Текст книги "Лев Троцкий. Враг №1. 1929-1940"

Автор книги: Юрий Фельштинский

Соавторы: Георгий Чернявский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Текст этот несколько напоминал известный ленинский документ о замах, столь же бессмысленный, как и оторванный от реальности. Полководец с микроскопическим офицерским корпусом и почти без солдат тщетно рассчитывал на целую армию, для которой он самым серьезным образом разрабатывал конкретные оперативные планы, не понимая, что выполнять их попросту некому. Не было ни «коллективного руководства», ни «руководящих товарищей». Милль был один. Брать на себя «участочек в Париже» или «завод» он был не в состоянии.

Письма Троцкого Миллю вначале следовали каждые несколько дней, а иногда и ежедневно. Бывали случаи, когда вслед за первым письмом в тот же день отправлялось еще одно. В архиве сохранились копии писем от 17, 19, 20, 22, 25, 27 (два письма), 29, 30 ноября, 9 (два письма), 14, 17, 18, 28 декабря 1930 г., 3, 4, 6, 8, 10, 15, 24, 30 января, 5, 6, 11, 13, 15, 17, 18, 26 (два письма), 27 февраля, 4, 7, 12, 18, 21, 25, 29 марта 1931 г. и т. д.

Троцкий ставил в этих письмах задачи перед странами, городами, организациями, друзьями. Указывал на правильные и неправильные поступки своих сторонников, требовал писать статьи для газет и журналов и циркулярные или инструктивные письма в национальные организации. Несчастный Милль вначале пь*-тался соответствовать тем надеждам, планам и поручениям, которые на него возлагались. Однако в ответ ставились все новые и новые задачи, а вскоре были высказаны недовольство Троцкого тем, что не все задания выполняются в срок, и даже упреки и оскорбления по адресу Милля, неверно понявшего поручение или сознательно поступившего не так, как предписывал Троцкий.

Единственным существенным результатом деятельности Милля была организация в начале 1931 г. «Международного бюллетеня левой оппозиции», который выходил нерегулярно, хотя и часто; затем все реже и реже; и в 1933 г. почти полностью перестал появляться. Издание осуществлялось на французском языке (некоторые наиболее важные материалы публиковались также на английском). Троцкий же настаивал на регулярном выпуске и дошел даже до того, что пригрозил Миллю формальным протестом в связи с затяжкой выпуска очередных номеров[302]302
  Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-9081.


[Закрыть], как будто Милль умышленно саботировал работу.

Этот «Бюллетень» отчасти напоминал русский «Бюллетень оппозиции». В нем также печаталось много статей и писем Троцкого. Но все же это было не его личное издание, каковым являлся русский прототип, выходивший в Берлине под руководством Седова, отлично понимавшего требования, намерения и повадки своего отца. Милль не решался отказывать в публикации Навиллю и другим авторам, которые принадлежали к международной левой оппозиции, но не были согласны с Троцким по всем пунктам.

Троцкий настаивал перед Миллем на подготовке и созыве европейской конференции оппозиционных коммунистов. Были даже выработаны некие условия приема в интернациональную левую организацию, которые по аналогии с документом, утвержденным II конгрессом Коминтерна в 1920 г., называли «21 условием приема»[303]303
  Там же. Т-9008.


[Закрыть]. Однако из этой затеи тоже ничего не вышло. Полностью поддерживая во Франции фракцию Молинье, Троцкий требовал от Милля, чтобы тот активно включился во внутреннюю борьбу во французской Лиге против Навилля, причем не жалел для последнего самых жестких определений и сравнений. Вот выдержка из письма от 10 января 1931 г.: «То, что Навилль сфабриковал критическую резолюцию, не имеет ровно никакой цены. Бухарин фабрикован такие резолюции десятками, чтобы под видом критики британских оппортунистов обеспечить дальнейшее подчинение британской компартии этим самым оппортунистам. Неужели же вы думаете, что можно рвать со Сталиным, Томским, Бухариным для того, чтобы делать уступки их маленьким подражателям? Самая опасная позиция – это позиция инспектора над борющимися течениями. Можно колебаться, выжидать, тормозить, примирять, пока не ясно, о чем, собственно, идет спор, т. е. пока не определились принципиальные линии. Но ведь сейчас эта стадия окончательно оставлена позади. На платформе Навилля (сочетание оппортунизма и вероломства) не может быть не только дружной работы, но нельзя долго сохранить и организационного единства. Если эта платформа не будет разбита и беспощадно осуждена, то раскол абсолютно неизбежен»[304]304
  Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-9092.


