался и упал. Минутная схватка – и рука бандита оказалась за спиной. От боли он вскрикнул и перестал сопротивляться.