Текст книги "Искатель. 1975. Выпуск №4"

Автор книги: Юрий Тупицын

Соавторы: Зиновий Юрьев,Хэл Дреснер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Значит, даже если бы я прошел проверку на детекторе лжи…

– Только для собственного удовольствия.

Мне показалось, что за время нашего разговора Гереро стал меньше. Как будто вместе с самоуверенностью и агрессивностью он терял и вес. Он помолчал и спросил:

– А если суд признает меня виновным?

– У нас будет полтора – два месяца для апелляции, во время которых вы будете в спячке. Вы ведь знаете, что это такое?

– Да-а…

– Подсудимые просто-напросто замораживаются. Очень гуманно и экономично. Восемнадцать квадратных футов площади и полкиловатта в сутки.

– А потом?

– Если мы выиграем дело в апелляционном суде, вас разморозят, пожмут вам руку и отпустят домой.

– А если проиграем?

– После приговора, а он в таких случаях, как ваш, то есть предумышленное убийство, допускает только два варианта: смерть или полная переделка, вы сами выбираете форму наказания и даете подписку. Если вы выбираете смерть, то после отказа апелляционного суда вы тихо и незаметно для себя переселяетесь в мир иной. Когда-то для казни включали ток на электрическом стуле. Теперь его выключат. Ежели вы выбрали полную переделку, вас, не приводя в сознание, подвергают так называемой психокорректировке, размораживают, проверяют и отпускают домой.

– А какова статистика? Выбирает ли кто-нибудь смерть?

– Вы не поверите, мистер Гереро, если я вам скажу, что около шестидесяти процентов подсудимых, приговоренных к смерти или полной переделке, предпочитают смерть.

– Почему?

– Вы когда-нибудь видели измененных?

– Н-нет, не думаю…

– Вообще-то, строго говоря, они остаются теми же людьми. Допустим, вы подвергаетесь полной переделке. Вы остаетесь тем же Лансом Гереро, вы знаете, что вы Ланс Гереро, узнаете всех друзей и знакомых, помните свою предыдущую жизнь. Но вы начисто лишены агрессивности, вы не можете никому причинить зла, вы даже не можете соврать. Есть ли место для такого человека в нашей системе? Ведь он как святой, а святые как-то неважно вписываются в частнопредпринимательское соревновательное общество…

Мне было стыдно за себя, но я ничего не мог поделать. Я испытывал удовольствие, глядя, как с Ланса Гереро, словно шелуха с луковицы, сшелушиваются все новые и новые слои, обнажая его испуганное, человеческое естество.

Глава 3

– Гизела, – сказал я, входя в контору, – как вы думаете, чем я собираюсь сейчас заняться?

Секретарша внимательно посмотрела на меня.

– Неужели все-таки дело? – недоверчиво спросила она.

– Дело – это пустяки. Главное, я сейчас сяду за свой старый, добрый стол и…

– Уснете, как обычно? – Гизела была воплощенной невинностью. Я даже не мог рассердиться на недостаток чинопочитания.

– Нет. Я возьму ручку и выпишу чек на ваше имя. Зарплата за три месяца.

– Большое спасибо, мистер Рондол. Вы спасаете меня от голодной смерти.

Я посмотрел на Гизелу. Время от времени она сообщала мне, что твердо решила худеть. После этого она в течение нескольких дней все время что-то грызла за стенкой, звякала ложечкой о стакан и через неделю с изумлением обнаруживала, что не только не похудела, но даже поправилась. Сейчас, судя по цвету лица и по тому, как обтягивало ее зеленое платье, Гизела только закончила очередную попытку похудеть. Впрочем, полнота шла ей.

– Но, Гизела, – строго сказал я, – не думайте, что я плачу вам деньги зря. Найдите-ка мне вечернюю газету за девятнадцатое сентября, утренние за двадцатое, двадцать первое, телепленки с последними известиями за девятнадцатое, двадцатое и двадцать первое.

Я прошел в свою комнатку, уселся в кресло и посмотрел на блондинку с голодными глазами, Она все с таким же вожделением смотрела на масло для загара. Может быть, чуточку более страстно, чем утром.