[Закрыть].

Миллю «откалываться» в общем-то было абсолютно не от кого: он и так был один. Вместе с Троцким их было двое.

В конце февраля 1931 г., будучи крайне недоволен недостаточной активностью Милля и отсутствием практических результатов в работе, Троцкий поставил вопрос о переносе Секретариата из Парижа в другое место. Где именно можно было разместить новый центр левой оппозиции – ясно не было даже Троцкому. Угроза Миллю уволить его с должности оказалась банальным блефом. 4 марта, пытаясь снять возникшее напряжение, Троцкий писал, имея в виду пожар на вилле Иззет-паши: «От вас давненько уж нет ничего. Надеюсь, что Секретариат не оказался жертвой всепожирающего пламени, как мы здесь». Но вслед за этим возобновились еще даже более острые нападки, а письмо от 2 июня 1931 г.[305]305
  Там же. Т-9094, Т-9105, Т-9118.


[Закрыть] предрекало разрыв: «Ваши два последних письма еще более укрепляют меня в мысли, что дело с Секретариатом в Париже не пойдет. Члены Секретариата, в том числе, к сожалению, и постоянный член его [Милль], заняты всем, чем угодно, только не своими прямыми обязанностями.

Секретариат есть фикция, и нужно себе это прямо сказать. «Бюллетени» выходили бы гораздо лучше и аккуратнее, если бы их не задерживал Париж, а за вычетом «Бюллетеней» в чем, собственно, состоит деятельность Секретариата? Я в свое время настаивал на периодических отчетах перед национальными секциями. Об этом ничего не слышно. Нельзя ли точно отчитаться перед национальными секциями, сколько именно Секретариат получил за это время писем и сколько писем он написал, включая циркуляры? Как показывают заседания национальных секций, потребность в действительно работающем Секретариате очень велика, но Секретариата, увы, нет».

Милль обратился за помощью и пониманием к Молинье. В конце концов, то, что последний скинул на Милля всю работу, не освобождало любимца Троцкого от ответственности. Через десять дней, под влиянием полученного от Молинье письма в защиту Милля, Троцкий пробовал поправить положение и, вопреки своим правилам, фактически принес извинения Миллю: «Из последнего письма Раймона [Молинье] я вижу, что очень огорчил вас своими последними письмами. Раймон считает, что я свои упреки адресую неправильно по вашему адресу, пишет, что вы делаете решительно все, что возможно сделать; что скорее уж надо обвинить его и т. д. Я очень жалею, что огорчил вас своими письмами. Вы во всяком случае должны понять, что в них не было никакого личного момента. Правильнее было бы, формально говоря, обратиться к Секретариату в целом. Если я писал лично вам, то потому, что у нас с вами более тесная связь, причем я всегда исходил из того, что самое существенное вы передадите Секретариату и что, таким образом, я вам помогу оказать давление на других, потребовать от них большей активности, большего внимания к интернациональным делам и т. д. Вы, надеюсь, или, вернее, не сомневаюсь, признаете, что никакие другие соображения, кроме чисто деловых, не руководили и не руководят мною, когда я пишу вам те или другие письма, делаю те или другие упреки, хотя бы несправедливые»[306]306
  Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-9120.


[Закрыть].

Но было уже поздно. Отношения с Миллем были безвозвратно испорчены. Разочарованный неблагодарностью Троцкого Милль вступил в контакт с полпредством СССР и вскоре возвратился на родину.

Все вышесказанное о Милле нужно воспринимать с одной очень серьезной поправкой. Не исключено, что исходно проживавший в Брюсселе Милль (он же Павел Окунь, он же Обин), возглавлявший в Бельгии небольшую организацию русскоязычных евреев, владевший еще и немецким и французским языками, был советским агентом и был возвращен на родину, так как не смог втереться в доверие к Троцкому и стать его личным секретарем. Считалось, что Милль уехал в Харьков, однако достоверной информации об этом не имеется. Неизвестно также, уцелел ли он в годы Большого террора.

