Текст книги "Восемь дней в неделю"
Автор книги: Юрий Томин
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Юрий Геннадиевич Томин
Восемь дней в неделю
В этот день у Анны Ивановны был перерыв в уроках – «окно». Она сидела одна в пустой учительской и, вместо того чтобы заниматься каким-нибудь полезным учительским делом, совершенно ничем не занималась.
Было тихо. Еще не рассеялся, плавал в воздухе голубой пласт дыма, оставленный учителем географии. Анна Ивановна наблюдала, как медленно, нехотя расширялся, сплющивался этот пласт, и мысли уносили ее то в далекое, то в не очень далекое, то в совсем вчерашнее прошлое.
– Здравствуйте, Анна Ивановна!
Анна Ивановна тряхнула головой, отвлекаясь от своих мыслей. Перед ней стояла Светочка, Светлана Семеновна, молодая учительница географии.
– Здравствуйте, Светлана Семеновна. У вас тоже пустой урок?
– Да, – вздохнула Светлана Семеновна. – Не хватает нагрузки. Просто ужасно!
– Ну, уж так и ужасно, – указала Анна Ивановна. – У меня вот хватает – до часу ночи сижу над тетрадями. Невелика радость.
– Но это же прекрасно – сидеть до часу ночи за любимым делом! – воскликнула Светочка. – Я вам так завидую! У меня вот никак до часу не выходит, всегда раньше справляюсь. Просто не знаю… Это хорошо или плохо, Анна Ивановна?
– Успеете еще, насидитесь, – успокоила ее Анна Ивановна, спохватилась, что попусту сейчас теряет время, и принялась за тетради.
Светочка подошла к шкафу и начала рыться в картах. Напевая, она разворачивала свернутые в трубки материки и океаны.
– Анна Ивановна, вам нравится работать в школе?
– В школе? – машинально повторила Анна Ивановна. – Что вы сказали?
– Вам нравится работать в школе?
– Ну да, – сказала Анна Ивановна, – конечно.
– А мне так ужасно нравится! Особенно, пятые – шестые. Они уже воображают себя взрослыми, но в них еще, столько детского! И такие искренние!
– Угу, – согласилась Анна Ивановна.
– Вы наблюдали когда-нибудь за их лицами? У них все на лицах написано. И в то же время – все разные.
– Лица… – повторила Анна Ивановна, не отрываясь от тетради, – Да, лица, конечно, разные…
– Впрочем, что это я вам говорю, – спохватилась Светочка. – Вы сколько лет преподаете?
– Тридцать второй.
– Так вам это все давно уже, наверное, надоело, – торжествующе заявила Светочка.
– Почему же? – спросила Анна Ивановна, подняв голову.
– Не знаю. Просто я так подумала. Глупости, да?
Анна Ивановна промолчала. Светочка была так безмятежно и постоянно счастлива, что с ней совершенно не хотелось спорить.
– Анна Ивановна, а вот мне воспитательского класса не дают. Это хорошо или плохо?
Анна Ивановна улыбнулась.
– Это очень хорошо, Светлана Семеновна.
– Почему?
Анна Ивановна оторвалась от тетради и посмотрела на Светочку, на ее лицо, на котором все переживании отражались мгновенно, как в зеркале. Да попади Светочка классным руководителем к ее горлопанам, они из нее будут веревки нить. Но обидеть сейчас Светочку проще простого. По этой причине Анна Ивановна и ответила не совсем так, как думала: – Знаете, очень это трудно – принимать класс в середине года.
– Ну да, трудно!.. – не поверила Светочка. – Какая разница!
Анна Ивановна не стала объяснять разницу.
– Да вы не думайте, что такое уж счастье – быть классным руководителем, – сказала она. – У меня половина времени только на это и уходит.
– Да хоть все время пускай уходит! Зато чувствуешь, что их заботы – твои заботы. А ведь это так важно!
– Это уж точно, – согласилась Анна Ивановна. – Это чувствуешь.
– Вон какой у вас замечательный класс! Такие внимательные, дружные. Только Кукин немного отстает. Но я их, кажется, всех люблю, даже Кукина. Он такой застенчивый, угловатый.
– Лентяй он огромный, – сердито сказала Анна Ивановна, вспомнив про вечное кукинское списывание.