Интересно, как я буду защищать этого бородатого игрушечника? Если бы он признался мне в убийстве, тогда хоть можно было бы думать: состояние аффекта, самозащита, шантаж с ее стороны… Банальная, но обычно довольно эффективная тактика защиты. Далеко не молодой бизнесмен, респектабельный член общества, пылко, со всей силой неизрасходованной нежности и страсти полюбил молоденькую девушку. Он принес ей свое сердце, свои чувства, свою открытую, наивную душу… Гм, наивная душа бизнесмена – прекрасно звучит… А она, эта юная расчетливая хищница, опутывает его, требуя денег, денег, денег. Ее оружие – молодость. Она пользуется им, как опытный фехтовальщик шпагой. Она для него все – жизнь, любовь, страсть. Он не жалеет для нее ничего. Он готов на все, он забывает обо всем на свете. Все, что у него было, он бросил к ногам улыбающейся хищницы, молодого вампира, высосавшего его досуха.

И вот, когда он, опустошенный и разоренный, стоит в последний раз перед ней на коленях, она заявляет ему, что его акции упали до нуля. Оскорбленный в самых своих лучших чувствах, доведенный до отчаяния страстью, он выхватывает из пиджака бумажник и с силой швыряет его в недостойную. Даже пустой бумажник бизнесмена, увы, достаточно тяжел. Удар пришелся в висок. Она упала, успев лишь, прошептать: ах, как ты был прав, Ланс, когда говорил, чтобы я не думала о твоем бумажнике…

Вечерние газеты вышли бы с заголовками: «Смерть в бумажнике», «Бумажник – смертельное оружие в руках бизнесмена».

Я вытащил из кармана носовой платок, но глаза мои были сухи. Я не разжалобил даже себя и уж подавно не разжалобил бы судейские машины. Ах, какое дьявольское изобретение – эти электронные чудовища, заменившие и присяжных, и судью. Они ведь не могут поставить себя на место обвиняемого и воспылать гневом против коварной обольстительницы, разорившей и оттолкнувшей бедного владельца «Игрушек Гереро»…

Другое дело, если бы существовал старый, добрый суд присяжных. О, тогда среди них наверняка нашелся бы не один пожилой ловелас, обжегший крылышки на таких же Джип Уишняк… Но у электронных судейских машин, сменивших присяжных, ни один транзистор не дрогнет от таких душещипательных историй. Нет, придется, видно, бросать адвокатскую практику и становиться программистом консультационной юридической машины. И то лишь закончив специальные курсы.

– Вот газеты, мистер Рондол. – Гизела положила мне на стол «Шервуд таймс» и «Шервуд икзэминер».

– Спасибо. И никуда не уходите, пожалуйста. У нас будет много работы.

Я начал просматривать газеты. Девятнадцатого я не нашел ничего. Ни строчки. Назавтра, двадцатого, в «Таймс» была крошечная заметка: «Вчера вечером в своей квартире на Индепенденс-стрит, 18, была убита Джин Уишняк, 21 года, начинающая актриса. Убийца нанес своей жертве несколько ударов по голове. Лейтенант Бэнкс заявил, что подозрения падают на человека, который, по словам соседей, регулярно посещал мисс Уишняк в течение нескольких месяцев».

В «Икзэминер» было примерно то же самое, а назавтра, двадцать первого, обе газеты сообщили об аресте Ланса Гереро, владельца «Игрушек Гереро». И все. Начинающая актриса… Этот бородатый идиот приезжал к ней, надо думать, не раз и не два. И машину оставлял около самого дома. Да и внешность моего клиента, с его окладистой черной бородой, запомнить не трудно.

А для чего, интересно, ему понадобилось морочить мне голову при помощи Урсулы Файяр? Чтобы убедить меня в своей невиновности? Какая глупость! Интересно, оставил ли Гереро какие-нибудь следы в квартире девицы? Если там есть отпечатки пальцев – а они скорей всего там есть, ведь он там бывал не раз и не два – защита будет трудной. Чтобы не сказать большего. Главное – чтобы не оказалось прямых улик, вроде орудия убийства с отпечатками пальцев…

Надо было ехать на Индепенденс-стрит. Но прежде я позвонил сладкоголосому мистеру Нилану в «Игрушки Гереро» и спросил у него, на какой машине ездил его шеф. Оказалось, что на «шеворде» модели «клинэр». Электромобиль одного из последних выпусков. Красного цвета. Регистрационный номер ВС 17–344. Отличная машина. Тысяч семь – восемь, не меньше. Как раз для владельцев игрушечных фирм. И всех других владельцев, конечно. Не обнищавших адвокатов.

