Текст книги "Тайные шефы"

Автор книги: Юрий Ермолаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Мы посмотрели на Степана Григорьевича, а он уже говорил в трубку:

– Главное, не волнуйтесь, сейчас приедем. Вы только не уходите от этой телефонной будки, а то мы можем не найти вас. – Он положил трубку на аппарат и сказал: – Едем скорее! У них выскочила из машины лисица, и с Павликом что‑то произошло.

Меня прямо затрясло от услышанного. «Может быть, у лисы соскочил намордник, она накинулась на Павлика и покусала его?»

– Что с ним? – спросил я пересохшими губами.

– Выясним на месте, – коротко сказал Степан Григорьевич и, увидя, что Гоша тянет к двери Кубарика, посоветовал: – Оставь его с Арсом.

– С Арсом пусть остаётся, – согласился Гоша.

Мы вышли на лестничную площадку. В квартиру Нины Петровны звонил участковый врач. Нина Петровна открыла ему и увидела нас.

– Уже приехали? – спросила она, кутаясь в плед.

– Мы не уезжали, а они ещё не вернулись, – как можно спокойнее ответил я и предусмотрительно зажал рукой рот Антону.

– Ты чего? – замотал он головой. – Я же знаю: нельзя говорить, что лиса убежала.

Света громко закашляла и торопливо потянула Антона с лестницы. Хорошо, что Нина Петровна захлопнула дверь, не дослушав Антона. А Степан Григорьевич сказал ему:

– Даём тебе важное поручение. Беги домой и скажи матери, что мы уехали по срочному делу и можем немного задержаться. А больше ни о чём не говори. Нам самим ещё ничего не известно. Понял?

Антон закивал головой и, переполненный гордостью, быстро побежал к своему подъезду.

На месте происшествия

Около телефонной будки октябрят не было.

– Может, это не та будка? – предположил Гоша.

Но Степан Григорьевич велел нам оставаться здесь и никуда не уходить, а сам пошёл искать ребят.

Стал накрапывать дождь, и мы все трое втиснулись в телефонную будку. В ней было уютно, даже не хотелось вылезать. Как только к будке приближался кто‑то из прохожих, Гоша на всякий случай снимал трубку, дул в неё и кричал:

– Надо же! Деньги глотает, а не работает! Какое безобразие!

– Будет тебе, – хмурилась Светка. – Ещё неизвестно, что случилось с ребятами, а ты ломаешься, как Петрушка.

В самом деле, что с ними? Ни Степана Григорьевича, ни ребят… Наконец он появился вместе с Олей, Вадиком и Бориской, но без Павлика.

– А Павлик где? – спросил я.

– Он за лисой побежал, и вместе пропали, – сказала Оля.

– Почему за лисой? – спросила Светка.

– У нас вон на том перекрёстке чуть авария не произошла, – Вадик кивнул головой в сторону. – Впереди грузовик ехал. Он как затормозит! Наш шофёр вывернул машину и тоже затормозил. Мы все так и попадали вперёд. Павлик даже о дверцу стукнулся.

– Он лоб себе рассадил, – вставил Бориска.

– Тут дверца как распахнётся, – продолжал Вадик, – лиса и выскочила. А Павлик – за ней…

– Так оба и пропали, – заключила Олечка.

– Не найти ему лису без Кубарика, – опять сказал Гоша.

Я посмотрел на часы. До половины пятого оставался ровно час. Если за это время лиса найдётся – ничего страшного не произойдёт. А если нет, тогда… я даже представить себе не мог, что будет тогда. Нина Петровна… старушка‑хозяйка… киностудия… Вот влипли!

– Ну, молодёжь, какое принимаем решение? – обратился к нам Степан Григорьевич.

Мы переглянулись, и я сказал бодрым голосом:

– Будем искать до победы!

– А с чего начнём?

Я пожал плечами. Октябрята вопросительно уставились на Степана Григорьевича.