Глава 3. ДАНИЯ И ФРАНЦИЯ

1. Копенгаген

Во время своего пребывания в Турции Троцкий неоднократно обращался в посольства европейских стран с просьбой о предоставлении ему въездной визы на постоянное жительство или на время – для лечения и личных встреч. Каждый раз он получал отказ. По этой причине, например, Троцкий не имел возможности принять участие в первой предварительной конференции в Париже. Он даже не обращался по этому поводу к французским властям с просьбой о визе, заранее зная, что его не впустят, и не желая привлекать внимание полиции к организаторам конференции. Единственным случаем, когда власти западноевропейского государства с безусловной неохотой, но все же положительно откликнулись на его ходатайство, было разрешение правительства Дании на кратковременное посещение им и его супругой Копенгагена для выступления с лекцией по приглашению социал-демократической студенческой организации. Лекция посвящалась 15-летию Октябрьского переворота в России. Имея в виду, что у власти в Дании стояли в это время социал-демократы, власти сочли неудобным отказывать в краткосрочной восьмидневной визе Троцким для поездки по приглашению собственной молодежной организации. Предоставление визы было обусловлено тем, что лекция будет носить «строго научный характер и лектор не будет вмешиваться во внутренние дела Дании»[307]307
  Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1932. № 32. С. 36.


[Закрыть].

Одновременно Троцкий возбудил ходатайство о предоставлении ему визы для посещения Стокгольма. Узнав об этих ходатайствах, полпредства СССР в Дании и Швеции в лице своих глав – М.В. Кобецкого[308]308
  Кобецкий Михаил Вениаминович (1881–1937), секретарь Исполкома Коминтерна в 1920–1921 гг. В 1921–1923 гг. являлся заместителем председателя Исполкома Коминтерна. С 1924 г. на дипломатической работе. Был Полпредом СССР в Эстонии, а вслед за этим – в Дании. В 1933–1937 гг. служил представителем Совнаркома СССР в Закавказской Федерации. Арестован и расстрелян без суда во время Большого террора.


[Закрыть] и А.М. Коллонтай – официально предупредили датские и шведские власти, что допуск Троцкого в Копенгаген и Стокгольм приведет к ухудшению взаимоотношений с Советским Союзом, и даже стали угрожать экономическими и иными санкциями[309]309
  Trotsky L. Writings (1932). Р. 335–336; Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1932. № 32. С. 39.


[Закрыть]. В результате Швеция в визе Троцкому отказала. Дания положительного решения не отменила, хотя датское правительство неоднозначно заявило о нежелательности пребывания Троцкого в стране, а Франция предоставила Троцкому транзитную визу без права остановки на ее территории. Так, осенью 1932 г. Лев Давидович и Наталья Ивановна впервые после высылки покинули окрестности Стамбула и направились в Западную Европу. Помимо самого выступления и предполагаемых встреч с оппозиционерами, как по-прежнему называл Троцкий своих сторонников, он был рад возможности посмотреть новые места или вспомнить те города, в которых бывал за два десятилетия до этого.

14 октября 1932 г. Троцкий и Седова в сопровождении по-мощников-секретарей немца Отто Шюсслера, чеха Яна Фран-келя и француза Пьера Франка отправились на итальянском пароходе в Марсель с краткими остановками в Пирее (вблизи Афин) и Неаполе. В Пирее Троцкому не разрешили сойти на берег, но Седова получила право осмотреть Акрополь, где ее приветственными криками встретили члены греческой группы «архивомарксистов» (такое странное название они получили по наименованию журнала «Архивы марксизма», начавшего выходить в 1924 г.). Они же устроили встречу корабля, когда он проходил ночью узким Коринфским каналом. На итальянских моряков крики с берега «Да здравствует Троцкий!», «Да здравствует Коммуна!» произвели большое впечатление[310]310
  Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1932. № 32. С. 36–37.


[Закрыть]. Но, ко всеобщему удивлению, итальянское фашистское правительство разрешило путешественникам во время пребывания корабля в неапольском порту совершить непродолжительную экскурсию в Помпеи.

Встреча в Марселе была значительно менее дружелюбной. Полиция приняла чрезвычайные меры предосторожности. Троцкого и сопровождавших его лиц высадили в отдаленном конце порта, почти немедленно усадили в машину, попытались не допустить к ним представителей прессы и отвезли вначале в Лион, где они заночевали, а затем поездом в Париж, где также поместили под тщательный полицейский надзор[311]311
  Serge V., Sedova-Trotsky N. The Life and Death of Leon Trotsky. P. 188; Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1932. № 32. С. 37.


