Текст книги "Схватка не на жизнь"

Автор книги: Юрий Мишаткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

5

Басаргин замер на пороге.

Киржибеков сидел в обнимку с мешком и дремал. Совсем так же, как несколько часов назад перед вылетом дремал на диване Басаргин.

Рядом с напарником, доверительно положив к нему на плечо голову, спал железнодорожник в промасленной куртке.

«Почему не в армии? Или возрастом к мобилизации не подошел?» – подумал Басаргин и решил, что парень не призван из-за работы на «железке», которая является стратегическим объектом.

Он не спешил заходить. За спиной оставалась открытой дверь, а за дверью лежала ночь – путь к отступлению был свободен…

Басаргин еще раз оглядел зал ожидания.

Погасшая железная печурка, труба которой выходила в окно. Несколько обшарпанных лавок с эмблемой наркомата путей сообщения. Стены с закопченными плакатами. Запертое окошечко кассы, рядом рама довоенного расписания движения поездов… Пахло дымом, табаком, потом и мазутом.

Мирное посапывание и похрапывание спящих успокоило Басаргина, он убрал ногу, и дверь тяжело закрылась.

Стараясь не греметь по полу сапогами, Басаргин прошел к Киржибекову и сел рядом, продолжая держать руку на стали револьвера.

Киржибеков спал, и парень на его плече тоже, смешно и очень по-детски шевеля во сне пухлыми губами, точно разговаривая с кем-то.

Басаргин легонько тронул плечом напарника.

Киржибеков тотчас открыл глаза, но никакой радости от встречи с руководителем группы Басаргин не увидел.

– Потом отоспишься. Узнал, когда будет ближайший состав?

– Не скоро, – ответил Олджас.

«А верно сделали, что заслали именно казаха: рядом его республика, на каждом шагу земляки – среди них легче затеряться…»

Напряжение, которое не покидало Басаргина несколько часов кряду, спало. Вместо него пришли усталость и сонливость. Веки начали слипаться, рот тронула зевота.

«Мне бы его раскосые глаза да его акцент, – успокоенно подумал Басаргин. – Лучшего прикрытия не было бы…»

Рука за отворотом шинели ослабла, соскользнула с рукоятки револьвера.

– Пошли, – услыхал Басаргин, но голос был не Киржибекова и шел не с левой стороны, где сидел Олджас, а с правой.

Басаргин напрягся, и сонливость с него как рукой сняло.

Холодным, сверлящим взглядом на него смотрел Киржибеков. Такие же глаза были и у путейца в промасленной куртке: пристально следящие за Басаргиным, готовые тотчас опередить любое его движение.

Справа, где несколько минут назад никого не было, Басаргин увидел человека в телогрейке с расстегнутым воротом, из-за которого виднелась гимнастерка с малиновыми петлицами.

Во рту было кисло и сухо. Морозные иглы тронули колени.

Басаргину стало все безразлично. И что было, и что неотвратимо будет.

Пока шел обыск, он смотрел на напарника и размышлял о том, что толкнуло Киржибекова на предательство. В том, что напарник предал и помог советским контрразведчикам захватить его, у Басаргина не было ни тени сомнения.

Они вышли из станции. Басаргин и по обе стороны от него чекисты. Впереди с двумя мешками шел Киржибеков. Вместо недавнего холода в глазах Олджаса светилась неподдельная радость, которую он не старался скрывать.

Разливался рассвет. Бледный, неспешный.

Пока шли к ожидающему «пикапу», холодная изморозь легла на сапоги, и они заблестели, точно были чисто вычищены.

«Кажется, все, – подумал Басаргин и невесело усмехнулся: – Почему «кажется»? Именно все».

6

Фон Шедлих не находил себе места. Он нервно вышагивал по кабинету, то и дело расстегивал и вновь застегивал пуговицу мундира и посматривал на телефон, который молчал, но мог зазвонить каждую секунду. И тогда фон Шедлиха ожидал очередной (какой по счету?) строгий разнос начальника отдела управления «Абвер-заграница».

