Текст книги "Город сестёр (СИ)"

Автор книги: Юрий Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

Вернулись к старику. Зашли в избу всей бригадой.

Тот, как сидел на диванчике, так и остался. Даже позы не изменил.

– Ну что, отец, поехали.

– Нет, деточки, вы уж простите. Я никуда не поеду. Тут у меня моя бабка похоронена. И я тут помру. Куда мне...

Бабка села на табуреточку перед стариком.

– Видишь ли дедуля... Теперь, с некоторого момента, ты стал вроде как бессмертным. Это не шутка, это всё очень серьёзно. Тебе сейчас надо решить. Или ты останешься здесь и действительно отдашь Богу душу на этом совковском диване. Или едешь с нами, становишься молодым и живёшь вечно. Ну, конечно, если голову не засунешь в какую-нибудь задницу. Вот посмотри на эту молодую красавицу, – она ткнула пальцем в себя, – мне сейчас шестьдесят пять. На размышления тебе десять минут.

Дед спокойно смотрел на гостей.

– Вижу, что не врёте. Да и то сказать, очень уж дивная была бы ложь.

Подумал маленько.

– Ладно, поехали. Умереть я всегда успею.

Когда усаживались в пепелац, хватились Тьмы. Замерли, прислушались. Таня появилась из-за зарослей подсолнечника. Её мотало, как пьяную. В одной руке она несла снятый шлем, в другой волокла по земле автомат.

Пашка вылетел со своего места, подлетел к девушке, заоглядывался насторожено.

– Тьма, что?! Что случилось?!

Таня белыми, трясущимися губами, сказала.

– Там... Мальчик...

Ноги у неё подломились, и если бы не Скорый, она бы рухнула в дорожную пыль.

Пашка поднял Танечку на руки и потащил в машину. Скомандовал Бабке.

– Пощупай – что там такое.

– Да ничего там нет. Схожу-ка я посмотрю, что она нашла...

– Погоди, я с тобой, – сказал Шило, снял с предохранителя автомат и они, на пару, ушли за стену подсолнухов.

Секунд через двадцать вернулись. Лица у обоих напряжены.

– Ну, что?

– Там мальчик, – объяснила Бабка, – белокурый, такой. Кудрявый. Одна голова и часть позвоночника... С-с-с-учий мир...

Бригада усадила старика на место кваза и покатила домой.

Тьма, всё никак не могла прийти в себя. Пашка вливал в неё бодрости и спокойствия. Она немного начинала соображать, и тут же снова проваливалась в чёрный психоз.

Не плакала. Нет. Просто мысли у неё начинали путаться и Танечка уходила в бредовое беспамятство. Она закрывала лицо руками, начинала раскачиваться и тихонько стонать.

Бабка скомандовала.

– Короткий, останови.

Перегнулась через несущую ферму, достала из ладанки шприц и полкубика вколола Танечке в бедро.

Пашка следом вплеснул волну самообладания. Перекорячился на средний ряд, поднял Тьму и посадил себе на колени. Прижал. Пользуясь телесным контактом подавил в её мозгу все очаги возбуждения. Танечка затихла.

Бабка спросила.

– Усыпил?

Скорый покивал.

– Да.

– Ну и правильно. Ох Тьма! Чувствительная какая! Если честно сказать – мне и самой от такой картинки не по себе. Но какая непослушная! А! Вот чего она пошла за подсолнухи?

Беда объяснила.

– По-маленькому пошла.

– А что, нельзя было за луноходом все дела сделать? Ну ладно. Хреново, конечно, но будет ей урок.

Скорый приопустил спинку Таниного сиденья, пристегнул девушку ремнём безопасности, так, полулёжа, она и поехала. Спящая.

Как и подсказала Анюта, завернули с Воскресенки. Заехали в село с севера и сразу покатили к школе. Поближе к борщу и свежему хлебу. Разбудили Тьму, и всем гамузом зашли внутрь.

Но столовая оказалась закрыта.

Со второго этажа спустился мужичок.

– Здравствуйте. Вы к кому?

Бабка объяснила.

– Мы к маме Рае. Борщеца похлебать.

– Она занята. В лазарете.

Скорый насторожился.

– А что у вас случилось.

– У нас горе. Любушка на мину наступила.

Скорый встрепенулся.

– Где она?

– Наверху, в лазарете.

Пашка метнулся наверх. В первой же классной комнате стояли несколько больничных коек. Все пустовали, кроме одной. Которую окружили люди.

Над Любушкой, вовсе не женщиной, а той самой девочкой, которой Бабка подарила золотую клипсу, склонился мужичок. Знахарь. Над его руками, которые лежали на груди раненой, клубилось неяркое сияние. Знахарь слабый.

Пашка ни слова не говоря, подошёл к лежащему ребёнку с другой стороны, растолкав стоящих вокруг, наклонился и тоже положил руки ей на грудь. Просканировал организм. Про себя выматерился. Ноги превратились в месиво. Крови потеряла больше половины. Спросил.