[Закрыть]. Все же в марсельском порту к Троцкому удалось пробиться настырному корреспонденту французского телеграфного агентства Гавас, которому вождь международной левой оппозиции успел сказать: «Я провел четыре года в Турции. Читал, писал, в свободные часы занимался рыбной ловлей и охотой. Был занят почти исключительно историей русской революции… Я не знаю датского языка и буду говорить по-немецки. Лекция преследует научные, а не пропагандистские цели. Это, разумеется, не значит, что я намерен скрывать свою точку зрения, которая в настоящий момент остается такой же, как и во время Октябрьского переворота 1917 года»[312]312
  Последние новости. 1932. 18 ноября.


[Закрыть].

На следующий день после приезда в Париж путешественников отвезли в Дюнкирхен (нынешний Дюнкерк), скрытно погрузили на корабль, идущий в Данию, не разрешив побеседовать с Троцким даже любопытствующему секретарю профсоюза портовых рабочих. Некоторые наиболее ретивые французские коммунисты хотели устроить «антитроцкистскую» демонстрацию, но член Политбюро компартии Жюль Ракамон высказался против[313]313
  Serge V., Sedova-Trotsky N. The Life and Death of Leon Trotsky. P. 188; Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1932. № 32. С. 37.


[Закрыть]. Правда, о предстоявшем визите Троцкого в Копенгаген узнали датские коммунисты, и Троцкий был встречен там демонстрантами, выкрикивавшими проклятия.

Троцкий выступал 27 ноября на столичном стадионе в присутствии примерно 2500 человек. Значительная часть их пришла из любопытства: взглянуть на знаменитую и скандальную личность и послушать речь человека, осмеливавшегося открыто выступить против советского правительства и Сталина. Но немало было среди присутствовавших страстных друзей и врагов. Сторонники, которых было значительно меньше, неоднократно прерывали его аплодисментами и возгласами одобрения. Со стороны противников слышались обвинения и негодующий свист. Однако ораторское искусство Троцкого, не угасшее за годы, когда он был лишен возможности выступать на публике, постепенно привлекло к нему симпатии почти всей аудитории. Так что вскоре противники вынуждены были замолчать, а наиболее удачные места выступления все чаше прерывались аплодисментами и криками одобрения.

Буквально на одном дыхании была произнесена большая речь, содержавшая попытку доказать закономерность и неизбежность Октябрьской революции и перспективы развития всего человечества по ее образцу. Организаторы попросили власти разрешить трансляцию выступления по национальному радио, но получили отказ со ссылкой на решение короля[314]314
  Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-3469—3472.


[Закрыть]. Троцкий говорил по-немецки, которым владел в достаточной степени, чтобы произносить на нем политические речи. Он начал свое выступление с извинений по поводу того, что не владеет датским языком и лишен «возможности следить непосредственно, по первоисточникам и в оригинале, за скандинавской жизнью и скандинавской литературой. А это большая потеря!». Лектор не ограничился только этим в выражении теплых чувств к Дании и ее столице и от высказанных симпатий смог плавно перейти к истории и политике: «В первый раз я был в Копенгагене на международном социалистическом конгрессе[315]315
  Имелся в виду конгресс 2-го Интернационала 1910 г.


[Закрыть] и увез с собою лучшие воспоминания о вашем городе. Это было почти четверть века тому назад. В Бельте и фиордах с того времени много раз сменялась вода. Не только вода. Война перебила позвоночник старому Европейскому континенту. Реки и моря Европы унесли с собой немало людской крови. Все человечество, особенно европейское, прошло через тяжкие испытания, стало суровее и угрюмее. Все виды борьбы стали ожесточеннее. Мир вступил в эпоху великого поворота. Его крайними выражениями являются войны и революции. Прежде чем перейти к теме доклада – революции, я считаю своим долгом выразить благодарность устроителям этого собрания, копенгагенской организации социал-демократического студенчества. Я выражаю эту благодарность как политический противник. Мой доклад преследует, правда, научно-исторические задачи, а не политические. Но невозможно говорить о революции, из которой вышла советская республика, не занимая политической позиции. В качестве докладчика я остаюсь под тем самым знаменем, под которым стоял как участник революционных событий».