– Лентяй, а сердце доброе, – заступилась Светочка. – Они вообще все, по-моему, добрые. Мне все классы нравятся. Знаете, как ребята со мной здороваются? Идешь по коридору, а кто-нибудь бежит навстречу и еще издали кричит: «Здравствуйте, Светлана Семеновна!» И всегда у них так весело получается. Мне это очень нравится – «Светлана Семеновна»! Полгода назад меня все еще Светой звали, а сейчас – Светлана Семеновна.
– Да они вас как раз больше Светой зовут.
– Да нет же! – горячо возразила Светочка. – Честное слово, нет, ни разу не слышала!
– И не услышите, – улыбнулась Анна Ивановна. – Вы еще по коридору идете, а они в классе: «Атас! Света идет!»
– А что такое «атас»? – изумилась Светочка.
– Сигнал опасности.
– Это я – опасность? – возмутилась Светочка.
– Конечно, – мягко сказала Анна Ивановна. – И я – тоже. Все мы – опасность.
Светочка задумалась.
– А это хорошо или плохо, что они меня Светой зовут?
– Во всяком случае, это не страшно, – сказала Анна Ивановна. – Ведь вы к ним хорошо относитесь?
– Конечно! – воскликнула Светочка. – Даже очень хорошо!
– Они к вам – тоже. Только по-своему.
– Ой, правда? – обрадовалась Светочка.
– Правда.
Светочка радостно улыбнулась, но тут же вспомнила, что она – учительница.
– Все же я скажу им, чтобы они меня так не звали, – сказала она, безуспешно пытаясь нахмуриться.
– Пожалуй, не стоит говорить, – посоветовала Анна Ивановна.
– Почему? Они же поймут, что мне это не нравится.
– Поймут. Именно поэтому и будут.
– Как, мне назло?! – возмутилась Светочка.
– Да вовсе и не назло, – вздохнула Анна Ивановна. – Просто им так интереснее.
– Что интереснее? – сурово спросила Светочка. – Придумывать для учителей клички?
– Нет, не это, – сказала Анна Ивановна. – Интереснее делать то, что запрещается.
Светочка задумалась. В мечтах она давно уже видела себя окруженной преданными и послушными учениками. В мечтах все это почему-то происходило на перемене, после урока, когда класс, не обращая внимания на звонок, затаив дыхание, слушал ее – горячую, порывистую, увлеченную. Класс не хотел ее отпускать, и лица ребят выражали поклонение и восторг.
Но все это, к сожалению, было только в мечтах.
Пока Светочка машинально перебирала карты, Анна Ивановна успела проверить две тетради, а к тому времени, когда Светочка сделала свое первое педагогическое открытие, тетрадей было проверено целых пять.
– Анна Ивановна! – воскликнула Светочка. – А ведь это мысль! Если их интересует запретное, то нужно запрещать им как можно меньше!
Анна Ивановна с интересом взглянула на Светочку. Мысль, конечно, не новая, но Анне Ивановне понравилась Светочкина решимость.
– Ну что ж, попробуйте, – сказала Анна Ивановна.
Светочка решительно тряхнула головой.
– Обязательно попробую. Меньше запрещать, больше разрешать – это идея!
– Только не разрешайте им не делать уроки, – улыбнулась Анна Ивановна.
– Послушаются с удовольствием.
– Вы думаете? Нет, Анна Ивановна, вы в чем-то неправы. Я только не могу объяснить.
– Возможно, – согласилась Анна Ивановна.
Анна Ивановна подумала о том, что молодой учительнице вовсе не нужны ее советы. Советы давать легко, а выполнять гораздо труднее. Пусть пройдет все сама. Еще не раз принесут ей ребята и радости и обиды, прежде чем она поймет, что любит их такими, какие они есть, а не такими, какими она их выдумала.
А Светочка, окрыленная своим великим открытием, уже стояла у двери. Указку, портфель и карты она держала в охапке и пыталась открыть дверь ногой.
Анна Ивановна быстро поднялась и, подойдя к Светочке, повернула дверную ручку.
– А все-таки это прекрасно! – сказала Светочка.
– Что прекрасно?
– Все прекрасно, – сказала Светочка и, цокая каблучками, устремилась вперед по светлому коридору.
Анна Ивановна вернулась к своим тетрадям. Но едва она взялась за красный с синим карандаш, дверь отворилась и на пороге появился директор.
– Анна Ивановна, очень хорошо, что вы здесь.
– Я вас слушаю, Сережа, – сказала Анна Ивановна.