– Тут цирк близко, – сказал он, – пожалуй, лучше всего сходить туда. Может, там знают, где живёт дрессировщица лисы.

– А как её фамилия? – не сообразив, спросил я Степана Григорьевича.

– Если вы не знаете, то я и подавно, – улыбнулся он и добавил: – Но раз лиса выступала на манеже, адрес её хозяев там должны знать.

– С лисой её муж‑клоун выступал, – припомнил я, – он сейчас на пенсии.

– Вот и беги в цирк, узнай, где они живут. Лиса, по всей вероятности, побежала домой. Места тут ей знакомые…

Я припустился изо всех сил, думая по дороге о том, что бы мы делали без Степана Григорьевича. До цирка домчал быстрее любого такси. Открыл дверь служебного входа и сразу увидел лису. Она сидела на маленькой скамеечке около столика вахтёра. А рядом шумели люди.

– Лиса и та усидеть дома не может, – горячо говорила круглолицая пожилая женщина с браслетами на руках, – а мы актёров‑пенсионеров постоянного пропуска за кулисы лишаем. Прекрасная иллюстрация к моему выступлению на производственном совещании.

– Милая ты наша, по цирку соскучилась… – наклонилась над лисой уборщица.

– Надо её к Пермяковым отвести, – решил вахтёр, – ищут небось.

– Не надо! – выкрикнул я. – Она не от них убежала, а с киностудии. Сейчас Аделька в новом фильме снимается!

Я очень хорошо сделал, что назвал лису по имени. Все сразу убедились, что я их не обманываю, и вручили мне поводок и лису. О такой удаче можно было только мечтать. Я поспешил с лисой к ребятам. Даже не стал пережидать дождь, который разошёлся. С Аделькой под дождём гораздо лучше идти: на тротуарах совсем нет прохожих. Они стоят, ёжась, в дверях магазинов и в подъездах домов и не ахают, видя лису на поводке.

Октябрята и Степан Григорьевич прятались от дождя всё в той же телефонной будке. И как они только там поместились! Даже дверца не закрывалась. Увидев меня, октябрята выскочили из будки, и мы все вместе, мокрые, но ужасно довольные, поспешили к проходной киностудии. По дороге я рассказал, как мне отдали в цирке лису.

– А Павлик всё ещё её ищет… – вздохнула Оля.

Мы передали лису администратору съёмочной группы, который ждал нас у проходной. Он тут же позвонил Нине Петровне, что с лисой всё в порядке.

Мы пошли обратно к тому месту, откуда Павлик убежал за лисой. Вдруг он вернулся и ждёт нас там? Но у телефонной будки никого не было.

– Поедем домой. Может быть, Павлик дома, – сказал Степан Григорьевич, – может, он уже сам нас ждёт.

Это предположение подбодрило ребят, и мы поехали домой. Гоша пошёл к Степану Григорьевичу за своим Кубариком, а мы с октябрятами побежали узнать, пришёл ли Павлик. Около дверей его квартиры я сказал:

– Ребята, я зайду один, а то наше появление может показаться подозрительным, если Павлика нет дома.

Октябрята спустились вниз.

– А, это ты, – узнал меня отец Павлика, – а твоего соученика нет дома. Носится где‑то. Скажи, у тебя есть режим дня? Ты его выполняешь?

– Придерживаюсь, – пробормотал я. Мне было совсем не до праздных разговоров.

– Послушай, Пётр… – Сергей Никодимович привлёк меня к себе за пуговицу пальто и доверительно сказал: – Повлиял бы ты на моего оболтуса. Ужасно безалаберным стал! Раньше пятнышко где увидит, сейчас же сотрёт, а теперь… Вон посмотри, что после себя на столе оставил. И пахнет как‑то неприятно. И что он только тут делает?!

Я посмотрел на письменный стол Сергея Никодимовича и еле сдержал улыбку. На середине стола валялся раскрытый портфель Павлика, а из него, извиваясь по всему столу, вылезала та самая копчёная верёвка, которой Павлик собирался заманить в ветлечебницу пса Буяна.