Далее следовал рассказ, который Троцкий пытался представить как беспристрастный анатомический срез социальной действительности, но который был апологией того дела, за которое главную политическую ответственность несли Ленин и он сам. При этом он продемонстрировал хорошее знание современной художественной и политической литературы, вплоть до книги Курцио Малапарте[316]316
  Малапарте Курцио (настоящие фамилия и имя Зуккерт Курт Эрих) (1898–1957) – итальянский писатель, журналист, кинорежиссер немецкого происхождения. С 1920 г. член Итальянской фашистской партии. В 1922 г. участвовал в организованном Б. Муссолини «походе на Рим». С 1925 г. печатался под псевдонимом Малапарте (точный перевод: «плохая доля»), противопоставляя этот псевдоним фамилии Бонапарте (точный перевод: «хорошая доля»). После опубликования в 1931 г. памфлета «Техника государственного переворота» (русское издание: М.: Аграф, 1988) был исключен из фашистской партии и сослан. Находился в ссылке до 1938 г., затем несколько раз подвергался арестам. В 1943 г. перешел на сторону американских войск, высадившихся в Италии, и сотрудничал в антифашистской печати. После окончания войны вступил в итальянскую компартию. С 1947 г. жил в Париже. Перед смертью от злокачественной опухоли принял католичество.


[Закрыть], которого он именовал итальянским фашистским теоретиком. Последний в своей книге-памфлете «Техника государственного переворота» буквально восхищался Троцким, возвращаясь к его имени по самым различным поводам и без таковых на многих страницах, ибо считал Троцкого «одним из основных создателей современной техники государственного переворота», добавляя, что в 1927 г. Троцкий на собственном опыте убедился, «насколько рискованна попытка государственного переворота, если ее осуществление доверено в основном евреям»[317]317
  Малапарте К. Техника государственного переворота. С. 18, 31.


[Закрыть].

Свой доклад Троцкий построил на базе ответов на три главных вопроса: почему и как произошла Октябрьская революция; что она дала России; оправдала ли она себя? Ответы на все три вопроса давались с точки зрения концепции перманентной революции.

Прежде всего, Россия, будучи отсталой страной, рассматривалась в качестве элемента мировой капиталистической системы: «В развитии наций и государств, особенно капиталистических, нет ни однородности, ни равномерности. Разные этапы культуры, даже полюсы ее, сближаются и сочетаются нередко в жизни одной и той же страны. Будем помнить, уважаемые слушатели, что историческая отсталость есть понятие относительное. Раз есть отсталые страны и страны передовые, значит, есть и взаимодействие между ними, есть давление передовых стран на отсталые, есть необходимость для отсталой страны подражать передовым, заимствовать у них – технику, науку и пр. Так создается комбинированный тип развития; черты отсталости сочетаются с последним словом мировой техники и мировой мысли. Наконец, чтобы вырваться из отсталости, исторически запоздалые страны вынуждены иногда забегать вперед. В этом смысле можно сказать, что Октябрьская революция явилась для народов России героическим средством преодолеть свое экономическое и культурное варварство».

Значительно короче Троцкий останавливался на непосредственных предпосылках революции 1917 г., на Октябрьском перевороте, который, по его словам, был проведен «с холодным расчетом и пламенной решимостью». Еще более кратко упоминались события, относившиеся к 15-летнему периоду правления большевистской власти, причем докладчик подчеркивал, что в СССР господствует еще переходный строй, полный противоречий, отягощенный наследием прошлых столетий, к тому же испытывающий враждебное давление со стороны капиталистических государств. «Под ошибками и промахами первого социалистического строительства надо уметь различать будущее!» – заявил оратор, соблюдая определенную осторожность. Он ни словом не упомянул ни Сталина, ни советское правительство, как будто страна жила и развивалась в пространстве, где действовали объективные законы, но не было руководителей. Причины такой безликости были понятны: критика сталинизма, Сталина, советских руководителей неизбежно вызвала бы недовольство датских властей и негодование советского полпредства, внимательно и взволнованно следившего за в целом теплым приемом, который был оказан заклятому врагу Сталина в Дании. Полпреду Кобецкому можно было бы посочувствовать: в результате недовольства Сталина его голова могла скатиться с плеч за несколько лет до того, как это произошло в действительности.