Я вышел на улицу. Холодный северный ветер, насыщенный влагой, несся по улице, как в аэродинамической трубе. Я посмотрел на мой маленький, израненный «тойсун». Увы, не «шеворд» и тем более не «клинэр». Но не будем снобами, господа. Тем более что даже и в «тойсуне» сейчас было лучше, чем просто на улице. Я снял с ветрового стекла несколько налипших на него листьев, сел в машину и отправился на Индепенденс-стрит.

Индепенденс-стрит принадлежит к тем улицам, у которых какой-то неопределенный характер. Они никак не могут решить, то ли продолжать цепляться за исчезающую респектабельность, то ли смириться с судьбой и медленно опуститься к статусу трущоб.

Эта двойственность и нерешительность видна во всем. И в неуверенных шагах наркомана, который еще стесняется своего порока, и в кое-как выкрашенных фасадах старых, давно не ремонтировавшихся зданиях, похожих на лица молодящихся старух, и в брезгливых лицах пенсионеров, вспоминающих, должно быть, старые, добрые времена.

Дом оказался классом выше, чем я предполагал. В нем, наверное, даже были ковровые дорожки на лестнице. Впрочем, имея таких поклонников своего расцветающего таланта, как Ланс Гереро, бедная Джин Уишняк могла позволить себе жить в приличном доме.

Я стал на тротуаре, подняв воротник, и ждал. В наши дни достаточно постоять около дома несколько минут, чтобы вызвать чьи-нибудь подозрения.

Первым откликнулся на мой призыв немолодой человек, который явно забыл утром побриться. Скорее всего с похмелья, судя по его рачьим, красным глазам.

– Ждете, – сказал он удивительно ровным голосом. Не то вопрос, не то утверждение.

– Меня зовут Язон Рондол. – Я улыбнулся со всем доступным мне дружелюбием И приподнял шляпу. – Вот моя карточка. Я адвокат Ланса Гереро. Человека, который…..

– А, это тот, кто пристукнул мисс Уишняк. С бородой.

– Я еще не уверен, что пристукнул ее именно он, – еще дружелюбнее улыбнулся я, – но что он с бородой – это святая правда.

Небритый подозрительно посмотрел на меня. Игривость моего тона показалась ему, наверное, какой-нибудь ловушкой. Кроме того, на Индепенденс-стрит уже давно не шутили. Не та это была улица, чтобы шутить здесь.

– На то и адвокаты, – неопределенно сказал он и облизнул пересохшие губы.

Я достал из кармана пятидолларовую бумажку.

– На то и адвокаты, – повторил небритый, и глаза его, которые впились в банкнот, стали похожи на глаза блондинки на моем настенном календаре. Если платить всем жителям Индепенденс-стрит по пяти НД, подумал я, завтра я должен буду сам стать на углу с протянутой рукой. Но небритый был первый. Ему повезло. Должно же когда-нибудь везти и таким людям, как он.

Я протянул ему руку с бумажкой. Он протянул мне свою без бумажки. На полпути руки встретились и поменялись ролями.

– Мистер…

– Ларри Ковальски, – представился небритый. С деньгами в кармане он выглядел гораздо уверенней. И даже седая щетина на его щеках стала казаться меньше. Он даже помолодел. Ровно на пять НД.

– Мистер Ковальски, моего клиента подозревают в том, что он убил мисс Уишняк…

– А чего подозревать… – не то спросил, не то не спросил Ковальски. – Ну, он ее пристукнул, тут и говорить нечего. Если, конечно, кому поговорить охота, тогда конечно. А так, чего ж говорить…

– Почему вы так думаете?

– А чего думать, я тут в этом и соседнем доме… ну, как бы привратник… Ну, чтоб чисто было, порядок… и вообще. Ну, я, конечно, почти всех жильцов знаю. Вижу, что к чему, кто к кому. Ну, Джин Уишняк, конечно, хорошая была девочка. Добрая. Всегда поздоровается первая, улыбнется, конечно. А он к ней все время ездил. Староват для нее, тут спору нету, ну зато он при деньгах.

– Кто он?

– А этот, с бородой.

– Кто с бородой?