Директору было тридцать лет. Для всех остальных он давно превратился в Сергея Михайловича. Для всех, кроме Анны Ивановны.
Директор полез в карман пиджака, достал лист бумаги и протянул его Анне Ивановне.
– Прочитайте, пожалуйста.
Анна Ивановна положила письмо на стол, откинула голову назад, и глаза ее заскользили вдоль ровных строчек машинописи.
«Дорогая редакция!
Мне скоро тринадцать лет. Я учусь в шестом классе. В нашем классе есть мальчик Володя. Я его люблю, а он меня нет…»
Анна Ивановна читала письмо, написанное, очевидно, какой-то девочкой. Девочка эта жаловалась на класс, который, по ее словам, был очень недружным. Она писала о своей любви к Володе, а затем снова принималась ругать класс и самого Володю. Тут были рассуждения о дружбе, честности и товариществе. Но о чем бы девочка ни писала, она упорно возвращалась к тому, какой плохой у них класс, и выходило так, будто только класс и был виноват в ее бедах. Между делом девочка сообщала, что класс премирован летним походом, которого совершенно не заслуживает.
Письмо было без подписи.
– Забавно. А при чем тут я? – спросила Анна Ивановна.
– Это письмо написано ученицей вашего класса.
– Почему вы так думаете, Сережа?
Директор протянул ей конверт.
На конверте были указаны ее школа, ее класс и стояла фамилия Ани Мельниковой.
Анна Ивановна еще раз внимательно осмотрела конверт. Он был надписан детским почерком, от руки, но почерк был ей незнаком. Насколько она помнила, ни у кого из ее класса не было такого почерка – с наклоном влево.
– Письмо – на машинке, конверт – от руки… – задумчиво сказала Анна Ивановна. Мыслями она сейчас была не здесь. Перед глазами Анны Ивановны проплывали комнаты, шкафы, занавески, но больше всего столы, столы, столы… Анна Ивановна путешествовала по квартирам своих учеников. В каждой она была не один раз, ей вспомнилось множество столов. Машинку она помнила только на одном – в семье Кукиных.
– Я тоже конверты надписываю от руки, – сказал Сергей Михайлович. – На машинке неудобно.
– А как оно к вам попало?
– Переслали из редакции.
– Так-то так… – сказала Анна Ивановна. – Да вот машинки у Мельниковых нет, и уж знаю.
– Но письмо есть. Это же факт.
– Да, письмо есть. Но почерк на конверте не Анин.
– А вы знаете чей?
– Нет. Впрочем, нужно посмотреть. Кажется, в моем классе такого почерка нет.
– Интересно, – сказал директор. – Как же теперь быть?
– Пока не знаю, – ответила Анна Ивановна. – А что, по-вашему, нужно сделать, Сережа?
– Да и я не знаю. Но, пожалуй, следует как-то разобраться в этой истории.
«История?» Анна Ивановна поморщилась.
– У меня есть Аня Мельникова, – сказала Анна Ивановна. – И есть еще Володя Климов. С первого класса они вместе готовят уроки, вместе ходят в кино, делят мороженое пополам. У Ани в семье не все идет гладко. Отец часто уезжает, мать таким положением недовольна. Возможно, бывают ссоры. А девочка любит обоих, и ей нелегко приходится в такие минуты. Она довольно замкнута. Но и ей нужен товарищ. Это – Володя Климов. Каждый из них стремится во всем помогать друг другу. Если это называется любовью, то я бы хотела, чтобы все ученики моего класса были влюблены.
Директор прошелся по комнате.
– «Любит – не любит, плюнет – поцелует…» – с досадой сказал он. – Как дальше?
– «К сердцу прижмет, к черту пошлет».
– В том-то и дело, что не к черту, а в редакцию послано! – возмутился директор. – При чем тут редакция, хотел бы я знать?!
– Я думаю, что это не Мельникова писала, – сказала Анна Ивановна.
– Почему?
– Да вот почему. Недели две тому назад…
*
Недели две тому назад Анна Ивановна шла в конец коридора, где помещался ее класс. Вот уже ясно доносились из класса голоса ее горлопанов. В других классах после звонка выставляют у двери дежурных. Звонок не опасен, опасен учитель. А на звонок – наплевать. Учитель на полпути, а нам хоть бы что. Учителю остается два шага до двери, а мы – ноль внимания, мы ходим на головах. Учитель открыл дверь… А мы сидим тихо, как мыши – все на своих местах, будто ничего и не было. Мы его обманули! Пустяк, а приятно.