Избежать выговора помог бы дежурный по радиоузлу. Стоило тому появиться на пороге кабинета и доложить, что радиограмма от новой агентурной группы из русского тыла близ Сталинграда принята, как фон Шедлих снова обрел бы утраченное спокойствие. Но дежурный не появлялся.

Минули все обусловленные сроки, а группа Баса продолжает хранить молчание.

«Неудачное приземление? Но метеоусловия в ту ночь были отличными. Сбросили не в тот квадрат? Чушь! Капитан Шельгер опытный летчик, не раз выполнял труднейшие забросы агентов. Что же могло произойти?»

О том, что такой многоопытный разведчик, как Басаргин, просто-напросто схвачен во время приземления советской контрразведкой, фон Шедлих не желал даже думать.

Телефон зазвонил к концу этого долгого дня.

– Да! – срывающимся от волнения голосом сказал фон Шедлих и услышал в трубке знакомый хрипловатый баритон начальника отдела.

Даже не поздоровавшись, полковник Гросскурт попросил доложить о результате заброски минувшей ночью группы из двух агентов в Заволжье.

Фон Шедлих собрался было оправдаться, свалить всю вину на временную неисправность рации Басаргина, но тут в кабинете появился дежурный по радиоузлу. И фон Шедлих с замирающим сердцем увидел в руках у него листок. Это была радиограмма, спасительная радиограмма.

– Группа ответила! Все благополучно, экселенц! – закричал в трубку фон Шедлих. Нетерпеливым взглядом он подозвал к себе дежурного, забрал у него радиограмму и чеканя каждое слово прочел вслух: «Приземлились заданном районе. Приступаем работе».

– Как подписана радиограмма? – спросил полковник.

– 065! – отрапортовал фон Шедлих.

Такая подпись означала, что радиограмму передал сам Басаргин. Лично. Не по приказу советской контрразведки. При провале и требовании советской контрразведки работать под ее контролем Басаргин должен был подписаться не настоящим номером своей группы 065, а 066 и этим дать понять, что работает по принуждению. Но первая радиограмма подписана 065! И это победа, большой и заслуженный успех.

7

– Ваши документы сработаны хорошо. И с вырезкой Указа придумано хитро. Но все это рассчитано на поверхностное ознакомление. Стоило раскрыть подшивку «Правды» и отыскать настоящий Указ, как подделка тотчас обнаружилась. И с орденом вышла неувязка. На вашей Красной Звезде стоит номер времен финской войны. Сейчас, в конце сорок второго, номера уже четырехзначные.

– Позвольте закурить?

– Пожалуйста. Но угостить не могу, так как не курю.

– У меня свой табачок. Спасибо, что не отобрали при аресте…

– В соседней комнате находится парашют, и на нем сохранились отпечатки пальцев. Отпечатки обнаружены и на рации немецкого производства. И те и другие ваши. Киржибеков тоже успел кое-что рассказать, притом довольно интересное. Даже ему, простому исполнителю, известно, что вы птица крупного полета и прибыли к нам не как простой диверсант, а с более серьезной задачей. Иначе зачем было вас так тщательно готовить к засылке?

– Что еще доложил Киржибеков?

– Все, что знал, охотно и вполне откровенно, чего нельзя сказать лично о вас. Неужели не понятно, что ваша группа провалена, гражданин Басаргин (или как там вас еще?). Как провалилась и предыдущая.

– Что вас интересует?

– Вот это другой разговор. Во-первых, ваше задание.

– Вы его знаете…

– Догадываемся, гражданин Басаргин, только догадываемся.

– Мне приказано стать резидентом…

– И готовиться к приему в нашем районе других парашютистов?

– Вы проницательны. Сбор разведданных о продвижении к Сталинграду техники, боеприпасов и живой силы, в частности работа ВОСО [13]13
  ВОСО – служба военных сообщений.