– Спек вкололи?

– Нет, – ответил знахарь, – не вкололи. Боюсь, сердечко не выдержит.

– Ладно. Давай работать. Живца ей дайте глотнуть.

– Она не глотает. Она же без сознания.

Мазур строго спросила.

– Катетеры есть.

– Да.

– Давайте.

– А вы женщина кто?

– Я врач. Хирург. Давайте катетер. Быстро.

Ванесса сняла шлем, бронежилет и куртку. Осталась в одной безрукавке. Ей подали тонкий резиновый шланг.

– Пойдёт?

– Да, пойдёт.

И Мазур, осторожно проворачивая, через нос, по сантиметру, ввела трубку в девочку.

– Воронку!

Ванесса сняла с пояса фляжку и плеснула в шланг живца.

– Пусть пока побудет так. Возможно понадобится ещё раз поить. Глюкоза есть.

– Есть, вроде бы.

– Быстро проверьте. И найдите капельницу. Ребенок много крови потерял.

Местный знахарь, по какой-то негласной договоренности, поддерживал сердечный ритм и экскурсию лёгких. А Пашка вливал в девочку свою жизнь, постоянно оживляя процессы в мозгу, заодно сращивая кости и латая мягкие ткани ног Любушки.

Скорый не помнил сколько времени так пролечил. Ему подставили стул, и он опустился на него. Стало полегче. Но, в конце концов, Пашка всё-таки выключился. Потерял сознание с чувством удовлетворения. Раненая будет жить и даже бегать. По крайней мере, ей не придётся лежать полгода в постели.

Очухался на соседней с девочкой койке.

Сразу поинтересовался у сидевшей рядом Ванессы.

– Ну, что?

– Нормально. Если бы не вы, Павел Дмитриевич, девочка бы погибла. У местного лекаря просто сил бы не хватило.

Пашка сел. С другой стороны от Любушки, на койке лежал бледный местный знахарь. Без сознания.

Да... Недёшево обходится такое лечение.

– Ну, ладно. Поехали домой.

Тут вступила мама Рая.

– Да какой там "домой"! Ты же еле дышишь. Отлежись. Пойдёмте, я вас покормлю. А ему сюда принесут.

Пашка встал, покачнулся слегка, но удержался.

– Не надо мне "сюда". Хлеб тёплый есть?

– Нету. Свежий, но остыл уже.

– Ну, ладно. Пойдёт и остывший. Пошли.

И тут девочка очнулась и сказала.

– Я тоже есть хочу... Вытащите из меня это...

Все закружились, заквохтали вокруг раненой.

Бабка её укоряла.

– Вот скажи мне, Любаша, чего тебя на мины понесло?

– Мячик туда укатился.

– Но ты же знаешь что там опасно? Смертельно опасно.

– Знаю. Но вот... – вяло усмехнулась Люба.

– А клипса у тебя где?

Любушка схватилась за пустое ухо. Скуксилась. Губки задрожали. Глазки заслезились.

Бабка успокоила.

– Ладно. Главное уши на месте. А то знаешь, у тех, кто на мину наступает, они обычно отклеиваются.

Любушка криво улыбнулась грубой шутке.

Бабка залезла в свой рюкзак, достала вторую клипсу и пристегнула на левое ушко.

Пашка спросил у мамы Раи.

– Послушайте, а ваш знахарь... Как его?

– Доза его зовут.

– Ага. А он может дар определять?

– Конечно, может. Он же знахарь.

Пашка обратился к Бабке.

– Надо заехать сюда. Специально. Пусть он меня поучит.

– Заедем, – обещала шеф.

Пообедали, а точнее уж поужинали. Поблагодарили повариху.

Рая замахала руками.

– Да какие пустяки! Это вам спасибо! Если бы не ваш знахарь... Кстати – как тебя зовут, дорогой ты наш?

– Скорый, его зовут, – ответила Бабка.

– Скорый... О! Этот тот самый Скорый? Который в одиночку караван внешников взял и сто человек пленных? И женщину врача освободил?

Скорый вздохнул.

– Ну, слава Богу, хоть не двести человек.

Бабка подтвердила.

– Ой, Рая, не сто, конечно. Всего четверо. Но колонну он один взял.

Расселись по местам и покатили домой.

Мама Рая с них споранов не взяла и обещала каждый раз кормить бесплатно. А что. Тоже выгода! Мда...

В молчании проехали с полчаса. Наконец, дед не выдержал и спросил, также как и Пашка когда-то.

– Ребята... А вы – люди?

Все вздохнули. А Бабка высказала общее мнение.

– А чёрт его знает...

Вернулись уже затемно.

Опять слегка пересортировали общагу.

Деда куда-то надо было девать. Его подселили к Короткому. Затащили койку, и все причиндалы.

Сели ужинать. Беззубому деду пришедшая в себя Танечка сварганила на скору-руку омлет. Остальные обошлись бутербродами.