На Анну Ивановну дежурных не выставляли.
«Пустяк, а приятно!» – усмехнулась про себя Анна Ивановна.
Анна Ивановна остановилась перед дверью и машинально провела ладонью по голове, поправляя прическу.
– Игорек, дай списать, – услышала она требовательный голос и не сразу узнала голос Кукина Сани.
«Не даст», – подумала Анна Ивановна.
– Не дам, – отозвался Игорь.
– Тебе чего, жалко? Съем я твою тетрадку?
– А ты, Кукин, что, всю жизнь будешь списывать? А если тебя в космос пошлют? Там тоже будешь списывать?
– Да я и не хочу в космос.
– Да тебя и не пошлют.
– Ну и все. И тогда дай списать.
«Все равно не даст», – подумала Анна Ивановна.
– Не дам, – подтвердил Игорь. – Мне скоро в комсомол вступать. Не могу.
«Господи! Я же подслушиваю!» – спохватилась Анна Ивановна и открыла дверь.
– Здравствуйте, – сказала Анна Ивановна.
– Здрасс, Анн Ванн!
На этот раз горлопаны постарались на совесть. У Анны Ивановны после их приветствия даже в ушах зазвенело. Она быстро обвела взглядом класс. Горлопаны стояли, едва не лопаясь от удовольствия. Их просто распирало.
– Садитесь, – сказала Анна Ивановна. – Что-то вы сегодня очень веселые.
Все сели. Стало тихо. Даже слишком тихо. Просто подозрительно тихо. Интересно, что они на сегодня придумали?
– Так, я слушаю, – сказала Анна Ивановна, снова обводя взглядом класс.
Сидят как паиньки. Что с ними сегодня случилось?
Поднимается Лиля Игнатьева.
– Анна Ивановна, вы когда-нибудь были на реке Луге?
«При чем тут Луга?» – думает Анна Ивановна.
Словно фотография, возникает перед ее глазами картина: глыбы бетона, увитые железными прутьями, ржавая проволока под дождем, пятнистый мухомор на краю пустого окопа…
– На Луге? – переспрашивает Анна Ивановна.
– На Луге! – дружно орут горлопаны.
– Была. В 1945 году. Искала, где мужа похоронили. Не нашла.
– А грибов там много?
– Грибов? Не знаю. Наверное, много. Мухоморы, во всяком случае, есть.
Сообщение о мухоморах класс воспринимает благосклонно. Учитель шутит – класс смеется. Все нормально.
А мухомор этот как живой стоит перед глазами Анны Ивановны. Все кругом изломано, покорежено, еще травой не затянуто… А он стоит как свеча – чистый, умытый, будто и войны не было.
– А вы много тогда мухоморов набрали? – спрашивает Олег Кузнецов.
Все охотно смеются. Если учитель признает мухоморы грибами, значит, можно спросить, много ли он их набрал. А как же! Мы ведь такие – нам палец в рот не клади.
«Но при чем же здесь все-таки Луга?» – думает Анна Ивановна и вдруг вспоминает: был разговор, чтобы отправить горлопанов в туристский поход. Как лучший класс в школе. За лучшую успеваемость.
В третий раз обводит Анна Ивановна взглядом класс, в третий раз видит сияющие лица победителей, довольных собой до смерти.
– А вы-то откуда узнали? – спрашивает она, стараясь удивиться как можно больше. В ее удивлении для них – главное удовольствие.
– От нас, Анна Ивановна, ничего не скроешь, – сообщает Олег Кузнецов. – Всем известно, что мы самые умные.
– В том-то и беда, – говорит Анна Ивановна, – что вы на самом деле так думаете.
– Анна Ивановна, а вы примете участие в нашем походе? – спрашивает Игорек.
– Это зачем еще? Мне же не угнаться за вами.
– Вам и не надо гнаться! – вскакивает Кузнецов. – Через реки мы вас перенесем, через пропасти переправим, а ваш рюкзак я понесу.
– А кто твой понесет?
– Кукин! – уверенно говорит Кузнецов. – Он у нас любит таскать тяжести.
Анна Ивановна видит, как Кукин краснеет. Он просто наливается красным – до того ему хочется отбрить Кузнецова, который считается его другом. Но Кукин – тугодум, а Кузнецов – первый остряк. Потому дружба у них неравная.