Троцкий пытался покрыть в своем выступлении все возможные аспекты. Вопрос о «жертвах революции» он назвал риторическим и отнес его к «бухгалтерскому балансу». «Меланхолические размышления не мешали до сих пор людям ни рожать, ни рождаться», – почему-то добавил он и в ответ услышал аплодисменты. В познании естественных наук он продемонстрировал безграмотность, граничившую с мракобесием: «Недалек уже час, – сказал Троцкий, – когда наука, играя, разрешит задачу алхимии и станет превращать навоз в золото, а золото в навоз. Там, где неистовствовали демоны и фурии природы, ныне все смелее повелевает индустриальная воля человека». Разумеется, по задумке лектора произойти это могло только при коммунизме. Зато, касаясь мракобесия в религии, Троцкий сорвал аплодисменты студентов-теологов, когда заявил, что «реформация явилась первым успехом критического разума в той области, где царила мертвая тишина». Студенты теологического факультета, не зная о преследовании религии в СССР и об активном участии в этих преследованиях Троцкого, восприняли его высказывание как похвалу протестантской религии.

Завершил же Троцкий свою лекцию весьма напыщенными словами: «Мысль человека, спустившись на дно его собственного душевного колодца, должна осветить наиболее таинственные движущие силы психики и подчинить их разуму и воле. Совладав с анархическими силами собственного общества, человек возьмет самого себя в обработку, в ступу, в реторту химика. Человечество впервые взглянет на себя как на сырой материал или в лучшем случае на физический и психический полуфабрикат. Социализм будет означать прыжок из царства необходимости в царство свободы также и в том смысле, что нынешний противоречивый, негармоничный человек расчистит дорогу новой, более высокой и более счастливой расе».

Находясь в Копенгагене, Троцкий попросил продлить ему датскую визу для лечения, но получил отказ, поскольку против этого возражал король[318]318
  Serge У, Sedova-Trotsky N. The Life and Death of Leon Trotsky. P. 188.


[Закрыть]. Сам Троцкий считал, что датский премьер-министр Стаунинг был склонен визу продлить, но не решился под давлением советского полпредства. Тогда Троцкий вторично возбудил ходатайство о визе в Швецию, куда, по примеру датчан, Троцкого пригласила шведская социал-демократическая студенческая организация. Но и тут он получил отказ из-за давления советского полпредства[319]319
  Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1932. № 32. С. 37–38.


[Закрыть].

В Копенгагене Троцкому удалось провести совещание с 26 единомышленниками из нескольких европейских стран. Троцкий определил этих людей как «ответственных работников» международной левой оппозиции и «сочувствовавших»[320]320
  Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-3481.


[Закрыть]. Через много лет был обнаружен протокол этого заседания, в котором перечислялись присутствовавшие лица. Названы были 26 человек, в том числе 10 из Германии, 8 из Франции, 3 итальянца, по одному из Голландии, Чехословакии, Великобритании, Бельгии и США[321]321
  Les Congrfes de la Quarti6me Internationale. Vol. 1. P. 50.


[Закрыть]. В список участников совещания попали и сопровождавшие Троцкого секретари, и даже подруга Седова Жанна, приехавшая в Копенгаген повидаться с Троцкими (сам Седов не получил визы в Данию). На совещании шли острые споры, выдвигались взаимные обвинения, подвергались особой критике испанские оппозиционеры[322]322
  Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-3481.


[Закрыть]. Троцкий упрекал последних, что именно они выдвинули в состав Административного секретариата (так теперь стали называть координационный международный орган) того самого Милля, которого теперь, после его возвращения в СССР, Троцкий считал «политическим ничтожеством»[323]323
  Незадолго перед этим в «Бюллетене оппозиции» появилась за подписью Г. Г., т. е. Г. Гурова, т. е. Троцкого, статья «Милль в качестве «боевого» сталинца» (Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1932. № 31. С. 28), в которой сообщалось, что Милль возбудил ходатайство о возвращении в СССР. «Обиженный чем-то на сталинцев сталинец, временно затесавшийся в оппозицию и изгнанный из ее рядов возвращается к своим. Там он будет вполне на месте!» – писал Троцкий с нескрываемой обидой, делая вид, что Милля исключили из рядов троцкистов до его возвращения в СССР.


[Закрыть].

Часть постановлений совещания была опубликована затем в «Бюллетене оппозиции»[324]324
  Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1932. № 32. С. 37–38.


[Закрыть]. Другая – не подлежала публикации[325]325
  Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-3475.


