Текст книги "Нежданно-негаданно"

Автор книги: Юрий Ермолаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава двадцатая. Мозоль

Женькин дядя оказался мировым человеком. Узнав о моём желании, он сказал:

– Я лично считаю, что ты поступаешь правильно. Ты уже почти взрослый человек, и в таком возрасте смешно весь день качаться на качелях. – И дядя кивнул в сторону тёти Клавиного дома. Потом он спросил меня: – А в чём ты пойдёшь? Это вопрос!

– Ничего такого у меня нет, – глядя на Женькину одежду, сказал я упавшим голосом.

– Не огорчайся, добудем! – весело заявил дядя.

И мы все трое полезли на чердак, где оказалось так много старой одежды, что её хватило бы на всё пионерское звено. Мне нужно было только укоротить брюки и подшить рукава у чьей-то старой рубашки. Это по просьбе дяди Миши сделала Женькина тётя.

В лес мы отправились на другой день, сразу после завтрака.

– Вооружайтесь граблями – и за мной! – выходя на крыльцо, скомандовал дядя Миша.

Я хотел бежать к себе, но Женька нашёл в сарае лишние грабли, и мы потопали в лес следом за дядей Мишей.

– Вы дома когда-нибудь помогали прибираться? – спросил нас дядя Миша, взмахивая во время ходьбы руками, как на зарядке.

– А что? – спросил его Женька.

– А то, что мы с вами идём в лес наводить чистоту и порядок. Практика нужна.

– Чудно́. Зачем лесу чистота? Что он, музей какой! – пожал плечами Женька.

– Музей не музей, а без чистоты лес может заболеть, – ответил дядя Миша. – В гнилых ветках, под кучами хвороста заводятся вредные насекомые. Их надо уничтожить.

– Значит, мы идём сражаться с лесной нечистой силой, – сострил Женька и тут же сказал мне: – Чур, я командир!

Ему бы только командовать! Посмотрим, как Женька будет работать.

Но быть командиром Женьке не пришлось. Как только дядя Миша подвёл нас к леснику, который был здесь главном, тот весело сказал:

– Великолепно! Теперь у Андрейки целая бригада будет. – И закричал: – Проворов, мчи стрелой, пополнение принимай!

– Мчу-усь! – послышался звонкий голос, и тут же из кустов вынырнул тот самый мальчишка интеллигентного вида, с которым меня познакомил в клубе Яша. Сейчас он был одет вроде нас с Женькой: в длинные шаровары и рубашку с рукавами. Иначе нельзя, в лесу комары даже днём кусают.

– О! Это вы?! – приветливо сказал Андрейка и снова обратился к леснику: – Мы теперь сами по себе будем работать. Целую делянку возьмём. – И, не дожидаясь его ответа, спросил нас: – Грабли с собой захватили?

– Что мы, дошколята? Не знаем, зачем пришли? – грубо сказал Женька и кивнул в сторону большой сосны, где мы сложили мешки и грабли. Наверное, он рассердился, что не стал командиром.

Но Андрюша совсем не воображал. Он был серьёзный и деловой. Как только мы взяли грабли, он вынул из кармана своих шаровар нарисованную от руки карту леса и показал её леснику:

– Мы самый дальний участок убирать будем. Вот этот.

– Давайте, – согласился лесник и ушёл.

– Жмите на свою делянку и покажите, на что способны, – сказал мне дядя Миша и распрощался. Оказывается, он приходил сюда только из-за нас.

Андрюша отметил на карте доверенный нам участок, раздал рукавицы и сказал:

– Пошли!

Это приказание тоже не понравилось Женьке. Он скривил губы и насмешливо спросил:

– А ты, начальство, что ж без инструмента?

– У меня всё там, поблизости. – Андрюша махнул рукой в сторону нашей делянки и спросил: – В обход пойдём, где дорога лучше, или джунглями проберёмся?

– Какой может быть разговор! – пожал плечами Женька. – Ясно, джунглями. У нас теперь каждая минута на учёте.

Мы пошли через «джунгли». Вот это лес! Даже солнце не может пробиться сквозь ветки – так их вверху много. Над нами был настоящий зелёный потолок. А внизу совсем тёмная земля. От неё так и тянуло сыростью. На траве и листьях сверкали капельки росы. Сучки и ветки то и дело норовили кольнуть нас. Андрюша посоветовал закрыть глаза, выставить вперёд руки в рукавицах и таким образом штурмовать особенно густые дебри. Мы с Женькой раз сто споткнулись о прелые гнилые палки и корни, которые выступали из земли.

– Неужели и тут расчищать будут? – спросил я.