Привратник посмотрел на меня с легким сожалением. А может быть, и презрением. Что взять с такого глупого человека.

– Тот, кто к ней все время ездил. Полиция, когда меня допрашивала, мне целый ворох карточек высыпала. Ну, я его, конечно, сразу признал.

– Только по бороде?

– Ну зачем только по бороде? Я с ним, конечно, не разговаривал, но видел много раз, хотя все больше вечером. Солидный такой мужчина. Ну, конечно, не молодой уже, ежели с покойницей сравнивать. Так он, с другой стороны, и за квартиру ее платил. А это, конечно, не шутка. Сто пятьдесят в месяц вынь да положь. Считай, на всей улице лучший дом. Так что старый, не старый, а она рада была.

– А откуда вы знаете, что платил он?

– Так мне сама мисс Уишняк говорила. Ну, конечно, он человек состоятельный…

– А называла она его имя?

– Нет, так чтобы по имени, нет. Но говорила мне: Лари, а мой-то знаешь, что делает? Игрушки. А это уже я потом услышал. Как его там, Ланс Гереро. Ну, когда его арестовали.

– А почему вы уверены, что убил мисс Уишняк именно Гереро?

– Ну, я, конечно, при этом не присутствовал, но он в тот вечер у ней точно был. Я еще помню, как его машину увидел, подумал: ну до чего ж красавица, глаз не отвесть.

– А какая у него машина?

Ковальски посмотрел на меня с изумлением: как это можно было не знать, на чем ездит Ланс Гереро. Должно быть, этот «шеворд» обсуждался здесь не раз и не два.

– Как какая? «Шеворд», конечно. «Клинэр».

– А номер вы не запомнили?

– А зачем мне было номер запоминать?

– А где обычно оставлял машину мистер Гереро?

– Ну, конечно, немного в стороне. Стеснялся, наверное. Вот больше у того дома.

Боже, подумал я, если бы только я был не защитником, а следователем. Какая бы это поучительная и приятная беседа… я бы обнял мистера Ковальски и поцеловал его в небритые щеки. Свидетель экстракласса. Но только обвинения.

– Скажите, мистер Ковальски, а мисс Уишняк поддерживала с кем-нибудь здесь дружеские отношения?

– Ну, конечно. С Агнессой Анджело. Я их часто вместе видел.

– Она здесь живет?

– Здесь, здесь. С матерью. Квартира четыре «б». Второй этаж.

– Как вы думаете, когда ее можно застать?

– Да хоть сейчас. Дома она. Она в это время всегда дома…

Мисс Анджело оказалась девушкой лет семнадцати. Когда она узнала, что я адвокат Гереро, она пришла в такое возбуждение, что, казалось, вот-вот не выдержит и заплачет. Я думал, что она убивается из-за погибшей подруги, но она, оказывается, думала о том, как будет выступать на процессе. Ее звездный час. Я не удивился бы, если бы узнал, что она уже сейчас присматривает себе туалет для свидетельских показаний. Бедная рыбка в море анонимности, которой раз в жизни посчастливилось подняться к поверхности.

Она не хотела слушать меня. Не я задавал ей вопросы, а она мне.

– Мистер Рондол, а вы уверены, что мне придется выступать на суде?

– Если вы что-нибудь знаете о погибшей…

– Я все знаю. А по телевидению будут показывать суд?

– Боюсь, что нет, во-первых…

– А газеты писать будут?

– Будут, наверное…

– Мистер Рондол, а…

– Дитя мое, – решительно сказал я, – если вы зададите, мне еще один вопрос, я сделаю все, чтобы вы не были свидетелем.

Агнесса подняла на меня испуганные глаза. От возбуждения на верхней губе у нее выступили капельки пота.

– Простите, мистер Рондол. А если я…

– Мисс Анджело! Вы обещали!

Агнесса несколько раз хлопнула себя ладошкой по губам.

– Простите. Честное слово, я больше не буду.

– Скажите, мисс Анджело, мисс Уишняк рассказывала вам что-нибудь о себе, о своем друге, который посещал ее?

– Она все рассказывала мне. Мы были подругами… – девушка говорила быстро, давясь словами. Наверное, она боялась, что я вдруг не поверю ей.

– Она называла нам ими человека, который…

– Который содержал ее? – перебили меня Агнесса. В отличие от меня, она меньше выбирала слова. – Нет, имени она не называла. Я ее спрашивала, кто он. А она говорит: «Я дала ему слово – не называть его имени». Но я все равно знала точно.