[Закрыть]. Тексты постановлений, судя по стилю, были написаны Троцким. В опубликованном заявлении Троцкий, в частности, возражал революционерам, которые считали беспринципным его обращение к «буржуазным» и социал-демократическим правительствам с просьбой предоставить ему въездные визы. «Примерно с таким же правом можно поставить коммунисту в укор, что он ездит на капиталистических пароходах», – парировал Троцкий. Секретная часть, видимо по недосмотру, частично повторяла открытую, опубликованную. В общем, ничего тайного в ней не было. Главным пунктом, оставшимся неопубликованным, было оптимистическое заверение сторонников Троцкого в сплоченности и решительности: «Левая оппозиция извлекла из данной обстановки максимум того, что можно было извлечь. Большевики-ленинцы, застигнутые датской визой врасплох, обнаружили инициативу и способность к быстрой мобилизации. Свидание и беседы свыше двадцати товарищей из семи стран создали тесную спайку. Речи по радио помогут национальным секциям бороться против клеветы сталинской бюрократии. Той же цели послужат и говорящие фильмы. Большевики-ленинцы разъезжаются после случайного и короткого слета с новым запасом сил и несокрушимой уверенностью в правоте своего дела».

Выглядело все это достаточно наивно и нелепо. Тем не менее немноголюдная и поспешная встреча соратников Троцкого в специальном заявлении ТАСС от 27 ноября превратилась в «международную троцкистскую конференцию», ради которой, как утверждало советское агентство, Троцкий прибыл в Копенгаген. Можно только догадываться о том, сколько сотрудников НКВД было задействовано в связи с этой «быстрой мобилизацией» троцкистов.

Тем не менее с точки зрения деловой и политической поездку в Копенгаген Троцкий считал успешной. За время пребывания в городе он выступил с 20-минутной речью по радио на английском языке (выступление передавалось даже в США); часть его лекции была заснята на кинопленку и теперь демонстрировалась в нескольких кинотеатрах датской столицы. Одна из американских кинокомпаний записала небольшое заявление Троцкого о мировом экономическом кризисе в трех вариантах – на немецком, французском и английском языках, а также сняла заказанный самими троцкистами 10-минутный фильм с заявлением Троцкого «о задачах большевиков-ленинцев». Все это делалось, правда, не из политических симпатий, а на основе обычного «хозрасчета», то есть за плату. Но в результате «интернациональная левая оппозиция получила в свои руки важные орудия пропаганды и, в частности, опровержения сталинских клевет»[326]326
  Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1932. № 32. С. 37.


[Закрыть].

В Дании Троцкий дал ряд интервью корреспондентам газет Дании, Франции, Великобритании, США и некоторых других стран[327]327
  Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-3464—3466, Т-3468, Т-3476.


[Закрыть]. Сводный текст из вопросов журналистов и ответов Троцкого был затем опубликован в «Бюллетене оппозиции»[328]328
  Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1932. № 32. С. 39–40.


[Закрыть]. Главными гемами вопросов и ответов была лекция в Копенгагене; отказ правительства Дании продлить визу и причины такого решения; непрекращающиеся усилия советского правительства по «вытеснению» Троцкого «из Европы». Троцкий, как он деликатно выразился, не увозил из Дании «новых представлений о природе буржуазной демократии», но возвращался в Турцию «с самыми лучшими воспоминаниями о любезности и гостеприимстве датского народа».

На обратном пути Троцкие столкнулись с некоторыми неприятностями, носившими бытовой характер, но имевшими политическую окраску. Сначала ему и его спутникам было запрещено сойти на берег в порту Антверпена, причем у Троцкого произошло весьма бурное объяснение с полицейским офицером, проверявшим документы. Связано оно было с тем, что офицеру, ожидавшему увидеть паспорт с именем Льва Троцкого, был вручен документ, выписанный на Льва Седова (так как именно на эту фамилию был в свое время оформлен заграничный паспорт). Троцкий отказался давать разъяснения, был предупрежден о возможном аресте. Арестовывать Троцкого, правда, не стали. А сам Троцкий опубликовал затем открытое письмо бельгийскому министру юстиции социалисту Эмилю Вандервельде, полное возмущения и разоблачений «лживой буржуазной демократии»[329]329
  Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1932. № 32. С. 40–41.


[Закрыть].