– А как же, – отозвался Андрюша, – старики весь лес взялись прибрать. А то что толку! Короеда хоть в одном месте оставь, он через неделю всё заразит.

– И откуда ты столько знаешь? – опять насмешливо протянул Женька.

Андрюша удивлённо посмотрел на него и просто ответил:

– Жил бы здесь, так сам бы знал.

Для меня это было новостью. Оказывается, Андрейка здесь коренной житель. А я его принял за городского. Но, как я узнал после, Андрейка всё же больше относился к городу, чем к деревне. Это потому, что он жил в домике на шоссе, где помещалась автобусная станция. Его отец работал в милиции линейным инспектором. Но об этом я тоже узнал позже. А в первый день, когда мы пробирались сквозь джунгли к своей делянке, я спросил Андрюшу:

– Низина за Кривой балкой далеко отсюда?

– Так мы и идём туда, – ответил Андрюша. – А ты почему спросил про неё?

Я хотел сказать о просьбе деда, но Женька опередил меня:

– Прежде всего осмотрим деревья. Вдруг в них короед.

– Там уже осматривали лес, – сказал Андрюша, – нет короеда. Но Константин Иванович (так звали лесника) всё равно договорится с сельхозавиацией. Они после уборки будут опрыскивать лес витаминами.

– Дело, – авторитетно поддержал его Женька, а я подумал:

«Вот будет здорово, когда дедушка узнает, что я убирал лес у Кривой балки».

Мы пришли на отведённый нам участок поцарапанные, точно после драки. Женька тотчас забрался на пенёк и произнёс такую речь:

– Это настоящий мусорный ящик, а не лесная делянка. Вокруг просто нет места, куда бы могла спокойно ступить моя человеческая нога. Всюду какие-то колючки и гнилушки. – И заключил: – Покажем предкам, на что мы способны! Разделаемся с мусором как повар с картошкой.

Женька схватил грабли и бросился в атаку на мусор. В один момент он поднял вокруг себя такую пылищу, что я даже расчихался. Андрюша работал спокойнее, и я перешёл к нему поближе.

Мы стали сгребать сухие листья и ветви в одну кучу, а изъеденную жучком кору – в другую.

Женьку хватило ненадолго. Примерно через полчаса он бросил грабли и принялся сооружать из двух палок с еловыми ветками что-то вроде носилок или тачки без колеса. На этом сооружении он хотел подвозить к кучам мусор.

– Люблю механизацию! – кричал Женька и смеялся над нами: – Ручной труд – удел первобытных. С ним далеко не шагнёшь.

Я в самом деле очень скоро почувствовал, что ручной труд – дело не лёгкое. Грабли еле держались у меня в руках, а каждая, даже маленькая, охапка валежника стала тяжелее груды камней. Я поставил грабли к дереву, чтобы немного передохнуть, и увидел у себя на ладони вздувшуюся мозоль. Я ужасно обрадовался ей и закричал:

– Глядите, я мозоль натёр!

Женька чуть не лопнул от зависти. Он даже в лице изменился и тут же съязвил:

– За непривычную работу взялся, вот и вскочила.

Андрюша предложил передохнуть.

Мы уселись на поваленное дерево. Я достал из кармана компас и тут же определил, в какой стороне находится наша деревня.

– С этой штуковиной не заблудишься, – заявил Женька таким тоном, точно ему не раз приходилось выбираться из незнакомых мест с помощью компаса. Он взял у меня компас и принялся стучать по нему пальцем: хотел сбить красную стрелку, чтобы она перестала указывать на юг. Сразу доказал, что ничего не смыслит в устройстве компаса.

– Это же очень просто сделать, – сказал ему Андрюша. – Подержи с другой стороны компаса железку, стрелка и вильнёт к ней.

– Так уж и вильнёт, а как же юг? – заспорил Женька, окончательно разоблачив свои незнания. Он принялся искать на земле какую-нибудь железку. Наконец нашёл крышку от консервной банки.

Как только Женька поднёс её к компасу, красный конец стрелки метнулся к ней. А когда Андрюша стал водить крышкой вокруг компаса, стрелка тоже стала кружить.

– Соображает, что делать надо, – засмеялся Женька.

– Магнит, – сказал Андрюша и посмотрел сквозь деревья вверх на солнце. Оно стояло высоко, над нашими головами. – Обедать пора, – сказал он. – Старики страх как опоздавших не любят.

– А где у вас столовая? – смешно спросил Женька и, хоть не знал дороги, пошёл впереди нас.