– Вот ты даже хмуришься, – заметил Сергей Никодимович.

– Он убрал бы всё, – сказал я, – просто не успел. У него сегодня ответственное поручение.

– По части шефства? – спросил Сергей Никодимович.

Я кивнул головой (в конце концов, это так и есть) и поспешил распрощаться. Октябрята даже не стали спрашивать меня, дома ли Павлик. И так всё было ясно.

На улице дул сильный ветер. Кругом под ногами белели лужи, а по тёмно‑серому небу медленно ползли большие, тяжёлые тучи.

– Сейчас дождь пойдёт, Павлик весь промокнет. На нём одна курточка, – подумала вслух Олечка.

– Она непромокаемая, – постарался я успокоить Олечку.

– Искать его нужно, – решительно заявил Вадик, – он ведь не знает, что мы нашли лису.

– Нужно, нужно! – зашумели октябрята.

А Светка смущённо сказала:

– Меня не пустят, уже поздно.

– И меня не пустят. Меня, наверное, уже сейчас ругают, – сказал подошедший со своим Кубариком Гоша и обратился ко мне: – Тебя Степан Григорьевич зайти просил, он за Павлика волнуется.

– Идите все домой и будьте спокойны: Павлик наверняка скоро придёт. Вон какая погода, – сказал я октябрятам и побежал к Степану Григорьевичу…

– Павлика нет. Что же делать?

– Подождём немного, – сказал Степан Григорьевич. – Если не придёт до десяти, обратимся в милицию.

Я попросил Степана Григорьевича разрешить мне погулять с Арсом, пока не хлынул дождик, и вышел с ним во двор. Во дворе было неуютно, и мы пошли в парк. Обошли несколько дорожек и оказались за кинотеатром, возле нашего шалаша. Вдруг Арс насторожился. Из шалаша слышалось чьё‑то всхлипывание.

– Арс, за мной! – приказал я металлическим голосом, и мы бросились к шалашу.

На ветках, которые мы с ребятами натаскали, чтобы удобнее было сидеть, лежал Павлик и ревел, как самая настоящая девчонка. Арс узнал его и принялся лизать в лицо.

– Всё пропало, – глотая слёзы, сказал мне Павлик, – я ни за что больше не вернусь домой…

– Успокойся, – сказал я, – лиса нашлась, а о том, что она убегала, Нина Петровна не знает.

– Где нашлась? – перестав плакать, спросил Павлик.

– В цирке. Она, когда выскочила из машины, туда побежала. По старой памяти.

– Какой же я дурак! Осёл! – начал ругать Павлик сам себя. – Не догадался, что цирк близко. Ведь ей, кроме цирка, бежать больше некуда.

– Мы бы тоже не догадались. Это Степан Григорьевич… – признался я. – Пошли! Твой отец уже интересовался, где ты пропадаешь.

Павлик поднялся с веток и сказал:

– Знаешь, Петька, после того, что произошло, я больше не могу быть тайным шефом.

Я хорошо понимал состояние Павлика, но всё же спросил его:

– Почему?

– Потому что тайный шеф должен быть находчивым и ловким, а не таким растяпой, как я.

– Какой же ты растяпа, если у вас произошла авария. – Это же ЧП. Вон ты даже поцарапанный. Лоб себе рассадил.

– Никакой аварии у нас не было. Затормозил шофёр резко, вот и всё, – отмахнулся он и, посмотрев на меня так, как смотрят на своих родителей провинившиеся дети, просительно сказал: – Поклянись, что ты никому меня не выдашь.

– А что такое? – насторожился я.

– Поклянись, тогда скажу, – упрямо повторил он.

– А чем?

– Ну, хоть двойкой в четверти.

Это была наша самая неприятная клятва, но я всё же сказал:

– Если я скажу кому‑нибудь то, что ты мне сейчас доверишь, то нарочно завалю в четверти математику.

