Текст книги "Лабиринт"

Автор книги: Юрий Касянич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

*

Кровь плеснула в щеки Берту, и руки его похолодели; это конец! они сошли с ума, они взорвут лабиринт, и время разрушит город! машинально достав из-под кровати плитку биомассы, Берт выскочил в коридор и помчался к лестнице прямо в больничном балахоне, забыв и подумать про свой наглаженный костюм; спустившись вниз с четвертого этажа, он остановился отдохнуть: дыхание скомкалось, как салфетка, учащенное сердцебиение вколачивало гвозди в виски; нужно отыскать Дэйма, уговорить его, объяснить безумную опасность этой затеи; и он, по-стариковски отмахивая руками назад, пошел от клиники частым шагом по оставленной автобусом колее, которая была уже наполовину занесена песком; вскоре неприятный налет песчинок ощутился в ноздрях, на языке, песчинки заскрипели на зубах, как назло, ветер сегодня был особенно сильным; он шел по пустынным улицам, на протяжении нескольких кварталов не встретив ни одного человека; Берт знал, как добраться до лабиринта, минуя центр города по дугообразной длинной улице; впереди послышался звон разбитого стекла, судя по мощности осыпания осколков, это была витрина, и тут из каких-то неведомых закоулков выскочило несколько чудовищ; пластика их движений была уже скорее звериной, и все-таки в бэгерах было что-то болезненно-притягательное; Берт не понимал, что это за чувство, возникающее в его душе: это уже не сострадание, но нечто значительно большее, чем простое любопытство; бэгеры бросились на звон стекла; наивно забыв о предостережении Дэйма, Берт ускорил шаг: так и есть – бэгеры грабили магазин, один из них стоял на осколках прямо в витрине, озираясь по сторонам; увидев Берта, он издал дикий свист, прыгнул с витрины внутрь магазина и всякие звуки оттуда прекратились; Берт, испуганный не меньше бэгера, почти побежал, утешая себя тем, что они удовлетворены добычей и вряд ли будут его преследовать; вдруг вспомнив о словах Дэйма, он почти явственно представил, как бэгеры начинают глодать его живьем, и кожа на мгновение покрылась волдырями ужаса; через пару кварталов он догнал молодую женщину, которая, спеша изо всех сил. словно стирала белье на доске, катила перед собой коляску; она обернулась на тяжелое дыхание Берта; – вы тоже к лабиринту?– спросил он, судорожно глотая горячий воздух,– не ходите туда, там опасно, будет катастрофа, все погибнут! – вы что, больны?– с чувством превосходства поинтересовалась женщина, ускоряя шаг, – мой мальчик увидит первый взрыв, это грандиозно! – все сошли с ума,– не останавливаясь, закивал Берт, – впрочем, какая разница, идите, спешите, ликуйте, все равно, город обречен, скоро здесь,он широко развел руками, задыхаясь,– не останется ничего. – вредная чушь,– неприятным голосом с заученной интонацией сказала женщина; впереди послышались звуки бравурной музыки, отдаленный гул возбужденной толпы; – горите вы ясным огнем,– махнул рукой Берт,– пропадите пропадом! он заглянул в коляску – в ней лежал абсолютно лысый, как коленка, крупный бутуз, который крепкими, как дольки чеснока, зубами грыз кусок круглой палки, с удовольствием выплевывая щепки;