Глава двадцать первая. Фейерверк

Старики обедали на лесной поляне, залитой солнцем. Жара им почему-то не мешала. Ели горяченную уху и обливались потом. Особенно пот катил с деда Акима, моего знакомого по сенокосу. Всё его сморщенное лицо было в капельках, точно он вышел из парилки. Другие деды тоже сильно взмокли. На самом здоровенном вся рубашка со спины была влажная.

– Батюшки, и он тут, шустрота неугомонная! – узнал меня дед Аким и налил нам до краёв большую миску, Андрюша еле удержал её.

Мы взяли ложки и ушли в тень, под берёзки. Здесь было прохладно.

Едим мы суп и вдруг видим: раздвигаются кусты и перед нами появляется Яша. Он посмотрел на нас и сказал с обидой:

– Вот люди: ушли, а меня не позвали.

– Ты же в город к родственникам собрался, – возразил я.

– Не поехала мать – не на кого хозяйство оставить. Бабка-то Пелагея простыла, – объяснил Яша и спохватился: – Ухи-то оставьте хлебнуть. Небось я с дороги.

Мы так и прыснули.

– Чуешь, когда прийти, – пробасил с полным ртом Женька. – Прямо к обеду подгадал. А правило знаешь? Кто не работает, тот не ест.

– Поем и наверстаю, – добродушно оборонился Яша.

Дед Аким подлил нам в миску ухи, и мы отдали её Яше. А сами принялись есть тушёную картошку с мясом.

Сначала мы не слушали, о чём говорят старики. У них свои разговоры, у нас свои. Но когда самый пожилой старик принялся уговаривать деда Акима рассказать о каком-нибудь его подвиге в партизанском отряде, мы подсели поближе и тоже начали упрашивать Акимыча.

– Расскажи, деду! Припомни что-нибудь, – попросили Яша с Андрюшей.

А Женька добавил для смеха:

– Мы уже уши развесили.

– Будь по-вашему, расскажу про мой самый что ни на есть геройский поступок, – сдался дед Аким и, подмигнув дедам, задребезжал своим тенорком: – Это только разговоры, что я воевал. Меня от армии ещё до войны отставили. По причине моей хлипкости. Сейчас я седой да заросший, так за деда схожу, а годков тридцать назад меня в городе на вечерние кино, стало быть, не пускали. Иду, бывалоча, со своей подружкой, а контролёр – цап за шиворот: «Давай, мальчонка, поворот, рано тебе вечеряться». А вглядится, так извинения просит: «Проходите, мол, товарищ, пожалуйста». Вот и в партизанском отряде меня на особом, нестроевом положении держали. По такому случаю и приставили к кухне – поварихе помогать. Однажды, помню, возвращаются наши из разведки и докладывают командиру: стоит, мол, на шоссе трёхтонка, полная провизии, а кругом ни души. С продовольствием у нас в тот момент туговато было. Ну, командир и отрядил ребят побойчее эвакуировать это самое продовольствие. Вернулись, значит, они и три полных мешка нам сгрузили. Только повариха принялась вытряхать из них консервы, прибежал кто-то из штаба и велел ей к нашему дохтуру явиться. Ушла она, а я подкрепиться сел. Невдомёк мне, зачем её дохтур вызвал. Кухню-то нашу в последней перестрелке разбило, страх как есть хотелось. Вскрыл я складешком банку, съел кусок мяса, потом ещё маленько, тут повариха и вернулась. Поглядела на меня, да как ахнет: «Ты что ж это делаешь, ирод? Дохтур анализ будет производить, пока ничего не велел трогать! Продовольствие-то, должно, отравлено». Я как услыхал это, белее снега стал. От пули или там мины какой погибнуть ещё куды ни шло, а от свиной тушёнки неохота. И такая тут на меня злость нашла! «Ну, думаю, раз мне конец, подзаправлюсь перед смертью как следует». И доел всю банку. Сижу и жду, когда меня судорога скрутит. А сам чую, как сила во мне после голодухи возрождается. Пошёл я к врачу и доложил ему о своём состоянии. Он тут же меня на койку. Давай вертеть, щупать, чисто курицу на рынке. Вот так через меня и выяснил, что продовольствие годное и дюже вкусное.

Колхозники вместе с Акимычем дружно захохотали, а я даже не улыбнулся. Зря мы уши развесили. Какой же это рассказ о смелом поступке! Ну почему многие взрослые так несерьёзно относятся к нам? Хотел я поподробнее расспросить у этих стариков о сыне бабки Анны, но передумал. Разве они что путное скажут? Опять всё в смех превратят. Вон они до сих пор никак успокоиться не могут. У деда Акима даже глаза от смеха заслезились. А что тут смешного? В самом деле ведь мог отравиться.