– Откуда?

– Она мне говорила, что у него фирма, которая делает игрушки. И показывала некоторые игрушки. Одна просто замечательная. В большой такой коробке оболочка из серебристого пластика. Ее надуваешь патрончиками такими, как для сифона, знаете? И получается такая длинная толстая колбаса. Дири… как это называется?

– Дирижабль?

– Вот-вот! Дирижабль. Внизу подвешивается такая корзиночка с крохотным пропеллером, и этот дирижабль прямо плавает по воздуху. Знаете, сколько стоит такая игрушка?

– Нет.

– Семьдесят пять НД, вот сколько.

– Но откуда же вы все-таки знаете имя владельца фирмы?

– А по коробке. Там такая красная лента, и по ней название «Игрушки Гереро». Ну, я не глупенькая, я сразу догадалась, что поклонник Джин как раз и есть Гереро.

– А вы его самого видели когда-нибудь?

– Один или два раза, из окна.

– Вы бы его узнали?

– А я его уже узнала.

– Когда?

– Когда полиция допрашивала меня. Они мне показывали фотографии мужчин… Я его сразу узнала. Ну, почти сразу. В нем, знаете, сильно мужское начало…

– Что, что?

– Ну мужское начало. Так говорят. Это такое выражение.

– Понимаю. Скажите, Агнесса, а мисс Уишняк что-нибудь рассказывала вам о характере Гереро? Какой он? Как себя ведет?

– О, сколько раз!

– И что же она вам рассказывала?

– Что он властный, нетерпеливый, вспыльчивый… Как бы я хотела, чтобы у меня тоже был такой друг!

– И чтобы он вас тоже отправил на тот свет? – не удержался я. Кажется, я старею, потому что все чаще ловлю себя на том, что становлюсь моралистом.

На мгновение лицо девушки вытянулось.

– Не-ет, – испуганно пробормотала она.

– Это хорошо, – вздохнул я. – Я рад, что вы такая разумная девушка с такими прекрасными идеалами.

Агнесса подозрительно взглянула на меня. Должно быть, ее насторожило слово «идеалы». На Индепенденс-стрит этим словом не пользовались, а во всем новом для таких, как Агнесса, таится угроза. Маленький зверек городских джунглей.

– А вы будете на суде? – спросила она.

Бедная дурочка, она даже не поняла, что ее нелепый вопрос не столь уж глуп. Пока что я не знал, для чего мне присутствовать на суде Ланса Гереро. Разве что зрителем. Все, буквально все, что я узнал до сих пор, укладывалось в схему, как химические элементы в клеточки таблицы. Не в мою схему, а в схему обвинения. Не мудрено, что прокурорский компьютер выдал ордер на арест. С таким же успехом он мог бы сразу вынести и приговор. Я бы, конечно, не получил своего гонорара, но, с другой стороны, не чувствовал бы себя мародером, стаскивающим сапоги со смертельно раненного на поле боя. Именно мародером, потому что пока у меня не было ни малейшего представления, как защищать Ланса Гереро. Ни малейшего.

Я вышел на улицу. Ветер стих, но пошел дождик. Мелкий, осенний дождик. На ветровом стекле моего «тойсуна» снова налипло несколько листиков. Бог с ними, с листиками, пусть покатаются со мной. Не каждому листу ведь выпадает такая честь – ездить с адвокатом, который и понятия не имеет, как он будет защищать своего клиента… Бородатый идиот! Если уж ему приспичило прикончить свою любовницу, неужели же нельзя было сделать это как-нибудь более изысканно и дать мне хоть какой-нибудь шанс? Например, бросить ее на съедение акулам в Карибское море. Сбросить в кратер вулкана. Привязать к муравейнику в бразильской сельве. А он взял и разбил ей голову в доме на Индепенденс-стрит буквально у всех на виду. Мог бы с таким же успехом пригласить знакомых и продавать заранее билеты. Бытовая драма в одном действии. Ланс Гереро убивает. Джин Уишняк. Спешите увидеть!

Глава 4

Я приехал в контору и просмотрел телепленки, которые достала Гизела. Абсолютно ничего нового, за исключением того, что они показали фото Джин Уишняк. Обычная девушка с довольно простеньким, доверчивым лицом.