*

Улица внезапно кончилась, за ней начиналась крытая эстакада, которая вела в сторону лабиринта; Берт взбежал на эстакаду – быстро вдоль перил, успеть, успеть, Дэйм, хотя бы шепнуть; мельком – взгляд на то место, где когда-то стояла его сельская халупа, конечно, ничего и в помине нет, пустырь и только, и желтая осока неумирающе рубит кольца песчаного ветра; в конце эстакады – пульсирующая толпа, "тон-нель"– это массивное металлическое (сильные удары в колокол или в рельсу) слово, как стон в час горя, перекатывалось в сухом воздухе, который становился вязким от обилия выделявшихся флюидов эйфорического ожидания; Берт стал протискиваться вперед, как гребец веслами, работая локтями; со всех сторон вспенивалось моментальное шипение, но протест тут же угасал: "раз так нахально лезет, значит, право имеет, может, из приглашенных", всегда рядом находился осторожный, который остужал пыл нервных, как опорожненная бочка масла смиряет волну; в конце эстакады, на площади, высился импровизированный помост, где, сплетя руки в приветственные треугольники, возбужденно топтались те, кто задумал этот грандиозный абсурдный проект; вот он, Дэйм, белеет в первом ряду у центрального парапета, как здоровый хорошо вычищенный зуб; сделав ему знак, Берт подбежал к помосту, животнообразный охранник варварским (вероятно, именно так настигали предки, ходившие еще на четырех, свою добычу) жестом схватил Берта за плечо (разве что хриплый рык восторга не вырвался из его угрожающе мускулистой груди) и потащил в сторону; как зеркальная вспышка света, мелькнула раздраженная реплика Дэйма, которая словно подстрелила охранника, как точный лазерный пучок; страж парализованно остановился и разжал конечность, не смея обернуться в сторону, откуда раздался начальственный гнев; почувствовав свободу, Берт обрадованно, словно веря, что еще что-то можно изменить, зачастил по дощатым ступеням; Дэйм встретил его, отойдя от центрального парапета; – Дейм, не делайте этого, остановитесь, – задыхаясь, зашептал Берт, – это полное безумие, это конец, которого вы так страшитесь, всмотритесь в ту фигурку, ту самую, которую вы носите у себя на груди, она не спасет вас, Берт потрясение смотрел в сторону лабиринта, где с муравьиной настойчивостью подрывники откатывали очередную вагонетку с динамитом по рельсам, уходящим в чернеющий скальный проем, – они безумны, – Берт показал на беснующееся потное скопище людей, – но вы же сохранили разум, вы ответственны за последствия; взгляд Дейма стал острым и металлическим, как штык, который – Берт это почти физически почувствовал – воткнулся ему где-то в районе ключицы; – вы что-то знаете?