После обеда старики расположились в тени на отдых, а мы пошли снова убирать делянку. Нам не терпелось скорее показать леснику свою работу.

Закончили мы уборку на третий день к вечеру. Разыскали лесника и доложили:

– Делянка убрана!

– Можете осмотреть!

– По такому случаю ферверк учинить надо, – вмешался в наш разговор дед Аким.

– Вот ты, Акимыч, и сходи к ребятам, – обрадовался лесник, – погляди, как они справились, и мусор сожгите.

– А вы разве не посмотрите? – спросил я лесника.

– Как же, обязательно посмотрю. Со специальной комиссией по лесу ходить буду, – ответил он и кивнул в сторону Женьки: – Его дядя в ней главный.

Это меня обрадовало. Значит, дядя Миша увидит нашу работу. Может, и моему деду что-нибудь скажет.

Повели мы нашего ревизора на делянку. Дед Аким сразу стал серьёзным и придирчивым. И листья-то у деревьев, которые жучки источили, мы не срезали, и кучи с мусором близко к стволам сложили. Одну велел даже перетащить.

– А то, как запалим, взовьётся огонь и слижет у берёзок кору.

Мы оттащили мусор подальше.

Но в конце концов дед Аким нас похвалил:

– Выйдут из вас работники. По совести всё прибрали. – И стал искать сухую берёсту, чтобы поджечь мусор.

– А фейерверк? – напомнил ему Яша.

Дед Аким крякнул и махнул рукой:

– Ладно, устрою.

Он нашёл в самой дальней от деревьев куче мусора длинную палку, расщепил её с одного конца и воткнул в макушку кучи. А в расщелину вставил сосновую ветку с сухими хвойными кисточками. Потом поджёг кучу в нескольких местах. Мусор быстро разгорелся, и огонь побежал вверх по палке. Дед Аким весело объявил:

– Ну, счас начнётся! Разбегайтесь за кудыкины горы!

Не зная, что будет, мы отошли от кучи подальше. Фейерверк в самом деле получился. Как только огонь коснулся сухих сосновых кисточек, они вспыхнули и заискрились в воздухе, точно маленькие трассирующие пульки.

– Чем не салют? – крикнул дед Аким. – Вам, в честь хорошей работы.

Мы дождались, пока прогорят обе кучи, засыпали угли землёй и вернулись на нашу стоянку, то есть на то место, где мы обедали и спали. Дед Аким тотчас подошёл к леснику, приложил руку к своему вконец изношенному картузу и отрапортовал, точно всё ещё находился в партизанском отряде:

– Осмотр местности произвёл. Делянка прочищена на совесть. Ферверк для ребят соорудил.

Вот бы он так моему деду доложил!..

Глава двадцать вторая. Клеенчатый свёрток

Наступила пятница. Вечером мы должны были уйти домой.

– Пойдёмте через хвойный бугор, – попросил нас Яша, – может, я там ёжика словлю. С ёжиком мне мамка не будет мешать заниматься. Я его научу яблоки к себе в домик таскать.

– Ёжики и без твоего ученья яблоки в норы таскают, – сказал Женька.

– Так то к зиме, – возразил Яша, – а у меня в любой день будет и для потехи.

– Я прошлым летом видел ёжика на хвойном бугре, – сказал Андрюша, – покажу, где.

Но после обеда, когда мы подпалили последнюю кучу мусора на новой просеке, за Андрюшей приехали на мотоцикле отец с матерью. Мать у Андрюши очень красивая. Высокая, даже немного повыше отца, стройная, с чёрными, зачёсанными назад волосами. Андрюша чем-то походил на неё.

Мать отчитала Андрейку за то, что он не приходил ночевать. Об этом они, оказывается, не договаривались. А потом сказала:

– Умойся и едем. Я тебе пальто присмотрела в городе.

Андрюша поглядел на нас, развёл руками: дескать, ничего не поделаешь, и побежал умываться. Минут через десять они укатили. А Яша, Женька и я пошли домой через хвойный бугор.

– В войну в этих местах партизаны хоронились, – сказал Яша, – отсюда они в разведку ходили, вражеские машины с оружием взрывали. В краеведческом музее фотография есть, что они от фашистского штаба после налёта оставили.

Мне тут же пришла в голову мысль: узнать о каком-нибудь партизанском подвиге, про который ещё ничего не известно, и сообщить о нём в музей.

Только я так подумал, как Женька выхватил у меня компас и объявил:

– Мы отряд неуловимых мстителей. Идём наносить удары за погибших товарищей, – и спрятался в кустах от воображаемого вражеского патруля. А потом перебежал к сосне, да как закричит в восторге: – Вот это соснища! Втроём не обхватим.