Павлик посмотрел на меня ещё пристальней и неожиданно заявил:

– Я сам отпустил лису с поводка.

– Сам?! Зачем?

– Чтобы ребята увидели, как ловко и быстро я её поймаю. Ведь тогда во дворе вы поймали лису без меня.

«Вот, оказывается, что заело Павлика». Я ужасно разозлился на него. Столько хлопот и неприятностей причинил. И всё из‑за своего неуместного хвастовства.

– Этого я от тебя не ожидал, – сурово сказал я Павлику.

– Я думал, что тут же поймаю лису и все будут рады. Тогда наш авторитет ещё больше укрепился бы. А она ускользнула в подворотню, – начал оправдываться он.

– «Думал», – передразнил я Павлика, – а получилось наоборот. Вместо тебя лису нашли мы.

– Это‑то и плохо, – вздохнул Павлик. – Вот если бы вы не нашли лису, а я догадался бы, что она в цирке, было бы всё по‑другому.

– Если бы да кабы… – проворчал я. – Раз так не получилось, перестань хоть теперь людей волновать. Пошли домой!

– Хорошо, я пойду, – покорно согласился Павлик, – но я всё равно не покажусь октябрятам на глаза до тех пор, пока не придумаю, как мне восстановить свой авторитет.

– Придумывай скорее, – сказал я Павлику, – а то может случиться так, что мы потеряем не только авторитет, но и самих октябрят. – И я рассказал Павлику про встречу с вожатой у Степана Григорьевича и про пионерский актив, который она собирается провести.

Странные помощники

Как я ни убеждал Павлика, он был уверен, что наши подшефные втихомолку смеются над ним:

«Что это за вожатый? Всех учил, как обращаться с животными, а сам дрессированную лису приманить не смог».

А если бы они ещё знали, что Павлик отпустил лису нарочно, чтобы показать свою ловкость, а вместо этого обнаружил одно неумение, они совсем бы стали его презирать.

Павлика ужасно мучило всё случившееся. И потому на следующее утро, когда я зашёл за ним в школу, своё решение он не изменил.

– Пока не сделаю что‑нибудь выдающееся, ни за что не покажусь октябрятам, – твёрдо повторил он.

– Что же ты сделаешь? – спросил я.

– Ещё не знаю, – задумчиво ответил Павлик.

Надеяться на то, что Павлик придумает что‑то сам, было смешно. С первого по четвёртый класс он отличный бессменный санитар, прекрасно катается на велосипеде, в медицине лучше многих взрослых разбирается, но насчёт фантазии… с этим у Павлика дело обстоит хуже, чем у второгодников с ученьем. Когда нужно что‑то придумать, Павлик только морщит лоб, а сам ждёт, что подскажут другие. Вот почему я понимал, что Павлику нужно помочь. Но, как назло, мне тоже ничего стоящего в голову не приходило.

Мы вышли от Павлика молчаливые. И, не произнося ни слова, дошли до школы. В вестибюле, у раздевалки, висело большое объявление: «Школьный комитет физкультуры проводит осенний кросс юных велосипедистов. В кроссе могут участвовать ребята пятых – восьмых классов. Запись у физоргов».

– Вот что тебя выручит! – хлопнул я Павлика по плечу.

– Ты думаешь? – спросил он меня и неуверенно проговорил: – А если я не завоюю первое место, тогда что?

– Не будешь уверен в своих силах – не участвуй в соревнованиях. Только и всего, – сказал я и тут же добавил: – Но ты обязательно всех опередишь. Помнишь, как ты гонял летом по нашей улице? Точно космическая ракета. Все так и шарахались! Велосипед – твоё второе призвание.

– Жалко, что я не катался в последнее время, – огорчился Павлик.

– Потренируешься и наверстаешь, – заверил я.

Мы побежали искать физорга, и он включил Павлика в список участников кросса.

– Ты объясни октябрятам, почему я не буду приходить это время на сборы, – немного повеселев, сказал мне Павлик, – занят, мол, на тренировках.