Все долго молча жевали. Пока Бабка не подсказала.

– Дед, ты ничего спросить не хочешь?

– Пока нет... Пока приглядываюсь...

– А как тебя зовут? Не просветишь?

– А что ж не просветить... Максимом Севостьянычем зовут. Фамилия Ершов.

– Значит это... Мы, по закону, должны тебя окрестить. Как ты? Не против?

– Так я крещёный. Православный я.

– Тут, ты наверно заметил, у всех позывные. Вот смотри.

И Бабка перечислила.

– Короткий, Игла, Беда, Шило, Скорый, Тьма. Меня зовут Бабка.

Дед почесал лохматую бороду.

– Это как у уголовников, клички что ли?

– Нет, дед. Это как у спецотряда позывные. Пока я до тебя докричусь по рации "Максим Севастьяныч, мать твою, Ершов", тебя уже изнасилуют и убьют.

– А-а. Вон как... Ну, тогда я согласен. Крестите... А что, тут дедов прямо сплошь насилуют?

– Это я образно выразилась. Ладно. Ничего выдумывать не стану. Пусть будет "Дедом".

Дед усмехнулся.

– Дед, по кличке Дед. Ладно... Я согласный. Дед, так Дед.

Бабка продолжила.

– Значит так, команда. Завтра выходной. Завтра бездельничаем. Даже планёрки не будет. Устроим банный день. Думаю Фукс согласится нас в свою сауну запустить. Постираем. Пойдём пошаримся по Полису. Короче – день отдыха. Деда, кстати, надо сводить, проверить на дар. Вопросы есть? Вопросов нет. Тогда, ладно. Я пошла спать.

Дед как школьник поднял руку.

– У меня вопрос. А вы что... Так везде с пистолетами и ходите.

– Да, Дед. Мода тут такая. Мать бы её... Вот немного оботрёшься, сам обвешаешься стволами.

И Бабка ушла в свою комнату.

Постепенно и остальные расползлись по каютам.

Только Короткий с Ванессой остались. Включили настольную лампу, разложили исписанные листы бумаги и начали тихо спорить.

Пашка посидел, послушал. Но в этих "интернальных локусах контроля", "ганглионарных системах" и "межличностных аттракциях" он ни хрена не понимал. Вообще – нихренушечки. Единственное, что до него дошло, так это то, что Улей управляется неким искусственным интеллектом.

Он поинтересовался.

– А почему именно "искусственным"?

– Дело в том, – объяснил Короткий, – что Улей, сам по себе, абсолютно бесполезен. Для него нет мыслимого, впрочем, как и немыслимого, практического, природного применения. Но абсолютно ясно, что он управляется извне. Некоторые события делают это очевидным. Но природа, в сфере сложных живых систем, не создаёт ничего бесполезного. Поэтому, если естественное появление Улья ещё допустимо, то естественно возникшая система управления им... Это невозможно.

Пашка ещё подумал и спросил.

– А может его специально внешники создали. Для содержания ферм.

– Нет, – вступила Ванесса, – внешники только пользуются Ульем, не понимая – что он такое и как он функционирует. Они нашли вход в него совершенно случайно.

Пашка ещё посидел, подумал, да и пошёл спать.

В своей кровати он обнаружил Танечку.

Она пододвинулась к стенке, освобождая ему место. И начала разговор.

– Паша, с этим надо что-то делать... Так нельзя...

Пашка понял – о чём она. Но перевёл тему.

– Да, Таня. Надо как-то внушить тебе дисциплину. Тебе же объясняли, что от группы отходить нельзя. Чего ты туда пошла?

– Паш. Я думала – раз Бабка спокойна, значит – опасности нет.

– Выводы сделала?

– Да... От группы – никуда.

– Правильно. Захотела... там... пописать, сказала: "Мужики, отвернитесь". И всё. Стеснительность тут может привести к смерти.

– Я поняла, Пашенька. Я поняла. Только я не про это начала. Надо действительно что-то делать...

– Тань, так я уже и делаю. Пансионат мы для чего строим? Всех, конечно, не спасём. Но хоть кого-то...

Таня положила голову ему на плечо.

– Знаешь... Мне обидно... Почему я тебя там не встретила? На земле...

Пашка потрогал губами её лицо. Глаза, губы, нос.

Спросил.

– Можно я тебя потискаю?

Тьма долго и как-то грустно глядела на него. Потом села, стянула с себя ночную рубашечку, снова легла.

– Ну, потискай...

Бабка не отличалась церемонностью.

Она ворвалась в каюту, включила свет и закомандовала.

– Так! Тьма, слазь с него к хренам! Успеете ещё... Красные с горохом кто будет принимать? А?

Сунула каждому по жемчужине, плеснула в маленькие стаканчики раствор. Выходя, у двери, обернулась.

– Можете продолжать, – и выключила свет.

– Спасибо за разрешение , – поиронизировала Тьма в закрытую дверь и снова улеглась на Пашку.

Конец