[Закрыть]. Битва за Сталинград только началась. Приказано готовить в Заволжье площадки для самолетов с десантом. Руководство абвера интересуют также переправы через Волгу и местонахождение командного пункта вашего фронта. Но главное – железная дорога.

– С некоторых пор заволжским станциям оказывается излишнее внимание со стороны немецкого командования.

– Тут нет ничего удивительного.

– Когда ждут первой радиограммы? У вас остается единственный шанс: согласиться начать радиоигру под контролем.

– Если я приму ваше предложение, можете ли вы мне гарантировать…

– Не стоит торговаться. Ваша судьба, и если хотите жизнь, зависит от вас самих.

– Мне надо подумать.

– Этого я позволить не могу. По всей вероятности, вы уже пропустили первый радиосеанс. Не стоит пропускать и следующий. Ведь ваших сообщений в абвере ждут с нетерпением. Так надо ли понапрасну волновать недавнее начальство и мучить его неизвестностью?

8

Он сидел, положив руки на колени, глядя на носки своих сапог.

Руки перестали мелко дрожать, и Басаргин был рад, что ему не приходится бороться с предательской, выдающей его дрожью.

– Что я должен делать?

– Настроить рацию на известную вам волну и в обусловленный ранее срок выйти в эфир. А дальше передать то, чего от вас ждут. Скажем, так: «Приземлились благополучно, начинаем выполнять задание». Или: «Нахожусь пункте Н. Жду указаний к действию». Варианты – на ваше усмотрение. Вначале, понятно, зашифруйте текст. На первое время все.

– Я могу сообщить шифр и волну, и вы сами…

Майор Магура устало улыбнулся:

– Не надо, гражданин Басаргин, считать нас дилетантами. Ваш почерк хорошо знают в функабвере. Посади мы на ключ своего радиста, и радиограмма была бы загублена в зародыше.

Он встал из-за стола, поправил под ремнем гимнастерку.

– Вы готовы? Не будем засиживаться.

Стоило Басаргину покрутить ручку верньера, нащупать нужный диапазон волны и услышать в наушниках далекие, с трудом пробивающиеся сквозь радиопомехи позывные «Валли», как прошло оцепенение. Он закрыл глаза и ясно представил обер-лейтенанта, настойчиво и призывно отстукивающего позывные и прислушивающегося к эфиру в надежде принять от Баса ответ.

Позывные повторялись без интервалов. Вызывали его, Басаргина. И, тронув ключ рации, Басаргин отстучал:

– Бас, я Бас.

«Прав русский майор – заликуют сейчас в «Валли», – подумал он и чуть скривил рот. – Как же, жив-здоров и выхожу на связь. Есть чему радоваться. Пропустил один сеанс, но все же заговорил. Поинтересуются, конечно, что задержало. Придется соврать».

Косясь на листок с группой пятизначных цифр, Басаргин застучал ключом.

«Сейчас пойдет последняя группа, и нужно подписаться. Но как? 066? Тогда советская контрразведка проиграет. Но почему контрразведка? Проиграю я! Фон Шедлих, а с ним и полковник Гросскурт поймут, что передаю дезу, и прекратят со мной всякую связь. Я сразу стану никому не нужен. Ни великой третьей империи, ни НКВД…»

Рука на ключе замерла. Басаргин сделал короткую, еле уловимую паузу, словно ему необходимо было передохнуть или затекла рука, и отстучал не 066, а 065. Затем перешел на прием, принял шифровку и устало откинулся на спинку стула, позабыв снять наушники.

9

Гросскурт еще раз перечитал радиограмму.

– Связь была устойчивой?

– Слышимость удовлетворительная, – ушел от прямого ответа фон Шедлих.

– Надеюсь, не забыли поблагодарить?

– Конечно, экселенц. Попросили собрать данные о передвижении войск противника в ночное время и уточнить, когда узловая станция бывает наиболее загружена. Особое внимание – бронепоездам, оснащенным зенитными орудиями.