– А что же тогда я буду делать? – спрашивает Анна Ивановна, отвлекая внимание от Кукина.
Кузнецов охотно поясняет:
– А вы будете собирать землянику. И проводить дополнительные занятия по геометрии. Вот Кукин у нас очень геометрию любит. Я, говорит, геометрию бы учил и зимой и летом. Он геометрию любит больше жизни! Знаете, Анна Ивановна, что говорит Кукин?
Кукин снова начинает распухать. Анна Ивановна смотрит на часы. Прошло шесть минут. Смотрит на Кузнецова. Тот все понимает, но он уже разбежался и не может остановиться.
– Кукин говорит…
– Остановись, Кузя. Сядь, пожалуйста.
Кузнецова зовут Олегом. Но изредка Анна Ивановна называет его Кузей. Это действует безотказно, это вроде доверия, которое нельзя обмануть.
Кузнецов садится.
– А теперь давайте учиться, – говорит Анна Ивановна обычным деловым тоном. – Достаньте новые тетради в клетку и напишите на обложке слово: «Алгебра».
– А вызывать сегодня не будете? – спрашивает Игорь.
– Сегодня – нет.
Известие о том, что опроса не будет, никого особенно не радует – математику у Анны Ивановны знают хорошо. Разумеется, никого это известие и не огорчает. В общем, всем все равно. Только со скамьи Кукина доносится вздох облегчения.
– Что, Кукин, опять списать не успел? – спрашивает Анна Ивановна.
– Да нет, – мрачно отвечает Кукин.
– Успел, что ли?
– Не успел…
– Эх ты, Кукин, – вздыхает Анна Ивановна.
– Он весь класс назад тянет, – заявляет Игорь.
– Заткнись! – шепчет Кукин Игорю. Затеи он встает и еще более мрачно бубнит: – Я больше не буду…
Анна Ивановна безнадежно машет рукой.
– Да ведь будешь. В том-то и дело, что будешь. Сейчас-то хоть слушай как следует.
Анна Ивановна подходит к доске.
– Раньше, когда нам нужно было сложить два числа, мы поступали так…
На доске появляется надпись:
2+3=5
– Теперь давайте заменим цифры буквами. Вместо 2 поставим A, вместо 3 поставим B. Получим: A+B=…
– Эл! – разлается за спиной Анны Ивановны.
– Нет, не «эл», Кузнецов, а получим «це», – говорит Анна Ивановна, не оборачиваясь.
Но Кузнецов не желает сдаваться так просто. Если уж ему захотелось сострить, он и себя не пожалеет, а о других и говорить нечего.
– Неправильно, Анн Ванн! Если складывать «а» и «вэ», то получится «эл».
Теперь Анна Ивановна догадывается, куда клонит Олег. «Ишь ты, – думает она, – уже «эл» их волновать начало. Растут помаленьку». Но урок математики не предназначен для того, чтобы обсуждать проблемы «эл» между «а» и «вэ». Надеясь, что у Олега все же хватит ума остановиться, Анна Ивановна говорит строго, глядя прямо в глаза Кузнецову: – Я сказала «а» плюс «бэ», а не «а» плюс «вэ». Ты прекрасно знаешь, что русское «вэ» в математике читается как «бэ».
Но Кузнецов уже несется. Он обязательно должен довести до конца свое черное дело.
– Так то в математике… А у нас в классе «а» плюс «в»» значит Ани плюс Володя, а равняется «эл» – значит любовь.
Выпалив все это единым духом, торопливо, пока рот заткнуть не успели, Кузнецов горделиво умолкает. Он смотрит на первую парту в левой колонке. Остальные таращатся в ту же сторону. Очень всем интересно, какие сейчас лица у тех, на первой парте. Лица вполне подходящие. Аня Мельникова уткнулась в тетрадь, делает вид, будто и не про нее речь. Впрочем, делает это плохо, потому что щеки ее все же краснеют. Володя Климов морщится. Лицо у него такое, будто он решает трудную задачу.
По классу прокатывается смех.
– Довольно веселиться, – спокойно говорит Анна Ивановна.
Смех постепенно стихает. Только в дальнем углу подружки Вика и Лиля повизгивают от удовольствия.
– Игнатьева и Богатырева, будем ссориться, – предупреждает Анна Ивановна.
Все успокаиваются.
– Это неумная шутка, Кузнецов, – говорит Анна Ивановна.
– Он умнее не умеет, – подтверждает Игорь, который, впрочем, тоже смеялся.