Я попросил Гизелу разыскать мне миссис Урсулу Файяр. К моему удивлению, она это сделала довольно быстро. Я взял трубку и услышал низкий ленивый голос. Даже если бы я не знал, кому он принадлежит, я бы все равно почувствовал, что его обладательница – женщина, уверенная в себе, женщина, которая не привыкла торопиться. Особенно на работу.

– Миссис Файяр?

– Да.

– С вами говорит Язон Рондол, адвокат Ланса Гереро.

– Очень приятно. И чем же я обязана такой чести? – к властным ноткам в ее голосе теперь добавились и чуть насмешливые.

– Видите ли, я бы хотел поговорить с вами…

– А по телефону это сделать нельзя?

– Боюсь, что это не совсем телефонный разговор.

– Гм… Вообще-то можете говорить смело, мой телефон не подслушивается, но, если вы настаиваете, что ж, приезжайте.

– Когда?

– Можете приехать сейчас.

Она положила трубку. Естественно. Такие дамы не спрашивают, могут ли приехать к ним именно сейчас, не дают своего адреса, не объясняют, как проехать, Урсула Файяр! Этим сказано все. О, эти люди обладают тысячами элегантнейших способов унизить ближнего, кротко и ненавязчиво дать понять, кто есть кто.

Я думал об этом, пока ехал в Блэкфилд. Самое смешное, что я действительно знал адрес мистера Файяра. Не помню уж откуда, но знал. Мистер Файяр из Блэкфилда. Файяр де Блэкфилд. Мсье Файяр де Шан Нуар. Герр фон Шварцфельд.

Последнее время я все чаще ловлю себя на неприязни к богатым. Может быть, потому, что два месяца у меня не было клиентов, и я чувствовал, что имущий класс вступил против меня в заговор, поклявшись или не совершать преступлений, или не пользоваться моими услугами. Скорее, пожалуй, второе. Без первого не прожить им, без второго – мне.

Через полчаса я уже был в Блэкфилде и остановился у массивных металлических ворот с крошечной медной таблицей «Файяр». В размере таблички тоже было тонко рассчитанное напоминание, что владелец этого замка не нуждается в рекламе.

Из будки выползло огромное человекообразное существо. Впрочем, с человеком его роднил только пистолет на боку. Похоже, что Файяру и ему подобным удалось вывести новый вид животных, скрестив фамильного слугу с гориллой.

Гибрид посмотрел на мой заляпанный грязью пятнистый «тойсун» с таким презрением; что мне захотелось тут же броситься к машине и начать обтирать ее носовым платком.

– Фамилия? – голос у гибрида зарождался где-то в глубине его необъятного туловища, с трудом поднимался к поверхности и превращался, наконец, в инфразвуковое ворчание.

Мне на мгновение захотелось пасть ниц. Уж не знаю, каким усилием воли я удержался на ногах и даже смог сказать, что я Язон Рондол.

Чудовище проклокотало нечто неясное и открыло ворота. Я проехал метров пятьдесят по дорожке, и передо мной открылся изумительный по красоте дом. Длинный, низкий, всего этажа в полтора, как-то удивительно ловко врезанный в зелень, он походил на какой-то странный корабль, плывущий по желто-коричневому сентябрьскому морю. Я вышел из машины, ощущая всей кожей теперь уже не только принадлежность моего бедного «тойсуна» к низшей механической pace, но и свою собственную неполноценность.

Не успел я подойти к двери, как она распахнулась, и я даже отпрянул от неожиданности. Очевидно, подсознательно я ожидал увидеть еще одно такое же чудовище, как у ворот, разве что меньше размером, но передо мной стояла красавица. Настоящая красавица. Рыжие волосы и прозрачные фиолетовые глаза в пол-лица. Мисс Блэкфилд. Мисс Шервуд. Да что там Шервуд, мисс Вселенная!

– Добрый день, мистер Рондол, – улыбнулась мисс Вселенная, – миссис Файяр ждет вас.

Что еще ждало меня? Герольды с серебряными трубами? Стража с алебардами? Шуты в колпаках с бубенчиками? Мадам Файяр в огромном кринолине?

Но она оказалась не в кринолине, а в обыкновенных черных брюках. Ей было, по-видимому, под сорок. А может быть, много больше. Или много меньше. Она была стройна, даже худа, седа и элегантна до слез.