Более серьезным оказался второй инцидент, происшедший на заключительном этапе поездки в Дюнкирхене (Дюнкерке), где пассажирам было сообщено, что ближайший пароход из Марселя в Стамбул отходит только через неделю. На этот срок, по соглашению с парижскими властями и марсельской префектурой, для Троцких приготовили жилье в окрестностях Марселя. И это было скорее приятной задержкой, так как возвращаться в Турцию Троцкий не спешил. На марсельском вокзале, однако, Троцкому объявили, что один из пароходов уходит на следующий день. Секретари решили все равно остаться во Франции для выполнения ряда заданий по приобретению книг, работы в Национальной библиотеке и деловых встреч, а Троцкие должны были немедленно погрузиться на этот пароход и ждать отправки. Но пароход оказался грузовым судном, без единого пассажира, без элементарных удобств. К тому же на пути в Стамбул он должен был заходить в различные морские порты и останавливаться там по несколько дней. Вместо планируемых шести дней путешествие должно было занять пятнадцать. «Я никак не мог рисковать здоровьем своей жены и своим собственным, только чтобы молча подчиниться произвольному, ничем не вызванному акту», – возмущался Троцкий. Плыть этим судном он категорически отказался.

Конфликт разрешился благодаря согласию правительства Италии предоставить Троцкому транзитную визу. Бывший социалист Муссолини еще раз сыграл роль «доброго покровителя», не прося ничего взамен. А Троцкий направил очередной протест, теперь уже премьер-министру Франции Эдуару Эррио[330]330
  Эррио Эдуар (1872–1957) – французский политический деятель, лидер партии радикалов. С 1916 г. неоднократно занимал министерские посты. В 1924–1925, 1926, 1932 гг. был премьер-министром. Правительство Эррио в 1924 г. установило дипломатические отношения с СССР. В 1942 г. Эррио направил главе вишистского режима маршалу Петену письмо с протестом против отмены конституционных свобод, был подвергнут домашнему аресту. В августе 1944 г. отклонил предпожение возглавить «переходное» марионеточное правительство. Вскоре после этого был выдан вишистами немцам и отправлен в концлагерь в Германию. Освобожден советской армией в апреле 1945 г. и возвратился во Францию. В 1947–1954 гг. был председателем Национального собрания, до 1955 г. – мэром Лиона.


[Закрыть] и министру просвещения Анатолю де Монзи[331]331
  Монзи Анатоль де (1876–1947) – французский политический деятель, дипломат. Сенатор (1920–1929). Занимал ряд министерских постов. В 1924 г. председатель парламентской комиссии по русским делам. Выступал за признание СССР. В 1925–1927 гг. глава французской делегации на переговорах с СССР по вопросам о долгах и кредитах (советскую делегацию возглавлял полпред во Франции Х.Г. Раковский). В рассматриваемый период министр просвещения и национального воспитания.


[Закрыть], который ранее настоял на предоставлении Троцкому визы, был давним знакомым Ра-ковского и даже навещал его в ссылке в Астрахани[332]332
  Архив Гуверовского института. Коллекция Б.И. Николаевского. Ящик 349.


[Закрыть].

В Париже, на Северном вокзале, буквально на несколько минут, Троцкие смогли пересечься с Львом Седовым. Встреча была сугубо деловой, решались срочные практические вопросы издания «Бюллетеня», взаимоотношений с французскими сторонниками и другие повседневные дела. Для эмоций времени не оставалось. Вскоре, после возвращения в Турцию, Наталья Ивановна писала Льву-младшему: «Все наше маленькое путешествие представляется нам почти «невероятным»; каким образом мы оказались вырванными из этой тиши и замкнутости и брошены в водоворот событий, не крупных, но полных неожиданностей, превратностей, то благосклонных, то враждебных? Сколько разговоров, сколько народу перевидели за такое короткое время; за четыре года на Принкипо и сотой доли этого не было. Помню, как говорили с тобой первый раз по телефону… В конце концов повидались с тобой в продолжении всего нескольких часов, милый мой мальчик… и каких часов… в усталости, напряженности, бессоннице, неизвестности и сутолоке и суете, без которых ничего не обходится. Не успели даже подойти друг к другу поближе… взглянуть друг на друга поглубже. Тебе папа показался сумрачным, нет, он просто был уставшим… уставшим не от одного дня, а от целого ряда дней»[333]333
  Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-13663.


[Закрыть].

Так завершилось это краткое, но довольно драматическое путешествие, ставшее предвестием новых передряг, предстоявших Троцкому на Европейском континенте.