– Кроме того, это нечестная шутка, – продолжает Анна Ивановна. – Ты должен извиниться.
Извиниться? Пожалуйста. Для любимой учительницы чего только не сделаешь. Кузнецов всегда готов.
– Извините, Анна Ивановна.
– Не передо мной.
Не перед вами? А перед кем же? Перед теми, что ли? Да пожалуйста.
– Извини, пожалуйста, меня, Володя, за то, что я сказал, будто ты любишь Аню. Извини меня, пожалуйста, Аня, за то, что я сказал, будто ты любишь Володю.
На лице Кузнецова столько скорби, столько безудержного горя, что класс снова начинает хихикать.
«Выгонять или не выгонять? – думает Анна Ивановна. – Пожалуй, не стоит. Если выгнать, получится так, будто все это слишком серьезно. Если не выгнать, – скорее забудут. Оставят ребятишек в покое».
– Вот и хорошо, – говорит Анна Ивановна. – Так чему же равно «а» плюс «бэ»?
– Це, – дружно орет класс.
– Вот и прекрасно. Пойдем дальше…
До конца урока больше никаких происшествий не было. До конца дня – тоже.
Отстояла Анна Ивановна у стола еще пять часов в других классах, хотела заглянуть на минутку к своим горлопанам, но вспомнила, что у них сегодня всего четыре урока. Их давно уже и след простыл. Такой народ: в школу шажком, а из школы бегом.
*
– Это какой же Кузнецов? – спросил Сергей Михайлович. – Тот, который в прошлом году скелет в окно выставил прохожим кланяться?
– Да, – подтвердила Анна Ивановна. – И тот, который в позапрошлом году к кроликам ужа посадил. Бедные зверушки чуть не в обморок попадали. Правда, потом он им целый кочан капусты принес.
– От кроликов – к скелету, от скелета – к любви… – усмехнулся Сергей Михайлович. – Пока – шуточки, а что дальше будет?
– Сейчас как будто шуточки прекратились. Но вот вдруг письмо это… Не понимаю – к чему оно? Есть в нем что-то… – Анна Ивановна поморщилась. Что-то гаденькое. Я уверена, что Аня такого письма написать не могла.
Сергей Михайлович взял письмо, повертел его в руках. Вид у директора сделался задумчивый и нездешний. Как будто мысленно он был не в учительской, а где-то далеко-далеко. По этому виду давно, чуть не двадцать лет назад, безошибочно определяла Анна Ивановна, что смотрит ее ученик Сережа не в учебник, лежащий на парте, а в книжку, прикрытую этим учебником.
– Давайте рассуждать, – сказал Сергей Михайлович. – Письмо отпечатано на машинке. Для чего? Скорее всего, чтобы автора нельзя было узнать по почерку. Но конверт надписывается от руки. Такого почерка, вы говорите, нет ни у кого из ваших. Значит, автор сознательно меняет почерк. Он делает все для того, чтобы скрыть свое имя. Но на конверте полностью подписывается: Аня Мельникова. Абсолютная чушь!
– Если предположить, что письмо писала Аня, – сказала Анна Ивановна. – Но все очень естественно, если его писал кто-то другой.
– Итак – фальшивка!
– Да, похоже, – согласилась Анна Ивановна. – Тем более, что в письме написано… как там?.. «Я его очень люблю, а он меня нет». Так вот, выражаясь словами автора письма, Володя не только «не любит», а очень даже «любит» Аню Мельникову.
– Тогда это не просто шутка, а подлость.
– Я тоже так полагаю, – сказала Анна Ивановна.
– В таком случае автора письма нужно искать, – твердо сказал Сергей Михайлович. – Хотя бы для его собственного блага. Сейчас он подлец маленький, вырастет – станет большой.
– Надо-то надо, – вздохнула Анна Ивановна. – Да вот не соображу сразу, с чего начать.
– А не было ли еще каких-нибудь происшествий, связанных с этой историей?
– Было, – сказала Анна Ивановна, – было еще одно происшествие. Я думала тогда, что это последнее.
*
Класс Анны Ивановны считал себя самым дружным классом в школе. Началось это давно, еще года два назад, когда они дружно сбежали с урока рисования. Дело было весной. Светило солнце. По водосточным трубам, пугая прохожих, скатывались сосульки. Лужи голубели под небом, в них купались воробьи, отощавшие за зиму. Было чисто, светло и весело.