– Вот это настоящая уважительная причина, – согласился я.

Но едва мы вошли в коридор третьего этажа, где был наш класс, как увидели у дверей всю звёздочку.

– Никакой конспирации не соблюдают! – ахнул я.

– Так ведь они ещё не знают о нашей отставке, – напомнил мне Павлик и молниеносно сбежал вниз по лестнице, точно что‑то забыл в раздевалке.

И чего он всё так близко к сердцу принимает! Сказал бы сейчас ребятам, что сильно ударился, когда шофёр затормозил, и, пока тёр лоб, не заметил, куда делась лиса. Дверца будто бы сама открылась. Вот всё и было бы в порядке. А теперь оправдывайся за него… Я подошёл к нашим подшефным и объявил:

– Павлик пришёл вчера домой, как только мы разошлись. – И неожиданно для себя прибавил: – Он, оказывается, после меня тоже заходил в цирк, но я лису уже увёл.

– Догадался, значит! – обрадовалась Олечка.

Я поморщился, потому что сказал неправду, и тут же поскорее добавил:

– Теперь некоторое время Павлик не будет встречаться с нами. С сегодняшнего дня он начинает тренировки к велокроссу.

– Он будет участвовать в кроссе! – захлопала в ладоши Светка.

– Будет! – подтвердил я. – Он решил… – Я чуть было не проговорился, что Павлик этим соревнованием задумал поднять в их глазах свой пошатнувшийся авторитет, но вовремя удержался и перестроил фразу так: – Он хочет занять на этих соревнованиях одно из первых мест.

– Мы будем помогать ему тренироваться, – не к месту вызвался Гоша.

– Как? – спросил я.

– Будем кормить его во время тренировок, чтобы он не отвлекался на это, – пояснил Гоша. – Я видел в кино, как подкрепляли взрослых гонщиков, когда они соревновались.

– Это делают только на больших дистанциях, – сказал я Гоше, – а на тренировках никто никого не подкрепляет. Устал – остановись и поешь сам.

Но Гоша со мной не согласился и заявил, что после уроков он вынесет из дома пирожки с капустой и бутерброды.

– А я лимонаду принесу, – сказал Бориска, – вчера мама три бутылки купила.

На первом же уроке я передал наш разговор Павлику. После этого он решил тренироваться не у нас во дворе, где его могут увидеть ребята, а в парке, за шалашом. Там и народу сейчас стало меньше, да и велокросс как раз было намечено провести в парке. Вот Павлик и решил объездить все дорожки. Однако когда на другой день я посмотрел план его тренировок, то просто ужаснулся.

Утром, до школы, Павлик наметил себе проезжать два километра. (Это называлось у него разминкой.) Сразу после школы ещё четыре. (Утреннее расстояние он увеличивал вдвое.) Потом Павлик должен был делать уроки, а после них заниматься в парке бегом. Это было нужно ему, чтобы получше укрепить мышцы ног. Тут же после бега он наметил проезжать на велосипеде ещё пять километров. А вечером, перед сном, завершить тренировки контрольным кроссом, во время которого не допускать совершённых днём ошибок и закреплять выявленные достижения.

– Ты в уме? – спросил я Павлика. – Перед школой, после школы, перед сном, во время сна… Тьфу, даже запутался! Разве можно столько тренироваться?

– А как ты думаешь? – рассердился на меня Павлик. – Даже в книге «Велосипедные кроссы» чёрным по белому написано: «Успех приходит только после упорного труда».

– Верно, – согласился я, – упорного, а не изнурительного.

– Что ты понимаешь?! – накинулся на меня Павлик. – Уж тут‑то я как‑нибудь обойдусь без твоих советов. – И уже примирительнее сказал: – Пойми: если я не займу первое место, то вообще всё пропало!