– Чем объясните пропущенный агентом сеанс?

– Акклиматизация, экселенц! Басу и его напарнику необходимо было подыскать удобное прикрытие, местожительство.

Полковник перестал сыпать вопросами.

Не отрывая взгляда от листка с четко отпечатанным на нем текстом радиограммы, Гросскурт что-то взвешивал, прикидывал в уме.

«Что его беспокоит? Все предельно ясно и понятно, а он изволит сомневаться!» – в раздражении подумал фон Шедлих.

– Вероятность, что 065 вышел на связь по принуждению, не снимается. Отчего из трех наших групп, засланных за Волгу в последние недели, ответила лишь одна эта, да еще с ничем не объяснимым опозданием? Вы прекрасно знаете, Шедлих, какое значение придается деятельности абвера в районе Сталинграда. Что мне доложить генералу Лахузену? Не знаю, как вы, а я не сомневаюсь, что вся наша работа в последнее время находится под контролем Главного управления имперской безопасности и лично рейхсфюрера Гиммлера! Кто-кто, а зарубежная служба СД не оставит без внимания наш успех и попробует вмешаться.

– Но есть «десять заповедей» в соглашении о разделе сфер влияния наших служб! – напомнил фен Шедлих. – Сейчас фактически в разведке главенствует абвер, а не СД. Не мы должны передавать военную информацию им, а они нам!

– На бумаге и в соглашении да, но фактически нет, – перебил Гросскурт.

Он был мрачен. Спор с Шедлихом раздражал, особенно когда пришлось вспомнить о старой вражде и обоюдных интригах двух разведывательных организаций рейха. Внутрипартийная и политическая разведка, не брезговавшая для достижения целей никакими средствами, названная мозгом партии и государства, с каждым днем протягивала свои незримые щупальца во все сферы, и к абверу тоже. Сознаваться в этом было не очень-то приятно, тем более перед подчиненным, и поэтому Гросскурт с трудом сдерживал переполнявшую его желчь и желание повысить голос, сорваться и накричать. Закусив нижнюю губу, он шагнул к фон Шедлиху:

– Отчего Бас молчал почти сутки? Почему первое донесение такое короткое? Где гарантии, что в следующий сеанс он будет более информирован о движении к Сталинграду живой силы противника? Вы скажете, что Бас не замедлит все это сообщить. Но когда? Или он боится идти на риск?

– Надо подождать, – осторожно посоветовал фон Шедлих. – Не стоит его торопить.

– Он мог работать по принуждению, и тогда весь принятый нами текст продиктован Басу советской контрразведкой. Начало функельшпиля [14]14
  Функельшпиль (нем.) – радиоигра.


[Закрыть]не исключается, надо быть готовыми ко всему, – упрямо стоял на своем Гросскурт. – А посему немедленно подключите к работе группу по дезинформации противника. Если русские, затеяли с нами игру – примем ее. Первый ход сделан, и не нами. Теперь очередь за абвером.

Гросскурт не спускал взгляда с радиограммы, точно просвечивал ее своими сузившимися в две щелки глазами. Он успел наизусть выучить несколько отстуканных на пишущей машинке фраз, но продолжал их читать, перечитывать и изучать, словно решал трудную, скрытую между строк загадку.

Догадываясь, что фон Шедлих не разделяет его опасений, полковник, не поднимая головы, процедил:

– Не считайте русских олухами. Еще в мае фюрер был вынужден признать, что Советы превосходят нас в разведке. И очень сожалел, что собственная разведка пока что работает менее искусно и малоуспешно.

10

Пятистенка стояла в глубине двора и была окружена ветхим, чуть покосившимся забором, возле которого из земли торчали сухие и жесткие стебли какой-то сорной, вовремя не выполотой хозяевами травы. Неподалеку от крыльца высился шест, с прикрепленным к нему старым скворечником.