В самом деле, у нас троих руки не сошлись.

– Сколько же ей лет? – ахнул Женька.

– Боле сотни, – решил Яша, и мы все трое задрали вверх головы.

Сосна была величественная. Метрах в четырёх от земли она расходилась на два ствола. Один зелёный и густой, а на другом уже были сухие ветки. Расщелина между ними широкая, прямо как трон. Забраться бы и посидеть на ней. Да как? Ниже расщелины на сосне не было ни одного сука. Только из середины трона росла в сторону зелёная ветка. Точно опахало какое.

– На лиру эта сосна похожа, на большую лиру, – сказал я.

– Какую ещё лиру? – удивился Женька.

– На какой боги играют.

– Где ты их видел, богов-то? – захохотал Женька.

– В книжке по древней истории.

– Эта сосна тоже древняя, – сказал Яша.

– Ещё какая, того гляди, рассыплется. – Женька стукнул по ней палкой и замер от изумления. Сосна глухо и протяжно зазвенела, точно внутри её перекликнулись стоящие на карауле маленькие оловянные солдатики. – Вот это звон! Как в пустом доме.

– В ней что-то есть, – насторожился Яша и приставил к сосне мой компас. – Чуете? Стрелка с юга к сосне метнулась. Клад, поди!

Мы бросились к компасу. Верно! Стрелка указывала прямо в ствол дерева.

– Долбить надо тут, – лихорадочно зашептал Женька. – Сокровища в сосне. Наверняка фашисты захоронили, когда утекали. Чтоб нашим не досталось. Мошкин, будь на страже! Мы сгоняем за инструментом.

И Женька с Яшей убегали так быстро, что я даже не успел отобрать у них свой компас. Сейчас бы я проверил, в самом деле дерево притягивает стрелку или Яша что-то напутал. А теперь мне ничего другого не оставалось, как ещё раз ударить по сосне палкой. Я ударил, и стоящие внутри сосны оловянные солдатики снова отозвались глухим перезвоном. Я обошёл сосну со всех сторон и увидел трещину. Она шла от корней до самой расщелины. Может быть, сосна оттого и звенит, что в трещину проходит воздух? Если это так, то в ней нет никакого клада. А что же тогда притягивает стрелку компаса?

«В расщелине может быть дупло, – предположил я, – тогда клад легче достать сверху и не нужно долбить ствол. Только как добраться до расщелины? Сосна огромная, и до её разветвления ни одного сучка». Но я всё-таки сообразил, как залезть туда. Забрался на соседнюю берёзу и перелез с неё на сосну. Ухватился за ту толстую ветку, которую Яша назвал опахалом, и подтянулся к сосне. Едва я встал на расщелину, как моя нога провалилась в сосновом стволе. Ура! Значит, дупло есть! Оставалось выяснить, какой оно глубины. Я принялся высвобождать ногу и вместе с нею вытянул из дупла закрученный конец ржавой проволоки. Я дёрнул его, но проволока не вынималась. Точно на дне дупла её кто-то держал.

Тут вернулись Яша с Женькой. Они принесли молоток, долото и кочергу деда Акима. На неё дед вешал котелок над костром.

– Давай скорее кочергу! – закричал я Женьке. – В сосне дупло. Я вытянул конец проволоки, а дальше она не тянется. К ней, наверное, привязан клад.

– Ты видишь клад?! – Женька прямо-таки завопил от восторга. Обхватив сосновый ствол, он начал карабкаться ко мне. – Подсади-ка, Яшка, подсади скорее! – требовал он. – Чего ты рот разинул!

Но Яша только руками развёл: разве по такой толщине заберёшься?

– Как ты попал туда? – закричал мне Женька.

– С неба спрыгнул, – засмеялся я и показал им конец проволоки. – Давайте кочергу!

– Ты только осторожно, не тяни изо всех сил, а то оборвёшь проволоку и придётся спиливать сосну, – прыгая у её корней, подавал советы Женька.

Я обмотал конец проволоки вокруг одной руки, а другой опустил в дупло кочергу и принялся шарить ею по дну дупла, чтобы зацепить то, что держало проволоку. Но кочерга вдруг выскользнула у меня из рук и провалилась в дупло. Точно в прорубь канула.

– Ты что наделал! – завопил Женька. – Дед Аким нам теперь головы пооткрутит!

– Достанем клад, сто кочерёг ему купим и ухват в придачу, – успокоил Яша Женьку.

Я потянул изо всех сил проволоку и выдернул из дупла обмотанный ею маленький свёрток в чёрной истлевшей клеёнке.