Они побежали в парк, где было по-весеннему пусто и никто не мог их найти. У пруда они сложили в кучу пальто и портфели, но и без пальто было жарко, потому что булыжники, которые они бросали в пруд, стараясь обрызгать друг друга, оказались довольно тяжелыми. Потом Олег Кузнецов прокатился на обломке льдины. Потом он свалился в воду. Это было просто прекрасно, ибо его спасали все вместе и каждый чувствовал себя чуточку храбрее другого.
Потом, уже на другой день, Олег заболел воспалением легких, но это тоже вышло на пользу: когда стали выяснять, кто зачинщик, то им оказался тот же Олег, а с больного много не спросишь.
С тех пор класс почувствовал себя очень дружным. Старались изо всех сил.
Дружно ходили в кино.
Дружно давали списывать Кукину, чтобы тот не тянул класс назад.
Дружно приходили на воскресники.
Дружно воевали с параллельными классами.
Дружно обсуждали будущий поход по реке Луге.
Поход взбудоражил всех. Вот уже несколько дней на переменах только и было разговоров что о реке Луге. От этих слов пахло грибами, дымом костра; они представлялись в виде водопадов, голубых озер, песчаных островов; там удилища сгибались под тяжестью рыбы, там, как в кино, под гитару пели у костра туристские песни. Там была свобода!
В этот день кричали и спорили так, что даже Кукин на минутку перестал списывать и туманно изрек:
– Там выносливость нужна. Вот!
– А ты, Саня, не волнуйся, тебя это не касается, – мгновенно отозвался Олег.
– Почему не касается?
– Тебя не возьмут, у тебя двойки.
– А у кого двойки, тот не человек, что ли? – угрюмо спросил Кукин.
Олег улыбнулся широко и дружески. Ребята притихли. Все понимали, что Олегу наплевать на Санины двойки. Дело было в чем-то другом.
– Саня, – невинным голосом спросил Олег, – от кого произошел человек?
Кукин помедлил. Он понимал, что готовится подвох. Только не понимал какой.
– Ну, от обезьяны… – неуверенно сказал Кукин.
– Так вот, лично ты еще не произошел! – скромно сказал Олег и обвел класс взглядом победителя.
Все засмеялись. Кукин подумал, подумал и сказал:
– А ты – дурак.
Все опять засмеялись, но Кукин все же понимал, что и теперь смеются над ним, а не над Олегом. Кукин оглянулся, но поддержки ни у кого не нашел. Все исправно скалили зубы. Кроме Игоря – тот не любил кузнецовских шуток.
– Остряк-самоучка! – тихо сказал Игорь, но его все услышали.
Олег посмотрел на Игоря сквозь очки. Не настоящие очки, а воображаемые. Просто сделал вид, что смотрит сквозь очки.
– Саня! – удивленно сказал Олег. – Нас обижают.
Саня медленно вылез из-за парты и подошел к Игорю. Сам не зная почему, он всегда слушался Олега. Такая уж у них была странная дружба.
Одной рукой Саня придавил Игоря к парте, а другой влепил ему щелобан по затылку. Игорь даже не сопротивлялся: у Сани на таких троих хватило бы силы.
Саня вернулся на место.
Игорь даже побледнел от злости.
– Клоун! – закричал он почему-то на Олега.
– Саня, – хладнокровно сказал Олег, – он просит добавки.
Саня начал было снова подниматься. Игорь отчеканил, глядя прямо в глаза Олегу:
– А ты, Кузнецов, ответишь на совете дружины. Кроме того, все станет известно Анне Ивановне!
– Интересно, кто же это ей скажет? Может быть, ты?
– Может быть, я.
– А может, не может быть, а просто ты?
– Да, просто я.
– А ты знаешь, как это называется?
– Я знаю, что ты все время за спиной Кукина прячешься.
– Я?! – изумился Олег. – Да я просто к тебе прикасаться не хочу. Может, я брезгливый…
– Может, – согласился Игорь. – Брезгливый трус!
Олег, обращаясь к классу, изумленно развел руками. Смотрите, мол, видали такого труса? Вика и Лиля хихикнули. Олег им нравился. Все, что он делал, он делал здорово.
– Ладно, – деловито сказал Олег. – На следующей переменке пойдем в уборную. Будем драться.
Игорь пожал плечами.
– Если бы мне не в комсомол вступать, я бы тебе давно морду набил.