– К весне хорошо бы новый дом для птиц сколотить.

– Думаете, что нам тут весну придется встречать? – спросил Басаргин.

– Нет, – ответил Магура. – К весне рассчитываю быть в других краях.

– За Уралом или дальше?

– Почему за Уралом? На Украине или в Белоруссии.

– Если пошлют с заданием?

– Вы, Басаргин, не так меня поняли. На Украине весной буду не один я, а вся наша армия.

– Не сдадите Сталинград?

– Не сдадим. И погоним ваших хозяев назад к границе.

– Чтобы попасть, как вы рассчитываете, на Украину, вначале надо разбить шестую армию Фридриха Паулюса.

– Или окружить и взять ее в кольцо. На войне бывает и такое.

– Не обольщайтесь. Для этого у вас не хватит сил. В Германии хорошо известны резервы и военно-экономический потенциал Советского Союза. У нас хорошо поставлена информация.

– Вы хотели сказать – разведка?

– Пусть разведка. Еще задолго до июня сорок первого в Германии было известно о вас многое. В случае успешной мобилизации Красная Армия может вывести на поле боя лишь три, от силы четыре миллиона бойцов.

– Германия дала миру замечательных математиков – и вдруг столько ошибок в простой арифметике! – улыбнулся Магура. – Догадки никогда не приводили к успехам, особенно когда дело касается разведки. А недооценка противника заканчивается, как правило, поражением. Известный вам бригаденфюрер ОС Вальтер Шелленберг утверждал, ссылаясь на мнение генерального штаба, что превосходство рейха над СССР в войсках, технике и военном руководстве так велико, что кампанию против нашей страны можно закончить в десять недель. Он был щедр, ваш Шелленберг: Гитлер давал на разгром России лишь четыре недели. Война же идет полтора года. Блицкриг потерпел крах.

– Но армия рейха у Волги! – заметил Басаргин.

– У Волги, – согласился Магура. – Но дальше мы не сделаем ни шагу. И вы вскоре станете свидетелем этому.

Басаргин зябко поежился.

– Идемте в тепло, – предложил он. – Погодка совсем как петроградская. Не хватает только ветра с Балтики.

Они вернулись в дом, но и там не прекратился спор, который продолжался с перерывами вот уже третий день, с того самого дня, как Магура с Басаргиным поселились на окраине Ленинска.

Задержавшись в сенях, чтобы очистить от прилипшей земли сапоги, Басаргин повозился у рукомойника и начал готовить ужин – набрал из ведра в кастрюлю воды, поставил на плиту, достал пакет концентрата. Майор тем временем вскрыл ножом банку консервов.

– Владеете немецким? – спросил Магура.

Басаргин кивнул, не желая распространяться, что немецкому языку его обучил еще отец в далеком безоблачном детстве.

– Жаль, что не могу показать последних номеров берлинских газет. Там немало любопытного. Например, Геббельс объясняет упорное сопротивление советских солдат лишь тем, что русские привыкли к более суровым условиям жизни, нежели немцы. Рейхслейтер пропаганды Германии верен своему тезису: «Чем больше ложь, тем легче ей верят». А нагрянет зима – все неудачи на фронте Геббельс и иже с ним начнут валить на русские морозы, как уже делали это после битвы под Москвой.

– Не боитесь, что я сбегу? – спросил Басаргин, глядя на огонь в печи.

– Вам некуда бежать, – ответил Магура, – фон Шедлих и руководство абвера не простят провала и передачи в эфир дезы.

– Я еще ничего существенного не успел передать.

– К вечеру услышим результаты этого «ничего существенного».

– Почему к вечеру?

– Так мне кажется.

Майор не ошибся: лишь только над Ленинском опустились синие сумерки, в поселок донесся вначале далекий, а затем приблизившийся гул. Это летело звено «юнкерсов». Резко снизившись, самолеты начали пикировать на стоящие в стороне от населенного пункта постройки. Загремели взрывы. В окнах Ленинска дрогнули и жалобно зазвенели стекла. Отбомбившись, самолеты повернули назад.