Я был с ним не согласен. Конечно, если Павлик станет чемпионом школы, авторитет у него будет куда больше, но ведь и сейчас никто из октябрят не считает его растяпой и плохим вожатым. Павлик просто вбил это себе в голову после случая с Аделькой. Что ж, если он мне не верит, пусть тренируется, но всё‑таки надо знать меру. При таком графике, какой он наметил, можно только навредить себе.

Но Павлик ничего не хотел слушать. Тогда я созвал после уроков всю нашу звёздочку и рассказал октябрятам о графике тренировок, который наметил себе Павлик.

Они были в восторге.

– Павлик наверняка займёт первое место! – радостно объявил Гоша.

– Обязательно займёт! – поддержали его октябрята.

Выходит, они меня не поняли, и я принялся объяснять, что перетренировки ведут не к победе, а к поражениям. Для большей убедительности я даже придумал несколько случаев о том, как уставшие от чрезмерных занятий спортсмены выбывали из соревнований задолго до финиша.

Примеры подействовали. На этот раз октябрята огорчились.

– Он ни за что не займёт первое место! – изменил своё мнение Гоша.

– Вообще никакого не займёт! – решила Светка.

– Он устанет и будет плестись в хвосте, – высказался Антон.

– Наш вожатый не должен плестись в хвосте, – возразил ему Бориска.

Тут‑то я и предложил октябрятам свой план. Все согласились с ним, и уже на другой день мы начали действовать.

Перед школой и после неё мы давали Павлику спокойно готовиться к велокроссу. А вот когда он приходил в парк на свою четвёртую, вечернюю тренировку, мы тоже отправлялись туда. Завидев нас, Павлик тотчас возвращался во двор, надеясь, что здесь мы ему не помешаем. Но мы устремлялись за ним. Так что Павлику ничего другого не оставалось, как тренироваться в нашем присутствии. А мы всеми силами старались помешать ему. Как только Павлик садился на велосипед и приближался к грибам‑зонтикам, под которыми мы обычно сидели, Гоша с Вадиком подбегали к нему, загораживали дорогу и наперебой спрашивали и советовали:

– Как ты дышишь? Когда садишься на велосипед, нужно обязательно глубоко вдохнуть, тогда больше сил будет.

– Вот чудаки! – усмехался Павлик. – Конечно, нужно сделать вдох, а то что же я выдохну.

Павлик снова садился на велосипед, чтобы продолжать тренировку, но тут его задерживал Гоша со своими бутербродами.

– Ты поезжай, – предлагал он, – а я буду бежать рядом и кормить тебя, чтобы ты подкрепился на ходу. Так всегда кормят велосипедистов во время соревнований. Я по телевизору видел.

– Так это если они едут на большую дистанцию, – возражал ему Павлик, начиная сердиться, – а меня‑то зачем кормить? Я недавно обедал.

– Всё равно подкрепись, – кричали мы хором, – ты сегодня уже в четвёртый раз тренируешься!

Что мог поделать Павлик с октябрятами? Не ссориться же с ними! Приходилось прекращать тренировки, уходить домой и анализировать свои дневные ошибки мысленно. А уже утром, перед школой, закреплять достижения. Так мы донимали Павлика несколько вечеров. Потом мы изменили свою тактику. Как только наступало время вечерней тренировки Павлика, к нему приходил кто‑нибудь из октябрят и просил объяснить задачку или какое‑нибудь непонятное грамматическое правило.

– Пусть Петя объяснит, иди к нему, – просил пришедшего Павлик, – мне тренироваться надо.

– Пети нет дома, – вздыхал октябрёнок и куксился. Вот‑вот заплачет.

– Ладно, давай учебник, – сдавался Павлик и садился объяснять.

И вдруг за три дня до соревнований, как раз перед вечерней тренировкой, Павлик явился ко мне ужасно взволнованный. «Сейчас потребует, чтобы я не выходил в эти часы с октябрятами во двор «помогать» тренироваться, а вместо него разбирал с ними трудный материал», – подумал я, но ошибся. Павлик заговорил со мной совсем о другом.