Хорошо, подождем, пока вступишь, – согласился Олег. – Только учти – мы при свидетелях договорились, Саня, садись! А то на нас с тобой будут жаловаться. Так, значит, так, братцы… Вы знаете, как на Луге рыба клюет? Там, где камни под водой – окунь клюет, где трава – щука, а где глубоко…
– Кит, – подсказал Игорь.
– Кит не рыба, – сообщил Олег. – Пора знать, господин отличник.
– Без тебя знаю.
– А знаешь, так помалкивай, когда старшие говорят.
– Это ты старший?! Старший клоун!
– Саня!
Но на этот раз Сане было не до Игоря. Он потел над чужой тетрадкой – ему нужно было успеть списать до начала урока.
– Я ему после урока дам, – пообещал Саня и снова уткнулся в тетрадь, удивляясь, зачем нужно умножать и делить столько чисел, когда в задачнике стоит готовый ответ.
– Да хватит вам, мальчишки! Чего вы все время ссоритесь, прямо надоело, – сказала Лиля и посмотрела на Вику.
Вика немедленно открыла рот. Они с Лилей говорили и думали всегда вместе.
– Ой, девочки, а обед мы будем на костре готовить! Верно, Лиля?
– А спать будем прямо в палатках! – отозвалась Лиля, – Верно, Вика?
Все одобрительно загудели. Все насмотрелись уже по телевизору разных бородатых парней с рюкзаками, которые подминали под себя тайгу, распевая в промежутках походные песни. Всем хотелось быть такими же мужественными и бородатыми. Даже Саня оторвался на секунду от чужой тетрадки.
– Ружье надо взять, – посоветовал он. – Мясо будет. И еще…
Но что хотелось Сане взять еще, узнать так и не удалось. В класс вошла Анна Ивановна.
– Зачем тебе ружье, Кукин? – спросила Анна Ивановна. – В кого это ты стрелять собрался?
Саня растерянно замолчал, соображая, не сказал ли он чего-нибудь лишнего.
– В различных животных, – отозвался Олег за Саню.
– Вот, да… вот это… – пыхтя, подтвердил Саня.
– А также в растения… – добавил Олег серьезно.
– Вот, так… – согласился Саня под дружный хохот класса.
– Садитесь, – сказала Анна Ивановна. – Елизавета Васильевна заболела.
По классу прокатилась волна: улыбки, радостный шепот и вообще – полное одобрение. Анна Ивановна усмехнулась.
– Вот счастье-то… Вой сколько радости! Заболел учитель – хорошо. А уж если бы помер, так и совсем лучше некуда? Так, что-ли?
– А чего хорошего? – отозвался Олег. – Умрет – другого пришлют.
Глаза Анны Ивановны сузились. На лице – ни следа улыбки. Она сурово посмотрела на Олега. Тот отвел глаза в сторону. Переборщил – сам понимает.
– Ляпнул? – спросила Анна Ивановна.
– Ага, – согласился Олег.
– Понял?
– Понял.
– Вот и прекрасно, – сказала Анна Ивановна. – Время у нас еще осталось. Решим две задачи к контрольной работе.
Класс зашевелился, ребята стали прятать одни тетради, доставать другие.
– А где моя тетрадь по русскому? – возмутился Игорь. – Кто взял с парты тетрадку? Опять ты взял, Кукин?
Кукин, кося взглядом на Анну Ивановну, пустил по партам тетрадь.
– Я просто так взял, свериться, – все так же глядя на Анну Ивановну, прошипел Кукин.
– Ох, Кукин… – сказала Анна Ивановна. – А ведь напрасно списывал-то. Не будет русского.
– Дак… зря… в общем… – с натугой проговорил Кукин.
– И не надоело тебе чужим умом жить? Никого ведь не обманываешь, себя разве только.
У Кукина на все замечания – один ответ. Вот и сейчас: не успела Анна Ивановна договорить, а он уже тянет басом:
– Я больше не буду, Анна Ивановна…
Анна Ивановна только рукой махнула:
– Да будешь… Доска почему не вытерта? Кто дежурный?
Кукин старается учителям глаза не мозолить, сидит всегда тихо. А тут, как назло, он еще и дежурный. Хочешь не хочешь, надо вставать.
– А я…
– Что ж, тебе времени не хватило?
– Забыл…
– Не успел, – поправила Анна Ивановна. – Ты же всегда в последнюю минуту списываешь.