– Теперь начнут уничтожать, ложную переправу, координаты которой вы сообщили через «Валли», – объяснил Магура. – Фон Шедлих сможет записать в актив вашей группы и разбомбленный «аэродром». Надеюсь, что в штабе «Валли» сумеют достойно оценить работу группы Баса.

Басаргин молчал. Неловко пригнувшись, он стоял у низкого окна и сквозь запотевшее стекло смотрел во двор на ровный ряд молодых яблонь.

«Майор прав: мне некуда бежать. Ни раньше, ни тем более теперь, когда фон Шедлих поверил радиограмме и по его указанию разбомблены ложные аэродром и переправа… После возвращения эскадрильи и просмотра снимков аэросъемки – убедятся окончательно и станут верить всему, что буду передавать в дальнейшем…»

Он покосился на Магуру и отметил, что тот невозмутим и занят перекладыванием из банки в миску тушенки.

Басаргин украдкой стал рассматривать Магуру.

В помятом пиджаке, заправленных в голенища сапог брюках, майор госбезопасности был похож на обыкновенного сельчанина, которого одолевают домашние заботы и тяготы военного времени.

С невеселой усмешкой Басаргин подумал, что в пятистенке его поселили ненапрасно. Отсюда удобно вести радиопередачи, здесь спокойнее встречать новые группы парашютистов, которые рано или поздно будут сброшены в Заволжье для развертывания широкого фронта диверсий. И он, Басаргин, станет подсадной уткой.

В кастрюле закипела вода, настало время засыпать крупу.

– Главное, чтоб каша снова не подгорела, – сказал Басаргин и, не глядя на Магуру, попросил: – Наш дом несомненно под неусыпным наблюдением ваших сотрудников. Среди них должны быть и женщины. Прислали бы кого-нибудь в помощь по хозяйству, иначе нас с вами надолго не хватит. Лично мне, горе-кашевару, нужна консультация.

– Пришлют, – сказал Магура. – Будет вам и помощь, и консультация.

11

Она пришла на следующее утро, после очередного выхода в эфир Басаргина. В теплом платке, завязанном за спиной тугим узлом, в куцем подростковом пальтишке, девушка выглядела моложе, чем была на самом деле.

«Восемнадцать, от силы девятнадцать лет, – предположил Басаргин. – Вчерашняя школьница. Видно, совсем недавно привлекли к работе».

Но он ошибся.

– Старший сержант Мальцева прибыла в ваше распоряжение!

Девушка собралась взять под козырек, но вовремя вспомнила, что голова укутана платком.

Магура провел старшего сержанта в дом, помог ей развязать платок и снять пальто.

– Вам пакет, товарищ майор! – доложила Мальцева и отдала прошитый суровой ниткой конверт. А сама поспешила к печи, как ребенок, радуясь теплу.

– Теперь, слава богу, не будем больше есть подгоревшую кашу, – улыбка тронула губы Басаргина. – А то без вас, девушка, питаться приходилось часто всухомятку.

– Можно было начистить картошки и сварить суп, – напомнила Мальцева.

– Можно было, – согласился Басаргин. – Но боялись перевести дефицитные продукты. Так что принимайте хозяйство и нас в полное подчинение. Готов выполнить любое ваше приказание. Только увольте от стояния у печи с ложкой-поварешкой.

– Это я возьму на себя. Вам лучше заняться колкой дров и доставкой воды.

– Слушаюсь и повинуюсь! – Басаргин шутливо щелкнул каблуками сапог и галантно склонил в поклоне голову: – Всегда готов выполнять повелевания столь прелестной мадемуазель!

– Отставить! – строго перебила Мальцева. – Для вас я старший сержант, а не мадемуазель.

Басаргин сник и не заметил, как за спиной у него улыбнулся майор.