– Дэйм поднял свой взгляд выше и Берту показалось, что глаза Дэйма, словно скальпели, вонзились в его глаза и вскрыли их, пытаясь распознать, что там, на сетчатке; зажмурившись, Берт пошатнулся, перед глазами поплыли радужные круги, он невольно оперся о плечо Дэйма и опять подумал: "поздно..."; – нет, но у меня очень нехорошее предчувствие, – посмотрев на Дэйма выколотым взглядом, ответил Берт, – там, – он поднял руку в направлении скал, и этот жест вдруг показался ему фальшивым, театральным, – смерть; – не пытайтесь меня испугать, мерзкий вы старикашка, – внезапно затопав ногами, истерически завизжал Дэйм, – где вы были раньше, новоявленный пророк, что ж вы молчали, как удав, переваривая пищу, (3м и брызги слюны) лелеяли свои планы? готовились взойти на пьедестал? (2м) поздно, решение принято, и я запрещаю себе верить вашим (2м) маразматическим предчувствиям, мы прорвемся сквозь лабиринт,– дьявольская улыбка, окутанная пеной, появилась на искаженных напряжением губах Дэйма,– ваши слова – чушь, бред, ложь, ха-ха-ха, убирайтесь отсюда вон, (2м) мы отвергаем вас, прочь! вы мне мешаете! к Берту вернулось его прежнее апатичное состояние, но досада больно кольнула его в сердце – в чем-то этот фанатик был прав; он действительно промолчал; но был ли смысл говорить? – умрите с миром, – скорбно прошептал Берт и, сгорбившись, стал осторожно спускаться по ступеням; наэлектризованная толпа, дрожавшая на эстакаде, удивленно впустила в себя старика, побывавшего наверху; его черный халат его мертвое лицо никак не сочеталось со всеобщим предвкушением первого взрыва; выбравшись из толчеи, он увидел давешнюю молодую женщину; ее платье напоминало простыню, намотанную на голое тело; в сильных вытянутых руках она держала своего лысого ребенка, который догрызал палку; лицо ее светилось какой-то ненормальной верой; Берт махнул рукой и пошел прочь; прочь! но куда? всякое движение потеряла смысл; катастрофа неотвратима; улица по-прежнему была пустынна; вдруг внимание Берта привлек странный звук, он оглянулся – на пороге одного из домов мяукала кошка; кошка?! в голодном городе, где давным-давно нет ни крыс, ни мышей? запретная кошка? наверняка, кто-то тайком держал у себя дома это почти забытое существо, может быть, у кого-то еще были кошки, и так же, тайком, продавались осторожно, среди проверенных, своих, котята,– кое-кто в городе сохранял верность давнишним привычкам; Берт подошел к кошке, взял ее на руки; она без сопротивления положила свою мордочку на сгиб локтя, прижалась пушистой волной к его груди и жалобно замяукала, глядя на входную дверь; она боялась; вероятно, хозяева так спешили на эстакаду, что за ними в суете выскочила и незаконная, скрываемая кошка; Берт несколько раз провел сухими пальцами по ее шелковистой ухоженной шерстке и, нажав дверную ручку, утопил дверь в темноту, кошка стремительно спрыгнула и скрылась в доме, на прощание еще раз мяукнув; свернув в пыльную боковую улочку, Берт наткнулся на брошенную машину; решение созрело мгновенно – он впрыгнул в машину и повернул ключ зажигания; резко вывернув на центральный проспект, он краем глаза успел отметить, как метнулись по углам тени бэгеров; в самом деле, как крысы; Берт гнал машину за город, туда, где были холмы; умирать не хотелось; он с удовольствием ощупал в кармане халата плитку биомассы и увеличил скорость;