– Садитесь, мистер Рондол, – кивнула она мне на глубокое кожаное кресло, в котором можно было легко утонуть. – Я вас слушаю.

– Миссис Файяр, – сказал я, борясь с невольной почтительностью в своем голосе, – вы знаете, что случилось с мистером Гереро?

Она на какую-то долю секунды замешкалась.

– Нет, а что с ним?

Она лгала. Я был уверен, что она лгала, и не очень ловко. И сразу исчезли шуты и герольды, и кресло приобрело нормальную твердость. Она лгала самым банальнейшим образом. Как все смертные.

– Он арестован по обвинению в убийстве.

И снова она не сразу решила, как реагировать на мои слова.

– Бедный Ланс, – наконец пробормотала она. – Как же это с ним случилось?

– О, миссис Файяр, вы найдете детали в газетах за двадцатое сентября.

– Я не читаю газет.

– Суть заключается в другом. Мой клиент утверждает, что в то время, когда было совершено убийство, то есть вечером девятнадцатого сентября, между девятью и десятью, он находился в своем доме в Элмсвиле. К сожалению, подтвердить это утверждение может только один человек. Вы.

– Я?

– Да, мадам. Мистер Гереро утверждает, что в тот вечер вы были у него.

Миссис Файяр внимательно посмотрела на меня, подняла глаза, словно обдумывала что-то, слабо улыбнулась.

– Я была бы рада помочь мистеру Гереро, он мой хороший знакомый, но, согласитесь, давать ложные показания на суде…

Теперь я уже не был уверен, что она лжет. Но и равной степени и не был уверен в обратном. Ее искренность походила на ее возраст. Все зависело от мгновении, от взгляда.

– Значит, мадам, вы не были в тот вечер в Элмсвиле?

– Вы удивительно сообразительны, мистер Рондол. В тот вечер я не была в Элмсвиле. Как не была там, впрочем, в какой-нибудь другой вечер. Или утро. Я никогда не была у мистера Гереро. Мы добрые знакомые и иногда встречаемся у наших общих друзей, но он ни разу не приглашал меня к себе. А я… – Она кокетливо улыбнулась. – А я… пока еще не научилась набиваться на такие приглашения.

Она подняла глаза и внимательно посмотрела на меня.

– Если это все…

– Могу ли я спросить вас, мадам, где вы были вечером девятнадцатого? Я вовсе не допрашиваю вас, и вы вовсе не обязаны отвечать мне, но если на суде возникнут…

– Меня не интересует, что может возникнуть на суде, – холодно ответила миссис Файяр. – Я понимаю, Гереро хотел бы иметь алиби, но, увы, я не могу помочь ему. В тот вечер я его не видела. Что делать, мистер Рондол, может быть, мне нужно было бы солгать и сказать, что я была у него, но я такая старомодная дура, что не умею лгать… Поверьте, это нелегко.

– Вы были дома?

– Вы все-таки допрашиваете меня, мистер Рондол? Извольте, я отвечу вам. Я не была дома. И чтобы вы не тратили время попусту, расспрашивая моих слуг, могу сказать, что я уехала часов в пять и вернулась после одиннадцати. И все это время я была одна. За городом. Я гуляла. Я не ужинала в маленьких придорожных кафе, не подзаряжала батареи на зарядных станциях, ни с кем не разговаривала. Я просто гуляла. Одна. Я очень люблю гулять одна. А теперь, мистер Рондол, с вашего разрешения…

Она посмотрела мне прямо в глаза, и лицо ее было холодно. Она встала.

– Благодарю вас, миссис Файяр, – сказал я, вылезая из кожаного плена. – Вы очень помогли мне.

Если бы я не был уверен, что Гереро действительно убил Джин Уишняк, я готов был бы поклясться, что Урсула Файяр врет и что тот вечер она провела в Элмсвиле.

До свидания с Гереро у меня оставалось много времени, и я решил побродить немного по Блэкфилду. Я оставил машину у зарядной станции и уже через пять минут оказался в чудесной рощице. Дождь давно прекратился, из нескольких рваных дыр в лохматых облаках небо заливала трогательно-беспомощная осенняя голубизна. Опавшая листва жестяно хрустела под ногами. Показалось солнце, и деревья вспыхнули желтым светом.