При новом радиосеансе рядом с Басаргиным теперь сидела старший сержант Мальцева. Быстро и расторопно зашифровав текст радиограммы, она надела вторую пару наушников.

После пахнущего укропом и приправленного тушенкой супа настроение у Басаргина улучшилось.

– Где вы были раньше? Еще день-другой, и мы с майором протянули бы от голода ноги или заболели дистрофией. Не было бы сил работать даже на ключе, и вся радиоигра пошла насмарку.

– Не отвлекайтесь! – приказала Мальцева, и Басаргин начал вызывать «Валли».

На этот раз радиограмма из штаба «Валли» была куда обширней, нежели день назад:

«Благодарим ценные сведения. Вы представлены награде. Необходимы данные движении русских войск ночное время, местонахождении командного пункта русского фронта».

Далее шел перечень населенных пунктов, где, по мнению немецкой разведки, мог тот находиться. Требовалось проверить каждый адрес.

Рука Мальцевой бежала по листу, выстраивая группы цифр. Когда же в наушниках послышался сигнал о переходе на прием, Басаргин и старший сержант Мальцева выжидающе посмотрели на майора. И Магура начал диктовать шифровку:

«Постараюсь оправдать награду. Работать трудно – много патрулей, часто проверяют документы. Садятся батареи, необходимы новые. Силами одной группы проверить все адреса не представляется возможным. Ждем подкрепления. Следующий радиосеанс в обусловленное время».

Басаргин понял, что советской контрразведке мало заставлять люфтваффе бомбить несуществующие переправы и аэродромы, отвлекая этим внимание от настоящих, активно действующих. Она переходит к заманиванию в свои сети немецких диверсионных групп, которые абвер несомненно сбросит в подкрепление Басу в ближайшее время.

«Зачем русским вылавливать по одному засылаемых в Заволжье диверсантов? – размышлял Басаргин. – Легче захватить всех сразу во время приземления, пресекая этим любую возможность начать диверсии на железной дороге. Моя рация, и я в данном случае, оказывается той липкой бумагой, на которую будут слетаться мухи, то есть группы «Валли».

В тот же вечер в очередной радиосеанс «Валли» передал, что Басу посланы батареи питания.

– Будем ждать посылку. Не хотят, чтобы вы рисковали своей персоной и встречали связника на месте его приземления. Доставят прямо в руки господина Эрлиха.

Басаргин поднял голову и широко открытыми глазами уставился на майора.

– Поздравляю с наградой, – пряча усмешку, добавил Магура. – Правда, с незаслуженной. Но для вас, герр Эрлих, как я понимаю, это не имеет значения.

Басаргин продолжал не отрываясь смотреть на майора советской контрразведки.

Никто до этой минуты, казалось, не сомневался в достоверности легенды Басаргина – вполне правдоподобной, хорошо выверенной, которой Баса снабдили в «Валли» перед отправкой за линию фронта. Никто на советской территории не спрашивал и настоящей фамилии Басаргина. Для русского майора он был агентом 065 абвера да еще Басом, и только. И вдруг – Эрлих!

Словно не замечая ничем не скрытого удивления Басаргина, – на какое-то время у него сдавило дыхание и учащенно забилось сердце – Магура достал присланный ему пакет, вытянул из него небольшую фотографию, и Басаргин узнал себя на снимке. Довоенное фото из личного дела Эрлиха С. Р., хранящееся в штаб-квартире абвера и еще в «Алексе» [15]15
  «Алекс» – так берлинцы называли здание гестапо.


[Закрыть]на Александерплац в Берлине.

«Это конец, – все еще не приходя в себя от изумления, подумал Басаргин-Эрлих. – Русским известно про меня все».

Он еще не задумывался, каким образом к русскому майору попала его фотография из личного дела, как советской контрразведке стали известны его настоящая фамилия, имя и отчество. Он был не в силах задавать себе какие-либо вопросы…