*

Каменистая тропинка круто поднималась вверх; временами она даже напоминала лестницу – такими почти одинаковыми уступами выветрились камни; из расщелин торчали скрюченные пальцы сожженных солнцем кустов, от взгляда на них становилось еще более жутко – словно мертвецы, погребенные в холме, ожили и высунули наружу свои острые обугленные руки в надежде чем-нибудь поживиться; Берт торопился, порою спотыкался, карабкался, помогая себе руками, словно за ним гналась стая голодных хищников; на одном из уступов он едва не схватил ладонью крупную сонную змею, которая, свернувшись брандспойтными кольцами, грела свою рыцарскую чешую; реакция змеи оказалась быстрее стремительно развернувшись, так, что лица Берта коснулось упругое дуновение встревоженного воздуха, змея мгновенно бросилась влево и исчезла, прошипев уже оттуда, из исчезновения, какое-то запоздалое ругательство типа "ходят тут всякие"; до вершины, на которой маячило несколько сухих стволов, оставалось уже недолго; конечно, этот холм что за высота, так себе прыщик на щеке пустыни, и тем не менее, бросив взгляд вниз, Берт поразился, какой крошечной увиделась ему покинутая у подножия машина; и вдруг дрожь, пронизавшая почву, сшибла его с ног,– словно он, как начинающий жокей, неловко карабкался на спину норовистой лошади и свалился, как только лошадь переступила ногами; вслед за этим накатился гул, беспорядочный грохот, в котором мелкими стеклянными осколками бренчал восторг толпы, присутствовавшей при первом взрыве; Берт в несколько неимоверных бросков достиг вершины и теперь смотрел на город, еще спокойно стоявший; голубой башней высилась некротека, где он не так давно "виделся" со Стином; гул не прекращался; новый взрыв! и теперь к прежнему грохоту примешался какой-то новый звук, словно медная группа в оркестровой яме усилила свое звучание в увертюре, словно скачущее еще за горизонтом войско всадников уже зарядило голосовые связки, готовя неожиданную оглушительную атаку; это оно, обрадованно подумал Берт и удивился тому, что внезапное мстительное чувство посетило его сердце; он почувствовал, что кровь его еще быстрее стала совершать круговорот в теле; теперь он весь был охвачен состоянием, имя которому предвкушение; вдалеке, за городом, с той стороны, у лабиринта, что-то полыхнуло и вслед за этим в небо ударил густой, жирный, жаркий фонтан огня, словно факел вспыхнувшей нефти, и Берту показалось даже, что в этом месте небо опустилось, как прогорающий картонный потолок, и кусками чернеющего пепла и сажи стало падать вниз, медленно покачиваясь в воздухе; ветер донес многотысячный крик боли от мгновенной смерти, и Берт похолодел от ужаса; они все погибли: и Дэйм, и женщина с мутантом на руках; мощная, бесконечная, выпущенная на волю анаконда огня, анаконда времени ринулась на город; словно хрупкие пластмассовые игрушки в пальцах неуклюжего гиганта лопались, ломались дома; кольца огня сжимались вокруг построек, и вверх взлетали только жалкие, не успевшие испариться осколки; время ширилось, пламенело, охватывало новые кварталы, широким валом катилось по пустоши к холмам; несмотря на обилие огня, стемнело; Берт взглянул над собой и поразился – вверху неведомо откуда, словно из тюбиков выдавленные, вспухли темные грозовые облака, как будто небо решило выпадать в осадок; голубые слепящие молнии прорастали сквозь разрываемые облака, добавляя к грохоту земному грохот небесный; дождь упал плотно, тяжело; он низвергался холодными сильными потоками; больничный халат Берта немедленно промок и прилип к телу; все вокруг гудело и шаталось; ураганный порыв ветра сбил Берта с ног, он едва удержался за ствол дерева, упав на колени, вокруг которых вихрилась ливневая вода, отдававшая городу долг за многолетнюю засуху; время-пламя докатилось до подножия холма – глухим щелчком взорвалась оставленная внизу машина; города уже не было, на его месте штормило море огня, который, накапливаясь, стал подниматься на холм; "ну, иди же, иди же, скорее, я готов, прими меня",– умоляюще говорил Берт, глядя на огненную бездну, но безотчетный страх, пропитавший слабую дрожащую плоть в эти последние минуты, не давал ему сил прыгнуть вниз; он ждал, пока пламя достигнет вершины; однако, волны огня стали ниже, все меньше искр носилось в воздухе, да и те гасли под сметающими дланями дождя и ветра; минуты тянулись одна за другой, и Берт с ужасом увидел, что вода начинает останавливать огонь пламя замедлило свой подъем, ему требовалось много усилий, чтобы испарить огромное количество падающей влаги; воздух был перенасыщен паром, каждый вдох был болезненным, казалось, что влага каплями конденсируется в легких; Берт с почти безумной усмешкой подумал: легкие стали тяжелыми... огонь поднимался вдоль холма, потом соскальзывал, сносимый ливневыми сбросами; ожидание стало для Берта подобием пытки; он вдруг подумал, что вода может помешать огню подняться наверх, и с гневом посмотрел в низкое небо, откуда нескончаемо лилась непредусмотренная вода; Берт пронзительно ощутил свое одиночество в пылающем, сошедшем с ума мире...

*

В безудержном хаосе воды и огня, среди завораживающего своим ужасающим размахом катастрофического действа (словно стихии – вода и огонь,– от начала бытия разделенные по чьему-то беспрекословному повелению, наконец во всей полноте ощутили свою силу и, нарушая запреты, заклятия, табу, стремились слиться воедино), среди кромешного, свинцового, смертельного, могильного мрака и ослепительного, жаркого, всепоглощающего огня – белой тающей птицей метался отчаянный крик старого, бесконечно, вселенски одинокого человека, который стоял на коленях, обнимая рукой ствол дерева, скрежещущего от ударов ветра; крик, исполненный последней надежды, крик, переходящий в стон: – не оставь меня одного! сильная молния ударила в дерево, за которое держался Берт, и костлявая крона украсилась клочьями огня, словно осенними кленовыми листьями.

1986-88