Если бы я мог забыть Гереро, как хорошо было бы погулять здесь часок – другой! Одному. Как миссис Файяр. Но она умела гулять одна, не беспокоясь о бородатом мистере Гереро. Я же этому еще не научился. Я не мог не думать о своем клиенте. Я не мог не думать о деле.

Не мог. Всякий раз, когда я берусь за какое-нибудь дело, я буквально погружаюсь в него. Даже тогда, когда и не думаю о нем, подсознательно мысль продолжает работать. Но на этот раз случаи был особый. Обычно, когда занят делом, перебираешь огромное количество фактов, деталей, вариантов, теорий. Складываешь их так или эдак, примеряешь, сравниваешь, ищешь внутренние противоречия или, наоборот, связи. На этот раз все было не так. У меня практически не было никаких вариантов. Никаких версий, никаких теорий, даже никаких фактов, не считая тех, которые будут использованы обвинением. У меня нет свидетелей, у меня нет ничего. Я на дне глубокого колодца и хватаюсь за стенки. Но стенки гладкие, без единой трещины, без единой выбоины. Некуда поставить ногу, не за что уцепиться. Но мне нужно как-то удержаться, иначе я сползу вниз, к черной неподвижной воде, которая пахнет холодной сыростью.

Ланс Гереро бывал у Джин Уишняк, его там видели не раз, он содержал ее, в тот вечер он тоже был у нее. Возможно, полиция нашла и отпечатки его пальцев. С другой стороны, Урсула Файяр лжет. Я чувствовал это каждой клеточкой своего тела.

Я остановился, привлеченный шорохом листьев. Из-под моих ног выпрыгнул лягушонок, посмотрел на меня взглядом мадам Файяр – ну, что ты можешь сделать со иной? – и исчез в луже.

Я вернулся к своему замызганному «тойсону» и поехал в Шервуд, в Первую городскую тюрьму, к клиенту, которого я не знал, как защищать.

Должно быть, Гереро не спал всю ночь, потому что под глазами у него легли тени, и выглядел он сегодня лет на десять старше, чем вчера. Когда я вошел в камеру, он вопросительно посмотрел на меня. На мгновение в его глазах вспыхнула надежда, но тут же погасла. Он ничего не спросил у меня. Я молча уселся на единственный стул, а он начал ходить по камере. Пять шагов вперед, пять назад. Поскольку длина камеры – двенадцать футов, можно было определить, что один шаг Гереро чуть меньше ярда. Ну вот, поздравил я себя, появились и первые умозаключения.

– Послушайте, мистер Гереро, – сказал я, – могу я задать вам один вопрос?

– Попробуйте, – пожал он плечами, не прерывая прогулки.

– Вы убили Джин Уишняк?

Он остановился и пристально посмотрел на меня.

– Нет, Рондол, – покачал он головой, – я не убивал Джин Уишняк. Я никогда не видел Джин Уишняк, никогда не слышал ее имени до момента ареста. Это чудовищно, понимаете, чудовищно… Я ни на секунду не сомкнул ночью глаз. Моментами мне начинало казаться, что я схожу с ума. Этого ведь не может быть. Этого ведь действительно не может быть?

– Я адвокат, мистер Гереро. До этого, как вы знаете, я был частным детективом. А еще раньше я работал в полиции. Я привык иметь дело с фактами. И суд имеет дело с фактами… Особенно электронный суд.

– Вы были у Урсулы Файяр? – перебил он меня.

– Да.

– Она отрицает?

– Да.

– Я в этом не сомневался… Какое она произвела на вас впечатление?

– Мне показалось, что она лжет.

Гереро остановился и посмотрел на меня.

– У вас действительно такое впечатление?

– Да.

– Спасибо.

– За что?

– Это хоть маленький якорек. Не знаю, удержит ли он меня от безумия… – он покачал головой. – Понимаете, я начинаю сам сомневаться. Все как в зыбком тумане. Неясно, размыто. Призрачно. Нет уже ясного самоощущения, как всегда. И ползут, ползут мысли: а может быть, у тебя раздвоение личности? А может быть, провалы в памяти? А может быть, ты давно уже сошел с ума? Я отпихиваю эти мысли, давлю их, как змей, а они все ползут и ползут… Боюсь, я долго не выдержу… А может быть, это было бы даже лучше…